Онлайн чтение книги Маяк на Краю Света
Глава III. СМОТРИТЕЛИ МАЯКА

Период с ноября по март — время самого активного судоходства у Магелланова архипелага. Море, правда, не становится спокойнее, и волны двух океанов все с той же силой бьются друг о друга при встрече, но небеса хмурятся реже, а ураганы пролетают быстрее.

Парусники и пароходы стараются именно в этот период «предсказуемой» погоды обогнуть Американский континент, обойдя с юга мыс Горн. Однако слишком редко появляются корабли, чтобы нарушить монотонность бесконечно длинных дней. В те воды и раньше редко кто заходил, а с появлением пароходов и новых, точных морских карт открылся путь через Магелланов пролив — более короткий и надежный.

Но моряки, которые попадают служить на маяк, обычно не боятся скуки и однообразия. По опыту матросской или рыбацкой жизни им известно, что время дольше тянется, если обращать на него внимание, поэтому у них всегда есть чем заняться, чем отвлечься, тем более что обязанности смотрителя не ограничены зажиганием и гашением в определенный час ламп на башне: дежурный должен внимательно следить за морем и за появлением судов вблизи острова, держать под наблюдением побережье от мыса Сан-Хуан до скал Северал, не удаляясь более чем на три-четыре мили от строения, а также вести «бортовой журнал» маяка и заносить туда все, что происходит на острове и рядом с ним: какие парусники, какие пароходы пройдут, их названия и номера, если сообщат, записывать высоту приливов, направление и силу ветра, изменения погоды, продолжительность дождей, частоту гроз, регулярно измерять давление по барометру, температуру воздуха и все прочее, что позволит впоследствии составить метеорологические карты района.

Васкес, так же как Морис и Фелипе, родился в Аргентине. Но именно Васкеса назначили старшим смотрителем маяка на острове Штатов. К тому времени ему исполнилось сорок семь лет. Он успел уже избороздить земной шар вдоль и поперек всех ста восьмидесяти параллелей и не раз попадал в сложнейшие ситуации, где иногда в один миг решался вопрос жизни и смерти. Но крепкое здоровье, необыкновенная выносливость, а главное, решительность и волевой характер помогли ему выстоять. Так что главным его поставили не только потому, что он был старше остальных по возрасту. Все в Адмиралтействе знали боцмана, получившего закалку на службе в морском флоте Республики. Хотя и не дослужился он до больших чинов. Моряки его уважали как человека, на которого можно положиться. Поэтому, когда стало известно о его желании пойти смотрителем нового маяка, ему не колеблясь предложили стать там старшим.

Двое других, тоже моряки, были чуть моложе, Фелипе — сорок, а Морису — тридцать семь. Все трое знали друг друга очень давно, и Васкес сам выбрал их себе в помощники. Семья была только у Мориса, жена которого работала служанкой в меблированных комнатах где-то в Буэнос-Айресе. Ей пришлось на три месяца расстаться со своим мужем.

Когда их дежурство закончится, все трое поднимутся на борт сторожевика, чтобы вернуться домой, а вместо них на острове останутся их сменщики, прибывшие на «Санта-Фе». А еще через три месяца снова заступит на дежурство команда Васкеса.

Тогда им придется прожить на острове на маяке с июня по август — всю зиму. И если в первую смену погода не обещала особых сюрпризов, то по возвращении сюда во второй раз моряков ожидала тяжелая жизнь. Кстати сказать, эта перспектива их не очень беспокоила: успевшим акклиматизироваться в антарктических широтах мороз и вьюги не так страшны.

Уже с десятого декабря все работы были расписаны по дням и по часам. Тот, кому выпадало ночное дежурство, от заката до восхода солнца, оставался на посту и следил за тем, чтобы с лампами ничего не случилось; остальные в это время отдыхали. Днем всю аппаратуру тщательно проверяли, если требовалось — заменяли фитили, прочищали и протирали стекла, чтобы в темноте свет оставался всегда ярким и сильным.

Кроме того, в зависимости от распорядка дня, команда собиралась обследовать бухту, вплоть до устья у выхода в море — либо пешком по берегу, либо в парусной шлюпке, которая стояла рядом с домом, в заливчике, отлично укрытая береговыми скалами от восточных ветров, самых опасных здесь.

Само собой разумеется, команда никогда не отправлялась в такие походы в полном составе: маяк нельзя оставлять без присмотра, поэтому кто-то из троих постоянно находился наверху, на башне. Дело в том, что внизу, у подножия строения, обзор закрывали скалы со всех сторон, кроме востока и северо-востока, так что моряки на острове могли не заметить идущие мимо корабли и пропустить их сообщения.

Первые дни после отплытия «Санта-Фе» прошли спокойно, без приключений. Погода стояла хорошая, довольно теплая. Термометр поднимался иногда выше десяти градусов по Цельсию. Легкий бриз[54]Бриз — 1) ветер, возникающий от неодинакового нагревания суши и моря; днем влажный бриз дует с моря на сушу, а ночью — сухой бриз с суши на море; 2) общее название дующих на море ветров слабой и умеренной силы. дул днем с моря, а после захода солнца — с северо-запада, со стороны материка. Несколько раз принимался дождь, и, поскольку становилось все теплее, скоро следовало ожидать гроз и изменений в погоде.

Под лучами солнца, которое постепенно набирало силу, начали пробуждаться растения. На лугу, рядом с постройками снег уже совсем сошел, и земля покрылась нежно-зеленым ковром. В перелеске ветки антарктического бука выпустили молодые листочки. Ручей, полный талой воды, сбегал с кручи к заливу. Стволы деревьев и скалы покрылись мхом и лишайниками, появилась ложечная трава, которая так хорошо помогает при цинге. Короче, наступало лето (на Магеллановом архипелаге не употребляют поэтического слова «весна»), и оно могло простоять здесь, на краю Америки, еще месяц-полтора.

В тот день, как обыкновенно к вечеру, пока еще не настал час зажигать огни, команда собралась на верхней галерее, и, когда все устроились на балконе, что идет вокруг фонаря, Васкес начал беседу.

— Ну, ребята, — заговорил он, набив до краев трубку и подав тем самым пример остальным, — как вам на новом месте? Привыкаете?

— Ну, вообще-то, — ответил Фелипе, — прошло так мало времени, что мы еще не успели ни заскучать, ни устать.

— Да и три месяца тоже пролетят так быстро, что мы и не заметим, — добавил Морис.

— Вот именно, — подтвердил старший смотритель, — пронесутся как легкий корвет[55]Корвет — в XIX веке трехмачтовый парусный военный корабль, вооруженный 20–30 орудиями. на всех парусах.

— Кстати, за весь день сегодня не показалось ни одного судна, даже далеко в море.

— Покажутся еще, вот увидишь, — сказал Васкес и поднял к глазам руки, сложенные в виде трубы. — Если бы здесь не ходили корабли, то незачем было и башню ставить, и фонарь зажигать. Такое замечательное сооружение, и светит на десять миль вокруг.

— Так ведь зажегся он совсем недавно, — вставил Морис.

— Конечно! Потребуется некоторое время, чтобы о его появлении узнали. Как только морякам станет известно, что на берегу появился ориентир, то сначала попробуют пройти поближе, а там, глядишь, и пролив освоят. Мореходство, конечно, сразу оживится. Но есть еще одно обстоятельство: мало знать, что построен маяк, важно быть уверенным, что свет регулярно зажигается каждый день с заходом солнца и не гаснет до утра.

— А для этого нужно, чтобы «Санта-Фе» добрался до Буэнос-Айреса и доложил об окончании работ, — заметил Фелипе.

— Всего пять дней, как он снялся с якоря. А плыть ему…

— Доплывет, — не дал закончить Морису Васкес, — с неделю еще осталось или около того. Погода отличная, море спокойно, ветер ровный, дует без устали и откуда надо. Думаю, при парусах да на паровом ходу он делает не меньше девяти-десяти узлов в час.

— Недавно они должны были пройти Магелланов пролив и обогнуть мыс Вирхенес, милях в пятнадцати от него.

— Да, впереди Патагония.

— Но никакой индеец, как ни скачи, не догонит, хоть и летят они на своих лошадях как фрегат при полных парусах.

Не было ничего странного в том, что сторожевик все еще занимал думы моряков, оставшихся на острове. Мысленно они оставались там, где находился сейчас кусочек их родины, стремившийся к отеческим берегам.

Тем временем Васкес обратился к Фелипе:

— Как сегодня рыбалка?

— Неплохо, десятка три бычков взял на удочку да краба поймал на мелководье, фунта[56]Фунт — здесь: старинная мера веса; во Франции конца XIX века был приравнен к 0,5 кг. на три потянет.

— Отлично! Рыбы в море достаточно. Ее чем больше ловишь, тем больше останется, как говорят. И мясные запасы сэкономим. Вот бы еще так с овощами…

— А я тут сходил в лес, — вступил в разговор Морис, — корешков набрал. Мне кок[57]Кок (гол.)  — повар на судне. показал, как готовить, выйдет полное блюдо отличного гарнира.

— Будем очень рады! Одни консервы, даже самые хорошие, — не лучшая пища. Всегда приятнее что-нибудь свежее, которое недавно бегало, плавало или росло. Да если бы парочка лам подошла к нам поближе.

— Я вам скажу, филе из них преотличное. И вообще, дичинка хорошо идет. Если приготовить как следует — язык проглотишь. Так что пусть только какое-нибудь копытное забредет к нам, ему не уйти. Но упаси вас Бог, братцы, уходить далеко, какая бы дичь ни поманила. Важнее всего для нас — работа и выполнение инструкции: от дома — никуда, и вести наблюдение за морем, за бухтой Эльгор.

— А если подойдет к самой ограде, на расстояние выстрела? — вырвалось у Мориса, заядлого охотника.

— Да хоть на три выстрела, пожалуйста. Но ламы очень осторожные, людей не любят, а охотников особенно. Думаю, нам даже рожек их не увидеть — ни в лесу, ни у скал.

Действительно, пока шло строительство, ни одно копытное ни разу не показалось на берегу, и даже второй помощник с «Санта-Фе», который за свое пристрастие к охоте получил прозвище Нимрод[58]Нимрод (Нимврод, Немврод) — легендарный герой и охотник древности, упоминаемый в Книге Бытия; иногда считается легендарным основателем Вавилона., не сумел ничего добыть, хотя несколько раз он уходил довольно далеко в глубь острова. Дичи водилось на острове предостаточно, но она не подпускала охотника на расстояние выстрела. Может быть, следовало уйти дальше на запад, за перевал, но места там непроходимые, и никто из экипажа «Санта-Фе» не отважился отправиться пешком через весь остров к мысу Сан-Бартоломео.

В ночь с шестнадцатого на семнадцатое декабря, около десяти часов, когда на вахте стоял Морис, в шести милях на восток от острова в море показались огни, очевидно, шел какой-то корабль, впервые с тех пор как зажегся маяк.

Никто из команды еще не ложился, и, когда вахтенный сообщил новость, Васкес с Фелипе сразу поднялись в смотровую будку, захватив подзорную трубу.

— Там горит белый фонарь, — сказал Васкес.

— Значит, это не бортовые огни, которым полагается быть либо зелеными, либо красными, — заметил Фелипе.

Действительно, на судне обычно горит зеленый свет по правому и красный — по левому борту.

— А из этого следует, — продолжал Васкес, — горит сигнальный фонарь на штаге[59]Штаг (гол.)  — снасть стоячего такелажа, расположенная в диаметральной плоскости и поддерживающая с носа мачту или ее продолжение — стеньгу. фок-мачты[60]Фок-мачта (гол.)  — передняя мачта на судне., что означает: «Мы, на борту, видим остров».

Относительно того, что команда парохода видит остров, сомнений быть не могло: судно заходило со стороны мыса Сан-Хуан. Вопрос в другом: завернет он на юг или пойдет через пролив Ле-Мер.

Корабль продолжал двигаться вперед, а на маяке не сводили с него глаз, пока не убедились, что он пошел прямо в пролив мимо бухты Сан-Хуан, красные огни по левому борту ясно светились в ночи, прежде чем исчезнуть в темноте.

— Ну вот, теперь о Маяке на Краю Света узнали моряки, — воскликнул Фелипе.

— А скоро узнают и все остальные, — сказал Васкес.

Спустя еще один день, поутру, показался большой парусник. Воздух был чист и прозрачен, легкий бриз с юго-востока разогнал туман, и Фелипе заметил мачты, когда судно находилось в десяти милях от берега.

Васкес и Морис сразу поднялись на обзорную галерею. Судно виднелось из-за прибрежных скал, справа от бухты Эльгор, как раз между утесами Сан-Диего и Сан-Северал. Корабль стремительно мчался по волнам, делая не меньше двенадцати — тринадцати узлов. Он шел левым галсом к ветру и держал курс прямо на остров Штатов, пока еще трудно было определить, с какой стороны он собирается его обходить. Как и полагается морякам, команда маяка горячо спорила, обсуждая этот вопрос. Оказалось, что угадал Морис: барк[61]Барк — парусное судно с «прямым вооружением» (то есть с прямоугольными парусами) на всех мачтах, кроме последней, несущей косые паруса. не пошел через пролив.

В полуторах милях от берега он еще круче развернулся к ветру, намереваясь пройти у мыса Северал.

Это был большой трехмачтовик, водоизмещением не менее тысячи восьмисот тонн, один из тех быстроходных кораблей, которые строят в Америке.

— Могу спорить на свою подзорную трубу, наверняка его делали на американских верфях, — воскликнул Васкес.

— А он не сообщит данные о себе? — проговорил Морис.

— Конечно, он обязан это сделать, — ответил Васкес.

Действительно, вскоре на гафеле[62]Гафель — наклонное рангоутное дерево, прикрепляемое нижним концом к мачте судна для привязывания верхней кромкой косого паруса. барка затрепетали сигнальные флажки, и Васкес, посмотрев для верности в свои записи, расшифровал сообщение.

Это «Монтанк» из Бостона, штат Массачусетс, Соединенные Штаты Америки.

На маяке, в свою очередь, подняли аргентинский флаг и продолжали наблюдать за движением судна, пока верхушки его мачт не скрылись за отрогами скал на мысе Вебстер, с южной стороны острова.

— Ну ладно, теперь пожелаем «Монтанку» доброго пути, — сказал Васкес, — и дай Бог, чтобы его не настигла буря возле мыса Горн!

Затем в течение нескольких дней в море никто не появлялся. Пару раз на востоке, у самого горизонта, показывались паруса, но, по всей видимости, корабли не собирались подходить ближе чем на десять миль к Американскому континенту. По мнению Васкеса, это были китобои, направлявшиеся за своей добычей в антарктические воды. Смотрители маяка, кстати, замечали и кашалотов, которые шли сюда из высоких широт и, держась на хорошем удалении от мыса Северал, продолжали путь в сторону Тихого океана.

Вплоть до 20 декабря никаких записей, кроме метеорологических наблюдений, в журнале не появилось. Погода была неустойчивой: направление ветра все время менялось: то дул с северо-востока, то с юго-востока. Прошло несколько сильных дождей, иногда даже с градом, что указывало на скопление атмосферного электричества. Следовало ожидать гроз, особенно опасных в это время года.

Утром двадцать первого декабря Фелипе вышел покурить на лужайку перед домом, вдруг на опушке у буковой рощи мелькнуло какое-то животное. Присмотрелся получше, не разглядел и решил, что лучше сходить в дом за подзорной трубой.

Животное оказалось гуанако и находилось от него как раз на расстоянии выстрела. Фелипе крикнул Васкеса и Мориса, те вышли, как только услышали, что он зовет их.

Решили, что не стоит упускать возможность поохотиться: в случае удачи вместо надоевших консервов в меню зимовщиков появится свежее мясо.

Договорились, что Морис со своим карабином выйдет за ограду и попытается незаметно обойти ламу с другой стороны, пока та стоит на месте, а затем спугнет животное и погонит в сторону берега, где будет поджидать Фелипе.

Васкес предупредил: главное, не забывать, что у этих копытных очень чуткие уши и тонкий нюх, и как только гуанако заметит или услышит Мориса, то унесется прочь, тогда ее не достанешь пулей, не подгонишь к берегу, от охоты придется отказаться, так как с берега далеко уходить нельзя.

— Понятно?

— Понятно, — ответил Морис.

Васкес с Фелипе остались у дома, наблюдая в подзорную трубу за гуанако, которая стояла на том же месте, где ее увидели в первый раз. Затем они перевели трубу на Мориса. Тот двигался в сторону буковой рощи, надеясь укрыться за деревьями, добраться до скал и, выйдя на гуанако с другой стороны, заставить ее бежать к бухте.

Его было хорошо видно до тех пор, пока он не скрылся в зелени.

Прошло около получаса. Морис, наверное, подошел на расстояние выстрела. Васкес с Фелипе ждали залпа, от которого животное либо упадет раненое, либо понесется вскачь.

Но залпа не последовало, а охотники, крайне удивленные, увидели, как гуанако, вместо того чтобы со всех ног броситься прочь, вдруг легла на камни и вытянулась, как будто в ее теле и ногах не было больше сил ни двигаться, ни даже просто стоять.

Почти одновременно с этим из-за скалы показался Морис, который, пробравшись между скал, бросился к безжизненному животному, склонился над ним, потрогал рукой и вдруг резко поднялся.

Затем он повернулся в сторону башни и сделал знак, который нельзя было понять иначе, как просьбу немедленно подойти туда к нему.

— Пошли, там что-то случилось, — сказал Васкес.

Оба охотника, оставшиеся в засаде, бегом бросились к буковой роще и через десять минут оказались на месте.

— Что с гуанако? — спросил Васкес.

— Вот, смотри, — ответил Морис, кивнув в сторону неподвижно лежащего тела животного.

— Не дышит? — спросил Фелипе.

— Нет, мертвая, — ответил Морис.

— Что, очень старая? — удивился Васкес.

— Нет, от раны!

— От раны? Значит, ее ранили?

— Да, видишь, ей пуля в бок вошла.

— Пуля!

Сомнений быть не могло. В животное стреляли, ранили, и, добравшись до рощицы, оно упало замертво.

— Эго что же, здесь кто-то охотится? — пробормотал в задумчивости Васкес и тревожно обвел взглядом остров, не трогаясь с места.