[О БОГАТЫРЕ КАРНЕ]

Онлайн чтение книги Махабхарата. Рамаяна
[О БОГАТЫРЕ КАРНЕ]

На стороне кауравов сражался великий богатырь Карна, считавшийся сыном возничего. Однажды Кунти открыла ему, что он ее сын, рожденный ею от Сурьи, бога солнца, и что он должен помогать пандавам, так как они его братья. Но Карна не захотел покинуть своего покровителя Дуръйодхану и только пообещал матери, что в грядущих битвах он пощадит всех пандавов, кроме Арджуны, - чтобы люди не подумали, что он, Карна, испугался этого прославленного, непобедимого воина.

Тайна рождения Карны раскрывается в «Сказании о чудесных серьгах и панцире».

[СКАЗАНИЕ О ЧУДЕСНЫХ СЕРЬГАХ И ПАНЦИРЕ]

[БОГ СОЛНЦА ЯВЛЯЕТСЯ КАРНЕ В ОБЛИКЕ БРАХМАНА]

...Двенадцать исполнилось лет, как расстались

Пандавы с отчизной, в изгнанье скитались.


Вот Индра решил: у Карны он попросит

Те серьги, которые праведник носит.


Как только бог солнца проведал об этом,

Явился к Карне Обладающий Светом,


А витязь, чьи серьги и панцирь блестели,

Могучий, в то время лежал на постели.


Сверкающий Сурья, в заботливом бденье,

Предстал перед сыном в ночном сновиденье,


Но в облике брахмана, что красотою

Духовною - каждой светился чертою.


Войдя, он склонился к его изголовью.

Чтоб сыну помочь, он промолвил с любовью:


«О веры защитник и правды основа,

Возлюбленный сын, ты прими мое слово!


Заботясь о детях Панду, за серьгами

Придет к тебе Индра, сверкая глазами.


Он знает, что людям ты благо приносишь, -

Всегда отдаешь, ничего ты не просишь,


Что брахмана встретить не можешь отказом:

Ты все, что имеешь, отдашь ему разом!


Как брахман, появится Индра гремящий,

Чтоб выпросить серьги и панцирь блестящий.


Ты должен быть ласков, почтителен с богом,

Однако же, под благовидным предлогом,


Другие вручи Громовержцу даренья,

Но только не серьги, о полный смиренья!


Все доводы ты приведи без пристрастья,

Дай женщин ему, ожерелья, запястья,


Но только не серьги: меня ты состаришь,

И сам ты умрешь, если серьги подаришь!


Владея серьгами и в панцирь одетый,

От вражеских стрел не погибнешь нигде ты.


Из амриты серьги и панцирь возникли:

Храни их, чтоб годы твои не поникли».


Карна: «Кто ты, мудрый, как брахман одетый,

Явивший мне дружбу, дающий советы?»


А брахман: «Я тот, кто лучами владеет,

О благе твоем наивысшем радеет».


Карна: «Благо есть уже в том, что с речами

Благими пришел ты, богатый лучами.


Молю я тебя, чьи реченья - отрада:

Меня отвращать от обета не надо.


Обет мой таков: отдаю, что имею, -

Для брахманов я ничего не жалею!


И если, чтоб были довольны пандавы,

Придет ко мне Индра как брахман лукавый, -


Отдам ему серьги и панцирь отменный,

Да слава не меркнет моя во вселенной.


Со славою смерть, гибель в битве неравной -

Стократно достойнее жизни бесславной!


Я серьги и панцирь - сей дар небывалый -

Отдам Сокрушителю Вритры и Балы,


Защитнику братьев-пандавов. И прав я:

Мне слава нужна, - бог добьется бесславья!


Со славой достигну я выси небесной,

Кто славы лишен, - поглощается бездной.


Бесславье в живом убивает живое,

А слава дает нам рожденье второе.


О славе людской, - о блистаньем высокий, -

Создатель сложил эти древние строки:


«Здесь, в мире земном, слава - жизни продленье,

А в мире ином слава - к свету стремленье».


Обет исполняя достойный и правый,

Я серьги и панцирь отдам ради славы,


А если я в битве погибну кровавой,

То, с жизнью расставшись, останусь со славой.


Детей, стариков и жрецов ограждая,

Щажу оробевших в сраженье всегда я,


Тем самым я славы достигну по праву:

Ведь жизнью готов заплатить я за славу.


Поэтому Индре явлю свою милость,

Чтоб слава моя в трех мирах утвердилась!»


А Сурья: «Карна, мощнорукий и смелый,

Ни детям, ни женам дурное не делай.


Прославиться люди хотят во вселенной,

При этом не жертвуя жизнью бесценной.


А ты? Платой жизни за славу ты платишь,

Однако и славу и жизнь ты утратишь!


Живое живет для живого на свете, -

И мать, и отец, и супруга, и дети.


Для жизни нужна властелинам отвага,

Лишь в жизни, о бык средь людей, наше благо!


Живые нуждаются в славе с хвалою, -

Что делать со славою ставшим золою?


Услышат ли мертвые голос хвалебный?

Ужели усопшим гирлянды потребны?


Я знаю, ты предан мне, муж крепкостанный,

Поэтому стал я твоею охраной,


Но если пришел я, тебе помогая, -

Причина для этого есть и другая.


Во мне она скрыта, и что ни твори ты,

А тайны бессмертных от смертных сокрыты.


Поэтому я умолкаю. Однако

Со временем тайну исторгну из мрака.


Я вновь говорю, отправляясь в дорогу:

Серег не давай громоносному богу!


Серьгами блистаешь ты, воин суровый,

Как месяц в созвездии Вишакхи новый.


Не мертвому слава нужна, а живому:

Серег не давай Сопричастному Грому!


Придет к тебе бог с громовою стрелою, -

Встречай его лестью, почтеньем, хвалою,


Дай всё, украшая учтивостью речи, -

Но только не серьги, не серьги при встрече!


Пойми: совладаешь с любыми врагами,

Пока обладаешь такими серьгами.


Пусть Индра для Арджуны станет стрелою, -

Не справится Арджуна грозный с тобою.


Тогда только Арджуну в прах ты повергнешь,

Когда домогательства Индры отвергнешь».


Карна: «Я привержен тебе, всеблагому,

О Шарколучистый, - тебе, не другому!


Дороже ты мне, чем сыны и супруга,

Чем сам я, чем родича близость и друга!


А к преданным люди с великой душою

Относятся с лаской, с любовью большою.


Вот истина: к прочим богам равнодушен,

Тебе лишь я предан, тебе лишь послушен!


Но, снова и снова склонясь пред тобою,

К тебе обращаюсь, о Светлый, с мольбою:


Не смерти страшусь, а боюсь я обмана,

А смерть ради жизни жреца мне желанна.


А если сказал ты об Арджуне слово,

То горя не должен ты знать никакого:


Ты видишь, как славно мечом я владею, -

Врага без серег победить я сумею!


Обету позволь же мне следовать строго:

Отказом не встречу могучего бога».


«Коль серьги, - сказал Обладающий Светом, -

Отдашь, то условье поставишь при этом:


«Вручи мне копье, чтоб враги оробели,

Копье, что без промаха движется к цели,


Тогда-то, о Тысячи Жертв Приносящий,

Я дам тебе серьги и панцирь блестящий!»


Есть в этом условье надежда и разум:

Копьем, что подарено Тысячеглазым,


Врагов сокрушишь, проявляя геройство.

Известно копья драгоценное свойство:


К бойцу не вернется обратно, доколе

Всех недругов не уничтожит на поле!»


Сказав, он сокрылся, великолучистый,

А утром, пред Солнцем, с молитвою чистой


Склонившись, с любовью и верой во взоре,

Поведал Карна о ночном разговоре.


И бог, что всегда лучезарен и светел, -

«Воистину так», - улыбаясь, ответил.


Узнав, что в словах о копье нет обмана,

Стал думать Карна о копье постоянно,


Стал думать о встрече с царем над богами,

Хотя и пришлось бы расстаться с серьгами...


Но тайну какую, одетый лазурью,

Сокрыл от Карны Озаряющий Сурья?


Да скажет мудрец: этот панцирь - откуда?

Откуда те серьги, таящие чудо?


И что утаил Обладающий Светом?

Правдивую повесть расскажем об этом.


[БРАХМАН ДАРИТ ЦАРЕВНЕ КУНТИ ЗАКЛИНАНИЕ]

К царю Кунтибходже явился когда-то

Высокого роста, прямой, бородатый,


С косой заплетенною брахман суровый,

Могучий сложением, желто-медовый,


Готовый на подвиг, исполненный рвенья,

Со взором, в котором - огонь откровенья.


«О добрый, - сказал сей источник сиянья, -

В жилище твоем я прошу подаянья.


И если и ты, и твои домочадцы

Меня не принудят страдать, огорчаться,


И если тебе это будет угодно,

То стану я жить у тебя, благородный.


Когда пожелаю, уйду и приду я.

Тогда лишь покину тебя, негодуя,


Когда уличу вас в дурном поведенье, -

И ложе мое оскорбят и сиденье».


А царь: «Твой приход, о безгрешный, прекрасен,

О жрец, я на большее даже согласен!


Есть дочь у меня, что горда, и стыдлива,

И благочестива, и трудолюбива.


Зовут ее Кунти. Кротка, добронравна,

Тебе она будет служить преисправно».


Почтил он жреца и со словом наказа

Направился к дочери огромноглазой:


«О милая! Светел душой, как денница,

Решил в нашем доме святой поселиться.


Я верю: служить ему будешь любовно,

Что скажет, исполнишь ты беспрекословно.


Служением брахману сердце очисти,

И что ни попросит - отдай без корысти,


Затем, что жрецы - это блеск беспримерный

И подвиг безмерный и неимоверный.


Ватапи, что славился демонской властью,

Разгневал своим поведеньем Агастью:


К жрецам непочтителен был он, - за это

Его уничтожил блюститель обета.


Когда бы не брахманов мудрых моленья,

Сокрылось бы Солнце от нашего зренья.


Отраду, святому служа, обретаешь.

Я знаю, ты с детства почтенье питаешь


К жрецам и родителям, к близким и слугам

И к каждому, кто нам приходится другом.


Все в городе нашем довольны тобою.

Ты ласкова даже с бесправной рабою.


О дочь, за тебя мое сердце спокойно,

Гневливому гостю служить ты достойна.


Ты, Кунти, мне дочерью стала приемной,

Отец тебя отдал с любовью огромной.


«Она, - он сказал мне, - сестра Васудевы,

Померкли пред ней наилучшие девы».


Ты, в доме рожденная славном и знатном,

Мне стала сокровищем, сердцу приятным.


Как лотос из озера в озеро снова,

В мой дом перешла ты из дома родного.


Средь девушек низкорожденных, не строго

Воспитанных в доме, - испорченных много.


А ты унаследовала и величье

Властителей, и послушанье девичье.


Поэтому ты безо всякой гордыни

Служи многомудрому брахману ныне,


А если рассердится дваждырожденный, -

Погибнет мой род, на костер осужденный!»


Царевна: «О Индра среди властелинов!

Служить ему буду, гордыню отринув!


Я счастье и благо найду, молодая,

Жрецу угождая, тебя почитая.


Придет ли он рано, вернется ли поздно, -

Я сделаю так, чтоб не гневался грозно.


Мне радостно брахманам мудрым служенье:

В подобном служенье - мое возвышенье.


Мудрец будет мною почтительно встречен,

И будет уход за жрецом безупречен.


На пользу тебе и на благо святому

С усердьем начну хлопотать я по дому.


О царь, из-за брахмана смуты не ведай:

Служенье ему завершится победой.


Виновных пред брахманом ждет наказанье.

Ты вспомни, - беда угрожала Суканье:


Был Чьявана-жрец погружен в созерцанье,

Тогда муравейник - высокое зданье -


Создать вкруг него муравьи попытались:

Глаза только видными в куче остались!


Царевна Суканья, увидев два ока,

В них палкою ткнула. Рассержен жестоко,


Хотел наказать ее дваждырожденный,

Но отдал отец ее брахману в жены...»


Приемную дочь повелитель восславил

И мудрому брахману Кунти представил:


«Вот дочь моя, брахман. Не надобно злиться

На девушку, если она провинится:


Великий судьбою на старых и малых

Не сердится, если проступок узнал их.


Довлеет от брахманов, мир утешая.

Большому проступку и кротость большая.


О лучший из мудрых, явив снисхожденье,

Принять от нее соизволь угожденье».


Ответил согласием знающий веды,

И царь, осчастливленный ходом беседы,


Отвел ему дом, что своей белизною

Соперничал с лебедем или с луною,


И там, где священное пламя хранилось,

Дал пищу, сиденье и всякую милость.


Отбросив гордыню и леность, царевна

Служила святому прилежно, безгневно, -


Ему, что покорен обету, упорно,

Как богу, служила, обету покорна!


«Я утром приду», - говорит он порою,

А ночью придет иль с вечерней зарею,


Подвижнику девушка не прекословит, -

И воду, и пищу, и ложе готовит,


И что он ни сделает, - лучше и чище

Становятся ложе, сиденье, жилище.


Придет на рассвете иль ночью глубокой, -

От девушки брахман не слышит упрека.


Нет пищи? «Подай!» - говорит он сурово,

А девушка с кротостью: «Пища готова!»


И с радостью хочет ему подчиниться,

Как дочь, как сестра, как его ученица.


Доволен был брахман ее поведеньем,

Ее обхожденьем, ее угожденьем.


«Доволен ли жрец?» - вопрошал каждодневно

Отец. - «О, весьма!» - отвечала царевна.


Предметом внимательнейшего ухода

Был брахман на всем протяжении года.


Сказал он: «О ты, с безупречным сложеньем!

Весьма я доволен твоим услуженьем.


Увидев добро, мы добра не забудем.

Дары назови, недоступные людям,


Чтоб тяжкий твой труд был достойно увенчан,

Чтоб стала ты самою славной из женщин».


А Кунти: «И ты и отец мой довольны,

И в этом - дары для меня, сердобольный».


А жрец: «Если дара не хочешь, то дать я

Хочу тебе чудную силу заклятья.


Какого захочешь ты вызовешь бога,

Бессмертным приказывать сможешь ты строго,


И все, что прикажешь, заклятью подвластны,

Исполнят, - пусть даже с тобой не согласны».


Вторично она отказаться страшилась:

В проклятье могла обратиться немилость!


И жрец даровал ей слова заклинанья

Из древних письмен сокровенного знанья.


Затем он сказал Кунтибходже: «Приемной

Твоею доволен я дочерью скромной.


Я жил у тебя, наслаждаясь покоем.

Прощайте, я вам благодарен обоим».


Сказав, он исчез, растворясь в отдаленье,

И царь Кунтибходжа застыл в изумленье.


[КУНТИ СОЕДИНЯЕТСЯ С БОГОМ СОЛНЦА]

Шло время. Красавицу дума томила:

«Какая в заклятье содержится сила?


Мне брахман его даровал не случайно,

Настала пора, чтоб открылась мне тайна».


Так думала думу, и стало ей видно,

Что месячные наступили. И стыдно


Ей было, невинной и чистой, и внове:

Пошли у нее до замужества крови!


Взглянула - и Солнца увидела прелесть:

Так ярко лучи поутру разгорелись.


И было дано ей чудесное зренье,

И бога увидела в жарком горенье:


Серьгами украшен Властитель Рассвета,

А тело в сверкающий панцирь одето!


Тогда, любопытством объята, решила

Узнать, какова заклинания сила.


Глаза, уши, губы и ноздри водою

Смочила и древнею речью святою


Создателю Дня появиться велела.

И Солнце коснулось земного предела,


И бог снизошел, покорясь ее власти,

Слегка улыбаясь, в венце и запястье,


Могучий, высокий, медвяного цвета

И все озаряющий стороны света.


Он с помощью йоги тогда раздвоился:

На небе взошел и пред Кунти явился.


Он нежно сказал: «Ради силы заклятья

Твои приказанья готов исполнять я.


Я все для тебя сотворю, о царица,

Обязан я воле твоей подчиниться».


А Кунти: «Мое любопытство виною

Тому, что тебя позвала. Надо мною


Ты смилуйся, бог, и на небо вернись ты!»

«Уйду, как велишь ты, - ответил Лучистый, -


Но, бога призвав, ты не вправе без дела

Его отсылать... О, скажи, ты хотела


(Не высказана, мне известна причина)

От Солнца родить несравненного сына,


Чтоб мощью отважной сравнялся с богами,

Чтоб панцирем был наделен и серьгами.


Поэтому мне ты отдайся, невинна,

И, тонкая в стане, получишь ты сына.


А если отвергнешь со мною сближенье, -

Я все, что живет, обреку на сожженье,


Навеки тебя прокляну, о царевна,

И, прокляты, будут наказаны гневно


И брахман, тебе даровавший заклятье,

И царь, твой отец, потерявший понятье.


Я дал тебе чудное зренье. Смотри же

На сонмы богов, что все ближе и ближе:


Смеясь надо мною, в небесном чертоге

Сидят, возглавляемы Индрою, боги!»


И тридцать богов своим зреньем чудесным

Увидела Кунти на своде небесном,


И юная дева смутилась немного,

Трепещущая, попросила у бога:


«Умчись на своей колеснице далече!

Как девушке слушать подобные речи!


Нет, в сговор с тобой не вступлю я опасный,

Над телом моим лишь родители властны.


Коль женщина тело отдаст, то и душу

Погубит. О нет, я закон не нарушу!


По глупости детской, чтоб силу заклятья

Проверить, тебя захотела позвать я.


Подумав, ко мне прояви благосклонность,

Прости, о Лучистый, мою несмышленость».


«Тебя неразумным ребенком считая,

Я мягок с тобой. А была бы другая, -


Ей Сурья сказал, - поступил бы иначе...

Отдайся мне, робкая, в полдень горячий,


Отказом своим нанесешь ты мне рану, -

Для сонма богов я посмешищем стану.


О, будь же возлюбленной Солнца, и сына

Родишь ты - подобного мне исполина!»


Царевна, храня в целомудрии тело,

Создателя Дня убедить не сумела.


Подумала, робко потупивши очи:

«О, как отказать Победителю Ночи?


Погибнут, не зная вины за собою,

Отец мой и брахман, великий судьбою.


Теперь-то понятна мне сила заклятий:

Нельзя несмышленому даже дитяти


Приблизиться к этой сжигающей силе,

И вот - меня за руку крепко схватили.


Как быть мне? Хотя и страшусь я проклятья, -

Себя самое разве смею отдать я?»


Царевна, поняв, что она виновата,

Краснея, стыдом и испугом объята,


Сказала: «О бог, мои речи не лживы,

И мать и отец мой пока еще живы,


И живы все родичи, сестры и братья, -

При них целомудрие вправе ль попрать я?


Весь род запятнаю, себя отдавая,

Пойдет о родных моих слава дурная.


Тебе не дана я родителем в жены,

Но если считаешь, на небе рожденный,


Что мы не нарушим закон, то согласна

Исполнить я то, чего жаждешь ты страстно.


Но девственной все же остаться должна я, -

Да минет родителей слава дурная!»


Бог солнца: «О ты, чье сложенье прекрасно!

Родным и родителям ты не подвластна.


Ведь корень «дивить» слышен в слове «девица»,

И люди тебе будут, дева, дивиться!


Люблю я людей - так могу ли, влюбленный,

С тобою нарушить людские законы?


Закон для мужчин и для женщин - свобода,

Неволи не терпит людская природа.


Уродством зовется отсутствие воли,

Так будь же свободна, без страха и боли


Отдайся мне, - девственной станешь ты снова

И сына родишь ради блага земного».


Царевна - в ответ: «Если сына до брака

Рожу от тебя, Победителя Мрака,


Да будет он, мощью, отвагой обильный,

С серьгами и панцирем, великосильный».


А бог: «Будут серьги и панцирь отборный

Из амриты созданные животворной».


Она: «Если дашь, о Светило Вселенной,

Из амриты серьги и панцирь бесценный,


Величьем и силой возвысишь ты сына, -

То слиться согласна с тобой воедино».


«Мне Адити-мать подарила когда-то

Те серьги и панцирь, что крепче булата, -


Ответствовал Сурья. - Заботясь о сыне,

Их сыну отдам я, о робкая, ныне».


«Согласна, - сказала она, - если слово

Исполнишь, и сына рожу я такого».


Приблизился к ней Враждопавший с Ночами,

Казалось, проник в ее тело лучами.


Взволнована жарким блистаньем до дрожи,

Упала она без сознанья на ложе.


А Сурья: «Родишь несравненного сына,

Обильного мощью, - и будешь невинна,


А я ухожу». Восходящему Ало:

«Да будет по-твоему», - Кунти сказала.


Утратив сознание, с богом слияния,

Упала, как будто под ветром лиана.


Сверкающий бог, Озаривший Дороги,

Вошел в ее тело при помощи йоги.


С пылающим богом она сочеталась,

Но девственной, чистой при этом осталась.


[ВОЗНИЧИЙ И ЕГО ЖЕНА НАХОДЯТ КОРЗИНУ С РЕБЕНКОМ]

Десятой луны началась половина,

Когда зачала дивнобедрая сына.


Таилась, невинная и молодая,

Свой плод от родных и от близких скрывая,


Никто, кроме верной и преданной няни,

Не знал во дворце о ее состоянье.


Скрывалась, - да сплетня ее не коснется, -

И вот родила она сына от Солнца.


От бога рожден, он сравнялся с богами,

И панцирем он обладал, и серьгами,


Глаза - как у Солнца-отца золотые,

А плечи - как буйвола плечи литые.


Царевна, научена умною няней,

Младенца на зорьке прохладной и ранней,


Рыдая, скорбя, уложила в корзину, -

Да будет удача сопутствовать сыну!


Лежал он в корзине, обмазанной воском,

Как в гнездышке, устланном шелком, нежестком.


Вот, бросив корзину в поток Ашванади,

Стыдясь материнства, с тоскою во взгляде,


Страдая телесно, страдая душевно,

Напутствуя сына, сказала царевна:


«Сынок, о твоем да заботятся благе

Насельники неба, и суши, и влаги!


Да много увидишь ты дней светозарных,

В пути да не встретишь дурных и коварных!


В воде пусть тебя охраняет Варуна,

А в воздухе - ветер, смеющийся юно!


Дитя мне пославший, подобное чуду, -

Отец пусть тебя охраняет повсюду!


Да будут с тобою дружны все дороги,

Все ветры, все стороны света, все боги!


Да будет тебе от бессмертных участье

В разлуках и встречах, в несчастье и в счастье!


Одетого в панцирь, тоскуя о сыне,

Найду я тебя и на дальней чужбине.


Бог солнца, твой славный отец быстроокий,

Увидит тебя и в шумящем потоке.


Сыночек, пред женщиной благоговею,

Что матерью станет приемной твоею!


Да будут на благо тебе, как в сосуде,

Хранить молоко ее круглые груди!


Какой же чудесной вкусит благодати,

Кто матерью станет такого дитяти,


Что Солнцу подобно, источнику света,

С глазами, как лотос, медвяного цвета, -


С огромными, словно планеты, глазами,

С прекрасными вьющимися волосами,


С лицом мудреца, благородным и гордым,

С серьгами чудесными, с панцирем твердым.


Сынок мой, да будет судьба благодатна

Родных, замечающих, как ты невнятно


И мило слова произносишь впервые,

На ножки становишься, мне дорогие,


И тянешь ручонки к веселым обновам,

Измазанный пылью и соком плодовым!


Как сладко, сыночек, любовному взору

Увидеть тебя в твою юную пору,


Когда ты предстанешь, отвагой пылая,

Как лев молодой, чей приют - Гималаи!»


Познала царевна печаль и кручину,

В шумящий поток опуская корзину,


И с сердцем, стесненным тоскою стенаний,

Домой воротилась, несчастная, с няней.


А эта корзина, жилище дитяти,

Сначала попала в реку Чарманвати,


Оттуда - в Ямуну, где блещет долина,

Оттуда - по Ганге пустилась корзина,


Где берег бежал то полого, то круто,

И к Чампе приблизилась, к племени Сута.


Чудесные серьги и панцирь отборный,

Из амриты созданные жизнетворной,


В живых сохраняли младенца в корзине -

На глади спокойной и в бурной стремнине...


Теперь к Адхиратхе направится слово.

Возничий и друг Дхритараштры слепого,


Стоял он тогда над водою речною

С прелестной своей, но бездетной женою.


Мечтала о мальчике Радха, но тщетно:

Шли годы, - она оставалась бездетна...


Глядит, - с амулетами, ручкой резною,

Корзина уносится быстрой волною.


И вот, любопытная, просит: возничий

Пускай не упустит нежданной добычи.


Поймал он корзину, открыл, - и спросонок

Ему улыбнулся чудесный ребенок,


Сиявший, как солнце над золотом пашен,

И в панцирь одет, и серьгами украшен.


Пришли в изумленье возничий с женою.

Сказал он: «Дарована радость волною!


Не видел с тех пор, как живу я на свете,

Чтоб так излучали сияние дети!


От бога рожден, нам, бездетным, богами,

Наверно, ниспослан сей мальчик с серьгами!»


Вот так получила бездетная сына

Прелестного, словно цветка сердцевина.


Для Радхи по-новому дни засветились:

Свои у возничего дети родились!


Своим молоком мальчугана вскормила,

И гордо росла его грозная сила.


Увидев дитя с золотыми глазами,

С прекрасными вьющимися волосами,


С серьгами, одетого в панцирь бесценный, -

Его мудрецы нарекли Васушеной.


Обрел он достоинство, мощь и величье.

Все знали: отец Васушены - возничий.


Он рос среди ангов, отвагой богатый.

Царевне о нем сообщал соглядатай.


Вот юношей стал он с могуществом бычьим,

И в Хастинапур был отправлен возничим.


Он начал учиться у брахмана Дроны,

Сдружился с Дуръйодханой богорожденный,


Все виды оружья узнал, все четыре,

Как лучник великий прославился в мире.


С Дуръйодханой сблизился солнечноглавый,

И стали друзьями его кауравы,


А отпрыски Кунти, пандавы, - врагами,

И доблестный муж, обладавший серьгами,


Сын Кунти, что ею был назван Карною,

На Арджуну двинуться жаждал войною.


Был этим Юдхиштхира обеспокоен.

Он знал: ненавидящий Арджуну воин,


Серьгами и панцирем чудным украшен

И неуязвимый, противнику страшен.


[КАРНА ОТСЕКАЕТ ОТ СВОЕГО ТЕЛА СЕРЬГИ И ПАНЦИРЬ]

Однажды Карна, стоя в озере чистом,

Молитвенно руки сложив пред Лучистым,


Хвалил, славословил Источник Сиянья.

Шли брахманы к мужу, прося подаянья:


Он дваждырожденным, исполненным рвенья,

Ни в чем не отказывал в эти мгновенья.


Прося подаяния, в жреческом платье,

Явился и Индра к нему на закате.


Приветствовал брахмана воин всем сердцем:

Не зная, что он говорит с Громовержцем,


Сын Радхи спросил: «Что ты хочешь? Запястья?

Поместья? Иль женщин - цариц сладострастья?»


А брахман: «Не надо мне жен и поместий!

Мне серьги, с тобою рожденные вместе,


И панцирь отдай, что срастался с тобою,

Коль Щедрым ты правильно прозван молвою.


Их надо отсечь от могучего тела, -

Лишь этого дара душа захотела!»


Карна: «Как велит нам обычай наш древний,

Ты женщин возьми, и стада, и деревни,


Возьми ты что хочешь, о брахман почтенный,

Но только не серьги, не панцирь бесценный!»


Карна становился все жарче, смиренней,

Но брахман, иных не желая дарений,


Настойчиво требовал чаще и чаще:

«Хочу только серьги и панцирь блестящий!»


Сын Радхи слегка улыбнулся, воскликнув:

«Со мной они вместе родились, возникнув


Из амриты: ими владея с рожденья,

Вступаю, не ведая смерти, в сраженья.


Я дам тебе царство с красою нетленной,

Но только не серьги, не панцирь бесценный!


Вручив тебе серьги и панцирь в придачу,

Я сразу же неуязвимость утрачу.


Узнал я тебя, чья убийственна кара.

О Индра, не требуй ты этого дара:


Не мне, а тебе, над богами владыке,

Дарить подобает, о молниеликий!


Коль серьги отдам тебе с панцирем вместе,

Мне будет несчастье, тебе же - бесчестье.


Но если и серьги и панцирь бесценный

Отдам, - то хочу я, о Индра, замены».


А Индра: «Как видно, Источник Сияний

Тебе, что приду я, поведал заране.


Возьми, о Карна, все, что хочешь ты, кроме

Стрелы громовой, возникающей в громе».


Воитель, наученный Светом Вселенной,

Промолвил: «За серьги и панцирь бесценный


Отдай мне копье, что, не зная изъятий,

Пронзает без промаха недругов рати».


Владыка громов поразмыслил немного, -

И вот что воитель услышал от бога:


«За серьги и панцирь, с которыми вместе

Родился, - получишь для битвы и мести


Копье, что врагов поражает сурово

И в руки твои возвращается снова.


Но если погибнет твой враг самый главный,

Неистовый самый, всесильный и славный,


Ко мне, - если ты подчинишься условью, -

Копье возвратится, окрашено кровью».


Карна: «Вот такого и жажду убить я,

Один мне и нужен для кровопролитья!»


А Индра: «Врагу нанесешь пораженье, -

Тому, кто неистов и страшен в сраженье,


Но он, чья погибель тебе так желанна,

Всегда охраняем, и эта охрана -


Есть Вишну, Нараяна: знающий веды

Его называет и Вепрем Победы».


Карна: «Я и это условье приемлю, -

Но только втоптать бы ревущего в землю,


Но только пронзить бы копьем знаменитым

Врага: пусть неистовый станет убитым!


И серьги и панцирь отдам, ослабелый.

Прошу я: когда отсеку их от тела,


Когда нанесу себе тяжкую рану,

О Индра, пусть я безобразным не стану».


А Индра: «Во лжи ты не ищешь соблазна, -

Не станет поэтому плоть безобразна.


О лучший из лучших, изведавших слово,

Подобно отцу, засияешь ты снова!


Но помни, что только в сражении трудном

Воюют с врагами копьем этим чудным,


А если ты в легкой метнешь его сшибке, -

Тебя же оно поразит по ошибке».


Карна: «Ты поверь мне, о бог громогласный:

Копье я метну только в битве опасной».


И взял он копье, что на солнце блестело,

И начал он резать мечом свое тело.


Тогда полубоги, и боги, и бесы,

Заоблачные раздвигая завесы,


Увидели, как себя режет великий,

И вот раздались изумления крики:


Не чувствуя боли, не ведая раны,

Светился по-прежнему лик осиянный!


Литаврами свод огласился высокий,

Низринулись ливней цветочных потоки


В честь мужа, что плоть рассекал свою смело,

Порой улыбаясь. И вскоре от тела


Он серьги и панцирь отсек, еще влажный,

И богу вручил их воитель отважный.


Карну обманул Громовержец лукавый,

Желая, чтоб стали сильнее пандавы.


Он ввысь улетел, совершив вероломство.

Поникло в тоске Дхритараштры потомство,


Услышав, что Индрою воин ограблен.

А отпрыски Кунти, узнав, что ослаблен


Воитель Карна, чей отец был возничим,

Леса огласили ликующим кличем.



Читать далее

[О БОГАТЫРЕ КАРНЕ]

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть