Онлайн чтение книги Лилит
Глава 36. МАТЬ И ДОЧЬ

Лоне были настолько противны живущие тут люди, а особенно женщины, что она хотела покинуть здешние места насколько возможно быстро; я же, напротив, был совершенно уверен, что если мы так поступим, то сознательно потерпим неудачу там, где успех был вполне возможен, и, что еще хуже, лишим сердца Малюток уверенности, тем самым подвергнув их еще большей опасности. Если даже мы и отступим, принцесса уж точно не оставит нас в покое! А если нам удастся ее повстречать, то надежда на исполнение древнего пророчества да пребудет с нами! Мать и дочь должны встретиться: может быть, красота Лоны растопит сердце ее матери! А если она будет угрожать насилием, я встану между ними! Если я почувствую, что другой управы на нее не найти, ради моей Лоны я готов принять бой, встретив врага с открытым забралом! Я знал, что она обречена и, скорее всего, что этот приговор мы теперь должны были привести в исполнение!

Все еще не рассказывая, кем является Лона по отношению к принцессе, я объяснил все эти обстоятельства Лоне, когда она появилась поблизости. И она сразу же согласилась сопровождать меня во дворец.

С вершины одной из его огромных башен, ранним утром, пока город еще спал, принцесса увидела приближение армии Малюток. Их приближение разбудило в ней захлестнувший ее с головой ужас: ей не удалось уничтожить их, а теперь они пришли за ней! Пророчество вот-вот должно было исполниться!

Когда она пришла в себя, она спустилась в черный зал и уселась в северном фокусе эллипса, под отверстием в потолке.

Она должна была что-то придумать! Теперь то, что она называла «подумать», требовало от нее чистого сознания, то есть не того, что обычно под этим подразумевается, а необходимость восстановить веру в себя; чтобы этого добиться, она подвесила в стороне и над собой, зеркало, невидимое ей самой в темноте зала – собрать весь солнечный свет, который отражался от нее. И, когда она добилась того, что увидела себя во всем сиянии своей красоты, она села и стала дожидаться полуденного солнца.

Вокруг нее в темноте двигалось множество теней, но каждый раз, когда кто-то из них появлялся на границе ее внутреннего зрения, она отказывалась их видеть. Близко к нижней кромке зеркала стояла Тень, которая следила за каждым ее движением, но та, слишком погруженная в себя, не замечала ее.

Город был взят, его жители попрятались в страхе; Малютки и их странная кавалерия расположились лагерем на площади; солнце осветило принцессу, и на несколько минут она увидела себя во всем своем блеске. Видение прошло, но она осталась сидеть. Уже пришла ночь, темнота скрыла и заполнила собой поверхность зеркала, но она все не двигалась с места. Мрак, смешавшийся с тенями, перекатывался по дворцу сгустками, слуги дрожали и тряслись, но не осмеливались покинуть этот дом, потому, что за его стенами были звери, которые пришли с Малютками; всю ночь напролет принцесса сидела без движения: она должна была снова увидеть свою красоту! Она снова должна была подумать! Но Мужество и Воля устали поддерживать ее и не желали больше задерживаться здесь!

Утром мы выбрали двенадцать самых больших и храбрых мальчиков, чтобы те отправились с нами во дворец. Мы сели верхом на своих больших коней, а мальчики – на маленьких коней и слоников.

Принцесса сидела и ждала солнца, чтобы получить удовольствие от собственного присутствия. Поток света медленно полз по поверхности небесного океана, но до тех пор, пока солнце не оказалось прямо над нашими головами, ни один луч света не смог появиться в черном зале.

Поток света встал перед нашими глазами, и быстро вскарабкался вверх, и, пока мы поднимались ко дворцу, ступенька за ступенью, он карабкался по крыше этого величественного здания. Он заглянул в его глаз – ив этом внезапном сиянии принцесса вспыхнула перед собственным взглядом. Но она бросилась к его ногам с воплем отчаяния – увы, ее чистоте и белизне пришел конец! Пятна покрывали половину ее бока и были черными, как мрамор вокруг нее. Она стиснула в руках свои одежды и бросила их на стул. Тень соскользнула вниз, и принцесса увидела, как он уходит.

Мы обнаружили, что ворота, как всегда, открыты; прошли через вымощенный дворик вверх ко входу во дворец и вошли в переднюю. Все так же в своей клетке лежала пятнистая леопардиха и то ли спала, то ли умерла – было не разобрать. Малютки задержались на минутку, чтобы посмотреть на нее. Она вскочила и заметалась по клетке. Кони встали на дыбы или отскочили в сторону, слоны отступили на шаг. В следующий миг леопардиха упала навзничь, дрожа и корчась в судорогах, и застыла в изнеможении. Мы въехали в большой зал..

Принцесса уже вернулась в свое кресло, стоящее в лучах света, когда услышала доносящийся со двора стук копыт. Она вскочила, прислушалась и вздрогнула: никогда еще этот звук не раздавался у стен ее дворца! Она тяжело дышала, прижав руку к боку. Топот приближался, вот он все ближе, ближе; вот он проникает уже и в зал; и движущиеся фигуры, которые на этот раз тенями не были, приближались к ней из темноты!

Мы же увидели сияние и прекрасную женщину, окруженную тьмой. Лона спрыгнула с коня и бросилась к ней. Я спрыгнул со своего и последовал за Лоной.

– Мама! Мама! – кричала она, и ее чистый, прекрасный голос эхом отразился от купола.

Принцесса вздрогнула, ее лицо стало почти черным от ненависти, ее брови почти коснулись друг друга у переносицы. Она встала и выпрямилась.

– Мама! Мама! – снова закричала Лона, вскочила на помост и обняла принцессу.

Еще миг, и я был уже рядом! И в этот миг я увидел, как Лона взлетела вверх и ударилась о каменный пол. О, этот жуткий звук ее падения! Она упала к моим ногам и лежала тихо и спокойно. Принцесса уселась назад, в свое кресло, с дьявольской улыбкой на лице.

Я опустился на колени рядом с Лоной, поднял ее с камня и прижал ее к груди. Ненавидящим, яростным взглядом я посмотрел на принцессу; она ответила мне сладчайшей из улыбок. Я брошусь на нее, схвачу за глотку и задушу, подумал я, но любовь к ребенку была сильнее, чем ненависть к матери, и я только крепче прижал к себе свою драгоценную ношу. Ее руки бессильно свесились, ее кровь текла по моим рукам на пол тихим, тонким, медленным ручейком.

Кони почуяли кровь – сначала мой, затем те, что поменьше. Мой встал на дыбы, дрожа, дико выкатив глаза, развернулся и опрометью бросился из темного зала, а за ним последовали и маленькие лошадки. Конь Лоны стоял и смотрел на свою хозяйку, дрожа, как осиновый лист. Мальчики спрыгнули со своих коней, и те, не замечая перед собой черных стен, разбились о них вместе с моим конем насмерть. Слоны подошли к подножию помоста и остановились, дико трубя; Малютки спрыгнули с них и застыли в ужасе; принцесса развалилась в кресле, и только ее глаза еще оставались живыми, свирепо сверкая на лице, напоминающем лицо трупа. Она снова иссякла и сморщилась, и была такой, какой я нашел ее тогда, в лесу, а ее бок выглядел так, словно по нему прошлось огромное раскаленное клеймо. Но Лона ничего этого не видела, а я не видел ничего, кроме Лоны.

– Мама! Мама! – вздохнула она и перестала дышать.

Я вынес ее во двор: солнце осветило ее белое лицо и жалостное подобие тени улыбки на нём. Ее голова откинулась назад. Она была мертва.

Я забыл о Малютках, об убийце-принцессе, забыл о мертвом теле, которое держал на руках, и побрел прочь, ища свою Лону. Окна и двери были заполнены злобными лицами глумящимися надо мной, но не осмеливающимися произнести хотя бы одно слово, так как они видели, что за мной бредет белая леопардиха, склонившая свою голову к моим пяткам. Я оттолкнул ее ногой. Она некоторое время подождала и снова пошла за мной.

Я добрался до площади: маленькой армии там не было! Пустота этого места словно разбудила меня. Где Малютки? Где ее Малютки? Я потерял ее детей! Я беспомощно огляделся вокруг, прислонился к колонне и опустился на ее основание.

Но когда я сел, рассматривая ее лицо, на котором застыло спокойное и кроткое выражение, мне показалось, что она улыбнулась живой быстрой улыбкой. Я не сомневался в том, что это мне только показалось, и понял, что это значит – я все еще вижу ее живой! Это не она, это я потерялся, а она – нашла меня!

Я поднялся и собрался идти вслед за Малютками, и инстинктивно искал ворота, через которые мы сюда вошли. Я осмотрелся вокруг, но леопардихи поблизости не было.

Улицу быстро заполняла свирепая толпа. Они увидели, что руки у меня заняты, но некоторое время не осмеливались напасть. Однако еще до того, как я добрался до ворот, они набрались смелости. Одна из женщин стала толкать меня; я не обращал внимания. Какой-то человек ударил мою неприкосновенную ношу: я пнул его, и тот, вопя, отстал. Но толпа теснила меня, сжималась вокруг, и, волнуясь за то, что с моей драгоценной мертвой ношей что-либо случится, я крепче прижал ее к себе и освободил свою правую руку. Но в этот миг какое-то волнение произошло на улице за моей спиной, толпа расступилась, и через нее прошли Малютки, которых я оставил во дворце. Десятеро из них ехали на спинах четверых слонов; а на двух остальных лежала принцесса со связанными руками и ногами, вполне спокойная, за исключением глаз, которые дико выкатились из орбит. Еще двое Малюток скакали позади нее на коне Лоны. А мудрые слоны, которые несли ее, то и дело поднимали свои хоботы и ощупывали веревки.

Я пошел вперед и вышел прочь из города. Какой конец всем надеждам, с которыми я входил в это зловещее место! Мы захватили злую принцессу и потеряли нашу всеми любимую королеву! Моя жизнь стала никчемной! В сердце была пустота!