Онлайн чтение книги Смерть по объявлению Murder Must Advertise
Глава 11

Непростительное вторжение на герцогскую вечеринку

Для лорда Питера Уимзи несколько недель, проведенных в разгадывании тайны железной лестницы, имели и некоторое полезное значение. Сама работа, которая увлекала его, — или, скорее, смутное представление себя самого, именуемого Дэсом Брэдоном, — переносила его в сферу тусклых платонических архетипов, имея едва узнаваемую связь с чем-либо в реальном мире. Здесь эти странные существа, такие как "Бережливая домохозяйка", "Проницательный мужчина", "Восторженный покупатель", "Хороший судья", были вечно молодыми, вечно красивыми, вечно добродетельными, вечно экономными и любознательными, двигались взад и вперед по своим сложным орбитам, сравнивая цены и достоинства, тестируя на безупречность, задавая нескромные вопросы по поводу болезней друг друга, расходов на ведение хозяйства, пружин кровати, крема для бритья, диеты, стирки, обуви, бесконечных трат и сбережений, не говоря уже о премиальных купонах и сборе картонных коробок, удивлении мужей маргарином и жен стиральными машинами и пылесосами, занимаясь с утра до вечера стиркой, готовкой, уборкой, обереганием детей микробов, лица — от ветра и солнца, зубов — от разрушения, а желудков — от несварения. Хорошо еще, несколько часов ко дню добавляли рационализаторе приспособления, позволяющие подарить драгоценное свободное время, потраченное на кино, пляжный от с пикником, состоящим из консервированного и фруктов, и украшением себя, любимого, такими-то нарядами, перчатками от Блэнка, обувью от Дэша, с таким-то кремом для защиты лица от непогоды и посещением Рейнло, Каусской регаты, Большой трибуны в Эскоте, Монте-Карло и королевских гостиных.

Откуда, спрашивал себя Уимзи, поступали деньги, которые тратились так разнообразно и так расточительно? Если этот дьявольский танец расходов и сбережений остановился бы на мгновение, что бы произошло? Если бы вся реклама в мире завтра бы исчезла с лица земли, продолжали бы люди по-прежнему покупать мыло, есть яблоки, давать детям витамины, грубую пищу, молоко, оливковое масло, покупать детские самокаты и слабительные средства, учить больше иностранных языков при помощи звуковых самоучителей, слушать виртуозов по радио, делать ремонт в своих домах, освежаться безалкогольными прохладительными напитками, готовить новые аппетитные блюда, позволять себе тот маленький дополнительный штрих, который так много значит? Или бы весь отчаянный водоворот замедлился, и обессиленная публика снова предалась бы простой пище и тяжелому труду? Ответа он не знал.

Как все богатые люди, Питер никогда раньше не обращал внимания на рекламные объявления. Он никогда не осознавал коммерческое значение огромного количества сравнительно бедных людей. Не для богатых, которые покупают только то, что они хотят и когда они хотят, а основана и построена обширная надстройка индустрии, а для тех, кто, страстно стремясь к роскоши за пределами своих возможностей и досугу, от которого часто вынуждены отказываться, заставляют себя потратить несколько заработанных шиллингов на то, что могло бы им дать хотя бы на мгновение иллюзию свободы и богатства.

Фантасмагория, как и реклама — город чудовищного дня, грубых форм и яркой мишуры, спотыкаясь, переходит через пустоту банкротства, превращаясь в громкую страну сумасшедших, населенную жалкими призраками: от "Бережливой домохозяйки" обеспечивающей трапезу большой семьи за четыре пенса при помощи горошин сливочного масла в маргарине "Дэйрифилдс", до машинистки, завоевывающей любовь Сказочного Принца обильным использованием крема для лица "Магнолия" от "Маггинс".

Среди этих призраков Питер Уимзи, исписавший своей ручкой стопки офисной бумаги, сам себе казался нереальным и превращался в фантастического Дэса Брэдона, существовавшего среди людей, чьи стремления, соперничество и образ мысли были ему чуждыми и скрывались за пределами всего его жизненного опыта.

Но когда стрелка офисных часов перемешалась на половину шестого, появлялся ли у него какой-либо реальный мир, к которому можно было бы возвратиться? Ведь тогда призрачный мистер Брэдон растворялся и становился еще более иллюзорным Арлекином из галлюцинаций одурманенного наркомана. От этого омерзительного перевоплощения Уимзи не мог теперь освободиться, потому что при звуке его имени или виде его незамаскированного лица все двери в том другом, иллюзорном городе перед ним закрывались.

От одной навязчивой тревоги, мучившей Питера какое-то время, освободила Дайана де Момери. Она больше не желала его. Даже, как ему казалось, боялась. Тем не менее, при звуке его свистульки девушка всегда выходила и уезжала вместе с ним, час за часом мчась в огромном черном "даймлере" до тех пор, пока их общая ночь не превращалась в рассвет. Иногда он задавался вопросом, верила ли Дайана в его существование вообще; ведь она обращалась с ним так, будто он был каким-то отвратительным пленяющим образом в ее затуманенном гашишем зрении. Его тревога теперь сменилась страхом, что неуравновешенная фантазия его новой подружки может толкнуть ее на грань самоубийства. Однажды Дайана поинтересовалась, кем он был по профессии и что ему нужно, и тогда он сказал ей абсолютную правду, настолько, насколько это было возможно.

— Я здесь потому, что умер Виктор Дин. Когда миру станет известно, как он умер, я уйду обратно туда, откуда пришел.

— Туда, откуда ты пришел. Я уже слышала раньше, как кто-то говорил так, но я не помню кто.

— Если ты когда-либо слышала, как человека приговаривают к смерти, значит, ты слышала, как это говорят.

— Мой бог, да! Так оно и было. Я ходила однажды на суд по делу убийцы. Там был ужасный человек, пожилой судья — я забыла, как его зовут. Он был похож на злого старого попугая, и он сказал эту фразу, будто ему это нравилось. "И пусть Господь проявит милость к вашей душе". Скажи мне, Арлекин, у нас есть души или это все чепуха? Это чепуха, не так ли?

— Насколько это касается тебя, возможно, да.

— Но что я должна делать со смертью Виктора?

— Ничего. Но ты должна знать правду.

— Конечно, я ничего не должна делать с ней.

"В самом деле, возможно, и не должна была", — думал Уимзи. Это была самая призрачная часть иллюзии — граница, где фантазии и ночные сны шли вместе в вечном сумраке. Молодой человек был убит — в этом он теперь был уверен; но чья рука нанесла удар и почему — это было все еще за пределами какого-либо предположения. Инстинкт Питера твердо говорил ему, что необходимо придерживаться Дайаны де Момери. Эта особа была стражем границы теней; через нее Виктор Дин, конечно же, самый прозаичный обитатель ослепительного рода ночного света, ступил в место ярких вспышек и черных бездн, где правят свой бал алкоголь и наркотики под коварным присмотром их короля — смерти.

Но как ни расспрашивал он Дайану, не мог получить от нее никакой помощи. Она сообщила ему только одну вещь, и снова и снова мужчина обдумывал ее, задаваясь вопросом, как она вплеталась в сценарий. Полицейский Миллиган, этот зловещий Миллиган, знал что-то о "Пимс" или о ком-то, кто там работал. Он знал об этом, прежде чем познакомился с Дином, потому что при первой встрече с ним произнес: "Ты тот самый парень, не так ли?" Какая между этими словами была связь? Что было у Дина с Миллиганом до их официального знакомства? Может, это просто Дайана хвалилась, что у нее есть любовник из такого уважаемого агентства? Неужели Виктор Дин умер только потому, что он нравился Дайане?

Уимзи не мог поверить в это; любовь умерла первой, и смерть Дина была, после этого, явно излишней. Кроме того, когда подобные убивают ради страсти, они не создают детально разработанных планов, не стирают отпечатки пальцев и не держат благоразумно язык за зубами. Драки и выстрелы из револьверов, с громкими рыданиями и сожалениями напившихся до слезливого раскаяния — вот знаки и символы роковой страсти среди лидеров яркой жизни.

Была еще одна информация, которую Дайана в самом деле сообщила ему, но в тот момент Питер не мог интерпретировать ее и даже не осознавал до конца, что ему открылось. Он мог только ждать, как кошка у мышиной норы, до тех пор, пока не появится что-нибудь, за чем он смог бы броситься в погоню. И поэтому он проводил свои ночи, скучно водя машину, и засыпая ненадолго на рассвете, прежде чем явиться на работу в "Пимс".

Уимзи был абсолютно прав по поводу того, что Дайана де Момери чувствовала по отношению к нему. Он возбуждал ее и пугал одновременно, и в целом у нее возникало чувство довольно приятно щекочущего страха, вспыхивающее сильнее при звуке его дурацкой свистульки. Но истинная причина ее страсти желания умилостивить его основывалась на совпадении того, чего он не мог знать, и чего она не говорила ему

На следующий день после их первой встречи Дайана держала пари с аутсайдером, называющим себя Акробатом, и это принесло ей выигрыш пятьдесят к одному. Через три дня после приключения в лесу женщина держала пари с другим аутсайдером, которого звали Арлекин, и получила неожиданно двойной выигрыш — сто к одному[9]То есть за победу и место — о ставке на скачках.. После этого она развлекала могущественного и ниспосланного, без сомнения, ей Небом талисмана. День после встречи с ним был одним из ее самых счастливых. В эти дни она обычно преуспевала во многих делах и выигрывала деньги тем или иным способом. Лошади, после тех двух неожиданных успехов, ее быстро разочаровали, но ей, как никогда, начало везти в карты. Как много в этой удаче было только благодаря самоуверенности и воле к победе, мог сказать только психолог, она выигрывала и не задумывалась по поводу причин. Дайана не говорила своему таинственному другу, что он был ее талисманом, из суеверного чувства, боялась спугнуть удачу, но она была у гадалки, и та обнадежила, что загадочный незнакомец принесет ей большую удачу.

Майор Миллиган, развалившись на кушетке в квартире Дайаны с виски и содовой, посмотрел на хозяйку довольно желчными глазами. Это был крупный угрюмый мужчина, такой, какими должны быть люди, обогащающиеся на пороках других людей, — пустой в том, касается его нравственности, но сравнительно здравый в привычках.

— Дайана, ты встречаешь сестру Дина теперь?

— Нет, дорогой, — ответила Дайана рассеянно. Она начинала уставать от Миллигана и хотела порвать с ним, но сейчас это было невозможно.

— Жаль, что не видишь.

— Почему? Она одна из самых занудных существ в природе, дорогой.

— Я хочу знать, знает ли она что-нибудь о том месте, где Дин работал.

— Рекламной конторе? Но, Тод, это просто вызывает зевоту. Почему ты хочешь знать об этом агентстве?

— Какая тебе разница, почему. Я напал на кое-какой след, вот и все.

"О!" — задумалась Дайана. Это было интересно.

— Я позвоню ей, если ты хочешь. Но она почти такая же мокрая от слез, как утонувший угорь. Что ты хочешь узнать?

— Это мое дело.

— Тод, я давно хотела спросить тебя. Почему ты говорил, что я должна была бросить Виктора? Не то чтобы мне было до этого дело, бедняга, но мне просто интересно, особенно после того, как ты просил меня таскаться за ним повсюду.

— Потому, — ответил майор, — что этот сопляк пытался обмануть меня.

— О господи, Тод, тебе нужно посмотреть фильм, типа "Дик с лицом собаки — король подземного мира". Не говори чушь, дорогой.

— Это все очень хорошо, моя девочка, но твой маленький Виктор начинал становиться помехой. Кто-то предупредил его, возможно, ты.

— Я? Очень мило с твоей стороны! Я ничего не могла сообщить ему, хотя бы по той причине, что ты никогда ничего не рассказываешь мне, Тод.

— Да, не рассказываю. У меня ведь еще осталось немного здравого смысла.

— Какой ты грубый, дорогой. Ну, вот видишь, я ничего не могла разболтать Виктору. Ты убил Виктора, Тод?

— Кто сказал, что он был убит?

— Маленькая птичка рассказала мне.

— Это твой друг в черно-белую клетку?

Дайана помедлила. Как-то, будучи в не очень благоразумном состоянии, она рассказала Тоду о своем приключении в лесу и теперь сожалела об этом. Миллиган воспринял ее молчание как согласие и продолжил.

— Кто этот парень, Дайана?

— Не имею ни малейшего представления.

— Чего он хочет?

— Во всяком случае, он не хочет меня, — сказала Дайана. — Разве это не унизительно, Тод?

— Должно быть. — Миллиган ухмыльнулся. — Но в чем его основная цель?

— Я думаю, он рыщет по следу Виктора, что бы это ни было. Он признался мне, что его бы здесь не было, если бы Виктор Дин не отбросил коньки. Очень захватывающе, ты так не думаешь?

— Хмм. Я думаю, мне надо наконец-то познакомиться с этим твоим другом. Когда он появится?

— Будь я проклята, если знаю. Он всегда приезжает, когда ему заблагорассудится. Я не думаю, что стала бы иметь с ним дело, Тод, если бы была на твоем месте. Он опасен — он странный какой-то. У меня на его счет есть плохое предчувствие.

— Твой мозг превращается в густую массу, милая, — заметил Миллиган. — Он использует тебя в личных целях, вот и все.

— Ну что же, хорошо, — ответила Дайана, — он хоть забавляет меня, а ты больше этого не делаешь. Ты становишься немного приевшимся, Тод. — Она зевнула и наклонилась к зеркалу, где стала рассматривать свое лицо. — Я думаю, надо бросить наркотики, Тод. У меня страшные отеки под глазами. Ты не думаешь, что было бы занятно стать абсолютно добродетельной?

— Почти так же занятно, как и знакомство с квакером. Твой друг пытался исправить тебя? Это чертовски здорово.

— Исправить меня — это нет. Но я выгляжу ужасной каргой, как сегодня. О, проклятье! Какая разница, в самом деле? Давай придумаем что-нибудь.

— Ладно. Пойдем к Слинкеру. Он устраивает вечеринку.

— Меня тошнит от вечеринок Слинкера. Тод, давай ворвемся куда-нибудь незваными гостями, сделаем что-нибудь действительно эффектное. Кто самая несговорчивая старая кошка в Лондоне, у которой что-нибудь происходит?

— Не знаю.

— Я вот что придумала. Мы сгребем друзей Слинкера и поедем куда глаза глядят и разобьем первую же хибару, которую увидим.

— Отлично! Я за!

Полчаса спустя шумная компания, втиснувшись в пять машин и одно такси, помчалась по стихшим кварталам Уэст-Энда. Проезжая несколько неумолимо аристократичных оплотов на Мейфэре[10]Мейфэр — фешенебельный район Уэст-Энда; известен дорогими магазинами и гостиницами. Буквально означает "майская ярмарка" — в старину был местом проведения весенних ярмарок., Дайана высунулась из открытого окна передней машины и показала алый язык высокому старомодному особняку, чей вход был украшен полосатым навесом, темно-красным ковром и множеством тепличных растений, расставленных аккуратно в кадках на ступенях.

— О-го-го! Бейте по нему, парни! Здесь есть что-то. Чей это?

— Мой бог! — сказал Слинкер Брейсвейт. — Мы попали в буйвола, точно. Это имение Денверов.

— Ты не пройдешь туда внутрь, — сказал Миллиган. — Графиня Денверская умеет содержать дом. Посмотри на охранника в дверном проеме. Лучше давайте попробуем что-нибудь полегче.

— Будь проклято то, что полегче. Мы решили: первое, что нам встретится, а это и есть первое. Нечего отказываться, дорогие мои!

— Тогда послушайте, — добавил Миллиган, — нам лучше попробовать задний вход. Там есть калитка в сад с другой стороны, открывающаяся в автопарк. Так у нас будет больше шансов.

С другой стороны штурм оказался достаточно легким. Машины были припаркованы в закоулке, и, подойдя к садовой калитке, они обнаружили ее широко открытой, выставляющей напоказ большой шатер, в котором проходил ужин. Группа гостей как раз вышла из-за стола, когда они подъехали; в это же время, почти за ними по пятам, две незнакомые большие машины затормозили и высадили шумную компанию людей.

— Объявляется удар, — сказал опрятно одетый человек, — мы только вторгнемся и спрячемся от послов.

— Фредди, ты не можешь.

— Не могу? Ты посмотри на меня. — Фредди крепко схватил руку своего приятеля и решительно направился к калитке. — Мы точно натолкнемся на старого Питера или кого-либо еще в саду.

Дайана сжала руку Миллигана, и они вдвоем пристроились позади вновь прибывших. Калитка была пройдена, но лакей внутри представлял неожиданное препятствие.

— Мистер и миссис Фредерик Арбатнот, — сказал опрятно одетый джентльмен. — И компания, — добавил он, сделав неопределенный жест рукой позади себя.

— Мы внутри, во всяком случае, — прошептала Дайана.

Хелен, герцогиня Денверская, посмотрела вокруг и осталась довольна своей вечеринкой. В самом деле все шло очень хорошо. Посол и его жена выразили восторг по поводу вин, закусок более чем достаточно, да и музыканты были профессионалами. Ощущение спокойного аристократического приличия пропитало атмосферу вечера. Хелен была уверена, что ее собственное платье шло ей, несмотря на то что свекровь, вдовствующая герцогиня, сказала что-то довольно едкое по поводу ее спины. Но вдова всегда была немного раздражительной и непредсказуемой. "Человек должен быть стильным, хотя, конечно, не нужно быть вульгарно нескромным", — говорила себе хозяйка этого вечера. Хелен считала, что она демонстрирует как раз точное количество позвонков, которое требовал случай. Одним меньше было бы некорректно, одним больше было бы сверхсовременно. Она поблагодарила Провидение за то, что в сорок пять она все еще сохранила свою фигуру — что соответствовало действительности, так как она была необыкновенно плоской с обеих сторон всю свою жизнь. Хелен подняла заслуженный бокал шампанского к своим губам, но почему-то помедлила и снова поставила его.

Что-то было не так. Она торопливо оглянулась, ища своего супруга. Его рядом не оказалось, но в нескольких шагах от нее показалась элегантная черная спина и гладкая соломенного цвета копна волос ее деверя, лорда Питера Уимзи. Торопливо извинившись перед леди Мендип, с которой она обсуждала последние чудовищные преступления правительства, она протолкнулась через толпу и взяла Уимзи за руку.

— Питер! Посмотри туда. Кто эти люди?

Уимзи повернулся и пристально посмотрел в на правлении, куда указывал веер герцогини.

— О господи, Хелен! Ты собрала парочку зрелых фруктов на этот раз! Эта девушка — Дайана де Момери, а рядом с ней ее одомашненный торговец наркотиками.

Герцогиня передернула плечами:

— Какой ужас! Отвратительная женщина! Каким образом они оказались здесь? Ты что, знаешь их?

— Официально — нет.

— Слава богу! Я боялась, что это ты впустил их. Я никогда не знаю, как ты можешь поступить; ты знаком с таким множеством ужасных людей.

— На этот раз я не виноват, Хелен.

— Спроси Брекета, как он допустил, чтобы они вошли.

— Уже лечу, — сказал Уимзи, — повинуясь твоему приказанию.

Он допил напиток, который был у него в руке и неторопливо отправился на поиски лакея. Через несколько минут он вернулся.

— Брекет говорит, что они пришли с Фредди Арбатнотом.

— Найди Фредди.

Преподобный Фредди Арбатнот, когда того разыскали, отрицал какое бы то ни было знакомство с незваными гостями.

— Но у калитки случилась небольшая потасовка, знаете ли, — сообщил он простодушно, — и я осмелюсь предположить, что они вторглись вместе с толпой. Дайана де Момери, а, что? Где она? Я должен посмотреть на нее. Шлюха и все такое, да?

— Вы ничего подобного не сделаете, Фредди. Где, черт побери, Джеральд? Здесь его нет. Его никогда нет, когда он мне нужен.

— Тебе придется пойти и вывести их, Питер.

Уимзи, у которого неожиданно появилось время для тщательных раздумий, не мог просить ничего лучшего.

— Я выведу их, — объявил он. — Где они?

Герцогиня, которая не спускала с парочки чужаков остекленевших глаз, махнула решительной рукой в направлении террасы. Уимзи дружелюбно отправился в указанную сторону легкой походкой.

— Простите меня, дорогая леди Мендип, — произнесла герцогиня, возвратившись к своей гостье. — Мне нужно было дать небольшое поручение моему деверю.

Уимзи поднялся по тускло освещенным ступеням террасы. Тень высокой колонны, увитой розой, упала ему на лицо и раскрасила его белую переднюю часть рубашки танцующими черными цветами; и пока он шел, он тихо насвистывал веселую песенку:

"Том-Том, трубадура сын…"

Дайана де Момери схватила за руку Миллигана и обернулась.

Уимзи перестал свистеть.

— Э, добрый вечер, — сказал он, — извините меня. Мисс де Момери, я полагаю.

— Арлекин! — закричала Дайана.

— Прошу прощения?

— Арлекин. Так вот ты где. Я поймала тебя на этот раз. И я намереваюсь увидеть твое лицо должным образом, даже если мне придется после умереть.

— Боюсь, здесь какая-то ошибка, — ответил Уимзи.

Миллиган решил, что пришло время вмешаться.

— Ах! — воскликнул он. — Таинственный незнакомец. Я думаю, пришло время нам с вами перекинуться словечком. Могу я спросить, почему вы волочились за этой леди в шутовском наряде?

— Боюсь, что это какое-то недоразумение, сэр, кто бы вы ни были, — выговорил Уимзи более старательно. — Меня отправила герцогиня — простите меня — по несколько неприятному поручению. Она сожалеет, что не имеет чести быть знакомой ни с этой леди, ни с вами, сэр, и желает, чтобы спросил вас, по чьему приглашению вы находитесь здесь.

Дайана засмеялась, довольно громко.

— Ты делаешь это изумительно, дорогой, — восхищалась она. — Мы прошли незваными гостям старой милой птички — точно так же, как сделал и ты, я предполагаю.

— Такой же вывод сделала и герцогиня, — ответил Уимзи. — Я сожалею. Но боюсь, что я должен попросить вас немедленно уйти отсюда.

— Это довольно мило, — сказал Миллиган весьма нагло. — Я боюсь, это у тебя не сработает. Возможно, что мы не были приглашены сюда, но мы не собираемся уходить отсюда по велению безымянного Акробата, который боится показать свое лицо.

— Вы, должно быть, по ошибке принимаете меня за своего друга, — произнес Уимзи. — Позвольте мне. — Он сделал шаг к ближайшей колонне и нажал выключатель, затопивший светом всю часть террасы. — Меня зовут Питер Уимзи; я брат герцога Денверского, и мое лицо, такое, какое оно есть, полностью к вашим услугам.

— Но разве ты не мой Арлекин? — запротестовала Дайана. — Не будь таким ослом, я знаю, что это ты. Я знаю твой голос очень хорошо, и твой рот и подбородок. Кроме того, ты насвистывал эту мелодию.

— Это очень интересно, — заметил Уимзи. — Это возможно… Боюсь, что это так. Я думаю, вы встречали моего неудачливого кузена Брэдона.

— Это было имя… — начала Дайана неуверенно и замолчала.

— Я рад это слышать, — добавил лорд, — иногда он называется моим именем, что всегда затрудняет и без того неловкую ситуацию.

— Послушай, Дайана, — вмешался Миллиган. — Ты, похоже, допустила промах. Тебе бы лучше извиниться, а потом мы освободим территорию. Простите за вторжение все такое…

— Одну минуточку, — сказал Уимзи. — Я хотел бы услышать больше об лом. Будьте так любезны, пройдемте на минуту. Вот сюда.

Он провел их вежливо за угол террасы, вверх по боковой дорожке и мимо эркера в маленькую прихожую где были расставлены столы и находилась стойка с коктейлями.

— Что вы будете пить? Виски? Я мог бы и сам догадаться. Гнусная практика наливать виски поверх коктейлей поздно ночью ответственна за испорченный цвет лиц и репутации больше, чем любая другая причина. Теперь много женщин таскаются по ночным улицам Лондона, ища приключений из-за того, что виски наливают поверх коктейлей с джином.

— Два неразбавленных виски, Томлин, и ликер с бренди, — обратился он к прислуге.

— Хорошо, милорд.

— Вы осознаете, — продолжил Уимзи, возвратившись к ним с напитками, — истинную причину этого жеста гостеприимства. Я установил подлинность своего имени при помощи доказательства Томлина, старинного слуги этого дома. Теперь давайте поищем местечко, менее открытое для вторжений. Я предлагаю библиотеку. Проходите сюда. Мой брат, будучи английским джентльменом, владеет библиотекой в каждом своем особняке, хотя никогда не открывает книг. Это называется верностью традициям. Стулья, однако, там удобные. Пожалуйста, садитесь. А теперь, расскажите мне все о вашей встрече с моим скандальным кузеном.

— Одну минутку, — вставил Миллиган, прежде чем Дайана смогла говорить. — Я думаю, что я знаю каталог аристократических родословных довольно хорошо. Я не знал, что у вас есть кузен и его имя Брэдон.

— Не каждый молокосос попадает в семейную книгу, — уверенно ответил Уимзи, — но человек обязан знать всех своих кузенов. Но какая разница? Семья есть семья, хотя обозначена ограниченной группой (или достойными своих корней, если вы предпочитаете эту формулировку) или левой перевязью[11]Перевязь — символ незаконнорожденности в английской геральдике, или находящейся слева перевязью, называемой большинством авторов художественной литературы расположенной на левой стороне шита (справа от зрителя), по причинам, которые я не могу определить. Мой достойный сожаления кузен Брэдон, не имея никакого особого права ни на одно семейное имя в большей степени, чем на другое, взял себе за правило использовать их все по очереди, таким образом демонстрируя счастливое отсутствие фаворитизма. Пожалуйста, можете курить. Вы найдете сигареты весьма сносными, мистер… Э-э…

— Миллиган.

— Ах! Сканда… Хорошо известный майор полиции Миллиган? У вас есть резиденция на реке, я полагаю. Очаровательно, очаровательно. Ее слава достигает меня время от времени посредством моего славного зятя, главного инспектора мистера Паркера из Скотленд-Ярда. Красивое, удаленное место, не так ли?

— Именно так, — заметил Миллиган. — Я имел удовольствие развлекать вашего кузена там однажды ночью.

— Он непрошено явился к вам в гости? Это именно то, что он бы сделал. И вы ударили тем же оружием мою дорогую невестку. Поэтическая справедливость, конечно. Я ценю это, хотя, возможно, герцогиня иначе посмотрит на это дело.

— Нет, его привела моя знакомая леди.

— Он исправляется. Майор Миллиган, это для меня болезненно, но я чувствую, что должен предупредить вас против этого моего кузена. С ним определенно неприятно быть знакомым. Если он навязывал свои ухаживания мисс де Момери, то, возможно, с какой-то корыстной целью. Не то, — добавил Уимзи, — что любому мужчине нужна скрытая цель для таких ухаживаний. Мисс де Момери цель сама по себе…

Его глаза прошлись по Дайане, недостаточно прикрытые и слегка опьяненные, с холодной оценкой, которая компенсировала слова почти оскорбительно.

— Но, — возобновил он свою речь, — я знаю своего кузена Брэдона слишком хорошо. Мало кто знает его лучше. И я должен признать, что он последний человек у кого я стал бы искать безразличной привязанности. Я, к несчастью, обязан в качестве самозащиты присматривать за поступками своего кузена Брэдона и был бы чрезвычайно признателен, если бы вы сообщили мне о деталях его последней выходки.

— Хорошо, я расскажу вам, — начала Дайана. Виски сделал свое дело, и она стала до безрассудства неожиданно говорливой, не обращая внимания на сердитые взгляды Миллигана. Девушка с удовольствием изливала историю своих приключений. Происшествие с купанием в бассейне, казалось, вызвало у лорда Питера острую боль.

— Пошлая рисовка! — воскликнул он, качая головой. — Сколько раз я умолял Брэдона вести себя тихо и благоразумно.

— Я думаю, что он был слишком непостижимым, — сказала Дайана и продолжила пересказывать встречу в лесу.

— Он всегда напевает "Том, Том, трубадура сын", поэтому, конечно, когда вы пришли, насвистывая мелодию этой же песни, я подумала, что это был он.

Лицо Уимзи потемнело.

— Отвратительно, — выговорил он.

— Кроме того, вы так сильно похожи. Тот же голос и то же лицо, насколько можно его рассмотреть, понимаете. Но, конечно, он никогда не снимал своей маски.

— Неудивительно, — произнес Уимзи, — неудивительно. — Он тяжело вздохнул. — Полиция интересуется моим кузеном Брэдоном.

— Как захватывающе!

— За что? — поинтересовался Миллиган.

— За то, что он имитирует меня, помимо всего прочего, — объяснил Уимзи, усевшись поудобнее в своем кресле и находясь, как показалось, в приподнятом настроении. — Я не могу описать вам за то короткое время, которое есть в нашем распоряжении, мучения и унижения, которым я подвергся по милости Брэдона. Взятие его на поруки из полицейских участков, оплата счетов, выписанных на мое имя, вызволение его из притонов, имеющих дурную славу… Я рассказываю вам эти печальные подробности конфиденциально, конечно.

— Мы не проболтаемся, — заверила Дайана.

— Он пользуется нашим неудачным сходством, — продолжал Питер. — Копирует мои привычки, курит мою любимую марку сигарет, водит машину, как у меня, даже насвистывает мою любимую мелодию — ту, что особенно хорошо адаптирована для исполнения на свистульке.

— Он, должно быть, довольно богат, — сказала Дайана, — раз может позволить себе такую машину.

— Это, — сказал Уимзи, — самое грустное из всего вышесказанного. Я подозреваю его, но, возможно… Я лучше ничего не буду говорить об этом.

— О, пожалуйста, скажите, — умоляла Дайана, ее а ярко засверкали от волнения. — Это звучит так ужасно захватывающе.

— Я подозреваю его, — продолжил Уимзи, мрачным и внушающим благоговение голосом, — что он имеет дело с наркобандой контротиков. Будь оно все проклято, конечно же, контрабандой наркотиков.

— Не может этого быть! — воскликнул Миллиган.

— Ну, я не могу доказать это. Но я получил предупреждения от определенного круга лиц. Вы понимаете меня? — Лорд достал сигарету и постучал по ней, с видом человека, который закрыл крышку гроба над мертвой тайной и крепко прибивает ее гвоздями. — Я не хочу никоим образом вмешиваться в ваши дела, майор Миллиган. Я уверен, что мне никогда не придется делать этого. — Здесь он пронзил Миллигана еще одним твердым взглядом. — Но вы, возможно, позволите мне дать вам и этой леди совет, дружеское предостережение. Не имейте никаких дел с моим кузеном Брэдоном.

— Я думаю, вы говорите ерунду, — сказала Дайана. — Да вы даже не можете заставить его…

— Сигарету, Дайана? — прервал Миллиган довольно резко.

— Я не говорю, — продолжил Уимзи, медленно окидывая Дайану взглядом своих проницательных глаз, а затем снова поворачиваясь к Миллигану, — что мой достойный порицания кузен сам увлекается кокаином, героином или чем-нибудь подобным. В некотором смысле, было бы более прилично, если бы он это делал. Мужчина или женщина, которые могут обогащаться на слабостях своих ближних, не разделяя их, для меня исключительно отвратительный объект. Возможно, я старомоден, но это так.

— Вполне так, — заметил Миллиган.

— Я не знаю и не желаю знать, — говорил Уимзи, — ни то, как вы дошли до того, чтобы пустить моего кузена Брэдона в свой дом, ни то, что, с его стороны, привело его туда. Я предпочитаю не предполагать, что он нашел там какие-либо еще приманки, помимо хороших напитков и шумной компании. Вы можете думать, майор, что из-за того, что я интересуюсь некоторыми полицейскими случаями, я постоянно вмешиваюсь не в свои дела. Это не судебный случай. Пока я не буду вынужден заинтересоваться делом другого человека, я предпочитаю оставить его в покое. Но я думаю, будет справедливо рассказать вам, что я вынужден интересоваться моим кузеном Брэдоном и что он личность, чьи знакомства могли оказаться — должен ли я сказать "стеснительными" — любому, кто предпочитает жить тихой жизнью. Я не думаю, что мне стоит говорить больше, не так ли?

— Именно, — согласился Миллиган. — Я очень признателен вам за предупреждение, и также, уверен, признательна и мисс де Момери.

— Конечно, я ужасна рада узнать обо всем этом, — заметила Дайана. — Ваш кузен выглядит превосходным слабохарактерным человеком. Я люблю их ужасно. Высокопарные люди слишком ужасно умирают.

Уимзи поклонился:

— Моя дорогая леди, выбор друзей — исключительно ваше личное дело.

— Я рада слышать это. У меня сложилось впечатление, что герцогиня не была обеспокоена тем, чтобы поскорее обвить обеими руками мою шею.

— Ах! Герцогиня — нет. Там, боюсь, весь свободный выбор на другой стороне, да? Что напоминает мне…

— Совершенно верно, — вставил Миллиган. — Мы слишком долго злоупотребляем вашим гостеприимством. Мы действительно должны извиниться и удалиться. Кстати, там были некоторые другие члены нашей компании…

— Я полагаю, моя невестка уже разобралась с ними к настоящему моменту, — добавил Уимзи с улыбкой. — Если нет, я позабочусь о том, чтобы увидеть их и сообщить им, что вы направились… Куда, мне сказать, вы пошли?

Дайана назвала свой адрес.

— Вам можно также зайти и выпить вместе с нами, — предложила она.

— Увы, сожалею! — заметил Уимзи. — Долг и все такое… Я не могу оставить свою невестку в затруднительном и неловком положении в большей степени, чем насладился бы этим своим развлечением. — Он позвонил колокольчик. — Теперь вы извините меня, я должен вернуться к нашим гостям. Порлок, проводите эту леди и этого джентльмена к выходу.

Питер вернулся в сад по террасе, насвистывая мелодию из Баха, как он обычно делал, когда был чем-то доволен.

Теперь пойдем мы, где мешок Туделя,

Туделя, Туделя, Туделя, Туделя, мешок Туделя…

"Интересно, была ли наживка слишком большой и яркой? Когда он ответит на вызов? Мы посмотрим".

— Мой дорогой Питер, — сказала герцогиня нетерпеливо, — где ты был все это время? Пожалуйста, сходи и принеси мне нежную малину с мороженым и скажи своему брату, что он мне нужен.