Онлайн чтение книги Махабхарата. Рамаяна
[СКАЗАНИЕ О СЫНЕ РЕКИ, О РЫБАЧКЕ САТЬЯВАТИ И ЦАРЕ ШАНТАНУ]

[ОБЕЩАНИЕ ГАНГИ]

В реченьях правдивый, в сраженьях всеправый,

Махабхиша был властелином державы.

В честь Индры заклал он коней быстролетных,

Почтил его множеством жертв доброхотных.

От Индры за это изведал он милость:

На небе, в бессмертии, жизнь его длилась.

Однажды пред Брахмой, спокойны и строги,

Предстали, придя с поклонением, боги.

Пришли и подвижники с царственным ликом,

Махабхиша был на собранье великом,

И Ганга, река наилучшая, к деду,

Блистая, пришла на поклон и беседу.

Подул неожиданно ветер с востока

И платье красавицы поднял высоко.

В смущенье потупились боги стыдливо,

И только Махабхиша страстолюбиво

Смотрел, как под ветром вздымается платье.

Тогда он услышал от Брахмы проклятье:

«Средь смертных рожденный, ты к ним возвратишься,

И, смертный, ты снова для смерти родишься!»

Махабхиша вспомнил, бессмертных покинув,

Всех добрых и мудрых царей-властелинов.

Решил он: «Пратипа отцом ему будет, -

Он царствует славно и праведно судит».

А Ганга, увидев Махабхишу, разом

К нему устремила и сердце и разум.

Пошла, приближаясь к закатному часу.

Пред Гангою восемь божеств, восемь васу,

Предстали тогда на пустынной дороге.

В грязи и пыли еле двигались ноги.

Спросила: «Я вижу вас в жалком обличье.

Где прежние ваши краса и величье?»

«О Ганга, - ответили васу в унынье, -

Ужасным проклятьем мы прокляты ныне.

За малый проступок, терзаясь душевно,

Мы благостным Васиштхой прокляты гневно.

Приблизились мы по ошибке, случайно,

К святому, молитвы шептавшему тайно.

Нас проклял подвижник в неистовой злобе:

«Вы будете в смертной зачаты утробе!»

Со знающим веды мы спорить не можем,

Но просьбой тебя, о Река, потревожим:

Стань матерью нам, чтобы вышли мы снова

Из чрева небесного, не из земного!»

На них посмотрела, светла и прекрасна,

И ясно промолвила Ганга: «Согласна!

Вы явитесь в мир из божественной плоти.

Кого ж из людей вы отцом назовете?»

Ответили васу: «Из рода людского

Отца для себя мы избрали благого.

То отпрыск Пратипы, чье имя Шантану,

Правдивый, не склонный к греху и обману».

Ответила: «Вас от беды я избавлю,

И вам и ему наслажденье доставлю».

Для васу надежда открылась в страданьях.

Сказали: «Текущая в трех мирозданьях!

Тогда лишь вернемся к небесному роду,

Когда сыновей своих бросишь ты в воду».

Ответила Ганга: «Я вам не перечу,

Но, чтобы со мною запомнил он встречу,

Когда перед ним как супруга предстану, -

Последнего сына отдам я Шантану».

Воскликнули васу: «Да будет нам счастье!

Мы все по восьмой отдадим ему части

Мужской нашей силы, и крепкого сына

Родишь ты на свет от того властелина.

Добро утвердит он, прославится громко,

Но сын твой умрет, не оставив потомка».

И васу покой обрели и здоровье,

Как только с Рекой заключили условье.

[РОЖДЕНИЕ ШАНТАНУ]

Пратипа, влекомый к всеобщему благу,

Реки возлюбил дивноликую влагу.

У Ганги-реки, благочестия полон,

В молениях долгие годы провел он.

Однажды к нему, светозарно блистая,

Пришла соблазнительная, молодая,

Подобна любви вечно юной богине,

Прелестная Ганга в чудесной долине.

Лицо ее счастьем и миром дышало.

К царю на колено, что было, как шала,

Могучим и крепким, - на правое, смело,

С улыбкою мудрой красавица села.

Сказал ей Пратипа: «Чего тебе надо?

Чему твое сердце, прекрасная, радо?»

«Тебя пожелала я. Ведает разум,

Что женщину стыдно унизить отказом».

Пратипа ответствовал: «Преданный благу,

Я даже с женою своею не лягу,

Тем более с женщиной касты безвестной, -

Таков мой обет нерушимый и честный».

«Владыка, тебя я не ниже по касте,

К тебе прихожу я для сладостной страсти,

Желанна моя красота молодая,

Отраду познаешь ты, мной обладая».

Пратипа ответствовал ей непреклонно:

«Погубит меня нарушенье закона.

Не сделаю так, как тебе захотелось:

На правом колене моем ты уселась,

Где дочери, снохи садятся, о дева,

А место для милой возлюбленной - слева.

Супругой мне стать не имеешь ты права,

Поскольку ты села, беспечная, справа,

Но если ты сблизиться хочешь со мною,

То стань мне снохою, а сыну - женою».

Богиня промолвила слово ответа:

«О праведник, ты не нарушишь обета.

Я с сыном твоим сочетаться готова,

Найти себе мужа из рода святого.

Тебе, о великий подвижник, в угоду

Да стану я преданной Бхаратов роду.

Чтоб вас прославлять, мне столетия мало,

Вы - блага и чести исток и начало.

Условимся: как бы себя ни вела я, -

Твой сын, о поступках моих размышляя,

Вовек да не спросит, откуда я родом, -

И счастье с моим обретет он приходом.

Своим сыновьям, добродетельным, честным,

Он будет обязан блаженством небесным».

Сказала - исчезла из глаз властелина.

Он стал дожидаться рождения сына.

Он, был среди воинов, подвиги чести

Свершал с добронравной супругою вместе,

Во имя добра и покоя трудился,

И сын у четы седовласой родился, -

Тот самый Махабхиша в облике новом,

Как было всесильным завещано словом.

Пратипа, беззлобный душой, мальчугану

Дал скромное имя - Смиренный, Шантану:

Пускай завоюет он мир милосердьем,

Законы добра исполняя с усердьем.

Он рос в почитанье заветов и правил.

Пратипа вступившего в возраст наставил:

«Красива, прелестна, одета богато,

Пришла ко мне женщина, сын мой, когда-то.

Быть может, к тебе она явится вскоре

С желаньем добра и с любовью во взоре.

Не должен ты спрашивать: «Кто ты и чья ты?»

Ты с ней сочетайся, любовью объятый.

Не спрашивай ты о поступках подруги,

Ты будешь иметь сыновей от супруги.

Ты с ней насладись, чтоб она, молодая,

Тобой насладилась, тебе угождая».

Пратипа, последний сказав из приказов

И сына Шантану на царство помазав,

Бесхитростный, чуждый корысти и злобе,

Ушел - и в лесной поселился чащобе.

[СЫНОВЬЯ ГАНГИ И ШАНТАНУ]

Шантану, сей лучник, искавший добычу,

Охотился часто за всякою дичью,

Всегда избирал потаенные тропы,

Где бегали буйволы и антилопы.

У Ганги-реки, на пути одиноком,

Встречался, отважный стрелок ненароком

С певцами небесными, с полубогами;

Звенела земля у него под ногами.

Однажды красавицу встретил Шантану,

И он удивился прелестному стану.

Иль то божество красоты приближалось,

На лотосо чистом пред ним возвышалось?

Свежа, белозуба, мила и беспечна,

В тончайших одеждах, во всем безупречна,

Она воссияла светло и невинно,

Как лотоса редкостного сердцевина!

Смотрел властелин, трепеща, восхищаясь.

Глазами он пил ее, не насыщаясь.

Она приближалась, желанна до боли, -

И пил он, и жаждал все боле и боле!

Он тоже, в блистании царственной власти,

Зажег в ней пылание радостной страсти:

Смотрела на воина с жарким томленьем,

Смотрела, не в силах насытиться зреньем!

Спросил повелитель, исполненный жара:

«Певица небесная ты иль апсара?

Змея или данави - жизни врагиня?

Дитя человеческое иль богиня?

Небесной сияешь красой иль земною, -

Но, кто бы ты ни была, будь мне женою!»

Услышав звучащее ласково слово,

Условие с васу исполнить готова

И, голосом звонким царя услаждая,

Сказала, разумная и молодая:

«Твоею женою покорною стану,

Но, что бы ни делала я, о Шантану,

Хорошей тебе покажусь иль дурною, -

Клянись, что не будешь ты спорить со мною.

А если меня оскорбишь и осудишь, -

Уйду я и ты мне супругом не будешь».

«Согласен!» - сказал он, ее одаряя

Отрадой, не знавшей ни меры, ни края.

Ее получив, как желанную долю,

Могучий, с женой наслаждался он вволю,

Решил он: «Пойдет она прямо иль косо -

Смолчу, никогда не задам ей вопроса».

И царь был доволен ее красотою,

Ее добродетелью и чистотою,

Ее обхожденьем, спокойным и ровным,

Ее угожденьем на ложе любовном.

То Ганга была, та богиня-царица,

Что в трех мирозданьях блаженно струится!

Приняв человеческий облик отныне,

Она красоту сохранила богини.

С тех пор стал супругом Реки богоравный

Шантану, царей повелитель державный.

Она услаждала властителя пляской,

Истомною негой, искусною лаской,

И ласкою ласка ее награждалась, -

Его услаждая, сама наслаждалась.

Шантану, любовью своей поглощенный,

Усладами лучшей из жен обольщенный,

Не видел, как месяцы мчатся и годы,

А мчались они, словно быстрые воды.

Шло время. Сменялись и лето и осень.

Жена сыновей родила ему восемь.

Так было: едва лишь ребенок родится,

Тотчас его в Гангу бросает царица.

Шантану страдал от сокрытого горя,

Однако молчал он, с женою не споря.

Когда родила она сына восьмого,

Чудесного, сердцу отца дорогого,

Он крикнул, восьмой не желая утраты:

«Не смей убивать его! Кто ты и чья ты?

Возмездье за это злодейство свершится,

Страшись, о презренная, сыноубийца!» -

Сказала супругу: «Ты сердце не мучай,

Желающий сына отец наилучший!

Погибнуть не дам я последнему сыну,

Но только тебя навсегда я покину.

Я - мудрым Джахну возрожденная влага,

Я - Ганга, несметных подвижников благо.

Жила я с тобой, ибо так захотели

Бессмертные ради божественной цели.

Я встретила восемь божеств, восемь васу,

Подвластных проклятия гневному гласу:

Их Васиштха проклял, чтоб гордые боги

В людей превратились, бессильны, убоги.

А стать их отцом, о властитель и воин,

Лишь ты на земле оказался достоин,

И я, чтоб вернуть им бессмертья начало,

Для них человеческой матерью стала.

Ты восемь божеств произвел, ясноликий,

Тем самым ты стал и на небе владыкой.

С тобою узнала я радость зачатья,

И васу избавила я от проклятья.

Дала я поверженным верное слово:

Когда в человеческом облике снова

Родятся, - их в Ганге-реке утоплю я,

Бессмертие каждому снова даруя.

Теперь я тебя покидаю навеки.

Меня дожидаются боги и реки.

Смотри, богоравного сына храни ты.

То будет мудрец и храбрец знаменитый.

В обетах он будет подобен булату, -

Дарованный Гангою сын Гангадатту!»

[ПРОСТУПОК ВОСЬМИ ВАСУ]

Спросил у возлюбленной царь над царями:

«Бессмертные васу владеют мирами.

За что же проклятью их Васиштха предал,

За что же им смертными стать заповедал?

И кто он такой, этот Васиштха гневный,

Богов обрекающий доле плачевной?

За что Гангадатту наказан сурово

И сделался отпрыском рода людского?

Какие об этом расскажешь рассказы?»

Ответила Ганга: «О царь быкоглазый,

Великий деяньем! Рожден от Варуны,

Властителя вод, этот Васиштха юный,

Подвижник, от мира решил удалиться.

Обитель святая была у провидца

На склоне владычицы гор, светлой Меру,

Где жил он, храня в целомудрии веру,

Где множество было различных животных,

И трав неисчетных, и птиц быстролетных,

Где в летнюю пору и в зимнюю пору

Цветы украшали цветением гору.

В лесу для подвижника были даренья:

Вода в ручейке, и плоды, и коренья.

Однажды в лесу, пред жилищем святого,

Красива, сильна, появилась корова:

Богиня, дочь Дакши, в нее воплотилась,

Даруя просящему благо и милость.

Ее молоко, на зеленой поляне,

Подвижник для жертвенных брал возлияний.

Важна и степенна, средь леса густого,

С теленком бесстрашно бродила корова.

Однажды пришли в этот лес благовонный

Могучие васу, а с ними - их жены.

Они с наслажденьем бродили повсюду,

Сверканью цветов удивляясь, как чуду.

Вдруг старшего васу жена молодая

Увидела, по лесу с мужем гуляя,

Корову на мягкой, зеленой поляне:

Ее молоко - исполненье желаний!

И так восхитила богиню корова,

Что мужу, владыке небесного крова,

Сказала с восторгом: «О Дьяус, взгляни-ка!»

Увидел корову небесный владыка:

Крупна и красива, с глазами живыми,

Полно молока многомощное вымя...

Ответствовал Дьяус: «О тонкая в стане!

Корова, чья цель - исполненье желаний,

Но ведает равных себе во вселенной,

А ею владеет отшельник смиренный,

Рожденный Варуной подвижник суровый.

Когда молоко этой чудной коровы

Вкусит человек, - вечно юным пребудет,

И кровь его время не скоро остудит,

И так проживет, не печалясь, на свете

Он десять блаженнейших тысячелетий!»

И Дьяус, душою и разумом бодрый,

Услышал желанье жены дивнобедрой:

«Средь мира людского подругу нашла я.

Царевна Джинавати, прелесть являя,

Чарует и юностью и красотою.

Отец ее славится жизнью святою.

Ты добрых сердец награждаешь заслуги,

Прошу, потрудись и для милой подруги,

Могуществом, властью своей знаменитый,

Корову с теленочком к ней приведи ты.

Подруга, отведав напитка благого,

Единственной станет из рода людского,

Не знающей старости или недуга.

Когда же счастливою станет подруга,

Мне тоже, всеправедный, будет отрада, -

Отныне отрады иной мне не надо!»

Глаза дивнобедрой, как лотос, манили,

И Дьяус, покорный их ласковой силе,

Пошел, повинуясь возлюбленной слову,

И с братьями вместе увел он корову.

Он мужа святого украл достоянье,

Не зная, к чему приведет злодеянье.

Как видно, отшельника подвиг суровый

Не смог отвратить похищенья коровы.

С кошелкою, полной кореньев и ягод,

Вернулся подвижник, не ведавший тягот.

Увидел в смятенье, увидел в печали:

Корова с теленком исчезли, пропали! -

Он долго, исполненный праведной мощи,

Обыскивал заросли, чащи и рощи,

Пока не постигнул провидящим взором,

Что васу виновны, что Дьяус был вором!

Он проклял их в гневе, возмездье взлелеяв:

«За то, что все васу, все восемь злодеев,

Коровы лишили меня многодойной,

С красивым хвостом, удивленья достойной, -

Людьми они станут, бессмертье утратив,

Те восемь божеств, восемь проклятых братьев!»

Богам присудил он, в безумии гнева,

От матери смертной явиться из чрева.

Узнав о проклятье провидца лесного,

Направились васу к отшельнику снова,

Надеясь, что ярость прощеньем сменилась,

Но не была братьям дарована милость.

Сказал им подвижник, познавший законы,

В раздумье о благе душой погруженный:

«Послушались старшего младшие братья.

Избавлю я вас, семерых, от проклятья,

Но Дьяус, зачинщик деяния злого,

Останется жить среди мира людского.

В обличье людском он прославится громко,

Однако уйдет, не оставив потомка.

Родит его смертная заново в муках,

Он сведущим будет в различных науках,

Достигнет он в мире людском уваженья,

Но с женщиной он не захочет сближенья».

Остался отшельник в молитвенном месте,

А васу, все восемь, пришли ко мне вместе:

«Стань матерью нам, чтобы вышли мы снова

Из чрева небесного, не из земного.

Когда сыновей своих бросишь ты в воду,

Тогда возвратимся к небесному роду!»

Богов от проклятья избавить желая,

К тебе как жена, о Шантану, пришла я.

Один только Дьяус - твой сын Гангадатту,

Который в обетах подобен булату,

Останется жить в человеческом мире,

И слава его будет шире и шире».

Сказала богиня - исчезла нежданно,

Ушла, увела своего мальчугана.

Шантану, утратив дитя и царицу,

Терзаемый скорбью, вернулся в столицу...

[ШАНТАНУ НАХОДИТ СВОЕГО ВОСЬМОГО СЫНА]

Был честен Шантану в речах и деяньях,

Он был почитаем во всех мирозданьях,

Его прославляли и люди и боги,

Отшельник в лесу и властитель в чертоге.

Настойчивый, сдержанный, щедрый и скромный,

Являл он величье и разум огромный.

С желанием блага, с душою открытой,

Для Бхаратов был он падежной защитой.

Он жил, постоянно к добру тяготея.

Казалась белейшей из раковин шея,

Широкими были могучие плечи,

Как слон в пору течки, был яростным в сече.

Ничтожным считал он того, кто корыстен,

Добро почитал он превыше всех истин.

Ему среди воинов не было равных, -

Царю и вождю властелинов державных.

Из всех знатоков, мудрецов и ученых,

Он сведущим самым считался в законах.

К нему прибегали, желая охраны,

Цари, возглавлявшие многие страны.

При нем, восприняв благочестья условья,

Познали отраду четыре сословья:

Судьбы наивысшей был жрец удостоен,

Жрецу подчинялся с охотою воин,

Тому и другому служили умельцы,

И люди торговые, и земледельцы,

А им угождали покорные шудры, -

Таков был закон стародавний и мудрый.

В столице, в чарующем Хастинапуре,

Блистал государь, словно солнце в лазури.

Владел он, моленьем молясь неустанным,

Землей, опоясанною океаном.

Не ведая зла, небожителям равен,

Как месяц, был светел, правдив, добронравен.

Как Яма, бог смерти, с виновными гневен,

Он был, как земля, терпелив и душевен.

При нем не должны были в страхе таиться

От смерти напрасной ни вепрь и ни птица.

При нем не знавали убийств и насилий:

Животных лишь в жертву богам приносили.

Он правил, исполненный праведной власти,

Людьми, что отвергли желанья и страсти.

Он стал для несчастных и слабых оплотом,

Отцовскую жалость питая к сиротам,

Увидел он в щедрости - жизни основу,

И правду он сделал опорою слову.

Он, женскую ласку познав, веселился,

Но минули годы - он в лес удалился...

Таким же правдивым, познавшим законы,

Был сын его, юноша, Гангой рожденный.

Он Гангея имя носил в это время,

Бог васу, - людское украсил он племя,

Воитель, из лука стрелок наилучший,

Отвагой, душою и сутью могучий.

Однажды вдоль Ганги-реки за оленем

Охотясь в лесу, увидал с изумленьем

Шантану, что стала река маловодной.

Задумался праведник, царь благородный:

«Что сделалось ныне с великой рекою?»

И вот, озабоченный думой такою,

Заметил он: юноша, сильный, пригожий,

На Индру, Борителя Градов, похожий,

Великоблестящий, высокий и смелый,

Вонзает в речное течение стрелы.

Из строп среди русла возникла запруда, -

Под силу ли смертным подобное чудо?

Не сразу Шантану, средь шума речного,

Узнал в этом юноше сына родного.

А тот на отца посмотрел, сильнозорок,

И создал волшебный, таинственный морок,

И скрылся, отца подчиняя дурману...

Очнувшись, тотчас заподозрил Шайтану,

Что сына скрывает речная долина,

И Ганге сказал: «Приведи ко мне сына».

И женщиной Ганга предстала земною,

Явилась нарядно одетой женою,

Держащею сына за правую руку.

Шантану, так долго влачивший разлуку,

Не сразу признал ее в ярком уборе,

А Ганга промолвила с лаской во взоре:

«Узнал ли ты нашего сына восьмого?

Веди его в дом и люби его снова!

Великий стрелок и воитель победы,

Он с помощью Васиштхи выучил веды,

Он сведущ в вождении войск, мощнорукий,

В священной науке и в царской науке.

На радость тебе родила я такого, -

Возьми же отважного сына восьмого!»

И с юношей, блеском затмившим денницу,

Отправился гордый Шантану в столицу.

[ШАНТАНУ ЖЕНИТСЯ НА РЫБАЧКЕ САТЬЯВАТИ]

В столице, похожей на Индры обитель -

На город, где жил Городов Сокрушитель,

Был счастлив Шантану, блюститель закона,

И сына нарек он наследником трона.

Царевич был вежлив, умен, образован,

Отвагой его был народ очарован.

Четыре прошло многорадостных года.

Царевич был счастьем отца и народа.

Однажды у влаги, под сенью древесной,

Шантану почувствовал запах чудесный.

Окинул он реку внимательным взглядом, -

Увидел красавицу с лодкою рядом.

Спросил: «Благовонная, с прелестью кроткой,

О, кто ты и чья ты, представшая с лодкой?»

Сказала: «Я дочь рыбака. И удачу

Я в праведном вижу труде: я рыбачу.

Отец мой над всеми царит рыбаками, -

Едим, что добудем своими руками».

К прелестнодушистой, к божественноликой

Внезапно охваченный страстью великой, -

Пришел он к царю рыбаков, восхищенный:

«Отдан мне, - сказал ему, - дочь свою в жены».

Глава рыбаков властелину державы

Сказал: «Есть обычай, священный и правый, -

Невестой становится дочь при рожденье.

Но выслушай волю мою и сужденье.

Коль дочь мою в жены ты просишь с любовью,

О царь, моему подчинись ты условью.

Условье приняв, удостоишь ты чести

Отца и подаришь блаженство невесте».

«Поведай условье, - воскликнул Шантану, -

И знай, что раздумывать долго не стану,

Отвечу я «да» или «нет» непреложно:

Нельзя - так не дам я, и дам, если можно!»

А тот: «Сын, рожденный рыбачкой-женою,

Да царствует после тебя над страною».

Шантану отверг рыбака притязанья,

Ушел, унося в своем сердце терзанья,

Сжигаемый страстью, вернулся, угрюмый...

Однажды к царю, погруженному в думы,

Приблизился Гангея с речью такою:

«Отец, почему ты подавлен тоскою?

Послушны тебе все владыки и страны, -

Какие же в сердце скрываешь ты раны?»

Шантану ответствовал мудрому сыну:

«Узнай моей скорби сокрытой причину.

Ты - отпрыск единственный Бхаратов славных,

Но смерть не щадит и вожатых державных.

Ты ста сыновей мне милей, но не скрою:

Умрешь ты, - наш род прекратится с тобою.

Нужна для продления рода царица,

Однако мне трудно вторично жениться.

Бездетен, - согласно уставам старинным, -

Отец, что владеет единственным сыном.

Огню возлиянье, труды богомолий -

Не стоят потомства шестнадцатой доли.

А ты, столь воинственный, смелый, горячий, -

В сражении смерть обретешь, не иначе!

Наш род от стрелы прекратится случайной, -

Теперь ты узнал о тоске моей тайной».

Поняв миродержца смятенье и горе,

Сын Ганги ушел и с тревогой во взоре

Советнику царскому задал вопросы, -

Поведал царевичу седоволосый:

«Шантану понравилась дочь рыболова,

Но слишком условие брака сурово».

Тогда к рыбаку, с благородною свитой,

Приехал царевич как сват именитый.

Рыбак, по обычаю, вышел навстречу,

Приветствовал свата почтительной речью:

«Хоть сын для отца - наилучший ходатай,

Невесту отцу с разумением сватай.

Почетно и лестно, скрывать я не стану,

Сродниться с блистательным родом Шантану.

Жених-миродержец - награда невесте,

И кто от подобной откажется чести?

Не станет наследником царским, однако,

Дитя, что родится от этого брака, -

Не сможет соперничать, властный, с тобою,

О, бык среди Бхаратов с гордой судьбою!

Ты даже и бога и демона вскоре

Осилишь, как слабых соперников, в споре!

Об этом подумай. Скажу тебе кратко:

Иного не вижу в тебе недостатка».

Радея о пользе отца ежечасно,

Ответствовал Гангея твердо и властно:

«Я слово даю безо лжи и коварства,

Что станет твой внук повелителем царства!»

Рыбак, добывая для внука державу,

Сказал: «Ты защитник Шантану по праву,

Я верю, что будешь ты верной защитой

И нашей Сатьявати, муж знаменитый.

Не жду от такого, как ты, вероломства,

Но я твоего опасаюсь потомства».

Услышав сомненье того рыболова,

Ответил царевич: «Узнай мое слово.

Клянусь я в присутствии царственной свиты, -

О царь рыбаков, эту клятву прими ты:

От царских отрекся я почестей громких.

Отвергнув престол, говорю о потомках:

Безбрачья обет возглашаю отныне.

Бездетный, - возжажду иной благостыни:

Познав целомудрия свет вожделенный,

Войду я в миры, что вовеки нетленны!»

Глава рыбаков задрожал от восторга.

«Бери!» - он сказал без дальнейшего торга.

Тогда полубоги, богини и боги,

А также святые в небесном чертоге,

Цветы проливая в пространстве надзвездном,

Назвали царевича Бхишмою - Грозным.

Сказал он Сатьявати: «На колесницу

Взойди же, о мать, мы поедем в столицу».

Вот Бхишма, обет возгласивший суровый,

Приехал к Шантану с царицею новой.

Восславили Бхишму цари и владыки.

«Он - Грозный!» - хвалебные слышались клики.

Шантану сказал с ликованием: «Смело

Исполнил ты труднотворимое дело.

Дарую награду великому сыну:

Ты сам своей смерти назначишь годину!»

[БХИШМА ПОХИЩАЕТ ДЕВУШЕК]

Шантану, покончив со свадебным пиром,

Жену свою принял с любовью и миром,

И вот принесла ему сына царица, -

Никто из людей не мечтал с ним сравниться,

Везде славословье Читрангаде пелось, -

За силу его, за великую смелость.

Затем родила она сына второго,

По имени Вичитравирья, - такого

Из лука стрелка, что склонились впервые

Пред ним, несравненным, мужи боевые.

Еще он и юношей не величался,

Когда многомудрый Шантану скончался,

И Бхишма, хоть был он и первенцем-сыном,

Читрангаду провозгласил властелином.

Гордился Читрангада мощью военной,

Он равных не видел себе во вселенной.

Богов и царей он преследовал жестко...

Однажды гандхарвов глава, его тезка,

С ним битву затеял, что длилась три года,

И не было битве конца и исхода.

Однако, средь копий дождя проливного,

Был витязь небесный сильнее земного,

И пал от меча в этой схватке кровавой

Читрангада, тигр, обладавший державой.

Исполнили люди обряд погребальный,

А Бхишма, блистательный, властный, печальный,

Поставил царем над державною ширью

Незрелого мальчика Вичитравирью.

Он в царской науке ребенка наставил,

Чтоб честно страной своих праотцев правил.

Был Бхишма защитником младшего брата,

И мальчик во всем ему следовал свято,

И Бхишма, с разумной Сатьявати вместе,

Царя наставлял ради славы и чести.

Приблизился к юности отрок созрелый.

Женить его Бхишма решил крепкотелый.

«Есть царь, - он услышал, - Каши. Пред царями

Он вправе гордиться тремя дочерями.

Теперь сваямвару в том царстве справляют:

Три девушки сами мужей выбирают».

Об этом в известность поставив царицу,

Взошел многодоблестный на колесницу

В доспехах военных, в блестящем уборе, -

И в город Варанаси прибыл он вскоре.

Съезжались туда женихи-государи:

Мужья избирались на той сваямваре.

Царей называл поименно глашатай,

А Бхишма, отвагой и силой богатый,

Ворвался в толпу на своей колеснице,

Похитил трех девушек в шумной столице

И голосом грома сказал властелинам:

«Напомнить хочу о законе старинном!

Одни дочерей предлагают с приданым

Достойным мужам, женихам долгожданным;

Другие же дочь свою выдать готовы,

Когда приведет им жених две коровы;

У третьих - жених по душе своей милой;

Невест добывают четвертые силой;

А пятые, воины, полные жара,

Считают, что лучше всего - сваямвара.

Средь прочих невест наивысшее место

Похищенная занимает невеста!

Насильно я трех похищаю царевен.

Хотите сраженья? Я грозен и гневен!»

Всем бросил он вызов и поднял десницу.

Трех дев усадил на свою колесницу.

Тогда, кулаками грозя, потрясая,

В неистовой ярости губы кусая,

Весь мир оглашая воинственным кличем,

Цари приказали своим колесничим,

Чтоб в дышло коней запрягли наилучших!

Помчались, подобные молниям в тучах,

Цари на своих боевых колесницах

За Бхишмой, похитившим дев смуглолицых.

И грянула битва на древних дорогах, -

В той битве один воевал против многих.

Взлетали - за тысячей тысяча - стрелы,

Но Бхишма стоял невредимый и целый.

Тогда, будто на гору - ливень из тучи,

На Бхишму обрушился ливень летучий

Бесчисленных стрел, но и ливень смертельный

Рассек он, отвагой богат беспредельной.

Воителя нечеловеческой силе

Хваления даже враги возносили!

И в каждого по три стрелы он направил,

Царей-властелинов пронзил, обезглавил.

Врагов разгромив в небывалом сраженье,

Всесильный в своем боевом снаряженье,

Стремительный Бхишма, от вражеской мести,

Погнал колесницу с царевнами вместе.

Но шалвов правитель, возмездия ради,

Ударил его неожиданно сзади, -

Как слон, ударяющий бивнями сзади

Другого, что самку угнал в его стаде!

«Эй ты, женолюб! Острой сабли попробуй!» -

Возглавивший шалвов воскликнул со злобой,

И Бхишма, сражавшийся неукротимо,

От слов этих вспыхнул, как пламя без дыма.

Свою колесницу, снаружи спокоен,

К врагу повернул многодоблестный воин.

Цари увидали, что два полководца,

Что Шалва и Бхишма решили бороться.

Враги, как быки, постепенно сближаясь,

Ревели, как бы из-за самки сражаясь.

Вот Шалва, властитель и лучник умелый,

На Бхишму обрушил разящие стрелы.

Казалось, что Бхишмы повержена сила, -

И гордая радость царей охватила.

Владыки, что прибыли на сваямвару,

И Шалве хвалу вознесли и удару!

Внимая царям и враждебному стану,

Разгневался отпрыск Реки и Шантану.

«Направь колесницу, - велел он вознице, -

К царю, у которого стрелы в деснице.

Властителя шалвов, отвагой владея,

Убью, как Гаруда - свирепого змея».

Сын Ганги, сей праведник, ярость умножил

И Шалвы четверку коней уничтожил, -

Убил превосходных коней и возницу

И в бегство его обратил колесницу.

Но Шалву, красавицам внемля, простил он,

Властителя царства живым отпустил он.

И Шалва, что сильным считался по праву,

В унынье в свою воротился державу,

Разъехались также цари-государи,

Что ждали избранья на той сваямваре,

А Бхишма, сын Ганги, с добычей прекрасной

Отправился в Хастинапур многовластный.

[ЖЕНИТЬБА И СМЕРТЬ ВИЧИТРАВИРЬИ]

Леса одолел он, хребты и ущелья,

Приехал с царевнами, полон веселья.

Как снох-дочерей, этот праведник строгий,

Как юных сестер, опекал их в дороге.

Он младшему брату, отвагой добытых,

Царевен привез, красотой знаменитых.

В неравных сраженьях подобный булату,

Он подвиг свершил, чтобы младшему брату

Достались прелестные, чистые жены, -

Закон соблюдал изучивший законы,

И стал он, заботясь о каждой невесте,

Ту свадьбу готовить с Сатьявати вместе.

Из трех наистаршая, Амба сказала:

«Знай: Шалву в мужья избрала я сначала,

Он тоже избрал меня, шалвов правитель, -

Сей выбор одобрил Каши, мой родитель.

К властителю шалвов душа моя склонна, -

Даруй же мне милость, блюститель закона!»

Той девушке, слово сказавшей в печали,

И брахманы и царедворцы внимали.

И после раздумий и долгой беседы

С мужами закона, познавшими веды,

Сын Ганги ей волю решил предоставить,

К владыке над шалвами Амбу отправить.

Но Амбике, Амбалике - нет возврата:

Да станут супругами младшего брата!

И Вичитравирья, стремившийся к счастью,

На жен посмотрел с вожделеньем и страстью:

Хорошего роста, и стройны, и смуглы,

С ногтями, что выпуклы, красны, округлы,

С глазами, подернутыми поволокой,

С широкими бедрами, с грудью высокой,

С кудрями, что, иссиня-черные, вились, -

Такими они перед мужем явились!

Пришелся им Вичитравирья по нраву,

Они почитали его по уставу,

А он, что соперничал мощью с богами,

Своей красотою - с зарей над лугами,

Желанный, как сладостное сновиденье, -

Всех женщин манил, погружая в смятенье!

Он прожил семь весен, заботы не зная, -

Внезапно сухотка вошла в него злая,

Бессильными были врачи и лекарства, -

Как солнце, погас властелин государства.

Сочувствуя матери многострадальной,

Над Вичитравирьей обряд погребальный

Свершили жрецы и вожатые рати,

И Бхишма рыдал о возлюбленном брате.

Тоскуя о сыне умершем, о младшем,

Пред Бхишмой предстала Сатьявати с плачем,

Увидев, что пламень великий потушен,

Закон продолжения рода нарушен!

Сказала: «Ты тот, кто Шантану возвысит,

Ты тот, от которого ныне зависят

Продление царского рода, и слава,

И жертв приношенье, и вера, и право.

Как правды для жизни незыблемо лоно,

Незыблем ты в праведном лоне закона.

Законы постигнув и веды изведав,

Познав откровенья священных заветов,

Ты стал для семьи и для рода защитой,

Опорою в явной беде и в сокрытой.

Поэтому ныне стою пред тобою,

Всеправедный воин, с великой мольбою.

Мой сын и твой брат, государь без порока,

Бездетным на небо ушел раньше срока.

Две юных вдовы, две красавицы, страждут, -

Они сыновей, дивнобедрые, жаждут.

От них, чтобы род храбрецов был продолжен,

Родить сыновей ты, блистательный, должен.

Прими этих жен, и престол, и державу,

Потомками Бхараты правь по уставу».

Но праведный воин с обличьем суровым

Царице ответил возвышенным словом:

«О мать, назвала ты, над нами нависший,

Продления рода закон наивысший.

Но связан я давним и твердым обетом, -

О мать, ты обязана помнить об этом.

О мать, за тебя, как свели мы знакомство,

Свой выкуп я внес: мой отказ от потомства.

Тебе говорю, о Сатьявати, снова:

Ни царства богов не хочу, ни земного,

Отвергну и более славную долю,

Но правду отвергнуть себе не позволю.

Земля может запах утратить, а море -

Всю влажность, а солнце - сиянье во взоре,

А ветер - утратить касаний способность,

А свет - выявлять каждый признак, подробность,

Без звука способно остаться пространство,

Огонь - потерять теплоты постоянство,

Смерть - силу утратит, а Индра - удачу,

Но я свою правду вовек не утрачу!»

Сказала Сатьявати слово ответа:

«Ты - праведный муж, ты - блюститель обета,

Захочешь, всесильный в делах созиданья, -

И новые три сотворишь мирозданья.

Я знаю, ты прав, но в тяжелое время

Прими во внимание праотцев бремя.

От клятвы своей отступись ты без гнева,

Чтоб дальше росло родословное древо.

Исполни, великий, для блага народа,

Закон наивысший продления рода!»

Царице, о сыне тоскующей громко,

Ушедшей от правды во имя потомка,

Сын Ганги сказал: «Осужденья достоин

Высокую правду отринувший воин.

Но знаю закон, исцеляющий рану.

Есть средство, чтоб род сохранился Шантану.

К нему ты прибегни для славы и чести,

И действуй с жрецами домашними вместе».

[COBET БХИШМЫ]

«Однажды, - так Бхишма повел свое слово, -

Убил Джамадагни, жреца и святого,

Вождь хайхаев, Арджуна тысячерукий.

Был сын у святого, познавшего муки,

По имени Рама. И вот, гневнолицый,

Он тысячу рук отрубил у убийцы,

От воинской касты, без помощи ратной,

Очистил он землю семь раз троекратно.

Жрецы, чтобы воины в мире остались,

Со вдовами ратных людей сочетались.

Есть древний закон, почитаемый свято:

Дитя может быть от другого зачато,

Но отпрыском мужа законного будет,

Коль к этому рода продленье побудит, -

И жрец со вдовой ратоборца сходился,

Чтоб воинский род на земле возродился...

Вот случай другой: благодатью богатый,

Подвижник Утатхья был мужем Маматы.

Был брат у святого меньшой, Брихаспати:

Он силу обрел от ученых занятий.

Наставник богов, он, без жалости к брату,

Упорно преследовать начал Мамату.

Сказала она: «Постыдись, Брихаспати!

От мужа, мне данного, жду я дитяти.

Растет твой племянник, зачатый в законе,

И веды в моем изучает он лоне.

От старшего брата мне радостно бремя, -

Иди и другой подари свое семя!»

Так правильно сказано было Маматой,

Но жрец не сдержал себя, страстью объятый,

Познал он Мамату в запретное время,

И крикнул ему, испустившему семя,

Зародыш, уже находившийся в лоне:

«Эй, младший, ступай-ка, ты здесь посторонний,

Я - первый, нет места второму во чреве!»

И проклял тогда Брихаспати во гневе

Дитя, что еще пребывало в утробе:

«За слово, которое крикнул ты в злобе,

При этом - в чувствительный миг наслажденья,

Да будешь во мрак ты повергнут с рожденья».

И вправду, родился Утатхьи потомок

Незрячим и назван был: «Житель Потемок».

Жрецу Брихаспати могуществом равный,

Сынов произвел сей слепец добронравный.

Сыны, ослепленные жадностью скряги,

Решили: «К чему нам заботы о благе

Слепца многодряхлого, еле живого?»

На доску отца посадили слепого,

И доску по Ганге пустили жестоко,

И плот оказался во власти потока.

Поплыл по теченью слепец белоглавый,

И минул он многие страны-державы.

Купался Бали, царь земли, утром рано.

Жреца на плоту он увидел нежданно.

Приблизясь, узнал повелитель слепого

Законоучителя, старца святого.

Избрав его для обретения сына,

Воскликнул: «Тебя мне послала судьбина!

От жен моих мне сыновей подари ты,

Да будут им тайны законов открыты».

Согласьем ответил подвижник безгрешный -

Сынов породить от царицы Судешны.

Слепца презирая, велела царица

Молочной сестре своей к старцу явиться.

От старца слепого и шудры бесправной

Родился Какшиван, певец достославный,

А также одиннадцать, мудрых в беседах.

Бали, увидав этих сведущих в ведах,

Воскликнул: «Мои они все, не иначе!»

«О нет, - возразил ему старец незрячий, -

Мои все двенадцать, - сказал он поспешно.-

Отринув незрячего старца, Судешна

Свела старика, оказавшись немудрой,

С молочной сестрою, бесправною шудрой».

Бали, ради милости старца святого,

Царицу Судешну послал к нему снова.

Подвижник сказал, прикоснувшись к царице:

«Твой сын будет равен блистаньем деннице».

И сын у Судешны родился - ученый,

Святым изученном вед поглощенный.

От брахманов мудрых - так делалось часто -

Умножилась доблестных воинов каста...

Мне дороги Бхараты род и наследство,

Чтоб род продолжался, скажу тебе средство:

Пусть брахман со вдовами младшего брата

Детей породит, - и да ждет его плата».

[САТЬЯВАТИ С ПОМОЩЬЮ МЫСЛИ ПРИЗЫВАЕТ ПЕРВОРОЖДЕННОГО СЫНА]

Тогда, со стыдливой улыбкой, смущенно,

Сказала Сатьявати стражу закона, -

Был полон волнения голос дрожащий:

«Ты правильно учишь, великоблестящий,

Но, царскому роду продленья желая,

О грозный, признание сделать должна я.

Ты - правда, ты - благо, ты - жизни защита.

Да будет тебе мое сердце открыто.

Однажды, в невинную девичью пору,

Я в лодке плыла по речному простору.

К Ямуне-реке, в святожительской славе,

Приблизился Парашара к переправе.

Ко мне обратился он, робкой и юной:

«На землю меня переправь за Ямуной», -

И стал многознающий, в лодке рыбачьей,

Меня уговаривать речью горячей,

Исполненной нежности, пламени, страсти...

Проклятья страшась и родительской власти,

Величью даров подчиняя свой разум,

Ему я не смела ответить отказом.

Могучий, всю землю окутал он тьмою

И взял - над беспомощной - верх надо мною.

Мой рыбный развеял он запах отвратный,

Другой даровал мне - душистый, приятный.

Сказал он: «Родишь мне на острове сына,

Но девственна будешь, чиста и невинна».

И я разрешилась, в девичестве строгом,

На маленьком острове мальчиком-йогом.

Обрел он, известный делами благими,

Двайпаяны - Островитянина - имя.

Затем обособил он веды четыре,

Под именем Вьясы прославился в мире.

За темную кожу зовут его Кришна, -

Повсюду его песнопение слышно.

Подвижник, живущий правдиво и свято,

Сынов сотворит он со вдовами брата.

Сказал он: «Какой бы ни шел я тропою,

Едва меня вспомнишь - явлюсь пред тобою».

Источником стал он познанья и света,

И, если согласен ты будешь на это,

Придет он, к продлению рода готовый,

Сойдутся с ним брата умершего вдовы, -

Потомки его да пребудут на свете

Как Вичитравирьи законные дети».

Услышав о муже великой науки,

Сказал, поднимая молитвенно руки,

Сын Ганга: «Стремятся одни к сладострастью,

Другие - к земному богатству и счастью,

Цель третьих - любви и добра постиженье,

А в нем - наивысшему благу служенье.

Лишь самые мудрые в том преуспели:

Понять и разъять три различные цели.

Твое же стремление - рода продленье,

И это есть к высшему благу стремленье.

Ты выход найти наилучший сумела,

Я слово твое одобряю всецело».

От Бхишмы услышав: «Сомненья излишни!» -

Решила Сатьявати думать о Кришне.

Он мудрые веды читал вдохновенно,

Но, матери мысли постигнув мгновенно,

Предстал перед ней после долгой разлуки,

И мать, поднимая почтительно руки,

Его обняла, разразилась рыданьем.

Всезнающий, движимый к ней состраданьем,

Сказал, окропив ее влагой святою:

«Я все, что прикажешь, свершу и устрою».

Хваленья домашних жрецов благосклонно

Воспринял певец и блюститель закона.

Сатьявати первенцу-сыну сказала:

«С тобой я судьбу государства связала.

Отцу сыновья подчиняться согласны,

Однако и матери дети подвластны!

Ты - первый, а Вичитравирья - мой третий,

Вы оба, от разных отцов, мои дети.

По матери, в лодке рыбачьей зачатым, -

Ты Вичитравирье приходишься братом.

О Вичитравирье скорбеть не устану,

И Бхишма и он - оба дети Шантану,

Но Бхишма, обет исполняя тяжелый,

Не хочет потомства, не ищет престола.

Ты, память храня о покойнике-брате,

В продлении рода ища благодати,

Содействуя Бхишме и мне повинуясь,

Волненьем существ беззащитных волнуясь, -

Обязан исполнить мое повеленье,

О сын, безупречный в святом устремленье!

Невестки твои хороши, как богини,

Но обе остались бездетными ныне.

Потомство от них породи, о беззлобный,

Достойное дело исполнить способный!»

А Кришна: «Тебе все законы известны,

Земной ты постигла закон и небесный,

О мать, и поскольку закон есть основа

Тобой изреченного веского слова, -

Твоим повинуюсь желаниям правым:

Я тоже знаком с этим древним уставом!

Подобных богам сыновей сотворю я,

Умершему брату детей подарю я.

Пусть обе вдовы, для продления рода,

Обет исполняют в течение года,

Иначе пускай они ложа не стелят:

Нечистые ложа со мной не разделят!»

А мать: «Мы должны, о мой сын, торопиться, -

Зародыш скорей да получит царица.

В стране без вождя - нет дождя и цветенья,

Страна без царя - есть земля запустенья.

Даруй же скорее стране господина,

А Бхишма да будет воспитывать сына!»

А Кришна: «Коль надобно быстро трудиться,

Уродство мое да потерпит вдовица,

И запах мой острый, и облик, и тело, -

Чтоб семя могучее в лоне созрело».

Добавив: «Готов я к желаемой встрече», -

Внезапно он скрылся, внезапно пришедший.

[ДЕТИ КРИШНЫ ОТ ДВУХ ЦАРИЦ И РАБЫНИ]

Вот Амбике, участь изведавшей вдовью,

Сатьявати слово сказала с любовью:

«Ты ныне услышать, красавица, вправе

О древнем законе, о старом уставе.

Ты видишь ли нашу печаль и невзгоду?

Грозит прекращение Бхаратов роду!

Но Бхишма, постигнув, о чем я тоскую,

Мне подал, всезнающий, думу благую,

И если ее ты исполнить захочешь,

То Бхаратов род возродишь и упрочишь.

Должна ты родить, дивнобедрая, сына,

Должна подарить нам царя-властелина».

Согласье с трудом получив от невестки,

Сиявшей в своем целомудренном блеске,

Сатьявати всем приготовила яства,

Чтоб ели жрецы, и святые, и паства.

Избрав для зачатья и день и мгновенье,

Невестке велев совершить омовенье

И лечь на постели, разостланной пышно,

Сатьявати слово сказала чуть слышно:

«Твои деверь придет к тебе ради сближенья.

Встречай его ласково, без небреженья».

Прелестная, слово услышав свекрови,

О Бхишме подумала с трепетом крови.

Светильники вспыхнули ярче и строже.

Всеправедный Кришна взошел к ней на ложе.

Но рыжие волосы, взгляд его властный,

И пламя его бороды медно-красной,

И лик его черный увидев средь ночи,

Царица закрыла в смятении очи.

Он сблизился с нею, познал ее тело,

Но в страхе она на него не смотрела.

Он вышел. И мать вопросила тревожно:

«Скажи, мне на внука надеяться можно?»

Воскликнул подвижник, при помощи знаний

Раздвинувший чувств и мышления грани:

«Являя величье, и ум, и здоровье,

Он будет могуч, словно стадо слоновье,

Он сто сыновей породит, многомощный,

Однако вдовицы поступок оплошный

К тому приведет, что слепым он родится».

Промолвила первенцу-сыну царица:

«Не надо стране государя слепого,

Ты нам подари властелина другого».

Обличием темен и разумом светел,

Согласием праведный Кришна ответил.

Родился от Амбики мальчик незрячий,

Сатьявати, царству желая удачи,

Вступила в беседу с невесткой второю, -

И Кришна пришел к ней ночною порою.

Взглянула невестка - и сделалась бледной,

Его устрашась бороды красно-медной.

Увидев, что Амбалика побледнела,

Как только она на него посмотрела,

Сказал ей не ведавший помыслов праздных:

«Поскольку, страшась моих черт безобразных,

Ты сделалась бледной, - царевич наследный,

Твой сын, - будет прозван Панду, то есть - Бледный».

И вышел подвижник, чья праведна сила.

Сатьявати первенца-сына спросила,

И Кришна ответил, что царь всепобедный

Родится в их доме - по прозвищу: Бледный.

Вот Амбалика, в надлежащую пору,

Венцу и стране даровала опору:

Блистал красотою и мощью владыки

Панду, повелитель царей, Бледноликий.

И пять он обрел сыновей, величавый,

И стали те пятеро зваться: пандавы.

А дети того Дхритараштры слепого,

В честь предка Шантану, в честь Куру святого,

Названье с тех пор обрели: кауравы,

И стали царями обширной державы...

Сатьявати, чтобы упрочилось дело,

Тогда своей старшей невестке велела

К могучему Кришне приблизиться снова,

И Амбика ей не сказала ни слова,

Но пахнущий рыбой, уродливый ликом

Страшил ее, глупую, страхом великим.

Украсив служанку свою, как богиню,

Невестка отправила к Кришне рабыню.

Рабыня вошла, перед Кришной склонилась,

Чтоб ласку свою даровал ей как милость.

Он сблизился с нею, с бесправной по касте,

И в этом рабыня увидела счастье.

Он встал и сказал ей: «Была ты рабыней,

Но матерью славною станешь отныне.

Блистающий разумом и правосудный,

Твой сын удивит этот мир многолюдный!»

И сын у рабыни родился счастливой -

То Видура, сведущий и справедливый,

Стал братом Панду, Дхритараштры слепого:

То Дхарма, то бог правосудия снова,

Приняв человеческий облик, родился:

Он Видурой стал, он в него воплотился!

А Кришна, закон продолжения рода

Исполнив и срока дождавшись ухода, -

Ушел по тропе, озаряемой светом, -

Кончается наше сказанье на этом.