Онлайн чтение книги Любимая мартышка дома Тан
4. Некроманты, отравители и принцы

Совещание по вопросу о ведьмах проходило – в чисто местном духе – под сенью деревьев у меня в доме, во внутреннем саду, в беседке посреди пруда. Главным героем на нем был похожий на проворного ежика юноша Ван, который занимался в торговом доме счетами, цифрами, бумагами – но лишь теми, что имели какое-то отношение к имперской письменности.

Как человек кисти и тушечницы, Ван был существом, стоящим в имперском обществе куда выше, чем скромные торговцы или воины. Шутка сказать, ведь он мог когда-нибудь сдать императорские экзамены и стать чиновником. Но тогда пришлось бы получать куда меньшее жалованье, чем у нас. А ведь совсем чуть-чуть – и удастся купить на заработанные здесь деньги домик родителям в городке Ханчжоу на каналах, наверняка размышлял юноша Ван, раздираемый противоречиями.

Маленький Ван – так, по местным обычаям, называл его я: приставка «маленький» уместна для любого, кто младше тебя хоть на год. Но если бы Ван стал чиновником, даже низшего ранга, я как вежливый человек должен был бы воздерживаться от такого обращения.

Будучи очевидно умным письмоводителем, Маленький Ван, конечно, задавал себе вопросы, чем занимаются в торговом доме Сангак и особенно старый Юкук. Деньги – нет спора – вещь серьезная и любят, чтобы их защищали и охраняли, но не до такой же степени… Первые несколько месяцев его работы мы искренне надеялись, что Ван не сможет слишком хорошо разобраться во всех операциях дома в целом. А потом, когда стало очевидно, что юноша весьма умен, мы придумали другой подход – отправили Вана с караваном на запад, в штаб-квартиру торгового дома. Он вернулся с пятнами загара на лице и совсем иными, повзрослевшими глазами. И с тех пор, как множество имперских юношей его поколения, мечтал об одном: снова отправиться в земли необъяснимых чудес и странных удовольствий.

Мы расслабленно сидели вокруг низкого столика, на котором стоял дорогой, модный, а для кого-то все еще подозрительный напиток – чай, который Ван уважал как предмет роскоши и необходимый элемент утонченной жизни, Юкук воспринимал как среднего качества лекарство, а Сангак – как хороший способ делать деньги из воздуха. Поскольку чай считался личным проектом обожаемой императорской наложницы Ян Гуйфэй, он был обязателен в лучших домах, и к нему надо было относиться как минимум с уважением.

Юноша Ван, с его острым носиком и блестевшим от жары смуглым лицом, осторожно прикасался губами к бледно-янтарной жидкости в крошечной винной чаше, и лицо его становилось все серьезнее: он готовился выступать. Сангак невозмутимо сопел, Юкук смотрел в одну точку водянистыми глазами. Десятки стрекоз пронизывали полудневный воздух, стеклянно поблескивая крыльями в бледно-золотых лучах.

– Итак, ведьма Чжао, – кивнул головой я, как глашатай перед выходом танцовщицы.

– Нам необходимо начать рассказ с правления императрицы У Цзэтянь, – торжественно начал Ван, одергивая свою модную обтягивающую короткую шелковую курточку, из тех, что вызывали ярость консервативной публики.

Мы мысленно возблагодарили его за то, что он не начал с императоров Яо и Шуня, правивших несколько тысяч лет назад.

– Государыня У официально взошла на трон через шестьдесят шесть лет после воцарения дома Тан, то есть семьдесят лет назад, – медленно выговаривал слова юный Ван. – Она была тогда уже немолода. И титул ей носить пришлось недолго, всего пятнадцать лет. А потом, когда почтенный возраст государыни начал мешать ей править, ее уговорили оставить трон, снова передав его принцу Ли Сяню из дома Тан. В том же году императрица скончалась от болезни, – закончил свое вступление Ван.

Быть ханьцем – это нелегкая судьба. Маленький Ван хорошо знал, что наша чайная церемония отлично охраняется, что никакие посторонние уши не могут подслушать его. Он мог бы прямо высказать то, что можно услышать в любой винной лавке на любом из рынков, а то и вообще обойтись без вступлений. Но ни один имперский житель сразу к делу не переходит. Он выдает сначала официальный текст, а потом уже переходит к изнурительной забаве – намеки, тонкости, частности.

Что касается императрицы У, то до сих пор столичные жители помнили рассказы своих дедов или отцов про жуткую восьмидесятилетнюю старуху, с неподвижным лицом, выкрашенным в белое, с наведенными красным щеками и черными бровями, которая среди складок желтого императорского шелка медленно проезжала по проспектам Чанъани в повозке с откинутым пологом.

У Цзэтянь правила империей не пятнадцать лет, а полвека. Сначала как реальная власть за ширмой у трона, а потом – невероятно – как полноценный император: единственный пока случай женщины, официально взошедшей на трон. Старуху весьма уважали в империи, потому что при У Цзэтянь не было войн, кроме мелких и победных, и страна жила в общем хорошо. Но столица и императорский двор ощущали себя совсем по-другому, ожидая очередной страшной, с долгими пытками, казни чиновника или принца. Только что упомянутый Ваном Ли Сянь, племянник и наследник У, очередной принц по фамилии Ли из плодовитого дома Тан, был юной трясущейся развалиной, который шарахался от каждого прибывшего к нему курьера, думая, что это тетушка У наконец решила еще и с ним разделаться.

Однако у принца Ли, этой развалины мужского пола, была весьма энергичная супруга, императрица Вэй, а у той была дочь, принцесса Аньлэ. И еще была их подруга – поэтесса и актриса Шангуань Ванэр, юная имперская секретарша госпожи У. Это женское царство, судя по базарным историям, фактически и правило после смерти императрицы, унаследовав от нее не только державу, но и аппетит к мужчинам. Императрица Вэй, как гласил приговор базара, даже развлекалась в императорской постели нескромными играми с одним из людей все еще влиятельного клана У – У Янь-сю, притом что находившийся там же император отворачивался, делая вид, что ничего не замечает.

– В третий год правления под девизом Шэньлун наследник престола, принц Вэйский Ли Чунцзюнь, поднял войска для попытки уничтожить Шангуань Ванэр и остатки семьи У, – продолжал нараспев Ван. – Но он провалился. После этого инцидента императрица Вэй и принцесса Аньлэ окончательно потеряли всякий стыд, приближая к себе самых недостойных людей. И – как говорится в хрониках – даже ведьма по имени Чжао была вызвана во дворец и пожалована благородным титулом. Это было в четвертый год правления под девизом Цзинлун, то есть ровно сорок пять лет назад. И это единственное упоминание о ней в официальных дворцовых записках, лишь одна строчка, – добавил Ван, гордясь своей работой.

Тут мы перевели дыхание, а Сангак глотком осушил чашечку чая.

– А вскоре после этого императрице Вэй понравились трое придворных – Е Цзин-нэн, канцлер императорской академии, преуспевший в некромантии, то есть искусстве повеления миром мертвых, Ма Цинь-кэ, известный лекарь, и еще Ян Цзин, который был вице-министром императорских развлечений и при этом талантливым поваром. Все они пополнили и без того немалое число любовников императрицы…

– Сколько имен, сколько имен, – неодобрительно сказал Сангак. – Я никогда их не запомню. Но если ты об этом рассказываешь, Маленький Ван, то все эти повара и некроманты имеют отношение к нашей ведьме?..

Далее уже и я сам запутался в творившихся при дворе кошмарах, которые без запинки перечислял неутомимый Ван: забитый дворцовыми гвардейцами до смерти чиновник, осмелившийся подать несчастному императору доклад с обвинениями против императрицы и принцессы; смерть мужа госпожи Аньлэ и ее немедленный брак с любовником, тем же самым У Янь-сю, который осквернял императорскую постель, но не был ни поваром, ни некромантом, ни лекарем.

Но я несколько встрепенулся, когда Ван, перейдя на шепот, начал рассказывать, как на второй день какого-то месяца некоего года – в общем, сорок пять лет назад – император скончался, съев ядовитых блинов, поданных принцессой Аньлэ и приготовленных упомянутыми друзьями канцлера-некроманта – то есть поваром Ян Цзином и лекарем Ма Цинь-кэ. После чего вдова его, императрица Вэй, посадила на трон еще одного принца из неисчерпаемого рода Ли – Ли Чунмао, а по сути окончательно взяла управление империей в свои руки.

Но тут взбунтовались министры, потребовав расследования, население же и войска «взволновались», угрожающе промолвил Ван. Так что длилось новое марионеточное правление меньше трех недель.

– В двадцатый день шестого месяца, – перешел на декламацию утомленный Ван, – Ли Лунцзи, принц Линьцзийский, прибыл в столицу с отрядом воинов и въехал в нее через ворота Сюань-у. Он прикончил родственников императрицы, ее верных сторонников в Армии Плюмажей и двинулся затем во дворец. Императрица Вэй попыталась укрыться в лагере Летучих Кавалеристов, но была убита там взбунтовавшимися солдатами.

После этого император Ли Чунмао отказался от трона в пользу принца Сянского Ли Даня, а тот через два года отдал трон победителю злонамеренных женщин – своему сыну, мужественному Ли Лунцзи. Это, как вы знаете, произошло ровно сорок три года назад. Так началось славное правление нашего нынешнего Светлого императора.

– Какая великолепная история! Какое прекрасное начало правления! – выразил я свой безграничный восторг. – Просто для уточнения: вся наша компания ведьм, некромантов и отравителей была, конечно, вырезана до последнего человека?

– Да, господин. И правление императора действительно, как вы и намекнули, получило после этого девиз Кайюань – то есть Начало, – вытер ладонью лоб полностью истощенный спектаклем Маленький Ван. – Начало славной и спокойной эпохи, в которой мы сегодня и живем.

Стрекозы, зависшие в золотом воздухе, разом сделали пируэт и снова задумчиво остановились между песком сада и ветвями деревьев.

– Мы должны поблагодарить господина Вана за его прекрасный рассказ, – проговорил я, изо всех сил стараясь быть настоящим имперцем с хорошими манерами. – Но у меня возникают вопросы, имеющие отношение уже к нашим сегодняшним проблемам. Первый: сколько лет было ведьме Чжао в год прихода на трон нынешнего Сына неба?

– Немало, – с готовностью отозвался Ван, изображая поклон. – Возможно, целых сорок.

– Таким образом, сегодня ей должно было быть почти девяносто лет, – сделал вывод я, вспомнив седоволосую фигуру в зеленоватом свете луны.

– Но она тоже была убита солдатами Светлого императора – тогдашнего принца Ли, – мгновенно отозвался Ван. – То, что бегает по крышам столицы сегодня, – это не ведьма Чжао сама по себе, это ее призрак, злой дух.

– Хм, – сказал я, вспомнив четкие отпечатки ног, которые этот призрак оставил на крыше, находившейся сейчас от нас шагах в тридцати. – Еще вопрос: владела ли ведьма Чжао оружием? Например, арбалетом?

– Нет, никогда. Ее оружием при жизни было колдовство, а сегодня это оружие – страх, – так же быстро отреагировал Ван, окончательно оставив размеренный стиль своей речи. – Она нагоняет ледяной холод на жестоких и бессердечных людей, бездарных и продажных чиновников, и они застывают, не могут пошевелиться. Тогда у них можно выпить кровь. Но она пьет ее и у животных.

Сангак слегка поежился. Я всегда подозревал, что все его разговоры о том, что призраков и дэвов бояться не надо, звучали что-то уж чересчур громко. Толстые и храбрые воины, как я замечал, не боятся людей, зато превращаются в какую-то просяную кашу, когда дело доходит до существ иного рода.

– То есть никто в столице не рассказывает, что ведьма не просто бегает по крыше, а бегает с арбалетом в руке?

– Нет, – уверенно закрутил головой Маленький Ван.

– А что стало с академиком Е и другими некромантами? – поинтересовался я.

– Е тоже был убит доблестными солдатами принца Ли. Но он был не единственным, кто пытался повелевать миром мертвых, – сказал Ван после некоторой паузы. – Вот, например, вскоре после прихода к власти нынешнего императора случился эпизод, когда императрица, его супруга, помогавшая ему подготовить восстановление справедливости в империи, пришла в огорчение от своей бездетности и от ослабшего внимания к ней императора. И тогда ее брат привел к ней монаха-некроманта, который взял кусок дерева, на нем вырезал загадочные знаки, а также «восемь знаков» императора, то есть дату и время его рождения. Кусок дерева этот он отдал императрице, чтобы она привязала его под платьем. Но история раскрылась, и…

– Да, да, могу себе представить, что произошло дальше. Как я знаю, с тех пор долгие годы императрицы у государя не было и нет.

– Она была разжалована в простое звание, – дипломатично уточнил Ван.

– Что за монах развлекался некромантией? – продолжал я.

– Даос, конечно, – без особой уверенности предположил юный исследователь имперской истории. – Чудеса – это по их части. Хотя… прошу простить, это мне неизвестно.

– Теперь опять о ведьмах. Чжао была единственной в столице? Были ли другие ведьмы или колдуньи?

– Конечно же, да, – тут Ван чуть не усмехнулся. – Ведьмы и колдовство были всегда. И еще как. Хотя по закону колдовство запрещено, конечно. Но – да вот же, когда императрица У еще была лишь молоденькой наложницей императора Гао-цзуна, она, как всем известно, удушила собственного младенца, сына императора, чтобы обвинить в этом преступлении тогдашнюю императрицу, носившую имя Ван. Император не знал что и думать, но молодая У Цзэтянь выдвинула против императрицы новое обвинение – в ведьмовстве. И ее заключили в темницу. Но и это не всё. Юная У Цзэтянь подготовила фальшивый указ о казни императрицы и заключенной с ней вместе госпожи Сяо. Им отрезали руки и ноги и запихнули их в большие глиняные сосуды, где они и умирали несколько дней. Так вот, – заторопился Ван, увидев, что даже Юкук чуть позеленел, – госпожа Сяо тогда сказала: проклятая У Цзэтянь, после смерти я перерожусь в кошку и загрызу тебя до смерти. И, – тут Ван опять начал скандировать высоким голосом: – Придя к власти, императрица У запретила держать кошек в своем чанъаньском дворце и вообще редко бывала в самом городе, предпочитая восточную столицу Лоян. Разве это не колдовство?

– Итак, колдовством занимались многие, а верит в него еще больше людей. Ну а где могила ведьмы Чжао? – продолжил допрос я после долгой паузы и новых чашечек чая.

– Неизвестно. Но вот что важно: тот, кто найдет эту могилу, сможет обладать властью над духами подземного мира и использовать эту власть против врагов, – раскраснелся от удовольствия Ван. Он действительно неплохо подготовился к нашей беседе.

– И последнее. Все эти истории очень милы и поучительны, но что имеет ведьма Чжао против нас, гостей империи? Известно ли, что ее когда-либо обижали торговцы с Запада?

Вот тут Ван только развел руками. А старик Юкук, быстро улыбнувшись ввалившимся ртом, просипел:

– Господин, есть еще один важный вопрос. Пусть Ван скажет, когда именно о ведьме Чжао заговорили мирные жители Чанъаня.

Ван продолжал молчать, а Юкук с мстительным удовольствием ответил сам:

– Не более полутора-двух лет назад. Все правление нынешнего императора никто не помнил о какой-то там Чжао. А сейчас вспомнили.

Мы переглянулись с Юкуком. Два года назад в империи – впервые за время правления Светлого императора – случился голод, и цены взлетели вверх. И тут на ночных крышах много людей начинают видеть злого духа, который – как там только что сказал Ван? – пьет кровь у бездарных и продажных чиновников. Или – не видеть, а только говорить о нем? И в любом случае ясно, что покойная госпожа Чжао имеет отношение к судьбе не плохих чиновников вообще, а к фигуре убившего ее нынешнего государя, лета которого более чем немалые – этого не может быть, но он перешел рубеж семидесятилетия. В общем, перед нами была какая-то явно связанная с политикой ведьма, тем более что нашедший ее могилу обретет не деньги или прочие радости, а «власть против врагов».

Но, с другой стороны, можно было уловить и другую связь – между началом разговоров о ведьме на крышах и гибелью Мелека, которая случилась примерно в то же время.

Стало опять тихо. И тут я обратил внимание на слишком уж отрешенный вид Юкука. У него это означало крайнюю степень довольства собой.

– Заканчивай же, уважаемый друг, – сказал ему я.

– Пустяк, господин, но один человек недавно обмолвился, что несколько вельмож собирались недавно для разговора о вреде древнего искусства общения с мертвыми и о том, что это следует заново запретить императорским указом.

Я вздохнул и откинулся на подушки, кивнул ему головой два раза. Это означало: все силы отныне бросить именно на эту интересную историю.

Пусть пока и было непонятно, какое все-таки отношение она имела к нашему торговому дому. Не хотелось думать, что дом оказался замешанным в какой-то сложный придворный заговор, совершенно ему не нужный.