Онлайн чтение книги Лётчики
17

Намаявшись за день, комиссар устало повалился на койку. В голове гудело: вот сбросить бы сапоги, нырнуть под одеяло и провалиться в прохладную яму сна на двое суток. Но нет, надо заниматься!

Чикладзе, принявшему во временное командование отряд, приходилось трудно. Он знакомился с постановкой дела в других отрядах, вникая в каждую мелочь авиационного ремесла, приглядывался к работе техников, оружейников, мотористов. Недоступна была работа лётно-подъёмного состава: на разборах полётов комиссар молчал. Иногда ему казалось, что в этом случае экипаж должен бы был поступить иначе, но, боясь показаться смешным, он помалкивал. Надо было самому осваивать технику. На это не хватало времени. Выписав на большом листе бумаги типы и названия облаков, он повесил лист над кроватью, в ногах, и каждый вечер, засыпая, и утром, просыпаясь, заучивал формулы наизусть. Так началось овладение метеорологией. Названия строились этажами, как и облака: верхняя строчка — верхний слой — альто-циррус. Пониже альто-стратусы. Кумулюсы. В нижнем этаже жили нимбусы. Циррус, стратус, кумулюс, нимбус. Он и шрифты сделал похожими на облака: циррус — написано тонкой, еле уловимой линией, наоборот, нимбус — жирно и угрожающе. Так легче запоминать. Циррус, стратус, кумулюс, нимбус.

Высокие циррусы видны в ясную, солнечную погоду. Они живут на высоте в десять тысяч метров. У них снежное тело. В жаркие дни появляются кумулюсы. Они рождаются прямо в небе. Вот если лечь жарким днем на спину возле моря, то можно увидеть, как поднятые солнцем пары превращаются в маленькие облачка, они лениво переворачиваются, объединяются, превращаясь в пухлые белотелые облака. Черные нимбусы, с рваными краями, приносятся ветром. Мрачной лавой они прут над самой землёй, цепляясь за горы и оседая на крыши домов. Они осыпаются дождем и снегом. Циррус, стратус, кумулюс, нимбус… Циррус, стратус, кумулюс…

Сегодня во второй раз в жизни комиссар поднимался в воздух. После полета с Волком у него осталась скрытая неуверенность в своей приспособленности к воздушному ремеслу. Но всё вышло как-то просто и неожиданно. Полётами распоряжался командир звена Евсеньев.

Улетая с Поповым в маршрутный полёт, Евсеньев отдал приказание Гаврику набрать тысячу метров, сделать восемь виражей, четыре переворота и, потеряв высоту на скольжении, идти на полигон для стрельбы по наземной мишени.

— Имейте в виду, ниже пятидесяти метров подходить к мишени запрещаю!

Чикладзе стоял рядом.

— Полетите с Гавриком?

Если бы ему дали подумать хотя бы одну минуту, он, пожалуй, и отказался бы.

Пока заправляли машину горючим, небо затянуло облаками. Евсеньев уже улетел, и Гаврик остался в раздумье.

— На пилотаж идти нельзя, нет высоты. Пожалуй, лучше сходить на вторую половину задания.

Чикладзе даже обрадовался: ну его к черту, с этими виражами и переворотами, лучше приучать себя постепенно.

— Это будет разумно, не будем даром терять времени.

Евсеньев был опытней Гаврика, и приказание о пилотаже он отдал не зря. Идти на стрельбу по земным мишеням с полными баками было небезопасно. Машина, перегруженная бензином, с большим запозданием выходила из пике.

Чикладзе сидел, держась за борта кабины, и с некоторым смущением ожидал приступа тошноты; самолёт изредка врывался в лохматую, влажную мглу облаков — никаких приступов, удивительно!.. Даже приятно. Он наблюдал за стрелкой компаса. Тут компас не такой, не обыкновенный. Комиссар старался установить направление и путался. Метеорологией занимался, а вот с аэронавигацией подкачал. Чёрт его знает, в каком направлении полигон?.. На земле он мог показать — за четвёртым ангаром. С воздуха все выглядело иначе. Здесь нужно воздушное мышление. Вот лес, река — полигон на самом берегу. Правильно, вон и щиты расставлены. Самолёт прошёл над полигоном и, получив разрешение на стрельбу, развернулся к реке. Гаврик через левый борт выбирал мишень. Машина немного снизилась, пошла по прямой и вдруг резко ринулась вниз. Комиссар инстинктивно ухватился за сиденье и закрыл глаза — показалось, что вот-вот самолёт воткнется носом в землю. Та-та-та-та-та — застучал пулемет. Пули летят через пропеллер. На высоте пятидесяти метров Гаврик потянул на себя ручку, но перегруженная до краев машина, не подчиняясь управлению, стремительно шла по инерции прямо на мишень. Гаврик рванул сильнее — самолёт со свистом выровнялся уже над самой землёй. В это время комиссар открыл глаза: машина с испуганным рёвом быстро набирала высоту.

«Ловко. Мастерски!» — похвалил про себя комиссар Гаврика. Ему этот номер понравился.

Гаврика пот прошиб. Не делая второго захода, он сразу развернулся на аэродром. Три раза он заходил на посадку и никак не мог приземлиться — так разволновался. С полигона сообщили, что все пули легли в центр мишени. Евсеньев, ревниво относившийся к своему первенству по стрельбе, не поверил и особенно подробно расспросил комиссара о выполнении задания. Чикладзе простосердечно рассказал, что они подошли очень низко и стрельба была проведена нормально. На разборе полетов ему стало неудобно за свою малую осведомленность. Он чувствовал и на себе вину за разрешение стрельбы с полными баками.

И вот теперь Чикладзе вспомнил сцену разбора, и ему было неловко. «Главное, парня ни за что подвёл… Будет думать — плохой комиссар. Циррус, стратуе, кумулюс… Циррус, стратус, кумулюс…»

Комиссар дунул в лампу и залез под одеяло. Через стенку слышалось спокойное дыхание уставших летчиков.

Голова пошла вниз, прошла три этажа и застряла в нижнем, тёмном и удушливом кимбусе…

Штурман Попов вырос на далёком Севере, в рыбацкой семье. Тяжёлые условия работы, постоянная борьба с природой, оторванность от человеческого жилья выработали в его характере стойкость и личную независимость, он привык надеяться только на свою голову и руки. Руки у него были тяжёлые, с толстыми короткими ногтями. Поручения он выполнял не спеша, без промахов, в воздухе действовал твёрдо и уверенно. В своей кабине он пристроил полочки, ящичек для карандашей.

«Хозяйственный мужик», — говорили в отряде.

К авиации Попов добирался давно и медленно. В империалистическую войну он служил простым рядовым, и уже тогда ему запала мысль стать лётчиком. Не имея образования, он стал овладевать грамотой и после революции попал в авиацию мотористом. Пять лет он честно проработал по этой специальности, пока не сдал экзамена на метеоролога. Работая на станции, он ночами добивался знаний лётчика-наблюдателя. Полысев на этой работе, Попов, наконец, твёрдо сел на самолёт. Он шёл к намеченной цели исподволь и всегда её достигал.

Попов охотно согласился готовить комиссара. Вечером после полетов он пришёл с книжками, линейками, ветрочётом и по-хозяйски разложил вещи на столе. Книжки аккуратно были обёрнуты бумагой, а чехол ветрочета прочно обшит тонкой проволокой.

— Ну, приступим, — сказал Попов, потирая чёрствой ладонью лысину. — Что же это такое аэронавигация?

Чикладзе устало положил локти на стол.

— Весной и осенью птицы совершают дальние перелеты. Они летят и днем, и ночью, и в туманы, перелетают озера, моря, летят они, как известно, без карт и компаса и прибывают точно на то место, куда им нужно. До сих пор учёные бьются над этим удивительным свойством. У человека отсутствует птичий инстинкт. Аэронавигация — наука, возмещающая этот недостаток. Человек, хорошо знающий аэронавигацию, не пропадёт в любых условиях, будь то ночь, облака, туман, — он точнее птицы приведёт машину в намеченный пункт.

К основным пособиям аэронавигации относятся: компас, карта, часы, ветрочёт и аэронавигационная линейка. Предположим, вы получили задание: ночью, такого-то числа вылететь на пункт N, отстоящий от вашего аэродрома на расстоянии двухсот тридцати четырех километров точно в северном направлении, и сбросить там четыре бомбы. Ночь тёмная. По дороге никаких ориентировочных огней. Ветер боковой, предположим, восточный. Я сознательно упрощаю: пункт может находиться не точно в северном направлении и ветер тоже будет не точно восточный. Кстати, на разных высотах он может иметь и разное направление: на пятьсот метров дуть в одном направлении, на тысячу — в другом, а на три — в третьем. Всё это нужно знать. О том, как сбрасывать бомбы, чтобы они ночью попадали в цель, будем проходить дальше. Понятно?