Глава 1. Дворец Пуатье, январь 1137 года

Онлайн чтение книги Летняя королева
Глава 1. Дворец Пуатье, январь 1137 года

Алиенора проснулась на рассвете. Высокая свеча, горевшая всю ночь, превратилась в огарок. Сквозь закрытые ставни уже доносились крики петухов, что с оград, насестов и навозных куч будили Пуатье. Под ворохом одеял мирно посапывала Петронилла, разметав по подушке темные волосы. Алиенора выбралась из постели, стараясь не разбудить младшую сестренку, которая всегда ворчала, если ее тревожили слишком рано. К тому же Алиенора не желала делить эти мгновения с кем-то еще. День предстоял необычный, а как только начнется шум и суета, то покоя уже не жди.

Она накинула платье, сложенное на сундуке, сунула ноги в мягкие замшевые туфли и распахнула створку в ставнях, чтобы высунуться наружу и глотнуть нового утра. Легкий влажный ветерок принес знакомые ароматы дыма, замшелого камня и свежеиспеченного хлеба. Заплетая волосы ловкими пальцами, Алиенора любовалась небом на востоке, в котором чередовались полосы серых, белых и золотистых оттенков, а потом с печальным вздохом вернулась в комнату.

Тихонько сняла накидку с колышка и на цыпочках вышла из спальни. В соседнем помещении зевали, пробуждаясь, девушки с затуманенными сном взорами. Алиенора проскользнула мимо этакой лисичкой и бесшумной легкой походкой сбежала по витой лестнице башни Мобержон, где размещались жилые помещения герцогского замка.

Сонный малый расставлял корзинки с хлебом и кувшины с вином на столе в большом зале. Алиенора стащила маленькую, еще теплую булочку и вышла во двор. Кое-где в лачугах и служебных постройках до сих пор горели фонари. До нее донесся звон горшков из кухни, повариха отчитывала кого-то за пролитое молоко. Знакомые звуки словно говорили: все в порядке, даже накануне перемен.

На конюшне конюхи готовили лошадей к поездке. Жинне, ее верховая кобыла в яблоках, и Морелло, черный блестящий пони сестры, все еще ожидали своей очереди в стойлах. Зато вьючные лошади в упряжи и повозки уже стояли наготове во дворе, чтобы провезти багаж сто пятьдесят миль на юг, от Пуатье до Бордо, где ей и Петронилле предстояло прожить весну и лето в замке Омбриер с видом на реку Гаронну.

Алиенора протянула кобыле кусочек свежего хлеба и погладила ее теплую серую шею.

– И папе совсем не обязательно проделывать столь долгий путь до Компостелы, – сообщила она животному. – Почему бы ему не остаться с нами дома? Мы бы вместе помолились. Ненавижу, когда он уезжает.

– Алиенора!

Девушка подпрыгнула и, виновато покраснев, предстала перед своим отцом, сразу поняв по выражению его лица, что он все слышал.

Это был высокий мужчина, длиннорукий и длинноногий, с каштановой шевелюрой, отмеченной сединой на висках. Глубокие морщины пролегли в уголках глаз, ввалившиеся щеки резко обозначили скулы.

– Паломничество – серьезное обязательство перед Богом, – мрачно изрек он. – Это тебе не увеселительная прогулка из глупого каприза.

– Да, папа.

Алиенора знала, что паломничество важно для отца и даже необходимо для спасения его души, но все равно не хотела, чтобы он уезжал. В последнее время он очень изменился, стал скрытен, видимо, его что-то тяготило, и она не понимала, что именно.

Он поднял подбородок девушки указательным пальцем:

– Ты моя наследница и должна вести себя, как подобает дочери герцога Аквитании, а не дуться, как ребенок.

Та в возмущении отстранилась. Ей исполнилось тринадцать, она уже год как совершеннолетняя, а потому взрослая. Хотя ей по-прежнему хочется отцовской любви и защиты.

– Вижу, ты меня поняла. – Он нахмурился. – В мое отсутствие ты правительница Аквитании. Наши вассалы поклялись поддержать тебя как мою преемницу, и ты должна чтить их преданность.

Алиенора прикусила губу:

– Я боюсь, что ты не вернешься… – голос ее дрожал, – и я больше тебя не увижу.

– О дитя! Если Богу будет угодно, я, конечно же, вернусь. – Он нежно поцеловал ее в лоб. – Я еще побуду с тобой немного. Где Петронилла?

– В постели. Я оставила ее досыпать.

Пришел конюх, чтобы заняться Жинне и Морелло. Отец увлек Алиенору во двор, где первые бледно-серые лучи света постепенно приобретали более теплые оттенки. Он мягко дернул ее за толстую косу медово-золотистых волос:

– Теперь ступай и разбуди сестру. Будет прекрасно, если ты сможешь сказать, что прошла пешком часть пути, который когда-то совершил святой Иаков.

– Да, папа. – Она посмотрела на него долгим немигающим взглядом, прежде чем степенно удалиться, держа спину прямо.

Герцог Гильом вздохнул. Старшая дочь быстро становилась женщиной. За последний год она заметно прибавила в росте, слегка округлилась в груди и бедрах. Она была прекрасна; один взгляд на нее усиливал боль. Она еще слишком молода для того, что грядет. Да поможет им всем Господь.


Когда Алиенора вернулась в спальню, Петронилла уже деловито складывала свои любимые побрякушки в мягкий матерчатый кисет, готовясь к путешествию. Флорета, их нянька и дуэнья, успела вплести голубую ленту в блестящие каштановые волосы Петрониллы и убрать их с лица, открыв изящную линию скул, если смотреть в профиль.

– Где ты была? – недовольно поинтересовалась младшая сестра.

– Нигде. Просто гуляла. Ты ведь спала.

Петронилла затянула шнурки кисета, поигрывая кисточками на их концах.

– А папа обещал привезти нам освященные кресты из усыпальницы святого Иакова.

«Как будто освященные кресты могут как-то восполнить грядущую разлуку с отцом», – подумала Алиенора, однако промолчала. Петронилле хоть и одиннадцать, но она все еще такой ребенок. Несмотря на их близость, два года разницы временами превращались в пропасть. Алиенора была для Петрониллы в равной степени и сестрой, и матерью, которой они лишились.

– А когда он вернется после Пасхи, мы устроим большой праздник? – Петронилла вопросительно уставилась на нее карими глазами. – Правда?

– Ну конечно, – ответила Алиенора и обняла сестру, сама утешаясь этим объятием.


Была середина утра, когда кортеж герцога отправился в Бордо после мессы, состоявшейся в церкви Сен-Илер, куда частенько заходили паломники. Стены ее украшал герб властителей Аквитании.

Сквозь облака местами проглядывало бледно-голубое небо, и редкие лучи солнца отражались на конской сбруе с насечками. Караван растянулся вдоль дороги тоненькой ниточкой, в которой, как в радуге, смешались разные цвета: серебро доспехов, яркие краски дорогих нарядов господ – малиновый, фиолетовый и золотой – контрастировали с приглушенными серо-коричневыми оттенками одежды слуг и возниц. Пешим начал путь не только герцог Гильом. Этот первый день все пройдут двадцать миль до ночлега в Сен-Сован.

Алиенора шагала, одной рукой поддерживая Петрониллу, а второй приподнимая юбки, чтобы они не волочились по грязи. Время от времени младшая сестренка подпрыгивала. Какой-то менестрель затянул песню под аккомпанемент небольшой арфы, и девушка узнала слова своего деда Гильома, девятого герцога Аквитании[1] Гильом IX Аквитанский – один из первых трубадуров Прованса, родоначальник европейской поэзии. Сохранилось 11 его стихотворений. Два раза был отлучен от церкви, отсюда и «дурная слава». – Здесь и далее прим. ред. , который пользовался дурной славой. Многие из его песен, вульгарные в своей разнузданности, совершенно не годились для домашнего исполнения, но именно от этой песни, напевной и прилипчивой, у Алиеноры бежали мурашки по спине.

Я не знаю, сплю ли я или бодрствую,

Пока мне кто-то не скажет.

Сердце мое чуть не разрывается от глубокой печали,

Но мне наплевать,

Клянусь святым Марциалом!

Какое-то время отец шел рядом с ней и Петрониллой, но шаг его был шире, и постепенно он вырвался вперед, оставив дочерей в компании женской прислуги. Алиенора смотрела ему вслед, не отрывая взгляда от его руки, сжимавшей посох паломника. Кольцо с сапфиром, символ герцогской власти, подмигивало ей, словно синий глаз. Она мысленно просила отца обернуться и посмотреть на нее, но он сосредоточился только на дороге. Казалось, будто он специально отдаляется и через какое-то время вообще исчезнет, оставив лишь пыльные следы, по которым ей придется ступать.

Она даже не развеселилась, когда к ним присоединился отцовский сенешаль Жоффруа де Ранкон, сеньор Жансе и Тайбура. Ему было лет под тридцать. Темно-каштановые волосы, глубоко посаженные карие глаза и улыбка, от которой у нее каждый раз на душе становилось светло… Девушка знала его с рождения – он был одним из главных вассалов отца, военачальником. Его жена умерла два года тому назад, но де Ранкон до сих пор не вступил во второй брак. Две дочери и сын избавляли его от настоятельной необходимости в наследниках.

– Ты почему такая мрачная? – Он заглянул ей в лицо. – Если будешь хмуриться, то оставишь без дела облака.

Петронилла захихикала, и Жоффруа ей подмигнул.

– Не говори глупости. – Алиенора вздернула подбородок и пошла прочь.

Жоффруа подстроился под ее шаг:

– Тогда расскажи, что случилось.

– Ничего, – ответила она. – Все хорошо. Почему должно что-то случиться?

Он внимательно посмотрел на нее:

– Быть может, потому, что твой отец уезжает в Компостелу, а тебя оставляет в Бордо?

У Алиеноры перехватило горло.

– Разумеется, нет, – отрезала она.

Он покачал головой:

– Ты права, я глуп, но позволишь мне пройтись с вами немного?

Алиенора дернула плечом, но потом все-таки неохотно кивнула. Жоффруа взял сестер за руки.

Через какое-то время, почти не сознавая этого, Алиенора перестала хмуриться. Жоффруа не мог заменить ей отца, но рядом с ним настроение улучшилось, и она двинулась вперед с новым воодушевлением.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава 1. Дворец Пуатье, январь 1137 года

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть