Онлайн чтение книги Мелочи жизни
ПРИМЕЧАНИЯ I

МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

«Мелочи жизни» – самое трагическое и, может быть, пессимистическое произведение Салтыкова потому, что на исходе жизни ему довелось стать свидетелем страшной, мучительно безнадежной, трагической ситуации, когда современникам казалось, что «история прекратила течение свое», а историческое творчество иссякло, перспективы будущего исчезли в непроницаемом мраке, идеалы исчерпали себя: «в самой жизни человеческих обществ произошел как бы перерыв», «прекратилось русловое течение жизни». Жизнь всецело погрузилась в мутную тину «мелочей».

Вскоре после запрещения "Отечественных записок" Салтыков писал: "…чем больше я думаю о предстоящей литературной деятельности, тем более сомневаюсь в ее возможности. Собственно говоря, ведь писать не об чем. Легко сказать: пишите бытовые вещи, но трудно переломить свою природу" (Н. К. Михайловскому 11 августа 1884 г.). "Надо новую жилу найти, а не то совсем бросить" (ему же – 17 ноября 1884 г.).

Салтыков, естественно, не мог и не стал "переламывать свою природу". Однако "новую жилу" он все же, действительно, нашел. В "Мелочах жизни" ему удалось создать новый, особый сплав острой публицистической «манеры», характерной для таких высших достижений его творчества, как "Письма к тетеньке" или "За рубежом", с глубиной и совершенством социально-психологического реализма "Господ Головлевых", многих рассказов «Сборника» и др. Это была в самом деле "новая жила".

"Общее настроение общества и масс – вот главное, что меня занимает, и это главное свидетельствует вполне убедительно, что мелочи управляют и будут управлять миром до тех пор, пока человеческое сознание не вступит в свои права и не научится различать терзающие мелочи от баттенберговских" – таков один из центральных исходных тезисов салтыковского цикла.

Начав, в первых главках «Введения», с перечисления «мелочей», опутавших жизнь современного человека, составляющих единственное и исчерпывающее ее содержание, "управляющих миром", Салтыков переходит к обобщениям, которые позволяют уяснить философско-исторический смысл самого понятия "мелочи жизни".[95]Понятие это восходит к Гоголю («Мертвые души», гл. VII). Прежде всего Салтыков классифицирует, разделяет «мелочи» на две группы – мелочи «постыдные», «баттенберговские» и мелочи «горькие», «терзающие».

Возня вокруг «болгарского» принца Баттенберга, в которой участвовал «концерт» держав во главе с бисмарковской Германией, символизировала для Салтыкова «мелочность» европейской политической жизни, не называемой им иначе как «политиканство». Эти, «постыдные», мелочи угнетают жизнь, создают атмосферу «испуга», в которой "всякий авантюрист" (Баттенберг, Наполеон III, Орлеан, Бисмарк) "овладевает человечеством без труда". Никакие «новшества» в этой сфере не меняют сложившегося порядка вещей и представляют собой лишь "перемещение центра власти".

Шумные деяния «концертантов», "баттенберговы проказы" мешают увидеть мелочи «горькие», "терзающие", которыми опутана жизнь народная. А ведь именно эти, «горькие», мелочи определяют безысходный трагизм существования человека массы, "среднего человека", ибо они – строй жизни, "порядок вещей". Конечно, этот порядок вещей, современное общественное устройство, исторически исчерпан, неразумен, «призрачен». Однако от этого он не менее реален, не менее «терзающ». (Таким образом, понятие "мелочей жизни" во многом совпадает с другим важным для философско-исторической концепции Салтыкова понятием – «призраков». "Исчезновение призраков" было для Салтыкова равнозначно освобождению от владычества "мелочей".)

История не может, конечно, остановиться навеки, погрязнуть в мелочах навсегда. Она в конце концов "проложит для себя новое, и притом более удобное ложе", как сказал некогда Салтыков в статье "Современные призраки". Но, во-первых, подобные "исторические утешения" нисколько не ослабляют ужаса «мелочного» существования в условиях исторического «перерыва» ("…человек, даже осиянный ореолом, не перестает быть обыкновенным средним человеком" – "Имярек"). Во-вторых же, самый способ, которым история возвращает себе свои права, не был безразличен Салтыкову. О "гневных движениях истории", сметающей на своем пути и правого, и виноватого, он размышлял еще в "Современных призраках". Река истории, запруженная сором мелочей, безжалостно крушит сдерживающую ее плотину, подобно тому как река, остановить которую пытались, по приказу Угрюм-Бурчеева, глуповцы, снесла построенную ими из мусора запруду. Обществу, прозябающему под игом «мелочей», грозит взрыв, его ждет "грядущая смута". Почти четверть века, прошедшая со времени написания "Современных призраков", наполнила новым, значительно более конкретным содержанием понятие "гневных движений" истории. Деятелем "грядущей смуты", будущего переворота во имя приобщения к "благам жизни" оказывается "дикий человек". Далее Салтыков прямо называет "парижского рабочего". Речь, таким образом, непосредственно идет о рабочем движении в странах Западной Европы. Но Салтыков, конечно, предчувствует участие в "гневных движениях истории", в "грядущей смуте" русского "дикого человека", русского крестьянина. Массы безропотно сносят владычество мелочей лишь до тех пор, покуда видят в нем "обыкновенный жизненный обиход" (таково было отношение масс к крепостному праву – см. гл. 2 "Введения").

История, в соответствии с просветительскими воззрениями Салтыкова, прекращает свое течение, свой закономерный ход именно тогда, когда мелочи безраздельно овладевают жизнью общества и жизнью каждого отдельного человека, а общество и человек относятся к этому бессознательно как к чему-то привычному и обыденному; когда человеческое сознание не достигло такого уровня, чтобы быть в состоянии выделить и подвергнуть анализу "терзающие мелочи" современного общественного и частного бытия с целью окончательного от них освобождения; когда такому анализу ставятся насильственные преграды. Движение истории, по Салтыкову, есть преодоление «мелочей» и «призраков» силой человеческой мысли, силой «неумирающих» идеалов.

Способность общества к развитию, к историческому творчеству обусловлена наличием у этого общества идеала, осознанной цели. Погружение в тину «мелочей» и «крох», являясь несомненным признаком исторического «перерыва», есть вместе с тем результат общественной безыдеальности. В этих условиях проблема идеала, формулирование общественных задач, открытие перспектив приобретает, по Салтыкову, первенствующее значение. Естественно поэтому, что «Введение» Салтыков завершает анализом идеалов, "мечтаний".

Н. К. Михайловский вспоминал: "…когда я еще совсем молодым человеком начал писать в "Отечественных записках" в концe шестидесятых годов, то Салтыков чуть ли не в первом же разговоре предложил мне написать статью о французских социальных системах, – он находил необходимым напомнить их русскому обществу <…> та мечта, о правах которой Салтыков хлопотал, имела ярко социальный характер, хотя в подробностях и не вполне определенный".[96]«Критические опыты Н. К. Михайловского. Н. Щедрин», М., 1890, стр. 115

В цикле "За рубежом" Салтыков писал о Франции как родине идей, под знаком которых прошла его молодость, – идей утопического социализма, – веры в обновленное будущее, в то, что "золотой век не позади, а впереди нас" (тезис Сен-Симона). Французский утопизм, будучи реакцией на политические перевороты конца XVIII – начала XIX веков (буржуазные революции 1789 и 1830 годов), носил ярко выраженный социальный характер: он требовал обновления "радикального, социального".[97]Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. в тридцати томах, т. 23, Л., 1981, стр. 34 «Старинные утописты были вполне правы, утверждая, что для новой жизни и основания должны быть даны новые…» («Мелочи жизни», «Введение», гл. V). Речь, разумеется, идет о новых социальных основаниях. Подобно «старинным утопистам», Салтыков не доверяет политическим изменениям, лишь «перемещающим центры власти». Печальный опыт героической борьбы народовольцев мог лишь укрепить его в таком недоверии.

Салтыков сохраняет безусловную верность высоким гуманистическим традициям утопического социализма – "великим основным идеям о привлекательности труда, о гармонии страстей, об общедоступности жизненных благ и проч.", но не принимает «мелочной» регламентации, "усчитывания будущего" – преходящих представлений о деталях грядущей социально-политической организации.[98]Непосредственно речь идет о Фурье, но, по-видимому, разумеется и Чернышевский как автор социальной утопии (четвертый сон Веры Павловны – «Что делать?»)

Формы и способы осуществления "социальных новшеств", которые одни только и способны освободить массы от «терзающих» мелочей, еще должны быть выработаны в обстановке "полной свободы в обсуждении идеалов будущего". Три фактора, три условия социального обновления и вместе с тем полного ниспровержения власти «мелочей» представляются при этом Салтыкову обязательными: "Все в этом деле зависит от подъема уровня общественного сознания, от коренного преобразования жизненных форм и, наконец, от тех внутренних и материальных преуспеяний, которые должны представлять собой постепенное раскрытие находящихся под спудом сил природы и усвоение человеком результатов этого раскрытия".

Как демократ-просветитель Салтыков, естественно, в качестве первого условия выдвигает "подъем уровня общественного сознания", активную работу человеческой мысли. Однако он хорошо знает, что недостаточно умозрительно «открыть» те или иные формы идеального человеческого общежития, что функционирование этих форм невозможно в обществе, "к принятию их неприготовленном", что необходимо всеобщее "коренное преобразование жизненных форм", то есть форм социального бытия. Это же преобразование может совершиться лишь как результат все более глубокого проникновения в тайны природы, овладения силами природы, то есть в конечном счете как результат роста производительных сил и прогресса техники.

Таким образом, при общем просветительском характере, мышление Салтыкова значительно более конкретно, чем мышление "старинных утопистов": он совершенно справедливо и очень глубоко определяет почву их социальных упований как почву отвлеченно-психологическую, антропологическую. Конкретность исторического мышления Салтыкова позволяет ему увидеть, что "коренному преобразованию жизненных форм" и тем самым освобождению из-под ига мелочей предшествуют "чумазовское торжество" и неизбежная в условиях буржуазного развития противоречивость социальных плодов технического прогресса. И то и другое отдаляет массы от участия в жизненных благах, но вместе с тем является условием движения именно к такому участию – к социальному преобразованию.

"Свободное обсуждение идеалов будущего" предполагало, конечно, и критический анализ уже выработанных человечеством идеалов.

Салтыков был самым глубоким, самым чутким представителем демократического мировоззрения 60-х – 70-х – 80-х годов – без той «прибавки» (В. И. Ленин) к этому мировоззрению, которая определила собственно народническую систему взглядов. По причине поразительной глубины, трезвости, ответственности мысли, которую обнаружил Салтыков, именно ему суждено было наиболее точно выразить и наиболее остро и трагически пережить кризис демократически-освободительных идей, характерный для годов 80-х, и открыть в последних строках «Имярека» новые перспективы для демократической мысли и демократического движения.

Под знаком своего демократического мировоззрения развертывает Салтыков тот критический анализ утопического социализма, о котором говорилось выше. Под этим же знаком трактуются Салтыковым основные положения и догмы народничества: таков разносторонний анализ "новоявленной общины", которая "не только не защищает деревенского мужика от внешних и внутренних неурядиц, но сковывает его по рукам и ногам"; таковы суждения Салтыкова о наступившей "эпохе чумазовского торжества", которому интеллигенция противостоять не может, и т. д.

Но самым замечательным является то подведение "жизненных итогов", которое было предпринято Салтыковым в главе «Имярек», – анализ "теоретических блужданий, среди которых в течение многих лет вращалась жизнь Имярека". Это «блуждание» самого Салтыкова: "сонные мечтания", "юношеский угар" 40-х годов, теория "практикования либерализма в самом капище антилиберализма" и т. д. Скорбь человека, трезво оценивающего свой жизненный путь, подводящего жизненные итоги, – это скорбь самого Салтыкова. Безнадежный скорбный трагизм подведения жизненных итогов, "итогов прошлого", суровая, беспощадная самооценка были во много крат усилены тяжкой болезнью Салтыкова, сознанием приближающейся смерти.

Однако фазисы, через которые прошла мысль Салтыкова, – это фазисы развития, фазисы «блуждания» русской освободительной мысли вообще. Ретроспективно их анализируя и оценивая, Салтыков приходит к выводам, итогам общего характера. Так, он дважды упоминает "теорию вождения влиятельного человека за нос", которую разделял в годы своей чиновничьей службы; эта теория оказалась весьма живучей и была повторена Г. З. Елисеевым в его суждении о сказке Салтыкова "Приключение с Крамольниковым". "Вся беда нашей литературы прогрессивной, – писал 23 октября 1886 года Елисеев Салтыкову, – состоит в том, что она не может себе никак вполне усвоить, что она тогда только и постольку только сильна, поскольку идет вполне с этим генералом <Дворниковым> и помогает ему бороться с его врагами. А генерал этот представитель реформенного дела в России со времен Петра и со времен Петра самою силою вещей влечется только к реформам и натуральный враг допетровского московского застоя".[99]Письма Г. З. Елисеева к М. Е. Салтыкову-Щедрину. М, изд. «Всесоюзная библиотека В. И. Ленина», 1935, стр. 181 В полемике с Елисеевым Салтыков сформулировал главную идею «Мелочей жизни» о «коренном преобразовании жизненных форм» как единственном условии преодоления исторической «остановки». Он писал Елисееву: «…взгляда Вашего на Крамольникова не разделяю и теорию вождения Дворникова за нос за правильную не признаю. Дворниковы и до– и по-Петровские одинаковы, и литературная проповедь перестанет быть плодотворною, ежели будет говорить о соглашении с Дворниковыми. Для этого достаточно Сувориных и Краевских <…> Оттого у нас и идет так плохо, что мы все около Дворниковских носов держимся. Это – основная идея „Мелочей жизни“, которые я теперь пишу и которую Вы постепенно раскроете» (30 октября 1886 г.).

"Теория" и «практика» соглашений с Дворниковым, то есть с государственной властью, решительно Салтыковым отвергается. Это «мелочная» теория и «мелочная» практика. Крамольников, сказано в письме к Елисееву от 16 декабря 1886 года, "всего менее человек компромиссов и ежели создаст теорию, то для практики совсем иного рода".

Теоретические "хождения по мукам" на протяжении важнейшего отрезка русской истории – от 40-х к 80-м годам – привели Салтыкова в очерке «Имярек» к резко обостренной постановке вопроса о соотношении теории и практики, вопроса, всегда стоявшего перед ним, начиная с его первых шагов в литературе. «Слова» ("свобода", «развитие», "справедливость"), если они остаются только словами, отрицаются во имя реального исторического дела.

С этой очень высокой точки зрения в самом деле: "Все, что наполняло его <Имярека> жизнь, представляется ему сновидением".

Итак, в глубоко личной форме скорбной исповеди-"самообвинения" (Елисеев) был выражен кризис "старой народнической демократии", демократической мысли, завершавший ее развитие в 80-е годы.

Социальная и политическая структура пореформенной России вообще и России 80-х годов в частности исследована в "Мелочах жизни" глубоко и проницательно. Это художественно-публицистическое исследование создает основу для кардинальных выводов о будущности, ожидающей русское общество.

На первом плане яркой картины русской жизни, естественно, стоит деревня – в момент перехода от патриархальной устойчивости дореформенного строя жизни к новым формам социальных отношений и хозяйствования, – в "момент общественного разложения". Уже во «Введении», давая беглую зарисовку крестьянского мира и крестьянской семьи, Салтыков заключал: "Хиреет русская деревня, с каждым годом все больше и больше беднеет".

С разной степенью обстоятельности и персонификации представлены Салтыковым в первом разделе цикла – "На лоне природы и сельскохозяйственных ухищрений" – все главные фигуры современной русской деревни: мужик ("хозяйственный мужичок" – «мироеды» – "гольтепа"), сельский священник, помещик ("равнодушный – «убежденный» – хозяйствующий с помощью "прижимки").

Классификация Салтыкова достаточно точно отражает состояние деревни. "Хозяйственный мужичок" представляет тот еще очень устойчивый тип русского крестьянина, который вышел из недр старой русской деревни, из патриархального крестьянства как сословия феодального общественного строя. (Роль этого слоя русской деревни в истории России проанализирована В. И. Лениным в статьях о Л. Толстом.)

Как Л. Толстой, так и народники на особой «природе» русского мужика основывали свои общественные и нравственные идеалы. Особую «природу» "хозяйственного мужичка" отмечает и Салтыков. Но для него это просто констатация факта, из которого делаются выводы скорее отрицательного свойства.

Безысходным, почти каторжным трудом, трудом «коняги» добился "хозяйственный мужичок" своего идеала – "полной чаши".

Каков же итог этого "жизнестроительства"?

Крестьянская семья превратилась в чисто хозяйственную единицу ("горячее чувство любви заменилось простою формальностью"), сохраняющуюся лишь благодаря главе ее. И если сам "хозяйственный мужичок" "чужд кровопивства" в силу устойчивых традиций патриархального прошлого, то сыновья его со своим "стремлением к особничеству" едва ли не глядят в «Мироеды»; ведь от "полной чаши" "до мироедства – один только шаг…" (В. И. Ленин заметил: "Или кулак не имеет ничего общего с хозяйственным мужичком?"[100]В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 9, стр. 195).

А главное (для Салтыкова): "С какой стороны подойти к этому разумному мужику? Каким образом уверить его, что не о хлебе едином жив бывает человек?"

Этот заключительный аккорд очерка о "хозяйственном мужичке" объясняет, почему далее следует этюд о "хозяйственном священнике", подобно мужику занятом «мелочным» "жизнестроительством" во имя "хлеба единого". В самом этом сочетании слов "хозяйственный священник" не содержится ли непримиримое противоречие? Впрочем, этот симпатичный автору священник старого времени, "не отказавшийся от личного сельскохозяйственного труда", сменяется фигурой, соответствующей новому, денежному времени ("отдает свой земельный участок в кортому"), и, по-видимому, тем более чуждой своему назначению – напоминать мужику о том, что "не хлебом единым жив бывает человек".

Изображая современного помещика, Салтыков предпринимает анализ состояния дворянского землевладения и хозяйствования в пореформенное время. Крупное землевладение, основанное на системе "оброчных статей" и тем самым превращавшееся в капиталистическое предприятие, в котором сам владелец не принимал никакого участия, не дает, по Салтыкову, представления об особенностях современного помещичьего хозяйствования. Мелкопоместный дворянин, разоренный реформой, исчез из деревни, уступив свое место «разночинцу» или «мироеду». Помещик "средней руки" является основной фигурой среди дворян-землевладельцев.

Таким образом, и в этом случае салтыковская классификация отражает "момент общественного разложения".

Но и помещики "средней руки" – не все на одно лицо. Салтыков делит их на три типа: «равнодушный», "убежденный", ведущий свое хозяйство с помощью «прижимки». Оставляя в стороне «равнодушного», Салтыков персонифицирует две последние категории. "Убежденный помещик" пытается вести хозяйство на новых, усовершенствованных основаниях (своей «убежденностью», верой в то, что "сельское хозяйство составляет главную основу благосостояния страны", он напоминает толстовского Константина Левина). В результате же оказывается, что его "руководящий труд" бесполезен. Переданное на руки старосте "хозяйство идет хоть и не так красиво, как прежде, но стоит дешевле. Дохода очищается <как и прежде> триста рублей".

Особую разновидность помещика "средней руки" представляет мастер «прижимки», паразитирующий на остатках крепостного права, на тех экономических условиях, в которых оказалось освобожденное помещиками (не только от рабства, но и от земли) крестьянство. Иезуитские приемы притеснения крестьян Кононом Лукичом Лобковым напоминают приемы Иудушки Головлева.

Таким образом, вновь, как и ранее (например, в "Убежище Монрепо"), но на новом материале и с еще большей категоричностью устанавливается полная и безусловная бесперспективность дворянского землевладения и дворянского хозяйствования. Салтыковские выводы представляли тем большую актуальность, что именно в середине 80-х годов весьма активно принимались меры по восстановлению роли дворянства как в сфере экономики, так и в сфере политики.[101]См. об этом в книгах П. Зайончковского «Русское самодержавие в конце XIX века». М., 1970; Ю. Соловьева «Дворянство и самодержавие в 80-х – 90-х годах XIX века». Л., 1973. Проектов усиления политической власти дворянства в деревне (проект Пазухина и др.) Салтыков коснулся в главе III «Введения»: «Культурный человек сделался проницателен; он понял свою зависимость от жизни масс и потому приспособляет последнюю так, чтобы будущее было для него обеспечено. Отсюда такая бесконечная масса проектов, трактующих об укрощении и устранении».

"Анатомию" русской деревни 80-х годов закономерно завершает (первоначально не предусмотренный) очерк о «мироедах» – "новых хозяевах" деревни, пришедших на смену дворянству. Салтыков ухватывает самое главное в характере владычества буржуазии сравнительно с владычеством дворянства: «Гольтепа» мирская <…> не скрывает от себя, что от помещика она попала в крепость мироеду. Но процесс этого перехода произошел так незаметно и естественно и отношения, которые из него вытекли, так чужды насильственности, что приходится только подчиниться им".

Изображаемый в разделе "На лоне природы и сельскохозяйственных ухищрений" "момент общественного разложения" есть в социальной истории России момент разложения старых феодальных сословий, формирования новых классов. Однако, хотя «предметом» Салтыкову, по его собственным словам, служит здесь "сельский экономический год", он развертывает свое социолого-экономическое исследование как художник, с поразительным знанием фиксируя детали деревенского быта – от крестьянской избы до дворянской усадьбы; иронически или сочувственно представляя индивидуальные человеческие судьбы, судьбы людей, неотвратимо и безжалостно захваченных процессом "общественного разложения".

Правда, в этом разделе «индивидуализация» весьма относительна, речь идет о «типах», "классах", к которым принадлежат те или иные индивидуальные явления или индивидуальности (характерно, что персонажи здесь зачастую не имеют имен). Этому принципу типизации соответствуют и наименования этюдов, продолжающие традицию обобщающего «физиологического» очерка.

Охарактеризованный принцип типизации положен в основу обобщающих характеристик персонажей также в разделах «Читатель» и "В сфере сеяния". Здесь от изображения итогов социальной истории России Салтыков обращается к анализу итогов русского политического развития, к анализу тем самым современного состояния учреждений и институтов, созданных реформами 60-х годов. Каждому из этих новых институтов или явлений Салтыков посвящает особый очерк в разделе "В сфере сеяния" ("сеяние", собственно, и означает, в иронической терминологии Салтыкова, деятельность на «ниве» новых учреждений). Каждое из них персонифицировано фигурой «сеятеля» – печать ("Газетчик"), суд ("Адвокат"), земство ("Земский деятель"), общественное мнение ("Праздношатающийся"). В очерках "Сережа Ростокин" и "Евгений Люберцев" раздела "Молодые люди" Салтыков касается и деятельности новейшей русской бюрократии.

Дважды обращается Салтыков к положению литературы и вообще печати в самодержавно-буржуазной России (раздел «Читатель», глава «Газетчик» раздела "В сфере сеяния"). В «Читателе» поднята тема, уже разрабатывавшаяся Салтыковым ранее, – положение «убежденной», то есть единственно отвечающей своему назначению, демократически-просветительской, литературы и, соответственно, "убежденного и желающего убеждать" писателя. Это положение в конечном счете зависит от отношения к литературе читателя. По этому принципу – отношение к «убежденной» литературе – Салтыков классифицирует, расчленяет читательскую массу. Речь идет о положении литературы в обществе и о прессе, соответствующей потребностям и интересам каждого из тех общественных слоев и вместе с тем читательских групп, которые символизированы "читателем-ненавистником", "солидным читателем", «читателем-простецом» и «читателем-другом». "Читатель-ненавистник" и "солидный читатель" близки по своей общественно-идеологической сущности и различаются лишь степенью активности в травле «убежденной» литературы.[102]Уничтожающая характеристика «читателя-ненавистника» имела в виду, конечно, Каткова и руководимую им «торжествующую прессу» Но особенно важны и проницательны суждения Салтыкова о «читателе-простеце», массовом читателе – порождении новой, пореформенной, буржуазной эпохи. Именно «с наступлением эпохи возрождения <то есть с отменой крепостного права> народилось, так сказать, сословие читателей, и народилось именно благодаря простецам». Социальная характеристика «простеца» следующая: он принадлежит «к числу посетителей мелочных лавочек и полпивных» (то есть к городскому простонародью, мещанству), но «занимает довольно заметное место и в культурной среде».

Две главные (кроме ряда других) особенности характеризуют «простеца»: во-первых, отсутствие "самостоятельной жизни" ("Равнодушный и чуждый сознательности, он во все эпохи остается одинаково верен своему призванию – служить готовым орудием в более сильных руках"); во-вторых, это "человек, не видящий перед собой особенных перспектив, кроме перспективы искалечения"; именно среди простецов более всего «искалеченных» или «калечимых» людей; в силу этого жизнь простеца всецело подчинена «самосохранению». Первое ("орудие в сильных руках") может сделать простеца социально опасным и требует резко отрицательной оценки; второе (перспектива "искалечения") открывает в бытии простеца истинный трагизм и вызывает глубокое человеческое сочувствие. (Указанная характеристика простеца позволяет отождествить его со "средним человеком".)

Именно «сословие» простецов создает все условия для расцвета и широкого распространения новой прессы, представленной «газетчиком» Непомнящим.

Салтыков выдвигает свою особую, чрезвычайно содержательную трактовку прессы этого рода и ее деятелей. Эта трактовка, подобно отношению Салтыкова к новому суду и земству, вызывала непонимание и недоумение у многих современников. Некоторыми своими – критическими – сторонами она, на первый взгляд, совпадала с нападками на новую прессу со стороны дворянской реакции. "Любой уличный проходимец, – писал, например, К. П. Победоносцев, – любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта, может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы большую, собрать около себя по первому кличу толпу писак, фельетонистов, готовых разглагольствовать о чем угодно, репортеров, поставляющих безграмотные сплетни и слухи <…> В массе читателей – большею частью праздных – господствуют, наряду с некоторыми добрыми, жалкие и низкие инстинкты праздного развлечения, и любой издатель может привлечь к себе массу расчетом на удовлетворение именно таких инстинктов, на охоту к скандалам и пряностям всякого рода".[103]К. П. Победоносцев. Печать. – «Московский сборник». М, 1896, стр. 60 – 61 Девиз Непомнящего «хочу подписчика!» отражал реальную особенность массовой печати (от «Нового времени» Суворина до «Московского листка» Пастухова), проникавшей, благодаря новым, не всегда благовидным приемам во все более широкие слои грамотного населения.[104]Характерно, что новыми формами злободневного репортажа, фельетонного жанра вынуждена была овладевать и такая серьезная, «профессорская» газета, как «Русские ведомости» (см. прим. к стр. 313) «Читатель-простец» читал именно такую, часто бульварную прессу.

Непомнящий утверждает, что "печать – сила". В устах беспринципных газетчиков это утверждение звучит как профанация принципа, безусловно разделявшегося самим Салтыковым. Все дело в том, как используется, чему служит эта сила. Начиная с 60-х годов и до конца жизни Салтыков был убежден в исключительном значении печати как органа свободной мысли."…Человечество, – сказано в пятой главе «Введения», – бессрочно будет томиться под игом мелочей, ежели заблаговременно не получится полной свободы в обсуждении идеалов будущего". Органом такого обсуждения может быть только печать, освобожденная от травли и обвинений в неблагонамеренности. Поэтому пресса Непомнящих представлялась Салтыкову извращением, искажением принципа, но не подрывала самый принцип. Из инвектив Салтыкова по адресу печати невозможно сделать вывод о «вредности» и «лживости» печати как общественного института. А именно к такому выводу приходил, в цитированной выше статье, К. П. Победоносцев: "…Пресса есть одно из самых лживых учреждений нашего времени".[105]К. П. Победоносцев. Печать. – «Московский сборник», стр. 57

Положение русской печати в пореформенное время, особенно в 80-е годы, определялось, таким образом, исторически неизбежным вторжением буржуазности: нового массового читателя, «улицы» – с ее моралью, «философией», вкусами, – влиянием денежных отношений и т. д. – но в условиях полного сохранения самодержавной государственности, то есть при отсутствии политических партий, политической свободы. Это и создавало ту двойственность в положении русской печати, которая отражена в салтыковских ее характеристиках. Двойственной, противоречивой была и личность самого «газетчика». В служении лозунгу "хочу подписчика!", в собирании «крох» и «мелочей» извращается "человеческая природа", гибнет талант. Лишь гений (подобный Чехову) мог преодолеть эти губительные условия ежедневного газетного служения «мелочам». И лишь тогда масса впечатлений и наблюдений действительно способна заиграть под пером художника, положить основание новым художественным формам и принципам.

Салтыков никогда не возлагал больших надежд на «новые» учреждения, установленные рядом весьма непоследовательных реформ 60-х годов, никогда не обольщался наступившим «возрождением» и «обновлением» русской жизни. Вместе с тем самый принцип "возрождения, обновления и надежд" был коренным принципом салтыковского миросозерцания. Бросая взгляд в прошлое, в «Имяреке» он точно охарактеризовал как "эпоху возрождения", так и свое отношение к "возрождению, движению и надеждам". "Эпоха возрождения была довольно продолжительна, но она шла гак неровно, что трудно было формулировать сколько-нибудь определенно сущность ее. Возрождение – и рядом несомненные шаги в сторону и назад. Движение – и рядом застой. Надежда – и рядом отсутствие всяких перспектив. Ни положительные, ни отрицательные элементы не выяснились настолько, чтобы можно было сказать, какие из них имели преобладающее значение в обществе. Мало этого: представлялось достаточно признаков для подозрения, что отрицательные элементы восторжествуют, что на их стороне и соблазн и выгода. К чести Имярека, должно сказать, что он не уступил соблазнам, а остался верен возрождению, движению и надеждам".

К 80-м годам стало совершенно ясно, что восторжествовали именно отрицательные элементы. "Возрождению, движению и надеждам", общим для освободительного движения в годы подготовки и отмены крепостного права, остались верны в 80-е годы лишь демократы, несомненным главой которых был Салтыков. Такие институты, как новый суд, как земское самоуправление, такие факторы, как печать и общественное мнение, теряли или уже потеряли, если имели, то значение, которое могли бы иметь при иных политических обстоятельствах, в осуществлении "возрождения, движения и надежд". В этом свете и рисуются Салтыковым сатирические персонажи, олицетворяющие названные институты и факторы.

Особое место в художественно-публицистической концепции "Мелочей жизни" занимают разделы, посвященные современному молодому поколению, «мальчишкам», "детям" ("Молодые люди", "Девушки"). Герои глав, составляющих эти разделы, очень различны, как различны и их жизненные судьбы, и тональность, в которой ведется повествование. Так, в разделе "Молодые люди" авторская ирония, сопровождающая рассказ о Сереже Ростокине – "одном из самых ревностных реформаторов последнего времени" – или повествование о "государственном послушнике" Евгении Люберцеве, авторе записки "о необходимости восстановить заставы и шлагбаумы", резко сменяется скорбно-трагическим тоном рассказов "Черезовы, муж и жена" и «Чудинов». Столь же отлична интонация рассказа об «ангелочке» от интонации трех следующих, особенно "Сельской учительницы".

Для Салтыкова «дети», молодое поколение всегда было носителем прогресса, перспектив, движения. А тут во всех случаях обнаруживается полная бесперспективность, «мелочность» существования "молодых людей" обоего пола. О Черезове, например, говорится: "…никогда дверь будущего не была перед ним настежь раскрыта". Это можно было бы сказать о любом из героев двух названных разделов. Лишь перед Чудиновым в его последние дни раскрывается "дверь будущего", в сущности же это – дверь "в темное царство смерти". Тот идеал, который представился его умирающему сознанию, – не идеал для Салтыкова, разрушающего его точными и безжалостными вопросами.

В воображении Чудинова "рисовалась деревня", куда нужно «прийти». Но "как будет принят его приход"? "Согласны ли будут скованные преданием люди сбросить с себя иго этого предания? Не пустило ли последнее настолько глубокие корни, что для извлечения их, кроме горячего слова, окажутся нужными и другие приемы? в чем состоят эти приемы? Быть может, в отождествлении личной духовной природы пришельца с подавленностью, охватившею духовный мир аборигенов?"

Таким образом, как здесь, так и в других рассказах о "молодых людях", Салтыков трезво вскрывает действительное содержание идеальных представлений демократически настроенной молодежи 60 – 70-х годов – о "личном труде", служении романтическому «несчастному», просветительной работе в деревне и т. п., – представлений, оказывающихся иллюзиями при столкновении с миром народной жизни, действительной жизни масс.

Значительность и сила социально-исторического анализа, развернутого Салтыковым в многообразных публицистических и художественных формах "Мелочей жизни", увеличивается оттого, что главным его предметом – как субъект и объект истории, как деятель и жертва исторической эволюции – является человек массы, "средний человек", «простец» в его повседневном быту, будничной жестокой жизни. Именно он столь безысходно опутай «мелочами», что даже и не помышляет о возможности иного, не «мелочного» существования. Занятый исключительно «самосохранением», он живет сегодняшним днем, в страхе ожидая дня завтрашнего, когда, быть может, его ждет «искалечение». Инстинкт самосохранения, заставляющий его «пестрить», менять окраску, ренегатствовать, делает его жизнь трагически безысходной, в иных случаях, при пробуждении сознания, тягостной нравственно.

Имярек, сказано в заключительной главе "Мелочей жизни", "не признавал ни виновности, ни невиновности, а видел только известным образом сложившееся положение вещей". Подчиненность «простеца», человека массы "сложившемуся положению вeщей", в сущности, исключает его сатирическое изображение.

"Время громадной душевной боли" – назвал Салтыков свое время. "Громадная душевная боль" охватывает автора при виде "душевной боли", фатально переживаемой его героями. "Тема о заступничестве за калечимых людей очень благодарна, но нужно ее развить и всесторонне объяснить. Ведь недаром же она не разрабатывается…" – писал Салтыков В. М. Соболевскому 13 января 1885 года. Цикл "Мелочи жизни" – поразительный по смелости и глубине акт "заступничества за калечимых людей", уродливо деформированных давлением повседневных жизненных мелочей. "Какие потрясающие драмы, – сказано в рассказе «Счастливец», – могут выплыть на поверхность из омута мелочей, которые настолько переполняют жизненную обыденность, что ни сердце, ни ум, в минуту совершения, не трогаются ими!"

Выше говорилось об особом способе типизации в "Мелочах жизни" явлений социально-политической жизни – условно его можно назвать «обобщающим», "классифицирующим". Иной способ типизации – «индивидуализирующий» – позволяет Салтыкову в этюдах о "молодых людях" и «девушках», наконец, в двух особо, помимо разделов, помещенных рассказах – "Портной Гришка" и «Счастливец» – раскрыть драматизм частных, индивидуальных судеб.

Последовательно нарастает и усиливается драматический конфликт в рассказе "Портной Гришка": бьется в тенетах мелочей бывший дворовый человек, ныне искусный мастеровой, самой "силой вещей" обреченный на постоянное битье. Страдания Гришки ужасны, мучительны, хотя вполне бессознательны: это естественный протест его не заглохшей, не способной к окончательному «юродству» человеческой природы.

Трагизм самодовольного и «счастливого» существования Валерия Крутицына обнаруживается во внезапной катастрофе – самоубийстве сына. Когда нет перспектив, когда будущее неясно, дети вершат суд над отцами, посылая себе "вольную смерть".

Трагическое, таким образом, открывается в обыденном, повседневном, в иных случаях вполне благополучном «мелочном» бытии.

Таков был итог творчества Салтыкова, таково было его гениальное художественное открытие в конце жизни. С подобного же открытия, сделанного, в сущности, одновременно с Салтыковым, во второй половине 80-х годов, начинал свой творческий путь как великий художник Чехов.

Эту особенность художественного «мира» "Мелочей жизни" отметили, хотя и не могли объяснить, современники Салтыкова. "В "Мелочах жизни" сатирик является как бы уставшим смеяться и негодовать. Он может только грустить…".[106]«Критические опыты Н. К. Михайловского. Н. Щедрин», стр. 97 «Восьмидесятые годы были временем полного общественного затишья; жизнь начала однообразно и монотонно течь день за днем, бедная выдающимися событиями. Ничто уже в такой степени не волновало, не увлекало, не выводило из себя, как прежде. Понятно, что и характер и тон сатир Салтыкова значительно изменились: на место саркастического, желчного смеха прежних произведений является теперь величаво эпическое, степенное созерцание, исполненное то глубокой скорби, то восторженного пафоса».[107]А. М. Скабичевский. Беллетристы-публицисты. М. Е. Салтыков-Щедрин. – «Новости», 1889, № 116 Суждения современной критики, пораженной новизной салтыковской «манеры», в сущности, учитывали, да и то достаточно поверхностно, лишь «индивидуализирующие» этюды «Мелочей жизни». Критики не улавливали самого существа новой «манеры» Салтыкова, сочетающей в себе остроту критического освещения общественной действительности с талантом художника-психолога, крайне чувствительного к драматической стороне жизни современного человека.

ВВЕДЕНИЕ

Впервые – журн. «Вестник Европы», 1886, № 11.

Стр. 65. Вместо того чтобы везти меня за границу, куда, впрочем, я и сам не чаял доехать, повезли меня в Финляндию. – Лето 1886 г. Салтыков провел в имении Красная мыза в Финляндии. Дальнейшие строки автобиографичны: Салтыков был тогда тяжело болен и о своем состоянии почти в тех же словах сообщал в письмах июля – августа 1886 г.

Стр. 66. "Каким образом этот «вредный» писатель попал сюда?" – В обнародованном в 1884 г. списке книг, подлежащих изъятию из библиотек, значились «вредные» "Отечественные записки" за 1868–1884 гг., когда во главе журнала стоял Салтыков и где печатались все его произведения тех лет.

Один газетчик, которому я немало помог своим сотрудничеством при начале его журнального поприща, теперь прямо называет меня не только вредным, но паскудным писателем. – Речь идет о М. Н. Каткове, успеху журнала которого "Русский вестник" при начале его издания много способствовала публикация "Губернских очерков" Салтыкова (1856–1857).

…в родном городе некто пожертвовал в местный музей мой бюст. – Об этом Салтыков сообщал 27 сентября 1884 г. В. М. Соболевскому: "…в Твери есть какой-то музей, и там стоял мой бюст, яко тверского уроженца. Теперь этот бюст оттуда вынесли".

Стр. 66–67…злая волшебница Наина и добрый волшебник Финн. – Герои поэмы А. С. Пушкина "Руслан и Людмила".

…миновавши териокскую таможню… – Являясь с 1809 г. частью Российской империи, Финляндия в то же время сохранила особую форму автономии и была отделена от России таможенной границей. Таможня находилась в городе Териоки (ныне – Зеленогорск).

Стр. 68…провербиальная репутация – то есть репутация, вошедшая в поговорку (франц. – proverbial).

Стр. 69…вина здесь совсем нет, за редким исключением корчемства… – В Финляндии действовал сухой закон. Корчемство – подпольная торговля спиртными напитками.

…науке финской… отгорожено место в Гельсингфорсе… – Речь идет о Гельсингфорсском университете. Гельсингфорс – шведское название города Хельсинки, столицы Финляндии.

Стр. 70…с какого права признано необходимым, чтобы Сербия, Болгария, Босния не смели устраиваться по-своему, а непременно при вмешательстве Австрии? С какой стати Германия берется помогать Австрии в этом деле? – Вмешательство Австро-Венгрии на Балканах в ущерб национальной независимости славянских стран этого района, освобождавшихся от турецкого ига, было "признано необходимым" Берлинским трактатом 1878 г., в выработке которого принял участие германский канцлер О. Бисмарк. Летом 1886 г. борьба за влияние на Балканах обострилась. Это выразилось в многочисленных встречах европейских политических деятелей, о чем сообщалось в июле – августе в газетах. Особую активность вновь проявил Бисмарк, что и вызвало трения между Россией и Германией и побудило Россию к сближению с Францией.

Стр. 71…самосуд живорезов московского Охотного ряда… – Речь идет о расправе в 1878 г. торговцев-мясников Охотного ряда над московскими студентами, провожавшими в ссылку товарищей – студентов Киевского университета, участников студенческих демонстраций.

…некоторые не отступали даже перед топлением в Москве-реке… – "Топить умников" предлагали в 1879 г. "Московские ведомости".

Стр. 73. А с Баттенбергом творится что-то неладное. Его начали «возить»… – Будучи первоначально ставленником русского правительства, "болгарский князь" Александр Баттенберг испытывал, однако, разнообразные внешнеполитические влияния. На его положении отражалась и неустойчивая внутриполитическая обстановка в Болгарии, борьба различных партий внутри страны. В ночь с 8 на 9 августа 1886 г. он был арестован в своем дворце, подписал отречение от болгарского княжеского престола и был выдворен за границу Болгарии. Баттенберг высадился на русский берег Дуная и собирался направиться через Галицию в Бреславль, а оттуда в Германию. Однако в главном городе Галиции Львове ему был приготовлен особый экстренный поезд, и при содействии своих сторонников Баттенберг через Бухарест вернулся в Болгарию. Он не мог оставаться у власти без поддержки русского императора, которой к этому времени он лишился. В конце августа политическая карьера Баттенберга бесславно закончилась.

Стр. 74. А он, мятежный, ищет бури… – Из стихотворения М. Ю. Лермонтова "Парус".

Стр. 75. Концерты европейские… – «Концертом» в печати того времени именовалось политическое равновесие европейских держав. Салтыков иронически употребляет это слово для обозначения встреч и совещаний европейских политических деятелей.

Стр. 76. Сколько всевозможных «союзов» опутало человека со всех сторон. – «Союзами» современные Салтыкову буржуазные социально-политические теоретики называли семью, гражданское общество, церковь, государство (см.: Е. И. Покусаев. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина, стр. 334–336).

Стр. 77. Смутно всюду, темно всюду – Салтыков ошибочно приписывает А. С. Пушкину строки из поэмы А. Мицкевича "Дзяды".

…над всей школой тяготеет нивелирующая рука циркуляра… – Речь идет о политике в области образования, которую проводил министр народного просвещения правительства Александра III И. Д. Делянов (1818–1897). Циркуляр был главной формой руководства учебными заведениями.

Стр. 78. Ничего, кроме… учебников грамматики всевозможных сортов. – Схоластическое, «грамматическое» направление школьного обучения было определено созданием в 1871 г. как основного типа среднего учебного заведения так называемой классической гимназии. "Все внимание сосредоточивалось на бесплодном зубрении грамматических форм, которое не только не сообщало молодым умам живого духа классических писателей, но не давало даже порядочного знания языка. <…> А рядом с этим одуревающим налеганием на грамматику самые важные предметы гимназического преподавания: история, русский язык и русская литература – оставались в полном пренебрежении. Молодое поколение разучилось даже писать" (Б. Н. Чичерин. Земство и Московская дума, стр. 102). В 1889 г. даже министр народного просвещения И. Д. Делянов вынужден был признать, что в преподавании древних языков «возобладало» "одностороннее грамматическое направление", оттеснившее "чтение и объяснение писателей" (С. В. Рождественский. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. СПб, 1902, стр. 33).

Стр. 79. Студент Хорьков женился на Липочке Большовой… – Студент Хорьков – персонаж комедии А. Н. Островского "Бедная невеста", Липочка Большова – "Свои люди – сочтемся". Полная противоположность психологии, морали, поведения этих двух героев Островского подчеркивает абсурдность такого сочетания, тем не менее вполне возможного "в мелочной" действительности.

Стр. 81–82…ограждением прерогатив власти от действительных и мнимых нарушений… Уже не циркуляр является руководителем, а газета, с ее толками и инсинуациями. – Речь идет о принципе, положенном в основу внутренней политики самодержавия в 80-е годы. В определении этой политики значительную роль играли «инсинуации» таких газет, как "Московские ведомости" и "Гражданин".

Стр. 86. Недаром же так давно идут толки о децентрализации, смешиваемой с сатрапством… – Децентрализацией именовалось усиление власти губернаторов. Сатрапство – безграничная, неконтролируемая власть (от названия самовластного правителя в древней Персии).

Стр. 87…поставленный покойным Решетниковым вопрос: "Где лучше?" – Этот вопрос был поставлен Ф. М. Решетниковым (1841–1871) в одноименном романе, "наглядно рисующем, – как писал Салтыков Н. А. Некрасову 12 мая 1868 г., – безвыходность некоторых отношений".

…в одном из сборников Льва Толстого сказку о старом коршуне. – Салтыков по памяти пересказывает, изменяя ее «мораль», басню "Ворон и воронята" из "Четвертой русской книги для чтения" Л. Н. Толстого. В басне Толстого ворон щадит третьего вороненка потому, что только тот сказал правду. Коршун же у Салтыкова сохраняет жизнь "беспощадному и жестокому" и убивает слабых. В этом толковании сказка призвана иллюстрировать «жестокие» отношения, определяющие жизнь крестьянской семьи.

Стр. 88. Семейная жизнь крестьянина, его отношение к земле, к промыслам, к нанимателю, к начальству – все выступило на арену, и всему предполагается учинить отчетливую и безвыходную регламентацию. – Вопросы общественного состояния русского крестьянина, его хозяйства, быта, самоуправления, наконец, власти над ним были предметом постоянных обсуждений как в писаниях дворянских идеологов, так и в проектах, изготовлявшихся в правительственных сферах. Например, еще в 1876 г. Р. А. Фадеев нападал на самостоятельность крестьянского общественного управления, предлагая подчинить его дворянству. Салтыков, возможно, имеет в виду проект А. Д. Пазухина, разработанный им к весне 1886 г. и основанный, по свидетельству Е. И. Феоктистова, на "необходимости установить твердую власть в крестьянском управлении" (цит. по кн.: П. А. Зайончковский. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970, стр. 367). Закон о земских начальниках, принятый уже после смерти Салтыкова в 1889 г., на деле осуществил "отчетливую и безвыходную регламентацию" крестьянской жизни.

Стр. 89…его беспокоит вопрос: что скажут свои? папенька с маменькой, тетеньки, дяденьки, братцы и сестрицы? – Салтыков намекает на родственные узы, которые связывали Александра Баттенберга с теми европейскими государствами, в центре политических интриг которых он оказался как болгарский князь: он был сыном австрийского генерала, племянником русской императрицы Марии Александровны (жены Александра II) и дальним родственником английской королевы Виктории (его брат был женат на младшей дочери королевы).

Стр. 91…зачетные рекрутские квитанции… – Дореформенный устав о рекрутской (воинской) повинности допускал замену лица, сдаваемого в рекруты по жребию или по очереди, другим лицом – или «охотником», или назначенным к сдаче по приговору крестьянского общества. За каждое такое лицо правительством продавались или выдавались так называемые зачетные квитанции, представление которых освобождало от военной службы. Для помещика торговля квитанциями могла стать как источником дохода, так и еще одной формой произвола по отношению к крепостным.

Стр. 94. Это было уже в 1859 году… – Описанный случай беззакония накануне упразднения крепостного права, так называемая "хлудовская история", был хорошо известен Салтыкову, который в качестве рязанского вице-губернатора проводил его расследование. В изложении этой истории в "Мелочах жизни" вкрались мелкие неточности: мошенничество раскрылось не в 1859, а в 1858 г., когда и была объявлена десятая (а не девятая) народная перепись.

Стр. 97…"слово и дело"… – Доносчик, выкрикнувший эту знаменитую формулу в знак того, что у него имеются сведения о государственном преступлении, так же подвергался дознанию, как и лицо, им обвиненное (отменено при Екатерине II).

Стр. 104…на крайнем Западе, среди ужасов динамитного отмщения… – Речь идет о многочисленных террористических актах, совершавшихся в эти годы ирландскими мелкобуржуазными революционерами – фениями, противниками английского владычества в Ирландии.

Стр. 106…почему у кормила понадобился в данную минуту Гизо, а Тьер оказался ненужным. – Имена Гизо и Тьера здесь – скорее нарицательные, нежели собственные, и выбраны потому, что они принадлежали французским государственным деятелям, игравшим значительную роль в политической жизни Франции на протяжении многих лет.

I. НА ЛОНЕ ПРИРОДЫ И СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ УХИЩРЕНИЙ

Впервые – журн. «Вестник Европы». 1886, № 12.

Стр. 113…к наступлению летнего мясоеда… – то есть к концу июня (летний мясоед наступает с 29 июня, с Петрова дня).

…своего хлеба у него хватит до масленой… – Масленая неделя (масленица) приходится на конец февраля.

Земельный надел так ограничен, что зернового хлеба сеется малость… – См. прим. к стр. 128.

Стр. 115…рождественский мясоед… – см. прим. к стр. 13.

Стр. 116…на Красную горку.. – Красная горка – первая неделя после пасхальной (обычно приходится на апрель).

Стр. 118…в кортому – см. прим. к стр. 55.

Стр. 119…благочинный – священник, старший в округе, состоящем из нескольких церквей с приходами.

Стр. 121…под озимь двоить… – то есть пахать по второму разу.

Стр. 122…читает… апостола… – Апостол – часть Нового Завета, состоящая из "Деяний апостолов" и так называемых «Посланий». Отрывки из апостола читались во время богослужения.

Стр. 123…оставшийся за штатом – уволенный от службы.

Около первого Спаса приедет прасол… – Первый, так называемый «медовый», Спас празднуется 1 августа.

Стр. 124. Около Воздвиженья… – Церковный праздник Воздвиженья приходится на 14 сентября.

…к Покрову – к 1 октября, на которое приходится этот церковный праздник.

Стр. 126…потир – серебряная чаша, употребляемая в церковном обряде.

Стр. 127…остались при так называемых оброчных статьях… – До выкупа (так же как и во время крепостной зависимости) крестьяне обязаны были нести по отношению к помещику феодальные повинности в форме оброка (денежные платежи) и барщины (работа на помещичьей земле). Некоторые помещики-землевладельцы предпочитали, как об этом и пишет Салтыков, денежную форму отношений с крестьянами.

Стр. 128. Продали оставшиеся за наделом отрезки… – "Положением 19 февраля" размер полевого крестьянского надела был значительно сокращен (до 50 %) по сравнению с размером дореформенного надела. При проведении реформы помещики отрезали от крестьянского надела ту часть, которая превышала установленный размер. Эта часть и получила наименование отрезков. Результатом указанной операции было массовое обезземеливание крестьян.

Стр. 138. Интеллигентный работник, Анпетов… – Впервые упоминается в очерке «Охранители» ("Благонамеренные речи").

Стр. 139…завел разговор о сербских делах… – то есть, по-видимому, о положении в Сербии в 1875 г., накануне русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Стр. 140…не написать ли к Зверкову? – Возможно, что Салтыков вспоминает известный читателю персонаж: Зверковым в "Записках из подполья" Ф. М. Достоевского назван герой, лишенный рефлексии, деятельный, ограниченный и преуспевающий.

Стр. 146…скупает лошадей-палошниц – то есть лошадей, подбадриваемых при продаже ударами палки.

Стр. 148…сивушная реформа. – Речь идет об установлении так называемого винного акциза, отменившего откупа, получение которых требовало высокого имущественного ценза.

II. МОЛОДЫЕ ЛЮДИ

Впервые – газ. «Русские ведомости», 1886, 19 октября – «Сережа Ростокин»; 26 октября – «Черезовы, муж и жена»; 2 ноября – «Евгений Люберцев»; 9 ноября – «Чудинов».

Стр. 167…куда мы, наконец, идем? – Лейтмотив многочисленных статей реакционной прессы на тему о положении в России в начале 80-х годов.

Стр. 174. Любимыми авторами его были французские доктринеры времен Луи-Филиппа… – Доктринеры – политический кружок сторонников конституционной монархии, образовавшийся в период Реставрации (1814–1830). Многие из доктринеров, в том числе названные далее Гизо, Дюшатель, Вильмен, находясь в оппозиции накануне революции 1830 г., в эпоху Луи-Филиппа играли значительную, хотя и неодинаковую политическую роль.

Стр. 180…данные о необходимости восстановить заставы и шлагбаумы… – Заставы и шлагбаумы – эзоповское обозначение всякого рода запретительных и карательных мер.

Стр. 199…схоронили у Митрофания… – на кладбище для бедных.

Нет, вздумал странствовать один из них, лететь… – из басни И. А. Крылова "Два голубя" (1809).

Стр. 200…а там куплю на твое имя двести десятин болота, и в члены попадешь. – Двести десятин земли – имущественный ценз, необходимый для баллотировки в члены земской управы.

Стр. 203… за лекции около двадцати пяти рублей за первое полугодие уплатить нужно, да мундирчики нынче требуются… – Университетским уставом 1884 г. вводилась плата за право посещения студентами университетских лекций. Форма, упраздненная в 1861 г., была восстановлена в мае 1885 г.

III. ЧИТАТЕЛЬ

Впервые – газ. «Русские ведомости», 1887, 6 мая – общее введение, «Читатель-ненавистник»; 14 мая – «Солидный читатель»; 17 мая – «Читатель-простец», «Читатель-друг».

Стр. 213. Поэт… имел полное право воскликнуть, что он глаголом жжет сердца людей… – Реминисценция из стихотворения Пушкина «Пророк».

Стр. 216. Минуту эту приводят за собой единичные события, источник которых не имеет с литературой ничего общего, но приурочивается к ней с самою позорною непринужденностью. – Речь в первую очередь идет об обстоятельствах, вызвавших закрытие "Отечественных записок" как органа, будто бы связанного с революционным подпольем.

Стр. 228. Старик Крылов был прав… – См. прим. к стр. 199.

Стр. 236. Анна Ивановна Резвая есть не кто иная, как Серафима Павловна Какурина, которой муж имеет магазин благовонных товаров – Подобные «разоблачения» постоянно печатались, например, в газете Н. И. Пастухова "Московский листок" в отделе "Советы и ответы". "Это нечто неслыханное, – вспоминал В. Гиляровский. – Например: "Купцу Ильюше. Гляди за своей супругой, а то она к твоему адвокату ластится: ты в лавку – и он тут как тут… Поглядывай". – Или: "Васе из Рогожской. Тухлой солониной торгуешь, а певице-венгерке у Яра брильянты даришь. Как бы Матрена Филипповна не прознала". И весь город грохотал: и Вася и Матрена Филипповна были действительно, их знали и проходу им не давали зубоскалы-купцы, пока сами не попадались в "Советы и ответы". А попадались очень многие" (Влад. Гиляровский. Московские газеты в 80-х годах – «Былое», 1925, № 6 (34), стр.121).

IV. ДЕВУШКИ

Первые три этюда («Ангелочек», «Христова невеста», «Сельская учительница») впервые – журн. «Вестник Европы», 1887, № 2; четвертый («Полковницкая дочь») – «Книжки Недели», 1887, № 2.

Стр. 243…m-lle Тюрбо… m-lle Эперлан. – Эти две фамилии, так же как и следующие, – со значением. Turbot (франц.) – палтус; eperlan (франц.) – корюшка; essbouquet – название французских духов; Кейнгерух (нем. – Keingeruch) – без запаха; Тушату (от франц. – touche a tout) – непоседа.

Стр. 248…князь Сампантрё. – Прототипом этого часто появляющегося у Салтыкова сатирического персонажа был П. П. Демидов, князь Сан-Донато.

Стр. 249…вышла из института… – То есть из так называемого института благородных девиц – закрытого учебного заведения для девушек из дворянских семей. В московских институтах – Александровском и Екатерининском – учились дочери мелкопоместных дворян.

Стр. 259…скоро и совсем земства похерят… – Хотя действие рассказа происходит в начале 70-х годов, рассуждение мирового судьи о судьбах земства отражает также и яростные нападки на это учреждение сторонников так называемого "возвращения правительства". «Похерить» же земство предполагалось земской контрреформой 80-х годов, одно из положений которой было формулировано министром внутренних дел гр. Д. А. Толстым в докладе Александру III от 18 декабря 1886 г. следующим образом: "Земские и городские учреждения должны быть введены в общий строй государственных установлений. Лежащие в основе сих учреждений начала общественного самоуправления должны быть заменены началом государственного управления через посредство и при содействии представителей местного населения" (цит. по кн.: П. А. Зайончковский. Российское самодержавие в конце XIX столетия, стр. 370).

Стр. 262…стараться показывать, что наши мысли совпадают с мыслями влиятельных лиц. – Теория вождения влиятельного человека за нос была формулирована Г. 3. Елисеевым в его письме к Салтыкову от 23 октября 1886 г. как отклик на салтыковскую сказку "Приключение с Крамольниковым".

Стр. 264…без всякой винословности… – без причинной зависимости, случайно, хаотично.

…историю и современное значение высшего женского образования… – Конец 60-х – начало 70-х годов были ознаменованы борьбой за открытие университета для женщин. В 1872 г. открылись московские высшие женские курсы проф. В. И. Герье. В 1876 г. было дано разрешение на открытие высших женских курсов в университетских городах. Вопрос о будущности высшего женского образования в 1886 г. обсуждался в газетах в связи с прекращением приема на высшие женские курсы с мая этого года. Эта мера была фактически направлена на закрытие курсов.

Стр. 288…в качестве пепиньерки… – Пепиньерка – ученица из числа "бедных и способных воспитанниц", оставленная в институте по окончании его для подготовки, в так называемом "пепиньерском классе", к занятию места классной дамы.

Стр. 298. «Фрейшютц» ("Freischutz" – "Вольный стрелок") – опера Вебера, на русской сцене шла под названием "Волшебный стрелок".

V. В СФЕРЕ СЕЯНИЯ

Впервые – журн. «Вестник Европы», 1887, № 3.

Стр. 300…данный журнал (по-нашему «газета»)… – Словом «journal» во французском языке называется ежедневное периодическое издание, соответствующее русской газете.

Стр. 301. Он сам в основу своей литературно-публицистической деятельности всегда полагал дразнение… – Дразнение, то есть искусственное раздувание несуществующих, мнимых "злоб дня", Салтыков считал особенностью публицистики М. Н. Каткова.

Стр. 304. Подписчик… приводит за собою объявителя. – Объявления составляли немаловажную статью дохода и занимали, даже в «солидных» газетах, значительную часть их листажа. Так, например, вся первая и часть второй полосы "Московских ведомостей" были заняты объявлениями и лишь затем следовали «руководящие» передовицы Каткова.

Стр. 310. Если бы был под рукою Мефистофель, он приказал бы ему потопить корабль с грузом шоколада. – Салтыков иронически использует мотив из пушкинской "Сцены из Фауста", начинающейся словами Фауста, обращенными к Мефистофелю: "Мне скучно, бес", – и заканчивающейся приказанием Фауста Мефистофелю утопить

…он начинает коллекционировать. – Салтыков отмечает характерное для нарождающейся русской буржуазии пристрастие к собирательству, приобретавшее, впрочем, в иных случаях, и вполне серьезные формы (например, собрание П. М. Третьякова).

…находит чашу, из которой пил Олег, прибивая щит к вратам Константинополя. – Имеется в виду хрестоматийный эпизод русской истории: в знак победы над Византией в 907 г. воины Олега водрузили свои щиты на Константинопольских воротах (ср. "Песнь о вещем Олеге" А. С. Пушкина: "Твой щит на вратах Цареграда").

…дорогими эльзевирами – Эльзевирами называются издания XVII в. знаменитой голландской фирмы «Эльзевир», высокоценимые библиофилами.

Стр. 310–311…в Италию, где продается замок Лампопо с принадлежащим к нему княжеским титулом. – Намек на русского миллионера-горнозаводчика П. П. Демидова, купившего в Италии за баснословную сумму титул князя Сан-Донато.

Стр. 311…о временном пребывании в нем Добрыни, или Осляби, или Яна Усмовича. – Названы герои русского былинного эпоса.

…на верху "крутой горы"… "знаменитый жил боярин по прозванью Карачун". – Слова песни Торопки из оперы А. Н. Верстовского (1799–1862) "Аскольдова могила" (либретто М. Н. Загоскина).

Стр. 312…смотрит как на илотов… – Илоты – замледельческое население Древней Спарты, находившееся в крепостной зависимости от государства. В переносном смысле – закабаленные, всецело зависящие.

Стр. 313. Он думал пробить себе стезю особо от Непомнящего и с горечью увидел, что те же самые вопросцы и мелкие дрязги, которые с таким успехом разрабатывал Непомнящий, сделались и его уделом. – Указание на судьбу редакторов «солидных» газет, вроде "Русских ведомостей" В. М. Соболевского, вынужденного прибегать к услугам репортеров, подобных начинавшему тогда В. Гиляровскому, который вспоминал: "Я вел после перехода в 1883 году из "Московского листка" Пастухова в "Русские ведомости" городские происшествия и, в случае катастроф, эпидемий и лесных пожаров, командировался "специальным корреспондентом" на места происшествий, иногда очень далеко, даже на Кавказ, на Волгу и пр. <…> Благодаря тому, что я еще ранее изучал трущобы, я имел на Хитровом рынке своих агентов, которые мне сообщали сенсации – мне удавалось доставить такие сведения уголовного характера, которых даже и полиция не знала, – а это в те времена ценилось и читалось публикой даже в такой сухой газете, как "Русские ведомости" (Влад. Гиляровский. Московские газеты в 80-х годах. – «Былое», 1925, № 6(34), стр. 125).

Стр. 316. Когда Перебоев выступил в 1866 году на адвокатское поприще… – Именно в 1866 г. началось практическое осуществление "Судебных уставов" 1864 г., вводивших состязательность судебного процесса.

…стоит обратить взоры на Запад… – Русская либеральная адвокатура руководствовалась в своей деятельности по преимуществу опытом адвокатуры французской (см. далее упоминание знаменитых французских адвокатов Шедестанжа и Жюля Фавра; ср. также в "Современной идиллии" того же Шедестанжа – т. 8, наст. изд. стр. 255).

Не мечтания и утопии должны руководить нашими действиями… – Отказ от принципов адвокатской деятельности, провозглашавшихся при введении в 60-х годах института присяжных и частных поверенных (адвокатов), отчетливо проявился в ряде громких дел середины 70-х годов (например, в деле Кронеберга), которые вели такие видные представители русской адвокатуры, как В. Д. Спасович и П. А. Потехин.

Стр. 318…цитата из Беккарии… – Интерес Салтыкова к знаменитому сочинению итальянского просветителя XVIII в. Чезаре Беккариа "О преступлениях и наказаниях" возник еще во время ссылки в Вятку. Правовые концепции Беккариа привлекали внимание русской печати, как специальной, так и общей, в начале 60-х годов в связи с подготовкой судебной реформы.

Стр. 322. Износила ли башмаки Гертруда или не износила… – Гертруда – мать принца Гамлета, ставшая женой короля Клавдия, убийцы ее первого мужа, не износивши башмаков, в которых шла за его гробом (из монолога Гамлета – Шекспир «Гамлет», акт I, сц. 2).

Стр. 334. Красновы поняли… очищать помещичьи имения от грубиянов, переселять крестьян на новые места, записывать их в дворовые… – Как уже отметил Салтыков во «Введении», помещичий произвол в годы, непосредственно предшествовавшие крестьянской реформе, усилился (см. стр. 31–34). Он выражался в ссылке «грубиянов» в Сибирь или отдаче в рекруты, в переселении крестьян на неудобные и малоплодородные, земли, записывании их в дворовые, которые землей вообще не наделялись, и т. п. Помещики, которые «поняли», этим путем создавали для себя наиболее благоприятные условия проведения реформы.

Он во главе большинства комитета, написал проект… чтоб крестьяне сразу почувствовали, а помещики ничего не ощутили. – Возможно, Салтыков пародирует указания, данные Александром II на заседании Главного комитета по крестьянскому делу 18 октября 1858 г.: "а) чтобы крестьянин немедленно почувствовал, что быт его улучшен; б) чтобы помещик немедленно успокоился, что интересы его ограждены…" (цит. по кн.: П. А. Зайончковский. Отмена крепостного права в России. М., 1968, стр. 109).

… два радикала… подали свой проект… – Проект «радикалов» предполагал наделение крестьян землей с последующим ее выкупом в собственность крестьянской общины. Таким образом устанавливались две формы собственности на землю – помещичья (частная) и крестьянская (общинная). В этом духе и была осуществлена крестьянская реформа 1861 г., хотя крестьянский надел, подлежавший выкупу, значительно урезан (см. прим. к стр. 128).

…я наделяю крестьян настоящей, заправской землей и потому на выкуп не согласен-с. – Проект «либерала» Краснова в сущности последовательно крепостнический – сохраняет неприкосновенным помещичье землевладение, предполагая или полное обезземеливание крестьян (освобождение без земли, «наделение» крестьян землей лишь на правах аренды, но не выкупа), или выделение им так называемого «сиротского» надела (см. прим. к стр. 418).

Стр. 335…неудачный выбор мировых посредников… – Речь идет о так называемых "мировых посредниках первого призыва".

Стр. 336…на место отдельных сословных групп явится нечто всесословное… выступит на сцену «земля». – «Землю», "земство" дворянские идеологи и политики рассматривали как учреждение всесословное, но при главенстве в нем дворянства. Таким земство и было на деле. По словам Ю. Самарина, "несмотря на всесословный характер новейших учреждений, фактическое первенство в них осталось все-таки за дворянами" (Ю. Самарин и Ф. Дмитриев. Революционный консерватизм. Берлин, 1876, стр. 43).

Стр. 337…вы всегда были излюбленным человеком нашей губернии… – Излюбленный – выбранный на какую-нибудь общественную должность (термин русского обычного права).

Стр. 338…наступила новая эра… – то есть эра конституционного правления.

Стр. 339. Любиму Торцову поручили наблюсти за кабаками и народною нравственностью… – Земская должность Любима Торцова вполне соответствует, хотя и в пародической трансформации, его роли в комедии А. Н. Островского "Бедность не порок": пьяница, пропащий человек, он оказывается там носителем нравственного начала.

Стр. 340…умывальники горели как жар. – Салтыков неоднократно иронически писал о "лужении умывальников", как одной из немногих доступных земству сфер деятельности.

…крестьян уговаривает не давать приговоров на открытие питейных заведений… – Для открытия кабака в деревне необходим был так называемый «приговор», то есть согласие крестьянского общества.

Стр. 349…Перипатетик (греч. – peripatetikos – прогуливающийся) – Салтыков в буквальном смысле толкует название, данное ученикам Аристотеля, потому что тот во время лекций и бесед прохаживался в Лицее со своими слушателями.

Стр. 351…Баттенберга будут возить. – См. прим. к стр. 73.

Стр. 357…приезд его в Петербург совпал с тем памятным временем, когда северная Пальмира как бы замутилась. – По-видимому, речь идет о конце 60-х – начале 70-х годов, когда, всего лишь спустя три года после покушения Каракозова на Александра II, в 1869 г. разыгралась так называемая "нечаевская история", и внимание общества было приковано к первым гласным политическим процессам – Нечаева и его сообщников (июль – август 1871 г.), затем «долгушинцев» (июль 1874 г.).

Стр. 358…европейский концерт. – См. прим. к стр. 75.

Стр. 359…будет ли оккупация… – В связи с тем, что образовавшееся после падения Баттенберга правительство Стамболова продолжало антирусскую политику, в печати проскальзывали намеки на возможность оккупации Болгарии русскими войсками. Стоялов, о котором говорится далее, был членом правительства Стамболова.

VI. ПОРТНОЙ ГРИШКА

Впервые – журн. «Вестник Европы», 1887, № 1.

Стр. 389. Тверская улица как будто присмирела, Кузнецкий мост – тоже, но зато в «Городе», на Ильинке, на Никольской… – Тверская улица и Кузнецкий мост – аристократические районы Москвы, где были расположены богатые дворянские особняки и блестящие, главным образом французские магазины. «Город», или Китай-город, – часть Москвы между Красной площадью и Китайгородской стеной; «здесь производилась главнейшая московская торговля и были ряды и лавки, в которых продавались всевозможные необходимые товары…» (М. И. Пыляев. Старая Москва. СПб., 1891, стр. 422). Через Китай-город проходили три оживленные торговые улицы, вливавшиеся в Красную площадь, – Никольская (ныне ул. 25 Октября), Ильинка (ныне ул. Куйбышева) и Варварка (ныне ул. Разина).

VII. СЧАСТЛИВЕЦ

Впервые – журн. «Вестник Европы», 1887, № 6.

Стр. 398…служить по выборам… – то есть по выборам сословных дворянских учреждений, возглавлявшихся предводителем дворянства.

Стр. 405…кичились… воображаемою независимостью… удалялись от коронной службы… – Коронная служба – служба в государственных учреждениях.

Отставные корнеты… – Сатирический образ "отставного корнета" восходит к бесшабашному герою повести кн. Г. В. Кугушева "Корнет Отлетаев" (таковым он и является в рассказе Салтыкова "Старая помпадурша" – см. т. 2 наст. изд.). Позднее тип "отставного корнета" приобретает у Салтыкова определенные социально-политические черты (Петька Толстолобов в "Дневнике провинциала в Петербурге", Прогорелов в "Убежище Монрепо"). Это – "некогда крепостных дел мастер, впоследствии оголтелый землевладелец". Именно эти черты "отставного корнета", делавшие его в середине семидесятых годов "пропащим человеком", оказались через десяток лет самыми подходящими для осуществления правительственной политики контрреформ.

Стр. 407…вынужден был оставить Петербург и удалиться в глубь провинции. – Автобиографическая деталь: здесь и далее речь идет о ссылке Салтыкова в Вятку, последовавшей в апреле 1848 г.

Стр. 409…железный путь от Москвы до Петербурга был уже открыт. – Петербургско-Московская (Николаевская) железная дорога была открыта в 1851 г.

…прибаутки Кокорева, его возню с севастопольскими героями… кутежи в Ушаках… – "В Крымскую войну <Кокорев> из своих рук поил водкой и кормил калачами ополченцев и всенародно кланялся им в ноги от лица благодарного отечества, что не мешало ему одновременно то же отечество опустошать посредством своих кабаков" (Вл. Михневич. Наши знакомые. СПб., 1884, стр. 105). Ушаки – имение Кокорева.

Стр. 410…печать…повысила тон… провинциальная юродивость всплыла наружу… городничие, исправники и… начальники края не на шутку задумались… обращал на себя внимание возникавший "Русский вестник". – Речь идет об оживлении русской общественной жизни после смерти Николая I, что выразилось прежде всего в некотором ослаблении цензурного гнета, появлении возможностей для обсуждения в печати некоторых политических вопросов. "Обличительное направление", образовавшееся в это время в литературе, обнаруживало и «обличало» русское провинциальное чиновничество ("провинциальную юродивость"). Возникший в это время "Русский вестник" обращал на себя внимание прежде всего "Губернскими очерками" Салтыкова, в которых, в частности, были даны портреты «юродивых», то есть провинциальных чиновников (подробнее см. в т. 1 прим. С. А. Макашина).

…совершенно либеральный цензор… – "Русский вестник" цензуровал Н. Ф. фон Крузе.

Мельмот-скиталец – герой одноименного романа английского писателя-романтика Ч.-Р. Мэтьюрина (1782–1824).

Стр. 413…до вожделенного 3-го пункта… – Третий пункт закона от 7 ноября 1850 г. позволял увольнять неспособного чиновника без объяснения причин и права возвращения на службу.

Стр. 416. Явления, имевшие совершенно частный характер, обобщались… – Речь идет об использовании реакцией таких, по Салтыкову, «частных» фактов, как петербургские пожары в 1862 г., выстрел Каракозова, нечаевское дело и т. п., в целях отказа от реформ, для наступления на печать и литературу, для шельмования интеллигенции.

В прессе, рядом с "рабьим языком", народился язык холопский… смесь наглости, лести и лжи… – «Рабьим», "эзоповым" языком как средством обсуждения насущных проблем современности вынуждена была пользоваться демократическая печать, и прежде всего сам Салтыков. От "рабьего языка" принципиально отличается язык «холопский», то есть язык публицистики реакционной, претендовавшей на руководящую политическую роль и вместе с тем пресмыкавшейся перед самодержавной властью. Это был язык Каткова и Вл. Мещерского.

Стр. 418…ни один помещик не продал ни пяди занадельной земли… господствовал преимущественно сиротский надел… – Занадельная земля – помещичья, оставшаяся за наделением землею крестьян. Мелкопоместные и частично среднепоместные землевладельцы, не имея средств и навыков для ведения хозяйства в новых, пореформенных условиях, продавали свою занадельную землю. Сиротский надел – минимальный надел, установленный "Положением 19 февраля"; составлял одну четвертую часть урезанного "высшего надела". Сиротский надел не мог обеспечить крестьян средствами к существованию, вновь закабалял их помещику.

Стр. 420…он познал свет истины. – Речь идет о распространившемся в дворянских кругах середины 70-х годов религиозной сектантстве, в частности редстокизме, аристократической секте, получившей название по имени ее основателя, проповедника лорда Редстока.

VIII. ИМЯРЕК

Впервые – журн. «Вестник Европы», 1887, № 4.

Стр. 424. О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями? – строки из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила».

Прародитель, лежа в проказе на гноище… – В рукописи было: "Прародитель Иов…" Таким образом, источником этих строк Салтыкова оказывается библейская Книга Иова, повествующая о несчастьях и болезнях, которыми бог поразил праведника Иова с целью испытать его.

Стр. 427…что у нас в сферах делается… – то есть на верхах бюрократической власти.

Стр. 430–431…"сцены из народного быта" рассказывают…Иван Федорович Горбунов… – Актер и писатель И. Ф. Горбунов (1831–1895) был создателем особого жанра устных рассказов на темы из мещанской и крестьянской жизни (неоднократно издавались под названием "Сцены из народного быта").

…тайный советник Стрекоза – сатирический персонаж, появляющийся, чаще всего эпизодически, на страницах многих произведений Салтыкова.

Стр. 432…на "теплых водах"… – то есть за границей.

Стр. 433. Недаром Некрасов называл «блаженным» удел незлобивого поэта, но и недаром он предпочел остаться верным "музе мести и печали". – Салтыков вспоминает два стихотворения Н. А. Некрасова: "Блажен, незлобивый поэт…" и "Замолкни, Муза мести и печали!".

К. И. Тюнькин