Онлайн чтение книги Мертвое время
26

Криминалисты закончили свою работу в доме его сестры, и оцепление было снято. Шесть часов вечера. Ясное небо. Гэвин Дейли сидел в своем «мерседесе» в конце ведущей к особняку подъездной дорожки.

По обе стороны от дорожки, с небольшим интервалом друг от друга, были установлены желтые полицейские знаки с одинаковой надписью:

Гэвин Дейли распорядился отвезти его к дому. Там он вышел, отпустил шофера, сказав, что вызовет его, когда понадобится возвращаться, обошел дом и поднялся на крыльцо.

Рука заметно дрожала, пока он вставлял ключ в замок; в горле застрял комок.

На пороге старик задержался, словно не решив, хочет ли входить. Но дела не отложишь.

Вечер выдался теплый, и сад полнился птичьими голосами, стрекозами, осами; с соседнего участка доносился шелест разбрызгивателя. Согласно календарю, лето заканчивалось через несколько дней. Сколько их ему отмерено увидеть? Сколько бы он хотел?

И хотел бы вообще?

Все, кого он когда-либо любил, умерли. Мать — под пулями в собственной спальне. Отец — уведен в ночь. Он проводил в могилу двух жен и зятя. И теперь, когда коронер даст разрешение, похоронит сестру.

Гэвин Дейли не знал, сколько осталось лет, прежде чем сын отвезет его на кладбище. Он еще подвижен, несмотря на палку, а благодаря мастерству местного пластического хирурга выглядит лет на двадцать моложе. Проблемы с сердцем решены посредством тройного шунтирования. Правда, теперь появилась стенокардия. Простату ему удалили. Он достиг того, что называют зрелой старостью. Но зрелым себя не чувствовал. Скорее гнилым.

И не сдержавшим слова.

Гэвин Дейли повернул ключ, толкнул дверь и осторожно вошел, ступая на положенные криминалистами подножки. Дом встретил его запахами, от которых печаль только углубилась. Запах старости. Мебельной политуры. Ветшающих тканей. К старым добавились теперь и новые, принесенные экспертами с их химикалиями. Он посмотрел на пустое, более темное, чем остальной пол, место, где десятилетиями стоял красивый столик. Посмотрел на прямоугольники на стенах, где висела собранная сестрой коллекция прекрасных картин. Его окружала тишина, такая давящая, что он ощущал ее как тяжелое пальто на плечах.

Тетя Уна взяла за обыкновение каждое воскресенье водить их с сестрой в церковь. Но ребенком времени на религию у него не находилось. Теперь его было еще меньше. Да, случалось, что он был счастлив. Или, по крайней мере, доволен. Считался одним из крупнейших игроков на поле антиквариата. Ему это нравилось — увлекательно, приятно для самолюбия, новые знакомства. Но над всем этим висело и облако печали — им с Рут так и не удалось завести детей. Имя Дейли останется жить с его сыном-идиотом от первого брака с Шинед.

Теперь, оглядывая окружающую пустоту, он вдруг подумал, что вся жизнь была чем-то вроде плохой шутки. Тестом на выносливость. И если вникнуть во всю эту ветхозаветную муть, то получается, что каждый человек — Иов.

Что ж, по крайней мере одно он сделает наверняка: вернет часы, даже если это будет стоить ему жизни. И для начала поисков у него есть имя. Имя одного паршивца.

Гэвин Дейли прошел в гостиную с бледно-зелеными флокированными стенами, зелеными диванчиками и креслами. И снова тени на стенах. Мраморная каминная полка, на которой стояла когда-то потрясающая статуэтка Джакометти, теперь была пустая, голая, если не считать одной, напоминавшей о счастливых временах фотографии в рамке.

Эйлин, красивая, черноволосая, двадцативосьмилетняя, с любовью своей жизни, Брэдли Уокером, американским пилотом, так похожим на Кэрри Гранта. В августе 1943-го он сидел за штурвалом Б-24, принимавшего участие в грандиозной и провальной операции «Приливная волна», целью которой было уничтожение нефтеперерабатывающих заводов Плоешти, в Румынии. Пятьдесят один бомбардировщик не вернулся тогда на базу, и Брэдли Уокер был в числе пропавших без вести, предположительно погибших.

Долгие годы Эйлин лелеяла надежду, что муж каким-то чудом выжил. Ей удавалось держаться, не падать духом. И у нее это получилось даже лучше, чем у него. Вот тебе и женщины, с грустью думал он. У многих из них внутренних ресурсов оказалось больше, чем у иных мужчин.

Он поднялся по лестнице на площадку, мимо радиатора, прикованной к которому Эйлин оставалась два дня, и вошел в ее спальню. После смерти мужа она поменяла двуспальную кровать на односпальную, смотревшуюся довольно странно в большой комнате, где до сих пор ощущался, пусть и слабо, ее запах. Возле подушки — мистер Стаффикинс, тряпичный одноглазый и одноухий медведь, привезенный сестрой из Нью-Йорка. Не забыть бы положить игрушку в гроб, напомнил он себе и взял с туалетного столика пару длинных черных перчаток от Корнелии Джеймс, чтобы положить их туда же. Эйлин бы это понравилось, подумал он; она всегда полагала, что женщина не может считаться должным образом одетой, пока не наденет перчатки. Он зашел ненадолго в ванную, потом спустился и повернул в ее кабинет.

Сначала Гэвин Дейли еще раз заглянул в стенной сейф — на случай, если вдруг упустил что-то в первый раз. Но там было пусто, и эта темная пустота отдалась в нем болью и гневом. Здесь лежали отцовские карманные часы. Единственная по-настоящему личная вещь, принадлежавшая когда-то ему и оставшаяся у них.

Он сел на стул у бюро орехового дерева. Черная паркеровская ручка в стакане с золотыми буквами HSBC — возможно, давнишний рождественский подарок от банка — на кожаном покрытии. Маленькие, в овальных рамках фотографии мужа, детей и ее самой. В ящиках полным-полно писем, счетов, марок. Чистый лист голубой гербовой бумаги, рядом конверт и незаполненная поздравительная открытка. Письмо, которое она собиралась написать и которое так и останется ненаписанным, и открытка, которая так и не будет послана. Дневника не было; вероятно, его забрали полицейские.

Гэвин Дейли выдвинул один из ящиков и тут же снова почувствовал, вместе со слабым древесным ароматом, ее собственный запах. Порывшись в бумагах, он достал кожаный фотоальбом с фотографиями находящихся в доме особенно ценных вещей. Делали их главным образом для страховой компании. Сестра собрала прекрасные коллекции картин, часов и мебели — все по его совету, — а некоторые вещи он купил для нее сам, по заниженной цене на договорном аукционе.

Гэвин Дейли положил альбом перед собой. Открыл. Первой должна была быть фотография незастрахованных золотых карманных часов «Патек Филип». Часов, которые их отец всегда носил в кармашке жилета. Стекло немного треснуло, головка погнулась, заводной вал застопорился, зубчатое колесико отсоединилось от центрального, и стрелки уже не двигались. Он не видел часы давно, с тех самых пор, как положил их в сейф, но легко мог представить во всех деталях. В последний раз он смотрел на них, чтобы проверить серийный номер, — став экспертом по хронометрам, он понял, что они могут представлять большую ценность. И не ошибся.

Часы оказались очень редкими и даже в нелучшем состоянии стоили сегодня никак не меньше двух миллионов фунтов. В деньгах ни он, ни Эйлин не нуждались и продавать «Патек Филип» не намеревались. Оба хотели сохранить их в том же виде, в каком и получили. Гэвин частенько думал, что вот однажды починит их и будет носить с гордостью, но так и не смог заставить себя совершить такое. Покореженные, они связывали его с отцом, и возможная потеря этой связи пугала.

Он никогда не задавался вопросом, как отец, простой стивидор, обзавелся столь ценной вещью. Скорее всего, украл где-то.

Будучи душеприказчиком сестры, Гэвин знал, что она оставила все — за исключением пожертвований на благотворительность и подарков прислуге — своей внучке. Он смотрел на завещание, и слезы подступали к глазам, а в ушах звучал призрачный голос из прошлого. Как же давно это было.

На манхэттенской пристани, в 1922-м. Он стоял там, маленький мальчик, с сестрой и тетей, когда парнишка в кепке пробился через толпу и сунул ему в руки тяжелый сверток с револьвером, часами и газетной страницей.

Запомни цифры .

Девяносто лет он пытался разгадать загадку — что имел в виду тот парень в кепке? И теперь боялся, что сойдет в могилу, так и не узнав ничего.

Слезы катились по щекам. Его переполняла невыносимая пустота.

«Я верну тебя, — молча пообещал он. — Чего бы это ни стоило, я верну тебя».