Онлайн чтение книги Мисс Ведьма
Глава 3

Сколько Белладонна себя помнила, она была белой ведьмой. Уже в младенчестве особые ведьминские зубки она использовала только для того, чтобы откупоривать молочные бутылки – ей нравилось угощать синичек сливками с крышечки. С годами добрая направленность чар только росла. Там, где ступала нога Белладонны, распускались цветы, с небес начинали звучать прекрасные хоралы, а когда она улыбалась, пожилым джентльменам вспоминались рождественские подарки, которые они получали в детстве. Что же до золотых волос Белладонны, то первые обитатели в них завелись, когда кудри доросли примерно до пояса, лет в шесть.

Белладонна страстно мечтала перейти на темную сторону. Терзать, поражать недугами, проклинать – что может быть лучше! Увы, несмотря на умение исцелять, вызывать рост цветов и разговаривать с животными на их языке, сотворить даже самое простое злодейское заклинание – например, превратить молодой огурчик в жирную и вонючую кровяную колбасу – было ей не по силам. А ведь она так старалась! По утрам перед выходом на работу (Белладонна работала продавщицей в цветочной лавке) она вставала у открытого окошка и произносила: «С каждым днем я делаюсь все черней и злобней».

Однако ни черней, не злобней она не становилась, и труднее всего было сносить презрение и едкие насмешки других ведьм. Белладонна с ужасом ждала очередного шабаша, где вновь придется терпеть издевательства, тоскливо переминаться с ноги на ногу вдали от общего веселья и довольствоваться компанией чужих фамильяров. Честно говоря, ездила она туда лишь в надежде, что однажды ей перепадет хоть капелька черноты.

Автобус выехал из Тодкастера. По пути нужно было подобрать еще одну пассажирку – тощую, бледную ведьму по прозвищу Моналот. Так звали героиню радиопьесы, большую любительницу жаловаться. Настоящее имя Моналот было Гвендолин Топь, и она играла на арфе в городском оркестре. Мисс Топь происходила из семьи баньши – разновидности злых ведьм, которые воем и стенаниями предупреждают людей о грядущих бедах. Баныни – квелые, крайне болезненные существа, и Моналот так часто хворала, что по дороге на шабаш ведьмам приходилось за ней заезжать.

– Даже к калитке не вышла, – с досадой констатировала Мейбл Бряк. В салоне автобуса работал кондиционер, отчего у нее страшно чесались ноги.

Белладонна, вечная «девочка на побегушках», вышла из автобуса и направилась через сад к небольшому коттеджу Моналот, который, как гласила табличка на воротах, носил название «Мерзкий уголок».

У хозяйки оказалось не заперто. Белладонна торопливо миновала коридор, постучав, распахнула дверь спальни и сразу поняла, что Моналот на шабаш не поедет. Бедную ведьму с ног до головы покрывала мелкая красная сыпь.

– У меня корь, – жалобно сообщила Моналот, – и у Перси тоже. – Она слабо махнула рукой в сторону угла, где лежал ее фамильяр – большой, печальный баран. Больной корью баран – явление редкое, но там, где речь идет о ведьмовстве, возможно всякое.

Белладонна искренне огорчилась.

– Если нужна моя помощь… – начала она.

Как и большинство ведьм, Моналот ненавидела слово «помощь».

– Не нужна, – прохныкала она. – Просто уходи. Все равно никому нет до меня дела…

Белладонна налила больной чаю, взбила подушки и удалилась. Выходя, она заметила на туалетном столике Моналот утыканные иглами восковые фигурки местного доктора и медсестры.

– Все плохо, – известила Белладонна попутчиц. – Мисс Топь слегла с корью.

– Глупая старая баньши, – злобно прошипела Нора Горлодрай.

– В семье Топь отродясь здоровяков не было, – заметила матушка Кровохлебка, раскрыв жестяную коробку и помешивая шевелящуюся массу червей длинным костлявым пальцем. Свое занятие она продолжала всю дорогу до самой Ветряной Пустоши.

Уже через два часа шабаш был в разгаре. Посреди вересковой пустоши весело трещал костер, пламя озаряло Великий камень, на котором приносили кровавые жертвы древние друиды. В ночном воздухе стояла вонь от горелых перьев поджаренной на огне галки. Ветер гонял облака, в просветах между которыми нервно поблескивала луна. Ведьмы уже закончили пиршество, и от неприличных песен (рифмой к слову «чулки» в них служат не только «сучки», но и «пупки» и даже «кишки») перешли к парным пляскам. По крайней мере, пыхтели они вовсю. Толстухе Этели Коробс, которая выписывала кренделя вместе с Мейбл Бряк, изрядно мешали резиновые сапоги, а также собственные внушительные габариты.

– Не в ту сторону, идиотка! – рявкнула на сестру Нэнси. – Двигаться нужно противосолонь!

– Это и есть противосолонь, корова безмозглая! – огрызнулась Нора.

Матушка Кровохлебка давно не участвовала в танцах. Она сидела у самого огня, подвернув дырявый плащ так, чтобы жар от костра прогрел ее обезображенные артритом ноги. Время от времени рои мух, пьяно круживших над головой ведьмы, исчезали в пламени костра.

Белладонна, как обычно, грустила в стороне. Во-первых, никто не желал составить ей пару в танцах, а во-вторых, подобно матерям, которые вверяют своих отпрысков заботам мамок и нянек, ведьмы поручили ей отвести всех фамильяров к чахлой купе терновника и строго присматривать за ними.

Задача была непростая. Стоило фамильярам завидеть Белладонну, как они начинали буквально сходить с ума. Здоровенная свинья Этели Коробс рухнула на землю, точно поваленное бурей дерево, и, задрав все четыре копытца, визжала, требуя почесать ей брюхо. Куры сестер Горлодрай, которые не неслись уже лет сто, вдруг распушили перья и заквохтали, усердствуя в попытках порадовать Белладонну свежим яичком. Осьминожка Дорис выпростала из ведерка щупальце и нежно положила его на колено юной колдуньи.

Тем временем остальные ведьмы все больше входили в раж. Матушка Кровохлебка смаковала темную жидкость из бутылочки с надписью: «Политура. Внутрь не употреблять». Мейбл Бряк высоко вскидывала чешуйчатые ноги, сверкая подвязками из кожи рогозуба. Близнецы Горлодрай яростно пинали голени друг дружки. И тут вдруг произошло нечто в высшей степени необычное.

Сперва раздался низкий зловещий рокот – казалось, он исходил из самых недр. Потом земля задрожала, и под Великим камнем друидов возникла огромная трещина.

– Землетрясение! – заорала Мейбл Бряк. Ведьмы распластались на вересковой пустоши, в страхе бормоча что-то нечленораздельное.

Затем раздался оглушительный раскат грома, вслед за которым сверкнула молния, такая яркая, что стало светло как днем.

– Гром прежде молнии! – взвыла матушка Кровохлебка и начала колотиться седой головой о землю.

А потом заклубился туман. Густая желтая волна, плотная и удушливая, заволокла пустошь, накрыв ее холодной сырой тьмой.

– Конец света, – стуча зубами, прошептала Этель Коробс.

– Это Смерть простирает свою длань! – завизжала Нора Горлодрай.

На ногах осталась лишь Белладонна. Она делала все, чтобы успокоить перепуганных фамильяров.

Туман исчез так же внезапно, как и появился. Напоследок еще раз ударил гром, и изумленные ведьмы ахнули: на Великом камне, широко расставив ноги, стояла фигура, исполненная такого великолепия, что от восторга захватывало дух.

Арриман тщательно позаботился о своем наряде. Плечи его укрывала мантия с вышитыми по ней звездами и планетами, штаны были из золотой парчи, а на голове красовались не рожки, но величавые оленьи рога, которые Лестер искусно закрепил за ушами.

Прибавьте к этому сатанинские брови, усы вразлет и зеленовато-желтое сияние над головой колдуна, и станет ясно, что от такого красавца просто невозможно было отвести глаз.

– Приветствую вас, о, дочери тьмы, проклинающие все живое, – низким глубоким голосом произнес великий маг.

– Приветствуем тебя, чародей, – благоговейно пролепетали ведьмы, поднимаясь с земли.

Белладонну, скрытую за кустами терновника, Арриман не заметил, зато его взору предстала Мейбл, чей морской слизняк съехал с головы на один глаз, Этель Коробс с прилипшим к подбородку обгорелым галочьим пером, матушка Кровохлебка и близнецы Горлодрай. Едва увидев их, он сразу же попытался слезть с камня.

– Спокойно, сэр, – сказал мистер Ледбеттер, который стоял позади со стопкой бумаг.

– Сэр, в роду Канкеров не было трусов, – прогудел Лестер, опустив на плечо хозяина тяжелую ручищу.

Поняв, что пути к отступлению отрезаны, Арриман неохотно вскарабкался обратно. Ведьмы тем временем пришли в неописуемое волнение. Они наконец сообразили, что перед ними стоит величайший из колдунов, сам Чародей Севера, которого никто не видел уже много-много лет.

– Знайте же, – мужественно заговорил волшебник, – я – Арриман Ужасный, Ненавидящий Солнце, Губитель Прекрасного.

– Знаем же, то есть, мы знаем, – нестройным хором отозвались ведьмы.

– Знайте также, что я провел девятьсот девяносто дней в ожидании нового чародея, чье появление в Мрачингтон-холле было предсказано цыганкой Эсмеральдой. – Арриман вдруг почуял запах навоза от резиновых сапог Этель Коробс, и его качнуло.

– Держитесь, сэр, – подбодрил из темноты голос Лестера.

Усилием воли черный маг взял себя в руки и продолжил:

– Да будет вам известно, что предсказанное не сбылось, и посему я, Арриман Фредерик Канкер, решил вступить в брак и произвести на свет наследника.

Возбуждение ведьм достигло предела. Они принялись толкать друг дружку локтями переговариваться, фыркать и хихикать, – все знали, что Арриман поклялся никогда не жениться. Одна Белладонна тихонько стояла в стороне и с любопытством разглядывала знаменитого колдуна своими синими, как барвинки, глазами.

Арриман набрал в грудь побольше воздуха и объявил:

– Знайте, что в жены я намерен взять одну из ведьм Тодкастера, и та, на которую падет мой выбор, будет властвовать… – Голос его дрогнул. – Нет, не могу. – Он прикрыл веки ладонью: перед его взглядом в отблеске пламени только что мелькнул волосатый подбородок матушки Кровохлебки, облепленный мухами.

– Сэр, негоже давать задний ход, – вполголоса промолвил мистер Ледбеттер, однако и он, и людоед, выглядывавший из-за камня, чрезвычайно расстроились. Они не представляли, что в Тодкастере все настолько плохо.

Арриман предпринял последнее отчаянное усилие.

– Знайте же, что на неделе перед зловещим праздником Хэллоуина в моем замке состоится великое состязание ведьм, и та из вас, что сотворит самую черную, отвратительную и гадкую волшбу, станет моей избранницей!

После этих слов в стане ведьм началось нечто невообразимое. Дождавшись, пока безумные прыжки, вопли, нервный хохот и икота стихнут, Арриман добавил:

– Мой секретарь, мистер Ледбеттер, изложит все условия конкурса. И помните, – Арриман простер перед собой руки, – главное – это мощь заклинания, жестокость и самое злодейское злодейство. Тьма превыше всего! – Облегченно выдохнув, колдун растаял в воздухе.

После того как ведьмы снова утихомирились, мистер Ледбеттер вышел из-за камня и раздал ведьмам бланки заявок на участие в турнире. Матушка Кровохлебка, не владевшая грамотой, держала свой бланк вверх ногами, а близнецы Горлодрай сразу же принялись спорить, сколько дней осталось до Хэллоуина.

– А там что за барышня? – поинтересовался мистер Ледбеттер, заметив смутно белевшие за кустами волосы Белладонны.

– А, вы об этой. Не обращайте внимания, – махнула рукой Нэнси Горлодрай.

– Она не из наших, – поддакнула ее сестрица.

– И все же она ведьма, – возразила матушка Кровохлебка, выплюнув пару мух. У нее единственной иногда находилось для Белладонны доброе словечко.

Мистер Ледбеттер приблизился к зарослям терновника, где юная ведьма не оставляла попыток успокоить взбудораженных фамильяров.

– Надо же, какая жалость! – огорченно заметил он, представившись, ибо с первого взгляда понял, в чем дело. Крохотная летучая мышь, устроившаяся в волосах Белладонны, клохчущие куры у ног, аромат первоцвета, омытого утренней росой…

– Вы всегда были…. э-э-э?..

– Белой? – грустно подсказала Белладонна. – Да. С рождения.

– И это никак не исправить?

Белладонна покачала головой.

– Я все перепробовала.

– Значит, вы не примете участия в конкурсе?

Молодая ведьма снова отрицательно покачала головой.

– Какой смысл? Он же сам сказал: «Тьма превыше всего!» – Ведьмы, как и колдуны, не умеют плакать, но глаза Белладонны потемнели и расширились от горя. – Скажите, он действительно такой… замечательный?

Мистер Ледбеттер задумался. Перед его мысленным взором всплывали картины: вот Арриман беснуется в припадке злости оттого, что не может найти подтяжки; вот радостно хихикает, запуская в ванну электрических угрей; Арриман заставляет секретаря открывать контейнер с дюжиной вонючих эму, заказанных для домашнего зоопарка… Однако подлости или малодушия в своем хозяине Ледбеттер ни разу не замечал, а потому, не кривя душой, сказал:

– Он – джентльмен. Настоящий джентльмен.

– Так я и думала, – вздохнула Белладонна.

– На всякий случай, оставлю вам бланк заявки, – он протянул ведьме листок бумаги, – вдруг передумаете. Кстати, не могли бы вы оказать любезность и передать второй бланк… мисс Топь, так, кажется, ее зовут? – Ледбеттер уже развернулся, но тут вспомнил еще кое-что. – Через минуту я исчезну, – сообщил он, – то есть, рассчитываю исчезнуть. Сам-то я магией не владею, приходится целиком полагаться на хозяина. Надеюсь, Арриман про меня не забудет. Так вот, после этого на камне останутся небольшие подарки для каждой из вас. Непременно заберите свой.

– Спасибо, заберу, – поблагодарила Белладонна и застенчиво прибавила: – Простите за откровенность, но, когда вы повернулись, я обратила внимание, какой он прелестный, – я имею в виду ваш хвостик. Обычно у мужчин сзади все так плоско и скучно…

Мистер Ледбеттер был невыразимо тронут.

– Благодарю, дорогая. Ваш комплимент меня искренне порадовал. Разумеется, это все благодаря выигрышному освещению. При дневном свете он смотрится… грубовато.

Он тепло пожал ей руку и уже собирался поведать о своем детстве и о том, какое потрясение пережил, обнаружив, что отличается от остальных мальчиков, но тут Арриману срочно понадобился его секретарь. Пыхнуло легкое облачко дыма, и мистер Ледбеттер испарился.

На Ветряной Пустоши поднялся шум и гам.

– Смотрите, там, на камне!

– Вон, вон, блестит что-то!

В следующее мгновение ведьмы, толкаясь и отпихивая друг друга, уже разбирали чудесные овальные зеркальца в оправе из драгоценных камней. Все тут же бросились глядеться, однако вместо отражения их собственных уродливых физиономий зеркала показывали импозантную внешность Арримана: грозно сверкающие глаза, нос с благородной горбинкой и великолепные усы. Более того, зеркала демонстрировали, чем занят могущественный чародей в ту или иную минуту, дабы ведьмы ознакомились с привычками Арримана и примерно представляли, какая жизнь ожидает их в Мрачингтоне в случае победы.

– Какой мужчина! – восхитилась Нора Горлодрай.

– Тебе все равно не победить. Конкурс выиграю я! – решительно заявила Нэнси.

– Ох, я тоже не прочь выйти за эдакого молодца, – пробормотала Этель Коробс. – На конкурсе наколдую овцам вертячку, а коровам – вспученное брюхо.

Мейбл Бряк с жалостью улыбнулась, глядя на товарок. Куда им до нее, ведь она дочь русалки. Можно считать, победа у нее в кармане. «Мейбл Канкер, Чародейка Севера». Звучит неплохо.

– А я-то все печалилась, что мой бедный муженек давно в гробу, – проскрипела матушка Кровохлебка. – Зато теперь тоже поучаствую в состязаниях.

– Ты? – близнецы Горлодрай чуть не задохнулись от возмущения. – Да ты еле ноги волочишь, перечница старая!

– А хоть бы и так, – согласилась матушка Кровохлебка, – разве мало среди мужчин охотников до зрелых дам? Вот погодите, сделаюсь опять молодухой, всем вам жару задам! Только бы заклинание вспомнить.

Белладонна робко приблизилась и забрала одно из двух оставшихся зеркал, что поблескивали на камне. Арриман как раз снимал оленьи рога; огромные лапы Лестера разматывали клейкую ленту. Чародей выглядел усталым и разочарованным. Погладить бы его сейчас по голове и утешить…

– А ты чего тут ошиваешься? – зыркнула на Белладонну Мейбл Бряк. – Тебе уж точно победа не светит.

– То-то смеху было бы! Розы на снегу, птичьи трели, ха! – осклабилась Нора Горлодрай.

Белладонна ничего не сказала в ответ. Молча помогла собрать корзинки, отнесла в прицеп ведерко с Дорис, почесала хрюшку Этели Коробс, но не села в автобус вместе с другими ведьмами. Хотя дорога до Тодкастера была долгой, а ночь – темной, Белладонну это не пугало. Больше всего сейчас ей хотелось остаться одной.

Она тихонько сидела на камне – том самом, где несколько часов назад горделиво стоял он,  – и глядела в зеркальце, как вдруг тоненький голосок сердито пропищал ей в ухо:

– По-моему, ты просто размазня. Размазня и трусиха.

Вздрогнув, Белладонна выпрямилась, но в следующий миг осознала, что писклявый голос – вовсе не человеческий, а мышиный, и доносится он из ее собственных волос.

– Бесхребетное создание, вот ты кто, – продолжала летучая мышь. – Хоть бы попробовала, а? В любом случае, ты ничего не теряешь.

– Глупости, – возразила Белладонна. – Сама прекрасно знаешь, мне не удается даже простейшее заклинание – сделать так, чтобы у кого-нибудь изо рта сыпались лягушки.

– Все мы меняемся, – заметило крохотное существо. – Взять хотя бы мою тетушку Кривозубку, уж такая бестолковая летучая мышь была, просто слов нет. Высосать сок из перезрелой груши и то не могла, мужу самому приходилось когтем кожуру прокалывать. А потом они взяли и отправились в отпуск за границу – в Трансильванию, что ли. Представь, на отдыхе тетушка познакомилась с семейкой летучих мышей-вампиров и наотрез отказалась возвращаться домой, там и осела. Видела бы ты ее сейчас! Сосет кровь, как материнское молоко, и балдеет себе. Ну, а ты чем хуже моей тетки?

Белладонна вновь склонилась над зеркалом. Арриман собрался отходить ко сну и надел пижаму из желтого шелка с черным кантом.

– Это правда – насчет тетушки?

Летучая мышь в темноте залилась краской. Эту историю она выдумала от начала до конца просто из любви к Белладонне. Однако молодая ведьма ничего не заметила. Она напряженно думала. Прийти на конкурс – значит, как минимум, еще раз увидеть Арримана. Само собой, он будет в составе судейского жюри. Ну, а, оказавшись там, она найдет способ как-нибудь утешить чародея и развеять его тоску.

Белладонна резко встала.

– Хорошо, – сказала она, – так и сделаем. Я попробую.