Онлайн чтение книги Космический марафон Men, Martians and Machines
2

Строительный комплекс и стартовая площадка Нью-Мехико находились милях в пятидесяти севернее Галлупа. С точки зрения тех кто там работал, единственным достоинством этого места была его дешевизна. Двадцать лет назад отсюда стартовала ракета номер два, и когда она взорвалась в космосе, словно чудовищная петарда, опечаленные создатели покинули несчастливое место. Конструкторы девятой ракеты, лучше финансируемые — отчасти даже правительством, — снова использовали здешний комплекс, модернизировали его, но затем тоже бросили. И вот сейчас создатели номера восемнадцатого надеялись на лучшую участь.

Армстронг нашел космодром до странности безлюдным и тихим. Немногословные охранники впустили его через стальные ворота с тройными запорами, и, пройдя полпути до административного корпуса, он повстречался с Куином.

— Хэлло, малыш! — проговорил достававший Армстронгу до плеча Куин. — Что тебя вдруг сюда занесло?

— Ты ни строчки не пишешь своему благодетелю, — в тон ему ответил Армстронг.

Куин ухмыльнулся:

— Тоже мне благодетель! Лоусон со своей математикой уже от меня бегает. Сейчас ты его нигде не найдешь. Я его прямо замучил, заставляя подсчитывать твою долю. Он говорит, что если фильм займет десять минут, ты получишь десять миллионов зелененьких.

— Из которых семьдесят процентов заберет правительство, а пятнадцать — ты. — Согнав с лица улыбку, Армстронг спросил: — Погоди-ка, ты хочешь сказать, что Лоусон не работает? Что тут вообще происходит — местный день независимости?

— Работа встала вчера. Вашингтон прекратил финансирование из-за какого-то вопроса из сферы высокой политики. Наши спонсоры перепугались и пошли в ту же масть. Осталась тонюсенькая струйка, которой хватает на недельные выплаты, но и только. Вдобавок компания «Рибера Стил» задержала поставки из-за нехватки бериллия для обшивки. — Он снова ухмыльнулся. — Потому и суета.

— Это преступление!

— Отнюдь. Чем дольше это продолжается, тем больше срок моей жизни.

Армстронг внимательно посмотрел на него:

— Ты можешь не лететь, Джордж. Ты можешь выйти из игры в любой момент.

— Я знаю. — Задиристый взгляд Куина устремился в небо. — Я всего лишь подурачился. От этого корабля, раз он отправляется в полет, меня за уши не оттащишь. Мне этим заниматься, мне — и никому другому! Не забывай.

— Когда еще все начнется…

— Когда-нибудь начнется. Работу тормозят технические неурядицы и бюрократические препоны, но в конце концов она будет сделана. Я нутром чую.

— Какой молодец! — похвалил Армстронг. — Слава Богу, что тут есть хоть один оптимист.

— Вообще-то я никогда не был завзятым оптимистом. Но ведь ты не грустил, когда мы виделись здесь в прошлый раз. Ты сам говорил, что на номер девять ушло два года и что эта — намного лучше той. — Он с любопытством рассматривал Армстронга. — Между прочим, сам-то ты сейчас от оптимизма ох как далек. Хандришь. Нужно встряхнуться!

Джон Армстронг на минуту задумался. Мимо, насвистывая «Крошка, танцуй веселей», прошел рабочий в замасленной робе. Армстронга передернуло.

— Может, ты прав, — признал он. — Я в последнее время совсем не отдыхал. Всякий бред в голову лезет…

— Причина проста, — с уверенным видом заявил Куин. — Ты работал как вол, чтобы успеть сварганить в срок несколько безделушек для корабля. Ты подстегивал свои мозги как только мог. Сейчас работа кончена, а шарики все еще крутятся. И это тебя беспокоит. Ты просто должен переключиться на что-нибудь простенькое, полезное для здоровья и возбуждающее, например на ограбление банка…

— Спасибо за совет, доктор Куин. — Он улыбнулся. — Ну, пошли мучить нашего друга Фазергила.

Проходя мимо недостроенного корабля, они остановились и молча его осмотрели. Ракета располагалась внутри ажурной фермы — тусклый черный цилиндр в восемьдесят футов высотой. Ферма возвышалась еще на восемьдесят футов — то есть на предполагаемую длину корабля после того, как будет прилажена головная ступень. Это означало, что корпус готов лишь наполовину, да и начинки еще маловато. Работы впереди было много.

В административном корпусе, в персональной берлоге-кабинете, они нашли темноволосого энергичного малого, явно обожавшего цветы, которые стояли даже на его рабочем столе.

— А, Джон! Привет? — Он протянул холеную руку, затем указал на кресла, аккуратно уселся в свое, поправил безупречный узел галстука и подвинул на дюйм вазу с цветами. — Ну-с? — со слащавой веселостью произнес он. — Чему мы обязаны таким удовольствием?

— Мне скучно, — сообщил Армстронг, уставясь на Фазергила твердым немигающим взглядом.

— В самом деле? — Фазергил беспомощно развел руками. — Ты выбрал очень неподходящий момент. Мы связаны по рукам и ногам перебоями со снабжением… нерешительность правительства… Прорва всяких «не»…

— Каких именно? — бесцветным голосом осведомился Армстронг.

— А?

— Ты упомянул про какие-то «не», которые связывают вас по рукам и ногам.

Фазергил глотнул, посмотрел на цветы, затем на потолок и снова на цветы.

— Ну? — подстегнул собеседника Армстронг. Сбоку задумчивым взглядом их изучал Куин, но Армстронг не обращал на это внимания.

— Мелочи, — слабым голосом произнес Фазергил.

— Какие мелочи? Все, что способно подрезать проекту крылышки, не может считаться мелочью. Кто говорит, что это мелочи?

Весь вспыхнув, Фазергил выпрямился в кресле.

— Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне? Что, черт возьми, за манеры?!

— Полегче, Джон, — озабоченно предупредил Куин.

Армстронг подался вперед, его серые глаза загорелись.

— Почему мы должны сидеть и ждать пластин от «Рибера Стил», когда у «Бетльхэма» столько бериллия, что из него можно построить линкор? Фазергил дернулся в кресле.

— Откуда тебе это известно?

— "Бетльхэм" завалил рекламой своего бериллия все коммерческие издания.

— Все равно я не могу разорвать контракт, — возразил Фазергил.

— А я и не думаю, что можешь. Но ничто не мешает «Бетльхэму» поставлять бериллий от имени «Риберы». Это обычная торговая практика. Кто решил, что «Рибера» должна заполучить этот контракт в первую очередь?

— Вомерсли.

— Сенатор Вомерсли? — Кустистые брови Армстронга изогнулись дугой.

Передвинув цветочную вазу еще на дюйм, Фазергил кивнул. Выражение лица у него было таким, словно его пытали.

— Итак, что насчет этих «не»? — упорствовал Армстронг.

— Ох, ради святого Петра! — Фазергил в тщетной надежде принялся сквозь очки изучать потолок. — Разработчики вдруг сменили атомное горючее, вместо плутония взяли торий. Какие-то туманные соображения из области динамики ядерного распада… Но это не так уж важно, раз двигатели еще не закончены. Еще говорят, что кремний-бериллиевая облицовка тоже не слишком надежна. Ее нужно сделать толще или как-то усилить… Это предложение исходит от фирмы «Североамериканские трубы».

— Что еще?

— Кто-то украл рентгеновский сканер, и теперь нам нечем исследовать сварные швы. Пришлось затребовать другой сканер. Его еще нет.

— Все?

— Забастовка водителей грузовиков задержала поставки на несколько дней. С этим мы справились, пригрозив задействовать железнодорожную ветку.

— Фазергил начал обретать уверенность. Он посмотрел на Армстронга:

— Что с тобой творится? Ты ведешь себя так, словно тебя назначили официальным толкачом. Или ты приобрел на Марсе алмазные копи?

Армстронг встал и кривовато улыбнулся.

— Что ж, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, — произнес он загадочно. — Премного благодарен за новости, простите, что влез в ваши дела.

Фазергил поднял руку и стал поглаживать свою набриолиненную голову, словно вытесняя из нее все мысли об Армстронге.

— У меня хлопот полон рот, — проговорил он, снова принимая гостеприимный вид, — но я всегда рад тебя видеть, Джон…

На улице Армстронг обратился к Куину:

— Тебе все равно сейчас делать нечего, Джордж. Как насчет того, чтобы протянуть руку помощи старому приятелю?

— Что ты задумал?

— Я хочу, чтобы ты засунул нос в чужие дела и раскопал для меня кое-какие имена. Пришли их по почте, как только раздобудешь. Мне нужно имя того парня, который спер сканер; имя того, кто порекомендовал сменить топливо; имя человека из «Североамериканских труб», который возжелал усилить обшивку. Если сумеешь выяснить, кто подзуживал водителей грузовиков, пригодится и это.

Джордж Куин недоверчиво оглядел Армстронга и сказал:

— Сдается мне, что ты спятил!

— Большинство людей на земле думает, что спятил именно ты, — парировал Армстронг. Он пожал руку Куину, заставив того сморщиться от боли. — Мы, шизики, должны держаться друг за дружку.

— Ладно. — Куин помрачнел. — Если ты играешь в Шерлока, так и быть, я буду Ватсоном.

Армстронг хлопнул Куина по спине, выразив таким способом одобрение. Да, надо держаться друг за дружку…

Внезапно им снова овладело мрачное настроение. Казалось, будто мозг сжала гигантская четырехмерная амеба… Засунув руки поглубже в карманы, Армстронг, тяжело ступая, направился к воротам. Лучше убраться отсюда, пока изучающий взгляд Куина не превратился в неодобрительный.

Дома, в своей нью-йоркской квартире, он оценил ситуацию под другим углом зрения. У него была небольшая, но отлично оборудованная лаборатория в Коннектикуте, в которой он провел свои лучшие часы, воплощая «в металл» свои идеи. Место, куда спешишь только тогда, когда тебя обуревает жажда творить… Но являться туда в поисках прибежища от мирской суеты… Нет, это совсем не радовало.

В настоящий момент Армстронгу было нечего разрабатывать. Его прибор и без того являлся основой дюжины многообещающих устройств, и для любого вольного, не работающего по найму, изобретателя это представляло большой успех. Но он не мог заставить себя загореться вдохновением, без которого всякий лабораторный труд обречен на провал. Вдохновение всегда приходило внезапно — непредвиденное, незваное. Сейчас его не было, и именно поэтому он, Армстронг, догадался, что его, Армстронга, беда заключается в праздности ума.

Измученный безвыходностью положения, его мозг рыскал в поисках хоть какого-нибудь занятия. Он искал ту самую черную кошку, за которой мог бы гоняться в темной комнате.

Дойдя в приступе самокопания до подобного вывода, девять человек из десяти решили бы, что им следует либо посетить психиатра, либо совершить кругосветный вояж. Либо, на худой конец, вступить в гольф-клуб. Реакция Армстронга была иной и совершенно для него типичной. Его ум хочет гоняться за призраками? Пожалуйста! Но погоня должна быть безопасной и, по возможности, захватывающей. Почему бы не попытаться выследить мифического дракона? В мрачной лесной чащобе и впрямь можно повстречать нечто огнедышащее. И уж если он так решил, это означало, что дни дракона сочтены. Из акульей хватки Армстронга не так-то легко вырваться.

Приняв наконец решение, он успокоился и, приехав на машине в Нью-Джерси, позвонил в дверь Эдди Дрейка.

— Ба! — воскликнул Дрейк. — Человек-Гора пожаловал! — Он сделал приглашающий жест. — Садись вот сюда — это самое прочное кресло в доме. Ну, сколько тебе нужно взаймы?

— Раз ты так щедр, одолжу сигарету, — Армстронг прикурил, закинул ногу за ногу и вперил взгляд в свои огромные ботинки.

— Эдди, семь лет назад ты работал с ракетой номер девять.

— Не напоминай о ней, — огорчился Дрейк.

— Это не твоя вина.

— Вообще ничья, — заметил Дрейк.

— Ты уверен?

Дрейк выронил зажигалку, поднял ее с ковра и запротестовал:

— Что-то я тебя не понимаю! Номер девять гробанулся на полдороге к Марсу. Каждый из нас сделал все от него зависящее. Очевидно, этого оказалось недостаточно. Так чья тут вина?

— Меня интересует вовсе не результат. Меня интересуют те препятствия, о которые ты спотыкался в процессе работы, их, так сказать, природа.

— Ясно. — Дрейк посмотрел на него с хитринкой во взгляде. — У тебя проблемы с номером восемнадцать, и ты ищешь зацепки?

— В некотором смысле — да.

— Не удивляюсь. Ладно, чем могу, помогу. — Дрейк задумался, вспоминая давно минувшее. — Самой большой нашей бедой была авария двигателей. На испытательных стендах они вели себя великолепно. На первых испытаниях после установки в корабль — тоже. И только при повторных испытаниях… С превеликим трудом мы их заменили, и это обошлось нам в пять месяцев сумасшедшей работы.

— Кто выполнял монтаж двигателей?

— "Саузерн Атомикс Компани".

— Кто их проектировал, знаешь?

— Не имею понятия. Может быть, сумею выяснить.

— Буду очень обязан, если сумеешь, — сказал Армстронг. — Какие еще случались неприятности?

— Всякая ерунда, мелочи. — Пришлось изрядно повозиться со схемой управления. На испытаниях полетели два микропроцессора, заменили другими. Много было столкновений с местными чиновниками, которым не нравилась суета в их округе, и они хотели, чтобы мы убрались от них хоть в Китай. Мы не могли послать их к чертовой матери, потому что правительство упорно делало вид, что не замечает строительства корабля…

Дрейк сощурил глаза, изучающе глядя на Армстронга, и продолжил:

— Но худшее началось потом… Стартовала эта штуковина, как ты помнишь, на глазах всей планеты. И взорвалась на полпути. Скажу тебе, грохот стоял такой, что, мне кажется, я слышу его до сих пор. Всякие доблестные налогоплательщики, иностранцы, религиозные проповедники, финансисты и политические экстремисты писали ядовитые письма в газеты, в Конгресс и всем имевшим хоть какое-то отношение к кораблю. Дюжина придурков написала и мне, предлагая арестовать тех, кто взорвал ракету. Еще двое признались, что это сделали они. Десять сообщили, что то была Божья кара. Один прислал мне по почте свою налоговую декларацию и потребовал, чтобы я ее оплатил… — Он хмыкнул. — Когда номер восемнадцать накроется, ты очень скоро узнаешь, кто виноват, — доброхоты сообщат тебе письменно.

— Как ты думаешь, кого они назовут?

— Католиков, евреев, негров, масонов, Ку-Клукс-Клан, Армию Спасения, ветеранов второй мировой войны, свидетелей Иеговы, англичан, русских, капиталистов, анархистов, банкиров, арабских нефтяных магнатов… — Он остановился и перевел дыхание. — Список можно продолжить.

— Прямо кладезь информации! — Ты увидишь, что мир битком набит мелочными ненавистниками, напыщенными пессимистами и извращенцами.

— Почему же битком? — не согласился Армстронг. — Нет, я бы так не сказал. Кое-где царит рассудительное спокойствие. Ладно… давай вернемся к этому позже. Эд, кто поставлял автоматику и сопла двигателей?

— Автоматику делала компания «Дистанционное управление». Сопла — «Североамериканские трубы».

— Хм! Еще один пунктик — ты знаешь, кто начал против вас агитацию среди населения? Если не знаешь, то можешь выяснить?

— Знаю, — тут же ответил Дрейк, скорчив гримасу. — Имел счастье несколько раз мило беседовать с этим типом. Его зовут Мервин Ричардс, у него впалые щеки и ввалившиеся глаза. Любит совать свой нос в чужие дела. Способен заговорить до смерти кого угодно и чертовски напугал тогда окрестных жителей.

— Нас он пока не беспокоил.

— Я думаю, этого не случится. Последнее, что я о нем слышал, — он подался во Фриско разыгрывать роль верховного служителя культа эктоплазменного резонанса. Черт знает что это такое.

— Понятно. — С минуту Армстронг размышлял, затем спросил: — Не знаешь, где Кларк Маршал?

— Наверное, где-нибудь во Флориде. Хочешь допросить и его?

— Да. Уж что-нибудь я из него вытяну. — Армстронг встал, пожал Дрейку руку: — До встречи, Эд. Не забудь о тех именах для меня.

По дороге домой Армстронг остановился у библиотеки городка Джерси и какое-то время потратил, просматривая справочники и книги по ракетной технике. Он выписал девять фамилий, две из которых нашел в Манхэттенском телефонном справочнике. Он позвонил этим двоим и учинил им форменный допрос, получив в ответ целый ливень саркастических замечаний и язвительной брани. Однако он вытянул из них, хотя и с трудом, обещания сотрудничать, а большего пока и не требовалось. После библиотеки он направился домой и записал все то, что узнал к этому моменту. Затем перечитал написанное и задумался. Не так уж много. Всего лишь куча малопонятной чепухи. Впрочем, материала прибавится, когда Куин, Нортон, Дрейк и другие добудут информацию.

Хотя картина в любом случае получится туманной. Есть риск, что, в конце концов, он останется один на один с безумной гипотезой, которую ни проверить, ни как-нибудь использовать не сумеет, но все равно убивать время таким образом — лучше, чем писать на стенах: «Голосуйте за Мориарти».

Что дальше? Еще семь фамилий, за которыми можно поохотиться завтра и послезавтра. После этого пора будет поговорить с Клэр Мэндл. Он вдруг подумал, что в целом мире никто не помешает ему довести дело до конца. Целеустремленность и основательность! Если бы ему пришло в голову заняться сомнамбулизмом, он наверняка стал бы чемпионом среди лунатиков.

Расчехлив пишущую машинку, Армстронг отпечатал письма — четыре в Англию и три во Францию. Письма были ясные, убедительные, призывали к сотрудничеству, но он сомневался в успехе. Безотлагательность имеет тенденцию таять пропорционально расстоянию. Даже самые крупные неприятности выглядят значительно мельче, если случаются за несколько тысяч миль. Может, европейцы откликнутся и пришлют информацию, может, нет, но попробовать стоило.

Отправившись на традиционную прогулку, во время которой он привык размышлять, Армстронг опустил письма в почтовый ящик и двинулся к центру города. Здесь на каждом углу переливались, мигали, вспыхивали огни: «Розовый Бурбон», «Закусочные Перлица», «Виталакс даст вам жизнь», «Танец такси», "Кит Руни в «Удаче ирландца», «Виталакс», «Виталакс», «Виталакс»… Вкрадчиво, соблазнительно, убедительно, и снова — вкрадчиво, соблазнительно — до тех пор, пока… Потому что, если вранье повторять слишком часто, в него поверят. Бог есть любовь. Студенты-бездельники любят добрую старую выпивку. Жизнь прекрасна! Если новость удовлетворяет этому лозунгу, она достойна… Что значит «удовлетворяет» и кто так говорит? Виталакс даст вам жизнь. Сильные руки защитят мир. Все новости… Виталакс…

Должно быть, он непроизвольно заговорил вслух, потому что какой-то мужчина остановился, посмотрел на него и сказал:

— Извините?..

— Нет, нет, ничего, — заверил Армстронг. — Я просто болтал с Твилипом. — Заметив непонимающий вид прохожего, он пояснил: — Он совсем крошечный и зеленый, а на хвосте у него узелок. Я ношу его в кармане жилета. — Армстронг ухмыльнулся, показав зубы.

— А-а! — Мужчина посмотрел на него странным взглядом и поспешил удалиться.

Войдя в ближайшую закусочную, Армстронг занял столик в углу и попросил пинту крепчайшего яванского кофе. В ожидании заказа он поглаживал волосы руками. Ему казалось, что его мозг заполняется маленькими голубыми пузырьками, лопающимися с характерным «плоп-плоп-плоп». На самом деле, конечно, никаких пузырьков не было, а такими ему представлялись греховные замыслы. Впрочем, он вовсе не мечтал вывалять кого-нибудь в смоле и перьях или подлить кому-нибудь масла в ботинки. Пока.

Принесли кофе, он отхлебнул немного, разглядывая поток прохожих. Блики от окон и рекламы освещали их, будто актеров на сцене. Лица бесстрастные, лица возбужденные, лица вытянутые, лица круглые, лица энергичные, лица счастливые, лица мрачные, лица красивые, лица самодовольные, лица пустые, лица плачущие, лица любопытные — все разные и вместе с тем объединенные каким-то сходством. И это сходство было краеугольным камнем власти.

Какой власти? Линкольна? Ленина? Королевы Елизаветы? Власти Робеспьера? Конфуция? Или легкомысленного и просвещенного герцога де Морни, который не думал о людях, пока вдруг случайно с ними не сталкивался?

Формы власти столь же разнообразны, сколь различны сами люди.

Бармен за стойкой включил радио, и медленно потекла соната Генделя в исполнении Филадельфийского симфонического оркестра. Музыка успокаивала. Медленный величавый ритм очищал мозг от всего ненужного, как автомобильный «дворник». Она напрочь стерла «Танцующую крошку», отфильтровала дурацкий «Виталакс» и сделала симпатичными лица людей.

Вдруг музыка смолкла, и вместо нее раздался бесстрастный четкий-голос:

— Экстренное сообщение! Полчаса назад произошла крупная катастрофа на гигантской российской атомной станции в Уральских горах. Взрыв зарегистрирован всеми сейсмическими станциями. О жертвах не сообщается, но есть опасения, что они могут быть очень велики. Дальнейшая информация будет передаваться по мере поступления. — Голос умолк, затем добавил: — Сообщение зачитано с любезного разрешения фирмы «Гильде Брау», производителя лучшего в мире пива. — Снова зазвучал Гендель. Теперь музыка звучала словно реквием.

Негромко выругавшись, Армстронг покинул кафе и влился в толпу. Стемнело, небосвод был черным и траурным, и только в одном месте злобно глядел вниз гигантский белый глаз луны. Непрерывный поток ярких движущихся огней озарял небо над Манхэттеном и дальше, над Бронксом. Где-то между потоком света и Луной, высоко на крыше невидимого небоскреба медленно полз малиновый червяк, образуя слова: «Она любит мятную жевательную резинку!»

За спиной Армстронга радио переключилось на другую станцию и заиграло с новой силой. Песня называлась «Еще одна танцующая крошка», и ритм ее сотрясал тело с головы до пят.

«Услышав, как музыка насмехается над царством их теней, они поняли вдруг, что умерли…»

Армстронг не мог вспомнить, откуда знает эти слова и когда они запали ему в душу.

Но все это выбило его из колеи. Прыгнув в подвернувшееся такси, он поспешно покинул это место, сам не зная, от чего убегает.

Семерка была не таким уж счастливым числом. Он встал со звонком будильника, чувствуя, что неплохо выспался, и это странным образом контрастировало с перипетиями вчерашнего дня. Затем принял душ, побрился и включил запись утренних новостей. Русские объявили, что пятьдесят квадратных миль превратились в пустыню, а воронка в эпицентре оказалась почти в двадцать метров глубиной. Причина взрыва неизвестна. Общество Друзей предложило двадцать авиагоспиталей и перебросило их от китайской границы на место катастрофы. Юный Вентворт продал права на экранизацию своей автобиографии.

В ярости Армстронг выключил телевизор и остаток дня провел в поисках тех семи человек.

Двое, как выяснилось, умерли. Один был в Европе — незнамо где. До троих он дозвонился по телефону. Первый из них пребывал в легкомысленном и беззаботном настроении, двое других были сердиты, нетерпеливы, язвительны и даже не пытались скрыть, что считают его надоедливым дилетантом. Последнему из семерки он послал письмо. Все. Он сделал, что мог. Без свежей информации дальнейшее расследование невозможно. Конечно, если не считать Клэр Мэндл.

Утром следующего дня Армстронг мчался к Территауну, держась крайней левой полосы. Клэр Мэндл оказалась молодой женщиной, темноволосой, с живым лицом и совсем не похожей на своего брата. Она была одета в зеленый вельветовый костюм, сшитый у хорошего портного, и держала себя со спокойной уверенностью. Присмотревшись, Армстронг решил, что самая привлекательная ее черта — глаза, темные и миндалевидные; они делали ее похожей на эльфа.

Клэр Мэндл легко опустилась во вращающееся кресло, положила руки на колени и приготовилась слушать. Армстронг быстро пересказал события.

— …Затем ваш брат начал развивать свою идею… и вот здесь-то это и произошло. — Он задумался на несколько секунд. — Я чувствовал, что не имел права беспокоить вас до сегодняшнего дня…

Ее красиво изогнутые брови чуточку поднялись.

— Вы считаете, что я смогу дать вам недостающую информацию?

— Меня уверили, что вы — единственный человек, который в состоянии это сделать.

— Мы с Бобом работали вместе, но только изредка, — задумчиво проговорила она. — У нас были разные области научных интересов. Чтобы ответить на ваши вопросы, я должна просмотреть его бумаги и кое-что вспомнить.

— Я был бы очень признателен, если бы вы именно так и сделали, — уверил он. — Я могу вам позвонить?

— Конечно. — Он пристально посмотрел на нее спокойными серыми глазами. — Но я предпочел бы встретиться где-нибудь в городе. Мы могли бы обсудить дело за ленчем.

Ее смех напомнил ему звон серебряных колокольчиков.

— Вы времени даром не теряете!

— У меня имеются скрытые мотивы, — сообщил Армстронг.

— В самом деле? — Она обнаружила женское любопытство. — Какие же?

— Я хотел бы познакомить вас с одним своим приятелем, газетным коршуном. Он мне сказал, что у ваших волос квадратные корни.

В ответ прозвучал смех — такой же, как прежде, мягкий и низкий.

— Договорились! Поставить на место газетчика — благая цель, и я готова раскрыть правду. — Она напоминала Армстронгу эльфа, подглядывающего изумленными глазами в замочную скважину. — Я вам позвоню, когда все сделаю.

— Благословляю вас! — произнес Армстронг, неожиданно заметив, что голос его охрип.

Сев в автомобиль, он завел мотор, отъехал на приличное расстояние и только тогда решился дать себе волю — изобразить нечто в духе тирольской песни.

Братец, за удовольствия надо платить!.. Смотри, куда это тебя заведет!.. Она полюбит мятную жвачку!..

Он оборвал рулады, сердито уставился в ветровое стекло и остаток пути не раскрывал рта.

После полудня подал весточку Куин, сообщив четыре фамилии.

— Вот они, Шерлок. Может, ты чего-нибудь из них и вытащишь. — Он прищурился и показал язык. — Полюбуйся! Таким ты был неделю назад.

— Что же, по-твоему, случилось неделю назад?

— Ничего. Поэтому ты так и выглядел.

Армстронг в ответ проворчал что-то невразумительное. Аккуратно занеся имена в свою записную книжку, он спросил:

— Что-нибудь еще у вас происходит?

— У нас начались гонки шакалов.

— Ну и как, они уже собрались у трупа?

— Обглодали до косточек. Сенатор Кармайкл во всеуслышание огласил, сколько зелененьких потрачено на полеты к Марсу до сего дня. А также сколько потратить еще предстоит. Он говорит, что это позор. Сенаторы Райт, Эмблдон и Линдл поют ту же песню. Прямо-таки хором.

В книжном шкафу у Армстронга имелся экземпляр «Политического зоопарка». Сняв его с полки, он прочитал краткие биографии сенаторов Кармайкла, Райта, Эмблдона и Линдла. Затем, вспомнив про Вомерсли, просмотрел соответствующую статью тоже. Это ни к чему не привело: он не нашел ничего интересного. Комплименты и плохо замаскированная лесть вперемежку с перечнем политических побед и счастливых историй о бедных фермерах. Эти пятеро отличались друг от друга совершенно ординарными качествами, а другими, столь же ординарными, были похожи. Армстронг искал другое (если это вообще могло быть найдено) — странности, необычности, какие-то свойства, присущие им всем одновременно. Из «Зоопарка» же удалось выудить только одно — общей у пятерых сенаторов оказалась привычка носить брюки.

Конечно, глупо гоняться за воображаемыми диверсантами в одиночку и без подходящих средств, стараясь переплюнуть ФБР. Но сама охота его практическому уму не казалась глупой. Армстронгу уже приходилось гоняться за призраками, и в конце концов каждый раз обнаруживалось, что выглядят они на удивление реальными. Поистине, то была редчайшая, «эдисоновская» случайность, но когда однажды ночью произошел мгновенный всплеск напряженности магнитного поля и иридиево-кобальтовая игла, развернувшись перпендикулярно силовым линиям, медленно начала колебаться… И дело Даже не в самом феномене, а в погоне за ним, потому что когда человек два года подряд преследует цель, настигает ее и патентует солнечный компас, то к этому моменту у него развивается нюх на всякий любопытный запах, не хуже, чем у охотничьей собаки. Рассуждая таким образом, Армстронг примирялся со своей непоседливостью и учился извлекать из нее пользу. Кроме того, у него было еще одно оправдание перед самим собой: он никогда не позволял своему разуму вертеться вокруг какой-нибудь бесполезной и никчемной задачи.

Следующий логический шаг — отстегнуть зелененьких и купить пару добавочных неглупых мозгов. За развлечения нужно платить и не скупиться, иначе шутки могут кончиться плохо — в разгар веселья можно схлопотать удар отравленным кинжалом.