Онлайн чтение книги Метро 2033. Стоящий у двери
Глава 5. Копать на Ильича

Денис глядел на скучный подмосковный пейзаж, начиная дремать под мерный рокот движка дрезины, и только опасения свалиться на пол удерживали его от того, чтобы впасть в здоровый сон. Черные ветви деревьев уже сбрасывали с себя снег, но до настоящего тепла было еще очень далеко. Только кое-где появились проталины, и из белых сугробов выглядывали потемневшие печные трубы.

– Смотрю – и жутко становится. Как после войны. – Командир отряда поежился, будто от холода, но до сей поры не было похоже, что он замерзал на ветру. Хотя скорость дрезины создавала неслабый поток встречного ветра, сырого и промозглого. Это ощущалось даже в плотном защитном комбинезоне и теплой одежде.

«Почему – как после войны?» – подумал Денис, но выставлять напоказ собственную неосведомленность не решился, и так по пути успел задать слишком много дурацких вопросов; впрочем, и остальные бойцы тоже. В первый раз он покидал пределы города, такого уютного, если спуститься на несколько метров под землю, и столь же неприветливого на первый взгляд, как и эта черно-белая пустыня, растянувшаяся, насколько хватало обзора, по обе стороны железнодорожных путей.

– Ну, надеюсь, без остановок доедем. Быково бы только проскочить…

Холодный ветер продувал решетчатые стены насквозь, а листы бронезащиты имелись только в задней части дрезины, где сидел командир. Денису досталось место в середине, и теперь он рассматривал сквозь решетку лес, местами подступавший вплотную к насыпи. Зрелище было однообразным, но пока еще не надоело. Ничего не двигалось в лесу, только желтые стволы сосен убегали назад – после моста через маленькую речку скорость прибавили. Прочные стальные прутья над бортами напоминали о том, что в любой момент из леса может выйти нечто живое и опасное. Люди с оружием здесь почти не встречались, поэтому дрезина была открытой, напоминая с виду птичью клетку.

Об этом ли он мечтал, сидя на станции? Транспорт мало отличался от привычного метрополитеновского, разве что был побольше размером. Денису вспомнилась еще одна поездка, во время которой испытывал особое чувство и трепет внутри – в Полис, где он должен был пройти обучение и получить настоящий сталкерский жетон. Это было уже так давно! А еще раньше, в детстве, когда стоял перед входом в туннели, фантазия рисовала там, за темнотой, неведомое. Он даже не знал тогда, что и вообразить… Остальные воспитанники, такие же, как и он, оставшиеся сиротами, не переставали спорить, что скрывается на другом конце бетонной трубы с рельсами. Просто другая станция, говорили им, но мальчики не верили, а проверять никто не позволил – за детьми присматривали основательно, не подпуская даже к блокпостам.

Предвкушение чего-то необычного начало возвращаться постепенно. Отдохнувший от долгого изматывающего бега Денис наконец-то осознал, что едет на дрезине не по тоннелю, а по лесу. И куда везут отряд, не знает даже командир! Вряд ли Доронин этому радовался: нахмуренные брови видно даже сквозь окуляры противогаза, он почти не смотрел по сторонам, был молчалив и задумчив. А Денису уже не сиделось на месте, хотелось поскорее сойти на землю и увидеть совершенно новые места. Пусть бункер! Любая цель сойдет, лишь бы подальше от города, где еще никто не побывал.

Время шло, движок работал исправно. Денис, конечно, ожидал чего-то большего, чем мелькания покосившихся столбов и остатков маленьких домиков под снегом. Мало похоже на город, но все равно… Скучно. Хоть бы мутант опять какой появился. Не напал бы, а просто так, поглядеть. Городских-то он в своем районе знал наперечет, из Лефортово выбегали порой страшенные зверюги. А тут… Дремучие места, тридцать километров почти от города отъехали, а всё тишь да гладь. Раньше, говорят, в лес с одной корзинкой ходили. И с палкой, чтобы змей отгонять. Теперь палкой комаров надо по макушке глушить, если, конечно, не врет водитель дрезины. Впрочем, даже мутировавшие комары по снегу не ползают. «Холодно для комаров, да и для людей не жарко», – подумал Денис, пытаясь найти более удобное положение, чтобы не пробирал до костей ледяной и сырой ветер. Ему было не по себе: скорей бы уж добраться до Жуковского, в который направлялись, где вокруг привычные холмы кирпичей и изломанные бетонные плиты. Лес ему не нравился – чужой какой-то, ненадежный. Дырявый, и просматривается насквозь, нет в нем основательности метрополитена, где все человеком создано, по чертежам построено, а теперь и обжито.

Интересно, чем опасно Быково, которым пугал сопровождающий? Уж каких только историй про дальние походы караванов не наслушался он, сидя в метро, поэтому и напросился в экспедицию до Жуковского. А оказалось… Тоска зеленая. И даже не зеленая, а черно-белая.

Но, видно, запас историй был неисчерпаемым: ни Сафроненко, ни «машинист» не желали уступать друг другу первенство по страшилкам, да и Глюк молча не сидел.

– Быково, это что! Вот Удельную мы проезжаем – там самая жуть! Думаешь, чего мы зимой в дорогу собрались? Чтоб живыми добраться.

– А что было в Удельной? – спросил Денис, позабыв, что верить Сафроненко можно только наполовину. И то с подтверждения остальных, но разыгрывать его они могут сообща, поэтому слушать всерьез на сто процентов нельзя никого.

– У-у-у, там медицинских пиявок держали! А на них мутагены всякие посыпались… Так теперь самое гиблое место там. Тут же почвы-то заболочены, они и разбежались по окрестностям.

Не имея представления о том, что такое пиявка, Денис не испугался, но не тут-то было: Сафроненко решил просветить его, а то на обратном пути уже не получится – впечатления не будет.

– А пиявки – это такая штука: представь себе большой черный шланг. Представил? А на голове присоска. Вот как приложится такая тварюга к человеку, так и не отлипнет, пока всю кровь не высосет! Крови-то пять литров, а дырку он ма-аленькую делает. И любую одежду прокусывает. Нет, не прокусывает – растворяет. А в человека яд особенный запускает, чтоб не больно было, и кровь не сворачивалась. И ничем ее не отдерешь. Раз прикоснулась к тебе пиявка – всё, считай, покойник!

– А они бегают быстро?

– Шланги-то черные? Они ползают. Так и вьется по земле, как змеюка, а уж если с дерева на тебя упадет…

Командир покачал головой. На станции и в городе все бойцы вроде нормальными были, а только в дрезину уселись, послушал их – будто детский сад на дачу везут. Предупредить бы Дениса, да он и сам разобрался, что сочиняют ребята про пиявок. Впрочем, не так уж сильно брешут: к водоемам в Удельной действительно лучше не подходить. Но сочиняют-то как! Свежий воздух им, что ли, в голову ударяет?

* * *

Опять дядя запретил выход наружу! «В другой раз, Леночка», – сказал он. В тон ему она ответила, что весьма разочарована, хоть слово не совсем точно выражало ее состояние. Снова нельзя! Но выходить ей разрешалось лишь в сопровождении Степанцева или Алексея, только им Главный Привратник доверял охрану любимой племянницы. Да просто дядя пользуется тем, что его самодурству никто не скажет слово поперек. И даже она, потому что дядя прав. Исчезновение Сережи Мухина нагнало страху на всех, и без Владимира Степанцева, который казался надежнее гермозатвора, или Лешки, с которым вообще ничего не страшно, снаружи будет не очень-то уютно. Придется уже не поглядывать по сторонам с любопытством, зная, что кто-то прикрывает спину, а глядеть в оба самой. И оружие держать покрепче, оно ведь тяжелое. Одним словом, вечер пропал зря. Уже глубокая ночь, а до сих пор не спится. Елена перебирала в уме аргументы для дяди, чтобы разрешил ей выйти со сталкерами на поиски Мухина. Безнадежные уже поиски – отряд уходил всё дальше от бункера, не обнаружив новых следов, и хотелось пойти с ними. Так близко к центру Жуковского она еще не подходила.

И дело не только в этом, тихий и спокойный Сергей нравился Елене. Целых два месяца нравился, но она так и не дождалась, что взрослый сталкер сделает первый шаг. Ей было достаточно просто посматривать на него иногда и ловить его взгляд, особенно во время выходов наружу, когда кроме глаз в окулярах ничего и не увидишь. Как над этим смеялся Алексей! И как ругался Володя Степанцев. Махнув рукой на смутившуюся Елену, долго орал на Мухина, потому что сталкер должен не девушкам подмигивать, а оглядываться почаще, обстановку отслеживать. На этом влюбленность и закончилась. И все-таки ей хотелось присоединиться к поисковому отряду, хоть и понимала, что девушку на такое дело с собой не возьмут.

* * *

Приказ соблюдать тишину касался всех, кроме движка, который тарахтел на минимальных оборотах. «Машинист» готов был в любой момент его заглушить, если в небе покажутся крылатые тени основных обитателей Быково. Помельче городских птеродактилей по размеру, они были не менее опасны при нападении: прокусить стальную клетку не смогли бы, но шум привлечет к отряду еще кого-нибудь. Доронин подумал, что ночные хищники могут вообще полагаться на тепловое зрение, а этого добра их отряд излучает в избытке: не один только Лысый сидит в поту от страха, постоянно ощупывая защитную решетку. Хоть на здоровье боец больше не жаловался, стало получше. В городских развалинах он был отличным сталкером, но тут с тоской смотрел в сторону деревьев, неуютно чувствуя себя, когда вокруг на несколько метров голая земля. То есть не земля, а снег, нетоптаный и белый, а впереди – еще и нетронутый следами колес. Только сзади тянулись две тонкие параллельные линии – нитки, которые приведут обратно. Остальные сидели тихо, некоторые в задумчивости, Сафроненко ерзал на скамье, – «тихий час» давался ему нелегко, а Илья-Нумизмат сцепил пальцы: полная невозможность достать монетку раздражала его не меньше, чем молчание – Сафроненко. Денис крутил головой, поглядывая на небо: луна светила сквозь тонкие облака и глаза не слепила. Снова скрипнула скамья под здоровяком. Ну, куда ж он с такой агорафобией подался? Хотя за обещанную свободу можно и потерпеть. Только Индеец, почему-то прозванный так за умение метать ножи, сидел спокойно, будто спал. Командир мысленно ругал всех: кто рассказывал тут страшные истории, запугивая отряд, и тех, кто слушал. Слегка пнул мыском ботинка Пищухина, чтоб тот не вертелся на обе стороны, показал, куда смотреть, а сам держал под контролем правый сектор обзора. В поле зрения показались остатки зеленой крыши платформы и металлическая полоса на столбе с надписью «Иль…». Интересно, сколько еще «машинист» будет таинственно молчать, если Быково давно проехали? Пришлось громко объявить:

– Ильинская!

– А что, уже?!

То ли парень и вправду задумался, то ли неудачно пошутил.

– Ходу прибавь! Рассвет скоро, а я крем для загара дома забыл.

Двигатель застучал чаще, и ледяной ветер снова начал пробирать до костей.

После Ильинской местность снова стала напоминать город в том виде, к которому Денис привык. Как будто не было по пути ни сосен и новых деревьев, напоминающих зимой мотки колючей проволоки, ни двускатных крыш с остатками печных труб. Это, наверное, и есть Жуковский, потому что другие сталкеры, лучше знакомые с маршрутом, оживились, а вот проводник Мухин почему-то с тоской смотрел на далекие развалины. Может, он помнил город еще до войны?

Дрезина остановилась у остатков большой кирпичной стены, надпись осыпалась с нее, но еще было видно изображение крылатой машины – самолета.

– «Отдых», – произнес «машинист».

– А ты тут не командуй! У нас для этого Дредд есть, – ответил Глюк, недоумевая по поводу последовавшего ржания.

Доронин хлопнул его по плечу, стараясь не хохотать слишком громко:

– Это, Першуков, была не команда, это платформа так интересно называется. Ну, давай, первопроходец наш, побегай тут, как в промзоне!

Глюк не любил, когда над ним смеются, поэтому решительно шагнул с дрезины, тут же нырнув в сугроб по самую макушку. Видно, громкое солдафонское «гы-гы-гы» донеслось и туда, потому что первым делом наружу показался средний палец левой руки.

Снег летел во все стороны с саперных лопаток, отряд прокапывал себе дорогу, подальше от насыпи уже можно будет ходить, не проваливаясь по пояс.

– Ну, теперь вы и без меня управитесь, – хозяин дрезины завел движок, собираясь ехать задним ходом. – Обратно встречать, или до конца зимы тут остаетесь?

– Там видно будет, – ответил командир и покосился на проводника. Тот вроде не возражал. – Пошутил я. Завтра вечером обратно, сюда же подойдем.

– Сглазите, по дереву постучите!

– До дерева идти далеко. Я лучше по автомату постучу, он надежнее. И от сглаза хорошо помогает.

Доронин не был уверен, что вся группа соберется тут снова в полном составе. Но если что-то пойдет не так… Он уже решил немного подкорректировать планы руководства: да, приказ подрывнику он отдаст, как и положено, но хоть одного бойца отправит обратно в метро. Кого? Да любого, кто на своих ногах идти сможет. Пищухина, Индейца или Глюка желательно, они самые шустрые. А Сафроненко трепло! Им с Илюхой вообще не светит в живых остаться при неблагоприятном повороте событий. Лысый не пойдет сам. Не Лысый он. То есть лысый, конечно, как и большинство подземных жителей, но зовут Егором Илановым. «Машинист» махнул рукой, глухо свистнув в респиратор за неимением звукового сигнала на дрезине, и покатил назад свою клетку, надежно укрытый от хищников. А людей в округе, похоже, и не было, кроме этих насквозь просвеченных радиацией воротил железнодорожного бизнеса и закопавшихся в бункер пары сотен жителей Жуковского.

Командир повернулся к Мухину:

– Ну, Сусанин, надеюсь, не передумал показать нам свою деревню? В болото не заведешь?

– Нет, болото вон там, а мы пойдем через город. Прямо на Ильича пусть копают, тут и ста метров не будет!

– Слышали команду? Копать на Ильича! – Доронин вытянул вперед руку и тут же опустил, разглядев впереди вождя, известный жест которого он сейчас повторял. Из-под снега виднелось чуть побольше ленинской макушки, и было непонятно, указывает ли он дорогу в светлое будущее. Четверо оглянулись в недоумении:

– На что копать? – поинтересовался Глюк.

– Памятник вон там стоит на платформе. Ленин с Красной линии. К нему и идите.

– Очень мне нужно к нему идти! – ворчал Глюк, – Как он только сюда попал, если он с Красной линии? И что такого натворил, что я обязан его отчество помнить?

– Я тебе сейчас расскажу! – Сафроненко отложил лопату. – Он детей очень любил. Сажал на колени и спрашивал: а что тебе подарить на Рождество? И если ребенок хорошо себя вел, то ему дарили флажок и красный шарфик на шею. Называли таких детей пионерами, летом их отбирали у родителей и увозили в лагеря, а там перевоспитывали в духе коммунистической партии. Дедушка Ленин жил недолго, похоронили его у стен Кремля. А как вынесли тело из мавзолея, так тут-то ядерная война и началась! Потом его мумию коммунисты спрятали, молились на нее, и поэтому их никакая Ганза победить не могла! Говорят, Ленина у них украли, так что теперь еще неизвестно, чья возьмет… Поживем – увидим.

– Если сейчас же лопату не возьмешь – и не увидишь! Из-за тебя все тут уши развесили, не работают!

Хотелось врезать лентяю от души, но добираться до Сафроненко по глубокому снегу тяжело, а бойцы не пропускали командира, нарочно столпившись в прокопанной траншее. Доронин и сам был не прочь посмеяться, но не вместо дела! До рассвета оставалось меньше двух часов, и неизвестно, сколько времени займет путь вдоль узкоколейки через половину города до ограды аэродрома. И оттуда еще топать – не ближний свет! Ночи в марте длинные, но покороче полярных будут. А тут по путям два с половиной километра, да по неизвестному ландшафту, а потом еще до бункера – полтора. Хорошо хоть проводник обещал дорогу ровную и снег неглубокий, но оружие надо держать наизготовку, потому что дрезина-клетка уехала, больше ничего не защищает отряд.

– Лысый, ты как? Деревьев и развалин тут достаточно?

Здоровяк кивнул и указал на голову памятника, до которого было уже недалеко:

– Он тоже лысый. Я его портрет у «красных» часто видел.

– Это когда торговлей занимался?

– Ну да. Лучше уж этот вождь и коммунисты, чем сатанинские жертвоприношения. Народ там нормальный, спрос на Красной линии, как везде: спирт да сало.

– Уй! – Сафроненко наткнулся на что-то в снегу.

– Забыл предупредить – там ограждение! – Мухин отступил назад. – А вот дальше свободно пойдем…

* * *

– Боря, как у тебя сегодня прошел день?

Лариса смотрела на него, подперев рукой щеку, и тепло ее взгляда согревало лучше, чем тарелка борща со сметаной, который приготовила женщина. Борис хотел рассказать ей о своих бедах, она всегда всё понимает, слушает, и на душе легче становится. Только вот этой женщины давно уже нет в живых. Он знал, что видит сон, и скоро Лара исчезнет. Но сейчас они были вместе, он опять помнил ее лицо, помнил вкус борща. Прошлое ненадолго вернулось к нему, даря приятную иллюзию, чтобы при пробуждении снова забылось и то и другое. Он не любил дурацких сантиментов, никогда не носил в бумажнике ее фотографию. И как же позже сожалел об этом!

С годами образ Лары потускнел, но боль потери не уходила, не становилась слабее. Только прибавилась еще и печаль, что он не помнит до мелочей, как выглядит любимая женщина. Может быть, потому что любил не только лицо, не только тело? Не замечал, как она выглядит, просто чувствовал: Лариса рядом с ним, значит, всё хорошо. Встречи не были частыми, но каждый раз это было как маленький праздник. А она делала вид, что так и нужно, и Борис только утром вышел за дверь, чтобы вечером вернуться домой. Даже если в прошлый раз приходил к ней месяц назад.

Он что-то говорил, не очень понимая смысл слов, как это случается во сне, только смотрел на Лару. Их редкие встречи продолжались. Женщина улыбалась ему, ничего не говоря, он протянул руку, но снова не смог коснуться ее. Только темнота вокруг и тихое гудение вентиляции… Главный Привратник проснулся.

* * *

Деревья возвышались вокруг, как стены, молодая поросль еще не успела захватить полностью каменистую железнодорожную насыпь и сомкнуть ряды, перекрывая проход, поэтому отряд мог двигаться, хоть люди и порядком устали постоянно спотыкаться о шпалы и рельсы. Но этот путь был, по крайней мере, проходимым и не нуждался в дополнительных приметах: если под ногами неудобные железки, значит, верной дорогой идешь, товарищ. Доронин заметил впереди едва выглядывавшую из-под снега платформу с покосившейся надписью «Детская». Отряд прошел ее, не сказав ни слова, хотя каждый из них наверняка думал о чем-то, но вот облечь в слова эти мысли никто не смог. Просто детство представлялось каждому по-своему, и воспоминания в любом случае были не очень веселыми. Кто помоложе, его просто не имел, а бойцам постарше детство казалось таким же обветшавшим и проржавевшим, как эта старая табличка на одном столбе. Но расстояния между остановками были действительно детскими – еще и трехсот метров не прошли, а уже станция. Какая же была скорость поезда на этой узкоколейке, если за первым поворотом приходилось останавливаться? Никакая.

На открытом участке снова пришлось поработать лопатами. Проламывать твердый наст, слежавшийся к концу зимы, было нелегко, но неподалеку вдоль высокого забора виднелась проталина, туда и показал проводник, сам командир не разглядел бы в темноте. Саперные лопатки плохо подходили для таких работ, но тащить с собой большую совковую было неудобно. Еще один такой непроходимый сугроб, и Доронин решил искать лопату в местных сараях. Он уже поглядывал в сторону ближайшего дачного домика, но передумал.

На фоне неба вырисовывался силуэт церкви. Индеец и Лысый перекрестились на купол, хоть не было видно, сохранился ли крест наверху, и даже мусульманин-Нарбеков склонил голову в знак уважения к пророку Исе, глядя на товарищей. Сам командир благодати не чувствовал, в этом безбожном наукограде церквям не доверял, да и думал совсем о другом, но и сталкерам не мешал – святые заступники помогут тому, кто в них верит.

Доронину не давал покоя один вопрос, и он решил все же задать его проводнику, хоть это нужно было сделать уже давно:

– А где твои следы? Что-то я их тут не вижу…

– А я шел с другой стороны!

– Ну, блин! А тут что? Ты хоть знаешь, куда идешь?!

– Так я один был… А отряду здесь безопасно, наверное, – смущенно объяснил Мухин.

– Наверное! Мы тебе что, крысы подопытные? – Но командир все же успокоился, потому что восемь человек действительно представляли собой нешуточную силу, а продираться по руинам города такой толпой было рискованно. – Ладно, проверим сейчас, насколько путь надежный. Странно, что к вам в бункер до сих пор никто не приходил. Наши сталкеры ведь рыщут по Подмосковью, торговля идет понемногу. Но на эту тему я уже с вашим Главным поговорю.

В том, что разговор состоится, Доронин почти не сомневался. Какой-никакой, а диалог вести придется. И уже скоро. Судя по карте, искомый объект недалеко.

Денис тоже понимал, что приближается к конечной точке пути, но кроме безмерной усталости почти ничего не чувствовал. Даже не было сил смотреть по сторонам. Город как город, ничего особенного. Интересно, впустят ли их внутрь бункера, или пострелять придется? Погибнуть при штурме как-то не хотелось, надежды на дипломатический талант командира тоже не было. Скоро он всё узнает и увидит собственными глазами. Привал бы объявили только! А то ведь сил уже никаких нет.