Онлайн чтение книги Лесник
IV

На другой день утромъ, Коверзневъ просматривалъ у себя конторскія книги, когда его итальянецъ, которому предварительно отдано было имъ на это приказаніе, вошелъ съ докладомъ, что "l'uomo detto" (означенный человѣкъ) ждетъ въ передней.

— Просите его сюда.

Дверь отворилась на половину и, въ образовавшееся узкое отверстіе, бочкомъ проскользнуло плотное туловище капитана — и тутъ-же остановилось у этой, поспѣшно замкнутой за собою, двери.

Коверзневъ поднялъ глаза. Капитанъ отвѣсилъ ему почтительный поклонъ.

Онъ глядѣлъ на него спокойно и прямо, — все съ тѣмъ-же, очевидно, привычнымъ ему, печальнымъ выраженіемъ лица, которое замѣтилъ Валентинъ Алексѣичъ при первой встрѣчѣ съ нимъ. Только лице это теперь какъ бы поопухло, и глаза были мутны. Но онъ, видимо, приложилъ все стараніе привести себя въ должный порядокъ: приглаженные въ вискамъ волосы еще лоснились отъ обливавшей ихъ воды, вѣникъ замѣтно тщательно прошелъ по его бѣдной, очень бѣдной, но акуратно закутанной крестьянской одеждѣ; огромныя, мускулистыя руки, будто бы два красно-сизыя пятна, скрещавшіяся надъ фуражкою, которую держалъ онъ передъ собою, — были чисто вымыты…

— Садитесь! отвѣчая на его поклонъ, сказалъ Коверзневъ. Тотъ, какъ бы безсознательно, качнулся впередъ, — но не двинулся далѣе.

— Садитесь, прошу васъ, повторилъ Валентинъ Алексѣичъ мягкимъ, но настойчивымъ голосомъ, указывая рукою на стулъ, у противоположной его собственному креслу стороны стариннаго письменнаго стола, съ изящною бронзовою отдѣлкой, за которымъ занимался онъ.

Капитанъ такъ неслышно подошелъ къ указываемому мѣсту, что Коверзневъ невольно обратилъ на это вниманіе:

— На немъ сапоги есть, и онъ ихъ даже только-что дегтемъ смазалъ, подумалъ онъ, — но подошвы подъ ними сомнительны!… И его охватило вдругъ безконечное чувство жалости къ этому человѣку, такъ глубоко "опустившему себя", какъ выражался господинъ Барабашъ.

Онъ неотступно слѣдилъ за нимъ взглядомъ, пока наконецъ капитанъ не рѣшился сѣсть на кончикъ указаннаго ему стула.

Но, когда онъ сѣлъ, съ опущенными глазами и судорожно комкая фуражку въ своихъ огромныхъ ручищахъ, Коверзневу на мигъ самому сдѣлалось непріятно:- "я будто судить его собираюсь", пронеслось у него въ мысли…

Онъ сталъ шумно перелистывать широкіе листы лежавшей передъ нимъ разсчетной тетради.

— У васъ непріятности вышли съ управляющимъ? сказалъ онъ, пересиливъ себя.

— Виноватъ! отвѣчено было на это такъ тихо, что онъ переспросилъ.

— Виноватъ-съ! повторилъ капитанъ.

— Не были-ли вы вызваны на… на эту ссору какими-нибудь словами Барабаша, которыя вы почли для себя обидными? какъ бы поспѣшилъ Коверзневъ ссудить его доводомъ къ своему оправданію.

Плечи капитана дрогнули. Понятое имъ намѣреніе, а — главное — тонъ, такъ давно не слышанный имъ, добрый_ѵ участливый тонъ этихъ словъ…

— Я и не помню даже, что говорили они мнѣ, отвѣтилъ онъ со странною улыбкою: "какое ужь мнѣ оправданіе!" будто говорила эта улыбка.

Въ поникшихъ глазахъ его пробѣжала искра, какъ бы отъ нахлынувшаго на него новаго, ѣдкаго, нестерпимаго чувства…

— Я несчастный человѣкъ, Валентинъ Алексѣичъ! нежданно проговорилъ онъ, внезапнымъ движеніемъ подымая ихъ на Коверзнева.

У того глаза заморгали, какъ онъ ни привыкъ владѣть собою.

— Виноватъ, позвольте спросить: какъ васъ зовутъ? промолвилъ онъ, очень упрекая себя въ эту минуту, что не спросилъ этого ранѣе, у Барабаша.

— Отставной капитанъ Переслѣгинъ.

— Имя и отчество?

— Иванъ Николаевъ…

— Благодарю васъ!… Вы мнѣ позволите быть откровеннымъ съ вами, Иванъ Николаичъ?

Капитанъ еще разъ взглянулъ на него:- "никакая твоя откровенность не будетъ такъ жестока, какъ то, что самъ я говорю", прочелъ Коверзневъ въ этомъ взглядѣ.

Онъ продолжалъ:

— Къ этому "несчастію", я слышалъ, привели васъ семейныя обстоятельства, — о которыхъ я не желаю, не имѣю права спрашивать, поспѣшно примолвилъ онъ въ этому…

Переслѣгинъ, съ какимъ-то надрывающимъ, судорожнымъ движеніемъ губъ, ерзнулъ на своемъ стулѣ…

— Но вы, повидимому, не употребили всѣхъ силъ, чтобы бороться съ нимъ, говорилъ Валентинъ Алексѣевичъ; отъ душевныхъ страданій лечитъ усиленная работа, дѣло, простой, иногда физическій трудъ. Дѣло у васъ всегда подъ руками. Вы наконецъ были въ полку, командовали ротой, судьба другихъ людей зависѣла отъ васъ…

— Не въ силахъ былъ, точно-съ! послышались въ отвѣтъ будто замиравшія въ горлѣ слова капитана, — стыда своего перенести не могъ!… И забыть… не въ состояніи… и по сей часъ! болѣзненно вырвались эти, запекавшіяся какъ бы у него тамъ, слова…

Коверзневъ слушалъ, подперши голову обѣими руками…

— Самое это, съ Софрономъ Артемьичемъ… Письмо получилъ… пишутъ мнѣ… про нее…

Онъ не договорилъ, — глухое рыданіе вырвалось у него ивъ груди.

Валентинъ Алексѣичъ поднялся съ мѣста, стараясь, по всегдашней привычкѣ, сдерживать наружное выраженіе того, что ощущалъ онъ внутренно. Онъ подошелъ въ окну. Спиною въ капитану, онъ, будто вовсе не занятый имъ, глядѣлъ въ даль, на верхушки лѣса, выглядывавшія изъ-за отдѣлявшаго Дерюгино отъ Темнаго Кута косогора.

— Иванъ Николаичъ! сказалъ онъ, наконецъ, оборачиваясь…

Капитанъ поднялъ голову.

— Я хочу сдѣлать вамъ одно предложеніе, Иванъ Николаичъ?

— Слушаю-съ, твердымъ голосомъ произнесъ тотъ.

Глаза его просохли, черты приняли прежнее мужественное и спокойное выраженіе…

Коверзневъ усѣлся на прежнее мѣсто.

— Вамъ прежде всего слѣдуетъ помириться съ Барабашемъ, слегка улыбнувшись сказалъ онъ.

— Я ужь у нихъ за свою глупость прощенья просилъ, промолвилъ на это такъ же твердо Переслѣгинъ.

— Вотъ и прекрасно!… А предложеніе мое будетъ состоять въ слѣдующемъ. Здѣсь у меня, какъ вы знаете, земледѣльческаго хозяйства нѣту; земля и оброчныя статьи сданы или сдаются въ аренду на болѣе или менѣе продолжительные сроки, и управляющій мой здѣсь поэтому ничего болѣе какъ конторщикъ, имѣющій акуратно слѣдить за исполненіемъ контрактовъ и сроками платежей, и доставлять мнѣ по нимъ деньги. Барабашъ совершенно честный человѣкъ и это дѣло свое выполняетъ какъ нельзя лучше. Но у меня тутъ одно природное богатство, требующее настоящаго, раціональнаго хозяйства.

— Лѣса-съ? какъ бы подговорилъ капитанъ.

— Да. Эксплуатація ихъ производилась до сихъ поръ самымъ примитивнымъ, варварскимъ, хищническимъ образомъ. Этому давно надо положить конецъ. Я теперь въ Петербургѣ пригласилъ сюда одного дѣльнаго таксатора, который все это приведетъ въ порядокъ. Но при этомъ мнѣ необходимо имѣть своего довѣреннаго человѣка, который могъ бы и помогать ему въ распоряженіяхъ при работѣ, да и слѣдить за тѣмъ, чтобы самыя работы не откладывались въ долгій ящикъ. Къ тому же всѣ здѣшнія дачи имѣютъ отдѣльныхъ лѣсниковъ, подчиненныхъ теперь единственно конторѣ, т. е. тому же Барабашу, который, при своихъ приходо-расходныхъ занятіяхъ и огромномъ пространствѣ лѣса, не имѣетъ — что онъ мнѣ тамъ ни говори, примолвилъ съ усмѣшкою Валентинъ Алексѣичъ, — физической возможности контролировать ихъ и ѣздить и провѣрять ихъ на мѣстѣ. Изъ этого видно, что надо всѣ отдѣльныя эти лѣсничества подчинить, какъ это и было здѣсь, при матушкѣ, надзору одного, спеціальнаго, главнаго лѣсника… И это мѣсто я желаю предложить вамъ, Иванъ Николаичъ.

— Мнѣ-съ! испуганно вскликнулъ капитанъ… Вѣки его широко были открыты, и дрожь замѣтно пронимала его всего…

— Вамъ, поспѣшно проговорилъ Коверзневъ, — и увѣренъ, что этимъ я обезпечиваю себѣ надзоръ за моими лѣсами, какого лучше и самъ бы имѣть не могъ за ними, а вамъ — доставляю отвѣтственное занятіе, — онъ подчеркнулъ это слово, — которое для хорошаго человѣка, какимъ я васъ считаю, можетъ служить лучшимъ отводомъ, лѣкарствомъ въ вашемъ душевномъ состояніи… Но, Иванъ Николаичъ, — Коверзневъ пріостановился на мгновеніе, — вы передъ этимъ должны мнѣ дать слово… Вы понимаете, о чемъ я васъ прошу?…

Лицо капитана все побагровѣло, грудь его высоко подымалась…

— Нѣтъ-съ, съ видимо-мучительнымъ усиліемъ отвѣтилъ онъ, — слова я вамъ дать не могу… потому уже разъ… Одно могу обѣщать вамъ, Валентинъ Алексѣичъ, — онъ вскинулъ на него свои печальные глаза, — стараться буду!…

Коверзневъ помолчалъ.

— Хорошо, Иванъ Николаичъ, сказалъ онъ, подымая на него глаза въ свою очередь, — съ нынѣшняго дня я назначаю васъ главнымъ лѣсникомъ по здѣшней экономіи, съ жалованьемъ. Какое получалъ бывшій въ этой должности при матушкѣ,- 70 рублей въ мѣсяцъ, кажется, — ну, и лошадь подъ верхъ, кормъ на нее… Вотъ видите, перебилъ себя, широко улыбнувшись Валентинъ Алексѣичъ, не давая растерянному Переслѣгину сказать слова, — я имѣю претензію угадывать людей — и въ васъ я съ перваго раза почуялъ честнаго человѣка. То, какъ вы мнѣ отвѣтили сейчасъ, служитъ для меня подтвержденіемъ этому мнѣнію. И я беру васъ теперь безъ всякихъ условій, въ увѣренности, что, въ случаѣ вы бы не нашли въ себѣ силы побѣдить вашу… слабость, — вы сами откажетесь отъ вашей должности…

Капитанъ дрогнулъ всѣмъ тѣломъ — и, какъ стоялъ, опустился на колѣни передъ Коверзневымъ.

— Что вы, что вы! вскрикнулъ Валентинъ Алексѣичъ, съ невольнымъ, въ первую минуту, чувствомъ гадливости.

Но не рабское приниженіе сказывалось въ этихъ обращенныхъ на него, сіявшихъ теперь, глазахъ, въ судорожномъ движеніи, сжавшемъ на груди эти сильныя руки:

— Валентинъ Алексѣевичъ, какъ передъ Богомъ, — лихорадочно прерывался голосъ капитана, — въ первый разъ… въ первый разъ, послѣ столькихъ лѣтъ… такія слова слышать… Вы… вы опять меня человѣкомъ поставили, Валентинъ Алексѣичъ!..