Глава 26 ПОГРЕБЕНИЕ

Онлайн чтение книги «Мой бедный, бедный мастер…»
Глава 26 ПОГРЕБЕНИЕ

Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора резко изменилась. Он как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен. Один раз он оглянулся и почему-то вздрогнул, бросив взгляд на пустое кресло, на спинке кото рого лежал плащ. Приближалась праздничная ночь, вечерние тени играли свою игру, и, вероятно, усталому прокуратору померещи лось, что кто-то сидит в пустом кресле. Допустив малодушие – поше велив плащ, прокуратор оставил его и забегал по балкону, то поти рая руки, то подбегая к столу и хватаясь за чашу, то останавливаясь и начиная бессмысленно глядеть в мозаику пола, как будто пытаясь прочесть в ней какие-то письмена.

За сегодняшний день уже второй раз на него пала тоска. Потирая висок, в котором от адской утренней боли осталось только тупое, не много ноющее воспоминание, прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений. И быстро он понял это, но поста рался обмануть себя. Ему ясно было, что сегодня днем он что-то без возвратно упустил и теперь он упущенное хочет исправить какимито мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями. Обман же самого себя заключался в том, что прокуратор старался внушить себе, что действия эти, теперешние, вечерние, не менее важны, чем утренний приговор. Но это очень плохо удавалось про куратору.

На одном из поворотов он круто остановился и свистнул. В ответ на этот свист в сумерках загремел низкий лай, и из сада выскочил на балкон гигантский остроухий пес серой шерсти, в ошейнике с золо чеными бляшками.

– Банга, Банга, – слабо крикнул прокуратор.

Пес поднялся на задние лапы, а передние опустил на плечи свое му хозяину, так что едва не повалил на пол, и лизнул его в щеку. Про куратор сел в кресло, Банга, высунув язык и часто дыша, улегся у ног хозяина, причем радость в глазах пса означала, что кончилась гроза, единственное в мире, чего боялся бесстрашный пес, а также и то, что он опять тут, рядом с тем человеком, которого любил, уважал и считал самым могучим в мире, повелителем всех людей, благодаря которому и самого себя пес считал существом привилегированным, высшим и особенным. Но, улегшись у ног и даже не глядя на своего хозяина, а глядя в вечереющий сад, пес сразу понял, что хозяина его постигла беда. Поэтому он переменил позу, поднялся, зашел сбоку и передние лапы и голову положил на колени прокуратору, вымазав полы плаща мокрым песком. Вероятно, действия Банги должны бы ли означать, что он утешает своего хозяина и несчастье готов встре тить вместе с ним. Это он пытался выразить и в глазах, скашиваемых к хозяину, и в насторожившихся навостренных ушах. Так оба они, и пес и человек, любящие друг друга, встретили праздничную ночь на балконе.

В это время гость прокуратора находился в больших хлопотах. По кинув верхнюю площадку сада перед балконом, он по лестнице спус тился на следующую террасу сада, повернул направо и вышел к казар мам, расположенным на территории дворца. В этих казармах и были расквартированы те две кентурии, которые пришли вместе с проку ратором на праздники в Ершалаим, а также тайная стража прокурато ра, командовал которой этот самый гость. Гость провел в казармах немного времени, не более десяти минут, но по прошествии этих десяти минут со двора казарм выехали три повозки, нагруженные шанцевым инструментом и бочкой с водою. Повозки сопровождали пятнадцать человек в серых плащах, верховые. В сопровождении их повозки выехали с территории дворца через задние ворота, взяли на запад, вышли из ворот в городской стене и пошли по тропинке спер ва на Вифлеемскую дорогу, а потом по ней на север, дошли до пере крестка у Хевронских ворот и тогда двинулись по Яффской дороге, по которой днем проходила процессия с осужденными на казнь. В это время уже было темно и на горизонте показалась луна.

Вскорости после того, как уехали повозки с сопровождающей их командой, отбыл с территории дворца верхом и гость прокуратора, переодевшийся в темный поношенный хитон. Гость направился не за город, а в город. Через некоторое время его можно было видеть подъезжающим к крепости Антония, расположенной на севере и в непосредственной близости от великого храма. В крепости гость также пробыл очень недолго, а затем след его обнаружился в Ниж нем Городе, в кривых его и путаных улицах. Сюда гость приехал уже верхом на муле.

Хорошо знавший город гость легко разыскал ту улицу, которая ему была нужна. Она носила название Греческой, так как на ней по мещалось несколько греческих лавок, в том числе одна, в которой торговали коврами. Именно у этой лавки гость остановил своего му ла, слез и привязал его к кольцу у ворот. Лавка была уже заперта. Гость вошел в калитку, находившуюся рядом со входом в лавку, и по пал в квадратный небольшой дворик, покоем обставленный сарая ми. Повернув во дворе за угол, гость оказался у каменной террасы жилого дома, увитой плющом, и осмотрелся. И в домике и в сараях было темно, еще не зажигали огня. Гость негромко позвал:

– Низа!

На зов этот заскрипела дверь, и в вечернем полумраке на террас ке появилась молодая женщина без покрывала. Она склонилась над перилами терраски, тревожно всматриваясь, желая узнать, кто при шел. Узнав пришельца, она приветливо заулыбалась ему, закивала го ловой, махнула рукой.

– Ты одна? – негромко по-гречески спросил Афраний.

– Одна, – шепнула женщина на террасе. – Муж утром уехал в Ке сарию. – Тут женщина оглянулась на дверь и шепотом добавила: – Но служанка дома. – Тут она сделала жест, означающий – «входи те». Афраний оглянулся и вступил на каменные ступени. После этого и женщина и он скрылись внутри домика.

У этой женщины Афраний пробыл совсем уже недолго – никак не более минут пяти. После этого он покинул дом и террасу, пониже опустил капюшон на глаза и вышел на улицу. В домах в это время уже зажигали светильники, предпраздничная толчея была еще очень ве лика, и Афраний на своем муле потерялся в потоке прохожих и всад ников. Дальнейший путь его никому не известен.

Женщина же, которую Афраний называл Низа, оставшись одна, начала переодеваться, причем очень спешила. Но как ни трудно было ей разыскивать нужные ей вещи в темной комнате, светильника она не зажгла и служанку не вызывала. Лишь после того, как она бы ла готова и на голове у нее уже было темное покрывало, в домике по слышался ее голос:

– Если меня кто-нибудь спросит, скажи, что я ушла в гости к Энанте.

Послышалось ворчание старой служанки в темноте:

– К Энанте? Ох уж эта Энанта! Ведь запретил же муж ходить к ней! Сводница она, твоя Энанта! Вот скажу мужу…

– Ну, ну, ну, замолчи, – отозвалась Низа и, как тень, выскользну ла из домика. Сандалии Низы простучали по каменным плитам дво рика. Служанка с ворчанием закрыла дверь на террасу. Низа покину ла свой дом.

В это самое время из другого переулка в Нижнем Городе, пере улка изломанного, уступами сбегавшего к одному из городских прудов, из калитки неприглядного дома, слепой своей стороной выходящего в переулок, а окнами во двор, вышел молодой, с ак куратно подстриженной бородкой человек в белом чистом кефи, ниспадавшем на плечи, в новом праздничном голубом таллифе с кисточками внизу и в новеньких скрипящих сандалиях. Горбо носый красавец, принарядившийся для великого праздника, шел бодро, обгоняя прохожих, спешащих домой к праздничной тра пезе, смотрел, как загоралось одно окно за другим. Молодой че ловек направлялся по дороге, ведущей мимо базара ко дворцу первосвященника Каифы, расположенному у подножия храмово го холма.

Через некоторое время его можно было видеть входящим в воро та двора Каифы. А через некоторое время еще – покидающим этот двор.

После посещения дворца, в котором уже пылали светильники и факелы, в котором шла праздничная суета, молодой человек по шел еще бодрее, еще радостнее и заспешил обратно в Нижний Го род. На том самом углу, где улица вливалась в базарную площадь, в ки пении и толчее его обогнала как бы танцующей походкой идущая легкая женщина в черном покрывале, накинутом на самые глаза. Об гоняя молодого красавца, эта женщина на мгновение откинула по крывало повыше, метнула в сторону молодого человека взгляд, но не только не замедлила шага, а ускорила его, как будто бы пытаясь скрыться от того, кого она обогнала.

Молодой человек не только заметил эту женщину, нет, он узнал ее, а узнав, вздрогнул, остановился, в недоумении глядя ей в спину, и тотчас же пустился ее догонять. Едва не сбив с ног какого-то прохо жего с кувшином в руках, молодой человек догнал женщину и, тяже ло дыша от волнения, окликнул ее:

– Низа!

Женщина повернулась, прищурилась, причем на лице ее вырази лась холодная досада, и сухо ответила по-гречески:

– Ах, это ты, Иуда? А я тебя не узнала сразу. Впрочем, это хоро шо. У нас есть примета, что тот, кого не узнают, станет богатым…

Волнуясь до того, что сердце стало прыгать, как птица под чер ным покрывалом, Иуда спросил прерывающимся шепотом, опаса ясь, чтобы не услышали прохожие:

– Куда же ты идешь. Низа?

– А зачем тебе это знать? – ответила Низа, замедляя шаг и над менно глядя на Иуду.

Тогда в голосе Иуды послышались какие-то детские интонации, он зашептал растерянно:

– Но как же?.. Ведь мы же условились. Я хотел зайти к тебе. Ты сказала, что весь вечер будешь дома…

– Ах нет, нет, – ответила Низа и капризно выставила вперед ниж нюю губу, отчего Иуде показалось, что ее лицо, самое красивое лицо, какое он когда-либо видел в жизни, стало еще красивее, – мне стало скучно. У вас праздник, а что же прикажешь делать мне? Сидеть и слушать, как ты вздыхаешь на террасе? И бояться к тому же, что служанка расскажет об этом мужу? Нет, нет, и я решила уйти за город слушать соловьев.

– Как за город? – спросил растерявшийся Иуда. – Одна?

– Конечно, одна, – ответила Низа.

– Позволь мне сопровождать тебя, – задыхаясь, попросил Иуда. Мысли его помутились, он забыл про все на свете и смотрел молящи ми глазами в голубые, а теперь казавшиеся черными глаза Низы.

Низа ничего не ответила и прибавила шагу.

– Что же ты молчишь, Низа? – жалобно спросил Иуда, ровняя по ней свой шаг.

– А мне не будет скучно с тобой? – вдруг спросила Низа и остано вилась. Тут мысли Иуды совсем смешались.

– Ну, хорошо, – смягчилась наконец Низа, – пойдем.

– А куда, куда?

– Погоди… зайдем в этот дворик и условимся, а то я боюсь, что кто-нибудь из знакомых увидит меня и потом скажут, что я была с лю бовником на улице.

И тут на базаре не стало Низы и Иуды. Они шептались в подво ротне какого-то двора.

– Иди в масличное имение, – шептала Низа, натягивая покрыва ло на глаза и отворачиваясь от какого-то человека, который с ведром входил в подворотню, – в Гефсиманию, за Кедрон, понял?

– Да, да, да.

– Я пойду вперед, – продолжала Низа, – но ты не иди по моим пятам, а отделись от меня. Я уйду вперед… Когда перейдешь поток… ты знаешь, где грот?

– Знаю, знаю…

– Пройдешь мимо масличного жома вверх и поворачивай к гроту. Я буду там. Но только не смей идти сейчас же за мной, имей терпе ние, подожди здесь. – И с этими словами Низа вышла из подворотни, как будто и не говорила с Иудой.

Иуда простоял некоторое время один, стараясь собрать разбегаю щиеся мысли. В числе их была мысль о том, как он объяснит свое от сутствие на праздничной трапезе у родных. Иуда стоял и придумывал какую-то ложь, но в волнении ничего как следует не обдумал и не приготовил, и его ноги сами без его воли вынесли его из подворот ни вон.

Теперь он изменил свой путь, он не стремился уже в Нижний Го род, а повернул обратно к дворцу Каифы. Праздник уже вошел в го род. Вокруг Иуды в окнах не только сверкали огни, но уже слыша лись славословия. Последние опоздавшие гнали осликов, подхлес тывали их, кричали на них. Ноги сами несли Иуду, и он не заметил, как мимо него пролетели мшистые страшные башни Антония, он не слышал трубного рева в крепости, никакого внимания не обратил на конный римский патруль с факелом, залившим тревожным светом его путь.

Пройдя башню, Иуда, повернувшись, увидел, что в страшной вы соте над храмом зажглись два гигантских пятисвечия. Но и их Иуда разглядел смутно, ему показалось, что над Ершалаимом засветились десять невиданных по размерам лампад, спорящих со светом единст венной лампады, которая все выше подымалась над Ершалаимом, – лампады луны.

Теперь Иуде ни до чего не было дела, он стремился к Гефсиманским воротам, он хотел скорее покинуть город. По временам ему казалось, что впереди него, среди спин и лиц прохожих, мелькает танцующая фигурка, ведет его за собой. Но это был обман – Иуда по нимал, что Низа значительно обогнала его. Иуда пробежал мимо ме няльных лавок, попал наконец к Гефсиманским воротам. В них, горя от нетерпения, он все-таки вынужден был задержаться. В город вхо дили верблюды, вслед за ними въехал военный сирийский патруль, который Иуда мысленно проклял…

Но все кончается. Нетерпеливый Иуда был уже за городскою сте ной. По левую руку от себя Иуда увидел маленькое кладбище, возле него несколько полосатых шатров богомольцев. Пересекши пыль ную дорогу, заливаемую луной, Иуда устремился к кедронскому пото ку, с тем чтобы его пересечь. Вода тихо журчала у Иуды под ногами. Перепрыгивая с камня на камень, он наконец выбрался на противо положный гефсиманский берег и с великой радостью увидел, что до рога под садами здесь пуста. Невдалеке уже виднелись полуразру шенные ворота масличного имения.

После душного города Иуду поразил одуряющий запах весенней ночи. Из сада через ограду выливалась волна запаха миртов и ака ций с гефсиманских полян.

Ворота никто не охранял, никого в них не было, и через не сколько минут Иуда уже бежал под таинственною тенью развесис тых громадных маслин. Дорога вела в гору. Иуда подымался, тяже ло дыша, по временам попадая из тьмы в узорчатые лунные ков ры, напомнившие ему те ковры, что он видел в лавке у ревнивого мужа Низы. Через некоторое время мелькнул по левую руку от Иу ды, на поляне, масличный жом с тяжелым каменным колесом и груда каких-то бочек. В саду никого не было. Работы закончи лись на закате, и теперь над Иудой гремели и заливались хоры со ловьев.

Цель Иуды была близка. Он знал, что направо в темноте сейчас начнет слышать тихий шепот падающей в гроте воды. Так и случи лось, он услыхал его. Становилось все прохладнее.

Тогда он замедлил шаг и негромко крикнул:

– Низа!

Но вместо Низы, отлепившись от толстого ствола маслины, на дорогу выпрыгнула мужская коренастая фигура, и что-то блесну ло у нее в руке и тотчас потухло. Иуда, слабо вскрикнув, бросился на зад, но второй человек преградил ему путь.

Первый, что был впереди, спросил Иуду:

– Сколько получил сейчас? Говори, если хочешь сохранить жизнь!

Надежда вспыхнула в сердце Иуды, и он отчаянно вскричал:

– Тридцать тетрадрахм! Тридцать тетрадрахм! Все, что получил, с собою. Вот деньги! Берите, но отдайте жизнь!

Человек спереди мгновенно выхватил из рук Иуды кошель. И в тот же миг за спиной у Иуды взлетел нож и, как молния, ударил влюбленного под лопатку. Иуду швырнуло вперед, и руки со скрю ченными пальцами он выбросил в воздух. Передний человек поймал Иуду на свой нож и по рукоять всадил его в сердце Иуды.

– Ни… за… – не своим, высоким и чистым молодым голосом, а го лосом низким и укоризненным проговорил Иуда и больше не издал ни одного звука. Тело его так сильно ударилось об землю, что она за гудела.

Тогда третья фигура появилась на дороге. Этот третий был в пла ще с капюшоном.

– Не медлите, – приказал он. Убийцы быстро упаковали кошель вместе с запиской, поданной третьим, в кожу и перекрестили ее ве ревкой. Второй засунул сверток за пазуху, и затем оба убийцы броси лись с дороги в стороны, и тьма их съела между маслинами. Третий же присел на корточки возле убитого и заглянул ему в лицо. В тени оно представилось смотрящему белым, как мел, и каким-то одухотво ренно красивым.

Через несколько секунд никого из живых на дороге не было. Без дыханное тело лежало с раскинутыми руками. Левая ступня попала в лунное пятно, так что отчетливо был виден каждый ремешок сан далии. Весь Гефсиманский сад в это время гремел соловьиным пени ем. Куда направились двое зарезавших Иуду, не знает никто, но путь третьего человека в капюшоне известен. Покинув дорожку, он устре мился в чащу масличных деревьев, пробираясь к югу. Он перелез че рез ограду сада вдалеке от главных ворот, в южном углу его, там, где вывалились верхние камни кладки. Вскоре он был на берегу Кедрона. Тогда он вошел в воду и пробирался некоторое время по воде, пока не увидел вдали силуэты двух лошадей и человека возле них. Лошади также стояли в потоке. Вода струилась, омывая их копыта. Коновод сел на одну из лошадей, человек в капюшоне вскочил на другую, и медленно они оба пошли в потоке, и слышно было, как хру стели камни под копытами лошадей. Потом всадники выехали из во ды, выбрались на ершалаимский берег и пошли шагом под стеною города. Тут коновод отделился, ускакал вперед и скрылся из глаз, а человек в капюшоне остановил лошадь, слез с нее на пустынной до роге, снял свой плащ, вывернул его наизнанку, вынул из-под плаща плоский шлем без оперения, надел его. Теперь на лошадь вскочил че ловек в военной хламиде и с коротким мечом на бедре. Он тронул поводья, и горячая кавалерийская лошадь пошла рысью, потряхивая всадника. Путь был недалек – всадник подъезжал к южным воротам Ершалаима.

Под аркою ворот танцевало и прыгало беспокойное пламя факе лов. Караульные солдаты из второй кентурии Молниеносного леги она сидели на каменных скамьях, играя в кости. Увидев въезжающе го военного, солдаты вскочили с мест, военный махнул им рукой и въехал в город.

Город был залит праздничными огнями. Во всех окнах играло пла мя светильников, и отовсюду, сливаясь в нестройный хор, звучали славословия. Изредка заглядывая в окна, выходящие на улицу, всад ник мог видеть людей за праздничным столом, на котором лежало мясо козленка, стояли чаши с вином меж блюд с горькими травами. Насвистывая какую-то тихую песенку, всадник неспешной рысью пробирался по пустынным улицам Нижнего Города, направляясь к Антониевой башне, изредка поглядывая на нигде не виданные в мире пятисвечия, пылающие над храмом, или на луну, которая ви села еще выше пятисвечий.

Дворец Ирода Великого не принимал никакого участия в торже стве пасхальной ночи. В подсобных покоях дворца, обращенных на юг, где разместились офицеры римской когорты и легат легиона, светились огни, там чувствовалось какое-то движение и жизнь. Пе редняя же часть, парадная, где был единственный и невольный жи лец дворца – прокуратор, – вся, со своими колоннадами и золотыми статуями, как будто ослепла под ярчайшей луной. Тут, внутри двор ца, господствовали мрак и тишина. И внутрь прокуратор, как и гово рил Афранию, уйти не пожелал. Он велел постель приготовить на балконе, там же, где обедал, а утром вел допрос. Прокуратор лег на приготовленное ложе, но сон не пожелал прийти к нему. Оголенная луна висела высоко в чистом небе, и прокуратор не сводил с нее глаз в течение нескольких часов.

Примерно в полночь сон наконец сжалился над игемоном. Судо рожно зевнув, прокуратор расстегнул и сбросил плащ, снял опоясы вающий рубаху ремень с широким стальным ножом в ножнах, поло жил его в кресло у ложа, снял сандалии и вытянулся. Банга тотчас поднялся к нему на постель и лег рядом, голова к голове, и прокура тор, положив собаке руку на шею, закрыл наконец глаза. Только тог да заснул и пес.

Ложе было в полутьме, закрываемое от луны колонной, но от сту пеней крыльца к постели тянулась лунная лента. И лишь только про куратор потерял связь с тем, что было вокруг него в действительнос ти, он немедленно тронулся по светящейся дороге и пошел по ней вверх, прямо к луне. Он даже рассмеялся во сне от счастья, до того все сложилось прекрасно и неповторимо на прозрачной голубой дороге. Он шел в сопровождении Банги, а рядом с ним шел бродячий философ. Они спорили о чем-то очень сложном и важном, причем ни один из них не мог победить другого. Они ни в чем не сходились друг с другом, и от этого их спор был особенно интересен и нескон чаем. Само собою разумеется, что сегодняшняя казнь оказалась чис тейшим недоразумением – ведь вот же философ, выдумавший столь невероятно нелепую вещь вроде того, что все люди добрые, шел ря дом, следовательно, он был жив. И конечно, совершенно ужасно бы ло бы даже помыслить о том, что такого человека можно казнить. Казни не было! Не было! Вот в чем прелесть этого путешествия вверх по лестнице луны.

Свободного времени было столько, сколько надобно, а гроза бу дет только к вечеру, и трусость, несомненно, один из самых страш ных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок!

Вот, например, не трусил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в Долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-Великана. Но, помилуйте ме ня, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что изза человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи?

– Да, да, – стонал и всхлипывал во сне Пилат.

Разумеется, погубит. Утром бы еще не погубил, а теперь, ночью, взвесив все, согласен погубить. Он пойдет на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача!

– Мы теперь будем всегда вместе, – говорил ему во сне оборван ный философ-бродяга, неизвестно каким образом ставший на доро ге всадника с золотым копьем. – Раз один – то, значит, тут же и дру гой! Помянут меня – сейчас же помянут и тебя! Меня – подкидыша, сына неизвестных родителей, и тебя – сына короля-звездочета и до чери мельника, красавицы Пилы.

– Да, уж ты не забудь, помяни меня, сына звездочета, – просил во сне Пилат. И, заручившись во сне кивком идущего рядом с ним ни щего из Эн-Сарида, жестокий прокуратор Иудеи от радости плакал и смеялся во сне.

Все это было хорошо, но тем ужаснее было пробуждение игемона. Банга зарычал на луну, и скользкая, как бы укатанная маслом, го лубая дорога перед прокуратором провалилась. Он открыл глаза, и первое, что вспомнил, это что казнь была. Первое, что сделал про куратор, это привычным жестом вцепился в ошейник Банги, потом больными глазами стал искать луну и увидел, что она немного ото шла в сторону и посеребрилась. Ее свет перебивал неприятный, бес покойный свет, играющий на балконе перед самыми глазами. В ру ках у кентуриона Крысобоя пылал и коптил факел. Держащий его со страхом и злобой косился на опасного зверя, приготовившегося к прыжку.

– Не трогать, Банга, – сказал прокуратор больным голосом и каш лянул. Заслоняясь от пламени рукою, он продолжал: – И ночью, и при луне мне нет покоя. О боги! У вас тоже плохая должность, Марк. Солдат вы калечите…

В величайшем изумлении Марк глядел на прокуратора, и тот опо мнился. Чтобы загладить напрасные слова, произнесенные со сна, прокуратор сказал:

– Не обижайтесь, кентурион. Мое положение, повторяю, еще ху же. Что вам надо?

– К вам начальник тайной стражи, – спокойно сообщил Марк.

– Зовите, зовите, – прочищая горло кашлем, приказал прокура тор и стал босыми ногами нашаривать сандалии. Пламя заиграло на колоннах, застучали калиги кентуриона по мозаике. Кентурион вы шел в сад.

– И при луне мне нет покоя, – скрипнув зубами, сам себе сказал прокуратор.

На балконе вместо кентуриона появился человек в капюшоне.

– Банга, не трогать, – тихо сказал прокуратор и сдавил затылок пса.

Прежде чем начать говорить, Афраний, по своему обыкновению, оглянулся и ушел в тень и, убедившись, что, кроме Банги, лишних на балконе нет, тихо сказал:

– Прошу отдать меня под суд, прокуратор. Вы оказались правы. Я не сумел уберечь Иуду из Кириафа, его зарезали. Прошу суд и отставку.

Афранию показалось, что на него глядят четыре глаза – собачьи и волчьи.

Афраний вынул из-под хламиды заскорузлый от крови кошель, за печатанный двумя печатями.

– Вот этот мешок с деньгами подбросили убийцы в дом первосвя щенника. Кровь на этом мешке – кровь Иуды из Кириафа.

– Сколько там, интересно? – спросил Пилат, наклоняясь к мешку.

– Тридцать тетрадрахм.

Прокуратор усмехнулся и сказал:

– Мало.

Афраний молчал.

– Где убитый?

– Этого я не знаю, – со спокойным достоинством ответил чело век, никогда не расстававшийся со своим капюшоном, – сегодня ут ром начнем розыск.

Прокуратор вздрогнул, оставил ремень сандалии, который никак не застегивался.

– Но вы наверно знаете, что он убит?

На это прокуратор получил сухой ответ:

– Я, прокуратор, пятнадцать лет на работе в Иудее. Я начал служ бу при Валерии Грате. Мне не обязательно видеть труп для того, что бы сказать, что человек убит, и вот я вам докладываю, что тот, кого именовали Иуда из города Кириафа, несколько часов тому назад за резан.

– Простите меня, Афраний, – ответил Пилат, – я еще не про снулся как следует, отчего и сказал это. Я сплю плохо, – прокуратор усмехнулся, – и все время вижу во сне лунный луч. Так смешно, вооб разите. Будто бы я гуляю по этому лучу. Итак, я хотел бы знать ваши предположения по этому делу. Где вы собираетесь его искать? Сади тесь, начальник тайной службы.

Афраний поклонился, пододвинул кресло поближе к кровати и сел, брякнув мечом.

– Я собираюсь его искать недалеко от масличного жома в Гефсиманском саду.

– Так, так. А почему именно там?

– Игемон, по моим соображениям, Иуда убит не в самом Ершалаиме и не где-нибудь далеко от него. Он убит под Ершалаимом.

– Считаю вас одним из выдающихся знатоков своего дела. Я не знаю, впрочем, как обстоит дело в Риме, но в колониях равного вам нет. Объясните, почему?

– Ни в коем случае не допускаю мысли, – говорил негромко Аф раний, – о том, чтобы Иуда дался в руки каким-нибудь подозритель ным людям в черте города. На улице не зарежешь тайно. Значит, его должны были заманить куда-нибудь в подвал. Но служба уже искала его в Нижнем Городе и, несомненно, нашла бы. Но его нет в городе, за это вам ручаюсь. Если бы его убили вдалеке от города, этот пакет с деньгами не мог бы быть подброшен так скоро. Он убит вблизи го рода. Его сумели выманить за город.

– Не постигаю, каким образом это можно было сделать.

– Да, прокуратор, это самый трудный вопрос во всем деле, и я да же не знаю, удастся ли мне его разрешить.

– Действительно загадочно! В праздничный вечер верующий уходит неизвестно зачем за город, покинув пасхальную трапезу, и там погибает. Кто и чем мог его выманить? Не сделала ли это жен щина? – вдруг вдохновенно спросил прокуратор.

Афраний отвечал спокойно и веско:

– Ни в коем случае, прокуратор. Эта возможность совершенно исключена. Надлежит рассуждать логически. Кто был заинтересо ван в гибели Иуды? Какие-то бродячие фантазеры, какой-то кружок, в котором прежде всего не было никаких женщин. Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвести на свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины, нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. Женщи ны не было в этом деле, прокуратор. Более того скажу, такое толко вание убийства может лишь сбивать со следу, мешать следствию и пу тать меня.

– Я вижу, что вы совершенно правы, Афраний, – говорил Пи лат, – и я лишь позволил себе высказать свое предположение.

– Оно, увы, ошибочно, прокуратор.

– Но что же, что же тогда? – воскликнул прокуратор, с жадным любопытством всматриваясь в лицо Афрания.

– Я полагаю, что это все те же деньги.

– Замечательная мысль! Но кто и за что мог предложить ему деньги ночью за городом?

– О нет, прокуратор, не так. У меня есть единственное предполо жение, и если оно неверно, то других объяснений я, пожалуй, не найду. – Афраний наклонился поближе к прокуратору и шепотом договорил: – Иуда хотел спрятать свои деньги в укромном, одному ему известном месте.

– Очень тонкое объяснение. Так, по-видимому, дело и обстояло. Теперь я вас понимаю: его выманили не люди, а его собственная мысль. Да, да, это так.

– Так. Иуда был недоверчив. Он прятал деньги от людей.

– Да, вы сказали, в Гефсимании. А вот почему именно там вы на мерены искать его – этого я, признаюсь, не пойму.

– О, прокуратор, это проще всего. Никто не будет прятать день ги на дорогах, в открытых и пустых местах. Иуда не был ни на доро ге в Хеврон, ни на дороге в Вифанию. Он должен был быть в защи щенном, укромном месте с деревьями. Это так просто. А таких дру гих мест, кроме Гефсимании, под Ершалаимом нет. Далеко он уйти не мог.

– Вы совершенно убедили меня. Итак, что же делать теперь?

– Я немедленно начну искать убийц, которые выследили Иуду за городом, а сам тем временем, как я уже докладывал вам, пойду под суд.

– За что?

– Моя охрана упустила его вечером на базаре после того, как он покинул дворец Каифы. Как это произошло, не постигаю. Этого еще не было в моей жизни. Он был взят в наблюдение тотчас же после нашего разговора. Но в районе базара он переложился куда-то, сде лал такую странную петлю, что бесследно ушел.

– Так. Объявляю вам, что я не считаю нужным отдавать вас под суд. Вы сделали все, что могли, и никто в мире, – тут прокуратор улыбнулся, – не сумел бы сделать больше вашего! Взыщите с сыщи ков, потерявших Иуду. Но и тут, предупреждаю вас, я не хотел бы, чтобы взыскание было хоть сколько-нибудь строгим. В конце кон цов, мы сделали все для того, чтобы позаботиться об этом негодяе! Да, я забыл спросить, – прокуратор потер лоб, – как же они ухитри лись подбросить деньги Каифе?

– Видите ли, прокуратор… Это не особенно сложно. Мстители прошли в тылу дворца Каифы, там, где переулок господствует над задним двором. Они перебросили пакет через забор.

– С запиской?

– Да, точно так, как вы и предполагали, прокуратор. Да, впро чем, – тут Афраний сорвал печать с пакета и показал его внутрен ность Пилату.

– Помилуйте, что вы делаете, Афраний, ведь печати-то, навер ное, храмовые!

– Прокуратору не стоит беспокоить себя этим вопросом, – отве тил Афраний, закрывая пакет.

– Неужели все печати есть у вас? – рассмеявшись, спросил Пи лат.

– Иначе быть не может, прокуратор, – без всякого смеха, очень сурово ответил Афраний.

– Воображаю, что было у Каифы!

– Да, прокуратор, это вызвало очень большое волнение. Меня они пригласили немедленно.

Даже в полутьме было видно, как сверкают глаза Пилата.

– Это интересно, интересно…

– Осмеливаюсь возразить, прокуратор, это не было интересно. Скучнейшее и утомительнейшее дело. На мой вопрос, не выплачива лись ли кому деньги во дворце Каифы, мне сказали категорически, что этого не было.

– Ах так? Ну, что же, не выплачивались – стало быть, не выплачи вались. Тем труднее будет найти убийц.

– Совершенно верно, прокуратор.

– Да, Афраний, вот что внезапно мне пришло в голову: не покон чил ли он сам с собой?

– О нет, прокуратор, – даже откинувшись от удивления в кресле, ответил Афраний, – простите меня, но это совершенно невероятно!

– Ах, в этом городе все вероятно! Я готов спорить, что через са мое короткое время слухи об этом поползут по всему городу.

Тут Афраний метнул в прокуратора свой взгляд, подумал и отве тил:

– Это может быть, прокуратор.

Прокуратор, видимо, все не мог расстаться с этим вопросом об убийстве человека из Кириафа, хотя и так уж все было ясно, и сказал даже с некоторой мечтательностью:

– А я желал бы видеть, как они убивали его.

– Убит он с чрезвычайным искусством, прокуратор, – ответил Афраний, с некоторой иронией поглядывая на прокуратора.

– Откуда же вы это-то знаете?

– Благоволите обратить внимание на мешок, прокуратор, – от ветил Афраний, – я вам ручаюсь за то, что кровь Иуды хлынула вол ной. Мне приходилось видеть убитых, прокуратор, на своем веку!

– Так что он, конечно, не встанет?

– Нет, прокуратор, он встанет, – ответил, улыбаясь философски, Афраний, – когда труба Мессии, которого здесь ожидают, прозвучит над ним. Но ранее он не встанет.

– Довольно, Афраний! Этот вопрос ясен. Перейдем к погребе нию.

– Казненные погребены, прокуратор.

– О Афраний, отдать вас под суд было бы преступлением. Вы до стойны наивысшей награды. Как было?

Афраний начал рассказывать и рассказал, что в то время, как он сам занимался делом Иуды, команда тайной стражи, руководимая его помощником, достигла холма, когда наступил вечер. Одного тела на верхушке она не обнаружила. Пилат вздрогнул, сказал хрипло:

– Ах, как же я этого не предвидел!

– Не стоит беспокоиться, прокуратор, – сказал Афраний и про должал повествовать.

Тела Дисмаса и Гестаса с выклеванными хищными птицами глаза ми подняли и тотчас же бросились на поиски третьего тела. Его об наружили в очень скором времени. Некий человек…

– Левий Матвей, – не вопросительно, а скорее утвердительно сказал Пилат.

– Да, прокуратор…

Левий Матвей прятался в пещере на северном склоне Лысого Че репа, дожидаясь тьмы. Голое тело Иешуа Га-Ноцри было с ним. Ког да стража вошла в пещеру с факелом, Левий впал в отчаяние и злобу. Он кричал о том, что не совершил никакого преступления и что вся кий человек, согласно закону, имеет право похоронить казненного преступника, если пожелает. Левий Матвей говорил, что не хочет расстаться с этим телом. Он был возбужден, выкрикивал что-то бес связное, то просил, то угрожал и проклинал…

– Его пришлось схватить? – мрачно спросил Пилат.

– Нет, прокуратор, нет, – очень успокоительно ответил Афраний, -дерзкого безумца удалось успокоить, объяснив, что тело будет погребено.

Левий, осмыслив сказанное, утих, но заявил, что он никуда не уй дет и желает участвовать в погребении. Он сказал, что он не уйдет, даже если его начнут убивать, и даже предлагал для этой цели хлеб ный нож, который был с ним.

– Его прогнали? – сдавленным голосом спросил Пилат.

– Нет, прокуратор, нет. Мой помощник разрешил ему участво вать в погребении.

– Кто из ваших помощников руководил этим? – спросил Пилат.

– Толмай, – ответил Афраний и прибавил в тревоге: – Может быть, он допустил ошибку?

– Продолжайте, – ответил Пилат, – ошибки не было. Я вообще начинаю немного теряться, Афраний, я, по-видимому, имею дело с человеком, который никогда не делает ошибок. Этот человек – вы.

– Левия Матвея взяли в повозку вместе с телами казненных и ча са через два достигли пустынного ущелья к северу от Ершалаима. Там команда, работая посменно, в течение часа выкопала глубокую яму и в ней похоронила всех трех казненных.

– Обнаженными?

– Нет, прокуратор, – команда взяла с собой для этой цели хито ны. На пальцы погребаемым были надеты кольца. Иешуа с одной на резкой, Дисмасу с двумя и Гестасу с тремя. Яма закрыта, завалена камнями. Опознавательный знак Толмаю известен.

– Ах, если б я мог предвидеть! – морщась, заговорил Пилат. – Ведь мне нужно было бы повидать этого Левия Матвея…

– Он здесь, прокуратор.

Пилат, широко расширив глаза, глядел некоторое время на Афрания, а потом сказал так:

– Благодарю вас за все, что сделано по этому делу. Прошу вас завт ра прислать мне Толмая, объявить ему заранее, что я доволен им, а вас, Афраний, – тут прокуратор вынул из кармана пояса, лежащего на столе, перстень и подал его начальнику тайной службы, – прошу принять это на память.

Афраний поклонился, молвил:

– Большая честь, прокуратор.

– Команде, производившей погребение, прошу выдать награды. Сыщикам, упустившим Иуду, выговор. А Левия Матвея сейчас ко мне. Мне нужны подробности по делу Иешуа.

– Слушаю, прокуратор, – отозвался Афраний и стал отступать и кланяться, а прокуратор хлопнул в ладоши и закричал:

– Ко мне, сюда! Светильник в колоннаду!

Афраний уже уходил в сад, а за спиною Пилата в руках слуг уже мелькали огни. Три светильника на столе оказались перед прокура тором, и лунная ночь тотчас отступила в сад, как будто бы Афраний увел ее с собою. Вместо Афрания на балкон вступил неизвестный ма ленький и тощий человек рядом с гигантом кентурионом. Этот вто рой, поймав взгляд прокуратора, тотчас отступил в сад и скрылся.

Прокуратор изучал пришедшего человека жадными и немного ис пуганными глазами. Так смотрят на того, о ком слышали много, о ком и сами думали и кто наконец появился.

Пришедший человек, лет под сорок, был черен, оборван, покрыт засохшей грязью, смотрел по-волчьи, исподлобья. Словом, он был очень непригляден и скорее всего походил на городского нищего, каких много толчется на террасах храма или на базарах шумного и грязного Нижнего Города.

Молчание продолжалось долго, и нарушено оно было странным поведением приведенного к Пилату. Он изменился в лице, шатнулся и, если бы не ухватился грязной рукой за край стола, упал бы.

– Что с тобой? – спросил его Пилат.

– Ничего, – ответил Левий Матвей и сделал такое движение, как будто что-то проглотил. Тощая, голая, грязная шея его взбухла и опять опала.

– Что с тобою, отвечай, – повторил Пилат.

– Я устал, – ответив Левий и мрачно поглядел в пол.

– Сядь, – молвил Пилат и указал на кресло.

Левий недоверчиво поглядел на прокуратора, двинулся к креслу, испуганно покосился на золотые ручки и сел не в кресло, а рядом с ним, на пол.

– Объясни, почему не сел в кресло? – спросил Пилат.

– Я грязный, я его запачкаю, – сказал Левий, глядя в землю.

– Сейчас тебе дадут поесть.

– Я не хочу есть, – ответил Левий.

– Зачем же лгать? – спросил тихо Пилат. – Ты ведь не ел целый день, а может быть, и больше. Ну, хорошо, не ешь. Я призвал тебя, чтобы ты показал мне нож, который был у тебя.

– Солдаты отняли его у меня, когда вводили сюда, – ответил Ле вий и добавил мрачно: – Вы мне его верните, мне его надо отдать хо зяину, я его украл.

– Зачем?

– Чтобы веревки перерезать, – ответил Левий.

– Марк! – крикнул прокуратор, и кентурион вступил под колон ны. – Нож его мне дайте.

Кентурион вынул из одного из двух чехлов на поясе грязный хлеб ный нож и подал его прокуратору, а сам удалился.

– А у кого взял нож?

– В хлебной лавке у Хевронских ворот, как войдешь в город, сей час же налево.

Пилат поглядел на широкое лезвие, попробовал пальцем, остер ли нож, зачем-то и сказал:

– Насчет ножа не беспокойся, нож вернут в лавку. А теперь мне нужно второе: покажи хартию, которую ты носишь с собой и где за писаны слова Иешуа.

Левий с ненавистью поглядел на Пилата и улыбнулся столь недоб рой улыбкой, что лицо его обезобразилось совершенно.

– Все хотите отнять? И последнее, что имею? – спросил он.

– Я не сказал тебе – отдай, – ответил Пилат, – я сказал – покажи.

Левий порылся за пазухой и вынул свиток пергамента. Пилат взял его, развернул, расстелил между огнями и, щурясь, стал изучать мало разборчивые чернильные знаки. Трудно было понять эти корявые строчки, и Пилат морщился и склонялся к самому пергаменту, водил пальцем по строчкам. Ему удалось все-таки разобрать, что записанное представляет собою несвязную цепь каких-то изречений, каких-то дат, хозяйственных заметок и поэтических отрывков. Кое-что Пилат прочел: «Смерти нет… Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты…»

Гримасничая от напряжения, Пилат щурился, читал: «Мы увидим чистую реку воды жизни… Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл…»

Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках пергамента он разо брал слова: «…большего порока… трусость».

Пилат свернул пергамент и резким движением подал его Левию.

– Возьми, – сказал он и, помолчав, прибавил: – Ты, как я вижу, книжный человек, и незачем тебе, одинокому, ходить в нищей одеж де без пристанища. У меня в Кесарии есть большая библиотека, я очень богат и хочу взять тебя на службу. Ты будешь разбирать и хра нить папирусы, будешь сыт и одет.

Левий встал и ответил:

– Нет, я не хочу.

– Почему? – темнея лицом, спросил прокуратор. – Я тебе непри ятен, ты меня боишься?

Та же плохая улыбка исказила лицо Левия, и он сказал:

– Нет, потому что ты будешь меня бояться. Тебе не очень-то лег ко будет смотреть в лицо мне после того, как ты его убил.

– Молчи, – ответил Пилат, – возьми денег.

Левий отрицательно покачал головой, а прокуратор продолжал:

– Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я тебе скажу, что ты не усвоил ничего из того, чему он тебя учил. Ибо, если б это было так, ты обязательно взял бы у меня что-нибудь. Имей в виду, что он перед смертью сказал, что он никого не винит, – Пилат зна чительно поднял палец, лицо Пилата дергалось. – И сам он непре менно взял бы что-нибудь. Ты жесток, а тот жестоким не был. Куда ты пойдешь?

Левий вдруг приблизился к столу, уперся в него обеими руками и, глядя горящими глазами на прокуратора, зашептал ему:

– Ты, игемон, знай, что я в Ершалаиме зарежу одного человека. Мне хочется тебе это сказать, чтобы ты знал, что кровь еще будет.

– Я тоже знаю, что она еще будет, – ответил Пилат, – своими сло вами ты меня не удивил. Ты, конечно, хочешь зарезать меня?

– Тебя мне зарезать не удастся, – ответил Левий, оскалившись и улыбаясь, – я не такой глупый человек, чтобы на это рассчиты вать, но я зарежу Иуду из Кириафа, я этому посвящу остаток жизни.

Тут наслаждение выразилось в глазах прокуратора, и он, поманив к себе пальцем поближе Левия Матвея, сказал:

– Это тебе сделать не удастся, ты себя не беспокой. Иуду этой но чью уже зарезали.

Левий отпрыгнул от стола, дико озираясь, и выкрикнул:

– Кто это сделал?

– Не будь ревнив, – скалясь, ответил Пилат и потер руки, – я бо юсь, что были поклонники у него и кроме тебя.

– Кто это сделал? – шепотом повторил Левий.

Пилат ответил ему:

– Это сделал я.

Левий открыл рот, уставился на прокуратора, а тот сказал тихо:

– Это, конечно, немного сделано, но все-таки это сделал я. – И прибавил: – Ну, а теперь возьмешь что-нибудь?

Левий подумал, смягчился и наконец сказал:

– Вели мне дать кусок чистого пергамента.

Прошел час. Левия не было во дворце. Теперь тишину рассвета нарушал только тихий шум шагов часовых в саду. Луна быстро выцве тала, на другом краю неба было видно беловатое пятнышко утрен ней звезды. Светильники давным-давно погасли. На ложе лежал про куратор. Подложив руку под щеку, он спал и дышал беззвучно. Рядом с ним спал Банга.

Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иу деи Понтий Пилат.


Читать далее

Михаил Булгаков. «Мой бедный, бедный мастер…»
БОГ ПОРУГАЕМ НЕ БЫВАЕТ 13.04.13
ОТ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА 13.04.13
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ 13.04.13
ЯКОБЫ ДЕНЬГИ 13.04.13
МУДРЕЦЫ 13.04.13
РОБИНСКИЙ СОЛГАЛ… 13.04.13
ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ВОЛАН ДА 13.04.13
ШЕСТОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО 13.04.13
МАНИЯ ФУРИБУНДА 13.04.13
ДЕЛО БЫЛО В ГРИБОЕДОВЕ 13.04.13
ПОЛЕТ ВОЛАН ДА 13.04.13
КОНСУЛЬТАНТ С КОПЫТОМ 13.04.13
НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ 13.04.13
ПОГОНЯ 13.04.13
1.VII.1933 13.04.13
ДЕЛО БЫЛО В ГРИБОЕДОВЕ 13.04.13
СТЕПА ЛИХОДЕЕВ 13.04.13
ВОЛШЕБНЫЕ ДЕНЬГИ 13.04.13
В КАБИНЕТЕ РИМСКОГО 13.04.13
БЕЛАЯ МАГИЯ И ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ 13.04.13
ЗАМОК ЧУДЕС 13.04.13
ПОЦЕЛУЙ ВНУЧАТЫ 13.04.13
ИВАНУШКА В ЛЕЧЕБНИЦЕ 13.04.13
ЗОЛОТОЕ КОПЬЕ 13.04.13
ДЯДЯ И БУФЕТЧИК 13.04.13
МАРГАРИТА 13.04.13
ГУБНАЯ ПОМАДА И КРЕМ 13.04.13
8.XI.33 13.04.13
ШАБАШ 13.04.13
9/XI.33 13.04.13
11/XI 33 13.04.13
12/XI.33 13.04.13
13/XL33 13.04.13
14/XI.33 13.04.13
15/XI.33 13.04.13
16/XI.33 13.04.13
6/1.1934 13.04.13
ПОДКОВА 13.04.13
С ПРИМУСОМ ПО МОСКВЕ 13.04.13
1/П.34 13.04.13
ПОРА! ПОРА! 13.04.13
ОН ПОКИДАЕТ МОСКВУ 13.04.13
16/VII.34 13.04.13
НА ЗДОРОВЬЕ! 13.04.13
11/IX.1934 13.04.13
ГОНЕЦ 13.04.13
14/IX.34 13.04.13
ОНИ ПЬЮТ 13.04.13
15/IX.34 13.04.13
МИЛОСЕРДИЯ! МИЛОСЕРДИЯ! 13.04.13
ССОРА НА ВОРОБЬЕВЫХ ГОРАХ 13.04.13
НОЧЬ 13.04.13
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ 13.04.13
ОШИБКА ПРОФЕССОРА СТРАВИНСКОГО 13.04.13
ВЕСТИ ИЗ ВЛАДИКАВКАЗА 13.04.13
ГРОЗА И РАДУГА 13.04.13
БЕЛАЯ МАГИЯ И ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ 13.04.13
ПОЛНОЧНОЕ ЯВЛЕНИЕ 13.04.13
НА ЛЫСОЙ ГОРЕ 13.04.13
НА РАССВЕТЕ 13.04.13
БОЙТЕСЬ ВОЗВРАЩАЮЩИХСЯ 13.04.13
ЧТО СНИЛОСЬ БОСОМУ 13.04.13
22/VI.35 13.04.13
ИСТОРИЯ КОСТЮМА И ПРОЧЕЕ 13.04.13
ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЕТ 13.04.13
Глава 1 НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ 13.04.13
Глава II ЗОЛОТОЕ КОПЬЕ 13.04.13
Глава I I I СЕДЬМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО 13.04.13
Глава V ДЕЛО БЫЛО В ГРИБОЕДОВЕ 13.04.13
Глава 1 НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ! 13.04.13
Глава 2 ЗОЛОТОЕ КОПЬЕ 13.04.13
Глава 3 СЕДЬМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО 13.04.13
Глава 4 ПОГОНЯ 13.04.13
Глава 5 ДЕЛО БЫЛО В ГРИБОЕДОВЕ 13.04.13
Глава 6 МАНИЯ ФУРИБУНДА 13.04.13
Глава 7 НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА 13.04.13
Глава 8 ОШИБКА ПРОФЕССОРА СТРАВИНСКОГО 13.04.13
Глава 9 НЕГОДЯЙ КОРОВЬЕВ 13.04.13
Глава 10 ВЕСТИ ИЗ ВЛАДИКАВКАЗА И ГИБЕЛЬ ВАРЕНУХИ 13.04.13
Глава 11 РАЗДВОЕНИЕ ИВАНА 13.04.13
Глава 12 ЧЕРНАЯ МАГИЯ 13.04.13
Глава 13 ЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ 13.04.13
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Глава I НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ! 13.04.13
Глава II ЗОЛОТОЕ КОПЬЕ 13.04.13
Глава I I I СЕДЬМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО 13.04.13
Глава IV ПОГОНЯ 13.04.13
Глава V ЧТО ПРОИЗОШЛО В ГРИБОЕДОВЕ 13.04.13
Глава VI ШИЗОФРЕНИЯ, КАК БЫЛО СКАЗАНО 13.04.13
Глава V I I НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА 13.04.13
Глава V I I I ПОЕДИНОК МЕЖДУ ПРОФЕССОРОМ И ПОЭТОМ 13.04.13
Глава IX КОРОВЬЕВСКИЕ ШТУКИ 13.04.13
Глава X ИСТОРИЯ ВАРЕНУХИ 13.04.13
Глава XI РАЗДВОЕНИЕ ИВАНА 13.04.13
Глава X I I ЧЕРНАЯ МАГИЯ И ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ 13.04.13
Глава X I I I ЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ 13.04.13
Глава 14 СЛАВА ПЕТУХУ! 13.04.13
Глава 15 СОН НИКАНОРА ИВАНОВИЧА 13.04.13
Глава 16 НА ЛЫСОЙ ГОРЕ (КАЗНЬ) 13.04.13
Глава 17 БЕСПОКОЙНЫЙ ДЕНЬ 13.04.13
Глава 18 НЕУДАЧЛИВЫЕ ВИЗИТЕРЫ 13.04.13
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Глава 19 МАРГАРИТА 13.04.13
Глава 20 КРЕМ АЗАЗЕЛЛО 13.04.13
Глава 21 ПОЛЕТ 13.04.13
Глава 22 ПРИ СВЕЧАХ 13.04.13
Глава 23 ВЕЛИКИЙ БАЛ У САТАНЫ 13.04.13
Глава 24 ИЗВЛЕЧЕНИЕ МАСТЕРА 13.04.13
Глава 25 ПОГРЕБЕНИЕ 13.04.13
Глава 26 СТРЕЛЬБА В КВАРТИРЕ 13.04.13
Глава 27 ПОСЛЕДНИЕ ПОХОЖДЕНИЯ КОРОВЬЕВА И БЕГЕМОТА 13.04.13
Глава 28 ПОРА! ПОРА! 13.04.13
Глава 29 В ПУТЬ! 13.04.13
Глава 30 ПРОЩЕНИЕ 13.04.13
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Глава 1 НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ 13.04.13
Глава 2 ПОНТИЙ ПИЛАТ 13.04.13
Глава 3 СЕДЬМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО 13.04.13
Глава 4 ПОГОНЯ 13.04.13
Глава 5 БЫЛО ДЕЛО В ГРИБОЕДОВЕ 13.04.13
Глава 6 ШИЗОФРЕНИЯ, КАК И БЫЛО СКАЗАНО 13.04.13
Глава 7 НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА 13.04.13
Глава 8 ПОЕДИНОК МЕЖДУ ПРОФЕССОРОМ И ПОЭТОМ 13.04.13
Глава 9 КОРОВЬЕВСКИЕ ШТУКИ 13.04.13
Глава 10 ВЕСТИ ИЗ ЯЛТЫ 13.04.13
Глава 11 РАЗДВОЕНИЕ ИВАНА 13.04.13
Глава 12 ЧЕРНАЯ МАГИЯ И ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ 13.04.13
Глава 13 ЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ 13.04.13
Глава 14 СЛАВА ПЕТУХУ! 13.04.13
Глава 15 СОН НИКАНОРА ИВАНОВИЧА 13.04.13
Глава 16 КАЗНЬ 13.04.13
Глава 17 БЕСПОКОЙНЫЙ ДЕНЬ 13.04.13
Глава 18 НЕУДАЧЛИВЫЕ ВИЗИТЕРЫ 13.04.13
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Глава 19 МАРГАРИТА 13.04.13
Глава 20 КРЕМ АЗАЗЕЛЛО 13.04.13
Глава 21 ПОЛЕТ 13.04.13
Глава 22 ПРИ СВЕЧАХ 13.04.13
Глава 23 ВЕЛИКИЙ БАЛ У САТАНЫ 13.04.13
Глава 24 ИЗВЛЕЧЕНИЕ МАСТЕРА 13.04.13
Глава 25 КАК ПРОКУРАТОР ПЫТАЛСЯ СПАСТИ ИУДУ ИЗ КИРИАФА 13.04.13
Глава 26 ПОГРЕБЕНИЕ 13.04.13
Глава 27 КОНЕЦ КВАРТИРЫ № 50 13.04.13
Глава 28 ПОСЛЕДНИЕ ПОХОЖДЕНИЯ КОРОВЬЕВА И БЕГЕМОТА 13.04.13
Глава 29 СУДЬБА МАСТЕРА И МАРГАРИТЫ ОПРЕДЕЛЕНА 13.04.13
Глава 30 ПОРА! ПОРА! 13.04.13
Глава 31 НА ВОРОБЬЕВЫХ ГОРАХ 13.04.13
Глава 32 ПРОЩЕНИЕ И ВЕЧНЫЙ ПРИЮТ 13.04.13
эпилог 13.04.13
Комментарии 13.04.13
глава или нет. 13.04.13
Копыто инженера 13.04.13
ДЕЛО БЫЛО В ГРИБОЕДОВЕ 13.04.13
Великий канцлер Полная рукописная редакция 13.04.13
Фантастический роман Главы романа, дописанные и переписанные в 1934-1936 гг. 13.04.13
Золотое Копье Незавершенная рукопись 13.04.13
Князь тьмы Роман. Первые тринадцать глав 13.04.13
Мастер и Маргарита Роман. 1928-1937. Полная рукописная редакция 13.04.13
Мастер и Маргарита Окончательная редакция 13.04.13
Глава 26 ПОГРЕБЕНИЕ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть