Онлайн чтение книги Война хаоса Monsters of Men: Chaos Walking
Затишье

[Виола]

Паника и ужас в Шуме Брэдли невыносимы.

Громко…

Боже, как громко…

Симона с Виолой смотрят на меня, как на умирающего…

Я умираю?

Высадились посреди войны…

55 дней до прибытия каравана…

Может, полететь в другое место?

55 дней до того, как здесь появятся нормальные лекарства…

55 дней ждать смерти…

Я умираю?

– Ты не умираешь, – говорю я, лежа на койке, пока Симона вкалывает мне лекарство для сращивания костей. – Брэдли…

– Нет. – Он вскидывает руки, останавливая меня. – Я чувствую себя таким…

Голым, голым, голым…

– Словами не передать, каким голым я себя чувствую.

Симона устроила в спальном отсеке разведчика импровизированную палату. Я лежу на одной койке, Брэдли на другой, его глаза широко распахнуты, руками он зажимает уши, а Шум становится все громче и громче…

– Он точно здоров? – напряженно шепчет Симона, начиная перевязывать мне лодыжки.

– Я только знаю, что мужчины в конце концов привыкли и что…

– …было лекарство, – перебивает меня она. – Но мэр уничтожил все запасы.

Я киваю.

– Главное, что оно существует. Это вселяет надежду. Хватит обо мне шептаться , звучит в Шуме Брэдли.

– Прости, – говорю я вслух.

– За что? – переспрашивает он, но тут же все понимает. – Вы не могли бы оставить меня одного, хотя бы ненадолго? – просит он.

А в его Шуме: Черт, убирайтесь отсюда и дайте мне спокойно подумать!

– Я только закончу с Виолой. – Голос у Симоны по-прежнему дрожит, и она старается не смотреть на Брэдли, оборачивая целебный пластырь вокруг моей лодыжки.

– Можешь прихватить еще один? – тихо спрашиваю я.

– Зачем?

– Скажу на улице, не хочу больше его расстраивать.

Она бросает на меня подозрительный взгляд, но достает из ящика еще один пластырь, и мы выбираемся на улицу. Шум Брэдли заполняет отсек доверху, от стенки до стенки.

– Я все же не понимаю, – говорит Симона на ходу. – Я вроде бы слышу этот Шум ушами… И не только слышу, но и вижу. Какие-то картинки, образы…

Она права, Брэдли уже начал показывать картинки: они могут появляться в голове, а могут висеть в воздухе перед глазами…

На этих картинках сначала мы, стоящие в дверях, и он сам на койке…

Потом – проекция битвы и что случилось, когда горящая стрела спэклов угодила в зонд…

Потом – виды на мониторах корабля-разведчика, когда он спускался с орбиты: огромный синевато-зеленый океан, бескрайние леса и река, вдоль которой маршировала, полностью сливаясь с берегом, незримая армия спэклов…

А потом…

Симона…

Симона и Брэдли вместе…

– Брэдли! – в ужасе восклицает она, пятясь.

– Прошу вас! – кричит он. – Оставьте меня в покое! Это невыносимо!

Я тоже слегка ошарашена: картинки, на которых Брэдли и Симона вместе, очень четкие, и чем усерднее Брэдли пытается их прогнать, тем яснее и отчетливей они становятся. Я хватаю Симону за руку и тащу прочь, захлопывая за нами дверь люка, – толку от этого почти никакого, все равно что пытаться заглушить громкий крик.

Мы выбегаем на улицу.

Жеребенок? – спрашивает Желудь, выходя из зарослей, в которых он пасся.

– И у животных Шум! – восклицает Симона. – Да что это такое?!

– Информация, – говорю я, вспоминая слова Бена. Однажды – кажется, что это было давным-давно, – он рассказал нам с Тоддом, каково пришлось первым переселенцам, высадившимся на Новом свете. – Бесконечный поток информации, который невозможно остановить, как бы ни хотелось.

– Брэдли так напуган, – дрогнувшим голосом произносит Симона. – Но его мысли, господи…

Она отворачивается, а мне неловко спросить, правду мы видели в Шуме Брэдли или только его фантазии.

– Он все тот же Брэдли, – говорю я. – Помни об этом. Представь, что все вокруг увидели бы твои сокровенные мысли?

Она со вздохом поднимает глаза к двум лунам.

– На кораблях каравана две тысячи мужчин, Виола. Две тысячи. Что произойдет, когда мы разбудим всех?

– Они привыкнут, – отвечаю я. – Со временем все мужчины привыкают.

Симона фыркает сквозь слезы:

– А женщины?

– Ну, с этим тут определенные проблемы.

Она снова качает головой, а потом замечает пластырь в своей руке:

– Так для чего он?

Я прикусываю губу.

– Только не падай в обморок.

Я медленно задираю рукав кофты и показываю ей железный обруч. Кожа вокруг опухла и покраснела еще сильней, чем раньше. В свете двух лун ясно виден мой номер: 1391.

– О, Виола! – едва слышно выдавливает Симона. – Это дело рук того негодяя?

– Не совсем. Он сделал это со всеми остальными женщинами, но не со мной, – отвечаю я и откашливаюсь. – Обруч я надела сама.

– Сама?!

– На то была веская причина. Слушай, позже объясню, а сейчас мне бы совсем не помешал пластырь.

Симона немного выжидает, а потом, не сводя с меня взгляда, осторожно оборачивает пластырь вокруг моей руки. Приятная прохлада тотчас снимает боль.

– Милая… – с такой невыносимой нежностью в голосе спрашивает Симона, что я отворачиваюсь, – у тебя точно все нормально?

Я кое-как выдавливаю улыбку, чтобы хоть немного ее успокоить.

– Я столько всего должна тебе рассказать.

– Да уж, – говорит Симона, затягивая бинт. – Может, начнешь?

Я качаю головой:

– Не могу. Мне надо найти Тодда.

Симона хмурит лоб:

– Что? Сейчас? – Она распрямляет плечи. – Только не говори, что полезешь в это пекло!

– Сражение закончилось, мы же видели своими глазами.

– Мы видели, как две огромные армии разбили лагеря друг против друга, а потом кто-то подстрелил наш зонд! Нет уж, я тебя туда не пущу.

– Там Тодд, – говорю я. – Я еду за ним.

– Не едешь! Как командир корабля, я тебе запрещаю, и точка.

Я моргаю:

– Запрещаешь?

У меня в груди начинает подниматься удивленный гнев.

Симона видит выражение моего лица и смягчается:

– Виола, ты очень многое пережила за последние пять месяцев, но теперь мы с тобой. Я слишком люблю тебя и не могу подвергать такому риску. Ты не поедешь. Я не позволю.

– Если мы хотим мира, войну надо остановить, – твердо говорю я. – Как можно скорее!

– И вы с другом сделаете это вдвоем? – удивляется Симона.

Тогда гнев вспыхивает во мне с новой силой, но я пытаюсь напомнить себе, что она ничего не знает: не знает, сколько всего мы с Тоддом пережили и добились вдвоем, не знает, что все запреты «взрослых» остались для меня в далеком-предалеком прошлом.

Я хватаю поводья, и Желудь опускается на колени.

– Виола, нет! – вскрикивает Симона, бросаясь ко мне.

Сдавайся! – испуганно вопит Желудь.

Симона от неожиданности пятится. Я перекидываю через седло еще больную, но уже заживающую ногу.

– Больше мне никто не указ, Симона, – тихо и как можно спокойней говорю я, невольно поражаясь своему властному голосу. – Будь мои родители живы, возможно, все было бы иначе. Но их нет.

Симона как будто хочет подойти, но всерьез опасается Желудя.

– Да, твоих родителей нет в живых, но ты не меньше дорога и другим людям.

– Пожалуйста, – говорю я. – Ты должна мне доверять.

Она смотрит на меня с грустью и досадой:

– Ты слишком рано повзрослела…

– Может быть. Но меня никто не спрашивал.

Желудь встает и уже хочет тронуться в путь.

– Я постараюсь вернуться как можно скорее.

– Виола…

– Я должна отыскать Тодда, этим все сказано. Госпожу Койл тоже надо найти, пока она не взялась за старое.

– Давай я поеду с тобой!

– Брэдли ты нужна больше, чем мне. Как бы тебя ни расстраивали его мысли, ты ему нужна.

– Виола…

– Думаешь, мне самой хочется лезть в пекло? – чуть мягче спрашиваю я, пытаясь таким образом извиниться. Меня постепенно охватывает страх. Я оглядываюсь на корабль: – Нельзя послать за мной еще один зонд?

Симона на минуту погружается в раздумья, а потом говорит:

– Есть идея получше.

[Тодд]

– В близлежащих домах удалось добыть одеяла, – отчитывается мистер О'Хара перед мэром. – И провизию. Скоро все будет доставлено в лагерь.

– Спасибо, капитан, – говорит мэр. – Не забудьте хорошенько накормить Тодда.

Мистер О'Хара резко поднимает глаза:

– Провизии крайне мало, сэр…

– Накормите Тодда, – перебивает его мэр. – И про одеяло не забудьте. Холодает.

Вздохнув, мистер О'Хара с досадой чеканит:

–  Так точно, сэр.

– И для моей лошади тоже одеяло прихватите, – добавляю я.

Мистер О'Хара переводит на меня злобный взгляд.

– Вы все слышали, капитан, – говорит мэр.

Тот кивает и в ярости уносится прочь.

Солдаты мэра расчистили для нас небольшую площадку на краю лагеря. Здесь есть костер, пара скамеек вокруг и несколько палаток для мэра и офицеров. Я сижу в стороне, но не очень далеко – не спускаю с мэра глаз. Ангаррад стоит рядом, по-прежнему свесив голову к земле, и молчит. Я без остановки глажу ее по гриве и бокам, но она не произносит ни слова – ни единого словечка.

Мы с мэром тоже не особо разговариваем. Доклады следуют один за другим: мистер Тейт и мистер О'Хара отчитываются то об одном, то о другом. Да и простые солдаты заглядывают робко поздравить мэра с победой, хотя именно он устроил весь этот кошмар.

Я прижимаюсь к Ангаррад.

– Что мне теперь делать, милая? – шепчу я.

Ну правда, что мне теперь делать? Я освободил мэра, и вот он уже выиграл первое сражение, чтобы сделать этот мир безопасным для Виолы, то есть в точности выполняя мои условия.

Но сейчас вокруг нас целая армия, готовая умирать по одному его слову. Подумаешь, я сильнее мэра и могу его побить! Эти люди не дадут мне даже попытаться.

– Господин президент? – К нам подходит мистер Тейт с белым жезлом в руке. – Поступил первый отчет о вражеском оружии.

– Докладывайте, капитан! – с любопытством восклицает мэр.

– Это что-то вроде ружья, стреляющего кислотой, – начинает мистер Тейт. – Вот здесь расположена камера, заполненная смесью из двух веществ – вероятно, растительного происхождения. – Он подносит руку к отверстию в белом жезле. – Порция аэрозолируется и смешивается с третьим веществом, а потом, – мистер Тейт указывает на конец жезла, – выстреливает отсюда, превращаясь в пар, но при этом сохраняя цельность до попадания в цель, где…

– …где едкая кислота разом отнимает у жертвы руку или ногу, – заканчивает за него мэр. – Я потрясен скоростью работы ваших химиков, капитан.

– У них был стимул работать быстро, сэр, – с неприятной ухмылкой отвечает мистер Тейт.

Потом он уходит, а я спрашиваю мэра:

– И как это понимать?

– Разве ты не учил химию в школе?

– Ты закрыл школу и сжег все учебники.

– Ах да, точно. – Мэр смотрит на вершину холма, где в свете костров вражеской армии сияет влажная дымка от водопада. – Раньше спэклы занимались только охотой и собирательством. Некоторые вели примитивное сельское хозяйство. Ученых среди них не было.

– И это значит?..

– Это значит, что тринадцать лет подряд враг подслушивал нас и учился у нас. В мире информации такое вполне возможно. – Он постукивает себя пальцем по подбородку. – Интересно, как они учатся. Ведь каждый из них – часть некоего общего разума.

– Не перебей ты всех до единого, можно было бы просто спросить .

Мэр пропускает мои слова мимо ушей:

– Все это только подтверждает, что наш враг стал сильнее и опаснее.

Я хмурюсь:

– А ты как будто рад.

К нам подходит капитан О'Хара с охапкой одеял и жутко кислой миной:

– Одеяла и еда, сэр, – говорит он.

Мэр кивает на меня, вынуждая мистера О'Хару лично вручить мне вещи. Сделав это, он тотчас убегает. Как и у мистера Тейта, Шума у него нет, но догадаться, что его взбесило, проще простого.

Я накрываю одеялом Ангаррад, но она по-прежнему молчит. Ее рана почти зажила, так что дело не в этом. Она просто стоит с опущенной головой и смотрит в землю – не ест, не пьет, никак не реагирует на мои действия.

– Ты бы отвел ее к другим лошадям, Тодд, – предлагает мэр. – Там ей хотя бы будет теплее.

– Ей нужен я. Не могу я ее бросить.

Он кивает:

– Твоя преданность достойна восхищения. Еще одно твое достоинство, которое я всегда признавал и ценил.

– Зная, что сам его начисто лишен?

В ответ мэр только лыбится и лыбится – эх, с удовольствием оторвал бы ему башку!

– Тебе лучше поесть и хорошенько выспаться, Тодд. На войне никогда не знаешь, когда понадобишься.

– На войне, которую развязал ты! Нас бы вообще тут не было, если б…

– Снова за свое, – уже резче перебивает меня мэр. – Хватит ныть о том, что могло быть, лучше подумай о том, что есть.

Тут я не выдерживаю…

Смотрю на него…

И думаю о том, что есть.

Как он рухнул на груду обломков, не выдержав моих ударов Виолиным именем. Как он, глазом не моргнув, пристрелил родного сына…

– Тодд…

Как он молча наблюдал за страданиями умирающей Виолы на Арене вопросов. Как моя ма расхваливала его в своем дневнике и как он потом обошелся с женщинами Прентисстауна…

– Это неправда, Тодд, – говорит он. – Все было не так…

Я думаю о двух мужчинах, которые меня воспитали, которые меня любили , и как Киллиан пожертвовал своей жизнью, чтобы я успел сбежать, а потом и Бен сделал то же самое, и его пристрелил Дейви. Думаю о Манчи, моем верном и храбром псе, который умер, спасая меня…

– Я тут ни при чем…

Думаю о падении Фарбранча. О людях, которые умирали на глазах мэра. Думаю о…

Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.

Мэр швыряет эти слова прямо мне в голову – с размаху.

– Не смей!  – ору я.

– Ты слишком разбрасываешься, Тодд Хьюитт, – обрывает меня он, в кои-то веки разозлившись. – Как ты намерен вести за собой людей, если у тебя вся душа нараспашку?

– Да никого я вести не собираюсь! – выплевываю я в ответ.

– Но ведь ты хотел возглавить армию, когда связал меня на руинах собора? Этот миг настанет снова, и ты должен быть максимально собран. Надеюсь, ты не забросил упражнений, которым я тебя учил?

– Не стану я у тебя учиться!

– О, но ты уже учишься. – Мэр подходит ближе. – Я буду повторять это до тех пор, пока ты не поверишь: в тебе есть сила, Тодд Хьюитт, сила, которая могла бы подчинить себе всю планету.

– И тебя .

Он снова улыбается, хотя я почти довел его до белого каления.

– А знаешь, как я заглушил свой Шум? – спрашивает мэр. – Как я научился не выставлять напоказ все свои секреты?

– Нет…

Он наклоняется ближе:

– Это совсем не трудно.

– А ну пошел вон! – кричу я, но…

Мэр уже пробрался мне в голову: Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.

На сей раз эти слова звучат иначе…

В них такая легкость…

Аж дух захватывает…

От их невесомости внутри все поднимается…

– Я сделаю тебе подарок. – Голос мэра парит у меня в голове, точно горящее облако. – Я сделал его всем своим капитанам. Используй его. Используй, чтобы сокрушить меня. Я бросаю тебе вызов.

Я смотрю в его глаза, в их черноту, которая проглатывает меня целиком…

Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.

И кроме этих слов, в целом мире больше ничего нет.

[Виола]

Мы с Желудем мчимся по зловеще тихому городу, местами в нем нет даже Шума – жители Нью-Прентисстауна разбежались кто куда. Представить не могу, как им страшно – не понимать, что происходит, не знать, что будет дальше.

Мы проезжаем по пустой площади перед руинами собора, и я оглядываюсь. Высоко в небе над уцелевшей колокольней мерцает второй зонд – он держится подальше от огненных стрел спэклов и внимательно следит за мной.

Но это еще не все.

Мы с Желудем вылетаем с площади и мчимся по дороге к полю боя, с каждой секундой все ближе и ближе к армии. Я уже вижу их лагерь. Солдаты жмутся к кострам и друг другу, а в следующий миг поднимают на меня усталые и потрясенные глаза, как будто привидение увидели.

– Ой, Желудь, – шепчу я. – На этот случай у меня плана нет.

Один из солдат встает и направляет на меня винтовку:

– Стоять!

Он совсем молодой, волосы грязные, на лице свежая рана, наспех зашитая в свете костров.

– Я пришла поговорить с мэром, – как можно спокойней произношу я.

– С кем?

– Это еще кто? – спрашивает его второй солдат, тоже молоденький – может, ровесник Тодда.

– Да террористка, кто же еще! – отвечает первый. – Хочет бомбу подложить!

– Я не террористка, – говорю я, вглядываясь в темноту поверх их голов и пытаясь рассмотреть Тодда, услышать его Шум в поднимающемся РЁВЕ…

– А ну слезай с коня! – приказывает мне первый солдат. – Живо!

– Меня зовут Виола Ид, – говорю я. Желудь подо мной нервно переступает с ноги на ногу. – Мэр, ваш президент, хорошо меня знает.

– Да мне плевать, как тебя зовут, – отвечает первый солдат. – Слезай!

Жеребенок, предостерегает меня Желудь.

– Слезай, говорю!

Я слышу щелчок затвора и начинаю вопить:

– Тодд!

– Последний раз предупреждаю! – говорит тот же солдат, и остальные тоже вскакивают.

– ТОДД!

Второй хватает поводья Желудя, со всех сторон подступают еще солдаты.

Сдавайся! – скалится Желудь, но его бьют винтовкой по голове…

– ТОДД!

Меня хватают чьи-то руки, а Желудь все ржет – Сдавайся! Сдавайся! – но солдаты тащат меня вниз, и я держусь из последних сил…

– Отпустите ее. – Мужской голос насквозь прорезает поднявшийся вокруг гвалт. Спокойный и негромкий голос.

Солдаты мигом меня отпускают, а я выпрямляюсь в седле.

– Добро пожаловать, Виола, – говорит мэр, вставая передо мной.

– Где Тодд? – спрашиваю я. – Что вы с ним сделали?!

И тут я слышу его голос:

– Виола?

…Он идет сразу за мэром, грубо толкая его в плечо и освобождая себе дорогу; глаза ошалело сверкают, но это он…

– Виола!

Он тянется ко мне и улыбается, я тоже тянусь…

Но на долю секунды успеваю заметить что-то странное в его Шуме, что-то неуловимое…

В следующий миг меня захлестывает океан чувств, и вот он, мой Тодд, обнимает меня и твердит:

– Виола, Виола!

[Тодд]

– А потом Симона сказала: «Есть идея получше». – Виола открывает сумку и достает две плоские железные штуковины, похожие на каменные «блинчики» – гладкие и округлые, они идеально ложатся в ладонь. – Это коммы. Мы теперь можем разговаривать, как бы далеко друг от друга ни находились.

Она протягивает руку и кладет один комм в мою ладонь…

… ее пальцы касаются моих, и снова меня охватывает неудержимая радость и облегчение – наконец-то я ее вижу, наконец-то она здесь , рядом, хотя от ее тишины по-прежнему щемит сердце, и смотрит она как-то странно…

Смотрит в мой Шум.

Я – круг, круг – это я. Он вложил эти слова в мою голову, легкие и неуловимые. Сказал, это такая специальная «техника», чтобы научиться молчать, как он сам и остальные капитаны.

И тогда мне показалось, всего на минуту…

– Комм первый, – говорит она в свой комм, и тотчас мой железный кругляш вспыхивает, показывая мне улыбающееся лицо Виолы.

Она прямо у меня на ладони!

Виола со смехом показывает мне свой экран, и я вижу на нем собственную удивленную рожу.

– Сигнал передается через зонд, – говорит она, показывая в небо над городом, где висит крошечный огонек. – Симона не подпустит его ближе, так что от огненных стрел он не пострадает.

– Отлично придумано, – говорит стоящий неподалеку мэр. – Можно взглянуть?

– Нет, – отвечает Виола, даже не глядя на него. – А если нажать сюда, – продолжает она, нажимая на край своего комма, – можно выйти на связь с кораблем. Симона?

– Я тут, – говорит женщина, лицо которой появляется на экране моего комма рядом с Виолиным. – Как ты? Я уже начала беспокоиться…

– Все хорошо, – отвечает Виола. – Я нашла Тодда, мы вместе. Вот, кстати, и он.

– Приятно познакомиться, Тодд, – говорит женщина.

– Э… Здрасьте…

– Я вернусь, как только смогу, – говорит ей Виола.

– Хорошо, я за тобой присматриваю. Тодд?

– Что? – спрашиваю я, глядя на маленькое лицо Симоны у меня на ладони.

– Не давай ее в обиду, слышишь, Тодд?

– Не волнуйтесь, – отвечаю я.

Виола снова нажимает на свой комм, и лица исчезают. Она глубоко вздыхает и устало улыбается:

– Стоило оставить тебя на пять минут, как ты тут же помчался воевать ?!

Она говорит это шутливым тоном, но мне кажется…

Мне кажется, что после всех этих ужасов и смертей я стал воспринимать ее чуть-чуть иначе. Она теперь какая-то… настоящая, она здесь, и то, что мы оба живы, самое необыкновенное чудо на свете. В груди у меня все сжимается, и я думаю: Вот она, прямо передо мной, моя Виола, она пришла за мной, она здесь…

Я замечаю в себе нестерпимое желание снова взять ее за руку и больше никогда не отпускать, чувствовать тепло ее кожи, крепко стискивать ладонь и…

– Шум у тебя какой-то странный, – говорит она, пристально глядя на меня. – Размытый. Я вижу все чувства… – Она отворачивается, и мои щеки тотчас вспыхивают – с чего бы? – но прочесть толком ничего не могу.

Я уже открываю рот, чтобы рассказать Виоле о мэре, о том, как я на секунду вырубился, а потом мой Шум стал легче и тише…

Я уже собираюсь все это сказать…

Но тут Виола наклоняется ближе и шепчет:

– Это как с твоей лошадью?

Виола тоже заметила, что Ангаррад все время молчит. Когда они подъехали, Желудю не удалось выжать из нее даже приветствия.

– Вы так притихли из-за того, что видели на войне? – спрашивает Виола.

От ее слов я мысленно возвращаюсь к сражению – во всех его кошмарных подробностях. И хотя Шум у меня размытый, Виола, похоже, понимает мои чувства, потому что берет меня за руку и излучает такую заботу и покой, что мне хочется свернуться клубочком, прижаться к ней и плакать всю оставшуюся жизнь. На глазах выступают слезы. Заметив их, она произносит мое имя, вкладывая в него всю свою доброту и нежность, так что мне приходится снова прятать глаза. В итоге мы оба взглядываем на мэра, который стоит по другую сторону костра и внимательно наблюдает за нами.

Виола вздыхает.

– Зачем ты его отпустил , Тодд? – шепотом спрашивает она.

– У меня не было выбора. Спэклы шли на город, а воевать под моим командованием армия ни за что бы не согласилась.

– Но ведь спэклы в первую очередь пришли за ним. Они напали из-за геноцида, который он устроил.

– Вот уж не уверен, – говорю я и впервые позволяю себе вспомнить про 1017-го, как я в гневе сломал ему руку, а потом вытащил из груды трупов и отпустил. Что бы я ни делал, он все равно желал мне только смерти. Я смотрю на Виолу: – Как нам теперь быть, Виола?

– Мы должны остановить войну, – отвечает она. – Госпожа Койл сказала, что давным-давно люди и спэклы заключили мирный договор. Надо попробовать снова его заключить. Может, Брэдли и Симона смогут с ними поговорить и объяснить, что на самом деле мы хорошие.

– А вдруг спэклы нападут раньше? – Мы снова переводим взгляд на мэра, и тот кивает. – Придется отбивать атаку, а для этого нам нужен он.

Виола хмурится:

– То есть он опять не получит по заслугам. Потому что без него нам никак не справиться.

– Армия пойдет только за ним. Меня они не послушают.

– А он тебя слушает?

Я вздыхаю:

– Ну да, такой был уговор. Пока он его не нарушил.

– Пока, – тихо добавляет Виола. А потом зевает и трет глаза кулаками. – Даже не помню, когда я последний раз спала.

Я опускаю глаза на свою пустую ладонь и вспоминаю, что она сказала Симоне.

– Так ты возвращаешься на корабль? – спрашиваю я.

– Придется, – кивает Виола. – Я должна найти госпожу Койл, пока она не подлила масла в огонь.

Я вздыхаю:

– Ладно. Только помни мои слова. Я тебя не брошу. Даже в мыслях.

И тогда Виола снова берет меня за руку и ничего не говорит, да ей и не надо говорить, потому что я знаю, знаю ее, а она знает меня, и мы просто сидим молча несколько минут. Но ничего не поделаешь: ей пора уходить. Она кое-как поднимается на ноги. Желудь напоследок тычется мордой в Ангаррад и подходит к Виоле.

– Буду держать тебя в курсе дел, – говорит она, показывая мне комм. – И вернусь, как только смогу.

– Виола? – обращается к ней мэр, подходя ближе.

Она закатывает глаза:

– Что?

– Я только хотел попросить, – говорит мэр таким тоном, словно зашел к соседям взять сахару, – будь так добра, передай людям на корабле, что я готов встретиться с ними в любое время, когда им будет удобно.

– Ага, передам, уж не сомневайся, – отвечает Виола. – И вот что я тебе скажу. – Она показывает пальцем на огонек, висящий высоко в небе. – Мы за тобой следим. Тронешь Тодда хоть пальцем – я разнесу твою армию ко всем чертям. На корабле есть мощное оружие, имей в виду.

Клянусь, улыбка мэра становится еще шире.

Виола напоследок бросает на него долгий грозный взгляд и отправляется в путь – обратно в город, а оттуда на поиски госпожи Койл и ее армии.

– Боевая девчушка, – говорит мэр.

– Я не разрешаю тебе о ней говорить, ясно? Не смей даже!

Он пропускает мои слова мимо ушей:

– Уже почти рассвело. Тебе надо отдохнуть. День был тяжелый.

– И надеюсь, он не повторится.

– Это уже не в нашей власти.

– А вот и в нашей! – После слов Виолы я и сам поверил, что выход есть. – Мы заключим со спэклами второй мирный договор. До тех пор армии надо только сдерживать их наступление.

– Неужели? – удивленно переспрашивает мэр.

– Да! – упрямо отвечаю я.

– Так дела не делаются, Тодд. Они не станут с тобой разговаривать, пока чувствуют себя сильнее. Зачем им мир, если они легко могут нас уничтожить?

– Но…

– Не волнуйся, Тодд. Я уже был на этой войне. Я знаю, как одержать в ней победу. Сперва надо доказать врагу, что можешь его разбить, и вот тогда он пойдет на любой мирный договор.

Я пытаюсь возразить, но потом понимаю, что у меня нет сил спорить. Я тоже не помню, когда последний раз спал.

– А знаешь что, Тодд? – говорит мне мэр. – Твой Шум стал гораздо тише, клянусь!

И…

Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.

Он посылает эти слова мне в голову, и я снова становлюсь невесомым…

От этого чувства Шум как будто исчезает…

От чувства, о котором я так и не рассказал Виоле…

(потому что кошмары войны тоже улетучиваются, и мне больше не нужно без конца прокручивать их у себя в голове…)

(но за этой легкостью вроде бы слышится что-то еще…)

(тихий гул …)

– Убирайся из моей головы! – говорю я. – Предупреждал же, если ты еще раз попытаешься мною управлять…

– Я и не лез в твою голову, Тодд, – говорит мэр. – В этом вся прелесть. Ты сам это делаешь. Надо только потренироваться. Считай, это подарок.

– Не нужны мне твои подарки!

– Ну конечно, – улыбается он.

– Господин Президент! – снова перебивает нас мистер Тейт.

– А… капитан! Ну что, получили первые сведения от разведчиков?

– Пока нет, – отвечает мистер Тейт. – Ждем их сразу после рассвета.

– Тогда-то нам и доложат, что лишь небольшое движение замечено на севере, у берега реки, которая слишком широка и глубока для перехода вброд, а также на юге, вдоль цепочки холмов – они слишком далеко и эффективно атаковать оттуда невозможно. – Мэр поднимает глаза на вершину холма. – Нет, они ударят с запада. В этом я не сомневаюсь.

– Я пришел не поэтому, сэр. – Мистер Тейт поднимает в воздух стопку аккуратно сложенной одежды. – Непросто было отыскать ее в завалах собора, но она оказалась почти нетронутой.

– Отлично, капитан! – с неподдельным удовольствием в голосе говорит мэр, забирая у него стопку. – Просто великолепно.

– Что это? – спрашиваю я.

Ловким движением мэр встряхивает и разворачивает одежду: ладно скроенный бушлат и брюки такого же цвета.

– Моя генеральская форма! – объявляет он.

Я, мистер Тейт и все сидящие у ближайших костров солдаты наблюдаем, как он снимает свою старую, забрызганную кровью, насквозь пропыленную форму и надевает новенькую – темно-синюю с золотистыми полосками на рукавах. Разгладив ее, он поднимает на меня сверкающие глаза:

– Так начнем же битву за мир!

[Виола]

Мы с Желудем въезжаем в город и пересекаем главную площадь. Небо вдалеке чуть розовеет: скоро рассвет.

Я до последней минуты не спускала с Тодда взгляда. Неспокойно мне за него… Что-то не так с его Шумом. Даже когда я уезжала, он все еще был размыт: подробностей не разглядишь, только яркие пятна чувств.

(…но даже этих пятен хватало, чтобы все понять, пока он не смутился и не спрятал их подальше, – почти физические ощущения, без слов, сосредоточенные на моей коже: ему так хотелось ее гладить, а мне в ответ хотелось…)

…и я снова спрашиваю себя: быть может, у него шок, как у Ангаррад? Быть может, он насмотрелся в бою таких ужасов, что теперь даже не видит, как изменился его Шум?.. При мысли об этом у меня сжимается сердце.

Еще одна причина, чтобы положить конец войне.

Я покрепче запахиваю куртку, которую мне дала Симона. На улице очень холодно, и я дрожу, но при этом потею, а значит, как я помню из целительских курсов, у меня жар. Задираю рукав и заглядываю под повязку. Кожа вокруг обруча все еще красная и припухлая.

А вверх по руке ползут красные полоски.

Полоски означают инфекцию. Причем серьезную.

Я опускаю рукав и пытаюсь не думать об этом. И еще о том, что я скрыла свою болезнь от Тодда.

Ведь сейчас главное – найти госпожу Койл.

– Так, – говорю я Желудю, – она часто вспоминала океан. Может, на самом деле он не так уж и далеко?

Вдруг у меня в кармане начинает верещать комм.

– Тодд? – не глядя, отвечаю я.

Но это Симона.

– Немедленно возвращайся, – говорит она.

– Зачем? – с тревогой спрашиваю я. – Что случилось?

– Кажется, я нашла твой «Ответ».