Онлайн чтение книги Мумия, или Рамзес Проклятый
Глава 5

– Алекс, милый мой, – сказала Джулия, взяв жениха за руки. – Мистер Рамсей был добрым другом моего отца. В том, что он здесь находится, нет ничего плохого.

– Но ведь ты одна… – Алекс осуждающе смотрел на ее белый пеньюар.

–  Я современная девушка. Не спрашивай меня ни о чем! Лучше иди домой и позволь мне самой позаботиться о своем госте. Через несколько дней мы встретимся за ланчем, и я все тебе объясню.

– Что значит «через несколько дней»?!

Джулия быстро чмокнула его в губы и подтолкнула к дверям. Алекс бросил еще один неодобрительный взгляд в сторону коридора, ведущего в оранжерею.

– Ну иди же. Этот человек приехал из Египта. Я должна показать ему Лондон. К тому же я устала. Пожалуйста, милый, сделай так, как я говорю.

Она почти силой вытолкала Алекса из дома. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы сопротивляться, и лишь растерянно посмотрел на нее, а потом сказал, что, с ее позволения, позвонит сегодня вечером.

– Разумеется. Ты просто прелесть.

Послав ему нежный воздушный поцелуй, Джулия поспешно захлопнула дверь.

Повернулась и на минуту прислонилась к стене, разглядывая свое отражение в стеклянной двери. Она видела, как Рита моет посуду, и слышала доносившееся из кухни гудение чайника. Дом наполняли аппетитные ароматы еды.

Сердце Джулии снова забилось, в голове проносились обрывочные, беспорядочные мысли. Ее занимало лишь одно – чудо настоящей минуты: у нее в доме Рамзес. У нее в доме бессмертный человек. Он в оранжерее.

Пройдя обратно по коридору, Джулия остановилась в дверях и посмотрела на царя. Он все еще был в отцовском халате, а вот рубашку он снял с гримасой легкого отвращения: накрахмаленная ткань оказалась для него жестковатой. Волосы его стали совсем густыми, превратившись в пышную волнистую гриву, которая прикрывала мочки ушей. Одна из прядей то и дело спадала на лоб.

Белый сервировочный столик был заставлен тарелками с дымящейся едой. Перед тарелкой лежала «Панч» – Рамзес читал газету и ел, аккуратно прихватывая пальцами то мясо с тарелки, то фрукты, то хлеб, отщипывая кусочки жареного цыпленка. Пищу он поглощал с удивительной скоростью, учитывая, что при этом не пользовался ни вилкой, ни ножом, хотя ему очень понравились узоры на старинном столовом серебре.

Последние два часа он не прекращая ел и читал. Он поглотил такое количество еды, которое не снилось Джулии в самых кошмарных снах. Казалось, пища была для него топливом. Он выпил четыре бутылки вина, две бутылки сельтерской воды, все молоко, что было в доме, а теперь время от времени попивал бренди.

Он не опьянел – напротив, казался необычайно сосредоточенным. Он так быстро просматривал египетско-английский словарь, с такой скоростью перелистывал страницы, что у Джулии закружилась голова. Англо-латинский словарь был прочитан еще быстрее. За считанные минуты Рамзес освоил арабские цифры, сопоставив их с римскими. Она не смогла внятно объяснить систему нулей, но успешно продемонстрировала ее на примере. Потом он с не меньшей жадностью проглотил Оксфордский английский словарь, молниеносно проводя пальцем по колонкам слов, перебегая со страницы на страницу.

Разумеется, он не вчитывался в каждое слово. Он докапывался до основы, до корней, вникал в систему языка Джулия поняла это, когда Рамзес попросил ее называть каждый предмет, который попадался ему на глаза, и быстро повторял эти названия с необыкновенной точностью в произношении. Он запомнил названия всех растений в оранжерее – папоротник, банан, орхидея, бегония, маргаритка, бугенвиллея. Джулию изумляла его память. Проходило время – и он безошибочно произносил новые для него названия: фонтан, стол, тарелки, китайская посуда, серебро, кафельный пол, Рита…

Теперь он продирался сквозь дебри современных английских текстов, дочитывая «Панч». До этого он уже прочитал два выпуска «Стрэнд», «Харперс уикли» и все номера «Тайме», завалявшиеся в доме.

Он внимательно просматривал все страницы, дотрагиваясь пальцами до слов, фотографий и даже рисунков, словно был слепым и мог читать с помощью осязания. С тем же живым интересом он исследовал пальцами веджвудские тарелки и уотерфордский хрусталь.

Сейчас он с радостью смотрел на Риту, которая принесла ему кружку пива.

– У меня больше ничего нет, мисс, – поставив кружку на стол и отойдя в сторонку, сказала горничная и пожала плечами.

Рамзес схватил кружку, тут же осушил ее, кивнул Рите и улыбнулся:

– Египтяне любят пиво, Рита. Принеси еще, побыстрее.

Если Риту заставлять все время двигаться, ей не будет грозить помешательство.

Джулия прошла мимо папоротников и деревьев в кадушках и села за столик напротив Рамзеса. Он взглянул на нее и показал на картинку, изображавшую Гибсоновскую девушку[3]Образ идеальной американки 90-х гг. XIX в., созданный в рисунках нью-йоркского художника-иллюстратора Чарльза Гибсона (1857–1944): полногрудая девушка с тонкой талией и пышной прической. – Прим. ред. . Джулия кивнула.

– Америка, – сказала она.

– Соединенные Штаты, – отозвался Рамзес.

– Да, – удивленно подтвердила Джулия.

Он молниеносно расправился с колбасой, отломил огромный кусок хлеба и съел его в два приема, одновременно переворачивая страницы левой рукой. На глаза ему попалось изображение мужчины на велосипеде. Рамзес громко расхохотался.

– Велосипед, – пояснила Джулия.

– Да! – сказал он, в точности копируя ее интонацию. Потом произнес что-то на латыни.

Надо вывести его на улицу, показать ему все-все.

Внезапно зазвонил телефон – резкий звонок раздался на письменном столе отца, в египетском зале. Рамзес тут же вскочил и пошел следом за Джулией. Он стоял рядом и все то время, что она разговаривала, смотрел на нее.

– Алло? Да, это Джулия Стратфорд. – Она прикрыла рукой трубку. – Телефон, – прошептала она. – Говорящая машина. – Джулия отставила трубку в сторону – так, чтобы Рамзес мог слушать голос, доносившийся с другого конца провода.

Звонили из клуба Генри. Сейчас приедут за его чемоданом. Не могла бы она подготовить его?

– Все уже собрано. Вам понадобятся двое мужчин, мне так кажется. Пожалуйста, поторопитесь. – Джулия взяла провод и показала его Рамзесу. – Голоса проходят по проводу, – шепотом пояснила она, повесила трубку и осмотрелась. Затем, взяв Рамзеса за руку, повела обратно в оранжерею и показала на протянутый снаружи провод, который тянулся от дома к телеграфному столбу в конце сада. Рамзес с любопытством разглядывал провод. Джулия взяла со стола пустой стакан и подошла к стене, разделявшей дальний конец оранжереи и кухню. Приложила к стене стакан донышком наружу, прижалась к донышку ухом и прислушалась. Были отчетливо слышны звуки шагов расхаживающей по кухне Риты. Джулия пригласила Рамзеса послушать, и он тоже услышал, как усиливается звук, задумался, а потом с изумлением и восторгом взглянул на нее.

– Телефонный провод передает звук, – пояснила Джулия. – Это изобретение механики.

Вот что она должна сделать: показать ему машины! Объяснить, какой шаг вперед был сделан человечеством благодаря машинам, как изменился образ жизни.

– Передает звук, – задумчиво повторил он. Подошел к столику и взял журнал, который только что читал. Жестом попросил Джулию почитать вслух.

Она в хорошем темпе прочла абзац из хроники жизни страны. Слишком много терминологии, но, похоже, он просто вслушивался в ее произношение. Рамзес нетерпеливо выхватил у нее журнал и сказал:

– Благодарю.

– Отлично, – ответила она. – Ты учишься с поразительной скоростью.

Тогда он начал забавно жестикулировать. Дотронулся до виска и до лба – словно хотел сказать что-то о мозгах. Потом коснулся волос и кожи. Что он пытался сказать? Что его мыслительный орган так же быстро подпитывается от солнечного света, как волосы и тело?

Он повернулся к столику.

– Колбаса, – произнес он. – Говядина. Жареный цыпленок. Пиво. Молоко. Вино. Вилка. Нож. Салфетка. Пиво. Еще пива.

– Хорошо, – сказала Джулия. – Рита, принеси ему еще пива. Он любит пиво. – Она подняла полу своего пеньюара. – Кружево, – сказала она– Шелк.

Он забавно зажужжал, как пчела.

– Пчелы, – сказала она. – Верно. О, ты невероятно сообразителен.

Он рассмеялся.

– Повтори, – попросил Рамзес.

– Невероятно сообразителен. – Джулия постучала себе по макушке – тук, тук, тук: мозг, мысль.

Он кивнул. Посмотрел на ножик с серебряной рукояткой, лежавший на столике. Поднял его, взглянул на Джулию, словно спрашивая разрешения, и засунул его в карман. Потом, пригласив ее жестом следовать за ним, отправился в египетский зал. Он подошел к старой потускневшей карте мира, висевшей под пыльным стеклом в тяжелой раме, и нашел Англию.

– Да, Англия, Британия, – подтвердила Джулия. Указала на Америку. – Соединенные Штаты, – пояснила она. Потом показала все континенты и океаны. Нашла Египет и крошечную полоску Нила. – Рамзес, царь Египта, – сказала она. И указала на него.

Рамзес кивнул. Ему явно хотелось узнать что-то еще. Наконец он осторожно спросил:

– Двадцатое столетие? А что значит «до Рождества Христова»?

На минуту Джулия потеряла дар речи. Ну конечно же, ведь он проспал рождение Христа! Разумеется, он не мог даже высчитать, сколько времени длился его сон. Ее смутило, что он был самым настоящим язычником, и Джулия испугалась, что теперь, когда она ответит на его вопрос, он запаникует.

Римские цифры. Где же эта книга? Джулия сняла с полки «Жизнеописания» Плутарха и нашла дату публикации, написанную римскими цифрами. Так, всего на три года раньше, отлично.

Взяв с отцовского стола лист чистой бумаги и ручку, она поспешно написала правильную дату. Но как объяснить ему появление новой системы летосчисления? Что взять за точку отсчета?

Жизнь Клеопатры? Нет, по понятным причинам ее имя не следовало упоминать. И тогда Джулии в голову пришел очень простой пример.

Она написала печатными буквами имя Октавиана Цезаря. Рамзес кивнул. Под этим именем она написала римскую цифру. Потом начертила длинную горизонтальную линию, доведя ее до правого края листка, написала имя Джулия, а под ним поставила римскими цифрами обозначение текущего года. А рядом латинское слово: annus.

Рамзес побледнел. Долго смотрел на бумагу. Потом лицо его снова окрасилось румянцем. Он, несомненно, понял ее. Помрачнел, задумался. Казалось, он не столько шокирован, сколько погружен в размышления. Джулия написала слово «столетие», а рядом римскими цифрами число 100 и слово «год». Рамзес нетерпеливо кивнул: да, да, понял.

Скрестив руки на груди, он начал расхаживать по комнате, и Джулии только оставалось гадать, о чем же он думает.

– Очень давно, – прошептала она– Tempus… tempus fugit! – И вдруг смутилась. Время летит? Только эту фразу она смогла вспомнить из латыни. Рамзес улыбнулся. Была ли эта фраза крылатой тысячу лет назад?

Он подошел к столу, склонился над ним, взял ручку и аккуратно нарисовал египетскую закорючку, которая обозначала иероглифы его имени: Рамзес Великий. Потом начертил длинную горизонтальную линию до края страницы, где вырисовал имя «Клеопатра». В середине черты написал римскую цифру М, означающую число 1000, а рядом то же число арабскими цифрами, которым Джулия научила его час назад.

Он дал ей минуту на прочтение, потом под своим именем написал арабскими цифрами 3000.

– Рамзесу три тысячи лет, – сказала она, указывая на него, – и Рамзес это знает.

Он снова кивнул и улыбнулся. Что выражало его лицо? Печаль или просто задумчивость? В глазах застыло страдание. Улыбка по-прежнему не сходила с его губ, но под глазами залегли тени. Царь осмотрел комнату – так, словно видел ее впервые. Он посмотрел на потолок, на пол и, наконец, на бюст Клеопатры. Его глаза были все так же широко открыты, улыбка оставалась мягкой и добродушной, но что-то в его лице изменилось, что-то ушло. Энергия! Исчезло выражение силы.

Он снова взглянул на Джулию, и в глазах его блеснули слезы. Ей было невыносимо видеть это, и она взяла Рамзеса за руку. Пальцы его ответили легким пожатием.

– Очень много лет, Джулия, – сказал он. – Очень много лет. Я очень долго не видел мир. Я ясно выражаюсь?

– О да, конечно, – ответила она.

Рамзес смотрел на нее и шептал – медленно и как-то отчужденно:

– Очень много лет, Джулия.

А потом его улыбка стала шире. И плечи задрожали. Она поняла, что он смеется.

– Две тысячи лет, Джулия.

Он засмеялся в полный голос. К нему вернулись и жизнерадостность, и прежнее жгучее любопытство. Взгляд опять надолго задержался на изображении Клеопатры, потом Рамзес посмотрел на Джулию, и она увидела, что любопытство и оптимизм одержали верх над печалью. Да, энергия и сила опять наполняли его.

Джулии захотелось поцеловать его. Захотелось так сильно, что она сама удивилась. И причиной этого желания была не только красота его черт, но звучный чувственный голос, и страдание в глазах, и обаяние улыбки, и то, как ласково и заботливо он погладил ее по голове. По спине у Джулии побежали мурашки.

– Рамзес бессмертен, – сказала она. – У Рамзеса vitam eternam.

Вежливым смешком он показал, что понял ее слова. Кивнул.

– Да, – произнес он. – Vitam eternam.

Неужели она уже влюбилась в этого человека? Или все происходящее настолько фантастично и захватывающе, что у нее отшибло мозги и она потеряла способность размышлять? Неужели она забыла о Генри, о том, что тот убил ее отца?

Генри подождет. Справедливость будет восстановлена. Ведь не может же она убить его своими руками. Самым главным сейчас был этот человек, стоящий рядом с ней. День отмщения все равно когда-то придет. Бог накажет Генри, Генри сам упорно движется к гибели.

Джулия стояла, глядя в волшебные голубые глаза, ощущая тепло обнимавших ее рук, погруженная в чудо этого явления из прошлого.

С улицы донесся дикий рев – так ревут автомобильные моторы. Рамзес тоже, без сомнения, услышал это и, медленно, словно нехотя, отвернувшись от нее, посмотрел в окно. Мягко сжал ее плечо и повел в переднюю часть дома.

Настоящий джентльмен – вежлив, предупредителен.

Сквозь кружевную занавеску он выглянул на улицу. Захватывающее зрелище: на мостовой заводился итальянский «родстер» с открытым верхом, с двумя молодыми людьми на переднем сиденье. Оба махали руками юной леди, идущей по тротуару. Водитель нажимал на клаксон, который отвратительно визжал. Жаль. Не самое приятное начало. Но Рамзес продолжал смотреть на громыхающий, фыркающий «родстер» без страха и с любопытством. Когда машина медленно тронулась, а потом помчалась по улице, любопытство на лице царя сменилось изумлением.

– Автомобиль, – сказала Джулия. – Он работает на бензине. Это машина. Изобретение.

– Автомобиль! – Рамзес тут же двинулся к входной двери и открыл ее.

– Нет, сначала нужно одеться как следует, – возразила Джулия. – Одежда, proper vestments.

– Рубашка, галстук, брюки, ботинки, – проговорил Рамзес.

Джулия засмеялась.

Рамзес жестом попросил ее подождать. Она видела, как он направился в египетский зал и осмотрел алебастровые кувшины. Выбрал один из них, повернул, приоткрыл спрятанную в донышке маленькую тайную копилку и достал из нее несколько золотых монет. Монеты он принес Джулии.

– Одежда, – сказал он.