Онлайн чтение книги Мона Лиза
Жюль Верн. МОНА ЛИЗА

Здесь каждому судьба свою готовит роль.

Коль подмастерье ты, тогда, мой друг, изволь

День целый до ночи всё краски растирать,

Чтоб мастер мог богов и женщин рисовать.

И юность погубить для столь ничтожной цели!..

Ведь краски растирать и старики б сумели!

Ба! Несмотря на зависть и стенанья,

Жизнь — наилучший вид существованья!

О Бамбинелло, здравствуй!

                                       Ты, Паццетта!

Такой пугает?

                   Нет.

                           Тогда целуй, но слушай!

Зачем так рано ты пришла?

                                      Хотела разузнать:

Твой мастер дома ли?

                                  Кто это может знать?..

Ты — лучше, чем другие! Здесь он?

                                                     Может статься!

Но кто же скажет, где с ним лучше повстречаться,

Где молния живет, где ураганы дремлют?

О, что за пылкий ум, низвергшийся на землю!

Всегда в делах, в трудах, не в силах усидеть

И не дает себя в лицо он рассмотреть.

Когда ж захочет он сказать, как поступает?

Сказав почти анфас, он в профиль отвечает.

Но невидимку нам придется подцепить.

Он было утром стал здесь на песке чертить,

А после…

               Госпожа моя давно уж метит

С ним повидаться до сеанса, но — в секрете.

Тайком! Понятно мне, Паццетта! Пусть заглянет.

Когда мой мэтр не на меридиане [2]Меридиан — род канапе (небольшого дивана с приподнятым изголовьем), где изголовье соединено с подножием косой спинкой. Название связано с обычаем послеобеденного отдыха, или сиесты. Поскольку отдыхающий располагался на меридиане полулежа, то меридиан скорее можно назвать полудиваном или шезлонгом.

На чудеса небес свой обращает взор

Иль поэтический выигрывает спор,

Когда на диспуте не побеждает браво

Авторитетов медицины или права,

Тогда вы с госпожой своею вместе

Надейтесь встретить Леонардо в этом месте.

Художник мастер твой, ведь так народ считает.

Ей-богу, лекарь он и врачеванье знает.

Всё ж живописец он!

                                Да, но оригинал:

Создать готов дворец и провести канал [3]Портрет Моны Лизы художник закончил в 1503 г., а проектированием каналов Леонардо да Винчи занялся несколько позже: когда в 1506 г. маэстро был приглашен французским вице-королем в Милан, он занимался там — в числе прочих заданий — и прокладкой каналов в Паданской низменности, о чем свидетельствуют рисунки шлюзов и плотин, оставшиеся в его записных книжках..

Не в благо госпоже! С печалью неизбежной

Скажу, что мастер твой с душой не создан нежной;

У разума его над сердцем много власти,

И не рожден творец для повседневной страсти.

Неплохо сказано!

                          Но что слова для жен,

Раз в голове разброд и разум покорен!

Зря время тратит здесь она!

                                         Нет, губит сердце!

А, кстати, как твое?

                             Ты речь насытил перцем!

Но я сказала: «нет»!

                              Еще разочек… скромно.

Но целоваться нам пристало экономно!

Так!.. А увидит кто? Что скажет он про нас?

Воркуют голубки — и весь на этом сказ.

Ах, мастер Леонар!

                             В чем дело, Бамбинель?

Да, мастер, пустяки: я целовал… мамзель!

Как?! Вот болтун! С таким дела вести опасно!

И эти шашни нравятся тебе?

                                         Ужасно!

Вы, значит, влюблены?

                                  Пускай так судят люди.

Ведь, мэтр, последняя нам вечно лучшей будет.

Что пользы в клятвах нам? Всегда они напрасны.

Хватило бы ума признать, что мы прекрасны.

Меня хозяйка ждет!

                             Синьор мой!

                                               Нет ответа.

Учитель!.. Слышите?..

                                Бессилен я, Паццетта!

Тогда останься здесь, а я бегу сказать

Хозяйке пару слов.

                            Отлично! Буду ждать!

Ну, Бамбинель, так как мое заданье?

Нашел ты мерзкое и гнусное созданье,

Согласное служить моделью для Иуды?

Нет! Все напрасно.

                            Приказ мне трудный —

Закончить «Вечерю» в наикратчайший срок! [4]Над фреской «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи начал работать в 1495 г. по заказу миланского герцога Лодовико Сфорца, прозванного Иль Моро (Мавр), и писал ее на стене трапезной доминиканского монастыря Санта-Мария-делле-Грацие. Распоряжение герцога о необходимости скорейшего окончания «Вечери» было отдано 30 мая 1497 г. К концу того же года художник закончил фреску. Как видим, Верн ошибается, совмещая в своей пьесе одновременную работу Леонардо над «Тайной вечерей» и портретом Джоконды.

Но нет Иуды!

                    Бегать рад, а будет прок?

Умрешь, пока хоть одного найдешь. Бандиты

У нас все приняли вид граждан именитых!

Кто ищет, тот найдет!

                                 Где?

                                          Сам ты должен знать!

Как! Хочет он уйти! Я должен задержать…

Жена Джокондо к вам прийти хотела…

Лишь два часа сейчас; есть время и для дела.

Она сейчас часы сеанса изменила —

Так мне Паццетта, мастер, говорила.

Портрет меня влечет как некий тайный рок.

Когда ж окончу я?.. Господь лишь знает срок.

Ну, уходить ему теперь, пожалуй, поздно.

Гм! Левая рука лежит неграциозно.

Творец ее создал не по тому фасону!

А что вы скажете, мэтр, про красотку Мону?

Я думаю: с начала мирозданья

Не появлялось столь прекрасного созданья.

Чарующи черты, движенья грациозны,

А этот взгляд сведет с ума мужей серьезных!

Сидит она, идет, встает иль отдыхает —

Всегда шедевры взору предлагает

На разном фоне — случай так велит;

Искусству тип ее принадлежит!..

Опять потоки льются восхвалений!

О греки дивные! Мне нужен бы ваш гений!

Передают как быль, что голуби в Афинах

Клевали виноград на Зевксовых картинах [5]Жюль Верн намекает на известную легенду о споре, возникшем между двумя знаменитыми древнегреческими художниками — Паррасием (ок. 440–390 до н. э.) и Зевксисом (435–390 до н. э.). Художники поспорили, кто из них лучше отобразит реальность. Зевксис так искусно нарисовал гроздь винограда, что афинские птицы попытались склевать ее. Паррасий, не говоря ни слова, отправился домой, а через несколько дней пришел к сопернику с картиной, тщательно закрытой занавеской от посторонних глаз. «Снимай же скорей занавеску! — нетерпеливо крикнул Зевксис. — Я хочу видеть, что нарисовано на картине!» Паррасий скромно ответил: «А на ней и нарисована только одна занавеска». И тогда Зевксис признал свое поражение: «Я провел лишь птиц, ты же обманул художника». Картины ни того, ни другого живописца не дошли до наших дней.,

Но у меня есть веские причины

Себе иного пожелать признанья:

Увидев холст, пусть зрелые мужчины,

Как пьяные, лишаются сознанья,

И пусть молва прославит сей портрет

Как чудо новое на много тысяч лет!

Не стоит медлить, ожидая приза!

Что ты сказал?..

                      Вас любит Мона Лиза!

Сюда она придет для тайного свиданья.

Что?.. Любит?! Но дела не терпят ожиданья.

Он убегает!

                Любит! Ах! Вот нежности пример!

Но ждет меня уже гонфалоньер! [6]Гонфалоньер (букв.: знаменосец) — в итальянских городах-государствах XIII–XV вв. должностное лицо, возглавлявшее ополчение городского квартала. Во Флоренции это звание с конца XIII в. носили также должностные лица в правлении города. Во времена правления рода Медичи (XV–XVII в.) звание гонфалоньера было равнозначно должности главы города, и Верн здесь, видимо, имеет в виду конкретную личность, а таковой в то время во Флоренции мог быть только Пьеро Содерини (1450–1513), избранный в 1502 г. пожизненным гонфалоньером и осуществлявший высшую власть во Флорентийской республике.

Мне надо б посетить еще и дюка… [7]Дюк (фр.)  — герцог. Однако здесь надо отталкиваться от ит. duce, производного от позднелат. ducatus, как в средние века среди прочего именовали и людей, занимавших руководящие военные или гражданские должности, в частности (для гражданских лиц) — административные, судебные или финансовые. Здесь оно относится к Франческо дель Джокондо. Позднее Верн использует то же слово применительно к правителю Флоренции Содерини. Среди части французских ренессансных историков также распространено было обыкновение величать «дюком» дожа Венеции.

О небо, где же планы акведука,

Что хочет проложить в Перудже Папа Юлий?.. [8]Речь идет о Юлии II (наст, имя — Джулиано делла Ровере; 1443–1513), избранном Папой Римским 31 октября 1503 г.

Ответ французскому монарху [9]В оригинале назван король Людовик XII (1462–1515, правил с 1498 г.). В начале его царствования французы захватили Милан, и французский король (через своего наместника) приглашал Леонардо на службу. я найду ли?..

О! Любит!.. Любит!.. Ничего я в спешке не забыл?..

Будь время у меня, я б так ее любил!

Так из какого ж, мэтр, ты сделан теста?

Чу, Мона Лиза!.. Уступаю место.

Эй, Бамбинелло! Как! Уже исчез синьор?

Мы с опозданием пришли к нему на двор.

Я подожду его. Ушел он не навек.

Синьора, видно, мил вам этот человек.

Быть может, недогадлив он или бездушен.

Клянусь, он разумом немножечко воздушен

И дел земных совсем не замечает!

По-твоему, любовь не в небе обитает?

Кто ищет в небесах, земной любви не встретит?

Так далеко идти за нею мне не светит…

Зачем желать того, что вовсе не знакомо,

Когда вас счастье окружает дома?!

Любовь не в небе — на земле ищите,

А вдаль глаза мои не видят… Не взыщите!

Маэстро не придет!

                             Скажу я сразу:

Машиной новою его занялся разум;

В ней тысячи чудесных ухищрений —

Ей места нет в краю любовных похождений.

Он не придет!

                     Тогда посмотрим ваш портрет!

Коль не удастся он, творцу прощенья нет!

Ты думаешь, машину любит он сильнее?

Не сомневаюсь я. Как вам сказать яснее?

Нам страсть одна сердца соединяет!

Не правда ли, меня он так напоминает?

Сегодня — да! Но…

                         Не осмелишься сказать сейчас?

Но завтра, коль захочет походить на вас,

Портрету надо бы заплакать, и — увы! — по делу.

Паццетта, разве слезы чужеродны телу?

О, плакать — это много или слишком мало!

Все ж любит он меня — мне сердце подсказало!

Уже три года, как в один и тот же срок

Переступаю каждый день его порог,

С творцом я остаюсь всегда в плену мечтанья.

Три года! Каждый миг — не вырвать из сознанья!

Как часто, взглядом пламенным пленясь,

В глубинах тайных сердца своего

Я ощущала трепетную связь

Его души с моей, моей души — с его!

Любовь меня горячкой обожгла,

И лишь его губами я дышать могла,

А жгучий воздух, чувства мне балуя,

Незримого был полон поцелуя!

Обычного в нем нет… В любви творца большого

Нет показных страстей, излишнего нет слова.

Себя он чувствует и верно понимает,

А уж обыденных грехов не совершает.

Объятье божества не может быть банально:

Творец — не просто муж! Он любит гениально!

Ба! Полагает Бамбинель, для счастья

Ума не надо — ум здесь не причастен!

Идет!

        Нет, то синьор Джокондо самолично!

Кто звал его?

                   Он мнит, здесь что-то неприлично?.

Возможно, хочет он домой забрать картину!

Я ж Бамбинелло сети пораскину.

Прошу вас, не волнуйтесь, дорогая!..

Пришел, от нетерпения сгорая,

Проведать я, уж не нашлось ли средства

Ваш завершить портрет, исполненный кокетства?

Когда ж то кончится? Уж более трех лет

Художник не представит ваш портрет!

Плохого в этом нет, конечно…

Сознайтесь, милый дюк, хотите вы поспешно

Портрет забрать!

                        Ну, нет! Зачем мне спешки бремя

Нести?.. Ведь есть у Леонардо время!

Его талант — природы бесконечной,

А разве ваша красота не вечна?

Сегодня утром вы в отличном настроенье.

О, дорогая, редкое везенье

Меня не покидает даже на день!

Смотрите, вот браслет; он близ Пуццолы [10]Речь идет о Поццуоли, городе на берегу Неаполитанского залива. Во времена Древнего Рима здесь был крупный морской порт (Путеолы). найден.

Тогда Пуццолу мой приятель посетил…

Вещицу разглядев, он мне ее купил.

Браслет прелестен.

                            Так примите же с охотой

Вы эту древнеримскую работу.

Браслет нашли в Сераписовом [11]Серапис — один из богов эллинистического пантеона. Культ Сераписа как главного бога египетской столицы Александрии возник на рубеже IV–III вв. до н. э. В новом божестве соединились функции богов древнеегипетских (Осирис, Апис) и греческих (Аид, Посейдон, Аполлон, Асклепий). Культ создавался для сближения греческих пришельцев с коренным населением Древнего Египта, но распространение он получил главным образом в греко-римском мире. Во многих средиземноморских римских городах стояли храмы, посвященные Серапису. Был такой храм и в Путеолах. храме,

Вблизи от алтаря, в каком-то хламе.

В ответ шлю тысячу благодарений…

Воспитан для любезных словопрений,

Я должен бы их отослать обратно.

Но очень к ним чувствителен браслет…

Прошу не обращаться с ним отвратно,

Ведь невозможного для украшенья нет!

Серьезно?

               Да! Захочет вдруг браслет,

Чтоб нынче ж был закончен ваш портрет…

То было б дело, соглашусь без спору.

Вот только надо победить синьору.

Но это был бы не совсем приятный случай.

Возможно, сидя я пойму вас лучше!

И эта женщина…

                       Вы!

                             Шутки ваши милы!

По-вашему, творца сдержать мне хватит силы?

Одной лишь вам!

Вы так темните речь свою.

Не понимаете, поскольку я стою.

О Мона, каждый день меняется ваш лик;

Ход этих перемен, быть может, невелик.

Пока вы всё еще на пике красоты,

Но меньше стало в вас покоя, простоты!

Уж года два, как беспокойный пыл

Гордыней заново черты лица покрыл.

Короче говоря, такое измененье

В ваш несравненный лик внесло преображенье.

На перемены те сердиться вам негоже…

Но как же кисть творца вас сделает похожей,

Когда он каждый день вас видит измененной,

Когда не может дать он кисти окрыленной

Вас нанести на холст в короткий миг творенья

И постоянно должен делать исправленья?

И если, Мона, вы устали от эскизов,

Черты свои избавьте от капризов:

Лицу такой тип красоты пора придать,

Какой хотите вы потомкам передать.

Искусна ваша речь, но вам не скрыть секрет,

Что поскорей хотите вы забрать портрет.

Я? Меньше, чем кто-либо!

                                      Вред для вас какой?

Портрет — лишь копия, оригинал же — мой.

Забрать портрет я посчитал бы долгом,

Когда бы мэтр, бесчувственный столь долго,

В плену был вашей прелести, но, Боже,

Открою правду — он любить не может!

Не может полюбить!

                              Он чересчур уж гений!

Талант не заслужил подобных обвинений!

Но что про гения твердит нам род людской?..

Он будет восхищен искусною рукой.

А что до сердца — собрано в нем скромно

Лишь то, что жить позволит экономно.

Вы полагаете, своей любовью страстной

И преданностью женщина напрасно

Стремится стать любимой и понятной?

Где есть такая женщина? Занятно!..

Простою смертной быть она не может,

Да и божественность не многим ей поможет!

Слова свои извольте объяснить

И дайте путеводную мне нить!

Так слушайте! Не верю в прочность уз,

Искусства и любви скрепляющих союз.

У каждого — так утверждаю я —

Дорога в жизни тянется своя.

Любовник — для любви, художник — для картин.

Сравните их! Прошу. Вот, например, один

На сердце, как на холст, наносит свой эскиз,

Соединяет там в одно его каприз

Страстишек многих мимолетный рой,

Но скоро, этой утомясь игрой,

Эскиз он бросит в пыльный уголок,

Где старые холсты глядят лишь в потолок.

Другой иным достоинством ценим:

Он ваше сердце облечет своим;

Не хочет знать он, почему, насколько

Объяла страсть его; он любит, да и только!

Судите ж, у кого душа какая…

Притом могу поклясться, дорогая,

Для Винчи в женщине объекта нет для чувства:

Она — вот каламбур! — объект лишь для искусства.

Не чувствую различий ваших вес;

Всегда Омфалой [12]Омфала — персонаж античной мифологии; малоазиатская полубогиня, лидийская царица, покровительница чувственных удовольствий и женской плодовитости; считалась родоначальницей лидийских царей. Согласно одному из древнегреческих мифов, герой Геракл (в римском варианте — Геркулес) был продан Гермесом в рабство. Его хозяйкой оказалась Омфала. Геракл был настолько очарован ею, что потерял все свое мужество, сложил у ног прекрасной царицы дубину и львиную шкуру и, облачившись в женские одежды, засел за прялку в кругу рабынь, угождая вместе с ними прихотям госпожи. был повержен Геркулес!

Одно лишь слово, брошенное вам,

Способно к женским повергать стопам.

Любая оборона невозможна:

Мужчина Леонар, а после уж — художник,

Он входит в тот разряд существ, какой

Мы побеждаем слабою рукой!

Любовники ж вульгарны, и настолько,

Что гимны их сердцам не вдохновят нисколько.

Тогда как Леонар на выдумки готов,

Он весь — шальной порыв, и каждый день он нов.

О, у таких людей доступные сердца,

И к нежным чувствам вкус всегда есть у творца.

Он может подружить (продолжу каламбуры)

Любовь к искусству и искусные амуры!

Что ж! Аргументов нет разбить ваш образ мира,

Но я хочу сказать, что чтите вы кумира!

И, если тайно вы богам молились ложным,

Одно здесь хорошо: издалека, возможно!

Что ж хорошо тут?

                            Есть прерогативы

У гения с эффектом странным перспективы:

Когда вглядитесь вы в него поближе,

Великий словно сделается ниже!

Не верю в это я!

                         Клянусь вам, дорогая,

Что проведете вы, судьбу не искушая,

Не больше четверти часа наедине

С поэтом вашим драгоценным,

И хватит этого вполне,

Чтобы понять умом несовершенным

(С учетом нашей простоты),

Как далека реальность от мечты.

Ненужным нахожу я ваше предложенье,

И детским кажется мне это обсужденье!

Хочу, чтоб видели своими вы глазами.

Ну, нет!

            Потом любить мы крепче будем сами!

Так… чистый эгоизм!..

                               Чем больше объяснений,

Тем больше споров, дюк, тем меньше убеждений!

Оставим споры иль условимся мы, право:

Что, если я была права, вы не были неправы!

Ухóдите?

            Да!.. Воздух здесь тяжел и давит грудь!

Пойду я свежести немножечко вдохнуть.

Сеанса время приближается!..

                                          Не надо! Тут

Я отыщу вас через несколько минут.

О Мона бедная! Забыла ты о муже!

Боюсь, чтоб с головой твоей не стало хуже.

Мне надо бы бежать!.. Но чувства не дают!

Хотел бы для души ее найти приют!

Там мы сердца опять восстановим,

Они забьются в лад одно с другим!

Теперь рискованное средство мне осталось,

Чтоб разом извести ту роковую шалость:

Оставить с гением ее наедине —

Пусть каверзным умом натешится вполне.

Любовник избранный и несравненный —

Ему поэзия да красота лишь ценны!

Пускай увидит, как желанный идеал,

Подобно прочим, свой покинет пьедестал,

Пускай поймет его сердечную небрежность

Она, познавшая заботливую нежность,

Привыкшая к покорности смиренной,

А не к обидам страсти дерзновенной!..

Но коль ошибся я… Нет! Чтоб мне было пусто!

Придется действовать, совсем забыв про чувство.

Ведь я люблю ее сильней, чем в прежние года.

И отказаться от ее любви?.. Нет, никогда!

Потолковать мне нужно с Леонардо…

                                                     Вижу я Паццетту.

Эй, подойди!

                      Я здесь уже! А что, хозяйки нету?

Как видишь!.. Недоволен я тобой, Паццетта.

За что же, сударь, мне немилость эта?

А ну-ка подойди, взгляни в глаза хоть раз!

Сегодня утром получила ты приказ

От госпожи: зайти к маэстро будто бы случайно

И сообщить ему, что Мона хочет тайно

С ним встретиться.

                          Клянусь вам… нет!

                                                     Похоже,

Что быть посланницей тебе негоже.

Унылое у Моны будет состоянье,

Когда не явится любимый на свиданье!

Еще раз, сударь…

                        Между нами говоря,

От правды отрекаешься ты зря.

Хозяйка просит твоего совета.

Случается… Не надо мне ответа.

Глубокую любовь питает Мона ныне

И пасть готова ниц, как будто пред святыней.

Про эту страсть давно ты, Пацца, знаешь

И за нее порой хозяйку осуждаешь,

Что неприлично очень!

                                 Но…

                                     Тебе-то что за дело?

Душою Моны страсть всецело овладела!..

Но ты поправить можешь положенье.

Послушай, у меня к тебе есть предложенье.

Ты во Флоренции раздуй из слов пожар,

Что Мона, мол, нашла по сердцу друга,

Но действуй тихо так, чтоб мастер Леонар

Внезапным слухом не был перепуган!

Как! Вы хотите…

                      Чтоб, не медля и забывши честь,

Ты не стыдилась гнусность произнесть.

А если сам он вдруг заговорит о вас?

К чему тогда клонить мне свой рассказ?

Да всяких ужасов ты можешь наплести,

Каких сподобится тебе изобрести.

Приври, ругай, преувеличь как бы невольно.

Идет! Вы будете служанкою довольны.

Жди там меня!

                       Вот он!

                                  Дюк дорогой,

Узнай о жребии, дарованном судьбой!

Чезаре Борджа [13]Борджа Чéзаре (1475?—1507) — сын кардинала Родриго Борджа; после избрания отца на папский престол (1492 г.) Чезаре в семнадцать лет, не проходя обрядов церковного посвящения, был назначен архиепископом Валенсии, в двадцать два года стал кардиналом, однако красная мантия не подошла буйному нраву молодого человека. Он сложил с себя высокий церковный сан и поступил на службу к французскому королю Людовику XII, получив от сюзерена титул герцога Валантинуа (Валентино). Отличился во многих военных кампаниях. Впоследствии тщетно пытался создать единое государство на севере Италии; погиб в одном из сражений. в будущей кампании

Приказывает мне вести войска в Романии [14]Романия — Эмилия-Романья, провинция на севере Италии, к югу от реки По..

Завидная судьба! Нога готова в стремя! [15]Леонардо да Винчи состоял на службе у Чезаре Борджа с августа 1502 г. до марта 1503 г. Он был приглашен в качестве военного инженера для осмотра крепостей и укреплений, причем получил право делать в укреплениях любые изменения, какие сочтет необходимым. Находясь на службе у знаменитого кондотьера, Леонардо составил ряд карт, которые оказались документами большого научного значения.

Вы нас покинете? Останется ли время?

Для покорения Италии — довольно!

Вы справитесь легко с такою ролью сольной…

Но, согласившись, вы тогда, сомнений нет…

Вы не закончите — увы! — жены портрет.

Но там остались мелочи, дюк милый:

Подправить руку… ну, и рот — от силы…

Такие речи слышу я три года.

Вам живопись — путь крайнего исхода;

Когда другой работы не найдете,

Шедевры вы от скуки создаете!

Бог мой! Веду ль себя я столь бесчеловечно?

Искусство терпеливо, ибо вечно.

Искусство вечно! Так! Вы говорите смело.

Я не таков! Да ведь не в этом дело:

Начал полно у вас, а завершений мало!

Да важен ли конец, раз удалось начало?!

Да с вами Меценат [16]Меценат (ум. 8 до н. э.) — римский всадник из знатного этрусского рода; близкий друг Августа; покровитель Вергилия, Горация и других поэтов. базарным нищим станет!

Ну, скажем, в вашей «Вечере» в Милане

Нет образов еще Иуды и Христа.

А почему? Не мог натурщиков достать.

Чтоб Бога рисовать, необходимо,

Дабы за нами Он следил незримо,

Своей рукою направлял мою,

С небес сойдя в моем родном краю;

На троне огненном дабы Его я видеть мог!

И если кто-то медлит, то не я, а Бог!

Ну а Иуда?

                Дюк мой дорогой,

Себя убить бы дал, чтоб тип сыскать такой!

Среди разбойников в Милане каждый вечер

Ходил я по Боргетто [17]Боргетто — улица в Милане, за пределами римской оборонительной стены, близ Восточных ворот (ныне — Порта Венеция), застроенная невзрачными маленькими домиками и заселенная городской беднотой., жажда встречи!

Напрасный труд! Мой Бамбинель сюда води

Разбойников, убийц, кабацких заводил,

Но среди стольких негодяев и ворья

Не встретилось мне подходящего зверья;

Мерзавца не нашел с душой гнилой,

С физиономией пройдошистой и злой,

Способного, когда придет пора,

Продать Учителя за горстку серебра [18]Иуда Искариот предал Иисуса Христа за «тридцать сребреников» (Мф. 26: 15; Мф. 27: 3). Во французских переводах Евангелий говорится про «trente pièces d’argent». В принципе неопределенное упоминание монеты вообще, а не какой-то определенной денежной единицы давно детализировано историками. В тексте Верна говорится конкретно про «тридцать денье» («trente deniers»), а под этим названием понимают прежде всего старофранцузскую денежную единицу и древнеримский динарий (от названия которого, denarium, и произошло само слово denier). Историки, занимающиеся библейской тематикой, давно пришли к выводу, что выплату Иуде скорее всего произвели тирскими шекелями (сиклями). Шекель в новозаветные времена примерно равнялся греческой тетрадрахме и весил около 11,3 г. В то же самое время драхма равнялась по весу римскому динарию. Иными словами, Верн, если он понимал «denier» как динарий, в четыре раза уменьшил вес «тридцати сребреников»..

О, вечный поиск! Право, было б краше,

Когда бы Бог к искусству свел все интересы ваши

И запретил бы доступ в области такие,

Где люди благоденствуют другие.

С идеями одними вы сжились за много лет;

И отойти от них нет сил?

                                    По счастью — нет!

По счастью! Для кого?..

                                Да для судьбы любой.

Вот, например, любовь!..

                                  Джокондо дорогой!

Так вот! Не думаю…

                         Что вкусу верному мы не дадим уснуть!

Что вы умеете любить!..

                                  Отнюдь…

                                             Отнюдь!..

Дюк, не забыть прекрасных дней

Мне флорентийской юности моей.

Я пылок был, горяч и полон сил,

И если не был я любим, то сам любил…

Той страстью, где всегда вы царствуете первый,

Не той, что рыцарски приносит только жертвы!

Вы ошибаетесь! Любил я сильно очень…

Готов был дни свои отдать…

                                        Нет! Только ночи.

Так, значит, я совсем не сердцем жил?

Конечно нет…

                   Во мне артист любовника убил?

Конечно! Ваше сердце — мастерская;

Там обстановка вся бог весть какая:

Разбросаны изящные вещицы,

Валяются повсюду кольца, спицы,

Есть место и бесформенным обломкам,

И бюстам лиц, неведомых потомкам;

Ряд ваз бесценных, по стенам картины,

Полно повсюду мраморов старинных;

Да, поэтический, прекрасный интерьер,

Но женщина, увы, — предмет не этих сфер.

Беспочвенны такие притязанья!

Искусство и любовь не знают состязанья,

Соединяет тесный их союз.

Все рушится без этих прочных уз…

Я сомневаюсь.

                       Дюк мой золотой,

Творивши мир, устал Бог в день шестой

И с той поры, благословляя лень,

Для отдыха придумал новый день.

Но Богу было страшно одиноко.

Уставив в твердь земную яро око,

Решил Он заселить пустынную планету,

Искусству и любви задачу вверив эту.

Так создавался мир, несовершенный,

Но волей Господа благого освященный.

Искусство и любовь пошли тропой свободной,

Соперничая в схватке благородной,

И знайте (вот совсем не лишний штрих!):

Симпатия соединяет их.

Как в древности, так и сейчас, все вновь

Плоды поэзии приносят нам любовь.

Любовь обязана искусству идеалом —

Без этого б вульгарным чувство стало.

Шедевр рождается, когда искусство — доминант,

Зевксис, Джотто [19]Джотто ди Бондоне (1266 или 1267–1337) — гениальный итальянский художник, порвавший со средневековыми канонами живописи, один из предшественников Ренессанса в изобразительном искусстве., Фабий [20]Имеется в виду Гай Фабий Пиктор (IV в. до н. э.) — первый художник Древнего Рима, чье имя дошло до потомков; расписал храм богини здоровья и благополучия Салус, освященный на Квиринале в 302 г. до н. э., Апеллес [21]Апеллес (ок. 370 — ок. 300 до н. э.) — один из самых известных живописцев Древней Греции; родился в малоазийском городе Колофоне, но с юных лет жил в Эфесе, потом перешел в ученики к знаменитому Памфилу, который и рекомендовал Апеллеса македонскому царю Филиппу II. Апеллес сдружился с Александром Македонским и часто изображал его. Самый известный портрет полководца его кисти находился в храме Дианы в Эфесе. Именно к нему относится фраза, будто бы сказанная прославленным воителем: «Существуют только два Александра: один непобедим, другой неподражаем». Необыкновенной популярностью в античном мире пользовались также Апеллесовы изображения Афродиты Анадиомены («выходящей из воды») и Артемиды с охотничьей свитой., Тимант [22]Тимант (IV в. до н. э.) — греческий живописец. Прославился картиной «Жертвоприношение Ифигении»; известен также победой в состязании с Паррасием, сводившемся к спору о том, кто напишет лучшую картину на сюжет «Илиады»..

В противном случае творенья возвеличат

Сапфо [23]Сапфо (VII–VI вв. до н. э.) — легендарная древнегреческая лирическая поэтесса, уроженка острова Лесбос. Главной в ее поэзии стала любовная тема; она воспевала девичью красоту и нежное общение подруг, почему и считается первой проповедницей лесбийской любви. По имени поэтессы назван один из введенных ею метрических размеров — сапфическая строфа., Лаура [24]Лаура — поэтический идеал великого итальянского поэта, политического деятеля и мыслителя Франческо Петрарки (1304–1374). Многие историки и биографы Петрарки сомневаются, что поэт был знаком с реальной женщиной. «Лаура» — имя, произведенное от названия растения, благородного лавра, извечного материала для лавровых венков, — является, по их мнению, всего лишь поэтическим образом. Однако немало и таких, кто верит в реальность неразделенной любви Петрарки к какой-то определенной женщине. В качестве лица, вдохновлявшего Петрарку, указывают Лауру (собственно, Лор) де Новее, жительницу Авиньона, впоследствии жену маркиза Гуго (Юга) де Сада (1308–1348). В сборнике своих стихов «Канцоньере» Петрарка выделил 263 стихотворения, написанных «при жизни Мадонны Лауры»; остальные 103 стихотворения сочинены «после смерти Мадонны Лауры»., Клеопатра [25]Клеопатра — родовое имя египетских цариц из династии Птолемеев. Обычно под этим именем подразумевают Клеопатру VII (69–30 до н. э.), соправительницу своего брата Птолемея XII., Фрина [26]Фрина — прозвище афинской гетеры Мнесареты, послужившей знаменитому ваятелю Праксителю моделью для статуи Афродиты Книдской, а художнику Апеллесу — для изображения Афродиты Анадиомены., Беатриче [27]Беатриче Портинари (1266–1290) — возлюбленная и поэтическая муза великого итальянского поэта Данте Алигьери (1265–1321). Данте был знаком с Биче с детских лет (они жили в соседних домах), однако влюбился в нее только на восемнадцатом году жизни. Хотя он не был женат на Биче (в 1287 г. она вышла замуж за банкира Симоне Барди), идеализированный образ ее навсегда остался в поэзии Данте..

Закончив разговор на эту тему,

Отвергну напрочь вашу я систему,

И повторяю вам я вновь и вновь:

Искусство совершенствует любовь;

А женщине разумной выпадает счастье

Сказать решающее слово в пылкой страсти.

Любовь с искусством вкупе — после Бога —

Первейшие творцы. Бог создал много:

Он потрудился, не жалея сил,

И небо, землю, воды сотворил.

Другая сторона вела себя похоже:

Она шедевры создавала тоже!

Задумайтесь-ка над проблемой этой,

Милейший дюк, и, если вы не пень,

Поймете, что, когда в несчастный день

Наш мир разрушен был бы страшною кометой,

Искусству и любви вполне под стать

Утраченное заново создать.

Замысловато очень… для мечты!

С теорией реальность не на «ты»!

Особенно когда многосторонний гений

Захочет слить в потоке треволнений

Одновременно мысль свою и чувство,

Науки строгость — с вольностью искусства…

Сеанса время подошло…

                                  Не уходите сразу.

На отвлеченья падок так ваш разум!

Я Мону разыскать хочу.

                                 Составьте же о нас

Другое мненье! Верьте…

                                   Но у вас

Соперников средь горожан немало!

Итак, хотите вы, чтоб женщина узнала,

Любовницей кого она слывет для света:

Художника, врача, ученого, поэта?

Не важно! Любят все!

                                И на бобах оставят!

Я…

     Вы из тех людей, что в рамку вставят

Едва задуманный, не начатый портрет;

Покроют лаком холст, где красок вовсе нет.

Стремитесь к будущему вы за счет прошедших дней.

Грядущее для вас всего главней.

Но настоящее нам Бог сподобил дать

Не для подобных игр, извольте знать!

Ошиблись, дюк!

                        Мы не закончим спора,

Но я вернусь!..

                     Однако!..

                                   Даже очень скоро!

Синьор Джокондо — презабавный господин!

Он полагает: в мире только он один

Имеет право бьггь любимым и влюбленным…

Но мне ли существом жить неодушевленным?..

Синьор! Позвольте вам сказать одно лишь слово, но

Оно и нежности, и сладости полно:

К вам приходила женщина, а вас

Здесь не было! Но не молчу сейчас,

Ведь ваше сердце, баловень каприза,

Не знает, что вас любит Мона Лиза!..

Она сказала: любит! Я не верю… Нет!

Возможно ль… Бамбинель открыл бы мне секрет

Давно!.. Ах, лишь теперь мне стали ясны

Все пустячки и томность поз прекрасных,

Огонь во взглядах; и в один из ближних дней

Хочу я отплатить любовью ей своей.

Ах, был бы Данте жив, он целую поэму

Для Лизы бы создал на сладостную тему!..

Переплелись две тропки бытия:

Ее влечет ко мне, люблю ее и я!..

Певцы пришли, мой мэтр!..

                                       Прошу, друзья, входите,

Наполните любовью песни те, что вы для нас дарите!

Вон как заговорил!

                             Украсить надо

Дворы и лестницы диковинками сада!

Иду.

      Да, Бамбинель! Пускай в зверинце львам

Добавят рацион, и мясо — первый сорт,

Пусть так рычат, чтоб страшно стало нам!

Уже бегу!

               Эй, Бамбинель! Да приготовь эскорт,

Достойный Моны!

                          Да!

                                 И хорошо бы было,

Чтобы прекрасное полдневное светило

Замедлило свой ход и сделало длинней

Прекраснейший из мной прожитых дней!

Вот и она! Цветет красой чудесной,

Красою, до сих пор мне неизвестной!

Готово сердце разорваться!

                                         День простой

Раскрашен в праздничность зарею золотой.

День создан для художников!

                                            Пьяней

Не знаю чародейства и сильней!

Я признаю, что только красота

В подобный день годится для холста!

Казалось мне, мой дух иного сорта!

А, вот певцы!

                    Скажите, вся эта когорта

Необходима столь для вдохновенья,

Что вы не можете творить без песнопенья?

Конечно!

              Музыка с настроем мелодичным

Портрет наполнит духом поэтичным,

Прогонит скуку, чтобы не свело

Тупой усталостью прекрасное чело,

Чтобы огонь божественный в очах

От утомленья часом не зачах! [28]Леонардо особо заботился, чтобы лица и глаза портретируемых им персон сохраняли живое выражение, для чего и приглашались музыканты, певцы, танцоры.

Три этих года, важных для меня,

Следила я, не пропуская дня,

Как под полетом кисти окрыленной,

Рукою вашею чудесно вдохновленной,

Мой лик живой рождался на холсте холодном!

Берете кисти вы?..

                          Как будет вам угодно:

Так счастлив я! Рука моя легка!

Расположитесь поудобнее пока

Вы посредине группы. Не стесняйтесь,

Свободней руки, больше расслабляйтесь!

Томленьем полно ожиданье

В вечерние эти часы.

Любимую жду на свиданье!

Луны серебристой блужданье,

Трава и пышна, и нежна —

Томленьем полно ожиданье!

Готова душа на закланье

Во имя чудесной красы.

Любимую жду на свиданье!

И легких теней колыханье —

Влюбленным укромность нужна.

Томленьем полно ожиданье.

В лесу, где пичуг состязанье,

Не нужен тяжелый замок.

Любимую жду на свиданье!

Но вот слышу рядом дыханье.

Умру я у девичьих ног!

Так любо мне это созданье!

Идти мне надо! Времени уж нет:

Успеть еще я должен на Совет!

Ухóдите?

            Посланцев папских примет

В Совете нынче дюк наш Содерини [31]Содерини Пьеро (1450–1513) — выходец из знатной городской фамилии; начинал как врач, потом стал приором города (1481 г.) и фаворитом Пьеро Медичи, еще позже — флорентийским политическим деятелем: в 1493 г. был послом к французскому королю Карлу VIII, в 1501 г. стал гонфалоньером справедливости, в 1502 г. избран пожизненным гонфалоньером. Когда Медичи вернулись и республика была уничтожена, Содерини вынужден был покинуть Флоренцию и умер в изгнании..

Присутствовать я должен!

                                       Что ж! Отлично…

Но я приду домой забрать вас самолично!

Так надо! Надо!

                         Вас снаружи подожду я!

Влюбленный бедный! Не заметил он, что ухожу я!

Кисть следовать за мыслью тайной перестала.

Вы не рисуете?.. Рука уже устала?

Ну, наконец-то мы одни…

                                   Простите! Весь в мечтах!

О будущем?

                   С портретом потерпел я крах!

Он плох! Мне надобно пустить его под нож!

Вы не находите теперь, что он весьма похож?

О нет! Я чувствую, что мог бы сделать лучше!

Ужели вас смутил какой-то странный случай?

Мне кажется, вернулась юности пора!

Увидел вас я не такою, как вчера,

Гак путнику страна тогда лишь познается,

Чуть только до ее он сердца доберется!

Меня он любит!

                      Леонар!

                                 Вот мы одни сейчас —

И наконец-то!

                     Нет, по меньшей мере трое нас.

Забыли вы портрет?

                             Его мы повернем.

Клянусь, мне больше нравится побыть вдвоем!

Что так?

           Реальней стали вы, скажу вам беспристрастно,

Приятней милой и раскованней прекрасной —

Картина дивная, нашедшая свой кров!

Что ж нового в глазах моих?

                                          Любовь!

Ах, сердце!

                   А пришла она откуда?

Предположений строить я не буду.

Ведь вы, когда сегодня рано утром встали,

И сами ничего о ней не знали!

А кто ж ее объект?

                             Увы! Не знаю я!

Не ведали и вы, предполагаю я.

Как родилась она? Начало где отсчета?

Себе я сам не отдаю отчета.

Явись здесь смерть, так я без лишних слов

За взгляд один ваш жизнь отдать готов.

Да меньше чем за взгляд!

                                       Спасибо, Леонар!

Да в женщине другой зажгись любовный жар,

Такой же пламенный в отважном устремленье,

Такой же точно в сладком опьяненье…

Не знаю… Не было ведь у меня стремленья

Заполнить сердце вам без позволенья!

За шагом шаг пройти б могла по нити дней!

Вы в это верите?..

                         А как не верить мне?..

Вы в сердце у меня прочли слова любви,

И я готов их в вашем уловить.

Да, книге сердца моего давно

Для вас открыться было суждено.

Боюсь, что чтенье будет слишком быстрым.

Но не могу я жить при вас всегда,

Часов потраченных не меряя, спеша

С моею жизнью вашу мысль смешать!

И по желанью, в день любой и час,

Встречать сияние чудесных ваших глаз,

Не ждать, чтобы случайно довелось

Шершавить пальцами шелка волос,

Причудливый наряд изобретать

И в душу вам поэзию влагать,

Вас только слушать, только вас одну,

Заполнив вами всю пространства глубину!

Любезных слов поток чарующе струится!

Пусть вас оценит новая денница!

Для вашей красоты потребен новый зритель.

И руку вы свою в мою вложите…

Могу ль сказать в словах, сколь вы любимы?

О Леонар!

               Смотри!

                            Предмет неповторимый!

Какое совершенство! Вкус какой! Умели

Творцы античные чудесные камеи

Изготовлять для знатоков на случай.

Из древности вещей не знаю лучше!

Искусства и любви неслыханная смесь!

Когда же стихнут наконец экстаз его и спесь?

За древность, сочлененную с изысканной работой,

Свои сокровища отдали б короли с охотой!

Я б уничтожила его своей рукою!

Так кто ж из нас мешает вашему покою?

И кто ответит мне — творец иль опьяненный страстью?

Камея совершенна!

                              Да, к несчастью!

Не может женщина так тонко быть ценима,

Хотя моложе ведь она седых развалин Рима!

Ей нет достойной в золоте цены,

И вы, мэтр Леонардо, знать должны:

        Не крепче дорогая безделушка

        По прочности, чем глиняная кружка!

Я знаю, гордость ваша наказать меня должна,

Когда б из тех людей я был, чья цель одна —

Галантных фраз наговорить довольно!

Но не могу, подобно им, болтать фривольно;

Я не научен воздыхать умильно,

А слезы ведь горды, чтоб течь обильно!

Я не люблю истертые слова;

Стенанья воздыхателей мне чужды;

Обмана хитрых фраз не терпит голова,

И оболыценья мне без нужды.

Я не сторонник резких изменений

Судьбою сотворенных положений.

Люблю вас пылко, искренне, без лести

И с уважением, достойным вашей чести!

Вы любите меня!.. Чуть больше, чем камею!

О нет, синьора, нет! Люблю вас, как умею!

Как женщину!

                    Увы!

                           Прошу у вас прощенья

За краткий миг смущенья и забвенья.

О дорогая Лиза, Бог свидетель мне,

Что сердце в вечном плавится огне!

Меня вы… любите!.. В то верить я вольна…

Однако ужаса моя душа полна.

Таинственно в объятья к вам влеченье,

Но эта страсть несет одно мученье!

Ужели? Что за кукольник, веревки напрягая,

Играет сердцем вашим, Лиза дорогая,

Всем вашим существом, повязанным навечно?..

Себе я не принадлежу!

                                   Но человечно

Освобождает здесь вас красота!

Оставьте же меня!

                            Пусть сердца маета

Покой найдет в моей душе, о Мона!

                                                     Пощадите!

У ног твоих, о моя Лиза…

                                     Уходите!

Не отвергайте моего вы обожанья!

Я знаю, чтобы выразить желанья

И пылкий жар давно пылавших чувств,

Не хватит слов любви моих несчастных уст!

Кто там пришел?..

                        Смотрите!..

                                       Мой Иуда! Мой Иуда!!

Ну и мошенник!

                       А! Не выпущу его отсюда!

В своем ли я уме? Так что же сталось?

Вернется ль он сюда? Ко мне проявит жалость?

Закончит ли оборванную речь?..

Отброшу чувство глупое, как тяжесть с плеч!

А эта гениальная любовь

Тоской сковала грудь и застудила кровь!

Мой муж… Хочу… Я вымолю прощенье!

Но вот имею ль право я на возвращенье?

До вечера.

                Да, нежный друг!

                                           Моя любовь,

Как долог будет день, пока мы вновь

Не расцелуемся в прелестный час свиданья!

Дюк дорогой!.. К концу подходит время ожиданья!

Бедняжка Мона!

                         Пусть возьмет его Паццетта!

Да, госпожа!

                   Так, как и я, изображенье это

Оставит ненавистный дом!

                                      Голубка!..

Израненное сердце очень хрупко,

Оно живет на грани угасанья,

Оно ломается от грубого касанья.

Заплакала, бедняжка!

                                 Милый дюк,

Теперь мне надобна поддержка ваших рук!

До вечера, Паццетта!

                               Ухажер охальный!

Поймал Иуду я!.. Взгляд лживый и нахальный!

Одной рукой он гладит, а другой — казнит!

У негодяя вправду подлый вид;

Художнику такого встретить — ценный приз!

Хотела бы я в рамку вставить тот эскиз!

Он нравится вам?

                          Нахожу его прекрасным:

Иуда ваш с лицом своим несчастным

Достоин уваженья.

                            Ваша власть!

О голова проклятая!.. О моя страсть!

Иуда, даже и при самой доброй воле,

Не заслужил бы никогда прекрасней доли!

Синьора, можем мы, когда вам то угодно,

Закончить ваш портрет!.. Свободно

Мое пока что вдохновенье,

Запечатлевшее натурщика явленье.

Синьор, портрет закончен!

                                        Неужели?

Не правда ли?

                    Права синьора… В самом деле…

Не мог его закончить… раньше! И в конце

Еще осталось кое-что… [33]Леонардо считал портрет Моны Лизы неоконченным, о чем писал в 1568 г. итальянский художник и биограф Джорджо Вазари в своей известной книге «Жизнеописания знаменитейших художников, скульпторов и архитекторов».

                                Так что же?

                                                 На лице

Гримаса гордости через мгновенье

Вмиг вытеснит былое выраженье.

Похож ли он?

                   Вглядитесь-ка в портрет:

Мне кажется, так лучше! Разве нет?

Я умер бы от страсти, будь мне двадцать лет!

Вы нас покинете? Влечет вас белый свет?

Конечно! Я теперь свободен от оков!

Вы знаете, мой дюк, что я всегда таков:

По свету гонит странствий ветерок!

Признаюсь вам: мне тесен ваш мирок;

Вослед своим желаньям я лечу,

А в спутники в дорогу взять хочу

Прекрасный идеал, что бедные поэты

С собою носят в голове по свету.

Реальности я предпочту химеру!

Лаура! Беатриче! Вашему примеру

Стремились следовать немало женщин ярких.

О, знали бы они: у Данте и Петрарки

Хватало сил любить прелестниц этих,

Иначе бы о них забыли все на свете!

Храни вас Бог в пути!

                                Я с Борджа за компанию

В Сиену [34]Сиена — древний город в Тоскане, основанный еще этрусками. В средние века соперничал с Флоренцией. Был одним из центров раннего Возрождения. Эпидемия чумы в 1348 г. опустошила Сиену, поставив ее в политическую и экономическую зависимость от Флоренции; только в 1557 г. город вернул себе независимость. загляну, пересеку Романию,

А после позади останутся Урбино [35]Урбино — город в северо-восточной части Апеннинского полуострова, в провинции Марке; с VIII в. входил в Папскую область; в 1443 г. Папа Евгений IV передал город в наследственное владение графу Оддантонио да Монтефельтро с титулом герцога Урбино. В 1508 г. род Монтефельтро прекратился, и герцогом стал Франческо Мария делла Ровере. В XV–XVI вв. Урбино был одним из центров итальянского Возрождения. Здесь процветал университет; европейской известностью пользовалась библиотека, которую впоследствии Папа Александр VI (кардинал Родриго Борджа, отец Чезаре) перевез в Ватикан.,

Десятки рек, дорог и, наконец, Пьомбино [36]Пьомбино — город и порт в Тоскане, на побережье одноименного пролива, соединяющего Лигурийское и Тирренское моря. Этот древний этрусский город был впоследствии захвачен римлянами, в средние века стал важнейшим портом Пизанской республики. Когда республика пришла в упадок, к власти в городе пришел дворянский род Аппьяни (1399 г.), провозгласивший государственную самостоятельность (впоследствии principato libero, т. е. свободное княжество) и правивший в Пьомбино четыре века. Следы пребывания Леонардо в Пьомбино остались в его записных книжках: это заметки о волновом режиме в районе порта и о розе городских ветров.,

Но, перед тем как насладиться светом белым,

В Милане предстоит мне «Вечерю» доделать.