Онлайн чтение книги Маг
8. ДОРОГА

Покинув деревеньку, мы быстро пересекли небольшое поле и углубились в лес. Однако, как только густые ветви деревьев скрыли нас в лесной прохладе, Данила остановился и, словно прислушавшись к чему-то внутри себя, пробормотал:

– Дядя Илюха, давай немного подождем... – и, встав за стволом высоченной сосны, начал наблюдать за дорогой, пересекающей деревню. Я присоединился к нему. Так мы простояли минут пятнадцать, и я уже собирался предложить двигаться дальше, как вдруг за последним домом, скрывавшим поворот дороги, показалось слабое облачко пыли, и через несколько секунд на деревенской улице появилось четверо всадников. Лошади у них были разномастные, да и держались в седлах они недостаточно уверенно, однако все четверо были вооружены пиками или легкими копьями, а у поясов посверкивали эфесами короткие палаши. Одеты они были в одинаковые коричневые камзолы и желтые штаны, заправленные в темные сапоги, и эта своеобразная форма показалась мне странно знакомой. Только я никак не мог припомнить, где я ее встречал.

Передний остановил лошадь и неловко спустился на землю. Потоптавшись, он передал повод остановившемуся рядом всаднику, подошел к воротам крайнего дома и что-то крикнул, но из ворот никто не показался. Он снова что-то прокричал и с тем же результатом, однако на этот раз у своих ворот появился четырехликий Навон и неторопливо подошел к приехавшим. Спешившийся энергично начал что-то говорить старику. Тот внимательно слушал, а затем согласно закивал и показал рукой в сторону другого конца деревни, одновременно что-то объясняя. После очередного вопроса он отрицательно замотал головой, а затем повел расспрашивавшего мужчину к себе во двор.

Данила рядом со мной вдруг судорожно вздохнул. Минут через десять они снова появились на дороге. Навон остался стоять в воротах, а его гость быстро взобрался на свою лошадь, и всадники, пришпоривая лошадей, рванули дальше по дороге. Старик долго смотрел им вслед сквозь облако поднятой пыли, а когда она почти осела, повернулся в сторону леса и замер, приложив ладонь козырьком ко лбу.

– Можно идти, – тихо проговорил Данила, и мы медленно углубились в чащу.

Минут пятнадцать мы шли молча. Утренний лес, полный солнца, птичьего щебета, обычных шорохов и шелеста, настолько был похож на наш подмосковный, что поневоле успокаивал и даже веселил. Если бы не шпага у пояса и не арбалет в сумке, постукивающей по ноге, могло показаться, что мы в пяти-шести десятках шагов от воронинской дачи и сейчас услышим, как Светлана зовет нас обедать. Но мы шагали и шагали, а никакого зова не было слышно. Постепенно мы втянулись в размеренное движение; подлесок почти не препятствовал ему, и тогда я негромко спросил:

– Слушай, Данилка, а откуда ты знал, что к нашим хозяевам заявятся гости?

Данила вполне оправился от вчерашних приключений и вел себя как вполне нормальный восьмилетний мальчишка на лесной прогулке. Другими словами, он передвигался бесшумным «индейским» шагом, прячась за встречавшимися кустами, приседал, пристально всматриваясь в заросли, и поминутно клал руку то на один, то на другой карман, со зловещим видом ощупывая свои великолепные ножи. После моего вопроса он возник справа от меня и, блеснув глазами из-под надвинутого берета, спросил в свою очередь:

– Какие гости?

Было понятно, что ему неинтересно отрываться от своей сложной игры из-за какого-то «взрослого» разговора.

– Я имею в виду тех четверых всадников, которые подъехали после того, как мы ушли.

– А я и не знал, что кто-то приедет. – Он пожал плечами.

– Но ты как только проснулся, сразу заторопился уходить.

– А... Это мне во сне мама сказала, что нам надо уходить как можно раньше...

– Как это – мама сказала? Ну-ка, объясни поподробнее.

Он посмотрел на меня, не понимая, что меня так заинтересовало.

– Да просто мне ночью приснилась мама и сказала, что как только утром мы проснемся, надо будет быстро уходить из Сониного дома, а то плохо будет и нам, и Соньке, и ее родным. Вот я и сказал, что надо уходить пораньше.

– И часто тебе такие сны с советами снятся?

– Почти каждую ночь.

– И что же, тебе каждую ночь снится мама?

– Нет. Иногда Ирина Алексеевна снится, это когда она меня к доске собирается вызвать. Она всегда ночью мне говорит, ну, во сне, что будет у меня спрашивать. Иногда Андрей Федорович, особенно если я тренировку пропустил. Иногда папа, но чаще всего мама снится. Она мне всегда что-нибудь рассказывает. Ну из того, чего еще не было, а только должно произойти. – Он немного помолчал и несколько недовольным тоном прибавил: – Она всегда рассказывает, что мне на день рождения подарят, а потом обижается, когда видит, что я знаю о подарке. Смешная такая...

Он замолчал, а я попытался обдумать его слова. Ирина Алексеевна была классным руководителем Данилы, Андрей Федорович – его тренером по фехтованию, его я знал достаточно хорошо по совместным занятиям. Из пояснений Данилы следовало, что те люди, которые занимались с ним учебой, снились ему накануне занятий, если собирались его спрашивать, и предупреждали о вопросах, которые будут ему предложены. А папа и – гораздо чаще – мама предупреждали его во сне о хороших или плохих событиях, которые должны произойти с ним в ближайшем будущем. Похоже, мальчишка имел дар предвидения и не придавал ему особого значения, считая чем-то самим собой разумеющимся.

– Значит, ты всегда поступаешь так, как во сне тебе советует мама? – продолжил я свои расспросы.

– Не-а. Помнишь, я джинсы порвал. На заборе. Мне мама ночью говорила, чтобы я с Димкой не ходил на стройку, а я забыл. Только когда на заборе повис, вспомнил... – Он горестно вздохнул, вспомнив свои любимые джинсы.

– Только сегодня ночью она мне прям перед тем, как я проснулся, приснилась и строго так наказала. – Он помолчал и добавил: – Я вообще ее теперь всегда буду слушать.

– Ага. И мне рассказывать, что она тебе посоветует. Похоже, тебе во сне мама дельные вещи советует.

В этот момент боковым зрением я заметил какую-то черную тень, метнувшуюся в недалекие кусты. Но когда я перевел взгляд, на этом месте уже никого не было. Я остановился, задержал Данилу, положив ему на плечо руку, и прислушался. Ничего тревожного или подозрительного не было ни видно и ни слышно. Замерев на несколько секунд и послушав голос летнего леса, мы двинулись дальше.

– А перед тем, как мама тебя отвела к машине, она тебе снилась? – продолжил я разговор.

– Нет. Перед этим ты мне снился. Ты мне сказал, что меня увезут. Но надо будет ехать, а то маме плохо будет. И еще ты сказал, чтобы я не боялся, потому что ты сам за мной придешь. – При этих словах он не глядя протянул свою маленькую ладошку и ухватил меня за палец.

Так вот почему он не удивился и не испугался, когда очнулся в подземелье у меня на руках, догадался я.

– Значит, я тоже тебе снюсь?..

– Ага. Только редко.

Мы замолчали. Данила умерил свой исследовательский пыл и топал рядом со мной, доверчиво ухватившись за мой палец.

И снова мне показалось, что сбоку метнулась небольшая черная тень, но увидеть мне опять никого не удалось. На этот раз я не стал останавливаться.

– А больше мама тебе сегодня ночью ничего не сказала?

Даже не знаю, почему я задал этот вопрос, но Данила удивленно взглянул на меня и утвердительно кивнул.

– Она сказала... – он наклонил голову, – ...чтобы я сегодня пораньше лег спать. Только я думаю, если мы будем целый день идти, то спать-то я улягусь, как только смогу. – Он улыбнулся.

– Ты что, уже устал? – обеспокоенно спросил я, мы как-никак шагали уже больше часу.

– Нет еще, но, наверное, к вечеру устану... – ответил Данила.

– Если начнешь уставать, скажи, мы привал устроим.

– Лучше мы привал под рябиной устроим, – по-взрослому ответил он.

Тень третий раз мелькнула на границе зрения. Я остановился и огляделся. Никого не было. Я осторожно прощупал округу внутренним зрением – пусто.

«Или что-то у меня с глазами, или кто-то идет по нашему следу. Очень осторожно идет», – подумал я. Правда, мелькавшая тень была маловата для человека, но я помнил, что аборигены имели способность перекидываться в различное зверье.

– Знаешь что... – снова обратился я к Даниле, несколько сменив тон разговора, – давай-ка разделим секторы обзора...

– Как это?.. – Он с любопытством взглянул на меня.

– Я буду наблюдать вперед и влево, а ты – вперед и вправо. Если кто-то из нас заметит что-нибудь неожиданное, то сжимает ладонь, и мы замираем. Вот так... – Я перехватил ладошку Данилы и, чуть сжав ее, остановился, присев.

Данила тоже слегка присел и заозирался по сторонам.

Дальше мы пошли взявшись за руки и наблюдая каждый за своей стороной. Новая игра, видимо, пришлась Даниле по вкусу. Он перестал шастать по кустам и хвататься за ножи. Дважды он останавливал меня и напряженным шепотом сообщал, что «в его секторе обзора появилось неопознанное темное пятно». Оба раза ничего толком рассмотреть мы не смогли. Я тоже пару раз видел в недалеких кустах быструю темную тень, но останавливаться не стал.

Наконец, уже изрядно подустав, мы вышли на очень большую поляну, скорее даже прогалину в лесу. Прямо посередине этого свободного пространства, заросшего высокой травой и разными мелкими цветочками, росла огромная старая рябина. Я никогда не думал, что рябина может достичь таких размеров. Серый, даже седой, ее ствол был толщиной сантиметров тридцать и на высоте двух с лишним метров имел темное дупло. Густая, но при этом совершенно прозрачная крона, выметнувшись вверх на шесть-семь метров, бросала на окружающую траву резную шевелящуюся и шелестящую тень. Да, старик был прав, мимо такого дерева пройти действительно было невозможно.

Мы направились прямиком к рябине. Я внимательно оглядывал открывшееся пустое пространство, понимая, правда, что спрятаться здесь большому существу, например человеку, совершенно негде. Но оставались еще змеи, маленькие хищники, да и вообще бдительность терять было нельзя. Но вокруг все было тихо. Даже слабый ветерок, сопровождавший нас всю дорогу по лесу, на этой поляне неожиданно затих. Под рябиной я расстелил свой плащ, сбросил мешок, и мы разлеглись в тенечке, словно уже давно договорились о привале.

Блаженно полежав минут двадцать в пахучей, мягкой траве, я сел и подтянул к себе свою котомку. Развязав затянутый ремешок, я наклонился над ней, для удобства привстав на одно колено.

– Так, посмотрим, что нам наши хозяйки в дорогу положили. Ибо по местным часам пора слегка перекусить... – Я подмигнул Даниле, улегшемуся на живот в траву рядом с плащом и довольно щурившему глаза.

Я запустил руку в котомку, и в это мгновение мне на плечи упало здоровое, мускулистое, хищное тело.

От неожиданности я покачнулся, а свалившийся мне на спину хищник запустил стальные когти в ткань куртки и всем своим весом рванул в сторону, явно пытаясь меня повалить. Но я, во-первых, уже пришел в себя, а во-вторых, понял, что зверь, напавший на меня из засады, недостаточно крупный, чтобы со мной справиться. Поэтому, сделав вид, что ему удалось меня повалить, я опрокинулся на бок, но вместо того, чтобы просто растянуться, мгновенно перевел свое движение в перекат, пытаясь раздавить повисшего на моей спине агрессора. Однако и тот был начеку. Стоило моим плечам начать прижиматься к траве, как зверь тут же отскочил в сторону и замер.

Я вскочил на ноги. Данила стоял прижавшись к стволу рябины и сжимая в каждой руке по ножу. Его глаза горели азартом, но никаких поспешных действий он предпринимать не собирался. А напротив меня, выгнув спину дугой и оскалив белоснежные клыки, топтался здоровенный, угольно-черный... Ванька.

Я облегченно рухнул на плащ и погрозил Ваньке кулаком. Тот уселся, примяв задом траву, и начал спокойно вылизывать свои лапы, или, другими словами, заниматься своим любимым делом. Данила с интересом за нами наблюдал.

– Ты что, Ваньку не узнал? – спросил я мальчишку.

Тот еще раз внимательно оглядел кота и перевел изумленный взгляд на меня.

– Это ваш Ванька?..

Да, похоже, моему котяре удалось-таки удивить Данилу.

– Ну конечно. Ты что, в самом деле его не узнаешь?

– Нет! Этот кот вроде бы похож на Ваньку, только он раза в три больше... Я сначала подумал, что это такая странная рысь на тебя напала. А Ванька – он же такой... небольшой. – Данила озадаченно замолчал под изучающе-пренебрежительным взглядом, который бросил на него мой черношерстный друг.

– А ведь, пожалуй, это действительно Ванька... – произнес Данила задумчиво через несколько секунд.

– Можешь в этом не сомневаться. И это именно он преследовал нас в лесу. Помнишь ту темную тень?..

Данила кивнул, не отводя глаз от кота. Тот невозмутимо продолжал свои гигиенические процедуры.

– А ты знаешь, дядя Илюха, у него на боку какая-то бумажка наклеена, – вдруг заявил Данила.

Я отвлекся от изучения содержимого нашей котомки и посмотрел на Ваньку. Он сидел ко мне боком, но Данила мог его видеть с другой стороны во время нашей схватки. Поэтому я поднялся на ноги и медленно подошел к Ваньке. Он посмотрел на меня своим изумрудным глазом и тут же улегся в траве, подставив черную спину солнышку. Действительно, к его черной шерстке прилепилась узенькая полоска бумаги. Наклонившись, чтобы снять ее, я понял, что бумажка не прилепилась, а была специально приклеена к Ванькиной шерстке скотчем. Я осторожно отлепил бумажку. По узкой клетчатой полоске, неровно отрезанной ножницами, бежали мелкие строчки:

«Пять часов после твоего ухода. Ванька скандалит у входа, требует, чтобы его выпустили во двор. Думаю, он идет к тебе. Юра Светлану отвез в больницу. У нас все в порядке. Береги себя. Л.».

Я трижды прочел послание, удивляясь, как смогла Людмила догадаться, что Ванька уйдет за мной. И как... Нет! Моя жена – совершенно непостижимая женщина!

Медленно свернув записку, я сунул ее в нагрудный карман и тут же, встретившись с вопросительным взглядом Данилкиных глаз, вытянул ее назад и подал ему. Он развернул записку, шевеля губами, прочитал ее и вернул мне. Я снова засунул ее в карман.

Настроение у меня сразу и значительно улучшилось. Нас помнят! Нас любят! Нас ждут! Этого вполне достаточно, чтобы выбраться из любых передряг. В конце концов, мы не можем огорчать любящих нас!

Вернувшись к действительности, я извлек из торбы четыре больших и толстых бутерброда с вареным мясом, кусок сыра, пучок вымытой редиски, пяток завернутых в чистую тряпицу пирожков и две глиняные бутылки – одну со вчерашним пивом, а другую с каким-то фруктовым компотом. Когда продукты питания оказались на плаще, Ванька поднял голову, разлепил щелочки глаз, внимательно все осмотрел, медленно, с достоинством поднялся и направился к еде. Осторожно и деликатно все осмотрев вблизи, он ухватил зубами один из пирожков, а когтями левой лапы шмат мяса с одного из бутербродов и поковылял на трех лапах обратно на свое место, где с довольным урчанием принялся за отобранные продукты. Данила с широко открытым ртом наблюдал за его действиями.

– Давай присоединяйся, – вывел я его из задумчивости. – А то так и просидишь с открытым ртом и пустым брюхом!

Он захлопнул рот и присел на краешек плаща. Прихлебнув из бутылки компоту и принявшись за пирожок, он продолжал краем глаза косить на Ваньку, видимо, все никак не мог привыкнуть к его столь необычному виду.

– Да не обращай ты внимания на Ваньку, – легко толкнул я его в плечо. – Это боевой кот. Он способен переходить из мира в мир и принимать наиболее подходящее кошачье обличье. Ты себе представить не можешь, как я рад, что он с нами. Это такой товарищ, что лучше и пожелать нельзя!

– Ты так говоришь... – пробурчал Данила с набитым ртом, – ...что можно подумать, будто вы вместе уже где-то побывали.

– Конечно, побывали! Мы с Ванькой, что называется, вместе не один пуд соли съели. Он, можно сказать, мне жизнь спас!

Данила тут же перестал жевать и выпучил на меня свои глазищи.

– Ешь, ешь, – усмехнулся я. – Как-нибудь будет время – расскажу тебе сказку о нашем первом походе...

Поев и убрав остатки продовольствия в котомку, мы еще с полчаса повалялись на травке, а затем двинулись дальше.

Прямо от рябины действительно начиналась довольно заметная тропка, петлявшая через лес. Кто по ней ходил, было непонятно, но узенькая дорожка была явственно натоптана, и потерять ее было невозможно. Поэтому после обеда мы стали двигаться значительно быстрее. Ванька, правда, крался не по тропинке, а сбоку от нее, изредка появляясь то с одной, то с другой стороны. Окружавший нас лес был явно глухой, но достаточно чистый и светлый, весь пронизанный и согретый летним солнцем. Настроение у нас с Данилой было бодрым настолько, что мы с ним даже попытались спеть его любимую «Славный парень – Робин Гуд», но Высоцкий без гитары быстро выродился в какой-то невнятный речитатив.

Именно в этот момент мы его и повстречали. Его – в том смысле, что он и сам не знал, как его называют. Ну не было у него имени. Это уже потом он стал откликаться на прозвище Дух. Наша встреча произошла самым замечательным образом.

На одном из поворотов тропинки я немного приотстал по личной нужде, а когда догнал Данилу – он и ушел-то вперед всего шагов на десять, – то увидел, что рядом с ним вышагивает высокий детина в плаще, очень похожем на мой.

– Эй... – растерянно окликнул я их. Они разом повернулись, причем я заметил, как рука Данилы легла на один из ножей. Но мне тут же стало не до наблюдений за своим спутником. Рядом с Данилой стоял... я.

Это был настолько я, что у меня самого перехватило дыхание. По моему мнению, даже зеркальное отражение не дает подобного сходства. А при этом еще надо принять во внимание, что я, по всей видимости, стоял с отвалившейся челюстью, а этот тип очень довольно улыбался. Данила отскочил с тропы в сторону и замер, перескакивая глазами с одного меня на другого. Именно его растерянный вид и привел меня в чувство. А кроме того, до меня вдруг дошло, что этот парень, похоже, ничего плохого и не замышляет. Во всяком случае, по прошествии нескольких секунд мне удалось недовольно выдавить из себя:

– Ты это что ребенка пугаешь?..

Этот тип улыбнулся еще шире. Должен признаться, что меня порадовало обладание столь располагающей улыбкой, в конце концов, это была моя улыбка, правда, я ее впервые видел со стороны. Но когда я услышал собственный голос, нагло заявивший мне:

– Сам ты ребенка пугаешь!.. – моему возмущению не было предела.

– Ты еще и огрызаться будешь?.. – Я выдвинул вперед челюсть и напустил на себя самое свое зверское выражение.

Однако моя копия улыбнулась еще шире, хотя, по-моему, это было уже в принципе невозможно, и заявила:

– Еще посмотрим, кто это огрызаться будет...

Я слегка опешил, но тут же продолжил свой «наезд».

– Да ты кто такой. Ишь ты, зубы скалит... – Тут я вспомнил, что на поясе у меня шпага. Я откинул плащ и положил руку на эфес.

– Доставай свою железку, будем разбираться – кто есть кто!

Но на этот раз его улыбка как-то увяла. Он растерянно почесал в затылке и заявил:

– А если я не знаю, кто я? – Но тут же детинушка вернул свой оскал на место и добавил: – Вот он... – он ткнул пальцем в сторону Данилы, – ...называет меня «дядя Илюха», и я не против, чтобы меня так называли.

Такой наглости я уже стерпеть не мог.

– Зато я против! Это я «дядя Илюха». – Мой вопль был подобен... уж даже не знаю чему, только этот белобрысый дылда здорово растерялся. Он снова поскреб свой затылок и спросил:

– А я тогда кто?..

– Вот это мне и хотелось бы выяснить!.. – Мой сарказм мог прожечь дырку в металлическом листе толщиной в пять миллиметров.

– А ты можешь это выяснить? – с надеждой поинтересовался мой дубликат.

Я несколько успокоился. Все-таки он не настаивал на том, что он – это я. Поэтому шанс разобраться в наших весьма похожих физиономиях был весьма высок.

– Если бы я точно не знал, что у меня нет братьев-близнецов, я принял бы тебя за такого брата. Хотя какой там близнец, ты же просто моя копия!

Он снова довольно улыбнулся и нагло заявил:

– А почему я не могу быть на тебя похожим, если ты мне понравился? И почему меня не могут звать так же, как тебя, если я, как ты сам говоришь, совсем на тебя похож?

Я не заметил как, но Данила боком-боком передвинулся поближе ко мне, и после последнего заявления этого чучела мы оба уставились на него, широко открыв глаза.

– Так ты что, дяденька, можешь стать похожим на любого, кто тебе понравится?.. – Данила первым пришел в себя.

– Ну конечно! И не похожим, а любым! – самодовольно ответил тот.

– А сам-то ты как выглядишь? – продолжил я милую беседу трех потенциальных клиентов психиатра.

– Что значит – я сам?.. – растерялся я второй.

Мы с Данилой посмотрели друг на друга.

– Ну... – затянул я, – я вот выгляжу вот так.

Я развел руки, демонстрируя себя. Можно было подумать, что этот тип не знает, как я выгляжу.

– Данила выглядит вот так... – Я, слегка отступив в сторону, повел обеими ладонями в сторону Данилы, как бы предлагая им полюбоваться.

– Еще с нами идет кот, Ванька. Он выглядит... – Я пошарил глазами вокруг и тут же почувствовал легкое прикосновение к своей ноге. Ванькин взгляд ясно говорил, что «он давно уже здесь стоит!».

– Вот!.. – Я ткнул в сторону зверя. – Вот так выглядит каждый из нас! А ты как выглядишь?..

Выглядел он после моих объяснений достаточно ошарашенно.

– И что, это вот... – он неловко обвел нас странным круговым движением рук, – ...как вы... это вот... выглядите, вы это... вы что, это сами себе придумали и так стали выглядеть? И потому, что вы это сами себе придумали, мне уже теперь так вот, как вы, уже выглядеть нельзя?

Выразился он достаточно путано, но общий смысл до меня дошел и заставил меня задуматься.

– Понимаешь... – начал я после нескольких секунд лихорадочных размышлений, – ...мы, конечно, не сами сочинили свой облик. Мы с Данилой – люди, и наш облик нам подарила матушка природа да наша наследственность. И мы привыкли к тому обстоятельству, что любое существо, предмет, ну в общем, любой объект, имеет свое, так сказать, физическое, материальное воплощение. Получается, что ты, по твоим собственным словам, такого материального воплощения не имеешь. Но ты же как-то выглядел, когда еще не был знаком с нами?

После моей замечательной тирады он, не отвечая на поставленные вопросы, уселся на торчавший из травы пенек и, снова почесав затылок, горестно вздохнул.

– Это что ж такое получается. И природа эта ваша обо мне не позаботилась, и наследственности у меня никакой нет, кстати, интересно было бы узнать, кто она такая, и этого... «материального воплощения» я не имею... – Он поднял голову и, с надеждой взглянув на нас, спросил: – Ты говоришь, что вы люди. Может, я тоже людь, и мне надо эту самую наследственность свою поискать? Вы бы мне показали, какая она такая. Может, она у меня была да я ее обронил где-нибудь?..

– Нет, дорогой, – с некоторым превосходством ответил я. – Наследственность потерять нельзя. Она передается из поколения в поколение, от родителей детям. Она заложена в наших генах.

– А гена это кто?.. – тут же поинтересовался этот чудак.

– Не «гена», а – гены, – уточнил я. – Это такие... Ну в общем, это очень сложно понять без специальной подготовки...

– Дяденька... – перебил меня оправившийся от испуга и удивления Данила, – ...а вы не помните, как вы выглядели, когда ни на кого похожи не были?.. Ну когда только на свет появились?

Наш странный знакомый наклонил голову набок и задумался. Мы помолчали. Потом он снова перевел взгляд на нас и неуверенно произнес:

– Это так давно было. Я уже точно и не помню.

И тут он вскинул голову и раздраженно воскликнул:

– Как же я могу помнить, каким я был, если я себя ни разу не видел! Вы-то сами где себя видели?.. – Он внезапно осекся, вспомнив, видимо, что я сразу узнал в нем себя, а значит, знал, как выгляжу.

И тут Данила залез в один из своих многочисленных кармашков, вытянул маленькое круглое зеркальце и принялся пускать солнечный зайчик прямо в физиономию моего странного двойника.

– У нас, дяденька, есть такие вот приборы, и они разного размера. Когда мы хотим себя видеть, мы смотрим в такой прибор, и все дела!

Незнакомец робко и просительно протянул руку. Данила, слегка поколебавшись, пробормотал:

– С отдачей... – и вручил ему зеркальце.

Тот сначала недоверчиво, а затем все с большим интересом принялся себя рассматривать. Через несколько минут он, не отрывая глаз от круглого кусочка стекла, начал корчить такие рожи, что я испугался за его рассудок и свое лицо. И тут он горестно воскликнул:

– Где ж ты, маленький колдун, был раньше! Теперь я никогда не узнаю, как я должен выглядеть на самом деле!

Данила неожиданно подскочил к нему, выхватил свое зеркальце и тут же спрятался за меня. Мой двойник угрожающе привстал со своего пенька.

– Спокойно... – Я выставил вперед руку и торопливо продолжил, стараясь отвлечь его внимание от мальчика: – Допустим, что ты не помнишь, как должен выглядеть. Действительно, имея возможность превратиться в кого угодно, можно вполне забыть свою собственную физиономию. Но как тебя звать-то, ты, надеюсь, помнишь?

– Никак меня не звать... – Он явно смутился. – Ты же не хочешь, чтобы меня звали дядя Илюха?

– Но другие люди как-то тебя называют? – Этот тип постоянно меня путал.

– С чего бы это им меня как-то называть, если я стараюсь с ними никогда не встречаться. У меня к ним дел нет, разговаривать мне с ними неинтересно. И вообще, мне от них ничего не надо... – Он помолчал, а затем задумчиво добавил: – И им от меня тоже...

Мне в голову вдруг пришла смешная мысль. Я улыбнулся и заявил:

– Хорошо, мы тебе поможем. Сначала попробуем сделать так, чтобы ты принял свой естественный облик, а потом придумаем тебе имя.

Я расставил ноги, поднял руки, направив растопыренные ладони на этого безымянного бедолагу, и суровым, скрипучим голосом начал вещать:

– Проводим психокинетический эксперимент по возвращению аборигену утраченного облика. Сядь, абориген, на пенек и расслабься.

Он ошарашенно опустился на свой пенек и спросил:

– А что значит психокинетический абориген и это... «расслабься»?

– Абориген – это местный житель, а «расслабься» – это значит сними напряжение со всех мышц, освободи разум от всех мыслей, думай о чем-нибудь приятном, слейся с окружающим миром и постарайся не сдерживать свое тело. Пусть оно само вспомнит присущую ему форму и облик. А я тебе помогу.

Я сделал паузу и продолжил голосом профессионального афериста, вдобавок производя руками пассы, как я их себе представлял:

– Ты расслаблен, ты расслаблен, твое тело безвольно, оно отдыхает, ты медленно, но неуклонно идешь вспять по времени, ты перетекаешь из сегодня во вчера, в позавчера, и дальше и дальше. На счет три ты примешь свою естественную форму и свой истинный облик... Раз... два... три!..

Тут раздался слабый хлопок и мой двойник исчез. Мы втроем уставились на пустой пенек.

– Да! Точно... – радостно донеслось со стороны пенька. – ...Именно таким я и был! Вот, оказывается, какой я абориген!

– Дяденька... вы где? – Данила очень точно выразил мучивший нашу компанию вопрос.

– Как это где? Я здесь... Нет, я везде... – И вокруг нас раздался довольный, радостный смех.

– Значит, ты все-таки не имеешь материального воплощения, – сурово констатировал я.

– Нет, я имею материальное воплощение! Это просто вы не имеете возможности ощущать мое материальное воплощение... Нет, пожалуй, этот ваш черный друг, Ванька, такую возможность имеет...

Я глянул вниз и увидел, что шерсть у Ваньки на загривке поднялась дыбом, и он, припав брюхом к траве, крадучись обходит нас с Данилой по кругу, внимательно поглядывая по сторонам. При этом кот, казалось, готов прыгнуть в любую из сторон. Глаза его горели охотничьим азартом.

– Вань, оставь его в покое, он мирный, – попросил я кота, и тот, с сомнением поглядев на меня, прекратил свою охоту.

– Вот что, – обратился я к пустому пеньку, где раньше располагался мой двойник. – Ты, конечно, занятный тип, но нам необходимо продолжать свою дорогу. Если хочешь, можешь проводить нас немного. В пути и поговорим. Мне кажется, нам есть что друг другу рассказать...

– А идите! От меня вы все равно не уйдете, а мне с вами интересно. Ты еще обещал мне имя придумать!

Мы тронулись дальше по своей тропе.

– Ну, чтобы имя придумать, надо получше тебя узнать. Вот ты, например, где обитаешь?..

– Я? Я обитаю в этом мире!

– Ну это понятно, а где именно?

– Именно в этом мире!

– Нет! В каком конкретном месте этого мира?

– А ни в каком конкретном месте. Я же говорю – я живу в этом мире!

– Что, сразу во всем мире? – Я довольно усмехнулся своей шутке, представив самого себя, рассеянного по всему миру.

– Именно – сразу во всем мире! – бодро заявил невидимка, чем привел меня в некоторое замешательство.

– Я прекрасно знаю... нет, чувствую, все, что в моем мире происходит. Я, к примеру, сразу почувствовал, когда вы здесь появились.

– То есть я правильно понял, что ты находишься сразу во всех местах своего мира? – Только задав вопрос, я понял, насколько по-идиотски он звучит. И тем не менее не удивился, получив ответ:

– Точно, сразу везде, во всех местах.

– Ты что же, можешь знать, чем занимается в данный момент каждый житель этого мира?

– Конечно!

Он был очень доволен собой.

Несколько минут мы шагали молча, обдумывая услышанное. Затем Данила задал неожиданный вопрос:

– Ты сказал, что никогда не встречаешься и не разговариваешь с людьми своего мира. А почему ты с нами заговорил?

– Да вы такие странные. Не такие, как другие такие же...

Я, усмехнувшись, пробормотал:

– Ну ты и выражаешься. «Вы не такие, как другие такие же...» Называется – загнул силлогизм...

– Кто такой силлогизм? – тут же откликнулся голос рядом со мной.

– Это такой... термин... Да ладно, не будем заползать в дебри языкознания... – Мне не хотелось развивать эту тему. – Ты лучше скажи, чем же это мы отличаемся от «других таких же»?

– Ну как тебе сказать. В моем мире много таких, как ты или маленький колдун. Только они не такие. Они все... как же... ну не пахнут, нет... они... понимаешь... рядом с ними всегда чувствуешь, что они готовы принять другой вид. Один, два, три, восемь или сколько-то там других обличий. Вот!.. – Он облегченно вздохнул, явно довольный тем, как хорошо сумел все объяснить. – А когда я рядом, они принимают другой вид легко и весело. А вы! Я сразу учуял, что вы не можете изменить свой облик...

Тут он неожиданно замолчал, но я чувствовал, что он все еще находится рядом с нами. И верно, через несколько минут он как ни в чем не бывало продолжил:

– Нет, маленький колдун, пожалуй, сможет принять другой облик. И не один... А ты, Белоголовый, ничего с собой сделать не можешь! – Его радость была неприкрытой.