Онлайн чтение книги Метаморфозы
КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ

        Но возникает вопрос, кто б мог столь великого груза

        Бремя нести и такого царя унаследовать скипетр.

        Первый в решеньях тогда — глас общий народа — назначил

        Славного Нуму. Ему недостаточно было, однако,

5      Ведать сабинов устав; он широкой душою иного

        Жаждал — начал искать о природе вещей наставлений.

        Новой заботой влеком, родные он Курии бросил;

        В город направился тот, Геркулеса когда-то принявший.

        И на вопрос его, кто был греческих стен становитель

10    На италийских брегах, ответил один из старейших

        Жителей тамошних мест, старинные помнивший годы:

        Есть преданье, что сын богатый Юпитера с моря

        На иберийских конях к берегам Лакиния прибыл

        Счастливо; стали бродить по мягким стада луговинам,

15    Сам же в дом он вошел к Кротону, под гостеприимный

        Кров и по долгим трудам вкушал там заслуженный отдых.

        А уходя, предсказал: «Со временем будет построен

        Город внуками здесь», — и были верны предсказанья.

        Некогда в Аргосе жил рожденный Алемоном некто

20    Мискел, — в те времена олимпийцам любезнейший смертный.

        Раз, наклонившись над ним, отягченным тяжелой дремотой,

        Палиценосец сказал: «Оставь-ка родные пределы,

        К дальнему Эзару путь держи, к каменистому устью!»

        Если ж не внимает приказ, угрожал ему многим и страшным

25    И одновременно прочь и виденье и сон отлетели.

        Алемонид поднялся и с притихшей душой вспоминает

        Сон, и борются в нем два разные долго решенья:

        Бог велит уходить, а законы уйти запрещают, —

        Смертною казнью казнят пожелавшего родины новой.

30    Светлое солнце главу лучезарную спрятало в море,

        Ночь же главу подняла, венчанную звезд изобильем.

        Бог появляется вновь и свои повторяет веленья;

        Если ж не внимет приказ, — грозит ему большим и худшим.

        Мискела страх обуял, и решил он родимых пенатов

35    К новым местам перенесть; возник тут в городе ропот,

        И обвиняли его в нарушенье закона. Дознанье

        Кончили судьи; вина без свидетелей всем очевидна.

        К вышним тогда обратил и уста и ладони несчастный:

        «О, по веленью небес двенадцать трудов совершивший,

40    Ныне молю, — помоги! Ведь ты — преступленья виновник».

        Древний обычай там был, по камешкам белым и черным,

        Брошенным в урну, решать, казнить или миловать должно.

        Вынесли и на сей раз решенье печальное: черный

        Камешек всеми подряд опускается в грозную урну.

45    Но, для подсчета камней лишь ее опрокинули, видят, —

        Всех до единого цвет из черного сделался белым!

        Белых наличье камней оправдательных — дар Геркулеса —

        Алемонида спасло. Он отца Амфитрионида

        Благодарит и плывет Ионийским морем с попутным

50    Ветром;[593]сл. Тарент и другие упоминаемые здесь местности находятся в Южной Италии. уже и Тарент минует он лакедемонский,

        Уж Сибарид в стороне остается, Нерет салентинский,

        Также Турнийский залив и Темеса и Япига нивы.

        Все эти земли пройдя, берегов не теряя из виду,

        Мискел нашел наконец вещаньем указанный Эзар.

55    Неподалеку был холм, — святые Кротоновы кости

        Там покрывала земля. Он в этой земле по веленью

        Стены возвел и нарек Кротоновым именем город.

        Верным преданием так утверждается место, где новый

        Город греками был в италийских основан пределах.

60    Был здесь из Самоса муж. Однако он Самос покинул,

        С ним и самосских владык. Ненавидя душой тиранию,

        Сам он изгнанье избрал. Постигал он высокою мыслью

        В далях эфира — богов; все то, что природа людскому

        Взору узреть не дает, увидел он внутренним взором.

65    То же, что духом своим постигал он с бдительным тщаньем,

        Все на потребу другим отдавал, и толпы безмолвных,

        Дивным внимавших словам — великого мира началам,

        Первопричинам вещей, — пониманью природы учел он:

        Что есть бог; и откуда снега; отчего происходят

70    Молнии — бог ли гремит иль ветры в разъявшихся тучах;

        Землю трясет отчего, что движет созвездия ночи;

        Все, чем таинственен мир. Он первым считал преступленьем

        Пищу животную. Так, уста он ученые первый

        Для убеждений таких разверз, — хоть им и не вняли:

75    «Полноте, люди, сквернить несказанными яствами тело!

        Есть на свете и хлеб, и плоды, под которыми гнутся

        Ветви древесные; есть и на лозах налитые гроздья;

        Сладкие травы у вас, другие, что могут смягчиться

        И понежнеть на огне, — у нас ведь никто не отымет

80    Ни молока, ни медов, отдающих цветами тимьяна.

        Преизобилье богатств земля предлагает вам в пищу

        Кроткую, всем доставляет пиры без буйства и крови.

        Звери — те снедью мясной утоляют свой голод; однако

        Звери не все: и конь и скотина травою лишь живы.

85    Те ж из зверей, у кого необузданный нрав и свирепый, —

        Тигры, армянские львы с их злобой горячей, медведи,

        Волки лютые — тех кровавая радует пища.

        Гнусность какая — ей-ей! — в утробу прятать утробу!

        Алчным телом жиреть, поедая такое же тело,

90    Одушевленному жить умерщвлением одушевленных!

        Значит, меж стольких богатств, что матерью лучшей, землею,

        Порождены, ты лишь рад одному: плоть зубом жестоким

        Рвать на куски и терзать, возрождая повадки Циклопов?

        Значит, других не губя, пожалуй, ты даже не мог бы

95    Голод умиротворить неумеренно жадного чрева?

        Древний, однако же, век, Золотым называемый нами,

        Только плодами дерев да травой, землей воспоенной,

        Был удовольствован; уст не сквернил он животною кровью.

        Птицы тогда, не боясь, безопасно летали под небом

100 И по просторам полей бродил неопасливо заяц;

        За кровожадность свою на крюке не висела и рыба.

        Не было вовсе засад, никто не боялся обмана,

        Все было мирно тогда. Потом, меж смертными первый, —

        Кто — безразлично — от той отвратился еды и впервые

105 В жадное брюхо свое погружать стал яства мясные.

        Он преступлению путь указал. Зверей убиеньем

        Часто бывал и дотоль согреваем клинок обагренный.

        Не было в этом вины: животных, которые ищут

        Нас погубить, убивать при всем благочестии можно, —

110 Именно лишь убивать, но не ради же чревоугодья!

        Дальше нечестье пошло; и первою, предполагают,

        Жертвою пала свинья за то, что она подрывала

        Рылом своим семена, пресекая тем года надежду.

        После козел, объедавший лозу, к алтарю приведен был

115 Мстителя Вакха: двоим своя же вина повредила.

        Чем провинились хоть вы, скот кроткий, овцы, на пользу

        Людям рожденные, им приносящие в вымени нектар?

        Овцы, дающие нам из собственной шерсти одежды,

        Овцы, жизнью своей полезные больше, чем смертью?

120 Чем провинились волы, существа без обмана и злобы, —

        Просты, безвредны всегда, рождены для труда и терпенья?

        Неблагодарен же тот, недостоин даров урожая,

        Кто, отрешив вола от плуга кривого, заколет

        Пахаря сам своего; кто работой натертые шеи,

125 Коими столько он раз обновлял затвердевшую ниву,

        Столько и жатв собирал, под ударом повергнет секиры!

        Мало, однако, того, что вершится такое нечестье, —

        В грех вовлекли и богов; поверили, будто Всевышний

        Трудолюбивых быков веселиться может закланью!

130 Жертва, на ней ни пятна, наружности самой отменной, —

        Пагубна ей красота! — в повязках и золоте пышном

        У алтаря предстоит и, в незнанье, молящему внемлет;

        Чувствует, как на чело, меж рогов, кладут ей колосья, —

        Ею возделанный хлеб, — и, заколота, окровавляет

135 Нож, который в воде, быть может, приметить успела.

        Тотчас на жилы ее, изъяв их из тела живого,

        Смотрят внимательно, в них бессмертных намеренья ищут!

        И почему человек столь жаждет еды запрещенной?

        Так ли себя насыщать вы дерзаете, смертные? Полно!

140 О, перестаньте, молю. Прислушайтесь к добрым советам!

        Если кладете вы в рот скотины заколотой мясо,

        Знайте и чувствуйте: вы своих хлебопашцев едите.

        Бог мне движет уста, за движущим следовать богом

        Буду, как то надлежит. Я Дельфы свои вам открою,[594] Дельфы — т. е. свое собственное прозренье.

145 Самый эфир, возвещу я прозренья высокого духа;

        Буду великое петь, что древних умы не пытали,

        Скрытое долго досель. Пройти я хочу по высоким

        Звездам; хочу пронестись, оставивши землю, обитель

        Косную, в тучах; ступать на могучие плечи Атланта.

150 Розно мятущихся душ, не имеющих разума, сонмы

        Издали буду я зреть. Дрожащих, боящихся смерти,

        Ныне начну наставлять и судеб чреду им открою.

        О человеческий род, страшащийся холода смерти!

        Что ты и Стикса, и тьмы, что пустых ты боишься названий, —

155 Материала певцов, — воздаяний мнимого мира?

        Ваши тела — их сожжет ли костер или время гниеньем

        Их уничтожит — уже не узнают страданий, поверьте!

        Души одни не умрут; но вечно, оставив обитель

        Прежнюю, в новых домах жить будут, приняты снова.

160 Сам я — помню о том — во время похода на Трою

        Сыном Панфеевым был Эвфорбом,[595]слл. Об этом же говорит и Гораций («Оды», I, 28). которому прямо

        В грудь засело копье, направлено младшим Атридом.

        Щит я недавно узнал, что носил я когда-то на шуйце, —

        В храме Юноны висит он в Абантовом Аргосе ныне.

165 Так: изменяется все, но не гибнет ничто и, блуждая,

        Входит туда и сюда; тела занимает любые

        Дух; из животных он тел переходит в людские, из наших

        Снова в животных, а сам — во веки веков не исчезнет.

        Словно податливый воск, что в новые лепится формы,

170 Не пребывает одним, не имеет единого вида,

        Но остается собой, — так точно душа, оставаясь

        Тою же, — так я учу, — переходит в различные плоти.

        Да не поддастся же в вас благочестие — жадности чрева!

        О, берегись, говорю, несказанным убийством родные

175 Души из тел изгонять! Пусть кровь не питается кровью.

        Раз уж пустился я плыть по открытому морю и ветром

        Парус напружен, — скажу: постоянного нет во вселенной,

        Все в ней течет — и зыбок любой образуемый облик.

        Время само утекает всегда в постоянном движенье,

180 Уподобляясь реке; ни реке, ни летучему часу

        Остановиться нельзя. Как волна на волну набегает,

        Гонит волну пред собой, нагоняема сзади волною, —

        Так же бегут и часы, вослед возникая друг другу,

        Новые вечно, затем что бывшее раньше пропало,

185 Сущего не было, — все обновляются вечно мгновенья.

        Видишь, как, выйдя из вод, к рассвету тянутся ночи,

        Ярко сияющий день за черною следует ночью.

        Цвет не один у небес в то время, как, сковано дремой,

        Все в утомлении спит; иль в час, когда Светоносец

190 Всходит на белом коне; тогда ли, когда на рассвете

        Паллантиада весь мир, чтобы Фебу вручить, обагряет.

        Даже божественный щит, подымаясь с земли преисподней,

        Ал, возникая, и ал, скрываясь в земле преисподней,

        Но белоснежен вверху затем, что природа эфира

195 Благоприятнее там и далеко земная зараза.

        Также Дианы ночной не может остаться единым

        Облик, меняется он постоянно со сменою суток:

        Месяц растущий крупней, а месяц на убыли — меньше.

        Что же? Не видите ль вы, как год сменяет четыре

200 Времени, как чередом подражает он возрастам нашим?

        Маленький он, сосунок, младенческим летам подобен

        Ранней весной; ярка и нежна, еще сил не набравшись,

        Полнится соком трава, поселян услаждая надеждой;

        Все в это время цветет; в цветах запестрел, улыбаясь,

205 Луг благодатный; но нет еще в зелени зрелости должной.

        В лето потом переходит весна, в могучую пору;

        Сильным стал юношей год, — мощнее нет времени года,

        Нет плодовитей его, бурнее в году не бывает.

        Осень наступит затем, отложившая юную пылкость,

210 Зрелая, кроткая; год — не юноша, но и не старец —

        Станет умерен, — меж тем виски сединою кропятся.

        После старуха зима приближается шагом дрожащим,

        Вовсе волос лишена иль с седыми уже волосами…

        Также и наши тела постоянно, не зная покоя,

215 Преобращаются. Тем, что были мы, что мы сегодня,

        Завтра не будем уже. Был день, мы семенем были

        И — лишь намек на людей — обитали у матери в лоне.

        Руки искусные к нам приложила природа; и, видя,

        Что утесняется плод беременной матери чревом,

220 Скрытые в нем, в воздушный простор их выводит из дома.

        Вот, появившись на свет, лежит без силы младенец;

        Четвероногий почти, как зверь, влачит свои члены.

        Вот понемногу, дрожа, на ступне, пока не окрепшей,

        Начал стоять, но еще поддержки требует. Вскоре

225 Он уже силен и скор. Но поприще юности краткой

        Пройдено. Вот и года миновали срединные также,

        И по наклону уже несется он к старости шаткой.

        Жизнь подрывает она; разрушаются прежние силы.

        Старый заплакал Милон[596] Милон — современник Пифагора, знаменитый атлет., увидев, что стали бессильны

230 Мощные руки его, что, дряблые, виснут, — когда-то

        Тяжкою крепостью мышц с Геркулесовой схожие дланью.

        Плачет и Тиндара дочь, старушечьи видя морщины

        В зеркале; ради чего — вопрошает — похищена дважды?

        Время — свидетель вещей — и ты, о завистница старость,

235 Все разрушаете вы; уязвленное времени зубом,

        Уничтожаете все постепенною медленной смертью.

        Не пребывает и то, что мы называем стихией.

        Вас научу измененьям стихий, приготовьте вниманье.

        Вечный содержит в себе четыре зиждительных тела

240 Мир. Два тела из них отличаются тяжестью, в область

        Нижнюю их — то земля и вода — все собственный тянет.

        У остальных же у двух нет веса, ничто не гнетет их;

        Воздух летит в высоту и огонь, что воздуха чище.

        И хоть далеко они отстоят друг от друга, однако

245 Все происходит из них и в них же возвратится.

        Чистую воду земля испаряет, редея в просторе,

        Воздухом станет вода; а воздух, тяжесть утратив,

        Сам растворившись еще, вновь вышним огнем засверкает.

        Все обращается вспять, и круг замыкается снова.

250 Ибо, сгущаясь, огонь вновь в воздух густой переходит,

        Воздух — в воду; земля из воды происходит сгущенной.

        Не сохраняет ничто неизменным свой вид; обновляя

        Вещи, одни из других возрождает обличья природа.

        Не погибает ничто — поверьте! — в великой вселенной.

255 Разнообразится все, обновляет свой вид; народиться —

        Значит начать быть иным, чем в жизни былой; умереть же —

        Быть, чем был, перестать; ибо все переносится в мире

        Вечно туда и сюда: но сумма всего — постоянна.

        Мы полагать не должны, что длительно что-либо может

260 В виде одном пребывать: от Железного так к Золотому

        Вы перешли, о века; так и мест меняются судьбы;

        Зрел я: что было землей крепчайшею некогда, стало

        Морем, — и зрел я из вод океана возникшие земли.

        От берегов далеко залегают ракушки морские,

265 И на верхушке горы обнаружен был якорь древнейший:

        Поле весенний поток, стремясь, обращает в долину;

        Видел и то, как гора погрузилась от паводка в море.

        Прежде болотистый край высыхает пустыней песчаной;

        Жажду терпевший меж тем от болота стоячего влажен.

270 Новые здесь родники исторгает природа, другим же

        Путь закрывает она; в содроганиях древнего мира

        Множество рек полилось, но как их засыпалось много![597]слл. Перечисляются реки в Греции и Малой Азии.

        Также и Лик, например, зиянием почвенным выпит,

        Снова выходит вдали, из иного родится истока.

275 Так, то вбираем землей, то опять исторгаем из бездны,

        Мощный поток Эразин возвращен арголийской равнине.

        Передают, что и Миз, наскучив своим исхожденьем

        И берегами, течет по-иному и назван Каиком.

        Там же теперь Аменан пески сицилийские катит

280 Волнами, а иногда, лишившись источников, сохнет.

        Воду Анигра-реки все пили когда-то, теперь же

        Не пожелают вкусить, с тех пор как — если хоть малость

        Все-таки можно певцам доверять — в них мыли кентавры

        Раны, что луком нанес Геркулес им Палиценосец.

285 Что ж? А Гипанис-река, в горах возникающий скифских,

        Пресный сначала, потом не испорчен ли солью морскою?

        Волнами были кругом охвачены Тир финикийский,

        Фар и Антисса; из них ни один уже ныне не остров.

        Материковой была для насельников древних Левкада, —

290 Ныне — пучины кругом. Говорят, и Занклея смыкалась

        Прежде с Италией, но уничтожило море их слитность

        И, оттолкнув, отвело часть суши в открытое море.

        Ежели Буру искать и Гелику, ахейские грады, —

        Их ты найдешь под водой; моряки и сегодня покажут

295 Мертвые те города с погруженными в воду стенами.

        Некий находится холм у Трезены Питфеевой, голый.

        Вовсе лишенный дерев, когда-то равнина, всецело

        Плоская, ныне же — холм. Ужасно рассказывать: ветры,

        Сильны и дики, в глухих заключенные недрах подземных,

300 Выход стремясь обрести, порываясь в напрасном усилье

        Вольного неба достичь и в темнице своей ни единой

        Щели нигде не найдя, никакого дыханью прохода,

        Землю раздули холмом; подобно тому как бычачий

        Ртом надувают пузырь иль мех, который сдирают

305 С зада пасущихся коз. То вздутье осталось и ныне,

        Смотрит высоким холмом и за много веков отвердело.

        Много примеров тому, известных иль слышанных вами, —

        Несколько лишь приведу. А разве вода не меняет

        Наново свойства свои? Средь дня, о Аммон[598] Аммон. — Об источнике Аммона подробно говорит Лукреций в VI кн. «О природе вещей». Вообще изложение Овидия основано здесь, вероятно, на тех же данных, что и у Лукреция. рогоносный,

310 Струи студены твои, на заре и закате — горячи.

        Передают, что древесный кусок от воды Атаманта

        Вдруг загорается в дни, когда лунный ущерб на исходе.

        Есть у киконов река, — коль испить из нее, каменеют

        Сразу кишки; от нее покрываются мрамором вещи.

315 Кратид-река и Сибара, полям пограничная нашим, —

        Те придают волосам с янтарем и золотом сходство.

        Но удивительно то, что такие встречаются воды,

        Свойство которых — менять не только тела, но и души.

        Кто не слыхал про родник Салмакиды с водой любострастной?

320 Или про свойство озер эфиопских? Кто выпьет глоток их,

        Бесится или же в сон удивительно тяжкий впадает.

        Если же кто утолит из криницы Клитория жажду,

        Недругом станет вина и к чистой воде пристрастится, —

        То ли противная в ней вину горячащему сила,

325 То ль Амитаона сын, по преданиям жителей местных,

        После того, как унял он неистовство Претид безумных

        Помощью трав и заклятий, потом очищения средства

        В воду криницы метнул, — с тех пор ей вино ненавистно.

        Свойство иное совсем у воды из Линкестия. Если

330 Кто-нибудь станет ее пропускать неумеренно в горло,

        То закачается так, будто цельным вином опьянился.

        Есть в аркадской земле водоем — Фенеон у древнейших —

        С двойственной странно водой, которой ночами страшитесь!

        Ночью вредна для питья; днем пить ее можно безвредно.

335 Так у озер и у рек встречаются те иль другие

        Разные свойства. Был век — Ортигия плавала в море,

        Ныне ж на месте стоит. Аргонавтов страшили когда-то

        Сшибкою пенистых волн разнесенные врозь Симплегады, —

        Ныне недвижны они и способны противиться ветрам.

340 Так же, горящей теперь горнилами серными, Этне

        Огненной вечно не быть: не была она огненной вечно.

        Если земля — это зверь, который живет и имеет

        Легкие, в разных местах из себя выдыхающий пламя, —

        Может дыханья пути изменить он, особым движеньем

345 Щели одни запереть, а другие открыть для прохода.

        Ныне пусть в недрах земли запертые летучие ветры

        Мечут скалу о скалу и материю, что заключает

        Пламени семя, она ж порождает огонь, сотрясаясь, —

        Недра остынут, едва в них ветры, смирившись, затихнут.

350 Если же быстрый пожар вызывается мощною лавой,

        Желтая ль сера горит незаметно струящимся дымом, —

        Время придет все равно, и земля уже снеди богатой

        Не предоставит огню, истощит она силы за век свой,

        И недостанет тогда пропитания алчной природе,

355 Голод не стерпит она и, заброшена, пламя забросит.

        В Гиперборейском краю, говорят, есть люди в Паллене, —

        Будто бы тело у них одевается в легкие перья,

        Стоит лишь девять им раз в озерко погрузиться Тритона.

        Впрочем, не верю я в то, что женщины скифские, ядом

360 Тело себе окропив, достигают такого ж искусства.

        Но ведь должны доверять мы явленьям, доказанным точно:

        Ты не видал, как тела, полежав в растопляющем зное,

        Мало-помалу загнив, превращаются в мелких животных?

        Сам ты попробуй, зарой бычачью, по выбору, тушу;

365 Дело известное всем: из гниющей утробы родятся

        Пчел-медоносиц рои; как их произведший родитель,

        В поле хлопочут, им труд по душе, вся забота их — завтра.

        Шершней воинственный конь порождает, землею засыпан.

        Если округлых клешней ты лишишь прибрежного краба,

370 А остальное в земле погребешь, то из части зарытой

        Выйдет на свет скорпион, искривленным хвостом угрожая.

        Знаем и гусениц, лист оплетающих нитью седою;

        Так же и эти — не раз то жители сел наблюдали —

        Bид свой меняют потом, в мотылей превращаясь могильных.

375 Тина из скрытых семян производит зеленых лягушек.

        Их производит без лап; для плаванья годные ноги

        Вскоре дает; чтоб они к прыжкам были длинным способны,

        Задние лапы у них крупней, чем передние лапы.

        И медвежонок: родясь, он первые дни еле-еле

380 Жив, он лишь мяса кусок, — но мать его лижет и членам

        Форму дает, и малыш получает медвежью наружность.

        Иль не видал ты, как пчел медоносных приплод, заключенный

        В шестиугольных домах восковых, без членов родится,

        Как он и лапы поздней, и крылья поздней получает?

385 Птица Юноны сама, на хвосте носящая звезды,

        Голубь Венеры и сам Юпитера оруженосец,

        Птицы пернатые все из яичной середки родятся, —

        В это поверит ли кто? Кто, зная, тому не поверит?

        Мнение есть, что, когда догниет позвоночник в могиле,

390 Мозг человека спинной в землю превратится. Однако

        Все эти твари одна от другой приемлют зачатки;

        Только одна возрождает себя своим семенем птица:

        «Феникс» ее ассирийцы зовут; не травою, не хлебом, —

        Но фимиама слезой существует и соком амома.

395 Только столетий он пять своего векованья исполнит,

        Тотчас садится в ветвях иль на маковку трепетной пальмы.

        Клювом кривым и когтями гнездо себе вить начинает.

        Дикой корицы кладет с початками нежного нарда,

        Мятый в гнездо киннамон с золотистою миррою стелет.

400 Сам он ложится поверх и кончает свой век в благовоньях.

        И говорят, что назначенный жить век точно такой же,

        Выйдя из праха отца, возрождается маленький Феникс.

        Только лишь возраст ему даст сил для поднятия груза,

        Сам он снимает гнездо с ветвей возвышенной пальмы,

405 Благочестиво свою колыбель и отцову могилу

        Взяв и чрез вольный простор в Гипериона город донесшись,

        Дар на священный порог в Гипериона храме слагает.

        Если мы в этом нашли небывалый предмет удивленья, —

        То подивимся еще на гиену в ее переменах:

410 Жил гиена-самец — став самкой, самца подпускает!

        Или животное то, чье питание воздух и ветер, —

        Что ни коснется его, всему подражает окраской![599]Имеется в виду хамелеон.

        Рысей, как дань, принесла лозоносному Индия Вакху:

        Передают, что у них всегда превращается в камень

415 То, что испустит пузырь, и на воздухе затвердевает.

        Также кораллы: они, когда прикоснется к ним воздух,

        Тоже твердеют, — в воде они были растением мягким!

        Раньше окончится день, погрузит запыхавшихся коней

        В море глубокое Феб, чем я перечислю в рассказе

420 Все, что меняет свой вид. С течением времени так же, —

        Мы наблюдаем, — одни становятся сильны народы,

        Время другим — упадать. И людьми и казною богата,

        Могшая десять годов лить кровь в таком изобилье,

        Падшая, ныне лежит в развалинах древняя Троя,

425 Вместо стольких богатств — могильные прадедов холмы.

        Спарта преславна была; великими были Микены;

        Кекропа крепость цвела; и твердыня Амфиона тоже, —

        Ныне же Спарта пустырь; высокие пали Микены;

        Что, коль не сказка одна, в настоящем Эдиповы Фивы?

430 И не названье ль одно Пандионовы ныне Афины?

        Ныне молва говорит, что подъемлется Рим дарданийский.

        Расположившись у вод Апеннинорожденного Тибра,

        Строя громаду свою, основанья кладет государства.

        Он изменяет свой вид, возрастая, и некогда станет

435 Целого мира главой; говорили об этом пророки,

        Голос гаданий таков. Насколько я помню, Энею,

        Лившему слезы, в свое переставшему верить спасенье,

        Молвил Гелен Приамид во время погибели Трои:

        «Отпрыск богини! Коль ты доверяешь моим предсказаньям,

440 Знай, не всецело падет, при твоем вспоможении, Троя!

        Меч и огонь не задержат тебя; уйдешь, и с собою

        Пергама часть унесешь, а потом для тебя и для Трои

        Поприще в чуждой земле дружелюбной отчизною станет.

        Вижу столицу уже, что фригийским назначена внукам.

445 Нет и не будет такой и в минувшие не было годы!

        Знатные годы ее возвеличат, прославят столетья.

        Но в госпожу государств лишь от крови Иула рожденный[600] …от крови Иула рожденный… — Намек на Октавиана Августа.

        Сможет ее возвести. Им после земли взвеселятся

        Божьи хоромы — эфир, небеса ему будут скончаньем!»

450 Все, что Энею Гелен, пенатов блюстителю, молвил, —

        В памяти я сохранил, — и радостно мне, что все выше

        Стены, что впрок для врагов победили фригийцев пеласги!

        Но не дадим же коням позабывшимся дальше стремиться

        К мете своей! Небеса изменяют и все, что под ними,

455 Форму свою, и земля, и все, что под ней существует.

        Так — часть мира — и мы, — затем, что не только мы тело,

        Но и летунья душа, — которая может проникнуть

        После в звериный приют и в скотское тело укрыться, —

        Эти тела, что могли б содержать и родителей души,

460 Братьев иль душу того, с кем некий союз нас связует, —

        Так иль иначе — людей, — оставим же в мире и чести!

        Недра не станем себе набивать пированьем Тиеста[601] Тиест. — Миф о Тиесте (или Фиесте), брате Атрея — один из излюбленных римскими писателями. На эту тему написана, между прочим, одна из трагедий Сенеки.!

        Как приобщается злу, нечестивый, и кровь человечью

        Тот готов проливать, кто горло теленка пронзает

465 Острым ножом и мычанью его равнодушно внимает!

        Или же тот, кто козла не смутится зарезать, который

        Плачет притом, как дитя? Есть птицу, которую сам же

        Только что хлебом кормил? От худшего из преступлений

        Это далеко ль ушло? Как служит к нему переходом!

470 Вол пусть пашет, пусть он умирает, состарившись мирно!

        Пусть доставляет овца от Бореева гнева защиту!

        Пусть же козы свое подставляют нам вымя для дойки!

        Всякие сети, силки, западни, все хитрости злые

        Бросьте! Клейким прутом в обман не вводите пернатых

475 И оперенным шнуром не гоните оленя в облаву!

        Загнутых острых крючков не прячьте в обманчивом корме.

        Вредных губите одних; однако же только губите:

        Да отрешатся уста, да берут себе должную пищу!»

        Этой и многой другой наполнив мудростью сердце,

480 Как говорят, возвратился к себе и по просьбе всеобщей

        Принял правленья бразды над народами Лация — Нума.

        Нимфы счастливой супруг, Камен внушеньем ведомый,

        Жертв он чин учредил, и племя, привыкшее раньше

        Только к свирепой войне, занятиям мирным наставил.

485 Старцем глубоким уже он державство и век свой окончил, —

        Жены, народ и отцы, оплакал весь Лаций кончину

        Нумы; супруга его, оставивши град, удалилась

        В дол арикийский и там, в густых укрываясь чащобах,

        Плачем и стоном своим Дианы Орестовой[602] Орест — брат Ифигении, спасенный ею от принесения в жертву Диане в Тавриде (см.: Еврипид. Ифигения в Тавриде). культу

490 Стала мешать. Ах! Ей и дубравы, и в озере нимфы

        Часто давали совет перестать и слова утешенья

        Молвили! Сколько ей раз средь слез сын храбрый Тезея, —

        «О, перестань! — говорил, — судьба не твоя лишь достойна

        Плача. Кругом посмотри на несчастья с другими — и легче

495 Перенесешь ты беду. О, если бы сам в утешенье

        Мог я примером тебе не служить! Пример я, однако.

        Слух, наверно, до вас о неком достиг Ипполите,

        Жестокосердьем отца и кознями мачехи гнусной

        Преданном смерти. О да, удивишься, — и трудно поверить! —

500 Все-таки я — это он. Меня Пасифаида когда-то,

        Тщетно пытавшись склонить к оскверненью отцовского ложа,

        В том, что желалось самой, обвинила и, грех извращая, —

        То ли огласки боясь, в обиде ль, что я непреклонен, —

        Оклеветала. Отец невинного выгнал из града,

505 И на челе у меня тяготело отцово проклятье.

        На колеснице — беглец — спешу я в Трезену, к Питфею.

        И проезжал я уже прибрежьем Коринфского моря, —

        Вдруг как подымется вал! Из него водяная громада

        Целой загнулась горой, на глазах возрастала, мычанье

510 Вдруг из нее раздалось, и верхушка ее раскололась.

        Бык круторогий тогда из разъятой явился пучины, —

        Вровень груди из вод подымался в ласкающий воздух.

        Моря струю из ноздрей изрыгал и из пасти широкой.

        Спутников пали сердца, — я душой оставался бесстрашен,

515 Полон изгнаньем своим, — как вдруг мои буйные кони

        Поворотили к волнам и, прядая в страхе ушами,

        В страхе не помня себя, приведенные чудищем в ужас,

        Прямо на скалы несут, — и я понапрасну стараюсь

        Править зверями, держать убеленные пеною вожжи;

520 Сам отклонясь, натянуть ремни ослабевшие силюсь.

        Мощи моей одолеть не могло бы неистовство коней,

        Если бы вдруг колесо, в неустанном вкруг оси вращенье,

        Не зацепилось за ствол и, упав, на куски не разбилось:

        Миг — и я выброшен был. Ногами запутавшись в вожжи,

525 Мясо живое влачу, за кусты зацепляются жилы,

        Часть моих членов при мне, а часть оторвана членов;

        Кости разбиты, стучат; ты увидела б, как истомленный

        Мой исторгается дух; ни одной не могла бы ты части

        Тела уже распознать: все было лишь раной сплошною.

530 Можешь ли, смеешь ли ты сопоставить свое злополучье,

        Нимфа, с моею бедой? Я видел бессветное царство,

        Во Флегетона волну погружался истерзанным телом!

        Если б не сила врача, Аполлонова сына искусство,

        Не возвратилась бы жизнь. Когда ж от могущества зелий —

535 Хоть и досадовал Дит — я с помощью ожил Пеана, —

        То чтобы с даром таким, там будучи, не возбуждал я

        Зависти большей, густым меня Кинтия облаком скрыла;

        И, чтобы я в безопасности жил, безнаказанно видим,

        Возраста мне придала и сделала так, чтобы стал я

540 Неузнаваем. Она сомневалась, на Крит ли отправить

        Или на Делос меня; но и Делос и Крит отменила

        И поселила вот здесь; лишь имя, могущее коней

        Напоминать, повелела сменить: «Ты был Ипполитом, —

        Молвила мне, — а теперь будь Вирбием — дважды рожденным!»

545 В этой я роще с тех пор и живу; божество я из меньших;

        Волею скрыт госпожи, к ее приобщился служенью».

        Горя Эгерии все ж облегчить не в силах чужие

        Бедствия; так же лежит под самой горой, у подножья,

        Горькие слезы лия. Наконец, страдалицы чувством

550 Тронута, Феба сестра из нее ледяную криницу

        Произвела, превратив ее плоть в вековечные воды.

        Тронула нимф небывалая вещь. И сын Амазонки

        Столь же был ей потрясен, как некогда пахарь тирренский,

        В поле увидевший вдруг ту глыбу земли, что внезапно,

555 Хоть не касался никто, шевельнулась сама для начала,

        Вскоре же, сбросив свой вид земляной, приняла человечий,

        После ж отверзла уста для вещания будущих судеб.

        Местные жители звать его стали Тагеем, и первый

        Дал он этрускам своим способность грядущее видеть;

560 Или как Ромул, — когда увидал он копье, что торчало

        На Палатинском холме, покрывшемся сразу листвою;

        Что не железным оно острием, а корнями вцепилось,

        Что не оружье уже, но дерево с гибкой лозою

        Эту нежданную тень доставляет дивящимся людям;

565 Или как Кип, увидавший рога на себе в отраженье

        Глади речной; увидал он рога и, подумав, что ложный

        Образ морочит его, лоб трогал снова и снова, —

        Вправду касался рогов. И глаза обвинять перестал он,

        Остановился, — а шел победителем с поля сраженья, —

570 К небу возвел он глаза, одновременно поднял и руки.

        «Вышние! Что, — он сказал, предвещается чудом? Коль радость, —

        Радость родину пусть и квиринов народ осчастливит!

        Если ж грозит — пусть мне!» И алтарь сложил он из дерна.

        Он свой алтарь травяной почитает огнем благовонным;

575 Льет и латеры вина; убитых двузубых овечек,

        Истолкованья ища, пытает трепещущий потрох.

        Начал разглядывать жертв нутро волхователь тирренский,

        И очевидна ему превеликая бездна событий —

        Все же неявственных. Тут, приподнявши от жертвенной плоти

580 Острые взоры свои, на рога он на Киповы смотрит,

        Молвя: «Здравствуй, о царь! Тебе, да, тебе подчинятся,

        Этим державным рогам — все место и Лация грады!

        Только не медли теперь, входи, открыты ворота;

        Поторопись: так велит судьба; ибо, принятый Градом,

585 Будешь ты царь, и навек безопасен пребудет твой скипетр».

        Кип отступает назад, от стен городских отвращает

        В сторону взоры свои, — «Прочь, прочь предвещания! — молвит, —

        Боги пусть их отвратят! Справедливее будет в изгнанье

        Мне умереть, — но царем да не узрит меня Капитолий!»

590 Молвил он так; народ и сенат уважаемый тотчас

        Созвал; однако рога миротворным он лавром сначала

        Скрыл; а сам на бугор, насыпанный силами войска,

        Стал и, с молитвой к богам обратясь по обычаям предков, —

        «Есть тут один, — говорит, — коль из Града не будет он изгнан,

595 Станет царем. Не назвав, его покажу по примете:

        Признаком служат рога, его вам укажет гадатель,

        Ежели в Рим он войдет, вас всех обратит он в неволю!

        Он в ворота меж тем отворенные может проникнуть,

        Но воспрепятствовал я, хоть самый он близкий, пожалуй,

600 Мне человек; вы его изгоните из Града, квириты,

        Или, коль стоит того, заключите в тяжелые цепи,

        Иль поборите свой страх, умертвив рокового владыку!»

        Ропщут по осени так подобравшие волосы сосны,

        Только лишь Эвр засвистит; у волнения в море открытом

605 Рокот бывает такой, — коль издали с берега слушать;

        Так же шумит и народ. Но тут, сквозь речи кричащей

        Смутно толпы, раздался вдруг голос отдельный: «Да кто ж он?»

        Стали разглядывать лбы, рогов упомянутых ищут.

        Снова им Кип говорит: «Вы знать пожелали, — смотрите!»

610 И, хоть народ не давал, венок с головы своей снял он

        И указал на чело с отличьем особым — рогами.

        Все опустили глаза, огласилося стоном собранье.

        И неохотно они на достойную славы взирали

        Кипа главу (кто поверить бы мог?), но все ж обесчестить

615 Не допустили его и снова венком увенчали.

        Знатные люди, о Кип, раз в стены войти ты боялся.

        Дали с почетом тебе деревенской земли, по обмеру,

        Сколько ты мог обвести с запряженными в пару волами

        Плугом тяжелым своим, на восходе начав, до захода,

620 И водрузили рога над дверью, украшенной бронзой,

        Чтобы на веки веков хранить удивительный образ.

        Ныне поведайте нам, о Музы, богини поэтов, —

        Ибо вы знаете все, и древность над вами бессильна, —

        Как Корониду вписал, руслом обтекаемый Тибра

625 Остров, в список святынь утвержденного Ромулом Града.

        Некогда пагубный мор заразою в Лации веял,

        Бледное тело людей поражала бескровная немочь;

        От погребений устав и увидя, что смертные средства

        Не приведут ни к чему, ни к чему и искусство лечащих,

630 Помощи стали просить у небес и отправились в Дельфы,

        Где средоточье земли, и явились в гадалище Феба.

        Вот, чтобы в бедствии том помочь им спасительным словом

        Феб пожелал, чтобы Град столь великий избавил он, — молят.

        Все, что вокруг, и лавр, и на лавре висящие тулы

635 Затрепетали зараз; из глуби святилища ясный

        Голос треножник издал и смутил потрясенные души:

        «В месте ближайшем найдешь, что здесь ты, римлянин, ищешь,

        В месте ближайшем ищи. Но сам Аполлон не подаст вам

        Помощи, вашей беды не убавит, — но сын Аполлона.

640 С добрыми знаками — в путь! И нашего требуйте чада».

        Только лишь мудрый сенат получил приказание бога,

        Вызнав, во граде каком Аполлона дитя обитает,

        Тотчас послали людей на судах к берегам Эпидавра.

        Вот уже тех берегов коснулись кормою округлой,

645 Входят в совет эпидаврских старшин и просит, чтоб бога

        Дали им греки того, кто присутствием мог бы покончить

        Муки Авсонии; так непреложные волят гаданья.

        И голоса раскололись: одни полагают, что помощь

        Не отказать им нельзя: а многие — против; совет их —

650 Не выпускать божества и своей не утрачивать силы.

        Так сомневались они, а сумрак согнал уж последний

        Свет, и вскоре весь мир покрывается тенями ночи.

        Но увидал ты во сне заступника бога стоящим

        Возле постели твоей, о римлянин! Был он в том виде,

655 Как и во храме стоит: с деревенским посохом в шуйце,

        Мощной десницей власы разбирал бороды своей длинной.

        И благосклонно из уст такие слова излетают:

        «Страх свой откинь, я приду; но обычное сброшу обличье;

        Ты посмотри на змею, что узлами вкруг посоха вьется.

660 Взглядом ее ты приметь, чтоб после узнать ее с виду.

        В эту змею обращусь, но больше; таким появлюсь я,

        Как подобает одним небожителям преображаться».

        Речь пропадает и бог, и с речью и богом отходит

        Сон, и, лишь сон отошел, разливается свет благодатный,

665 И, подымаясь, Заря пламена прогоняет созвездий.

        И в неизвестности, что предпринять, в святилище бога

        Знатные люди сошлись и молят, чтоб сам указал он,

        Знаки небесные дав, где хочет иметь пребыванье.

        Лишь помолились они, как сияющий золотом гребня

670 Бог, обращенный в змею, провещал им пророческим свистом

        И появленьем своим кумир, алтари, и входные

        Двери и мраморный пол всколебал, и из золота кровлю.

        Вот он по самую грудь посреди подымается храма,

        Встал и обводит вокруг очами, где искрится пламя.

675 И ужаснулась толпа: и узнал божества появленье

        По непорочным власам тесьмою повязанный белой

        Жрец. «Это бог! Это бог! — восклицает, — и духом и словом

        Бога почтите! О ты, прекраснейший! Кем бы ты ни был,

        В пользу нам будь! Помоги божество твое чтущим народам!»

680 Кто он, не знают, но все чтут бога, как велено; вместе

        Все повторяют слова за жрецом; и душою и речью

        Благочестиво ему — Энеаду — являют почтенье.

        Бог благосклонен, ответ им желанный даруя, шевелит

        Гребнем, три раза подряд свистит трепещущим жалом

685 И по блестящим затем ступеням соскользает; но, раньше

        Чем навсегда отойти, на древний алтарь обернулся,

        Старый приветствует дом и святилище, где обитал он.

        Выйдя из храма, змея по цветами усыпанной почве

        Петля за петлей ползет, огромна, сквозь город проходит

690 И направляется в порт, защищенный загнутым молом.

        Остановилась она и толпу, что с нею до моря

        Свитой почтительной шла, обводит приветливым взором, —

        И на корабль авсонийский вползла: и чувствует судно

        Ноши божественной груз, — что божья гнетет его тяжесть!

695 Рады Энея сыны; и, быка заколов на прибрежье,

        Вервия витых причал отвязали венчанного судна.

        Легкий зефир подгоняет корабль. Бог виден высоко, —

        Голову он положил на изогнутый нос корабельный,

        Глядя на синюю даль. Пройдя Ионийское море

700 С ветром умеренным, вот, к Паллантиды шестому восходу,

        Видит Италию.[603]слл. Перечисляются прибрежные местности Южной и Средней Италии в том порядке, как их миновали по пути из Греции в Рим. Лакиний — мыс на юго-восточном берегу Бруттия с храмом Юноны; Скилакей — город у залива, начинавшегося за Ялигским мысом, Кавлон — город на юге этого залива; Нарикия — город в Бруттии, основанный выходцами из Нарикия в Локриде; горло Пелора — Мессинский пролив между сицилийским мысом Пелор и полуостровом; дом Гиппотада (Эола) — Эолийские острова к северу от Сицилии; Темеса — город близ западного берега Бруттия; Левкосия — островок напротив Пестума; мыс Минервы лежит против Капреи (Капри); Суррент (ныне Сорренто), Геркулесов город (Геркуланум), Стабии, Партенопея (Неаполь) — города на берегах Куманского (ныне Неаполитанского) залива; святилище Кумской Сивиллы (Кумы), горячие ключи в Байях, город Литерн и устье реки Волтурн — на побережье Кампании; Синуэсса, Минтурны, формии (Антипатов предел), Трахада, Цирцея, Антий — прибрежные города Лациума. Стихи 703-705 испорчены, поэтому названные в них местности отождествлению не поддаются. Вот прошли вдоль Лакинии, славной

        Храмом Богини; уже у брегов Скилакея несутся.

        Япигский мыс позади; вот слева Амфрисии скалы

        Мимо на веслах прошли и отвесы Келеннии — справа.

705 Вот и Рометий пройден, Кавлон с Нарикией тоже,

        Преодолен и пролив, сицилийского горло Пелора;

        Дом Гиппотада царя, Темесы медные руды,

        И Левкосию прошли, и теплый, в розариях, Пестум;

        Вот и Капрею они, и мыс миновали Минервы,

710 Также Суррента холмы с изобилием лоз; Геркулесов

        Город и Стабии; вот для досуга рожденную, мимо

        Партенопею прошли и святилище Кумской Сивиллы.

        Мимо горячих ключей проплыли; лентиском поросший

        Пройден Литерн; и обильно песок увлекающий в буйном

715 Беге Волтурн; Синуэсса, приют голубей белоснежных;

        Область Минтурн нездоровых и край, где насыпан супругом

        Холм, — Антипатов предел, с окруженной болотом Трахадой,

        Также Цирцеи земля и Антий с берегом плотным.

        Лишь паруса корабля повернули туда мореходы, —

720 На море буря была, — стал бог извиваться кругами,

        Чаще изгибы ведя и вращая огромные кольца:

        Храма отца он достиг, на самом прибрежье песчаном.

        Но лишь затихла волна, алтари эпидаврец отцовы

        Бросил, под кровом побыв божества, с кем кровью был связан.

725 Ходом шумящей своей чешуи бороздит он прибрежный

        Крепкий песок и, взвиясь по рулю корабельному, на нос

        Судна возлег головой и там пролежал до прибытья

        В Кастр, священный предел Лавина, у Тибрского устья.

        Весь отовсюду народ — и мужчины и женщины — богу

730 Валит навстречу толпой, и огонь твой хранящие девы,

        Веста троянская. Клик ликованья приветствует бога.

        И, между тем как корабль подымается вверх по теченью,

        Вдоль берегов, на поставленных в ряд алтарях, фимиамы

        С той и другой стороны, трепеща, благовонно дымятся,

735 И ударяющий нож согревают закланные жертвы.

        Вот уже в мира главу, в столицу он римскую входит;

        И выпрямляется змей и склоненною двигает шеей,

        По верху мачты виясь, — подходящей обители ищет.

        Здесь протекая, река на равные делится части;

740 Остров по ней наречен; с обеих сторон одинаков,

        Равные два рукава Тибр вытянул, землю объемля,

        С судна латинского тут змей Фебов сошел и остался

        Жить, и конец положил, приняв вновь облик небесный,

        Горю народа — пришел благодатным целителем Града.

745 Все ж явился чужим он в святилища наши, — а Цезарь

        В Граде своем есть бог; велик он и Марсом и тогой;

        Но не настолько его триумфальные войн завершенья,

        Или деянья внутри, иль быстрая слава державы

        Новым светилом зажгли, в звезду превратили комету, —

750 Сколько потомок его. Из свершенных Цезарем славных

        Дел достославней всего, что сын порожден им подобный.

        Истинно: значит, важней водяных ниспровергнуть британов,

        Чрез семиустый поток в папирус одетого Нила

        Мстящие весть корабли, нумидийцев восставших и Юбу

755 На кинифийских брегах, иль Понт, Митридата надменный

        Именем, — всех покорить и прибавить к народу Квирина, —

        Многих себе заслужить и немало увидеть триумфов, —

        Нежели мужа родить столь великого нам, под которым

        Так человеческий род вы взлелеяли, вышние боги?!

760 Но, чтобы не был рожден он от смертного семени, богом

        Должен был сделаться ты. И мать золотая Энея

        Все увидала и вот, увидав и скорбя, что готовят

        Первосвященнику смерть, что оружьем гремит заговорщик,

        Стала бледна и богам, всем ею встречаемым, молвит:

765 «Вы посмотрите, с каким мне и ныне готовят коварством

        Козни, как, гнусно таясь, голове угрожает единой,

        Что остается еще у меня от дарданца Иула!

        Вечно ли буду одна я подвержена новым невзгодам?

        Уязвлена я была копьем калидонским Тидида;

770 Рушились Трои потом защищенные худо твердыни;

        Видела сына затем, как в странствии долгом, потерян,

        Морем кидаем он был, сходил и в обитель покойных,

        С Турном-царем воевал, — но ежели в правде признаться, —

        Больше с Юноной самой! Для чего вспоминаю былую

775 Рода печаль моего? Страх нынешний не дозволяет

        Старое припоминать, но меч окаянные точат!

        Их отстраните, молю! Преступленью не дайте свершиться!

        Да убиеньем жреца не погасится жертвенник Весты!»

        Тщетно по всем небесам Венера, в отчаянье горьком,

780 Речи такие гласит и тронула всех, — но не могут

        Боги железных разбить приговоров сестер вековечных, —

        Все же грядущих скорбей несомненные знаки являют:

        Стали греметь, говорят, оружием черные тучи;

        Слышался рог в небесах и ужасные трубные звуки, —

785 Грех возвещали они, — и лик опечаленный Феба

        Мертвенный свет проливал на покоя лишенную землю;

        Часто видали, меж звезд полыхают огни погребений;

        Часто во время дождя упадали кровавые капли;

        Бледен бывал Светоносец, и лик его темным усеян

790 Крапом, была и Луны колесница в крапинах крови,

        Бедствия в тысяче мест пророчил и филин стигийский.

        В тысяче мест слоновая кость покрывалась слезами.

        В рощах священных порой то речь раздавалась, то пенье;

        Не было пользы от жертв; потрясенья великие были

795 Явлены в жилах; бывал край печени срезан у жертвы;

        Всюду: на площадях, у домов и божественных храмов

        Псы завывали в ночи; говорят, что покойников тени,

        Выйдя, блуждали, и Град колебался от трепета дрожи.

        Но предвещанья богов победить не могли ни злодейства,

800 Ни исполненья судеб, — и вносятся в место святое

        Голых мечей клинки! Не выбрали места иного

        В Граде, чтоб дело свершить роковое, — но зданье сената!

        И Киферея двумя ударяет в печали руками

        В грудь и пытается скрыть небесным облаком внука, —

805 Так был когда-то Парис у мстящего вырван Атрида.

        Так, в дни оны, Эней от меча Диомедова спасся.

        Но говорит ей отец: «Одна ли ты рок необорный

        Сдвинуть пытаешься, дочь? Сама ты отправься в жилище

        Древних сестер; у них на обширном увидишь подножье

810 Стол, где таблица судеб, — из бронзы литой и железа.

        Нет, не боятся они ни ударов небесных, ни гнева

        Молний, крушенья им нет, — стоят безопасны и вечны.

        Там, у Сестер, ты найдешь в адамант заключенную прочный

        Рода судьбу своего: читал я ее и запомнил

815 И расскажу, чтобы ты не была о грядущем в незнанье.

        Время исполнил свое — о ком, Киферея, печешься —

        Все; он прожил сполна земле одолженные годы.

        Богом войдет в небеса, почитаться он будет во храмах, —

        Этим обязан тебе и сыну. Наследовав имя,

820 Примет он на плечи Град и, отца убиенного грозный

        Мститель, в войнах меня соратником верным получит.

        Силою войска его осажденные стены Мутины

        Мира попросят, склонясь; признают его и Фарсалы,

        И орошенные вновь эмафийскою сечью Филиппы,[604]слл. Мутина — город в Италии (ныне Модена), осаждавшийся в 43 г. до н.э. Децимом Брутом; Фарсалы — город в Фессалии, под которым Цезарь разбил Помпея в 48 г. до н. э.; Филиппы — город в Македонии, под которым Антоний и Октавиан победили Брута и Кассия в 42 г. до н.э.

825 И в сицилийских волнах[605] Сицилийские волны — море у берегов Сицилии, где флот Октавиана разбил флот Секста Помпея. покорится великое имя;

        Римского вскоре вождя супруга египтянка[606] Египтянка — Клеопатра., тщетно

        Брака желая, падет; угрожать она будет напрасно,

        Что Капитолий отдаст своему в услуженье Канопу[607] Каноп — город в Египте.,

        Буду ли Варварство я, народы на двух океанах

830 Перечислять? Все мира края, где могут селиться

        Люди, — будут его: все море ему покорится.

        Страны умиротворив, на гражданское он правосудье

        Мысли направит и даст — справедливец великий — законы.

        Нравы примером своим упорядочит; взор устремляя

835 В будущий век, времена грядущих внуков далеких

        Видя, он сыну велит, священной супруги потомству,

        Чтоб одновременно нес он имя его и заботы.

        Только лишь после того, как Нестора лет он достигнет,

        В дом он небесный войдет, примкнет к светилам родимым.

840 Эту же душу его, что из плоти исторглась убитой,

        Сделай звездой, и в веках на наш Капитолий и форум

        Будет с небесных твердынь взирать божественный Юлий!»

        Так он это сказал, не медля благая Венера

        В римский явилась сенат и, незрима никем, похищает

845 Цезаря душу. Не дав ей в воздушном распасться пространстве,

        В небо уносит и там помещает средь вечных созвездий.

        И, уносясь, она чует: душа превращается в бога,

        Рдеть начала; и его выпускает Венера; взлетел он

        Выше луны и, в выси, волосами лучась огневыми,

850 Блещет звездой; и, смотря на благие деяния сына,

        Большим его признает, и, что им побежден, веселится.

        И хоть деянья свои не велит он превыше отцовских

        Ставить, но слава вольна, никаким не подвластна законам,

        Предпочитает его и в этом ему не послушна:

855 Так уступает Атрей Агамемнону в чести великой,

        Так и Эгея Тезей, и Пелея Ахилл побеждает;

        И наконец, — чтобы взять подходящий пример для сравненья,

        Так уступает Сатурн Юпитеру. Правит Юпитер

        Небом эфирным; ему троевидное царство покорно.

860 Август владеет землей: и отцы и правители оба.

        Боги, вас ныне молю, Энеевы спутники, коим

        Меч уступил и огонь; Индигет, Квирин, основатель

        Града, и ты, о Градив, необорного родший Квирина!

        Ты, меж пенатов его освященная Цезарем Веста!

865 С Вестою Цезаря ты, о Феб, очага покровитель!

        Ты, о Юпитер, чей дом на высокой твердыне Тарпеи!

        Все остальные, кого подобает призвать песнопевцу!

        День пусть поздно придет, чтоб нас уж не стало, в который

        Эта святая глава ей покорную землю покинет

870 И отойдет в небеса моленьям внимать издалёка.

        Вот завершился мой труд, и его ни Юпитера злоба

        Не уничтожит, ни меч, ни огонь, ни алчная старость.

        Пусть же тот день прилетит, что над плотью одной возымеет

        Власть, для меня завершить неверной течение жизни.

875 Лучшею частью своей, вековечен, к светилам высоким

        Я вознесусь, и мое нерушимо останется имя.

        Всюду меня на земле, где б власть ни раскинулась Рима,

        Будут народы читать, и на вечные веки, во славе —

        Ежели только певцов предчувствиям верить — пребуду.