Мир реальный и мир мифологический. Пространство и время: начало вселенной и космическая жертва

Онлайн чтение книги Мифы древней Скандинавии
Мир реальный и мир мифологический. Пространство и время: начало вселенной и космическая жертва

Снорри начинает свое повествование в прологе к «Младшей Эдде» с христианского мифа о сотворении мира, Адама и Евы и рассказа о потопе. Это нужно ему для того, чтобы объяснить, как люди придумали себе языческих богов.

Расселившиеся после потопа по всей земле люди не знали истинного Бога. Но они видели, что земля каждый год дает жизнь растениям. «Люди думали, что скалы и камни – это зубы и кости живых существ. И по всему этому они рассудили, что земля живая <…>, что она стара годами и могуча в своем естестве. Они питала все живое и завладевала всеми умершими. Поэтому они дали ей имя и возводили к ней свой род».

Мифы о матери-земле известны большинству народов мира. Собственно, это и не мифы, а вполне рациональное объяснение земного плодородия. Мы помним и германский миф об андрогине Туисто, рожденном землей. Но Снорри уже знал, что земля – это круг, разделенный на три континента. В центр круга он помещал Трою, или Асгард. И вот в этот Асгард является Гюльви, и первый вопрос, который он задает его обитателям: «Кто самый знатный или самый старший из богов?»

Христианин не задал бы такого вопроса, но Снорри рассказывал о древних временах. Гюльви получает от Высокого довольно уклончивый ответ: «Его называют Всеотец, но в древнем Асгарде было у него двенадцать имен». Все двенадцать имен перечисляются, и хотя имена Херран («Вождь войска») или Хникар («Сеятель раздора») ясно свидетельствуют, о ком идет речь, среди них нет имени Один. Дело не только в упомянутом магическом отношении к имени. Когда Равновысокий говорит, что Всеотец «создал небо, и землю, и воздух, и все, что к ним принадлежит», создается впечатление, что речь вообще идет о христианском Боге. Это впечатление усиливается, когда Третий дополняет ответ Равновысокого: «Всего важнее то, что он создал человека и дал ему душу, которая будет жить вечно и никогда не умрет, хоть тело и станет прахом иль пеплом. И все люди, достойные и праведные, будут жить с ним в месте, что зовется Гимле («Защита от огня») или Вингольв («Обитель блаженства»). А дурные пойдут в Хель (преисподняя), а оттуда в Нифльхель – «Туманную Хель» (глубины преисподней). Это внизу, в девятом мире». Из того, что мы уже знаем об Одине, ему трудно приписать заботу о душе человека и представление о ее праведности. Несмотря на скандинавские имена загробных обителей, речь идет о христианском рае и аде (его девяти «кругах»). Даже три божества, занимающих престолы в Асгарде, напоминают о христианской Троице, а двенадцать жрецов-диев – двенадцать апостолов. Но двенадцать богов было и на греческом Олимпе: из них трое – Зевс, Посейдон и Аид – были главными, правившими небом, землей и преисподней. Мы знаем, однако, что христианские и античные параллели – не главное для исландского писателя, и Снорри ждет от своих героев других ответов о судьбах мира.

И очередной вопрос Ганглери-Гюльви не заставляет себя ждать: «Каковы же были деяния его до того, как он сделал землю и небо?» И ответил Высокий: «Тогда он жил с инеистыми великанами»…

Здесь христианский миф кончается, и Гюльви начинает допытываться: «Что же было вначале?» И Высокий отвечает словами из первой и самой знаменитой песни «Старшей Эдды» – «Прорицания вёльвы», провидицы. Если под именем Высокого скрывался Один, то он хорошо знал эти слова – ведь они были адресованы самому Богу, когда тот спустился в преисподнюю Хель, чтобы поднять вёльву из могилы и узнать у нее о начале и грядущих судьбах мира.

В начале времен

не было в мире

ни песка, ни моря,

ни волн холодных (был лишь великан Имир).

Земли еще не было,

и небосвода

бездна сияла,

трава не росла.

Зияющей бездне – Гиннунга гап – Равновысокий дает иное название – Нифльхейм, Мир тьмы. Он был создан в начале времен. В его середине бурлит поток, называемый Кипящий Котел, а из потока вытекают десять рек с мрачными именами – «Холодная», «Свирепая», «Буря», «Волчица»… Еще одна река течет у самых врат преисподней – Хель.

Насколько это суровое «нордическое» начало мира непохоже на библейское повествование о рае – прекрасном саде, который насадил Бог на востоке! Из этого сада – земного рая – как верили в средневековой Европе, тоже во все стороны света вытекают реки, но это были не мрачные «Буря» или «Волчица», а плодородные Тигр и Евфрат, Инд и даже Дунай…

Изначальный холод и мрак скандинавской космогонии напоминает о суровой природе Исландии. Но из слов Третьего выясняется, что раньше этой холодной Бездны, расположенной где-то на севере, на юге существовала Страна огня, Мусспель (или Мусспельхейм), где «все горит и пылает». Конечно, исландцы могли живо представить такую страну нестерпимого жара и не отплывая со своего острова – исландские гейзеры с кипящей водой свидетельствовали об этом жаре, исходящем из преисподней. Но мы видим, что эта мифологическая предыстория вселенной соответствует представлениям Снорри о географии: холодной Великой Швеции на севере (северо-востоке) и Стране Черных Людей на юге. В Мусспель нет никому, кроме обитателей этой страны, доступа не только из-за зноя, но и потому, что на краю Мусспеля сидит великан Сурт, чье имя значит «Черный», в руке у него пылающий меч и в конце времен он должен спалить весь мир.

Но до конца времен еще далеко, и обитатели Асгарда рассказывают Гюльви о том, как пришли в соприкосновение изначальные области холода и жара. Потоки, несущие свои ядовитые волны из Мировой бездны, оледенели на холоде, яд выступил из них росой и превратился в иней, который заполнил бездну на севере. Но южнее шли дожди и дули ветры, а там, куда залетали искры из Мусспеля, было тепло и сухо. Иней стал таять от проникающего с юга теплого воздуха, и из стекающих капель и брызг ледяного потока Эливагар («Бурные волны») возник великан Имир. Недаром иное его имя – Аургельмир, «Шумящий в потоке».

Эта первая «натурфилософская» теория о самозарождении жизни на земле казалась бы почти материалистической, несмотря на чудовищность первого живого существа, если бы не дальнейшая его мифологическая эволюция… Это первое двуполое существо, андрогин, появившийся от взаимодействия двух стихий – жары и холода, вспотел во сне, и под мышками из его пота появились другие великаны – мужчина и женщина. Одна нога Имира зачала с другой шестиглавого сына. От них пошло племя инеистых великанов – хримтурсов, турсов или ётунов, злобных первобытных существ, самый облик которых был чудовищным.

Пытливый Гюльви продолжил свои расспросы – ему было интересно, чем питался Имир в начале времен. Оказывается, не только Имир возник из инея, с ним появилась и чудесная корова Аудумла, из вымени которой текли четыре молочных реки. Эти реки уже ближе представлениям о райских потоках – от молочных рек питался Имир. Сама же корова лизала соленые камни, покрытые инеем. К исходу дня на камне появились волосы, на другой день – голова и, наконец, весь человек. В отличие от ётуна Имира, он был не только могуч, но и хорош собой. Его прозывают Бури – «Родитель». У Родителя появился сын по имени Бор, «Рожденный», но жители Асгарда умолчали о том, кто была его мать. Видимо, время андрогинов еще не прошло, но прародителю богов уже неприлично было приписывать женские функции. Зато у Бора была уже жена Бестла, правда, из племени великанов – ведь других женщин не было в рождающемся мире. Она родила Бору трех сыновей – Одина, Вили и Ве (это имя значит «Жрец»), которые стали правителями на небе и земле – богами (теперь мы можем догадаться, кто сидел на трех престолах перед Гюльви).


На этом памятном камне IV–V веков с острова Готланд изображен вариант « картины мира» как ее представляли древние скандинавы: мировое древо с солнечными символами. В верхней части большой солнечный диск, в центре два малых диска, вокруг которых обвились драконы, они обозначают движение светила в пространстве и времени. В нижней части изображен корабль мертвых – ладья, которая перевозит их в загробный мир через воды мирового океана


Именно на такой ладье, сохранившейся до наших дней, отправлялись мертвые, по представлениям древних, в мир иной. Погребальная ладья норвежской королевы Осы


Шлем из королевского погребения в Саттон-Ху в Англии. На серебряных пластинах изображены ритуальные воинские танцы


Германский надгробный камень. Воин с боевым ножом изображен в окружениии чудовищ преисподней


Далее начинается драма сотворения мира. Сыны Бора убили Имира, и из его жил вытекло столько крови, что в ней утонули инеистые великаны. Лишь одному из них – Бергельмиру («Ревущий как медведь») с его семьей удалось спастись от этого потопа в ковчеге – и здесь библейский сюжет вторгается в языческую мифологию. Но потомство Бергельмира не было людьми, как потомство Ноя; это были инеистые великаны, ётуны. Тело же Имира бросили в Мировую бездну и сделали из него землю.

Но тело великана стало разлагаться и дало жизнь многочисленным существам, населяющих мир скандинавской мифологии. Из червей, размножившихся в теле Имира, возникли карлики. По воле богов они приняли человеческий облик и получили разум. В Прорицании вёльва говорит, что первые карлики были созданы богами из крови и костей Имира, а они уже налепили много себе подобных человечков из глины – плоти первого великана. Одни карлики, подобно червям, живут в земле, другие – в камнях (в один такой камень карлик заманил искателя Асгарда конунга Свейгдира); они – подземные хтонические (от греческого хтонос – земля) существа и боятся дневного света, недаром их дом именуется Нидавеллир – «Поля мрака» и стоит на севере. Правда, дом этот золотой – ведь карлики оказались владельцами подземных сокровищ (как гномы европейского фольклора).

Потоки крови великана Имира стали водами, которые боги сделали океаном, окружающим землю. Кости Имира стали горами, а в валуны и камни (ими полна Скандинавия и Исландия) превратились его зубы и осколки костей, мозг бросили в воздух и сделали облака. Читатель, должно быть, помнит «Песню варяжского гостя» из оперы «Садко»:

От скал тех каменных

У нас варягов кости,

От той воды морской

В нас кровь руда пошла…

Автор оперного либретто создавал свой вариант мифа, противоположный тому, что был известен древним скандинавам. Но суть мифа им была уловлена верно в соответствии с русским духовным стихом о Голубиной книге: мир был создан из человекоподобного существа, человек – из стихий и элементов космоса. Значит, этот космос можно было понять, описать в мифах и освоить…

Равновысокий же продолжал свой рассказ. Из черепа Имира сделали небосвод; при этом землю пришлось с четырех сторон загнуть, чтобы сделать опоры для небосвода. Тут пригодились карлики: четверых посадили под каждый изгиб и назвали по сторонам света – Восточный, Западный, Северный и Южный.

Первоначальный мир, таким образом, представлял собой подобие геометрической фигуры, ориентированной по сторонам света; земной круг, четыре стороны которого были приподняты в качестве опор, оказывался одновременно и квадратом. Эта геометрическая фигура, воплощающая космос, – космограмма – свойственна мифам о строении космоса (космогоническим мифам) многих народов: в Индии такую фигуру называют мандалой. Это символическое сочетание простейших геометрических фигур, обозначающих космос, не случайно. Сотворение мира заключалось в том, что из бесформенного Хаоса, Мировой бездны, создавались правильные формы. Таковым было мифологическое представление о пространстве.

Творение же – и рассказ о нем в «Младшей Эдде» – шло своим чередом, и наступил черед сотворения времени. Время в архаических обществах измерялось по движению светил, и боги стали искать в окружающем их наполовину хаотическом мире материал для сотворения небесных тел. «Они взяли сверкающие искры, что летали кругом, вырвавшись из Муспелльсхейма, и прикрепили их в середину неба Мировой бездны, дабы они освещали небо и землю. Они дали место всякой искорке: одни укрепили на небе, другие же пустили летать в поднебесье, но и этим назначили свое место и уготовили путь. И говорят в старинных преданиях, что с той поры и ведется счет дням и годам». Старинные предания, на которые ссылается Равновысокий, – это знаменитое «Прорицание вёльвы» в «Старшей Эдде».

Язык провидицы – вёльвы в поэтической Эдде – более темен, что вообще свойственно поэзии, иначе Снорри не нужно было бы писать руководства по мифологии и поэтическому языку. Вльва описывает начало времен несколько по-иному, чем Равновысокий. Первоначальный хаос включал и небесные светила:

Солнце не ведало,

где его дом,

звезды не ведали,

где им сиять,

Месяц не ведал,

мощи своей.

Когда сыны Бора в «Прорицании вёльвы» поднимают землю из Мировой бездны, Солнце уже светит с юга. Боги не создают светил, но упорядочивают их размещение и пути.

О происхождении Солнца и Луны рассказывается уже в «Младшей Эдде», когда Гюльви спрашивает, как боги управляют ходом светил. Приходит черед рассказывать Высокому, и этот рассказ-миф может удивить читателя: «Одного человека звали Мундильфари. У него было двое детей. Они были так светлы и прекрасны, что он назвал Месяцем сына своего, а дочь – Солнцем. И отдал он дочь человеку по имени Глен. Но богов прогневала их гордыня, и они водворили брата с сестрою на небо, повелев Солнцу править конями, впряженными в колесницу солнца; а солнце боги сделали, чтобы освещать мир, из тех искр, что вылетали из Муспелльсхейма. Эти кони зовутся Ранний и Проворный. Под дугами же у коней повесили по кузнечному меху, чтобы была им прохлада. В некоторых преданиях это называется кузнечным горном».

«Месяц управляет ходом звезд, – продолжает Высокий, и ему подчиняются новолуние и полнолуние. Он взял с земли двух детей, Биля и Хьюки, в то время как они шли от источника Бюргир и несли на плечах коромысло Симуль с ведром Сэг. Имя отца их – Видфинн. Дети всегда следуют за месяцем, и это видно с земли».

Содержание этого текста, даже если прочесть ученый комментарий к «Младшей Эдде», остается непонятным: вроде бы предлагается «рациональное» объяснение правильному движению светил по небосводу – боги поставили возницами небесных колесниц людей. Но если для созданных из искр светил были сделаны колесницы, а к ним еще – специальные приспособления, меха, раздувающие, как в кузнечном горне, огонь солнца, то кто управлял ими до случайного появления на земле двух детей, которых гордый родитель прозвал именами светил? Наконец, какое отношение к сотворению мира имеет рассказ о других детях, шедших за водой, где даже коромысло имеет собственное имя?

Обычный ответ на эти вопросы находят в «детском» и даже примитивном мышлении древних людей, наивно объясняющих мир в своих мифологических рассказах. Но ученого исландца Снорри Стурлусона можно было заподозрить в чем угодно, но только не в наивности. Он, конечно, знал, что имя отца, гордого красотой своих детей, подобных светилам, значит «Движущийся в определенные сроки» – миф имел для Снорри символический смысл. Но в самом мифе назван по имени даже земной муж Солнца, который не имел отношения к ее небесному будущему. И это позволяет обнаружить в рассказе Снорри действительно очень древний миф, свойственный мифологиям многих первобытных племен. Как правило, рассказывая о происхождении мира, первобытные люди считали светила и другие явления природы такими же людьми, как они, часто – первопредками своего племени. В начале времен – в эпоху сотворения мира – они превратились в светила, скалы и источники, в зверей и т. п. Это и были так называемые тотемические мифы (мифы о предках – тотемах; вспомним о близнецах-первопредках германского племени, именуемых Оленями). Эти мифы не были примитивными, они представляли собой первый опыт систематического, преднаучного описания мира, переносили на весь мир свои родоплеменные отношения. Осколок такого древнего мифа о земном происхождении светил сохранился и в древнеисландской традиции, и Снорри поместил его в свою копилку мифологических сюжетов. При этом он должен был совместить этот миф с другим более поздним мифом о создании светил из искр богами – отсюда противоречия в тексте «Видения Гюльви».

Старый «тотемический» и новый «символический» мифы различаются и в рассказе о детях, следующих за месяцем. Символический смысл проясняется, если выяснить значение имен небесных детей: Биль и Хьюки – это «Месяц на ущербе» и «Молодой Месяц»; они несут ведро Сэг – это «Море» с приливами и отливами, коромысло Симуль – это «Лунный луч». Здесь загадана загадка о связи приливов и отливов с фазами луны. Но разгадать любую загадку можно лишь тогда, когда догадываешься о связанном с ней сюжете. А сюжет этот хорошо известен мировому фольклору: считается, что пятна на луне – это люди, которые ночью, в неположенное время, пошли за водой и были наказаны за это нарушение обычая.

Уже из этого сюжета ясно, что для мифологии смена дня и ночи – это не простое течение времени. Ночь – опасное и запретное время суток. Об этом свидетельствует и само происхождение ночи, миф о котором в «Младшей Эдде» не связан прямо с мифом о происхождении светил. На северном крае земли, где нашли прибежище уцелевшие великаны-ётуны, в Ётунхейме, один из них – Нерви или Нарви – породил дочь, «от рождения черную и сумрачную, по имени Ночь». Далее следует рассказ, в котором можно обнаружить еще один вариант сотворения мира: первым мужем Ночи стал человек по имени Нагльфари, а сына их звали Ауд. Следующим ее мужем стал Анар, и у них была дочь, прозванная Землею. Наконец, последним мужем этой страшной, но, очевидно, любвеобильной великанши стал Деллинг, из рода богов-асов. У них появился сын, похожий на отца – светлый и прекрасный, которого и назвали День. В этом мифе земля и день также возникают их Хаоса, но этот Хаос – не Мировая бездна, пустота, а Мировая Тьма, Ночь. Боги не создают дня и ночи, но упорядочивают их смену – Снорри устами Высокого повествует о том, как Один дал Ночи и Дню двух коней и две колесницы и послал их на небо, чтобы они каждые сутки объезжали всю землю. Впереди мчится Ночь, правящая конем Инеистая Грива, и пена, падающая каждое утро с его удил – это роса, орошающая землю. Конь Дня зовется Ясная Грива – эта грива и освещает землю и воздух.

Множество имен, упоминаемых Снорри, часто в «Младшей Эдде» не связано ни с каким мифологическим сюжетом. Тем не менее они очень важны для людей, рассказывающих мифы: знать имя – значит знать происхождение и назначение явления или божества; поэтому многим мифологическим персонажам приписывается подробная генеалогия, наподобие тех, которые описываются в сагах об исландцах. И наоборот, для богов, творящих мир, дать имена – значит совершить акт творения.

В «Прорицании вёльвы» о начале творения говорится:

Тогда сели боги

на троны могущества

и совещаться

стали священные,

ночь назвали

и отпрыскам ночи —

вечеру, утру

и дня середине

прозвище дали,

чтоб время исчислить.

Мы уже знаем, что это – не простое исчисление, и Один вопрошал вльву о тайнах творения не потому, что сам он был малосведущ в этих тайнах: время в скандинавской мифологии было конечно, и каждый день напоминал о грядущем конце мира – о нем и хотел узнать у провидицы бог.


Оселок-точило из королевского погребения в Саттон-Ху в Англии. Священный олень венчает этот оселок, значит, ему придавалось магическое значение


К этим тайнам подбирается и прикидывающийся простецом Гюльви. Он спрашивает о том, почему дева Солнце так быстро мчится в своей колеснице, будто спасается от самой смерти. И тут выясняется, что ее действительно преследуют два чудовищных волка; одного именуют Обман – и он перед гибелью мира настигнет Солнце. Имя другого – Ненавистник, и он в конце времен схватит Месяц. Забегая вперед, ближе к концу света, Гюльви спрашивает, кто породил этих волков. Оказывается, что они – порождения некой, пока неназванной великанши. Злобное племя великанов – ётунов, троллей или турсов – расплодилось на краю света после того, как один из них спасся от потопа – крови Имира, ставшей водами. Они угрожают существованию всего мира.

Мир был сотворен благодаря взаимодействию противоположных стихий – жара и холода, но вместе с гармонией, созданием правильных форм пространства и равномерного течения времени, боги-творцы привнесли в этот мир смерть и разрушение. Ведь мир сотворен из тела убитого великана – злобного, но не совершавшего преступлений первобытного существа. Мир, основанный на крови (пусть она и превратилась в мировой океан), обречен на конечную гибель – ее ждут и страшатся и боги, и люди.

Но Имир не был просто убит – он стал жертвой, которую расчленили по определенным правилам, чтобы из хаоса – нерасчлененного и чудовищного – создать космос. Эта первая жертва, на которой (или из которой) строится весь мир, – широко распространенный мифологический сюжет. Он сохранился и в поэтическом творчестве – в балладах о том, что город или крепость можно построить, только если положить в основу – под фундамент – невинную жертву. В обрядах многих народов мира положено при строительстве приносить специальную жертву – чаще не человека, а животное, или хотя бы пустить первой кошку в новый дом. Представление о том, что, обустраивая землю – свое культурное пространство, – человек совершает насилие над природой, было присуще человечеству с первобытных времен. За это насилие надо было платить выкуп – жертву. Со времен сотворения мира и богам, и людям приходилось приносить жертвы, чтобы их космическое здание оставалось прочным и не рухнуло.

Смысл первой жертвы – Имира – заключался еще и в том, что этот чудовищный великан был все же человекоподобным существом. Созданный из его тела мир был понятен людям. Расчленение его тела было и первым уроком анатомии, причем в буквальном смысле. Для исцеления больных в древности и в Средневековье принято было произносить заговоры, в этих заговорах части тела, плоть и кости больного перечислялись так же, как части тела Имира. Космос – или макрокосм – приравнивался по своему составу к человеку (микрокосму). Такие заговоры содержат древнейшие германские заклинания, относящиеся к Х веку и именуемые Мерзебургскими; сам Один-Водан произносит заговор:

От полома кости, от потока крови, от вывиха членов.

Склейся кость с костью, слейся кровь с кровью,

К суставу сустав, как слепленный, пристань.

Когда оставленный нами на время Гюльви вежливо подивился тому, какую огромную и искусную работу выполнили боги, он спросил, как была устроена земля. Тогда Высокий ответил: «Она снаружи округлая, а кругом нее лежит глубокий океан. По берегам океана боги отвели земли великанам, а весь мир в глубине суши оградили стеною для защиты от великанов. Для этой стены они взяли веки великана Имира и назвали крепость Мидгард».


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Мир реальный и мир мифологический. Пространство и время: начало вселенной и космическая жертва

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть