Онлайн чтение книги Макамы
САЙМАРИЙСКАЯ МАКАМА. (сорок вторая)

Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Говорил Мухаммад ибн Исхак, известный под именем Абу-л-Анбас ас-Саймари[155]Абу-л-'Анб ас ас-Саймари (828—888) —поэт и ученый-астролог, известный также как острослов и прекрасный рассказчик. Саймара — город близ Басры.:

От друзей, которых я сам себе наметил, облюбовал и выбрал, рассчитывая на их помощь в трудную минуту, я встретил немало неприятностей, и в этом — поучение и назидание для тех, кто способен воспринимать наставления и увещевания. А дело было так: я приехал из ас-Саймары в Город мира с мешком динаров и с таким обилием пожитков и утвари, что хватило бы на многих. Со мной водили компанию люди знатные и богатые, зажиточные и тороватые, владельцы широких дворов, высоких домов, красивых дворцов — приятели, которых я выбрал себе, чтобы вместе весело есть и пить и поддержку у них в беде находить.

Мы пировали с утра до вечера, ели сочное мясо ягненка, и табахиджу[156]Табахиджа — мясо, порезанное ломтями и зажаренное с яйцом и луком. персидскую, и мудаккаку ибрахимскую[157]Мудаккака — мясо, нарезанное маленькими кусочками и зажаренное; по преданию, это было излюбленным блюдом Ибрахима ибн Махди, брата Харуна ар-Рашида., и жаркое с приправами, и кабаб из баранины рашидский[158]Кабаб из баранины рашидский — кусочки мяса, жаренные на вертеле; назван по имени Харуна ар-Рашида, будто бы очень любившего это блюдо., пили медовый набиз[159]Набиз — настойка из фиников или изюма; может означать и любой хмельной напиток. и слушали искуснейших певиц, известных повсюду, на сладкое был миндаль, сахар и табарзад[160]Табарзад — твердый белый сахарный леденец. — каждый подобному угощению рад. Душистые розы на столы перед нами ложились, в курильницах благовонья курились. Я был для своих гостей умнее, чем Абдаллах ибн Аббас[161]'Абдаллах ибн 'Аббас (619—687) —двоюродный брат пророка Мухаммада, один из первых комментаторов Корана; славился своими знаниями, проницательностью и необыкновенной памятью., остроумней, чем Абу Нувас[162]Абу Нувас (762—813) —придворный поэт Харуна ар-Рашида, особенно прославился стихами, воспевающими вино и плотские радости. Герой множества анекдотов, в которых предстает человеком весьма остроумным., щедрее, чем Хатим[163]Хатим ат-Та'и (ум. ок. 605) — арабский поэт, прославившийся храбростью и особенно щедростью, которая вошла в пословицу., храбрее, чем Амр[164]Амр ибн Ма'дикариб (ум. 641) — один из героев ранних арабских завоеваний, участник битвы при Кадесии (Иран)., красноречивее, чем Сахбан[165]Сахбан (VI в.) — прославленный красноречивый оратор из племени ва'ил. из племени ваил, хитрей, чем Касир[166]Касир — герой предания о гибели знаменитой пальмирской царицы Зенобии. Касир, слуга 'Амра ибн ал-'Ади, врага Зенобии, погубил ее с помощью хитрости. Отрезав себе нос и уши, он явился к Зенобии и, пожаловавшись на хозяина, который так жестоко обошелся с ним без вины, попросился к ней на службу. Войдя в доверие к Зенобии, Касир тайком впустил в ее крепость вражеское войско, и все защитники крепости были перебиты. Перевод этой легенды см.: Восходы лун на стоянках веселья / Пер. с араб., сост., предисл., примеч. А.Долининой. Л., 1983. — 53—57., искусней в поэзии, чем Джарир[167]Джарир (ок.653—732) — панегирист иракского наместника ал-Хаджжаджа и омейядских (дамасских) халифов; особенно прославился как мастер сатиры., слаще, чем воды Евфрата, и дороже, чем здоровье, потому что я щедро всех угощал, деньги без счета расточал.

Когда же достаток мой истощился, парус мой опустился, похудел мой денежный мешок — друзья от меня бросились наутек, понимая, что плохи дела и что добыча ушла, и назвали они меня «бурса»[168]Бурса — пустынное место в песках, где нет никакой растительности, обиталище джиннов.. Они разбежались в разные стороны от меня, как сыплются искры от огня; струйка за струйкой они растекались и со мною больше не знались — разошлись кто налево, а кто направо; поползла обо мне дурная слава, я остался один в четырех стенах, из-за бывших друзей утопал в слезах. Забыты были мои яства и розы, я стал для них — как кусок навоза, одинокий, покинутый, как зловещая птица сова. Поникла моя голова, ложился я и вставал, словно никогда не бывал в прежнем блестящем положении, и в наследство осталось мне одно сожаление. Я раскаялся, когда уже не было пользы в раскаянии.

Пришла в запустение окружавшая меня красота, охватила меня глухота более отвратительная, чем глухота Рахты-глашатая[169]Рахта — по преданию, арабский глашатай, страдавший глухотой.. Я стал одиноким, как хирский монах, ушло богатство, остались насмешки и страх, козий хвост оказался в моих руках[170] Козий хвост оказался в моих руках — поговорка: хвост козы короткий и сухой, от него нет никакой пользы.. Сидел я дома один, с расколотым сердцем, в слезах, и от слез появлялись язвы у меня на щеках. Стерлись следы моего жилища, я их сам различить не мог, и остатки его уничтожил поток. Стало место пустынным — казалось, у самой двери ходят-бродят дикие звери. Обрушилось мое высокое положение, терпел я лишения, бедность меня одолела, спокойствие улетело, сотрапезники меня покинули, друзья мои прежние сгинули, глаза мои не поднимались, люди со мной не считались.

Стал я ничтожней, чем повар Бази или веревочник Разин[171] Повар Бази или веревочник Разин — вошедшие в пословицу имена двух низких и подлых людей., по берегу я шатался, гусиному пастуху уподоблялся, бродил босиком там, где нет никого кругом, горели глаза мои воспаленные, душа страдала стесненная. Я был как помешанный, который от всех бежит, как осел, что в своей загородке кружит, печалился больше, чем ал-Ханса[172]Ал-Ханса (575?—669?) — бедуинская поэтесса, знаменитая многочисленными элегиями на смерть своих братьев, Сахра и Му'авии, героев племени сулейм. Русский перевод нескольких ее элегий см.: Аравийская старина: Из древней арабской поэзии и прозы / Пер. с араб. А.А.Долининой и Вл.В.Полосина. М., 1983. — 81-83. о Сахре, сильнее, чем Хинд[173]Хинд — мать хирского князя 'Амра (554—570), который был убит поэтом 'Амром ибн Кулсумом* за то, что Хинд оскорбила мать поэта Лейлу. Пересказ этого предания см.: Фильштинский И. М. История арабской литературы. Кн. I. М., 1985. — 1, 83). *'Амр ибн Кулсум (2-я пол. VI в.) — известный поэт, автор одной из му'аллак, прославлявшей его племя — таглиб. об Амре. Ум помутился, здоровье пропало, денег осталось мало, сбежал мой слуга, ночь казалась долга, просыпался я весь в тревогах, рано, стал похож на живущего в доме джинна или шайтана: появлялся я ночью, а днем скрывался, зловещим, словно могильщик, казался, от рассвета прятался до заката, тяжелее был, чем квартирная плата, глупей, чем Тити-белильщик, тупей, чем Дауд-давильщик[174] Тити-белильщик... Дауд-давильщик — вошедшие в пословицу легендарные глупцы.. Заключила со мной союз нужда, хватали за руки унижение и беда, оказался я вне общины ислама, без имама. Был я когда-то Абу-л-Анбас[175] Был я когда-то Абу-л-'Анбас. — 'Анбас означает «лев, обращающий в бегство всех остальных львов» (Lane E.W. An Arabic-English Lexicon. Parts 1—8. Beirut , 1968. — V, 2168)., стал теперь Абу Афаллас и Абу Факас[176] Стал теперь Абу 'Афаллас и Абу Фак'ас . — 'Афаллас — то, что не имеет корня; фак'ас — то, в основе чего лежит глупость (коммент. Мухаммада 'Абдо: Аа-Хамадāнӣ, Абӯ-л-Фадл. Ал-Макāмāт / Каддама лахā ва шараха гавāмидахā... Мухаммад 'Абдо. Бейрут, 1973. — 211, примеч. 5).. Заблудился я на широкой дороге и был сам виноват — не туда повели меня ноги. И друзей и помощников лишенный, я остался, до дна опустошенный.

И когда я понял, что тону в этом мраке, а дни бросаются на меня, словно бешеные собаки, я стал искать дирхемы и увидел, что они то ли в просторах звездных полей, то ли в месте слияния двух морей. Тогда пустился я странствовать, как Иса-пророк[177]Иса-пророк — Иисус Христос., сил своих не берег, ходил я по городам и по пустынным местам, обошел Хорасан, оттуда направился в Керман, в Сиджистан и в Гилян, оттуда — в Табаристан и Оман, а потом в Хинд и Синд, в Нубию и Египет, в Йемен, Хиджаз, Мекку и Таиф. По степям отдаленным я бродил, в пустыне огонь разводил, в ослином загоне ночи я проводил. Почернело от странствий мое лицо и усохло мужское естество, но зато я собрал много рассказов занимательных, повестей назидательных, сведении полезных и примечательных — то, что предками свято сохранялось и из уст в уста передавалось. Запомнил я стихи шутников, проделки весельчаков, истории о счастливых влюбленных и о страдальцах, любовью сраженных, мудрых философов изречения, досточтимых людей поучения, остроумные выдумки воров, ловкие козни хитрецов, сотрапезников застольные разговоры, предсказания звездочетов, их приговоры, ухищрения шарлатанов, которые жизни людские губят, уловки тех, кто мальчиков любит, изворотливых плутов обманы, проделки шайтана. И перед всем этим были бы бессильны фетвы аш-Шаби[178] Были бы бессильны фетвы аш-Шаби . — Фетва (фатва) — богословско-правовое заключение, сделанное для разъяснения и практического применения того или иного предписания мусульманского закона. Аш-Шаби Абу 'Амир ибн Шарахил (642—728) — ученый-богослов, знаток Корана и мусульманского предания, советник халифов., память ад-Дабби[179]Ад-Дабби (Мухаммад ибн ал-Муфаддал, ум. 920) — известный мусульманский ученый-богослов (по коммент. Прендергаста*). Может быть, в виду имеется Муфаддал ад-Дабби (ум. 780), филолог и поэт, знаток арабского поэтического наследия, составитель большой поэтической антологии «Ал-Муфаддалийят». * The Māqāmat of Badī' al-Zamān al-Hamadhānī / Translated from the Arabic with an introduction and notes… by W.J.Prendergast. London; Dublin, 1973. — 160, примеч. 6. и знания ал-Калби[180]Ал-Калби (ум. 819) — историк, автор сочинений по генеалогии арабских племен, арабскому язычеству и др. Русский перевод: Ибн ал-Калби. Книга об идолах. М., 1984..

Я поддержки искал, помощи ожидал, кланялся и просил, высмеивал и льстил — и так собрал себе огромное богатство. Я завел себе мечи индийские и йеменские, кольчуги сабурские, щиты тиббатийские, копья хаттийские, лошадей благородных арабских, мулов армянских, ослов миррийских, одежды из шелка сусского и парчи румийской[181] Кольчуги сабурские... — Название «сабурские» связано или с именем персидского царя Шапура (IV в.), или с названием местности в Ширазе. Копья хаттийские — крепчайшие копья; название их связано с портом Хатт в Бахрейне, куда их привозили из Индии. Ослы миррийские — по названию провинции в Египте, славящейся разводимыми там ослами и мулами. Шелк сусский — по названию области ас-Сус в Ахвазе. Парча румийская — по арабскому названию Византии — ар-Рум., редкости и безделушки, диковинные игрушки красоты невиданной, ценности неслыханной.

Когда я приехал в Багдад и люди узнали о моем возвращении и увидели мое прочное положение, они обрадовались моему прибытию и все потянулись ко мне жаловаться на то, как они без меня скучали, мучились и страдали, вздыхали и тосковали, как им утешиться — не знали, и каждый из них извинялся за то, что сделал, и выражал раскаяние в том, как со мной поступил. Я их заставил поверить в то, что я их простил и обиды за прежнее не таил. И возрадовались их души и успокоились сердца, на этом они разошлись, а на другой день вернулись.

Я не отпустил их от себя и послал своего доверенного слугу на рынок и велел купить все, что ему будут предлагать. А у нас была искусная стряпуха, которой я велел приготовить жареного мяса двадцать сортов, сластей разных цветов и множество других редкостных блюд. Мы поели и перешли в комнату для питья, и нам принесли не один кувшин старых вин, сверкающих, вкусных, привели певиц красивых, искусных. Они занялись своим делом, а мы пили и провели чудеснейший в нашей жизни день.

А я заранее готовил по их числу пятнадцать огромных корзин, в которых носят баклажаны, каждая с четырьмя ручками. Мой слуга нанял носильщиков, каждому обещал по два дирхема, показал им дома моих гостей и попросил их прибыть к завтрашнему ужину. Я приказал своему слуге — а он был хитрюга — дать моим гостям выпить вина, по ратлю или по два, а сам стал окуривать их благовониями — наддом, удом и амброй. Не прошло и часа, как они были мертвецки пьяны и ничего не соображали.

На закате пришли слуги — каждый с лошадью, ослом или мулом. Я сказал им, что хозяева их проведут эту ночь у меня, и слуги ушли, а я отправился к Билялю, брадобрею, привел его, подал ему еду, а когда он поел, я напоил его кутруббульским вином, и он захмелел. Я сунул ему в рот два золотых динара и сказал:

— Твоя работа — эти люди.

Он сбрил за час пятнадцать бород, и стали они безбородыми, с голыми лицами, как юноши — обитатели рая. Каждому я завязал его бороду в полу одежды вместе с запиской: «Того, кто друга своего предает и верность ему нарушает, такая расплата ожидает». Потом каждого из них я положил в баклажанную корзину, а к назначенному сроку пришли носильщики и разнесли моих гостей по домам. Таково было их позорное возвращение людям на удивление.

Наутро они увидели, какая великая беда их постигла, и в свою лавку не вышел ни один купец, и в свой диван — ни один писец, и никто из них не показался своим друзьям. После этого каждый день приходило к моему дому множество людей из их окружения — женщины, мальчики, мужчины, — ругали меня и поносили, требовали у Бога, чтобы он наказал меня, но я молчал, ничего им не отвечал, не обращая внимания на их речи. А по Багдаду стал распространяться рассказ о том, что я с ними сделал; слухи росли и дошли до вазира ал-Касима ибн Убейдаллаха[182] Дошли до вазира ал-Касима ибн 'Убейдаллаха . — По справедливому мнению Прендергаста* (163, примеч. 1), речь должна идти об отце ал-Касима — 'Убейдаллахе ибн Сулеймане ибн Вахбе, вазире аббасидских халифов ал-Му'тамида (870—892) и ал-Му'тадида (892—902), ибо ал-Касим стал вазиром только в 901 г., когда Абу-л-'Анбаса ас-Саймари (828—888) уже не было на свете. * The Māqāmat of Badī' al-Zamān al-Hamadhānī / Translated from the Arabic with an introduction and notes… by W.J.Prendergast. London; Dublin, 1973.. А дело было так: он потребовал к себе писца и нигде не мог его найти, и ему сказали, что писец у себя дома и не может выйти. Он спросил:

— Почему?

Ему ответили:

— Из-за того, что сделал Абу-л-Анбас в отместку за то, что претерпел от своих товарищей и сотрапезников.

Вазир так смеялся, что едва не намочил шаровары, а может быть, и намочил, Бог знает об этом лучше. Потом он сказал:

— Клянусь Богом, этот человек поступил правильно и не ошибся в том, что сделал. Не трогайте его, ведь он лучше всех знает их.

Затем вазир отправил мне в награду почетное платье, велел привести мне лошадь с повозкой и пожаловал пятьдесят тысяч дирхемов в знак того, что он одобряет мой поступок. Я не выходил из дома два месяца: тратил, ел и пил, а потом появился перед людьми. И некоторые из тех, кому я отомстил, помирились со мной, зная, как наградил меня вазир. Другие же поклялись тройным разводом и освобождением рабов и рабынь, что они никогда не будут разговаривать со мною лично и что порукой им будут великие деяния Господни. Я не обращал на это внимания, не слушал, не чесались у меня от этого уши и живот не болел. Это мне не вредило, наоборот — веселило. Таково было последнее желание в душе Иакуба[183] Последнее желание в душе Иа'куба — намек на 12-ю суру Корана, которая содержит мусульманский вариант библейской истории Иосифа Прекрасного. По Корану, когда сыновья Иа'кӯба (Иакова) второй раз отправляются в Египет, взяв с собой младшего брата, отец велит им входить в город через разные ворота во избежание дурного глаза. «И когда они вошли там, где велел им отец их, это не избавило их от Аллаха ни в чем, а только [удовлетворило] желание в душе Иа'кӯба» (12:68)., которое и исполнилось.

Я рассказал эту историю и обратил на нее внимание людей, чтобы они относились с осторожностью к сынам нашего времени и не доверяли бы друзьям низким и недостойным, такому-то переписчику, сплетнику, который любит приврать, не признает права литераторов и не уважает их, книги у них берет и обратно не отдает.

У Бога мы помощи просим, на него опираемся и молитвы ему возносим.