Первой вещью Достоевского, которую я прочел мальчиком, была повесть «Игрок» в павленковском издании, еще прижизненном, года 1879-го, что ли. Достоевский мог еще перегнуть собственным пальцем написанную этими же пальцами страстную, поспешную, казалось бы, книгу. «Игрок» продиктован в 10 дней. Но не было поспешности в словесной ткани «Игрока». Она была таким же чудом гения, подчиненным музыкальному ключу, со своим собственным ритмом, напоминающим ритмы «Пиковой дамы».
Партия была уже окончена. Монжерон приподнялся со своего места, посмотрел на часы и сказал: — Ну, друзья, теперь ровно два часа ночи, и сегодня, день в день, час в час, ровно год, как пропал наш друг Гастон де Моревер. Все невольно вздрогнули. — Господа! — проговорил один молодой человек, сделавшийся только накануне членом клуба des Greves. — Мне бы очень хотелось узнать историю маркиза Гастона. Разговор этот происходил в одной из зал клуба des Greves, одного из самых модных того времени. — Я твой крестный отец, Казимир, — заметил ему на это Монжерон, — и потому обязан посвящать тебя во все тайны… Итак, слушай… — Гастон де Моревер был молодой человек, богач. В прошлом году именно в этот самый…
Они сидели за завтраком в просторной столовой, окна которой выходили на Риджент-парк. Братья занимали первый и второй этажи дома, принадлежащего Сократу Смиту, купленного им еще в молодые годы. В то время он считал, что обязан жениться, поэтому и купил дом. Но ему постоянно не хватало времени, чтобы влюбиться в кого-нибудь, и то, что Лекс называл «материнским инстинктом», он израсходовал на заботы о своем брате....
«Руки ваши горячи – а сердце холодно». Да! может быть, это и правда: молод и стар в одно и то же время, моею теперешнею жизнию я догоняю только жизнь духа, которая ушла уже далеко, далеко. Все что я ни чувствую – я уже все это перечувствовал давно жизнью снов, жизнью воображения. Все это я знаю наизусть – и вот что скучно. Измученный лихорадочною жизнию снов, я приношу в жизнь действительную одно утомление и скуку…
Шолом-Алейхем (1859–1906) — классик еврейской литературы, писавший о народе и для народа. Произведения его проникнуты смесью реальности и фантастики, нежностью и состраданием к «маленьким людям», поэзией жизни и своеобразным грустным юмором.