Онлайн чтение книги Лунное дитя
Глава IX О ТОМ, КАК БЫСТРО ДУРНЫЕ ВЕСТИ С БУЛЬВАРА АРАГО ДОШЛИДО УЛИЦЫ КЕНКАМПУА, И ЧТО ЗА ЭТИМ ВОСПОСЛЕДОВАЛО

В тот самый момент, когда лорд Энтони Боулинг сворачивал с Монмартра на Большие Бульвары, Акбар-паша сворачивал с них в прямо противоположном направлении. Вовсю зеленела весенняя трава, но турку было не до нее: он прилагал все усилия, чтобы его не узнали. И недаром: ведь в темных и опасных переулках «Чрева Парижа» за каждым следит тысяча глаз. Подобная мера безопасности — лишь привычная предосторожность в этом районе, слишком хорошо известном как вотчина апашей. Наконец он добрался до квартала открытых рынков; пройдя его, так сказать, по диагонали, он подошел к ресторанчику, часто и охотно посещаемому туристами, главным образом американскими. Назывался он «У Добродушного Папаши». Акбар поднялся по ступеням. Время вечерних посетителей еще не настало, даже музыкантов пока не было; лишь в уголке «зала» сидел старик, отхлебывавший из бокала крепкую смесь джина, виски и рома, именовавшуюся в определенных кругах коктейлем «Нантакет». На вид ему было лет шестьдесят, волосы и борода были совсем седые; одежда напоминала рабочую, да и держался он с достоинством старого мастерового, знающего себе цену, но всегда готового помочь молодым и поучить их. Однако взгляд его светлых глаз был холоден, как у убийцы, и будто направлен внутрь, как у вора. Руки, лежавшие на столе, дрожали, как у паралитика, а выступающие суставы говорили о хирагре. Погоня за наслаждениями тоже наложила свой отпечаток: тело его казалось распухшим от нездорового жира.

Дрожащие руки казались зеркалом души старика: видно было, что он чем-то смертельно напуган или боится чего-то лишиться.

Завидев турка, он приподнялся со стула и снова рухнул на него. Он был пьян, и довольно сильно.

Акбар уселся напротив него.

— У нас ничего не получилось, — прошептал он, хотя вблизи не было никого, кто мог бы их слышать. — Прошу вас, поймите меня, доктор Баллок, это было совершенно невозможно. Мы испробовали все средства.

Голос доктора был мягок, даже ласков. Он действительно был доктором, то есть врачом, хотя давно не практиковал, занимаясь различными экспериментами, которые называл «биоэнергетикой», однако даже самые стойкие из его учеников отказывались в них участвовать. Его ответ Акбару был тих и полон кошачьей вкрадчивости:

— А мне ведь придется отчитываться за это перед S.R.M.D. Надеюсь, вы не забыли об этом? Как выдумаете, что он на это» скажет?

— Но я повторяю, что это было совершенно невозможно. Там был один старик, из-за которого, по-моему, все и сорвалось.

— Старик? Какой еще старик?! — голос доктора Баллока сорвался в уже не скрываемом гневе. — О черт, черт побери вас тысячу раз!

Он рывком перегнулся к турку, схватил его за бороду и потянул к себе. Для мусульманина нет большего святотатства, чем оскорбление его бороды, но Акбар стерпел и это. И все же боль оказалась слишком сильна, так что он не смог сдержать вскрика.

— Ах ты, собака! Турецкая свинья! — прошипел Баллок. — Да знаете ли вы, что произошло? — добавил он, несколько сбавив тон. — Мастер послал двойника, то есть, можно сказать, частицу самого себя — вы хоть понимаете, что это значит? — и двойник не вернулся, слышите, вы, тупица! Значит, его убили, и мы не знаем, как, и теперь мастер S.R.M.D. лежит полуживой у себя в доме. Почему вы, болван, не явились сразу же, чтобы сообщить об этом?

Ведь я только теперь узнал, что с вами случилось!

— Я прошу прощения, покаянно забормотал турок, но я не знал, где вас найти до условленной встречи. Но, пожалуйста, отпустите мою бороду!

Скорчив презрительную мину, Баллок сжалился над! турком и отпустил его. На самом деле Акбар был далеко не трус, и последние слова, произнесенные Баллоком в его адрес, стоили бы крови даже султану, хотя бы Акбар потом растерзали в клочья его слуги. Однако Баллок бьл непосредственным начальником Акбар в Черной Ложе, где все зиждилось на страхе и унижении; ее первым правилом было полное закабаление своих членов. Тиран в глазах Акбара, перед мастером S.R.M.D. доктор Баллок, выглядел еще более жалко.

— Ну хорошо, скажите же мне, кто был этот старик, как его имя? — поинтересовался он.

— О, имя-то я знаю, — обрадовался Акбар. — Его зовут Саймон Ифф.

Баллок уронил бокал на пол.

— Вот черт! Дьявол! Сатана! — не удержался он, и это звучало уже не как ругательство, а как формула вызывания — Ты слышишь, нет, ты слышишь меня, болван, идиот, слепой чурбан? Ты держал его в руках и… выпустил?

Вот уж действительно свинья, каких свет не видел!

— Я догадался, что это какое-то важное лицо, — попытался оправдаться Акбар, — но у меня не было указаний.

— А мозги-то, мозги у вас были? — проворчал его собеседник, снова сбавляя тон. — Хорошо. Я скажу вам, как заполучить следующий ранг в Ложе, если вы дадите мне сто фунтов.

— Правда? — воскликнул Акбар, вновь становясь самим собой, ибо пугавшая его до сих пор возможность нового унижения сменилась честолюбивой мечтой самому стать тираном; эти два мотива только и составляли сейчас его; измученную сущность. — Поклянитесь!

— Клянусь Выменем Черной Свиньи, — мрачно произнес Баллок, скривившись пуще прежнего.

Задрожав от радости, Акбар-паша вынул чековую книжку и выписал требуемую сумму. Баллок схватил чек и спрятал его.

— То, что я скажу, стоит этих денег, — заявил он. — Этот старик, Ифф, второе лицо в их паршивом Ордене, а может, и первое; иногда нам кажется, что он там всем и заправляет. Грей по сравнению с ним — дурак, мальчишка.

Теперь я знаю, кто, и главное, как убил двойника. О-о! S.R.M.D. не оставит этого неотмщенным. А теперь слушайте, вы адепт! Принесите мне на блюде голову этого Саймона Иффа, или хотя бы Сирила Грея, и любой ранг в нашей Ложе — ваш! И тут, черт побери, я не лгу. На самом деле, — продолжал он еще более угрожающим тоном, — этот Орден не что иное, как филиал Ложи, только они отделились от нас, чтобы зажить самостоятельной жизнью. Моне-Кнотт тоже наш человек; мы внедрили его в окружение Лавинии Кинг, чтобы влиять на нее — это все, на что он годится, бедняга. И это мы направили к ней в дом Сирила Грея, чтобы познакомить его с ее подругой, этой Лизой; однако тут появляется Саймон Ифф и мешает нам все карты. И как мешает! Мы теперь вообще не знаем, где искать эту Лизу Ла Джуффриа. Хотя я мог бы поставить десять к одному, что эту ночь она проведет у них в епархии. Так что задело! Или нет, погодите: сначала я схожу за указаниями и передам их вам. А пока я буду отсутствовать, пошлите за своим сыном: он более толковый малый, чем вы. Нам в любом случае надо будет прежде всего разыскать Сирила Грея, и астральные двойники тут не помогут, раз в дело вмешался Саймон Ифф.

Баллок тяжело поднялся, застегнулся, надел свою широкополую шляпу и исчез, не сказав больше ни слова своему незадачливому подчиненному.

Чтобы последовать за ним, турок легко отдал бы свои УШИ. Личность и место обитания S.R.M.D. держались в строжайшем секрете. Акбар имел лишь самое туманное представление об этом человеке; это был бесформенный идеал всемогущества и безграничного знания, своего рода воплощение Сатаны, воплощение преуспевающего пророка. История с «двойником» несколько подорвала престиж шефа в его глазах, однако это легко было объяснить несчастным случаем: S.R.M.D. выслал боевой дозор, который на свою беду столкнулся с сильным отрядом; противника и был уничтожен. Подобная «досадная неожиданность» была вполне в порядке вещей.

Акбару мастер S.R.M.D. представлялся неким огромным существом, достаточным в самом себе; он не подозревал, какую цену должны платить за все члены Черной Ложи. Верно, что с ростом числа членов и их навыков могущество Ложи увеличивается; однако это далеко не свидетельствует о выходе ее на новые уровни познания, как во Всемирном Белом Братстве; ее могущества растет, подобно раковой опухоли, за счет каждого питающего ее человека, чтобы со временем окончательно погубить себя и его. Эта болезнь может течь медленно, захватывая несколько воплощений, однако конец неизбежен. Аналогия с раком вполне уместна, ибо такой человек знает, что обречен, и его мучают боли; однако он тешит себя иллюзией, что, дав болезни полную волю н| перетерпев страшную боль, он вырвется на свободу, он лелеет свою опухоль, любит ее как последнее из своих увлечений и поощряет ее расти всеми доступными ему магическими средствами. Однако в то же время в глубине его сердца неумолимо зреет уверенность, что он; движется по пути Смерти.

Баллок был близко знаком с S.R.M.D.; он знал его много лет. Он надеялся со временем заменить его и, преклоняясь перед ним со страхом и подобострастием, ненавидел его самой лютой ненавистью. Относительно путей Черной Ложи у него не было никаких иллюзий. Акбар паша, новичок, еще не успевший запятнать себя никаким преступлением, был богатым и вполне безупречным офицером на службе своего султана. Он же, доктор Балок, был лекарем, исключенным из гильдии врачей, зарабатывавшим себе на жизнь со старых дев, страдающих повышенной мнительностью, с разного рода темных людей, преступников или сумасшедших, требующих морфия или иных средств для предотвращения публичного скандала, и с самих скандалов, то есть путем элементарного шантажа. Однако в сравнении с S.R.M.D. он был сама респектабельность.

Этот человек, называвший себя «граф МакТрегор Гленлионский», в действительности был сыном мещанина из шотландских долин возле Гемпшира и звался Дуглас. Впрочем, он был хорошего воспитания, слушался старших и сумел развить в себе как вкус, так и способность к магии. Какое-то время он действительно работал над собой, но потом пал, избрав неверный путь. Он умел многое, но свое умение употреблял лишь на низкие цели. Выжив из Ложи разными подлыми средствами своих наставников, он сумел укрепить ее, как никогда прежде, и далее продолжал вести ее дела по-своему. Но однажды сто постиг тяжелый удар.

В возрасте около двадцати лет в Ложу вступил Сирил Грей — на правах «вольнослушателя», ибо в правилах Ложи было принимать всякого, кто стремился приобщиться к «знаниям и добродетели», как говорилось в ее Уставе. Сирил быстро проник в истинную суть Ложи, но не ушел, а поддержал игру и вскоре сделался правой рукой Дугласа. Добившись этого, он выбрал момент и бросил спичку в пороховой склад. Ложа была наполнена ненавистью. Последовал взрыв такой силы, каких не знали даже теософы, а они-то уж повидали многое на своем веку; результатом же вмешательства Сирила было то, что Ложа распалась. Дуглас обнаружил, что лишился престижа — и доходов. Склонность к выпивке, сопровождавшая падение Дугласа как мага, стала для него теперь панацеей от всех бед. Ему так и не удалось восстановить Ложу в ее прежнем величии; однако те, кто стремился к магическим знаниям и власти  а таких еще хватало и становилось тем больше, чем ниже падал сам Дуглас, — держались за него, ненавидя его завидуя, как завидует уличный мальчишка славе матерого вора или убийцы, волею случая вынужденного предстать перед публикой. Обуреваемый подобными смешанными чувствами. Баллок приближался к улице Кенкампуа, пользовавшейся в Париже самой дурной славой. Дойдя до нее, он завернул в трактир, где обитал Дуглас. Мастер S.R.M.D. лежал на продранном, грязном диване, и лицо его было белым, как сама Смерть; лишь нос — насморочный, в угрях, но все еще напоминавший о былой дерзости и славе хозяина, — сохранил какие-то краски. Глаза же были еще светлее, чем у доктора. В руках у него была наполовину пустая бутылка виски, с помощью которого он пытался вернуть себе бодрость.

— Я принес вам немного виски, — произнес Баллок, зная, как умилостивить своего шефа.

— Поставьте вон туда. Деньги у вас есть? Лгать Баллок не отважился: S.R.M.D. моментально бы почуял это.

— Только чек. Завтра я получу по нему и отдам вам половину.

— Завтра после обеда, — уточнил S.R.M.D. Несмотря на очевидную разбитость всего его существа, он еще кое-что значил. Да, это были развалины, но развалины великой мощи. Он сохранил не только привычку приказывать, но и великосветский тон: в свое время ему доводилось общаться с лицами самого высокого ранга. Говорили также, что знаменитое Третье отделение российской полиции в свое время считало его одним из ценнейших своих агентов.

— Дома ли графиня? — учтиво осведомился Баллок, стараясь оттянуть разговор.

— Ушла на прогулку. Что же ей еще делать в такой поздний час? — съязвил Дуглас. Его отношение к собственной жене, молодой, красивой, талантливой женщине, брат которой был профессором в Сорбонне, делало эту и без того жалкую пародию на мужчину еще более отвратительной. Он заставил ее сделаться уличной девкой самого низкого пошиба и радовался этому.

Что Дуглас делал со своими деньгами, не знал никто. Немалый доход приносила Ложа, сам Дуглас зарабатывал шантажом и отбирал у жены вырученные ею деньги; не исключено, что у него были и иные источники дохода. И все же на виски ему никогда не хватало; трудно поверить, что можно пропивать такие суммы, однако он не притворялся: виски в доме всегда было на исходе. Знание человеческой психологии было у Дугласа поразительным: он сразу догадался, с чем пришел к нему Баллок.

— Двойника уничтожил не Грей, — с уверенностью предположил он, — это не его стиль. Кто же это был?

— Саймон Ифф.

— Я проверю это.

Баллок понял его, ибо при всей ненависти к Иффу и страхе перед ним наибольшая доля злобы в сердце Дугласа все же принадлежала Сирилу Грею. Он ненавидел юного мага самой лютой ненавистью, оттого что не мог простить ему своего падения. Он вообще ничего и никому не прощал, будь то тайное оскорбление или изъявление самой бескорыстной дружбы: он был зол по самой своей натуре.

— Судя по всему, они укрылись в этом своем доме на Монмартре, — заключил Дуглас тоном, не допускавшим ни малейшего сомнения. — Нужно установить наблюдение за всеми входами и выходами оттуда; поручите это Абдул-бею с его людьми. Впрочем, я и так знаю, что собирается делать Грей; я знаю это так же хорошо, как если бы он сам сказал мне об этом. Он захочет провести свой чертов медовый месяц в каком-нибудь теплом краю, и они удерут туда. Поэтому вам и Акбару я поручаю дежурить на Лионском вокзале. Так что следите в оба! Немножко везения — и мы покончим с ними одним ударом; поэтому извольте, сударь мой, следить в оба! Дуглас поднялся на ноги. Поглощенное им неимоверное количество виски очевидно не мешало ему владеть ни головой, ни ногами. Подойдя к небольшому столику, разрисованному странными знаками, он взял фарфоровую чашку, плеснул в нее виски и бросил туда пятифранковую монету. Делая руками резкие жесты, он принялся читать заклинание, довольно длинное, содержавшее гортанные звуки, будто говоря на каком-то варварском языке. Затем он поджег виски. Когда жидкость в чашке почти совсем выгорела, он потушил пламя. Вынув монету, — завернул ее в кусок красного шелка и передал своему ученику

— Когда Грей сядет в поезд, — приказал он, — пойдите к машинисту, передайте ему эту монету и попросите ехать как можно более осторожно. Потом расскажете мне, как выглядел этот машинист; по возможности разузнайте его имя; сообщите ему, что выпьете за его здоровье. После этого берите такси и немедленно приезжайте ко мне. Баллок кивнул. Магия, которую собирался применить Дуглас, была ему хорошо знакома. Спрятав монету, он откланялся. Вернувшись к «Добродушному Папаше», он нашел там Акбар-пашу, ожидавшего его уже в обществе своего сына, Абдул-бея. Последний находился в Париже, выполняя миссию турецкой секретной службы, нисколько не стесняясь пользоваться ее деньгами и связями ради совершенствования в магической науке. Разумеется, доступ к этим деньгам и связям в любой день и час был открыт и Баллоку. Задание же, исходившее от самого S.R.M.D., на полнило его радостью и гордостью.

Баллок передал им полученные инструкции. Час спустя дом, где Лиза как раз знакомилась со своими будущими обязанностями, был окружен шпионами; на всякий случай они расставили своих людей на всех крупных вокзалах Парижа, ибо Абдул-бей предпочитал делать все основательно. Он не хотел упускать ни одного шанса; при всей его фанатичной вере в способности Дугласа он тем не менее считал необходимым предотвратить возможную ошибку шефа в его оккультных расчетах. Кроме того, ему хотелось лишний раз доказать свое усердие. Да и Сирил Грей мог ведь навести погоню на ложный след; мало того, он наверняка попытается это сделать. Баллок и паша расположились в ресторане напротив Лионского вокзала в ожидании телефонного звонка от кого-нибудь из своих шпионов.

— У вас есть их фотографии, чтобы я мог раздать их моим людям? — осведомился Абдул. Баллок молча извлек пачку фотографий.

— А этого человека, Сирила Грея, я уже где-то видел, — заметил молодой турок. И тут у него вырвался громкий возглас изумления: он узнал в Лизе ту самую незнакомку, в которую почти влюбился год назад, когда был на концерте известной танцовщицы.

— Передайте S.R.M.D., — воскликнул он, — что за эту женщину я готов отдать жизнь и найду ее хоть на краю света! Но только пусть она станет моей добычей.

— Вы получите ее или нечто равноценное, — пообещал Баллок, — но только когда покончите с мистером Греем.

Не говоря больше ни слова, Абдул-бей исчез; Баллок и паша заняли свой пост в ресторане. В течение вечера и всего следующего дня они дежурили или спали, сменяя друг друга. Около четверти девятого вечером следующего дня телефонный звонок наконец раздался. Дуглас угадал: юная пара только что прибыла на Лионский вокзал. Забыв об усталости, Баллок и его ученик вскочили на ноги, готовые действовать.

Узнать искомую пару было нетрудно — высокий, широкоплечий Сирил под руку с маленькой Лизой. Их трогательная несоразмерность пробудила в перронном контролере полузабытые романтические чувства. Билеты прямо до Рима? И никакого багажа? Конечно, это влюбленная пара, сбежавшая от надзора старших! И, от души посочувствовав им, этот подобревший служака со всей строгостью преградил путь Баллоку, приняв его за разгневанного отца или оскорбленного мужа. Однако англичанин вел себя вполне корректно, к тому же у него был билет до Дижона.

Стараясь выглядеть как можно незаметнее, Баллок добрался до паровоза. Прикинувшись полупарализованным стариком, он вручил машинисту свой подарок — «колесико, чтобы легче ехалось», прося его вести поезд как можно осторожнее. А он, в свою очередь, выпьет за его здоровье. Кстати, как ваше имя, чтобы знать, за чье здоровье пить? Марсель Дюфур — замечательно, ведь это значит; «сын печной трубы», в самый раз для машиниста! И боязливый пассажир закатился довольным смехом, очевидно: уверившись, что уж теперь-то доедет благополучно. Однако в вагон он не сел. Смешавшись с публикой, он покинул перрон и, едва выйдя из вокзала, сел в такси, несказанно радуясь своей удаче: его отчет Дугласу получался прямо таки блестящим.

О турке он даже не вспомнил.

Между тем Акбар-паша действовал. Баллок купил билет — прекрасно, он тоже возьмет один до Дижона. И, в отличие от него, действительно сядет в поезд — чтобы исправить свой вчерашний промах. Встречи с этим мальчишкой, Сирилом Греем, он не боялся, ведь в этот раз с ним не будет Саймона Иффа. И пусть ему придется применить силу, даже драться, но уж теперь-то он раздобудет столь необходимую им каплю крови Лизы Ла Джуффриа. В конце концов, можно подкупить проводника. И тогда как знать? Возможно, ему даже представится шанс убить Сирила Грея.

Он вскочил на подножку, когда поезд уже трогался. Ближайшая остановка — только в Море-ле-Саблон, к тому времени в купе уже разложат постели; времени у него достаточно. Если понадобится, он доедет хоть до самого Рима. Освободившись из-под опеки Саймона Иффа, Сирил Грей вновь превратился в язвительного сфинкса. Сейчас: на нем был дорожный костюм-книккербокер, однако он продолжал разыгрывать из себя чопорного дипломата.

— Какие все-таки ужасные диваны в этих вагонах, — сообщил он Лизе, с отвращением обводя взглядом купе. Резким движением открыв дверь вагона, он подхватил Лизу и поставил ее на перрон; а потом таким же образом погрузил ее в вагон поезда, стоявшего на соседнем пути. Купе, впрочем, и там оказалось не лучше.

— Эта прохладная лунная ночь, — продолжал он свои рассуждения, извлекая из кармана длинную трубку и набивая ее, — вызывает у романтических настроенных влюбленных (вроде нас с тобой) неудержимое желание совершить небольшую прогулку по лесу — скажем, от станции Море-ле-Саблон до Барбизона и обратно, а путешествие в Италию продолжить на следующий день. Увидеть Неаполь и умереть! — весело заключил он. — Трудно придумать что-либо более возвышенное.

Следующее предложение, которое пришлось выслушать Лизе, состояло в парном заплыве через Сену. Мотивировалось же оно лишь тем, что послезавтра пятница. Лиза в принципе не возражала, но все же заметила, что поездом будет все-таки быстрее.

— Дитя мое! — наставительно произнес Сирил. — Еще великий римский поэт Квинт Гораций Флакк заметил к нашему поучению и развлечению: Festina lente. Другой, не менее великий, но уже испанский поэт перевел это изречение так: manana. Великий Дант присовокупил к вечным истинам, столь блестяще изложенным в его Завещании, одно краткое, но чрезвычайно весомое слово: Domani. И, наконец, один арабский философ, которого я лично очень уважаю, говорит — если верить сэру Ричарду Френсису Бартону, он же брат K.S.M.G., а я не вижу оснований ему не верить, таи свое учение, свое имение и маршруты своих путешествий! Так я и поступаю. Причем даже в большей мере, — прибавил он, понизив голос, — чем ты можешь себе представить! Они все еще сидели, дожидаясь, когда же их передвижной мусоросжигатель, который французы высокопарно называют «пассажирским поездом», наконец сдвинется с места, а доктор Баллок, сияя, уже входил в известный нам трактир на улице Кен-кампуа.

Дуглас ждал его и был бодр как никогда. Сообщить последние новости было делом одной минуты.

— Марсель Дюфур! — повторил S.R.M.D. — Что ж, выпьем за его здоровье, ведь ему самому нельзя, он на службе:.

Аккуратно откупорив две бутылки виски, он смешал немного их содержимого в той самой магической чашке; где еще теплились остатки «огненной жертвы», и пригласил Баллока к столу.

Настроение у обоих было превосходнейшее.

— Марсель Дюфур! — со смехом провозгласил Дуглас, — Веди же свой поезд как можно более осторожно!

И они вместе с Баллоком принялись опустошать обе бутылки, подливая себе чуть не каждую минуту, однако спиртное не оказывало на них никакого действия. Человек же, находившийся в кабине локомотива, чувствовал себя не в пример хуже. Не успел скорый отойти от Парижа, как Дюфур вдруг занялся топкой, велев кочегару «подкинуть угля побольше». На подходе к Мелюну поезду полагалось сбавить скорость, однако вместо этого он лишь ускорил ход, Диспетчер станции Фонтенбло чуть не потерял дар речи, убедившись, что римский поезд, хоть он и именовался «с которым», миновал их семафоры на восемь минут раньше расписания, невзирая пи на какие сигналы. Он успел заметить, что кабина локомотива охвачена пламенем, и даже не удивился, когда из нее на полном ходу вдруг напал помощник машиниста, сломавший себе при этом ногу.

— Мой начальник попросту спятил, — рассказывал потом этот помощник. — Он стоял, держа высоко над головой пятифранковую монету, которую подарил ему какой-то старый дурак, и орал, что тот пообещал ему целое состояние, если мы доедем до Дижона за два часа. Ну не курам ли на смех! Это ведь пять часов, да еще по такой сумасшедшей линии!

Почуяв неладное, помощник хотел отреагировать на сигналы и бросился к рычагу, чтобы уменьшить скорость. Тут-то машинист и выкинул его из кабины. Поездная бригада была новая, линию знала плохо, и вмешаться побоялась; хотя ясно, что тормозить надо было начинать уже в Мелюне. Час спустя Сирилу, Лизе и другим гостям пассажирского пришлось сойти на станции Фонтенбло: скорый поезд Париж — Рим потерпел крушение неподалеку от Мореле-Саблон, и движение на линии обещали открыть только к утру.

— Маленькая неувязка, — произнес Сирил таким тоном, как будто речь шла всего лишь о незначительных изменениях в театральной програмке, — которая лишь немного удлинит запланированную нами прогулку, зато романтики, смею сказать, добавит изрядно. Часа "через три они добрались до станции Море-ле-Саблон, где увидели останки скорого, столкнувшегося на стрелке с тяжелым грузовым составом, шедшем в том же направлении. Оба поезда сошли с рельс. Тут Сирил порадовал Лизу еще одним сюрпризом: вынув из кармана клочок чистой бумаги, он с важным видом вручил его полицейскому сержанту, возглавлявшему оцепление, который тот принял, точно младенец Самуил, осчастливленный даром небес. Сержант откозырял и пропустил их. Идти им пришлось недалеко: юный маг скоро нашел то, что искал. В развалинах последнего вагона он обнаружил изуродованный труп Акбар-паши.

— Не знаю, отчего ему так не повезло, — произнес Сирил, — однако на память мне приходит древнее изречение, которое я позволю себе слегка перефразировать: даже в немногом знании таится печаль, и немалая. Наверное, нам с тобой, Лиза, следует прежде всего перекусить в «Белой Лошади», а уж потом пускаться по лесу в путь до Барбизона. Дорога, конечно, длинная, особенно ночью, и нам нужно будет держать как можно западнее, обойдя Фонтенбло, чтобы как следует насладиться всей этой романтикой.

Лизу уже не интересовало, какого цвета должна быть та «Лошадь», которая угостит их ужином. У нее хватило ума сообразить, что избранный ею мужчина отважен, хитер и достаточно предусмотрителен — словом, далеко не просто «спичка», годная лишь на то, чтобы поджечь чей-то пороховой склад.

Он задержался лишь, чтобы еще раз переговорить с сержантом.

— Опознаны как погибшие: мадам и месье Грей, англичане. По указанию министра. Сержант запротоколировал эту ложь; его пиетет перед «указанием министра» казался невероятным. Теперь Лиза поняла смысл слов Сирила о том, что лучше запастись несколькими видами оружия.

— Дугласу, конечно, не понадобится и двух минут, что бы раскрыть этот обман, особенно если это его собака тут зарыта (в чем я почти не сомневаюсь), однако у нас теперь есть немного времени, чтобы просто порадоваться жизни — жизни некоего юного осла, однажды осмелившегося на это; но смелость — это и есть путь к успеху.

Лиза невольно задумалась, не упустила ли она, в своем желании говорить только то, что следует, свой единственный шанс, когда сказать нужно было именно то, чего не следовало? Как она ни старалась, Сирил со своим предвидением всегда оказывался не только впереди, но даже за углом очередного найденного ею — такого прямого! — пути к Истине.