Онлайн чтение книги «Мой бедный, бедный мастер…»
Глава IX КОРОВЬЕВСКИЕ ШТУКИ

Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества в том самом доме, где проживал покойный Крицкий, находился в страшнейших хлопотах начиная с предыдущей полуночи.

В полночь эту приехала комиссия, вызвала Никанора Ивановича, сообщила ему о гибели Крицкого и вместе с ним отправилась в квар тиру № 50 для осмотра и опечатания рукописей покойного.

Это и было произведено в отсутствие Груни, которая приходила в квартиру только днем, и легкомысленного Степы Лиходеева, нахо дившегося, как мы уже знаем, на даче у Хустова.

Комиссия объявила Никанору Ивановичу, что жилплощадь по койного, то есть бывшие ювелиршины гостиная и кабинет, перехо дят в распоряжение жилтоварищества, а вещи его подлежат хране нию на указанной жилплощади.

Никанор Иванович тут же ночью запечатал два шкафа, в одном из ко их находились книги покойника, а в другом – его белье и два костюма.

Весть о гибели Крицкого распространилась по всему дому со сверхъестественной быстротою, и с семи часов утра к Босому нача ли звонить по телефону, а затем и приходить с заявлениями лица, просящие им передать жилплощадь покойника.

В течение двух часов Никанор Иванович принял тридцать два та ких заявления.

В них заключались и мольбы, и угрозы, и кляузы, и доносы, и обе щания произвести ремонт на свой счет, и указания на несносную тес ноту, и указания на невозможность жить с бандитами в одной квар тире. В числе прочего было потрясающее по художественной силе описание безобразий, творящихся в квартире № 31, два обещания покончить жизнь самоубийством и одно признание в тайной бере менности.

Никанора Ивановича вызывали в переднюю, хватали за рукава и шептали что-то, и подмигивали, и обещали не остаться в долгу.

Мука эта продолжалась до начала первого часа дня, когда Ника нор Иванович просто сбежал из своей квартиры в помещение прав ления у ворот, но когда увидел, что и там его уже подкарауливали, ушел и оттуда. Кое-как отбившись от тех, что шли за ним по пятам че рез асфальтовый двор, Никанор Иванович скрылся в шестом подъ езде и поднялся в четвертый этаж, где и находилась эта проклятая квартира № 50.

Отдышавшись на площадке, тучный Никанор Иванович позво нил, но ему никто не открыл. Он позвонил еще раз и еще раз, начал ворчать и ругаться. Не открыли. Тогда терпение Никанора Иванови ча лопнуло, и он, достав из кармана связку дубликатов ключей, при надлежавших правлению, властной рукою открыл дверь и вошел.

– Домработница! – прокричал Никанор Иванович. – Как тебя? Груня, что ли? Тебя нету?

Никто не отозвался.

Тогда Никанор Иванович вынул складной метр и шагнул из полу темной передней в кабинет Крицкого.

Шагнуть-то он шагнул, но остановился в изумлении и даже вздрогнул.

За столом покойного сидел неизвестный, тощий и длинный граж данин в клетчатом пиджаке, в жокейской шапочке и в пенсне с трес нувшим стеклом.

– Вы кто такой будете, гражданин? – испуганно спросил Никанор Иванович.

– Ба! Никанор Иванович, – заорал дребезжащим тенором нео жиданный гражданин и, вскочив, приветствовал председателя на сильственным и внезапным рукопожатием.

Приветствие это ничуть не обрадовало Никанора Ивановича.

– Я извиняюсь, – заговорил он подозрительно, – вы кто такой будете? Вы – лицо официальное?

– Эх, Никанор Иванович! – задушевно воскликнул неизвестный, в котором Иван Николаевич немедленно, конечно, узнал бы погано го регента. – Что такое «официальное» лицо или «неофициальное»! Все это зависит от того, с какой точки зрения смотреть на это, все это условно и зыбко. Сегодня я неофициальное лицо, а завтра, гля дишь, официальное! А бывает, Никанор Иванович, и наоборот!

Объяснение это ни в какой степени не удовлетворило председате ля. Будучи по природе подозрительным, он заключил, что разгла гольствующий перед ним гражданин лицо неофициальное и, пожа луй, праздное.

– Да кто вы такой будете? Как ваша фамилия? – все суровее спра шивал председатель и даже стал наступать на неизвестного.

– Фамилия моя, – ничуть не смущаясь суровостью председателя, отозвался гражданин, – ну, скажем, Коровьев. Да не хотите ли заку сить? Без церемоний? А?

– Я извиняюсь, – уже негодуя, заговорил Никанор Иванович. – Какие тут закуски! (Нужно признаться, хоть это и неприятно, что Никанор Иванович был по натуре грубоват.) – На половине покой ника сидеть не разрешается! Вы что здесь делаете?

– Да вы присаживайтесь, Никанор Иванович! – опять-таки не смущаясь орал гражданин и заюлил, предлагая председателю кресло.

Совершенно освирепев, Никанор Иванович кресло отверг и за вопил:

– Да кто вы такой?

– Я, изволите ли видеть, состою переводчиком при особе ино странца, имеющего резиденцию в этой квартире, – отрекомендо вался назвавший себя Коровьевым и шаркнул рыжим нечищеным ботинком.

Никанор Иванович открыл рот. Наличность какого-то иностран ца, да еще с переводчиком, в этой квартире являлась для него совер шеннейшим сюрпризом, и он потребовал объяснений.

Переводчик охотно объяснился. Господин Воланд, артист, был любезно приглашен директором Кабаре Степаном Богдановичем Лиходеевым провести время своих гастролей, примерно недельку, у него в квартире, о чем он еще вчера написал Никанору Ивановичу, с просьбой прописать иностранца временно, пока он сам не съездит во Владикавказ.

– Ничего он мне не писал, – сказал в изумлении председатель.

– А вы поройтесь у себя в портфеле, Никанор Иванович, – слад ко предложил Коровьев.

Никанор Иванович, пожимая плечами, открыл портфель и, к ве личайшему своему удивлению, обнаружил в нем письмо Лиходеева.

– Как же это я про него забыл? – тупо глядя на вскрытый кон верт, пробормотал Никанор Иванович.

– То ли бывает, Никанор Иванович! То ли бывает, – затрещал Коровьев, – рассеянность, рассеянность, дорогой наш друг Никанор Иванович! Я сам рассеян до ужаса. Как-нибудь за рюмкой я вам рас скажу несколько фактов из моей жизни, вы обхохочетесь!

– Когда же он едет во Владикавказ? – озабоченно спросил пред седатель.

– Да он уже уехал, уехал! – закричал переводчик. – Он, знаете ли, уж катит черт знает где! – И тут переводчик замахал руками, как мельничными крыльями.

Никанор Иванович заявил, что ему необходимо лично повидать иностранца, но получил отказ: никак невозможно. Занят. Дрессиру ет кота.

– Кота, ежели угодно, могу показать, – любезно предложил Коровьев.

От этого, в свою очередь, отказался Никанор Иванович, а пере водчик тут же сделал председателю неожиданное, но весьма инте ресное предложение.

Ввиду того, что господин Воланд нипочем не желает жить в гос тинице, а жить привык просторно, то вот, не сдаст ли жилтоварищество на недельку, пока будут продолжаться гастроли Воланда в Моск ве, всю квартиру, то есть и комнаты покойника?

– Ведь ему безразлично, покойнику-то, – сипел шепотом Коровьев, – ему теперь, сами согласитесь, квартирка ни к чему…

Никанор Иванович в некотором недоумении возразил, что, мол, иностранцам полагается жить в «Метрополе», а вовсе не на частных квартирах…

– Говорю вам, капризен, как черт знает что! – зашипел Коровьев. – Ну не желает. Не любит гостиниц. Вот они у меня где сидят, эти интуристы, – интимно пожаловался он, тыча пальцем себе в жилис тую шею, – всю душу вымотали! Приедет… и начинает: и то ему не так, и это не так! А вашему товариществу, Никанор Иванович, полнейшая и очевидная выгода. А за деньгами он не постоит. Миллионер!

В предложении переводчика заключался практически ясный смысл, это было солидное предложение, и тем не менее что-то уди вительно несолидное было и в манере переводчика говорить, и в этом клетчатом пиджачке, и в пенсне, никуда не годном.

Что-то неясное немножко томило душу председателя, и все-таки он решил предложение принять. В жилтовариществе был, увы, по рядочный дефицит. Нужно было к осени закупать нефть для парово го отопления, а денег-то не было. А на интуристовы деньги можно было извернуться.

Деловой и осторожный Никанор Иванович заявил, что ему при дется увязать этот вопрос с конторою «Интуриста».

– Я понимаю! – вскричал Коровьев. – Обязательно! Как же без увязки? Вот вам телефон, Никанор Иванович, и немедленно увязывайте. А насчет денег не стесняйтесь, – шепотом добавил он, увлекая председателя к телефону, – с кого же и взять, как не с него? У него та кая вилла в Ницце! Будущим летом, если будете за границей, нароч но заезжайте посмотреть – ахнете!

Дело с конторою «Интуриста» уладилось с необыкновенной, по разившей председателя, быстротой. Оказалось, что там уже знают о намерении господина Воланда жить в частной квартире Лиходеева и против этого ничуть не возражают.

– Ну и чудно! – орал Коровьев.

Несколько ошеломленный его трескотней и выкриками предсе датель заявил, что жилтоварищество согласно сдать квартиру № 50 на неделю артисту Воланду с платой по… – Никанор Иванович не много подумал и конфузливо как-то сказал:

– По пятьсот рублей в день.

Тут Коровьев окончательно поразил председателя. Воровски под мигнув в сторону спальни, откуда слышались мягкие прыжки тяже лого, как видно, кота, он просипел:

– За неделю две с половиной тысячи?..

Никанор Иванович подумал, что он добавит: «Ну и гусь вы, Ника нор Иванович!», но Коровьев сказал:

– Разве это сумма? Просите четыре, он даст.

Растерянно ухмыльнувшись, Никанор Иванович и сам не заметил, как оказался у письменного стола покойника, где Коровьев с величай шей быстротой и ловкостью начертал контракт в двух экземплярах. После этого он с контрактом слетал в спальню, вернулся, причем на обоих экземплярах уже была размашистая подпись иностранца. Под писал бумаги и председатель. Затем Коровьев попросил расписочку на четыре…

– Прописью, прописью, Никанор Иванович!., тысячи рублей… – и со словами, как-то не идущими к серьезному делу: – Эйн, цвей, дрей!.. – выложил председателю четыре перевязанные пачки, каж дая в десять новеньких сточервонных бумажек.

Произошло пересчитывание, пересыпаемое шуточками и прибауточками Коровьева, вроде «денежка счет любит» и «свой глазок – смотрок».

Пересчитав деньги, председатель попросил паспорт иностранца для временной прописки, и опять слетал Коровьев в спальню, после чего председатель бережно уложил и паспорт, и деньги, и один эк земпляр договора в портфель.

– Ну вот и все в порядочке! – радостно провизжал Коровьев.

Председатель не удержался и попросил билетик на гастроль ино странца.

– Об чем разговор! – воскликнул Коровьев. – Сколько вам биле тов, Никанор Иванович? Десять? Двенадцать?

Ошеломленный председатель пояснил, что нужна ему только па рочка – ему и Пелагее Антоновне, его супруге.

Коровьев тут же вынул блокнот, вырвал листок и лихо выписал Никанору Ивановичу контрамарку на два лица в первом ряду. Эту контрамарку левой рукой переводчик всучил Никанору Ивановичу, а правой ловко вложил в другую руку председателя приятно хрустя щую пачку. Метнув на нее взгляд, Никанор Иванович густо покрас нел и стал отпихивать от себя эту пачку.

– Я извиняюсь, – бормотал он, – этого не полагается…

– И слушать не стану, – зашептал в самое ухо его Коровьев, – у нас не полагается, а у иностранцев полагается. Вы трудились, ми лейший Никанор Иванович. Обидите, нельзя!

– Строго преследуется, – тихо-претихо прошептал председатель и почему-то оглянулся.

– А где свидетели? – шепнул в другое ухо Коровьев. – Я вас спра шиваю, где они? Что вы?

И тут случилось, как утверждал впоследствии бедный председа тель (в чем ему никто не верил), чудо. Пачка сама вползла к нему в карман толстовки. А затем председатель, какой-то расслабленный и даже разбитый, оказался на лестнице. Мысли вихрем крутились у него в голове. Тут была и эта вилла в Ницце, и дрессированный кот, и мысль о том, что свидетелей действительно не было, и что Пелагея Антоновна обрадуется контрамарке. В общем, это были бессвяз ные, но приятные мысли. И только где-то какая-то иголочка покалы вала в душе председателя, а почему, он никак не мог понять, спуска ясь с лестницы.

Лишь только председатель покинул квартиру, из спальни донесся густой голос:

– Мне этот Никанор Иванович не понравился. Он выжига и плут. Нельзя ли сделать так, чтобы он больше не приходил?

– Мессир, вам стоит это приказать! – отозвался Коровьев, но не дребезжащим, а очень чистым и звучным голосом.

Переводчик отправился в переднюю, навертел номер и начал го ворить почему-то плаксиво:

– Але? Считаю долгом сообщить, что наш председатель жилтоварищества дома № 302-бис по Садовой, Никанор Иванович Босой, спекулирует валютой. В данный момент у него в вентиляции, в убор ной, в его квартире № 35 в газетной бумаге четыреста долларов. Сам видел. Говорит жилец означенного дома в квартире № 11, Тимофей Кондратьевич Перелыгин. Но заклинаю держать в тайне мое имя. Опасаюсь мести вышеизложенного председателя.

И повесил трубку, подлец.

– Этот вульгарный человек больше не придет, мессир, клянусь в том вашими золотыми шпорами, – доложил Коровьев, или регент, или черт знает кто такой, подойдя к дверям спальни.

– Дорогой Фагот, – ответили из спальни, – но при чем здесь Пе релыгин? Не причинил бы ты ему хлопот.

– Не извольте беспокоиться, мессир, – ответил Фагот этот, или Коровьев, – эти хлопоты будут ему чрезвычайно полезны. Тоже негодяй. У него есть манера подсматривать в замочную скважину.

– А, – ответили из спальни, а Фагот-Коровьев пришел в гости ную, где уже сидел тот рыжий, глаз с бельмом, изо рта клык.

– Ну что же, будем завтракать, Азазелло? – обратился к нему Ко ровьев.

– Сейчас! – гнусаво ответил Азазелло и, в свою очередь, крик нул:

– Бегемот!

На этот зов из спальни вышел тот самый черный кот-толстяк, и через несколько минут вся свита Воланда сидела у камина в гости ной, затененной изнутри шторами, где потрескивал веселый огонь, пила красное вино.

А Никанор Иванович, удачно избежав преследований жильцов, проскользнул через двор и скрылся в своей квартире.

Квартира эта была маленькая, состояла всего из двух комнат и ку хоньки, да еще была и сыровата, но у нее было одно ни с чем не срав нимое качество – она была отдельной квартиркой.

Пройдя в ту комнату, которая служила спальней и столовой без детным супругам Босым, Никанор Иванович запер портфель в ко мод и шмыгнул в уборную. Заперев дверь на крючок, он вытащил из кармана пачку, навязанную переводчиком, и убедился, что в ней че тыреста рублей. Посидев в уборной некоторое время, Никанор Ива нович решил, чтобы избежать вопросов супруги «откуда?», времен но спрятать пачечку в вентиляционный ход. Он завернул червонцы в обрывок газеты, стал на сиденье и засунул деньги в вентиляцион ную дыру.

Минут через пятнадцать Никанор Иванович сидел в большой комнате за столом, на котором стояла поллитровка, лафитничек и тарелки. Из кухоньки доносилось громыханье кастрюлей, оттуда очаровательно пахло борщом. Никанор Иванович, помимо председательствования, нес еще обязанности заведующего столовой, по мещавшейся в том же доме, но сам в ней никогда не обедал, объяс няя это тем, что профессора прописали ему особый диетический стол.

Супруга Никанора Ивановича вынесла из кухни аккуратно на резанную селедочку, густо посыпанную зеленым луком. Никанор Иванович налил лафитничек, поддел на вилку пять кусков селед ки, выпил, налил второй раз, воткнул вилку в селедку… и в то же время позвонили, а Пелагея Антоновна внесла дымящуюся кастрю лю, при одном взгляде на которую можно было догадаться, что в ней: в гуще огненного борща, покрытого золотыми дисками жира, таится то, чего нет вкуснее на свете – мозговая кость!

Проглотив слюну, Никанор Иванович заворчал, как пес:

– А чтоб вам провалиться! Поесть не дадут! – и приказал супру ге: – Не пускай, нету меня, нету. А насчет квартиры скажи, чтоб пе рестали трепаться. Через неделю будет заседание.

Супруга вышла, а Никанор Иванович погрузил разливательную ложку вглубь и поволок из раскаленного озера ее – треснувшую вдоль кость.

Послышались звуки снимаемой цепочки, послышались шаги, по слышалось ворчание Никанора Ивановича, взбешенного тем, что Пелагея Антоновна все-таки впустила кого-то, и в комнату вошли двое граждан, а за ними – побелевшая Пелагея Антоновна. Неизве стно почему, побелел и поднялся и Никанор Иванович.

– Где сортир? – спросил озабоченно первый, тот, что был в бе лой косоворотке.

На обеденном столе что-то стукнуло (Никанор Иванович уронил ложку).

– Здесь, здесь, – скороговоркой ответила Пелагея Антоновна.

Пришедшие устремились в коридорчик.

А в чем дело? – тихо спросил Никанор Иванович. – У нас ниче го такого в квартире не может быть… А у вас документик, я изви няюсь…

Второй пришедший утвердительно кивнул и вынул документик.

Первый в это время уже стоял на табуретке, засунув руку в дымо ход. В глазах у Никанора Ивановича потемнело.

Развернули сверток, и в нем вместо червонцев оказались совсем другие деньги. Они были какие-то зеленоватые или синие, Никанор Иванович видел мутно – шея его налилась темной кровью, перед гла зами что-то плавало пятнами.

– Доллары в вентиляции, – задумчиво сказал первый и обратил ся к Никанору Ивановичу: – Ваш пакетик?

– Нет, – ответил Никанор Иванович страшным голосом.

– А чей же?

– Не могу знать, – ответил бедный председатель и вдруг возо пил: – Подбросили враги!

– Это бывает, – согласился тот, что был задумчив, и мягко доба вил: – Ну что же, надо остальные показать.

– Нету у меня! Нету! Богом клянусь, нету! – отчаянно вскричал председатель.

Он кинулся к комоду, с грохотом вытащил ящик, ухватился за портфель, бессвязно вскрикивая:

– Вот контракт… переводчик-гад подбросил… Коровьев… в пенсне!

Он открыл портфель, глянул в него, посинел и уронил его в борщ. В портфеле ничего не было: ни Степиного письма, ни контракта с иностранцем, ни паспорта, ни денег, ни контрамарки. Ничего не было.

– Товарищи! – отчаянно закричал председатель. – Держите их! У нас в доме нечистая сила!

И тут уж неизвестно что померещилось Пелагее Антоновне, но только она, всплеснув руками, вскрикнула дрожащим голосом:

– Иванович! Что ты? Покайся лучше! Тебе скидка выйдет!

С налитыми кровью глазами, Никанор Иванович занес кулаки над головой и прохрипел: «Дура проклятая…» – кинулся к жене.

Но его удержали.

Тогда он ослабел, опустился на стул и решил покориться неизбеж ному.

Перелыгин Тимофей Кондратьевич в это время припадал к за мочной скважине в дверях квартиры председателя то ухом, то гла зом, замирая от любопытства.

Через полчаса примерно жильцы дома, находившиеся во дворе, видели, как председатель в сопровождении еще двух лиц проследо вал через двор прямо к автомобилю, в коем и уехал.

Рассказывали, что на Никаноре Ивановиче лица не было, что он пошатывался, проходя, как пьяный, что-то бормотал.

А еще через час неизвестный гражданин явился в квартиру № 11, как раз тогда, когда гражданин Перелыгин рассказывал в кухне сосе дям по комнате, как замели председателя, пальцем выманил из кухни Тимофея Кондратьевича и увез и его, тоже в машине. Куда – неизве стно.