Онлайн чтение книги Маленький большой человек Little Big Man
Глава 5. МОЁ ОБРАЗОВАНИЕ КАК ЧЕЛОВЕКА

Ну, «человек», конечно, означает «Шайен». Так вот, вы, наверное, заметили, что в начале этой истории Старая Шкура Типи был просто болван болваном — клоун, да и только. Однако надобно вам сказать, что это он белым таким казался. А для Шайенов он был вроде как гений, почти святой. Это он обучил меня всему, что я узнал в детстве — кроме верховой езды, стрельбы и других подобных физических навыков. А учил он меня знаете как? Он рассказывал притчи мне и другим детям, не одну сотню рассказал всяких историй. Иногда и взрослые приходили, садились послушать, потому как все знали, что он старик мудрый — а иначе не дожил бы до такого солидного возраста.

Я расскажу вам две из его историй. Одна из них спасла мне жизнь, когда я в первый раз пошёл с индейцами в набег за лошадьми. А вторая — это речь. Старая Шкура произнес её на переговорах с Лакотами.

Послушайте — и поймёте, чем краснокожий отличается от белого человека. Ей Богу — лучше никто вам этого не растолкует.

Разве что сами поживете и с теми, и с другими — как я…

* * *

С тех пор как я попал к Шайенам, выпал и растаял не один снег, и мне шёл, кажется, тринадцатый год. Как-то раз мы с мальчишками играли в войну, и Младший Медведь, который мужал не по дням, а по часам, влепил стрелой без наконечника одному парнишке по имени Рыжий Пёс прямо в лоб, да так влепил, что тот чуть копыта не отбросил. Не иначе как в меня целился Медведь-то, да в меня попасть не так-то просто: я мишень очень даже подвижная. И случись в эту самую минуту неподалёку Старая Шкура Типи, а с ним ещё один краснокожий по имени Два Младенца — весь голый, и с ног до головы вымазанный черной краской: он дал обет и теперь должен был отправляться в путь, чтобы найти врага и снять с него скальп.

Он просто шёл рядом с вождём в каком-то трансе. Тут Старая Шкура увидел, как Рыжий Пёс лежит на земле без сознания. Склонился над ним и говорит: «Вставай, иди поешь!» Парнишка тут же очнулся, вождь послал его к Бизоньей Лощине, чтобы она его накормила. Потому как индейцы таким способом от всех болезней лечатся.

Потом старик повернулся к Младшему Медведю и говорит: «Тот, наверное, храбрый воин, кто стреляет в своих друзей». И Медведь чуть не умер от стыда.

Тут Старая Шкура расстелил своё одеяло, и мы все уселись в кружок. Косички вождя были украшены мехом горностая, а на шее был повязан то ли платок, то ли шарф, расшитый старинным бисером, сделанным в те времена, когда сюда ещё не добрались белые со своими стеклянными бусами: его — бисер, то есть, — выточили из обломков пурпурной океанской ракушки, а потом он множество раз переходил из рук в руки, пока не попал к вождю: Шайены-то жили в самом центре страны. А начал он свой путь где-нибудь на побережье Орегона или Массачусетса — небось, какой-нибудь тамошний дикарь разбил раковину, высосал водянистое мясо, а потом уселся и долго корпел над красивыми обломками со своим каменным точилом, чтобы сделать что-нибудь эдакое…

Так вот, все уселись и вождь заговорил: «Я расскажу вам про воина, который любил своих друзей. Это случилось много снегов назад, когда я был ещё молод. В те времена мало у кого из наших людей были ружья, потому что мы почти не торговали с бледнолицыми, а индейцы из других племен, кому удавалось заполучить оружие, не хотели с ним расставаться. А у нас даже железных наконечников для стрел было мало, и в бою мы, бывало, нарочно скакали перед самым носом у врага — чтобы в нас попали его стрелы, а мы потом их железные наконечники забирали себе».

Тут он весело рассмеялся и натянул повыше свою правую ноговицу — и мы увидели, что его нога сплошь покрыта старыми шрамами.

«А больше нам негде было их взять. За лошадьми мы обычно ходили на юг — в страну, где живут люди-Змеи, потому что они прекрасные наездники и у них самые лучшие кони. Говорят, причиной тому то, что они со своими лошадьми спариваются, но сам я этого ни разу не видел». Это он про Команчей говорил — в верховой езде им равным нету ни среди белых, ни среди индейцев. А насчёт того, что кобыл трахают, точно не скажу, не знаю, но хорошо знаю, что своих женщин они берут совсем как жеребцы — сзади, да ещё хрипят и ржут при этом, словно кони. Короче, на лошадях просто помешаны.

«А иногда нам и лошади были не нужны, но мы ехали на юг просто так — подраться. Потому что Змеи — храбрый народ, и когда видишь, как они несутся на тебя во весь опор — просто дух захватывает, и сердце поет песню, особенно ранним утром, когда солнце на небе ещё юноша. Позже, когда он повзрослеет, в стране Змей становится слишком жарко, и тогда понимаешь, почему много лет назад наши предки-Шайены изгнали их туда, а себе забрали эту землю, которая прекрасна»…

Рассказы про войну всегда возбуждали вождя. Он сбрасывал лет двадцать и молодел прямо на глазах — взгляд его горел, щёки раздувались — того и гляди лопнет на каком-нибудь уж слишком кровавом повороте событий.

«Однажды в страну Змей отправился за лошадьми отряд из шести Шайенов: Прилет Ястреба, Рубашонка, Лошадиный Вождь, Железная Рубаха, Брыкливый Мул и Маленький Человек. С ними был ещё один воин по имени Волосатый, он был Арапах, а вы ведь знаете, что это племя всегда дружило с Шайенами, и обычно устраивало свои стойбища рядом с нами. Надо вам сказать, что этот отряд отправился на юг для того, чтобы выловить в прерии диких лошадей, а вовсе не за тем, чтобы воровать их у Змей. Иначе Волосатый не поехал бы с ними, потому что в тот год Арапахи были в мире со Змеями…

У истоков Уашито наши люди обнаружили множество следов и поняли, что рядом — большое стойбище Змей. С наступлением темноты решили напасть, хотя в отряде не было ни одной винтовки, а стрел осталось всего несколько штук, и если бы Змеи настигли их потом — они не смогли бы долго сражаться.

Отыскав лагерь Змей, Шайены укрылись неподалёку и стали ждать темноты. Потом прокрались в стойбище и увели целый табун прекрасных пони. Волосатый не принимал участия в набеге, потому что его народ заключил со Змеями договор. Он остался за деревушкой стеречь лошадей, которых оставили Шайены, а когда они вернулись с угнанным табуном, он поехал с ними. И они ехали без остановки всю ночь и половину следующего дня, покуда солнце не поднялось на небе так высоко, что заглядывало в дымовые отверстия типи. К тому времени отряд добрался до Зловонного Ручья — из которого может пить только лошадь, а человек — не может. И там они стали поить свой табун.

Поскольку Шайенам приходилось гнать украденных лошадей, они не могли двигаться быстро, и потому не успели они напоить табун, как их настигли Змеи, которых было так много, что на каждого воина в отряде, считая и Волосатого Арапаха, приходилось больше чем по десять. Наши люди вскочили на лошадей, поднялись на невысокий холм, потом убили своих животных, чтобы укрыться за их телами, сбросили ноговицы и рубахи и, распевая свои песни, стали готовиться к смерти.

Прежде чем Змеи напали, их вождь, которого звали Луна, выехал вперёд, приблизился, чтобы его было хорошо видно, и сказал на языке жестов: «Ты ведь из племени Татуированных, (так Змеи зовут наших друзей — Арапахов). — Почему ты крадёшь наших лошадей вместе с людьми из племени Стрел-с-Полосатым-Оперением (а так они называют Шайенов). Твоё племя и моё заключили мир. Или ты плохой человек?»

Волосатый поднялся и отвечал: «Я не входил в ваш посёлок и не воровал ваших лошадей. Эти люди — мои друзья. Я жил с ними, ел с ними и дрался плечом к плечу с ними. Потому, хоть и правда, что мы с тобою не враги, я думаю, что сегодня подходящий день, чтобы умереть вместе с ними».

«Я слышал тебя», — жестом ответил Луна и вернулся к своим воинам. И они бросились вперёд, на холм. Железная Рубаха, Прилёт Ястреба и Рубашонка пали в бою, но остальные четверо сражались так храбро, что Змеи отступили, потеряв несколько воинов убитыми, а ешё несколько были ранены. Потом Змеи вновь бросились в атаку, но не все сразу, а небольшим отрядом в десять воинов. На сей раз был убит Волосатый, копьё пронзило ему грудь, но прежде чем его сбросили с лошади, он успел пустить стрелу прямо в шею тому, кто убил его. Этот воин, падая, ухватился за гриву своего коня, который стал брыкаться и пятиться, и угодил копытом в живот Брыкливому Мулу, а тем временем другой Арапах наскочил на Шайена и, свесившись с лошади, изо всех сил ударил его своей боевой дубинкой и размозжил ему голову. Лошадиного Вождя тоже ранили, и он вскоре умер.

После этого в живых остался только Маленький Человек. У него не было больше стрел, и ему приходилось ждать, пока в него попадет вражеская стрела, чтобы извлечь её из своего тела и стрелять в ответ. Таким способом он убил одного из Змей и ранил ещё одного, когда они опять поскакали на него. Остальные пронеслись мимо через весь холм, спустились на другой стороне, развернулись и теперь вшестером или всемером опять приближались, потрясая своими короткими копьями.

Как только первый из Змей достиг вершины холма, Маленький Человек схватил одеяло из кучи одежды, сброшенной нашими воинами и с криком «Ву-ву-ву!» взмахнул им перед головой его лошади. Лошадь отпрянула в сторону, и копьё, брошенное Арапахом в Маленького Человека, не достигло цели, хотя и проделало большую дыру в одеяле. Схватив всадника за пояс, Шайен стянул его-с лошади и в одно мгновение нанёс ему три удара ножом по горлу, но скальпа снять не успел, потому что остальные Змеи были уже рядом. Тогда наш воин вскочил в седло убитого Арапаха, подхватил с земли его копье, бросился на врагов и нанес им такой ущерб, что они бежали вниз, в долину, где ждали остальные Змеи.

Маленький Человек носился туда-сюда по всему холму, распевая песню смерти, а Змеи внизу устроили совет. Потом Луна вышел вперёд и сказал на языке жестов: «Ты храбрый воин. Мы забрали назад лошадей, которых вы украли, и не хотим больше драться. Ты можешь уйти».

Но Маленький Человек сказал на это: «Я не слышал тебя». И Луна вернулся к своим воинам, и они опять бросились вперёд, и теперь их было двадцать воинов, и Маленький Человек убил несколько из них, а сам остался невредим. После этого Змеи были очень напуганы, потому что они ещё никогда не сталкивались с таким сильным колдовством.

Луна ещё раз выехал вперёд и показал жестами: «Ты самый храбрый воин из племени Стрел-С-Полосатым-Оперением. Возьми себе лошадь, на которой сидишь, возьми копьё, и мы дадим тебе ещё одну лошадь. Возвращайся к своему племени. Мы не хотим больше драться».

«Нет, спасибо, — сказал Маленький Человек. — Все мои друзья умерли, включая и того, который остался верен Шайенам, хотя сам был Арапахом. Без моих друзей я буду все дни только сидеть и плакать. Лучше вы убейте меня. Сегодня хороший день, чтобы умереть».

С этими словами Маленький Человек поднял над головой своё копье и с боевым кличем и с именем своего народа на устах бросился вперёд — один против всего отряда Змей. Луна был храбрый вождь, но когда он увидел, как на него, издавая страшные крики, галопом мчится Маленький Человек — он завизжал и побежал прочь, но Маленький Человек догнал его и вонзил в него своё копье.

Копье прошло насквозь и застряло в теле Луны. Тогда Маленький Человек выхватил нож и продолжал крушить Змей, которые бежали перед ним врассыпную.

Он вихрем носился среди них, рубил и колол направо и налево с такой яростью, словно на руках у него вместо пальцев были острые лезвия, а Змеи вопили от ужаса, хотя они храбрые воины.

Наконец один из Арапахов выстрелил Маленькому Человеку из мушкета в спину. Тот упал на землю, и Змеи отрубили ему голову. Но после этого его обезглавленное тело вскочило на ноги и стало опять размахивать ножом, который оно всё ещё сжимало в руке. А его отрубленная голова, которую Змеи насадили на копье, раскрыла рот и стала издавать боевой клич Шайенов. Тогда мужество покинуло Змей… Они бросились прочь без оглядки, а те из них, кто оглянулся, увидели, что безголовое тело Маленького Человека бежит следом, размахивая ножом. А когда они умчались так далеко, что их было не догнать, оно взобралось на холм и улеглось на землю рядом с друзьями. Что сталось с головой, не знает никто — воин который держал копье, бросил его, когда голова стала кричать.

Луна не умер, но остался горбатым, как бизон, до конца своих дней. Он не стыдился своего бегства, потому что в тот день Маленькому Человеку помогали такие колдовские силы, перед которыми ни один Арапах или Змей не устоял бы. Луна сам рассказал мне эту историю — потом, когда наши племена заключили мир, а Змеи отыскали брата Маленького Человека и отдали ему лошадь его брата, и после этого они снова смогли приходить к тому холму, где умер Маленький Человек, и его тело больше не нападало на них».

С той ночи, когда Кэролайн улизнула из лагеря Шайенов, я не встречал ни одного белого человека. Только однажды — наше племя тогда расположилось на берегу реки… Сюрпрайз, и мы с мальчишками как раз ловили в прерии степных тетеревов, вдруг смотрим — скачет что-то, милях в двух-трёх, Я поначалу думал — бизоны, но Лошадка присмотрелся своими индейскими глазами и говорит: «Нет, это бледнолицые: один — желтоволосый, с ружьём, а его гнедой хромает на переднюю левую; а второй — бородатый, его чалый спину седлом натер». Ещё говорит, они заблудились, но гнедой почуял воду и скоро выведет к реке, и они разберутся, куда ехать. Ну, мы развернулись и двинули в другую сторону.

Надобно вам сказать, что мы не очень-то жаждали встретиться с этими белыми. Я скажу вам почему: с некоторых пор Шайены уверовали, что такие встречи им боком выходят. Наткнуться на белого — это стало вроде как дурной знак — помните, как они приехали к обозу, в котором были мои белые родственники? Чем это для Шайенов закончилось — чуть не поубивали друг друга. В Форт-Ларами много индейцев приезжало торговать, меняться — они ставили свои вигвамы в прерии, за частоколом форта — там тоже то и дело какие-нибудь неприятности случались: то какой-нибудь молодой воин напьется и стреляет в солдат, то кто-нибудь угонит армейских лошадей. А как-то раз один Лакот наткнулся на старую большую корову, что отстала от обоза переселенцев. Ну, он её и прирезал, чтобы взять шкуру. А солдаты узнали про то — взбесились не на шутку, вскочили на коней и напали на индейский посёлок. Несколько человек — как не бывало, и с той и с другой стороны.

Когда это случилось, мы были в семидесяти милях от Ларами — наш посёлок стоял на берегу Ручья Боевого Оперения — и мы сразу же обо всём узнали. К нам прискакали люди из племени Миннеконжу — это народ вроде Лакота — и совещались со Старой Шкурой Типи, Горбом и другими уважаемыми людьми племени, На такие совещания любой может прийти и сказать все, что хочет — если только это не глупость какая-нибудь — хотя обычно говорят вожди, потому как они умнее, а иначе не были бы вождями.

К счастью, среди этих Миннеконжу был один, который говорил на языке Шайенов. Потому что Шайены и Лакоты, хоть и были союзниками спокон веку, но языки у них совсем разные — ничего общего, как, например, у португальца и русского, и при встрече им всегда приходилось жестами объясняться. Но на сей раз у них был переводчик.

Сначала один из Миннекоижу, которого звали Большой Лось, встал и рассказал о том, что произошло в Ларами, а закончил так: «Я встречал многих уасичу», — так Лакоты называют белых, — «И я пил их кофе и ел их сахар, и это мне понравилось». Тут Шайены дружно поддакнули: «Хай-хай, хай-хай!», а Большой Лось продолжал: «Но ни один из них ни разу не сказал мне, что привело их в нашу страну. Сначала их было мало. Они не имели вигвамов и были жалки, и Лакоты делились с ними едой. Потом пришло много белых, они пригнали уродливых животных, которых нельзя есть, потому что они где-то потеряли свои яйца, и мясо у них жесткое, как уздечка, отчего эти животные не годятся ни на что, а только на то, чтобы тащить огромные фургоны, которые уасичу доверху нагружают множеством вещей, от которых нет никакой пользы — если не считать кофе и патоки, да ещё железных обручей от бочек — из них можно делать наконечники для стрел. У бледнолицых женщин такой вид, словно они нездоровы, и я от них чихаю… Потом пришли солдаты, у них были большие слабые кони, а жён — по одной на каждого не было, зато было несколько женщин, которых они делили между собой — такой женщине надо дарить подарок всякий раз, как ложишься с нею.

Если какой-нибудь из уасичу совершает поступок, который не нравится другим, они обвязывают ему шею веревкой и сталкивают с высокого моста, чтобы выдернуть его дух из тела. Бледнолицые рассказывают про свои большие деревни, которые стоят в том краю, где рождается солнце. Но если то, что они говорят, правда — зачем тогда они приезжают в нашу страну и пугают бизонов?

Я скажу вам — зачем: все бледнолицые больны, и если где-то есть те большие деревни, которыми они хвастают, то все люди в них, наверное, умерли оттого, что спали с больными женщинами и ели мясо, которое смердит; а те из них, кто остался живым, приезжают сюда, и если мы их не убьем, то они заразят своей болезнью народ Лакотов и наших друзей — народ Шайелов».

Так Лакоты называют Шайенов.

После этого Большой Лось сел и стал чесаться, потому что его кусали вши, а говорить стал другой Лакот. Он говорил в том же духе, а после него поднялся наш Горб. Оратор он был не ахти какой, но котелок у него варил — в этом ему не откажешь. Так вот, встал он и говорит:

«Если мы хотим воевать против бледнолицых, нам потребуется много ружей и пороха. Столько ружей, пороха и пуль, сколько нужно для войны с бледнолицыми, мы можем взять только у бледнолицых. Наверно, они не согласятся дать их нам, если мы скажем, для чего нам ружья, порох и пули. Даже если они согласятся продать их нам для этой цели, мы не сможем их купить, потому что нам не за что купить столько ружей, пороха и пуль. И мы не можем силой взять их у бледнолицых, потому что, если бы мы могли это сделать, нам не нужны были бы ружья, порох и пули для войны с бледнолицыми».

Горб задумался и стоял, то и дело открывая и закрывая рот, словно рыба, потому как носом он дышать не мог: нос ему повредили в тот самый день, когда дрались из-за виски возле нашего обоза, и теперь он — нос, то есть, — был все время заложен… Так вот, помолчал он с минуту и говорит: «Горб тоже не понимает, что нужно бледнолицым в нашей стране. Они все, наверное, потеряли разум…

Наверное, лучше нам держаться от них подальше, потому что у нас нету ружей, пороха и пуль».

Тут опять встал Большой Лось: «Один молодой бледнолицый вождь в Форт-Ларами говорил, что с отрядом в десять солдат он может стереть с лица земли весь народ шайела, а с отрядом в тридцать солдат — все племена прерий. Но вместо этого мы, Миннеконжу, и с нами ещё некоторые из Лакотов стёрли с лица земли его самого.

Вот, это кольцо, которое я ношу на шее на шнурке — это его кольцо. У меня был ещё и его палец, но я его потерял».

Наконец, очередь дошла до Старой Шкуры Типи, и он заговорил — как и полагалось по правилам индейского ораторского искусства — высоким фальцетом. Слова зарождались где-то глубоко в груди и, пройдя через напряжённое горло, вырывались наружу высоким дрожащим сдавленным звуком. Когда слышишь такую речь впервые, может показаться, что бедняга просто помирает от удушья. Но если привыкнешь к этой манере и начнёшь вникать в суть — очень даже вдохновляет.

Сначала он говорил комплименты Миннеконжам и другим кланам народа Лакота. Потом невзначай напомнил им шайенскую теорию, по которой они — Шайены, то есть, — живут в Чёрных горах давным-давно; они уже жили в этих местах и процветали, и имели множество лошадей, когда первые из Лакоты только появились здесь — бедные и жалкие, перевозя свои типи на собаках, потому что не имели лошадей, И Шайены жалели их, и время от времени дарили им лошадей, и благодаря этому Лакоты постепенно превратились в то богатое и мощное племя, каким они есть сегодня…

Часа полтора он продолжал в том же духе, а потом говорит: «Что же касается бледнолицых, то первым из людей моего народа, кто увидел их, был дед моего деда. Его звали Идущий По Земле. В те дни мой народ жил у Озера Без Берегов, строил жилища из земли и выращивал маис. Однажды утром Идущий По Земле и ещё несколько Шайенов шли по следу медведя берегом реки, и вдруг увидели след другого зверя, которого они никогда раньше не видели. Этот новый след был размером с медвежий, но на нем не было видно отпечатков от пальцев и когтей — он был весь гладкий, ровный и округлый. Наши, люди решили, что это след какого-то речного зверя, у которого пальцы соединены перепонками, чтобы лучше плавать.

И они пошли по этому следу, и он привел их на лесную поляну, и там они увидели этих новых зверей, а ещё — медведя-гризли, который тоже шёл за ними по следу. Эти новые животные имели очень странный вид. Нашим людям показалось, что они голые, но у всех у них разный мех, или шкура, а ещё у всех разная форма головы. Наши люди тогда подумали, что эти животные — родственники, или даже дети медведя-гризли, потому что, как и он, они стояли на задних лапах, а передними лапами пользовались как руками, и туловище у них было такое же неуклюжее.

Но тут медведь-гризли напал на этих неведомых зверей. Он бросился на них, а они — ухватили себя между ног, вытащили свои члены, которые у них длиннее, чем руки — и положили их себе на плечо, а потом из членов вырвалось пламя и дым, и был большой шум, а гризли упал и умер.

Наши люди были очень напуганы и бежали через лес назад, в свою деревню, и рассказали обо всём всем остальным, а остальным было очень интересно и захотелось увидеть диковинных животных своими глазами. Поэтому все воины нашей деревни отправились к той поляне, спрятались за кустами и стали смотреть. Одно из животных стало стаскивать кожу со своего туловища и головы, и наши воины от изумления захлопнули свои рты ладонями. Но когда оно осталось без шкуры, наши люди увидели, что оно похоже на Шайена, как одна капля воды на другую, только тело у него белого цвета, и на лице растут волосы.

Оно покупалось в речке, а потом опять натянуло на себя свою шкуру — и тогда наши воины поняли, что это шкура на самом деле не шкура, а одежда.

У некоторых из этих существ лица были волосатые, и наши люди решили, что это самцы, а гладколицые — это самки. А ещё они увидели, что палки, стреляющие молнией — вовсе не члены этих животных Просто они иногда ставят эту палку на землю у себя между ног — вот Шайены и решили, что это член.

Потом наши люди вернулись в свою деревню и собрались на совет. Голодный Медведь сказал: «Лучше нам не беспокоить их и не злить, потому что это очень странные животные, и мы не знаем, чего от них ждать».

Чёрный Волк, который не был среди тех воинов, которые первыми пришли на поляну, и не видел, как бледнолицые стреляют, сказал: «Мы могли бы легко убить их, но мясо у этих белесых, скорее всего, невкусное, хотя кожа сгодилась бы на набедренную повязку».

Но Идущий По Земле, который был очень мудр, сказал: «Эти существа не Шайены, но они тоже люди. Все вы помните пророчество нашего великого героя, который говорил, что однажды в нашей стране появятся люди незнакомого племени, и у них будет белая кожа и странные привычки. Он говорил, что они принесут нам несчастье. И вот — они здесь. И будет лучше, если мы сами выйдем им навстречу, чем если они наткнутся на нас случайно и застанут нас врасплох.

Поэтому мы поступим так: я войду в их лагерь и стану смотреть на них. Вы спрячетесь за кустами и будете следить. Если белые люди нападут на меня — значит, мы должны воевать с ними, и тогда пусть кто-нибудь вернется в деревню и скажет женщинам, чтобы они спрятались и спрятали детей. Если на меня не нападут, то вы можете тоже выйти к белым людям».

Идущий По Земле сбросил с себя всю одежду, кроме набедренной повязки, и один направился к поляне. Белый человек, который первым увидел его, стал поднимать свою палку, стреляющую молнией, но другой — без волос на лице, похожий на женщину — шагнул вперёд и протянул Идущему По Земле руку. Дед моего деда остановился и посмотрел ей в глаза, потому что наши люди в те времена не знал и, что такое рукопожатие. Потом подошли другие белые люди. Они обступили вождя со всех сторон, и наши воины в кустах стали натягивать тетивы своих луков, но скоро они увидели, что белые не причиняют вождю никакого зла, а наоборот, улыбаются ему и пытаются говорить с ним, и тогда некоторые из наших воинов вышли из-за кустов к белым людям.

Оказалось, что гладколицые люди — это не женщины, а мужчины, как и волосатые. А у одного из них на шее висел золотой крест, и когда он снял шляпу, Шайены увидели, что у него почти нет волос, только небольшой пушок возле ушей. У него было две жерди, связанных крест на крест — они торчали из земли неподалёку. И вот белые люди опустились на колени, а этот лысый закрыл глаза, сложил руки перед собой и стал что-то говорить. Потом белые показали Шайенам свои палки, стреляющие громом и молнией, и разрешили им несколько раз нажать на курок, но наши люди всё равно пугались, когда гремел выстрел.

Те первые белые люди оставались в этом месте одну луну и начали строить квадратный вигвам из бревен. Наши люди приходили к ним каждый день, и человек с крестом дарил им подарки и показывал жестами, чтобы они опустились на колени, когда он говорит, обращаясь к скрещённым жердям, в которых заключалась его колдовская сила; и наши люди слушались, и становились на колени, чтобы не обидеть его. Но однажды ночью, когда часть белых людей спали, остальные убили их, забрали их вещи и сожгли дом. Потом пошли к Большой Воде, сели в лодку, которая была у них там, и уплыли.

Эту историю слово в слово рассказал мне отец моего отца, — закончил свой рассказ Старая Шкура. — А потом то же самое случалось много раз везде, где бы ни появлялись белые люди. Они не любят друг друга, и рано или поздно один белый обязательно убивает другого, и обычно делает это не в бою — как Шайены, когда хотят показать свою храбрость и насладиться геройской смертью своих врагов, и умереть в хороший день — а совсем наоборот: они стреляют друг другу в спину, подвешивают за шею, заражают один другого плохой болезнью или делают так, чтобы он потерял голову из-за виски.

Но я говорю вам — это белые люди, они не такие, как мы, и, может быть, у них есть какая-то причина поступать так, а не иначе, и эту причину нельзя понять, если ты не белый. Когда они нападут на меня — я буду защищаться. Но до тех пор я буду избегать встречи с ними».

Вот так учил нас старый вождь. А было это в те дни, когда мы перебирались на новое место — в страну на берегах реки Паудер. Но спешить-то нам было некуда, и мы сначала повернули на юг, и пару дней шли берегом реки Сюрпрайз, и взяли там много бизонов. В те времена железной дороги ещё не было, и белых охотников тоже, так что в этих местах бродили бизоньи стада в сотни тысяч голов. Миля в длину, миля в ширину, а то и больше — представляете? — и всё сплошь запружено зверьём — спина к спине, так что и травы не видно. Шайены гонят их по кругу и бьют без устали стрелой или копьем, и сколько бы ни убили — всё равно капля в море для этого стада. Потом приходят женщины и разделывают туши, все пригодное в пищу, или ещё для чего-нибудь, складывают на шкуры и волокут в лагерь, а сами шкуры потом выделывают и растягивают для просушки, а потом из них шьют какую-нибудь одежду и покрышки для типи. Помню, после охоты мы, бывало, ели варёный бизоний язык и жареную вырезку из холки — лучше этой еды ничего на свете нет, а ваш самый лучший бифштекс рядом с ней — всё равно как обожжённая подошва. Но теперь-то ничего этого уже нету…

Так вот, я уже сказал, что белых в тех местах тогда ещё не было, но зато там поблизости жили индейцы Вороны. Вообще-то Шайены и Вороны по большей части враждовали, но незадолго до того правительство собрало враждующие племена на берегу Лошадиной речки, к востоку от Ларами и заставило их подписать договор — что не будут воевать друг с другом. Ну, между теми племенами, что живут друг от друга далеко, этот план работал прекрасно, но между соседними племенами — ничего не получилось, потому как для Шайенов воевать, например, с Поуни — нормальное дело. А кто не воюет — тот постепенно превращается в женщину. Вот Вороны, например, которые, кстати, водили дружбу с белыми и всегда говорили, что не убили ни одного бледнолицего, и за это белые им оставили их землю. Так вот, Вороны, когда сами воевали против Шайенов или Лакотов, были храбрые воины, в когда шли служить разведчиками в кавалерию Соединенных Штатов, сразу превращались в трусов. Почему так — не знаю…

Короче говоря, только мы вернулись назад, на север, к реке Паудер, тут возвращаются наши воины, которых выслали вперёд — разведать что к чему, — и говорят, что недалеко отсюда на берегу Ручья Вздорной Женщины обнаружили большое стойбище Ворон. «Если это большое стойбище — там должно быть много лошадей» — сказал Горб. Тень, который непосредственно ездил на разведку, говорит: «Эти Вороны очень богаты лошадьми. Таких красивых коней я нигде не видел, Я целый день прятался в кустарнике, чтобы взглянуть на них».

«Я слышал тебя» — сказал Горб и вздохнул. Потом воины отправились к Старой Шкуре Типи советоваться, а мы, мальчишки, всей ватагой побежали следом.

Когда вождя ввели в курс дела, он спросил у Тени:

— Тебе нужны лошади?

Тень с ужасно печальным видом кивнул головой и сказал:

— Никогда ещё я не был так беден.

Старая Шкура Типи задал тот же самый вопрос всем по очереди, и от каждого получил тот же самый ответ. Потом засунул руку себе за пазуху, нащупал там что-то и заговорил: «Я получил эту медаль за то, что поставил свой знак под мирным договором между нами и Воронами. На ней изображено лицо Старшего Вождя белолицых, который живет в их главной деревне. Я сказал ему, что не стану воевать с Воронами, покуда солнце не перестанет ходить по небу, а я слов на ветер не бросаю. Но ни один из вас не ставил свой знак на той бумаге, и ни один из вас не носит на шее эту медаль. Я думаю, что Старший Вождь бледнолицых не узнает, кто вы. А из лошадей я больше всего люблю пинто».

В общем, когда забрезжил рассвет, отряд был уже готов. Все собрались в типи Тени. Там были: Тень (Что Он Заметил), Холодное Лицо, Жёлтый Орёл, Птичий Медведь, Большая Челюсть. Стояла осень, и ночи были уже прохладнее, но все, кто шёл в набег, разделись догола, чтобы одежда не мешала им быстро сделать своё дело. Мы, мальчишки, так и вертелись вокруг воинов, которыми восхищались всей душой. Мы просто из кожи лезли вон, лишь бы оказать им какую-нибудь мелкую услугу: поточить нож, уложить стрелы в колчан и т. д., и вдруг Младший Медведь подходит к Тени и говорит: «Я готов идти с вами». Тень как раз завязывал потуже свой мокасин, и, не поднимая головы, просто сказал: «Ладно».

А Младший Медведь опять говорит: «Я много раз пробовал — воровал мясо у женщин». Это он про игру нашу говорил, а игры у индейцев все с дальним прицелом — готовят мальчишек к серьёзному делу. А играли мы так: женщины режут бизонье мясо тонкими ломтями и развешивают его на веревках из кишок — сушиться на солнце, а мы крадемся незаметно, ползем на животе — змеей извиваемся, потом — хвать кусок мяса — и бежать! Кто больше украл — тот и молодец, а каждый кусок считается за лошадь — вроде как угнал. А если женщина заметит тебя да легонько стукнет палкой по спине — значит, ты убит и из игры выбыл. Вообще-то, Младший Медведь в этом деле был чуть ли не хуже всех: сила-то есть, но ловкости да сноровки — никакой. Но ему ведь шёл четырнадцатый год — сколько же можно в мальчиках ходить? ещё немного — и всё, пиши пропало. Вот он и лез на рожон: «А два дня назад я убил бизона», Ну, об этом и правда все знали, потому как его отец после охоты по всей деревне ходил и распевал песню об этом подвиге, а потом устроил настоящий пир.

— Я слышал об этом, — сказал Тень. — Можешь идти с нами.

— Я сильнее всех мальчишек в деревне, — не унимался Младший Медведь.

— И, наверное, болтливее всех, — отозвался Холодное Лицо, который стоял рядом и пытался приладить у себя за ухом маленький узелочек с амулетами — на счастье, — мы, наверное, останемся здесь, а ты один отправляйся в лагерь Ворон и скажи им речь — они любят хвастунов.

— Можешь идти с нами, — сказал Тень, — если не будешь много разговаривать. Шайены лучшие из людей на всей земле, они самые храбрые воины, их женщины красивее всех на свете и добрее, а земля их — прекрасна. Это известно всем, даже нашим врагам. Шайен знает, что он Шайен, и ему незачем об этом болтать.

Ну, это меня взбесило не на шутку — ещё и посильнее, чем Младший Медведь, который вздумал навязываться в набег со взрослыми! Дело в том, что мне Шайены, честно говоря, нравились — ей-Богу, нравились! И мне порой казалось, что я им, наверное, и в подметки не гожусь, и я чувствовал себя среди них каким-то бедным родственником. Но это их дурацкое высокомерие! Оно мне каждый раз напоминало, что я, Шайен, белый человек… Нет, вы только подумайте: лучшие из людей па всей земле! Боже правый, да если бы Колумба сюда не занесло, у них бы и ножа железного не было! А лошадь-то, лошадь кто им привез?..

Рядом со мной стоял Маленькая Лошадка, и я вдруг наклонился и прошептал ему на ухо: «Я иду с ними». А он отвечает: «Я не иду». И вылез из типи наружу. Насколько помню, это был первый признак того, как повернется потом его жизнь.

Я шагнул вперёд и сказал: «Можно я пойду с вами?»

Вообще-то, состояние духа у меня было неподходящее для такой опасной затеи, где нужна сплоченность — чтобы все, как один. Мною-то двигали совсем другие чувства. Шайены посмотрели сначала на меня, потом друг на друга. Лет мне было около тринадцати, на вид — козявка, да и только. Да ещё у меня были рыжие волосы, голубые глаза, а кожа… — ну, ясное дело, я был грязный, и загорел, конечно, порядочно, да ещё весь в ссадинах и царапинах, но при всем при том — Шайен я был белый, белесый, как рыбье брюхо.

По моим понятиям, могли бы они, конечно, и сообразить, что затея эта довольно-таки опасная, раз уж Вороны водят дружбу с бледнолицыми, и кой-кому наверняка не суждено вернуться из этой экспедиции живым. Могли бы, конечно, и сообразить, что рискованное это дело — брать с собой Бог знает кого — чужака какого-то. Да к тому же ещё щегла неоперившегося.

Но Тень сказал: «Ладно».

Вот так: краснокожему только дай возможность выбирать — и он наверняка выберет не то. Пусть каждый делает, что хочет — вот и весь его выбор. Особенно это касается Шайенов: у них ведь нет никакой процедуры посвящения в воины. Хочешь быть мужчиной — делай то, что делают мужчины, вот и вся процедура, и никто не станет тебе мешать, и ничто тебя не остановит — разве только враг.