Глава 4. Вечеринка

Онлайн чтение книги Люби и властвуй
Глава 4. Вечеринка

1

– Мракобесие чистейшей воды! Но, если хотите, я считаю все эти штуки наподобие «летающих когтей» и рогатых метательных секир таким же мракобесием! Махровым мракобесием! – довольно агрессивно разглагольствовал Онни, самый молодой из присутствующих.

Все присутствующие были младшими офицерами Опоры Вещей.

Отчего-то при каждом новом повторении слова «мракобесие», не иначе как прилепленного к его языку оружейным клеем, он отставлял свою чашку с вином и прикладывал указательные пальцы ко лбу наподобие рогов. Со стороны это выглядело комично, чем не мог не воспользоваться Иланаф.

– Рогатым мракобесием, правильно, Онни? – иронично, словно бы заискивая, подсказал он.

Ирония ускользнула от изрядно захмелевшего Онни. А потому он, не чувствуя подвоха, перевел на Иланафа помутневший взгляд и подтвердил:

– Именно это я как раз хотел сказать.

Все прыснули со смеху. Эгин, разумеется, тоже смеялся. Но никто из его товарищей не подозревал, каких трудов ему стоило это веселье.

Он проспал как убитый весь прошедший день. Это было для него внове – две нормы сна за один «всхрап»! И вот теперь прихлебывающему согретое белое вино Эгину, чей мозг был затоплен многочисленными и беспорядочными обрывками новых впечатлений, казалось, что мир как-то подозрительно подмигивает ему со всех сторон.

– А потому я и говорю, что ты хоть с абордажными топориками, хоть с «волчьим зубом», хоть с иглохвостом против меня иди. Если я с мечом – капец тебе, не много и не мало. Капец, потому что это мра-ко-бе-сие.

– Ну не скажи, не скажи, – нарочно возражал Иланаф. – А если он тебе раньше все лицо «летучими лотосами» изуродует? На тебя ни одна баба потом не глянет, будь она даже страшнее жабы. И твой меч тебе уже не поможет.

Разговор шел, как обыкновенно бывало под конец таких пьянок, о сравнительных достоинствах различных видов оружия.

И хотя мнения всех присутствующих были известны и, что самое любопытное, совпадали по большинству вопросов, на остроте споров это никак не сказывалось.

Сейчас Онни играл партию «простака», поливая отборной руганью всякие летающие диковины. Такие, например, как ножи с выскакивающими лезвиями или метательные секиры, выполненные в форме двух пересекающихся молодых лун из отличной стали. А Иланаф упивался ролью зрелого аналитика, взвешивающего все «за» и «против», прежде чем высказаться, ссылаясь на авторитет своего бывшего наставника Эрпореда.

Эгин понимал, что с таким же успехом Иланаф мог ругать все, кроме меча, а Онни упрекать его в скудоумии и узости взглядов. Таковы уж у них, в Своде Равновесия, представления о веселье.

2

– Я вижу, любезный Эгин повесил нос, – встрепенулся Онни, когда разговор в очередной раз зашел в тупик. – Хуммер меня раздери, если я, получив рах-саванна, буду так же похож на гнилую тыкву, как и он!

В душе Эгина как будто оборвалась струна. Каждый раз, когда его называли Эгином, а не Атеном окс Гонаутом, в его душе обрывались струны, а на сердце скребли кошки. И хотя умом он прекрасно понимал, что его сослуживцы Иланаф, Онни и Канн – это люди, которым он может доверять как самому себе, и что кому, как не им, звать его Эгином, а не Атеном, но… он не мог привыкнуть к этому, как ни старался.

«Наверное, Иланафу тоже не по себе, когда я зову его Иланафом, а не Цертином окс Ларвом». Эгин, снова ставший центром всеобщего внимания, встал и улыбнулся друзьям. Он прекрасно понимал, что товарищей не проведешь фальшивым оскалом, ведь каждый из них читал в лицах, как в открытой книге, но счел улыбку долгом вежливости.

– Я предлагаю выпить за то, чтобы повышение, которое получили я и любезный Иланаф, не обошло стороной ни тебя, Онни, ни тебя, Канн.

Эгин был совершенно искренен. Это чувствовали все. Выпили с удовольствием.

Крепкий гортело обжег гортань, прочертив огненную дорожку от горла до самого желудка.

Онни и Канн засияли. И в самом деле, они славно служат Своду, точнее – Князю и Истине. Отчего бы их тоже не повысить? Впрочем, для этого нужно отличиться в каком-нибудь особенном деле наподобие того, какое на днях выпало на долю Эгина. Об этом слегка заплетающимся языком и поведал товарищам Онни.

– Не знаю про Эгина, – махнул рукой Иланаф, тотчас же помрачнев, – а я получил повышение совсем по другой причине. Нет, мои личные заслуги тут ни при чем.

– Не дури, Иланаф, – недоверчиво бросил Канн.

Никто из присутствующих не сомневался в том, что звания в Своде Равновесия не раздают кому попало и за что попало. По крайней мере раньше такие прецеденты не наблюдались.

– Ни при чем, – твердо и зло повторил Иланаф. – Мой успех – всего лишь следствие чужого провала, милостивые гиазиры. Кто-то должен был занять место гиазира Неназванного, потому что должен же его кто-то занимать.

Ему никто не отвечал. Не возражал. С ним не спорили. Обсуждать провалы Свода на пирушках было не принято. От такого – один шаг до крамолы.

– Ну да все равно выпьем. Надо хоть выпить, раз думать о таких штуках не положено! – неожиданно истерически расхохотался Иланаф. Столь же неожиданно он замолк и захрустел яблоком.

Все уткнулись в тарелки, чтобы не смотреть на гримасу отвращения и злобы, какой было искажено лицо Иланафа. Таким Эгин не видел своего товарища никогда. Безусловно, Иланаф был пьян, как и все присутствующие.

Но не только. Иланаф был чем-то обижен, унижен, уязвлен. В груди Иланафа, похоже, клокотал тот же вулкан, какой не давал покоя самому Эгину. «Странно, что я не замечал за ним этого раньше», – подумал Эгин.

– На посошок – и по домам! – мягко сказал Эгин, чтобы как-то разрядить обстановку и продолжить мысль Иланафа в нейтральном ключе.

«На посошок… на посошок», – эхом повторили остальные, крепко ухватившись за кувшины, словно в них было все спасение.

И в самом деле, когда вслух начинают говориться такие вещи, о каких только что откровенничал Иланаф, весельчак, балагур и жизнелюб, это первый и самый верный признак того, что настало время расходиться.

3

– Понимаешь, Эгин, Свод Равновесия простоит долго. Но мы все – покойники. – Онни, похоже, передался нервический пессимизм Иланафа. – Я тебе объясню, если хочешь…

– Хочу, – охотно откликнулся Эгин. На самом деле ему было все равно.

– Вспомни, как наставлял нас Занно, когда учил фехтовать. Ты только вспомни! Он говорил так: чтобы победить, нужно навсегда расстаться с желанием победить. И не только с ним. Еще с желанием пощеголять перед противниками своей техникой, всякими трюками и показать ему все, что знаешь. А еще нужно отказаться от стремления держать врага в страхе… А еще…

– Помню-помню, – улыбнулся Эгин. Он помнил эти наставления так же хорошо, как то, что он – чиновник Иноземного Дома Атен окс Гонаут. – А еще, и это самое главное, нужно избавиться от желания побороть те недостатки, которые ты только что перечислял, Онни.

– Все верно, – закивал Онни, опираясь о руку Эгина.

Похоже, ноги повиновались ему гораздо хуже, чем язык.

– И что с того?

– Да вот что: если ты не выполняешь этих требований, когда фехтуешь, тебя убивают. Рано или поздно. Мы все – и ты, и я, и Иланаф, и Онни – вроде бы научились оставаться невредимыми в поединках. Это хорошо. Плохо другое. То, чему учил нас Занно, верно не только по отношению к искусству владения мечом. Оно верно всегда. Но в жизни мы совсем не такие. Когда мы возвращаем мечи ножнам, мы начинаем дру-гу-ю жизнь. Мы снова наполняемся желанием победить и прочими пороками, от каких Занно отвадить нас так и не сумел…

– Может, ты и прав, Онни, – примиряюще откликнулся Эгин. – Но это вовсе не значит, что все мы покойники.

– Значит-значит, – сказал Онни с недоброй усмешкой. – То, что мы, четверо, собираемся вот так у Иланафа уже четвертый год – это в общем-то чудо. Я чувствую: будет что-то неладное. Уж больно все идет гладко… Кто знает, соберемся ли мы еще хоть раз? Разве ты не чувствуешь чего-то похожего?

Эгин отрицательно замотал головой. Конечно, последние дни выдались тяжелыми, муторными, суматошными, но он ничего такого не чувствовал! Нет!

«Наверное, во мне говорит сейчас детское желание противоречить, спорить с тем, с чем уже давно согласился», – подумал Эгин. Но он прогнал эту мысль прочь.

Эгин никогда не замечал за Онни ни сентиментальности, ни тяги к рассуждениям о бренности всякого благополучия. Тем страннее было идти вот так по Серому Кольцу Пиннарина и вести беседы, которые офицерам Свода Равновесия вести не пристало.

«Философия не к лицу вам, мальчики», – говаривал – по другому, правда, поводу – Норо окс Шин. Нарушая этот шутейно-серьезный завет, и Эгин и Онни чувствовали некую неловкость, неуместность происходящего.

Быть может, поэтому оставшуюся часть пути они проделали в молчании.

Наконец показался спасительный перекресток. Эгину, который жил на Желтом Кольце, – направо. Онни, чей дом располагался у Южных Ворот, – налево.

– Увидимся! – сказал на прощанье Онни.

– Увидимся, – повторил Эгин. – Я очень надеюсь, что ты ошибаешься, приятель. Очень надеюсь. Послушай, может, я все-таки провожу тебя, а?

Но Онни уже не слышал его слов. Решительным, но не очень твердым шагом молодого подвыпившего офицера он удалялся в ночь, до отказа набитую трелями цикад и смрадом преющих лошадиных куч.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава 4. Вечеринка

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть