Онлайн чтение книги Честь самурая Life of the Taiko
Закат Каи

Такэде Кацуёри шел тридцать первый год. Ростом он был повыше, чем его покойный отец, Такэда Сингэн, шире в плечах и вообще слыл красивым мужчиной.

Шел третий год после смерти Сингэна, в четвертом месяце кончался период траура.

В своем предсмертном послании Сингэн повелел: «Отложите печаль по мне на три года». Однако ежегодно в день его памяти во всех храмах Каи зажигали лампады и проводили тайную заупокойную службу. А Кацуёри оставлял все неотложные дела, даже военные, и на три дня уединялся в храме Бисямон, где предавался медитации.

Вот и в этот раз лишь на третий день отворил Кацуёри ворота храма и проветрил помещения после службы с воскурением благовоний. Он еще не успел переодеться, когда к нему вошел один из его приближенных по имени Атобэ Оиноскэ.

– Мой господин, прочтите, пожалуйста, это письмо, – сказал он. – Дело не терпит отлагательства.

Кацуёри торопливо распечатал письмо.

– Ага… Из Окадзаки… – В голосе его звучало нетерпение.

Пробежав глазами листок, князь в задумчивости подошел к окну, постоял несколько минут, любуясь безоблачным небом, затем, видимо на что-то решившись, сказал Оиноскэ:

– Напиши ответ: я без промедления выступаю с войском. Нельзя упускать такую возможность. Ее посылает нам само Небо. Но имей в виду, передать послание нужно с надежным человеком.

– Не беспокойтесь, мой господин, я все сделаю как надо.

Не успел Оиноскэ выехать из храма, как Кацуёри призвал самураев к оружию. Всю ночь в крепости царило оживление. Туда-сюда сновали гонцы, по зову своего господина подходили все новые и новые отряды воинов. Едва забрезжил рассвет, а на поле перед крепостными воротами собралось уже тысяч четырнадцать, а то и пятнадцать человек. Однако это было еще не все войско, большинство самураев пока не успели подойти. Прежде чем взошло солнце, сигнальная раковина несколько раз пропела над мирно спящим Кофу, возвещая о выступлении войска Такэды в поход.

Кацуёри этой ночью глаз не сомкнул, но сейчас, одетый в боевые доспехи, выглядел бодрым и энергичным. Вряд ли кто-нибудь, взглянув на этого брызжущего молодым задором полководца, усомнился бы в его блестящем будущем.

За три года, миновавшие со дня смерти его отца, Кацуёри не знал ни дня покоя. Хотя принадлежащие его клану земли были надежно защищены непроходимыми горами и быстрыми реками, правители враждебных провинций, до которых, похоже, дошли слухи о смерти Сингэна, как бы тщательно приверженцы Такэды этого ни скрывали, решили воспользоваться подходящим случаем. Внезапно выступил клан Уэсуги, тут же забыл о добрососедстве клан Ходзё, в любую минуту готовы были нанести удар кланы Ода и Токугава.

Кацуёри с честью выходил из каждого поединка, и для многих стало загадкой – уж не сам ли Сингэн возглавляет войско? Однако помимо бесстрашия, чувства долга и полководческого искусства, унаследованного от великого родителя, природа наделила Такэду еще и дерзким тщеславием. Власти над одной провинцией ему показалось мало.

Войско уже было готово выступить в поход, когда к Кацуёри явился слуга и доложил:

– Мой господин, военачальники Баба и Ямагата просят аудиенции.

И Баба Нобуфуса, и Ямагата Масакагэ в дни правления Сингэна были одними из самых влиятельных вассалов. Услышав об их просьбе, Кацуёри помрачнел.

– А к выступлению они уже готовы? – спросил он с недовольством.

– Да, мой господин.

– Что ж, тогда проси.

Через минуту Баба и Ямагата стояли перед князем, уже догадавшимся, о чем пойдет речь.

– Мой господин, мы не мешкая поспешили в крепость, услышав об общем сборе, – начал разговор Баба. – Но вот что странно: сбор войска объявлен, а военного совета перед этим не провели. Мы лишь по слухам догадываемся, что за кампания предстоит. По нынешним временам опасно пускаться в авантюры.

Ямагата взволнованно подхватил:

– Ваш покойный отец, князь Сингэн, слишком часто осушал горькую чашу поражения, когда ему случалось направить войско на запад. Микава мала, но ее воины умеют постоять за себя ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы на выручку к ним подоспели Ода. А у тех всегда хватает неприятных сюрпризов для нас. Успеем ли мы вовремя вернуться, если необдуманно углубимся во вражескую провинцию?

Сменяя друг друга, военачальники высказали свои возражения. Они были мудрейшими полководцами, познавшими немало и побед, и поражений, потому и усомнились в разумности решений Кацуёри. Более того, в предстоящем походе они видели великую опасность. Кацуёри, правда, уже давно замечал их постоянное недовольство, но на предостережения военачальников предпочитал не обращать внимания, тем более что собственные планы казались ему безупречными.

– Не думайте, будто я бросаюсь в этот поход очертя голову, – сказал он. – Можете осведомиться у Оиноскэ о подробностях предстоящей кампании. Я готов поручиться, что на этот раз мы возьмем и крепость Окадзаки, и крепость Хамамацу. Я намерен показать миру, что значит воплотить мечту в жизнь! Но наша стратегия должна остаться тайной, в этом залог успеха. Поэтому я решил не раскрывать войску цели похода до тех пор, пока мы не столкнемся с неприятелем лицом к лицу.

Оба военачальника не поверили своим ушам. Войско выступает в поход, а их мнение по этому поводу никого не интересует. За подробностями их, знаменитых полководцев, отсылают к какому-то выскочке Оиноскэ! Военачальники в недоумении переглянулись. Но и на этот раз их реакция осталась незамеченной.

Военачальник Баба рискнул воззвать к разуму Кацуёри:

– Мы, конечно, внимательно выслушаем все, что позднее соизволит сообщить нам господин Оиноскэ, но неужели мы, опытные военачальники, готовые умереть за вас, недостойны вашего доверия? Может быть, вы хотя бы вкратце поведаете нам о вашем тайном замысле?

– Больше я вам сейчас ничего не скажу, – резко ответил Кацуёри и, пристально посмотрев на удрученных военачальников, мрачно добавил: – Мне понятна и отрадна ваша забота, но я полностью отдаю себе отчет в том, насколько серьезна война, в которую мы сейчас ввяжемся. Да и отступать уже поздно. Сегодня утром я принес торжественную клятву на Михате Татэнаси.

Услышав священное название, военачальники пали ниц и прочли молитву. Михата Татэнаси – так назывались реликвии, издревле почитаемые в клане Такэда. Поклявшийся на них был обязан сдержать слово во что бы то ни стало. А это означало, что дальнейшие возражения бессмысленны. Как раз в это мгновение затрубили в раковину, приказывая войскам перестроиться в походные порядки, и военачальникам волей-неволей пришлось удалиться. Но, охваченные беспокойством, они все же отправились разыскивать Оиноскэ.

Оиноскэ сначала убедился, что их никто не подслушивает, затем изложил план князя. Оказывается, в Окадзаки служит казначеем некий Ога Ясиро. Недавно Ога заключил тайный союз с кланом Такэда. Он-то и дал знак князю, что пора действовать. Момент и вправду выбран удачно.

Нобунага, с начала года обосновавшись в столице, решил уничтожить монахов-воинов из Нагасимы. Иэясу подкреплений ему не прислал, и из-за этого отношения между двумя провинциями испортились. Так вот, как только войско Такэды стремительно обрушится на Микаву, Ога пообещал поднять мятеж в крепости Окадзаки, открыть крепостные ворота и впустить войско Каи. Тогда Кацуёри без помех убьет Нобуясу и захватит остальных членов семейства Токугава в заложники. Защитники в крепости Хамамацу само собой сдадутся, и ее гарнизон перейдет на сторону Такэды, а Иэясу не останется ничего другого, как бежать в Исэ или в Мино.

– Ну и что вы на это скажете? Разве это не милостивый дар, ниспосланный нам самим Небом? – спросил Оиноскэ, прямо-таки раздуваясь от гордости, точно весь этот замысел был его собственным.

Раздосадованные этой пустой бравадой военачальники, расставшись с Оиноскэ, поспешили к своим воинам, по пути обмениваясь мнениями.

– Знаете, Баба, пословица гласит: провинция может погибнуть, но горы и реки останутся навсегда. И все-таки мне не хотелось бы видеть, как высятся горы и бегут реки вокруг погубленной провинции, – не в силах совладать со своими чувствами, сказал Ямагата.

Баба лишь смиренно произнес:

– Конец наш близок. Нам остается лишь достойно умереть. А последовав за нашим покойным князем, мы покаемся перед ним в том, что оказались негодными соратниками.

Лето еще не успело иссушить зноем деревья в горах Каи, и они зеленели нежной сочной листвой, а воды реки Фуэфуки пели гимн вечной жизни. Доведется ли воинам Такэды увидеть эту красоту еще раз?

В войске уже не чувствовалось того высокого боевого духа, который владел им при жизни Сингэна. Жалобная нота слышалась в шелесте знамен на ветру, не отличался былой бодростью топот марширующих ног. Тем не менее пятнадцатитысячное войско под грохот боевых барабанов, с развернутыми знаменами пересекло границу своей провинции. Со стороны оно выглядело столь же величественно, как в те дни, когда его вел в сражение сам Сингэн.

Кацуёри держался как никогда уверенно, точно вражеская крепость Окадзаки им уже захвачена. Золотое забрало бросало отблески на белые щеки, и сам молодой полководец, и его будущее казались блистательными.

Выступив из Каи в первый день пятого месяца, войско Кацуёри прошло из Тотоми по горе Хира и, беспрепятственно войдя в Микаву, разбило к вечеру лагерь на берегу реки.

Некоторое время спустя с противоположного берега к ним вплавь переправились двое самураев. Дозорные Такэды немедленно схватили их и выяснили, что это воины из клана Токугава, изгнанные из родной провинции. Они попросили отвести их к Кацуёри.

– Что случилось? Почему они оказались здесь?

Впрочем, он и сам отлично знал почему. Причина могла быть только одна: Ога разоблачен.

Однако войско уже вторглось в Микаву. «Идти вперед или отступить?» – терзался сомнениями молодой князь. Отваги у него заметно поубавилось. Замысел сражения рушился, как песчаный замок. И все-таки они уже на вражеской территории. Неужели, ничего не предприняв, повернуть обратно? А что толку двигаться бездумно вперед? В смятении Кацуёри вдруг вспомнил предостережения своих верных военачальников, но и теперь упрямство взяло верх.

– Три тысячи воинов выступят на Нагасино, – решительно распорядился князь, прогнав сомнения прочь. – Сам я возглавлю атаку на крепость Ёсида.

Подняв войско еще до рассвета, Кацуёри двинулся в поход. По пути он велел спалить несколько деревень, дабы пробудить боевой дух своих самураев. Атаковать крепость, однако же, не осмелился: сплоченное войско Иэясу уже заняло на передовой оборонительный рубеж возле Хадзикамигахары.

В отличие от войска клана Такэда, бесцельно маневрировавшего на местности для того только, чтобы не стоять на месте, самураи клана Токугава были преисполнены отвагой и дали решительный отпор передовым отрядам противника.

Воинам клана Такэда пришлось отступить, и тогда по их рядам пронесся клич:

– На Нагасино! На Нагасино!

Войско быстро перестроилось и спешно удалилось, будто бы и впрямь получило срочное и чрезвычайно важное боевое задание.

Крепость Нагасино слыла неприступной в былые времена, у ее стен не раз лились реки крови. В начале века крепостью владел клан Имагава, позднее на нее стали притязать Такэда. Но затем, в первый год Тэнсё, цитадель захватил Иэясу. И сейчас крепостным гарнизоном численностью в пятьсот человек командовал Окудаира Садамаса из клана Токугава.

Возведенная в месте слияния двух рек, крепость Нагасино была предметом бесконечных интриг, заговоров, свар и стычек даже в мирное время.

Глубокий крепостной ров с одной стороны и горная гряда с другой с точки зрения стратегии делали ее идеальной. Вечером на восьмой день пятого месяца войско Каи осадило крепость с ее жалким гарнизоном.

Примерно с десятого числа Иэясу слал Нобунаге по нескольку гонцов в день, подробно сообщая обо всем, что предпринимали Кацуёри и его воины в окрестностях Нагасино. Любая агрессия против клана Токугава грозила неприятностями и клану Ода, поэтому в крепости Гифу сейчас царило необычайное волнение.

Нобунага ничего не имел против союзничества, однако войско собирать не спешил. Военный совет в Гифу шел уже второй день.

– Шансов победить у нас нет, поэтому и собирать войско бессмысленно, – заявил Мори Кавати.

– Нет! Нельзя бросать союзника в беде, – категорично возразил кто-то из присутствующих.

Большинство же военачальников подобно Нобумори пытались найти компромисс.

– Как справедливо утверждает военачальник Мори, наши шансы одолеть самураев Каи невелики, но если мы не начнем собирать войско, Токугава обвинят нас в невыполнении обязательств и переметнутся на вражескую сторону. Вступив в союз с Такэдой, они пойдут войной на нас. Думаю, нам лучше все-таки собрать войско, но делать это не торопясь.

И вдруг, перекрывая гул голосов, кто-то громко воскликнул:

– Нет! Ни в коем случае!

Это был Хидэёси, поспешивший прибыть в Гифу из Нагахамы со своим войском.

– Мне кажется, сама по себе крепость Нагасино не имеет большого значения, – возбужденно заговорил он, – но если клан Такэда сумеет превратить ее в свой опорный пункт для вторжения в глубь наших земель, то все оборонительные рубежи клана Токугава уподобятся прорванной плотине, и они долго не продержатся. А сумеем ли тогда мы без боя защитить крепость Гифу, предоставив Каи подобное преимущество?

Хидэёси говорил громко, напористо, и вскоре все присутствующие слушали его как зачарованные.

– Никуда не годится, когда уже собранное войско не идет на войну, а дожидается у моря погоды. Не лучше ли нам выступить немедленно? Неужели мы хотим, чтобы клан Такэда восторжествовал над нами?

Все военачальники полагали, что после горячей речи Хидэёси Нобунага пошлет в Микаву шесть-семь, самое большее – десять тысяч воинов, но на следующий день князь клана Ода объявил о сборе огромной тридцатитысячной армии.

– Пусть наши противники считают, что мы идем на выручку союзникам, – заявил он, – на самом же деле сейчас решается судьба самого клана Ода.

Армия выступила из Гифу тринадцатого и на следующий день достигла Окадзаки. Дав войску однодневный отдых, утром шестнадцатого Нобунага приказал выдвинуться на передовые позиции.

Едва рассвело, как деревню, в которой стояло войско, огласило конское ржание. Ветер играл знаменами, призывно трубила раковина. Такой огромной армии, как та, что выступила нынче утром из Окадзаки, жители маленькой провинции еще никогда не видели, и впечатляющее зрелище повергло их в трепет. Знамена, полковые вымпелы и генеральскими штандарты во главе прекрасно вооруженных полков вызывали восхищение многочисленных зевак.

Воины клана Токугава с изрядной долей зависти наблюдали за собратьями по оружию. Еще бы: из тридцатитысячного войска клана Ода десять тысяч человек были стрелками. Вдобавок к этому армия везла с собой огромные пушки. Но самым удивительным было то, что почти у каждого пешего воина, не вооруженного мушкетом, лежали на плече жердь вроде тех, из которых городят забор, и моток веревки.

– Интересно, для чего воинам князя Оды понадобились эти жерди и веревки? – недоумевали зеваки.

Войско клана Токугава, также выступившее этим утром, насчитывало восемь тысяч человек, да и тех удалось собрать с трудом. Единственное, в чем не было недостатка у воинов клана, так это в храбрости и вере в победу, потому что им предстояло сражаться за землю своих предков, а значит, либо победить, либо умереть.

Отойдя на несколько ри от Окадзаки, воины Токугавы ускорили шаг и возле деревни Усикубо, покинув армию князя Нобунаги, повернули в сторону Сидарагахары.

Гора Гокуракудзи возвышалась возле самой долины Сидарагахара. На вершину, откуда отлично просматривались боевые позиции клана Такэда в Тобигасу, в Киёиде и Арумигахаре, Нобунага и перенес свою ставку, тогда как Иэясу расположился на вершине горы Дандзё. Сейчас тридцативосьмитысячная объединенная армия кланов Токугава и Ода завершала последние приготовления к предстоящему сражению.

Небо плотно затянули тучи, однако грозы пока ничто не предвещало, даже ветер стих.

В храме, расположенном на вершине Гокуракудзи собрались на военный совет военачальники союзных кланов. В самый разгар обсуждения Иэясу доложили о возвращении лазутчиков.

– Что ж, как раз вовремя, – сказал Нобунага и распорядился: – Приведите сюда их обоих, нам будет полезно узнать о передвижениях вражеского войска.

– Князь Кацуёри расположил свою ставку к западу от Арумигахары, – начал доклад первый лазутчик. – Его подданные и в особенности кавалеристы – их там тысячи четыре – выглядят весьма грозно.

– Обата Нобусада с ударным отрядом обосновался на невысоком холме к югу от Киёиды; перед ними как на ладони поле предстоящего сражения, – продолжил его напарник. – Мне удалось увидеть, как войско около трех тысяч человек под командованием Найто Сю заняло позиции от Киёиды до Асаи. На левом фланге вражеское войско, примерно такой же численности, подняло знамена Ямагаты Масакагэ и Оямады Нобусигэ. Правым флангом командуют Анаяма Байсэцу и Баба Нобуфуса.

– А что слышно о войске, осадившем крепость Нагасино? – спросил Иэясу.

– Осаду ведут две тысячи человек. Помимо того, на холме к западу от крепости расположился запасный полк и еще примерно тысяча воинов, похоже, скрываются в крепостях вокруг Тобигасу.

Информация лазутчиков была, судя по всему, неполной, но сами за себя говорили имена прославленных военачальников клана Такэда. Все присутствующие на военном совете примолкли. Перед началом битвы порой и самых смелых воинов охватывает тревога. И вдруг заговорил Сакаи Тадацугу, да так громко, что все остальные недоуменно на него уставились.

– Диспозиция совершенно ясна, нечего и обсуждать. Столь немногочисленное войско врага не может всерьез угрожать такой великой армии, как наша.

– И в самом деле, – согласился Нобунага, хлопнув себя по колену, точно только и ждал этого предложения. – Тадацугу сказал сущую правду. Трусу и журавль в небе кажется вражеским знаменем, вот он и квакает от страха, как лягушка в болоте. – Нобунага расхохотался. – Сообщения лазутчиков доставили мне большую радость. Князь Иэясу, давайте-ка это отпразднуем!

Однако окрыленный похвалой Тадацугу не унимался.

– На мой взгляд, самое слабое место вражеских позиций – в Тобигасу, – продолжил он, подавшись вперед. – Если мы обойдем Тобигасу и пошлем отряд легковооруженных воинов ударить с тыла, то вражеское войско по всему фронту охватит паника, тогда как наше войско…

– Довольно, Тадацугу! – резко перебил его Нобунага. – Бессмысленно уповать в великом сражении на подобные мелочи! К тому же ты назойлив. Да и вообще, все свободны – мы закончили обсуждение!

Пристыженный Тадацугу удалился следом за остальными военачальниками.

Дождавшись, когда все выйдут, Нобунага обратился к Иэясу:

– Простите, что пришлось при всех распечь храбреца Тадацугу. Замысел его, на мой взгляд, безупречен, но я опасаюсь, как бы о нем раньше времени не узнал неприятель. Постарайтесь ободрить беднягу, объясните ему все позже.

– Не стоит церемониться с Тадацугу, ему досталось поделом: опасно разглашать наши замыслы, даже в присутствии союзников. Пусть ваша строгость послужит ему уроком. Да и я кое-что усвоил.

– И все-таки призовите его к себе и дайте разрешение провести стремительный штурм Тобигасу.

– Да он только об этом и мечтает!

Тадацугу конечно же не пришлось долго уговаривать. Втайне ото всех он за несколько часов подготовил свой полк к походу.

– Я выступаю на закате, мой господин, – коротко доложил он Нобунаге.

Князь придал полку Тадацугу пятьсот своих стрелков, и теперь под началом у молодого военачальника оказалось три тысячи воинов. Ночью, в кромешной тьме, отряд Тадацугу покинул лагерь. Вскоре полил дождь, однако продрогшие до костей воины продолжали молча идти вперед.

Прежде чем начать подъем на гору Мацу, сделали привал на территории храма, расположенного у ее подножия. Воины оставили здесь лошадей и взвалили на плечи самое необходимое, что могли унести.

Крутой склон стал к тому же еще и скользким после прошедшего ливня. Опираясь на копья и подавая друг другу руки, воины одолели-таки сто двадцать дзё и оказались на вершине горы.

Светало, тучи мало-помалу рассеивались. И вот в море тумана сверкнули первые лучи восходящего солнца.

Послышались восторженные возгласы: «Солнце!», «Само Небо благословляет нас!», «Лучшей погоды не пожелаешь!».

Все облачились в доспехи и по приказу командира разделились на два отряда. Первому предстояло совершить внезапный налет на вражескую крепость на горе, а второму – атаковать Тобигасу.

Воины клана Такэда, застигнутые врасплох, метались в панике. Там и тут заполыхали пожары, застилая небо клубами черного дыма. Дозорные Такэды в ужасе бросились бежать к Тобигасу, но к этому времени второй отряд Тадацугу уже прорвал оборону крепости.

Прошлой ночью, едва скрылся во тьме Тадацугу, Нобунага отдал приказ о выступлении всей своей армии. Под проливным дождем его воины подошли к подножию горы Тяусу. До рассвета они успели вбить в землю принесенные с собой жерди и связать их веревками. Получилось некое подобие забора, напоминающего шагающую сороконожку.

Ближе к рассвету дождь прекратился, и Нобунага отправился объезжать верхом только что воздвигнутые укрепления. Убедившись, что работа окончена, князь обернулся к сопровождающим его военачальникам из войска Токугавы и, заметив недоумение на их лицах, улыбнулся:

– Скоро все поймете! Дождитесь только наступления войска Каи и увидите, как мы поймаем его, словно жаворонка, в силки.

Пока военачальники соображали, что это за хитрость, воины из Гифу уже вышли на поле боя. А гигантская ловушка осталась дожидаться свою жертву.

Успех задуманной Нобунагой операции зависел, однако, от того, удастся ли заманить в ловушку врагов. Для этого один из полков Сакумы Нобумори и стрелки Окубо Тадаё затаились на подступах к невиданному доселе сооружению.

И вдруг окрестности огласились воплями сторонников Такэды – они увидели черный дым, поднимающийся над Тобигасу. Смятение их уже граничило с паникой, поэтому Кацуёри отдал приказ наступать, воскликнув:

– Медлить больше нельзя! Любая проволочка дает преимущество противнику!

Князь знал: воины подчиняются ему безоговорочно. Так у них было заведено – не задавая лишних вопросов, полагаться на интуицию своего полководца и собственный боевой дух, позволявший им избегать поражений со времен Сингэна!

Однако развитие истории стремительно, как бег скакуна. Южные варвары – португальцы, – изобретя огнестрельное оружие, повергли в прах все былые традиции ведения войны. У Такэды Сингэна не хватило мудрости предвидеть подобный поворот событий. Провинция Каи, надежно защищенная горами, реками и пропастями от внешнего мира, оказалась отгороженной и от чужеземного влияния. Самураи Каи привыкли полагаться исключительно на собственное мужество и упорство, свойственное жителям горных провинций. Уверенные в своей неуязвимости, они считали ненужным изучать современные способы ведения боевых действий, по старинке полагаясь на кавалерию и лучников.

Вот и теперь войско, предводительствуемое Ямагатой, яростно набросилось на полки Сакумы Нобумори прямо возле заранее расставленного хитроумным неприятелем забора. Нобунага же, искушенный в военной стратегии, отлично знал современное оружие и новую тактику боя.

Дождь к тому времени закончился, но земля так размокла, что ноги утопали в грязи.

Левый фланг войска Каи – две тысячи воинов под началом Ямагаты – получил приказ не штурмовать непонятное сооружение. Пытаясь обойти забор стороной, они угодили в непролазную трясину. Даже предусмотрительный Ямагата, заранее изучивший поле сражения, не мог предугадать, что из-за ночного ливня разольется ручей. Теперь же пешие воины проваливались по пояс, конные и вовсе не могли проехать.

Тем временем стрелки клана Ода под командой Окубо принялись в упор расстреливать воинов Такэды с фланга.

– Отступаем, – приказал Ямагата.

Получив приказ, увязающее в грязи войско неуклюже развернулось и двинулось на стрелков Окубо. Ружейный огонь ряд за рядом косил воинов клана Такэда, и они, крича от отчаяния, падали в побуревшую от крови грязь. Обезумевшие лошади втаптывали их в топь. Началась паника.

И вот наконец войска сошлись.

Превосходно обученные воины Такэды врезались в ряды кланов Токугава и Ода, и союзники оказались перед ними беззащитны. Стрелков Окубо вырезали едва ли не до последнего человека. Располагая полки Окубо и Сакумы поблизости от забора, Нобунага рассчитывал с их помощью заманить врага в огороженное пространство. Выполнив свою задачу, они должны были отойти. Но, вступив в бой с войском Каи, воины кланов Токугава и Ода вдруг воспылали яростью, годами копившейся в их душах.

– Попробуйте справиться с нами! – подзадоривали они наступающих противников.

Да к тому же и оскорбительных выкриков воинов Каи они терпеть не собирались, поэтому незамедлительно ввязались в кровавую сечу, отстаивая честь и славу родной провинции.

Как только разгорелась эта безнадежная для воинов кланов Токугава и Ода схватка, Кацуёри вместе со своими военачальниками решил, что настало подходящее время для решительного наступления, – и главный ударный полк пятнадцатитысячного войска князя Каи двинулся вперед по центру гигантской тучей, наползая на противника. Постепенно строй воинов Кацуёри смешался, а сблизившись с противником, они уже напоминали стаю хищных птиц. Отряды ринулись в бой, оглашая воздух воинственными кличами.

С точки зрения Такэды, наспех поставленный забор не представлял собой серьезного препятствия. Его воины пройдут сквозь него, как нож сквозь масло, и, не снижая темпа, с ходу обрушатся на главные силы армии клана Ода.

Добравшись до забора, воины Такэды действовали по собственному усмотрению. Одни пытались перелезть через него, другие валили жерди дубинками и железными палками, третьи рубили мечами веревки, четвертые, предусмотрительно захватив с собой масло, пытались поджечь его.

До сих пор Нобунага безучастно наблюдал за происходящим, бросив, казалось, полки Сакумы и Окубо на произвол судьбы. Войско, стоящее на горе Тяусу, дожидалось своего часа. Наконец князь воскликнул:

– Пора!

Золотой веер Нобунаги сверкнул в воздухе, и командиры стрелковых полков принялись передавать друг другу по цепочке: «Огонь, огонь…»

Земля содрогнулась от грохота пальбы, казалось, вот-вот расколются горы. Низким облаком над сражающимися поплыл пороховой дым, накрывая огороженное пространство. Воины Каи – и пешие, и конные – заметались среди груд человеческих тел.

– Не отступать! Вперед! – кричали командиры.

Воины Каи отчаянно пытались преодолеть огороженное пространство, карабкаясь по телам сраженных товарищей, но противостоять обрушившемуся на них граду пуль были бессильны. Один за другим падали они бездыханными наземь.

Когда стало ясно, что сражение они проигрывают, прозвучала команда:

– Отступаем!

Четверо или пятеро не выбитых еще из седла командиров выкрикнули это слово чуть ли не одновременно: казалось, ужас поселился в их сердцах. Один из них тут же рухнул с коня, сраженный пулей, а под вторым пала лошадь.

Но, невзирая на поражение и многочисленные жертвы – в первой атаке полегла едва ли не треть воинов, – воинство Каи не утратило боевой дух. Едва передовой отряд повернул назад, как на смену ему по направлению к забору устремилась новая волна атакующих.

Увидев забор, обагренный кровью своих соратников, воины Каи принялись подбадривать самих себя и друг друга яростными криками:

– Вперед, навстречу смерти!

– Да послужат наши тела щитом собратьям, идущим следом за нами!

Страшная тактика щита из человеческих тел считалась старинным и доблестным обычаем. Воины, наступающие в первых рядах, приносили себя в жертву, прокладывая дорогу идущим следом. Те в свою очередь прокладывали дорогу третьим. Так, шаг за шагом, войско продвигалось вперед.

Отваги воинам Каи было не занимать, но их ожесточенный натиск порождал лишь бесчисленные жертвы, ни на шаг не приближая к победе.

Кацуёри, наблюдая за сражением со стороны, всячески понуждал воинов продолжать атаку. Осознай его военачальники, что у них нет ни единого шанса победить, вряд ли решились бы требовать от войска бессмысленного самопожертвования. Они же с фанатичным упорством посылали в бой все новые и новые силы, восклицая:

– Эту преграду мы сокрушим!

Должно быть, и в самом деле верили, что это возможно. На перезарядку ружей требовалось немало времени, поэтому вслед за каждым залпом обычно наступали долгие минуты тишины. Этими перерывами и намеревались воспользоваться военачальники Каи, предполагая продвигаться вперед, укрывшись щитом из человеческих тел.

Нобунага, однако же, заранее учел основной недостаток огнестрельного оружия и разработал новую, беспроигрышную тактику: выстроил три тысячи своих стрелков в три линии. Отстрелявшись, первая тысяча стрелков отходила в сторону, давая возможность выстрелить второй тысяче, затем наступала очередь третьей. На протяжении всего сражения враг так и не получил желанного перерыва.

Ружейный огонь не прекращался ни на минуту, а быстро преодолеть линию заграждений воины Каи не могли. Не легче было и отступить, так как они немедленно подвергались внезапным атакам во фланг и преследованию. Соратникам Такэды, издавна и вполне справедливо гордившимся своим мужеством и боевым искусством, сейчас никак не удавалось продемонстрировать эти качества.

Полк Ямагаты уже отступил, понеся тяжелые потери. Только Баба Нобуфуса не дал заманить себя в западню.

Бабе противостоял Сакума Нобумори, но, поскольку у него была задача всего лишь заманить врага в ловушку, после недолгого сопротивления он отступил. Преследуя отступающих, воины Бабы захватили укрепления в Маруяме, но дальше не двинулись, поскольку военачальник велел здесь и остановиться.

– Почему мы не наступаем? – недоумевали подчиненные Бабы, ответа через вестовых требовал и Кацуёри из своей ставки.

Но Баба твердо стоял на своем:

– У меня есть причины остановиться здесь. Предпочитаю осмыслить происходящее и поглядеть, как будут развиваться события. Если кому-то не терпится – что ж, пусть наступают, желаю им овеять свое имя бессмертной славой.

Однако все военачальники Такэды, пославшие своих людей на штурм ограждений, потерпели сокрушительное поражение. А тут еще летучие отряды Кацуиэ и Хидэёси ударили в северном направлении, угрожая отрезать ставку Кацуёри от его главных сил.

Жаркое полуденное солнце пекло неистерпимо, возвещая об окончании сезона дождей. Судя по сегодняшнему утру, следовало ждать знойного лета.

Бой начался еще до рассвета, во вторую половину часа Тигра, поэтому к полудню полки Каи смертельно устали и изнемогали от жары. Кровь, пролитая утром, засохла на доспехах, на волосах, на коже воинов, а повсюду, куда ни бросишь взгляд, продолжала литься свежая.

В глубоком тылу неистовствовал Кацуёри. Он уже бросил в бой все силы, даже запасный полк, обычно оставляемый в резерве на крайний случай. Было еще не поздно выйти из безнадежного сражения, сохранив значительную часть войска. Но от отчаяния князь, казалось, утратил способность реально оценивать ситуацию и совершал одну ошибку за другой, приближая неминуемую катастрофу. Его надежды на высокий боевой дух и отвагу своих воинов не оправдались. Да и не могли оправдаться, ибо сегодняшнее сражение больше походило на охоту с ловушками и приманками.

Вот уже князю донесли, что Ямагата Масакагэ, доблестно сражавшийся на левом фланге с самого утра, пал смертью храбрых. Да и другие именитые военачальники, люди отважные и испытанные, гибли один за другим. Кацуёри потерял почти половину войска.

Тем временем к Набунаге, наблюдавшему за ходом боя, обратился военачальник Сасса Наримаса:

– Враг явно терпит поражение. Не пора ли нам ударить по-настоящему?

Нобунага немедленно передал через него приказ войску, затаившемуся по другую сторону изгороди: «Выйти и ударить по врагу! Уничтожить всех!»

Теперь сражение шло и вокруг ставки Кацуёри. Воины клана Токугава атаковали слева. Воины клана Ода прорвались сквозь передовые отряды Такэды и ударили в лоб его основному войску. И только полк Бабы Нобуфусы, остававшийся в Маруяме, не утратил боеспособности. Баба послал к Кацуёри гонца, предложив немедленно дать приказ об отступлении.

Кацуёри негодующе затопал ногами, но в этот момент основная часть его разгромленного и отступающего войска поравнялась со ставкой. Едва ли не каждый воин был ранен.

Уцелевшим военачальникам едва удалось уговорить Кацуёри отвести войска и самому покинуть ловушку, в которой он очутился. Их врагам было совершенно ясно: Такэда побежден, его войско беспорядочно отступает.

Проводив Кацуёри до ближайшего моста через горную реку, военачальники покинули его и, развернувшись, дали бой преследующему их войску противника. Они героически сражались и почти все погибли. Баба Нобуфуса сопровождал Кацуёри, уходившего с жалкими остатками войска, до Мияваки, затем старый военачальник повернул коня и поскакал на запад.

«Я прожил долгую жизнь, хотя ее можно назвать и короткой, – горестно думал он. – Но коротка жизнь или длинна, мгновение смерти – вечность. Даже вечная жизнь не сравнится с ним».

Послав коня навстречу огромному вражескому войску, военачальник поклялся себе: «В следующей жизни обязательно покаюсь перед князем Сингэном. Я оказался плохим советником его сыну и бездарным военачальником. Прощайте, горы и реки родной Каи!»

На мгновение обернувшись, он затуманенным слезами взором окинул родные места, а затем пришпорил коня и понесся в гущу вражеских воинов. Все ближайшие соратники военачальника последовали за ним и пали столь же славной смертью.

Из всех вассалов князя Каи, пожалуй, только Баба Нобуфуса со всей очевидностью понимал: после поражения клан Такэда неизбежно распадется и будет уничтожен. И тем не менее он не сумел предотвратить его гибель. Даже самый проницательный человек не может противостоять великой силе перемен.

В сопровождении десяти всадников Кацуёри проехал по мосту над пропастью возле Комацугасэ, направляясь в крепость Бусэцу. Князь, человек непревзойденной отваги, сейчас пребывал в таком угнетенном состоянии, что не мог вымолвить ни слова.

Равнина Сидарагахары казалась кроваво-красной в лучах закатного солнца. Великая битва, длившаяся от темна до темна, осталась позади. На огромном поле не было ни единой лошади, ни одного живого воина.

Быстро темнело. Ночная роса выпала прежде, чем с поля убрали убитых. Только воинов клана Такэда, как рассказывали, погибло более десяти тысяч.