Онлайн чтение книги Месть
12

― Кто-то играет со мной в игры, ― сказал я, когда доктор Джеффри Грин закрыл за мной дверь своего кабинета.

Он прошел за свой стол и остановился там, поджидая, пока я не подойду и не встану напротив. Было около пяти часов вечера. Я чувствовал, что мне пора побриться, и не понимал, почему ему не пора. Потом догадался, что он бреется в перерыве между пациентами. Грин всегда имел идеально ухоженный вид.

― У меня десять минут, мистер Фонеска, ― сказал он. ― Если вы хотите договориться о сеансе...

― Нет, я спешу. Согласен на блиц-анализ, ― сказал я. ― Анализ навынос.

Он был в темном костюме. Его клетчатый галстук был безупречен, манера спокойна.

― Я не сажусь и не приглашаю вас сесть, потому что этот разговор будет очень коротким, ― предупредил он. ― Кто-то играет с вами? Если бы я собирался дать вам стандартный ответ «навынос», я бы сказал, что у вас параноидальный синдром. Но я допускаю, что это может быть не так. Кто играет с вами в игры? Какие игры? И почему вы рассказываете об этом мне?

― Хорошо, ― сказал я, кладя ладони на его стол, то есть посягая на стену между ним и пациентом. ― Карл Себастьян нанимает меня, чтобы искать его жену. Он говорит, что она бежала со всеми его деньгами. Причины нет. Объяснения нет. Он просит меня обратиться к вам. Вы не говорите мне почти ничего. Вы ее психиатр. Вы делаете намеки. Посылаете меня в следующий квадрат. Я выбрасываю шестерку. Дальше ход Мелани Себастьян. Она водит за нос меня и моего компьютерщика. Она умна. Может быть, вы помогаете ей в этом. Она объявляет мне, что даст найти себя через несколько дней. Чего я должен ждать? Все это время какой-то тяжеловес ездит за мной по пятам, потом спасает мне жизнь и велит вернуться к поискам Мелани Себастьян. Игра, в которой меня гоняют по полю. Я фишка ― но кто игроки, Грин? Вы и Мелани Себастьян? Растерянный Карл?

― На вас часто такое накатывает? ― спокойно спросил Грин.

― Ничего на меня не накатывает, ― сказал я. ― Последнюю ночь я плохо спал. У меня есть другая работа, более важная, чем поиски Мелани Себастьян. Женщина, к которой я хорошо относился, была убита в моем кабинете. Я могу рассказать очень длинную историю, но вы говорите, у меня только десять минут. Поэтому...

― Сядьте.

Он взвешивал в уме что-то важное, возможно, вопрос о моем душевном здоровье. Я сел. Он поправил галстук, почесал левую бровь.

― Я знаю, где она. Если вы передадите это Карлу Себастьяну, я буду все отрицать. Напрасно он обратился к вам, это действительно их семейная проблема. Она мой пациент и мой друг. Больше я ничего не могу сказать.

― Но вы знаете больше?

Он кивнул.

― Кто этот парень, который спасает меня и настаивает, чтобы я нашел миссис Мелани Себастьян?

― Я не знаю, ― ответил Грин.

― Я очень устал. Я перенервничал. Человек по имени Джон Пираннес ― слышали когда-нибудь? ― только что пытался меня убить. Я должен был бы спросить у этого тяжеловеса, почему он сам не найдет Мелани Себастьян.

― Да, ― согласился Джеффри Грин. ― У нас осталось пять минут.

― Ну?

― Я слышал о Джоне Пираннесе. Лично я с ним незнаком. И вы в самом деле должны были бы спросить этого человека, почему он не пытается сам найти Мелани. Я бы предположил, что он не умеет искать людей, тем более умных людей, которые не хотят, чтобы их нашли.

― Ему, однако, не составило труда найти меня, ― сказал я. ― Можете не комментировать, я принимаю ваш комплимент. Да, я умею искать умных людей, особенно таких, как Мелани Себастьян, которая хочет, чтобы ее нашли, но тогда, когда это будет ей удобно. Я говорю разумные вещи?

― Да, ― подтвердил он.

― Вы с Мелани Себастьян любовники?

― Я из тех, кого называют геями, мистер Фонеска. Я уже говорил вам об этом.

― «Гей» еще значит «веселый». Я никогда не понимал, что в геях веселого. Большинство гомосексуалистов, которых я встречал, были очень улыбчивы, но страдали от депрессии, ― сказал я.

― Как вы?

― Сходство действительно есть, ― согласился я, откидываясь в кресле. Я раздумывал, не попросить ли у него рецепт на транквилизатор. После смерти жены я почти целый год принимал антидепрессанты. Теперь я не был в депрессии ― я был в лихорадке. Вероятно, я производил впечатление напрочь запутавшегося человека. Он протянул руку к блокноту, взял ручку, что-то написал, оторвал листок и протянул его мне. На нем оказалось не название транквилизатора, а две строчки. Я прочел их.

― Игра усложняется, ― сказал я.

― Боюсь, что так. Наше время истекло.

Он встал, и я вслед за ним.

― За последние два дня умерли два человека, оба насильственной смертью, ― сказал я. ― Я не могу играть в игры ради богатых людей, ради вас, Карла Себастьяна, его жены. Я должен заниматься девочкой, которая попала в серьезную беду, а не избалованной богатой беглянкой.

― Вы считаете, что должны найти убийцу? ― спросил он. ― Мистер Фонеска, раскрывать убийства ― дело полиции. У нас больше нет времени.

― Значит, ― я прошел за ним к боковой двери, ― я все-таки не параноик.

― Вообще? Не могу сказать. Но в данном случае, вероятно, нет.

Он открыл дверь. Я сложил записку, которую он мне дал, и сунул ее в карман рубашки.

― Вы позвоните сейчас Мелани? ― спросил я.

― Да, ― ответил он.

Я вышел, и он закрыл за мной дверь.

Синий «Бьюик» стоял на Палм-стрит в полуквартале от меня. Я подумал, не подойти ли к парню, который спас мне жизнь, и не пригласить ли его на чашку кофе и не задать ли ему некоторые вопросы. Но из нашего недолгого общения было очевидно, что он не слишком разговорчив и едва ли станет отвечать.

Я медленно двинулся по Палм и подъехал к конторе Тайсинкера, Оливера и Шварца. Харви был у себя, но, казалось, не очень рад меня видеть. Я протянул ему записку, полученную от Джеффри Грина, и попросил проверить первую позицию.

― Это можно отщелкать за час, даже меньше. ― Харви немного оживился. ― Но сейчас я делаю кое-что для Матта Шварца, так что ответ будет часа через два-три. Тебе в общем виде или с деталями?

― Пока в общем, ― сказал я, ― а детали ― когда у тебя будет время.

― Распечатать я не смогу, не хочу вещественных улик.

― Я надеюсь на твою память.

Харви что-то пробурчал и потянулся за чашкой, из которой свисал хвостик с этикеткой от пакетика чая.

― Она уже не та, что раньше, ― сказал он.

Я не совсем понял, что он имел в виду.

― Кто-то играет со мной в игры, Харви. Точнее, с нами.

― Я люблю игры. ― Он нажал кнопку серой клавиатуры. ― А не люблю твою Мелани Себастьян, которая размахивает у меня перед носом виртуальной конфетой.

Компьютер издал мелодичный звук и проснулся.

― Когда мы закончим, я угощу тебя обедом в любом ресторане по твоему выбору.

― У меня скромные вкусы, Льюис... Хотя это не всегда было так.

― Хорошо. Я позвоню тебе попозже. Ты будешь на месте?

― Я всегда на месте.

― От тебя можно позвонить?

Вторая из подсказок Джеффри Грина состояла из одного имени: Кэролайн Уилкерсон.

Ее номер вместе со всеми остальными номерами и обрывками записей, которые я теперь с трудом мог разобрать, был у меня в маленькой записной книжке в заднем кармане. В трубке раздался ее голос: автоответчик. Я оставил сообщение, сказал, что по-прежнему хочу встретиться с ней еще раз и что я перезвоню.

Затем я набрал рабочий номер Салли. Было довольно поздно, но я представлял себе ее расписание. Она говорила по другой линии, и мне пришлось подождать минуты три.

Харви не обращал на меня внимания. Он отхлебывал чай, смотрел на дисплей, нажимал на клавиши и беседовал со своим компьютером.

Когда Салли наконец подошла, я спросил:

― Как Адель?

― Я поговорила со старшим инспектором. У нас достаточно материалов, чтобы направить ее в колонию для несовершеннолетних. ― Голос у Салли был усталый. ― Боюсь, иначе она сбежит. Я объяснила это Адели. Она и расстроилась, и обрадовалась одновременно. Колония ― место надежное, но там ее долго не продержат. Мы ведь не будем заявлять о нарушениях закона. Изолируем ее, попробуем найти приемных родителей. Будем надеяться, что она не убежит опять и что судья не отправит ее обратно к отцу. Она рассказала мне, что произошло.

― Рассказала?

― Про Спилца, ― сказала Салли. ― Сейчас я пишу отчет. У меня нет выбора, Льюис. Может быть, я потеряю работу или попаду под суд за вмешательство в деле следствия.

― Вы рассказали инспектору?

― Рассказала.

― Я могу пригласить вас на ужин?

― Я не знаю, когда закончу.

― Я не тороплюсь.

― Я обещала детям, что буду ужинать дома, ― сказала она. ― Куплю жареную курицу. Хотите присоединиться?

― Вы думаете, Майклу и Сьюзан это понравится?

― Они нашли вас интересным. ― Она наконец повеселела.

― Дайте мне немного времени, ― сказал я. ― Я приеду и привезу курицу.

― В восемь. Это будет наверняка. Вы случайно не знаете кого-нибудь, кто хотел бы удочерить девочку? Кого-нибудь, кто бы мог и хотел справиться с Аделью? Для этого нужен святой. Нет никого на примете?

― Как будто бы нет.

Харви громко фыркнул. Чаще всего это слово употребляется фигурально, но Харви фыркнул по-настоящему. Перед ним на экране плыл список телефонных номеров.

― Хотя на самом деле, ― добавил я, ― я, кажется, знаю человека, который не отказался бы взять это на себя.

― Назовите мне имя, ― сказала Салли. ― Я передам в отдел, который занимается усыновлением.

― Сначала я должен поговорить с ней, ― сказал я. ― Увидимся в восемь часов.

Я повесил трубку.

Я медлил, уклонялся, тянул время. Теперь, когда я почувствовал, что, кажется, начинаю оживать, во мне стали просыпаться человеческие желания. Например, купить корзину жареной курятины и съесть ее вместе с Салли и ее детьми. Когда Пираннес приказал мне надеть плавки, я вдруг обнаружил, что я уже не тот самоубийца, каким был еще несколько дней назад.

Энн Горовиц несомненно была бы довольна. Я снова чувствовал страх, боль, волнение и тревогу. Похоже, мы одолели тебя, депрессия.

Мне не хотелось сейчас отправляться разговаривать с Дуайтом Хэндфордом. Но встретиться с ним было необходимо.

― Еще пару звонков, ― сказал я, стараясь придумать способ избежать Дуайта.

― Сколько хочешь. ― Перед Харви на экране продолжали скользить какие-то телефонные номера. ― Тым-дым-дым... О-оп-ля!..

― Ты о чем? ― спросил я, нажимая кнопки на телефоне.

― Не твое дело. То есть я хочу сказать, вряд ли тебе это может быть интересно. Но когда я вскрываю такую штучку, это, доложу я вам, почище самого кристального напитка.

― Отлично.

Харви, кажется, менял свою застарелую привычку на другую, более здоровую.

― Чем могу помочь? ― раздался в трубке голос Фло.

В отличие от Харви она не нашла чем восполнить утрату мужа и по-прежнему заливала боль дорогим виски. Сейчас это было слышно по ее голосу.

― Это я, Лью, ― сказал я.

― Ты нашел девчонку?

― Она в полном порядке.

― Это я все просрала, Льюис. Я упустила Берил, из-за меня ее убили. Я бы хотела найти этого-ублюдка и прострелить ему башку, но ведь этим ее все равно не вернешь.

― Извини меня, Фло, ― сказал я, ― я очень жалею, что впутал тебя в это дело.

― Я и не такое видала.

― Можно заехать к тебе сегодня попозже, часов в одиннадцать?

― Разумеется. Ты что-то придумал?

― Придумал, ― ответил я. ― А теперь я должен сказать кое-что обидное.

― Валяй.

― Пожалуйста, перекуси что-нибудь, прими душ и...

― ...и протрезвей, ― закончила она. ― Ладно, но это уговор, а не обещание. Я зареклась давать обещания.

― До встречи в одиннадцать, если я не окажусь за решеткой.

― А можешь оказаться?

― Если это случится, я дам тебе знать.

Я повесил трубку.

Разглядывая цифры на экране, Харви пел им какую-то нежную песенку.

Время подходило к шести. Я набрал еще один номер. Мне ответили, что детектив Вивэз на месте, но он занят. Я попросил женщину, которая подошла к телефону, передать ему, что звонит Льюис Фонеска и хочет поговорить о Тоне Спилце.

― Одну минутку, ― ответила она.

Вивэз взял трубку через несколько секунд.

― Фонеска? Вы хотите прийти и сознаться в двух убийствах? Вы что, убиваете по человеку в день? Бросьте, пожалуйста. Я сейчас занят другим. Вы что-то знаете об убийстве Спилца? Или подождите... Оно что, связано с убийством Берил Три?

― Я думаю, они были совершены одним и тем же человеком, ― сказал я.

― Мне подъехать к вам, или вы приедете?

― Я буду у вас через десять минут. Я тут недалеко.

― Через десять минут, ― сказал он и повесил трубку.

Я похлопал Харви по плечу и пообещал перезвонить ему позже.

― Два открытия за один час. ― Харви был доволен.

Я отправился в полицейский участок на Ринглинг. Синий «Бьюик» следовал за мной. «Интересно, ― думал я, ― какие выводы он делает, отслеживая мой маршрут?» Насколько я мог судить по моему краткому с ним знакомству, богатым воображением он не обладал. Что, возможно, было самым ценным его качеством.

Дежурный в участке спросил меня, знаю ли я, как пройти, и махнул рукой, пропуская меня. В помещении перед кабинетом Вивэза у стены стояла деревянная стремянка, половина стены была покрашена. Столы, стеллажи с папками и стулья были укрыты белой тканью. Непокрытой оставалась скамейка у стены. На ней сидели двое черных мужчин, сцепленных друг с другом наручниками. Один из них выглядел лет на сорок, в костюме, галстуке и с аккуратно подстриженными усами: этакий Эдди Мерфи, не позирующий перед публикой. Глаза его были закрыты. Второй ― молодой, невысокий, в джинсах и синей рубашке, с невыразительным лицом. Увидев меня, он отвернулся.

Вивэз сидел в кабинете за своим столом так, чтобы видеть двоих на скамейке через открытую дверь. Он жестом пригласил меня войти, показал на стул возле своего стола и потер лоб.

― Голова болит, ― сказал он. ― У меня это постоянно. Аллергии, мигрени ― все напасти, какие только существуют.

― Пожалуй, по вас это заметно, ― сказал я, садясь. ― Сегодня я общался еще с одним человеком, который страдает мигренями. С Джоном Пираннесом.

Вивэз перестал тереть лоб.

― Нет уж, давайте-ка сначала о Спилце, ― сказал он. ― Будете кофе?

― Спасибо, нет.

― Кофеин иногда помогает от головной боли. Кола, кофе, таблетки... Эй! ― крикнул он через мое плечо. ― Куда это вы собрались?

Голос позади меня сказал:

― Нам надо в туалет.

― Обоим? ― спросил Вивэз устало.

― Обоим.

― Это может подождать. Ваш адвокат будет с минуты на минуту. Когда он придет, я разрешу ему проводить вас.

Он снова повернулся ко мне.

― Итак, кто же убил Спилца? И откуда вам это известно?

― Дуайт Хэндфорд, ― сказал я. ― Он убил свою жену. Он убил Спилца.

― У вас есть какие-нибудь доказательства, свидетели, вы можете что-то рассказать?

Дверь в соседнюю комнату открылась, и Вивэз крикнул:

― Ты как раз вовремя, Чарли. У твоих клиентов проблемы с мочевым пузырем. Ты проводишь их по коридору? Я звонил в окружную прокуратуру, они выслали человека.

― Кого именно? ― спросил голос позади меня.

― Кажется, Энджи Ферчайлда, ― ответил Вивэз.

― Прекрасно, ― сказал Чарли. ― Я провожу моих клиентов по коридору и обратно.

Дверь позади меня снова открылась и закрылась. Я слышал, как парни в наручниках заговорили между собой, потом голоса стихли.

― Рассказывайте, ― сказал Вивэз.

― Вы видели мое досье на Берил и ее дочь.

― Вот его копия.

― Уличный сутенер с Норт-Трэйл по имени Тилли рассказал мне, что Дуайт Хэндфорд продал Адель Пираннесу. Возражать Тилли не мог. Я поехал к Пираннесу, чтобы это проверить. В квартире оказалась Адель, Пираннеса не было. Она слышала, что ночью приходили какие-то люди. Она находилась в спальне. Услышала выстрел, вышла. Увидела, что Спилц мертв, а остальные скрылись. Я нашел ее в шоке, она вся дрожала. Я накормил ее и отвез к врачу и инспектору по делам несовершеннолетних. Сейчас она, наверно, уже в колонии.

― Продолжайте.

― Я запаниковал. Это было глупо, я должен был позвонить вам, как только нашел тело, но я не мог думать ни о чем, кроме девочки, ― сказал я. ― Я понял свою ошибку около часа назад. Я позвонил вам ― и вот я здесь.

― Кто был ваш спутник, человек, с которым вы ездили к Пираннесу?

― Спутник?

― Пожилой мужчина с длинными волосами, в желтом плаще, ― сказал Вивэз. ― Когда вы позвонили, я взял отчет об этом деле. Вот он. Охранник у ворот сказал, что низкий лысеющий мужчина с грустным лицом ― это, я полагаю, были вы ― и высокий старик с длинными волосами, одетый несмотря на тридцать градусов жары, в плащ, спрашивали Пираннеса сегодня утром. Когда двое жильцов сообщили, что видели этих подозрительных людей, охранник вызвал полицию. Мы приехали в квартиру Пираннеса и нашли тело Спилца. Между нами, не для протокола будь сказано, исчезновение Тони Спилца ― небольшая потеря для человечества. Тридцать восемь арестов в Нью-Джерси, Нью-Йорке и здесь. Две отсидки в Аттике: один раз за рэкет, второй ― за покушение на убийство. Если надо, я могу пожертвовать десять баксов на его похороны. Итак, кто был старик?

― Охранник ошибся, ― отрезал я.

― Ошибся? ― переспросил Вивэз. ― Вы так и скажете, когда будете давать официальные показания: «Охранник ошибся»?..

― Я не знаю, ― сказал я. ― Я посоветуюсь со своим адвокатом. Если со мной и был старик в плаще ― а его не было, ― возможно, у него есть судимость; если бы он и существовал ― а на данный момент его не существует, ― он к этому делу не причастен.

― Я с трудом вас понимаю, ― сказал Вивэз. ― У меня был очень длинный день. Мне нужно выпить кофе. У нас неплохой кофе, особенно если свежесваренный. Вы решительно отказываетесь?

― Выпью немного.

Вивэз тяжело поднялся и вышел, оставив меня размышлять. За то время, что его не было, придумать я ничего не смог. Впрочем, он вернулся очень быстро.

― Как раз только что сварили. ― Он протянул мне большой пенопластовый стакан. Стакан был горячий, кофе черный. ― Я отправил Чарли с его клиентами вниз, чтобы уделить вам все мое внимание.

Он прошел за свой стол, сел и отхлебнул кофе. Я поставил стакан и посмотрел на него.

― Вы начали говорить о том, что сделали какие-то ошибки. И о Джоне Пираннесе.

― Я поехал к Пираннесу.

― Куда?

― У него есть катер, называется «Красавица», стоит в Саннисайде на Лонгбоут.

Вивэз начал записывать.

― Почему вы поехали к нему?

― Вы говорили, что у вас есть дочь такого же возраста, как Адель. Может быть, вы поймете. Я очень сильно рассердился.

― У вас был какой-нибудь план?

― Нет, ― признался я. ― Я хотел сказать ему, чтобы он оставил Адель в покое. А может быть, он сообщил бы мне, что Тони Спилца убил Дуайт Хэндфорд.

― Блестяще, ― проговорил Вивэз, отхлебывая еще кофе. ― Разумеется, он согласился оставить Адель в покое и сознался, что либо убил Спилца сам, либо видел, как это сделал Дуайт Хэндфорд.

― Увы, ― вздохнул я, разглядывая свой стакан. Вивэз сказал правду. Кофе был хорош.

― Вы быстро обнаружили, что Пираннес умнее вас.

― Да.

― И что у него очень короткий фитиль.

― Да.

― Теперь моя очередь исповедаться, Льюис, ― произнес он театральным шепотом. ― Пираннес умнее и меня тоже. Он очень ловкий человек. На него работают лучшие адвокаты, и у нас ничего на него нет. Мы разыщем его, придем к нему, или, может быть, он сам придет к нам. У него будет чудесная история о том, где он был, когда убили Спилца, и история еще лучше о том, как Спилц оказался в его квартире. Мы знаем, какими делами и с кем занимается Пираннес, но у нас нет никаких улик, и вы ничего мне не сообщили.

― Он пытался убить меня. По крайней мере, планировал.

Вивэз покачал головой, как бы говоря: «А чего еще ты ждал, идиот?»

― Он велел мне надеть плавки и дал понять, что собирается утопить меня в бухте. Я не умею плавать.

― Вы рассердили его. Мы хорошо знаем, что он не любит, когда его сердят, и что те, кто доставлял ему неприятности, отправились плавать в залив или в бухту и не добрались до берега. Он прямо сказал, что собирается убить вас?

― Нет.

― Да это и не важно, ― проговорил Вивэз. ― У нас нет ничего, кроме ваших слов. Что еще вы можете сообщить?

― Пираннес сказал мне, что у него есть алиби на время убийства Спилца, что вчера вечером он не был в своей квартире и может это доказать.

― Он мог бы это доказать, даже если бы он там был, ― сказал Вивэз. ― Что еще?

― На катере вместе с ним был парень по имени Мэнни.

Вивэз записал.

― Мэнни Гузман. Дальше?

― Он ждал женщину на ланч.

― Богатая информация, Льюис. А как вам удалось уйти от Пираннеса?

― Повезло, ― сказал я.

Вивэз на минуту задумался. Мы оба отпили кофе. Я чувствовал себя немного лучше.

― Как ваша голова?

― Отпустило, ― сказал он. ― Итак, мы ищем Пираннеса весь день. Вы находите тело в чужой квартире. Отправляетесь на поиски ее хозяина. Пираннес сейчас, возможно, по-прежнему на катере, может быть, вернулся в квартиру. Она опечатана, но у него есть ключ, и он может заявить, что ничего не знает. Может быть, девчонка врет. Может быть, она видела, как ее отец, или Пираннес, или Мэнни убил Спилца, но боится признаться?

― Я не знаю, ― сказал я. ― Вряд ли.

― Я поговорю с ней, черт возьми. Утром. А сейчас я отправлюсь домой, поцелую жену, поругаюсь с детьми.

― А я?

― Отойдете в сторону, оставив при себе свои показания, ― сказал он, вставая и допивая свой кофе. Затем он посмотрел на меня долгим взглядом и добавил: ― Вы пытались защитить ребенка. Поезжайте домой. Затаитесь. По этой истории вас ни в чем не обвинят. Но если я обнаружу, что вы лжете, вам будет предъявлено обвинение по всем возможным статьям.

― Я не лгу, ― заверил я.

Свой кофе я не допил.

― Я тоже думаю, что вы говорите правду, но я видел лжецов, которые искренне верили в то, что рассказывали, и убеждали меня. Поезжайте домой.

Домой я не поехал.

― Кентукки-фрай, ― сказала Сьюзан Поровски, открыв дверь и увидев меня с двумя пакетами.

― Это подходит? ― спросил я.

― Если с кукурузой и пюре с подливкой. Корочка хрустящая?

― Более или менее.

Она потянула к себе один пакет и сунула в него нос.

― А нельзя ли мне войти?

Она взяла тот пакет, в который заглядывала, и провела меня в квартиру.

― Мама уже дома?

― А это капуста? ― спросила она, проводя меня через гостиную к столу в столовой.

― Капуста.

― Терпеть не могу.

Мы начали распаковывать свертки. Сьюзан, казалось, что-то ищет.

― А это что?

― Курица без корочки для твоей мамы. Она не ест жареную курицу.

― Я знаю. Но обычно она просто снимает корочку.

Мы разложили еду, бумажные тарелки, салфетки, расставили стаканы. Рядом с бутылкой колы поместился диетический «Сэвен ап».

― Так мамы нет дома?

― Нет. Она звонила. Сказала, что если вы придете раньше, то чтобы мы подождали десять минут, а потом садились за стол без нее.

― А твой брат?

― Майк обитает в ванной.

― То есть он сейчас в ванной?

― Именно. ― Она кивнула. ― Когда он не в ванной, он смотрит телевизор, читает, ходит с приятелями на фильмы для взрослых или играет в баскетбол. Я тоже играю в баскетбол. И еще я играю на блок-флейте. Хотите послушать?

Я сел за стол.

― Может быть, после обеда.

― Вы думаете, я не умею играть по-настоящему?

― Думаю, что умеешь, не знаю только, насколько хорошо. Я играю на губной гармошке, на мой взгляд вполне прилично, но слушатели почему-то другого мнения.

― Она у вас с собой?

― Нет, я не играл с тех пор, как... Давно не играл.

Она села напротив меня.

― Это потому, что вы несчастливы.

― Ты очень мудрая для ребенка, который не прожил и одной жизни.

― Что-что?

― Это из «Дракулы».

― Я не помню этого места. Я не знаю, чем еще вас занять. Мама сказала, чтобы я вас развлекала.

― Ты отлично справляешься.

Из ванной вышел Майк.

― Кентукки-фрай. Кайф! ― провозгласил он.

― Привет, ― сказал я.

― Привет. ― Он потянулся за ножкой.

― Подожди маму, ― сказала Сьюзан.

― Я жутко голодный. Съем одну и буду ждать.

― Разве борги едят? ― спросил я.

Он задумался, постукивая куриной ножкой по пальцу.

― Какие еще борги? ― живо поинтересовалась Сьюзан.

― Это такие вроде зомби, в «Звездном пути», ― объяснил Майк.

― Я не люблю «Звездный путь», ― сообщила она мне. ― Мой отец был очень высокий. Мама считает, что Майк похож на него и будет большого роста. Он уже довольно здоровый.

― Я думаю, что борги не едят, потому что они почти машины, ― заключил Майкл. ― Действительно, хороший вопрос.

― Я не люблю остывшее пюре, ― пискнула Сьюзан.

― Можно будет разогреть в микроволновке. ― Майк взглянул на меня. ― Можно задать вам один вопрос? Если только вы не обидитесь.

― Задавай, ― сказал я.

― Вы ухаживаете за нашей матерью?

― Майк! ― воскликнула Сьюзан.

― Ничего страшного, ― сказал я. ― Нет, не ухаживаю. Я не хочу вам врать. Если мы и дальше будем видеться, то это возможно, но пока мы просто знакомые. Моя жена погибла четыре года назад в автокатастрофе. С тех пор я... Ты понимаешь?

Он буркнул, что понимает, и занялся куриной ножкой. Дверь в гостиную открылась, и вошла Салли, держа в одной руке черную полотняную сумку, а в другой портфель.

― Извините меня, ― сказала она.

Она подошла к детям, поцеловала Сьюзан в щеку, Майка в макушку и посмотрела на стол.

― Какая красота! Я голодная как волк.

― Он взял для тебя без корочки, ― сообщила Сьюзан.

― Тогда чего же мы ждем?

Мы ели и болтали, в основном о пустяках. Дети прощупывали меня, я отшучивался. Салли слушала, смотрела. Я не забывал ни о том, что происходит снаружи, ни о том, что глубоко внутри меня, но мне было очень хорошо.

― Как здорово, что не надо мыть посуду, ― сказала Салли, когда мы закончили.

Пока я упаковывал остатки курицы в один контейнер, чтобы убрать его в холодильник, Сьюзан принесла пакет для мусора. В квартире не было укромного места, но был маленький балкончик с тремя стульями и телескопом. Майк и Сьюзан сели перед телевизором, а мы с Салли вышли на балкон. Я все ей рассказал.

― Иногда мне кажется, что некоторых людей я застрелила бы, если бы могла. Первый из них ― Дуайт Хэндфорд. И дело ведь в том, что Адель действительно могут отправить обратно к нему, и я не в состоянии им помешать. Я знаю, что он сделал с ней и будет продолжать делать. В суде знают, что он сделал со своей племянницей. Я ни разу не била своих детей, я никого никогда не ударила и никогда не держала пистолета в руках, но такие люди, как Хэндфорд, пробуждают во мне желание пойти в один из оружейных магазинов этого города.

― А Пираннес? ― спросил я.

― Пираннес тоже, ― сказала она.

― А у меня, может быть, найдется приемная мать для Адели. Если только моя кандидатка пройдет ваши тесты.

― Не я их придумала.

― Ее зовут Флоренс Зинк. Она богата. Она пьет, ругается, но она хорошая женщина. У нее крутой характер. Вы не хотели бы встретиться с ней?

― Когда?

― Сегодня.

― Я не могу бросить детей. Давайте завтра. Оставьте мне номер, я скажу, чтобы ей позвонили.

― А я, ― произнес я, вставая, ― поеду поговорю с ней. Кто смотрит на звезды?

― Мы все. ― Она дотронулась до телескопа на высокой треноге. ― Я смотрю, когда дети ложатся спать. Это напоминает мне о том, какие мы крошечные.

― Вам нравится об этом помнить?

― Иногда мне приятнее думать, что происходящее на земле не так уж важно и надо радоваться тому, что у нас есть. А потом я отрываюсь от звезд и возвращаюсь к Аделям и Дуайтам Хэндфордам. Сегодня мне нужно еще написать отчет.

Майк и Сьюзан смотрели неизвестный мне сериал. Салли проводила меня до двери.

― Почему кондитерские «Бэби Рут» так называются? ― спросил я детей.

― Это очень просто, ― отозвалась Сьюзан. ― Так звали толстого бейсболиста, который выбивал все хоум-раны до Марка Макгуайра.

Майк изобразил жест типа «эх, балда», но до комментария не снизошел.

― Нет, ― сказал я. ― Когда Гровер Кливленд стал президентом Соединенных Штатов, он женился, и его жена родила дочку, очень крупную девочку, которую назвали Рут. После этого появились куклы по имени Бэби Рут и кондитерские с названием «Бэби Рут».

― Я обязательно расскажу завтра Мегги и Шайне, ― сказала Сьюзан. ― Вы знаете столько всякой всячины!

― Да, ― согласился я. ― Всякой всячины.

Салли вышла со мной на площадку и прикрыла дверь.

― Вы хороший человек, Льюис, ― сказала она и поцеловала меня с искренностью, хотя и без страсти, взяв мои руки в свои.

― Спасибо, ― ответил я. ― Я поговорю с вами про Адель завтра.

― Майк уезжает на выходные на баскетбольные сборы, а Сьюзан останется в субботу у своей подруги Мегги, ― сказала она.

― В субботу, ― повторил я.