II. САМОДЕЛЬНЫЕ ГРОБИКИ

Онлайн чтение книги Музыка для хамелеонов Music for Chameleons
II. САМОДЕЛЬНЫЕ ГРОБИКИ

Документальный рассказ об одном американском преступлении

Март 1975 года

Городок в небольшом западном штате. Вокруг — множество крупных ферм и скотоводческих ранчо; в городке, где проживает менее десяти тысяч человек, — двенадцать церквей и два ресторана. На главной улице все еще стоит унылый, безмолвный кинотеатр, хотя за последние десять лет в нем не показали ни одного фильма. Когда-то в городе была гостиница, но ее закрыли, и теперь приезжий может найти себе пристанище только в мотеле "Прерия".

Мотель чистенький, комнаты хорошо отапливаются — вот, пожалуй, и все, что можно о нем сказать. Человек по имени Джейк Пеппер живет там почти пять лет. Джейк — пятидесятивосьмилетний вдовец, отец четырех взрослых сыновей. Он среднего роста, сохраняет прекрасную форму и выглядит на пятнадцать лет моложе своего возраста. У него красивое, открытое лицо, барвинковые голубые глаза и подвижные тонкие губы, которые причудливо изгибаются иногда в улыбке, иногда — по иному поводу. Секрет юношеской моложавости Джейка — не в его худощавой подтянутой фигуре, не в тугих щеках цвета спелого яблока и не в шаловливой, слегка загадочной усмешке, а в волосах, которые могли бы принадлежать его младшему брату: коротко остриженные, торчащие в разные стороны русые вихры так непокорны, что он не в силах их причесать, а просто приглаживает, смачивая водой.

Джейк работает детективом в Бюро расследований штата. Мы познакомились через нашего общего приятеля, детектива из другого штата.

В 1972 году Джейк написал мне, что расследуст убийство, которое, по его мнению, могло бы представить для меня интерес. Я позвонил ему, и мы проговорили по телефону три часа подряд. Меня очень заинтересовал его рассказ, но, когда я предложил ознакомиться с делом на месте, он испугался и объяснил, что это преждевременно и может повредить расследованию, однако обещал держать меня в курсе событий. Затем целых три года мы перезванивались с ним каждые два-три месяца. Работа Джейка продвигалась с большим скрипом, поскольку все следы были ловко запутаны, и, казалось, зашла в тупик. В конце концов Джейк позволил мне приехать и взглянуть на все своими главами.

И вот в один по-зимнему холодный мартовский вечер мы сидели с Джейком Пеппером в его комнате в мотеле на продуваемой ветром окраине маленького западного городка. Комната показалась мне вполне уютной, особенно после долгого пути. Почти целых пять лет она служила Джейку домом; он соорудил здесь полки, на которых расставил фотографии своих близких — сыновей и внуков, а также множество книг, и в том числе немало томов о Гражданской войне. Подбор книг свидетельствовал об уме и вкусе владельца, который был явно неравнодушен к Диккенсу, Мелвиллу, Троллопу и Марку Твену.

Джейк сидел на полу, скрестив ноги по-турецки, подле него стоял стакан с виски. Перед ним была разложена шахматная доска, и он рассеянно передвигал по ней фигуры…


Т. К. Удивительно, что об этом деле, по-видимому, никто ничего не знает. Оно почти не получило огласки.

ДЖЕЙК. На то были свои причины.

Т. К. Мне так и не удалось представить себе все дело в полной последовательности. Оно похоже на составную картинку, в которой не хватает половины деталей.

ДЖЕЙК. С чего же начать?

Т. К. С самого начала.

ДЖЕЙК. Подойди к письменному столу и выдвинь нижний ящик. Видишь эту маленькую картонную коробку? Взгляни, что там внутри.

(В картонке я обнаружил миниатюрный гробик. Это была изящная вещица, искусно вырезанная из легкого бальзамника. Гробик не был никак отделан, а когда я приподнял крышку на петлях, то обнаружил в нем какой-то предмет. Это была фотография — самый обыкновенный снимок мужчины и женщины среднего возраста, которые переходили через улицу. С первого взгляда было ясно, что они не позировали и что снимок сделан без их ведома.)

Я считаю, что все началось именно с этого маленького гробика.

Т. К. А кто изображен на фотографии?

ДЖЕЙК. Джордж Робертс и его жена. Джордж и Амелия Робертс.

Т. К. Ага, понятно, мистер и миссис Робертс. Первые жертвы. Он был адвокатом?

ДЖЕЙК. Да, адвокатом, и однажды утром (а именно десятого августа тысяча девятьсот семидесятого года) он получил по почте подарок. Вот этот гробик. С фотографией внутри. Робертс был веселый, беспечный человек, он показал подарок коллегам в суде и представил его как шутку. Но месяц спустя Джорджа и Амелии не стало.

Т. К. Когда ты приехал расследовать дело?

ДЖЕЙК. Сразу же. Через час после того, как их нашли, я выехал сюда вместе с другими агентами Бюро. Когда мы прибыли, тела еще находились в машине. Змеи — тоже. Этого зрелища я никогда не забуду. Никогда.

Т. К. Расскажи, как все произошло.

ДЖЕЙК. У Робертсов не было детей. Врагов у них тоже не было. К ним все прекрасно относились. Амелия работала вместе с мужем, его секретарем. У них была одна машина, на ней они всегда ездили на работу. В то утро, когда это случилось, было очень душно. Стояла изнурительная жара. Наверное, они изрядно удивились, когда, подойдя к машине, увидели, что все стекла подняты. Тем не менее они сели в машину — каждый со своей стороны, — а как только сели — бац! На них молниеносно набросился клубок гремучих змей. Мы нашли в машине девять крупных гремучих змей… Им был впрыснут амфетамин, и, обезумев от него, они искусали Робертсов где только можно: шею, плечи, уши, щеки, руки. Несчастные люди! Их головы распухли и походили на огромные окрашенные в зеленый цвет маски из тыквы, какие вырезают в канун Дня Всех Святых. Робертс, очевидно, скончались мгновенно. Надеюсь, так оно и было, — это единственное, на что остается надеяться.

Т. К. Гремучие змеи не очень-то распространены в здешних местах. Во всяком случае, такого большого размера. Их, очевидно, привезли сюда.

ДЖЕЙК. Вот именно. Привезли со змеиной фермы из Ноталеса, в Техасе. Но я расскажу тебе позже, как узнал об этом.

(За окном на земле все еще лежал снежный покров. Весной даже не пахло, и сильные порывы ветра, бившие в оконные стекла, напоминали о том, что на дворе зима. Но я почти не слышал шума ветра, в ушах не утихало страшное шипение клубка гремучих змей. В полумраке автомобиля, стоявшего под раскаленным солнцем, мне виделись извивающиеся змеи и головы двух людей — они разбухали от яда, приобретая зеленый оттенок. Я прислушивался к ветру, надеясь, что он унесет с собой навязчивое видение.)

ДЖЕЙК. Нам, правда, неизвестно, получили ли гробик Бакстеры. Но я уверен, что получили, иначе нарушился бы замысел преступника. Однако они об этом никому не сказали, а мы не обнаружили никаких следов гробика.

Т. К. Возможно, он сгорел во время пожара. Но с Бакстерами, кажется, была еще одна пара?

ДЖЕЙК. Хоганы из Талсы. Друзья Бакстеров, которые остановились у них проездом. Убийца не собирался их прикончить. Они попали случайно в эту историю. Вот послушай, как это произошло: Бакстеры строили красивый новый дом, но готов был только подвал. В других частях дома еще шли строительные работы. Рой Бакстер был состоятельным человеком и вполне мог снять на время строительства весь этот мотель. Но предпочел жить у себя в подвальном помещении, куда ход был только через люк.

Это случилось в декабре, через три месяца после убийства Робертсов. Доподлинно известно лишь то, что Бакстеры пригласили чету друзей из Талсы провести с ними вечер в подвале. А перед самым рассветом там вспыхнул огромный пожар, и обе четы сгорели. Буквально дотла.

Т. К. Разве они не могли выбраться через люк?

ДЖЕЙК (скривив губы и фыркнув). Нет, черт побери! Поджигатель, точнее убийца, завалил люк глыбами цемента. Сам Кинг Конг не смог бы сдвинуть их с места.

Т. К. Но совершенно очевидно, что существовала некая связь между пожаром и клубком гремучих змей.

ДЖЕЙК. Теперь легко говорить об этом. Но будь я проклят, если тогда смог хоть как-то соединить оба дела. Мы впятером вели расследование и узнали о Джордже и Амелии Робертс, о Бакстерах и Хоганах больше, чем они сами знали о себе. Держу пари, Джордж Робертс и не подозревал, что его жена в пятнадцать лет родила ребенка и отдала его на воспитание приемным родителям.

Конечно, в таком небольшом местечке почти все так или иначе знают друг друга хотя бы в лицо. Но мы не смогли обнаружить ничего, что связывало бы жертвы между собой. Никакого мотива преступления. Не существовало причины — во всяком случае мы не смогли ее найти, — объяснявшей, почему кому-то потребовалось убивать этих людей. (Он посмотрел на шахматную доску, раскурил трубку и отхлебнул из стакана виски.) Все эти люди были мне незнакомы. Я ничего не слышал о них, пока они не погибли. Но вот следующим оказался мой друг Клем Андерсон. Норвежец по происхождению, родители которого стали американскими гражданами. Он получил здесь в наследство от отца ранчо — весьма приличный кусок земли. Мы вместе учились в колледже, хотя он был еще на первом курсе, когда я заканчивал колледж. Он женился на моей давнишней подруге, замечательной девушке, единственной, у кого я видел глаза цвета настоящей лаванды. Словно из аметиста. Порой, когда на меня уже после женитьбы находила тоска, я принимался говорить об Эми и ее аметистовых глазах, и моей жене это не очень-то нравилось. Так или иначе, Клем и Эми поженились, обосновались здесь и завели семерых детей. Я был у них на обеде вечером накануне его убийства, и Эми сказала мне, что жалеет лишь об одном — что у нее не может быть больше детей.

Я частенько встречался с Клемом с тех пор, как приехал сюда расследовать это дело. Он отличался буйным нравом и крепко выпивал, но был умен и рассказал мне уйму всякой всячины об этом городишке.

Однажды вечером он позвонил мне в мотель. Голос его звучал как-то странно. Сказал, что ему необходимо срочно повидаться со мной. Я предложил ему тут же приехать. Думал, что он пьян, но он был не пьян, а испуган. И знаешь почему?

Т. К. Санта-Клаус прислал ему подарок.

ДЖЕЙК. Ага. Но, видишь ли, он не понимал, в чем дело. Что это могло значить. Возможная связь между гробиком и убийством с помощью гремучих змей не разглашалась. Мы держали все в строгом секрете. И с Клемом я никогда об этом не говорил.

Но когда он вошел в эту самую комнату и показал мне гробик — точную копию того, который получили Робертсы, — я понял, что мой друг в большой опасности. Гробик был отправлен ему по почте в ящике, обернутом в грубую бумагу, имя и адрес написаны печатными буквами. Черными чернилами.

Т. К. А в нем была его фотография?

ДЖЕЙК. Да. И я расскажу тебе, что было на ней, поскольку снимок имеет прямое отношение к тому, как убили Клема. Я даже думаю, что убийца как бы хотел подшутить, намекнуть, что ли, каким образом погибнет Клем..

На фотографии Клем сидит в автомобиле, похожем на джип. Это — необычная машина, которую он сам смастерил. Без крыши и ветрового стекла — ничего, что прикрывало бы водителя. Просто мотор и четыре колеса. Клем сказал, что впервые видит эту фотографию и представить себе не может, кто и когда его снял.

Передо мной стояла трудная дилемма: открыть ли ему тайну и сказать, что семья Робертс получила такой же гробик незадолго до смерти и что Бакстеры, возможно, тоже получили подобный подарок, или нет? С какой-то точки зрения было бы лучше ничего не говорить, установить за Клемом тщательное наблюдение, и тогда он, не сознавая опасности, мог бы легче навести нас на след убийцы.

Т. К. Но ты решил сказать ему.

ДЖЕЙК. Да, сказал. Так как, имея в руках второй гробик, был уверен, что убийства между собой связаны. И считал, что Клем должен знать, как именно. Обязательно должен.

Но когда я объяснил ему, что означал гробик, он совершенно сник. Мне даже пришлось ударить его по щеке, чтобы привести в чувство. Но и тогда он стал вести себя совсем как малое дитя — лег на кровать и заплакал, причитая: "Меня кто-то собирается убить. Но почему? Почему?" Я сказал ему: "Слушай, никто тебя не убьет. Я обещаю тебе. Но подумай хорошенько, Клем, что у тебя общего с людьми, которые недавно отправились на тот свет. Что-то должно же быть. Хотя бы сущие пустяки". Но на все мои расспросы он только повторял: "Не знаю. Не знаю". Я заставил его проглотить добрую порцию виски, он выпил и заснул. Ночь провел у меня и наутро встал спокойным. Но и тогда он не вспомнил, что могло связывать его с другими жертвами и почему он оказался замешан в одну с ними историю. Я просил его никому не рассказывать о полученном гробике, даже жене, и велел не беспокоиться, так как немедленно выпишу дополнительно двух агентов, которые будут за ним приглядывать.

Т. К. Сколько же времени прошло, прежде чем гробовщик исполнил свою угрозу?

ДЖЕЙК. О, я думаю, он вдоволь насладился выжиданием. Он дразнил свою жертву, как рыболов, который поймал форель и сунул ее в банку с водой. Бюро отозвало дополнительных агентов, и в конце концов даже сам Клем, видимо, забыл об угрозе. Прошло полгода Однажды мне позвонила Эми и пригласила к ним на обед. Был теплый летний вечер. В воздухе порхало множество светлячков. Дети гонялись за ними, ловили и запихивали в кувшин.

Когда я уходил, Клем пошел проводить меня до машины. Вдоль дороги, на которой стояла машина, протекала узкая речушка. Клем сказал: "Да, так вот, по поводу связи, о которой ты говорил. Я на днях вдруг вспомнил. Это — река". Я спросил, какая река, и он ответил: та самая, что течет перед нами. "История довольно сложная и, пожалуй, глупая. Я расскажу тебе о ней в следующий раз, когда мы увидимся". Но я больше его не увидел. Во всяком случае, живым.

Т. К. Как будто бы тот подслушал вас.

ДЖЕЙК. Кто — тот?

Т. К. Санта-Клаус. Разве не странно, что после стольких месяцев Клем Андерсон наконец вспоминает про реку и на следующий же день, не успев объяснить тебе почему, погибает от руки убийцы?

ДЖЕЙК. Ты достаточно вынослив?

Т. К. Вполне.

ДЖЕЙК. Я покажу тебе кое-какие фотографии. Но лучше налейка вначале хорошую порцию виски. Это тебе пригодится.

(Три черно-белые глянцевые фотографии были сделаны ночью с помощью вспышки. На первой из них на узкой дороге, проходящей через ранчо, был снят самодельный джип Клема Андерсона. Он лежал на боку с включенными фарами. На второй фотографии ту же дорогу перегораживал обезглавленный торс: мужчина без головы, в сапогах, джинсах и кожаной куртке. На третьей фотографии — голова жертвы. Сама гильотина или опытный хирург не смогли бы отделить ее от туловища так ровно. Она лежала среди листьев, словно ее забросил туда злой шутник. Глаза у Клема Андерсона были открыты, но вовсе не походили на глаза мертвеца, в них застыл спокойный взгляд, и, если бы не глубокий порез поперек лба, его лицо казалось бы таким же умиротворенным, таким же не обезображенным насилием, как и голубые норвежские глаза, словно принадлежащие невинному младенцу. Пока я разглядывал фотографии, Джейк, опершись на мое плечо, тоже смотрел на них.)

ДЖЕЙК. Это произошло под вечер. Эми ждала Клема к ужину. Она послала одного из сыновей ему навстречу, на шоссе. Мальчик и нашел его. Вначале он увидел опрокинутую машину. Потом, подальше, примерно в ста метрах от нее, обнаружил тело. Мальчик бросился бегом домой, и Эми позвонила мне. Я ругал себя последними словами. Когда мы приехали на место происшествия, один из моих агентов нашел голову. Она находилась довольно далеко от тела. Лежала почти на том месте, где Клем наткнулся на проволоку.

Т. К. Да, кстати о проволоке. Я так и не понял, отчего именно проволока. Это так…

ДЖЕЙК. Хитроумно?

Т. К. Нет, скорее нелепо.

ДЖЕЙК. Что же тут нелепого? Наш приятель придумал прекрасный способ обезглавить Клема Андерсона. Убить его без свидетелей.

Т. К. Я полагаю, в таком случае нужен точный математический расчет. А для меня все, что связано с математикой, непостижимо.

ДЖЕЙК. Да, джентльмен, содеявший это, обладает, конечно, математическим складом ума. Во всяком случае, ему пришлось все очень тщательно вымерить.

Т. К. Он натянул проволоку между двумя деревьями?

ДЖЕЙК. Между деревом и телеграфным столбом. Крепкую стальную проволоку, острую, как лезвие бритвы. Фактически невидимую даже при дневном свете. А в темноте, когда Клем свернул с шоссе и поехал на своей развалюхе по узкой дороге, он тем более не мог заметить ее. Проволока пришлась ему там, где должна была прийтись — точно под подбородком. И, сам видишь, срезала ему голову так же легко, как девушка обрывает лепестки у ромашки.

Т. К. Но замысел мог не удаться.

ДЖЕЙК. Что из того? Что значит для преступника неудачная попытка? Он предпринял бы еще одну и продолжал до тех пор, пока не добился бы своего.

Т. К. Вот уж действительно невероятно, что он всегда добивается своего.

ДЖЕЙК. Это так, и не так. Но мы вернемся к этому позднее.

(Джейк засунул фотографии в конверт. Он взял трубку, затянулся и прочесал пальцами непокорные вихры. Я молчал, так как понимал, что на душе у него скверно. В конце концов я спросил, не устал ли он и не лучше ли мне уйти. Он ответил, что нет — всего лишь девять часов, а спать он ложится не раньше полуночи.)

Т. К. Ты теперь здесь совсем один?

ДЖЕЙК. Слава богу, нет. Иначе сошел бы с ума. Работаю вместе с двумя другими агентами. Но до сих пор ответственность за расследование несу я. Да и сам этого хочу. Слишком много я уже вложил сил. И намерен поймать нашего приятеля, даже если это окажется моим последним делом. Должен же он совершить ошибку. Впрочем, кое в чем он уже просчитался. Но признаюсь откровенно, с доктором Парсонсом он разделался без промаха.

Т. К. С судебным врачом?

ДЖЕЙК. Да, с ним. С этим тощим горбуном-коротышкой.

Т. К. Подожди-ка. Ведь вначале ты думал, что это самоубийство.

ДЖЕЙК. Знай ты доктора Парсонса, ты бы тоже решил, что это самоубийство. У него было немало причин, чтобы покончить с собой. Или чтобы прикончили его. У Парсонса жена красавица, он поймал ее на морфии и вынудил выйти замуж. Был одинок, как волк. Занимался абортами. И более десятка рехнувшихся старух оставили ему все свое состояние. Вот какой отъявленный негодяй этот доктор Парсонс!

Т. К. Значит, тебе он был не по нутру.

ДЖЕЙК. Да, его никто не любил. Но я, пожалуй, напрасно сказал, что у Парсонса было много причин, чтобы покончить с собой. На самом деле у него вовсе не было для этого причин. Судьба ему улыбалась, и небо над его головой круглые сутки было голубое. Единственное, что беспокоило его, — это язва. Он постоянно страдал от несварения желудка и вечно таскал с собой бутыли с минеральной водой. Выдувал пару бутылок в день.

Т. К. И однако, все были удивлены, когда узнали, что доктор Парсонс покончил с собой?

ДЖЕЙК. Да нет, никто не думал, что доктор Парсонс покончил с собой. Во всяком случае, вначале.

Т. К. Извини, Джейк. Но я снова сбит с толку.

(Трубка у Джейка потухла, он выбил из нее пепел и достал сигару, которую, однако, не зажег: он обычно не курил их, а грыз, как собака грызет кость.)

Поначалу скажи мне, сколько времени прошло между похоронами? Похоронами Клема Андерсона и доктора Парсонса?

ДЖЕЙК. Четыре месяца или около того.

Т. К. А Санта-Клаус прислал доктору подарок?

ДЖЕЙК. Подожди, подожди. Не спеши. В тот день, когда умер Парсонс — мы ведь думали, что он умер, просто-напросто скончался, — работавшая с ним сестра нашла его на полу в кабинете. Другой врач, практикующий в городе, Альфред Скиннер, предположил, что у него был сердечный приступ, и сказал, что необходимо вскрытие, чтобы определить в точности.

В тот же вечер мне позвонила медсестра Парсонса и сказала, что со мной хочет поговорить миссис Парсонс. Я ответил, что сейчас же выеду к ней.

Миссис Парсонс приняла меня в своей спальне, где, как я думаю, она проводит почти все время, прикованная к постели радостями, доставляемыми ей морфием.

Она вовсе не выглядит больной в обычном понимании этого слова. Она хороша собой и кажется вполне здоровой. Щеки розовые, кожа гладкая и белая, почти молочной белизны. Но глаза ее блестели, и зрачки были расширены.

Она лежала в постели, опираясь на груду подушек в кружевных наволочках. Я обратил внимание на ее ногти — длинные, тщательно наманикюренные, и руки тоже были удивительно красивые. Однако в руках она держала вещь отнюдь не красивую.

Т. К. Подарок?

ДЖЕЙК. В точности такой же, как и других.

Т. К. И что она тебе сказала?

ДЖЕЙК. "Я думаю, моего мужа убили". Но произнесла эти слова очень спокойно; она не выглядела ни расстроенной, ни взволнованной.

Т. К. Под воздействием морфия.

ДЖЕЙК. Нет, не только поэтому. Она производит впечатление человека, который уже свел счеты с жизнью и смотрит на все издалека, безо всякого сожаления.

Т. К. Понимала ли она, что означает гробик?

ДЖЕЙК. Нет, не понимала. Да и муж ее тоже. Как судебный врач округа, он должен был входить в число лиц, ведущих расследование, однако мы не доверяли ему. И он ничего не знал о гробиках.

Т. К. Тогда почему же она думала, что ее мужа убили?

ДЖЕЙК (хмурясь и грызя сигару). Из-за гробика. По ее словам, муж показал ей гробик несколько недель назад. Он не воспринял его всерьез. Решил, что гробик прислал кто-то из его врагов, вздумав таким образом выказать ему свою неприязнь. Миссис Парсонс же, по ее словам, как только увидела гробик и фотографию мужа в нем, поняла, что над ним нависла опасность. Как ни странно; но я думаю, что она любила его. Такая красивая женщина — такого противного урода-горбуна.

Когда мы с ней распростились, я взял гробик с собой, внушив ей, что она ни в коем случае не должна рассказывать кому-либо об этой истории. Ну, а затем оставалось ждать результатов вскрытия. Результаты же оказались таковы: смерть от отравления, возможно самоубийство.

Т. К. Но ты-то знал, что его убили.

ДЖЕЙК. Знал я, и знала миссис Парсонс. А все остальные считали, что это самоубийство. Большинство людей думает так и по сей день.

Т. К. Какой же яд выбрал наш приятель?

ДЖЕЙК. Жидкий никотин. Очень чистый, сильный и быстродействующий яд, без цвета и запаха. Мы не знаем точно, каким образом яд был введен, но я подозреваю, что его смешали с излюбленной минеральной водой доктора. Один приличный глоток — и вам конец.

Т. К. Жидкий никотин… Я никогда не слышал об этом яде.

ДЖЕЙК. Что же, он не имеет такой известности, как, скажем, мышьяк. К слову, о нашем приятеле: на днях я наткнулся у Марка Твена на высказывание, которое поразительно ему подходит. (Порывшись на книжной полке, Джейк нашел нужный том и, шагая по комнате, начал читать вслух каким-то совершенно чужим, Хрипловатым, сердитым голосом.) "Из всех существ, которые были созданы, человек — самое отвратительное. Из всех живущих на земле ему одному свойственна злоба — самый низменный из всех инстинктов, страстей и пороков, самый мерзкий. Человек — единственное на свете существо, способное причинять боль просто так, без оснований, сознавая, что он ее причиняет. Среди всех созданий на земле он один обладает подлым умом". (Джейк захлопнул книгу и швырнул ее на кровать.) Отвратительный. Злобный. С подлым умом. Да, сэр, эти определения прекрасно подходят мистеру Куинну, хотя и не характеризуют его полностью. Мистер Куинн — человек разнообразных талантов.

Т. К. Ты никогда не упоминал этого имени раньше.

ДЖЕЙК. Я сам узнал его только полгода тому назад. Но это — точно он. Куинн.

(Джейк несколько раз ударил крепким кулаком по ладони. Он походил на обозленного, разуверившегося во всем заключенного, который долгое время провел в тюрьме. Он и в самом деле был много лет здесь заточен из-за этого дела, а настоящая злость настаивается так же долго, как настоящее виски.)

Роберт Хоули Куинн, эсквайр. Весьма уважаемый джентльмен.

Т. К. Но этот джентльмен совершает ошибки. Иначе ты не узнал бы, что он и есть наш приятель.

ДЖЕЙК (молчит, он не слышит моих слов).

Т. К. Не из-за змей ли? Ведь ты говорил, что они со змеиной фермы в Техасе. Раз ты узнал об этом, то тебе должно быть известно, кто купил их.

ДЖЕЙК (успокоившись, зевая). Что ты говоришь?

Т. К. Кстати, зачем змеям был впрыснут амфетамин?

ДЖЕЙК. А как ты сам думаешь, зачем? Конечно, для стимулирования, чтобы разозлить их. Это все равно что бросить зажженную спичку в бак с бензином.

Т. К. Не понимаю, право, не понимаю, как он умудрился сделать змеям инъекцию и подложить их в машину и при этом они не искусали его самого.

ДЖЕЙК. Его научили, как это делается.

Т. К. Кто же?

ДЖЕЙК. Женщина, которая продала ему змей.

Т. К. Женщина?

ДЖЕЙК. Владелица змеиной фермы в Ногалесе. Тебе это кажется странным? Мой закадычный друг женился на девушке, которая работает в полицейском управлении в Майами, она специалист по глубоководному нырянию. Лучший механик по автомашинам из тех, кого я знаю, — женщина.

(Нас прервал телефонный звонок. Джейк взглянул на свои ручные часы и улыбнулся; его улыбка, спокойная, непринужденная, говорила о том, что он не только хорошо знает, кто ему звонит, но и с удовольствием услышит голос на другом конце провода.)

Хэлло, Адди. Да, он здесь. Говорит, что в Нью-Йорке уже весна, а я сказал, что ему следовало бы там и оставаться. Да ничего особенного. Пропустили вместе по паре стаканчиков и обсуждаем сама знаешь что. Завтра воскресенье? А я-то думал, что четверг. Может, я уже свихнулся? Ну конечно, мы с удовольствием придем на обед. Об этом ты не беспокойся, Адди. Ему понравится все, что бы ты ни приготовила. Ты же самый потрясающий кулинар по обе стороны Скалистых гор — к востоку и к западу. Нечего устраивать из этого целую историю. Да. Хорошо, может быть, испечешь свой знаменитый пирог с изюмом, покрытый сверху яблоками? Запри получше двери и спи спокойно. Я тоже. Ты знаешь об этом. Buenas noches!

(Он повесил трубку, но на лице его все еще светилась радостная улыбка. Потом он зажег сигару и с удовольствием затянулся. Указал на телефон и хмыкнул.)

Это и была та самая ошибка, которую совершил мистер Куинн, — Аделаида Мейсон. Она приглашает нас завтра на обед.

Т. К. Кто такая эта миссис Мейсон?

ДЖЕЙК. Не миссис, а мисс. Замечательный кулинар.

Т. К. А помимо этого?

ДЖЕЙК. Адди Мейсон принесла мне то, чего я ждал все это время. Она — моя большая удача.

Ты знаешь, у моей жены отец был методистским священником. Она очень придирчиво следила за тем, чтобы вся наша семья ходила в церковь. Я же старался там бывать как можно реже, а после ее смерти и вовсе туда не заглядывал. Полгода тому назад Бюро собиралось прикрыть это дело. Мы потратили на него массу времени и уйму денег. Восемь убийств и никакого ключа, который мог бы открыть связь между жертвами и помочь найти что-либо похожее на мотив преступления. Ничего, кроме этих трех самодельных гробиков.

И я сказал себе: "Нет, так дальше не пойдет. Здесь наверняка есть какой-то замысел и вполне объяснимая причина". И вот я стал ходить в церковь. Делать-то по воскресеньям здесь все равно нечего. Гольфа, и того нет. И я стал молиться: Боже, не допусти, чтобы этот сукин сын вышел сухим из воды!"

На главной улице есть одно местечко под названием "О'кей кафе". Всем известно, что меня можно найти там почти каждое утро между восемью и девятью часами. Я завтракаю за боковым столиком, а затем болтаюсь в кафе еще некоторое время, читаю газеты или разговариваю с разными людьми — в основном с местными дельцами, которые заглядывают туда выпить чашку кофе. В ноябре, в День благодарения, я завтракал там как обычно. Я оказался почти в одиночестве, так как день был праздничный. Настроение у меня было премерзкое: Бюро решительно настаивало, чтобы я прекратил расследование и уехал из города. Видит Бог, я и сам был не прочь распрощаться с этим проклятым городишком! Мне страшно хотелось уехать. Но мысль о том, что я брошу дело и оставлю убийцу — сущее дьявольское отродье — плясать на всех этих могилах, вызывала у меня глубокое отвращение. Однажды, когда я думал об этом, меня даже стошнило. Честное слово!

И тут в кафе неожиданно зашла Аделаида Мейсон. Она направилась прямо к моему столику. Я встречал ее не раз, но мы никогда не общались. Она учительница, преподает в начальных классах. Живет здесь со своей овдовевшей сестрой Мэрили. Адди Мейсон сказала мне: "Мистер Пеппер, вы, наверное, не собираетесь провести весь День благодарения в "О'кей кафе"? Если у вас нет других планов, отчего бы вам не пообедать у нас дома с моей сестрой и со мной?" Адди женщина не из нервных, но, несмотря на приветливую улыбку, она казалась взволнованной. Я подумал тогда, что, быть может, она считает неудобным для незамужней женщины приглашать в дом малознакомого мужчину. Но прежде чем я успел ей ответить, она добавила: "Сказать по правде, мистер Пеппер, у меня к вам дело. Мне хотелось бы обсудить его с вами. И если вы придете, мы сможем это сделать во время обеда. Вас устроит — ровно в полдень?"

Никогда в жизни я не пробовал лучшей еды: вместо обычной индейки они подали диких голубей с салатом и отличное шампанское. За обедом Адди поддерживала живой, увлекательный разговор. Она вовсе не выглядела нервной, чего нельзя было сказать о ее сестре.

После обеда мы сидели в гостиной и пили кофе с бренди. Адди извинилась, вышла из комнаты, и, когда вернулась, в руках у нее был…

Т. К. Держу пари — гробик!

ДЖЕЙК. Она подала его мне и сказала: "Вот что я хотела бы обсудить с вами".

(Джейк выпустил изо рта с тонко очерченными губами кольцо дыма, за ним еще одно. Наступило молчание, нарушаемое лишь завыванием ветра, пытавшегося проникнуть в окно. Затем Джейк вздохнул.)

Ты проделал сегодня немалый путь. Может, пора и на покой?

Т. К. Ты что же, хочешь бросить меня здесь одного?

ДЖЕЙК (серьезно, но со своей загадочной лукавой усмешкой). Только до завтра. Думаю, что тебе надо услышать рассказ Адди из ее собственных уст. Пошли, я провожу тебя в твою комнату.

(Странно, но я свалился в постель как подкошенный. Я и в самом деле проделал большой путь, меня беспокоил гайморит и одолевала усталость. И все же через несколько минут я проснулся, а скорее — очутился в странном состоянии полусна-полубодрствования; в голове моей, как в подвешенном хрустальном ромбе, всё кружились по спирали одни и те же образы: голова человека среди листвы, окна машины, обрызганные ядом, змеиные глаза, сверкавшие во влажной духоте автомобиля, вырывающийся из-под земли огонь, обгоревшие кулаки, стучащие в дверь подвала, туго натянутая проволока, блестевшая в сумерках, голова среди листьев, огонь и снова огонь, бесконечно растекающийся, как река… река… река… И тут зазвонил телефон.)

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Как ты там? Уж не собираешься ли проспать весь день?

Т. К. (в темной комнате со спущенными шторами, не понимая, где он находится и что с ним). Алло?

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Это Джейк Пеппер. Помнишь такого подлюгу с подлыми голубыми глазами?

Т. К. А, Джейк! Сколько времени?

ДЖЕЙК. Начало двенадцатого. Адди Мейсон ждет нас у себя примерно через час. Отправляйся сейчас же под душ и одевайся потеплее. На улице идет снег.

(Шел густой снег. Его хлопья были настолько тяжелые, что не плыли по воздуху, а падали прямо на землю, покрывая ее пушистым слоем. Когда мы отъехали в машине Джейка от мотеля, он включил дворники. Главная улица, уныло-серая, запорошенная снегом, была пуста, и ее безжизненность оживляли лишь мерцавшие огни одиноких светофоров. Все вокруг было закрыто, даже "О'кей кафе". Нам невольно передалась тоскливая тишина снегопада — мы оба молчали. Но я чувствовал, что у Джейка прекрасное настроение, словно он ожидает чего-то очень приятного. Дышащее здоровьем лицо сияло, и от него исходил, пожалуй, слишком сильный аромат лосьона, употребляемого после бритья. Хотя волосы его были, как всегда, взлохмачены, одет он был тщательно, но совсем не так, как если бы собирался в церковь. Галстук красного цвета подходил бы к более парадному случаю. Не спешил ли он на свидание к любимой женщине? Такая мысль пришла мне в голову еще накануне вечером, когда я слышал, как он разговаривал с мисс Мейсон: его голос звучал по-особому, как-то очень интимно.

Но стоило мне увидеть Аделаиду Мейсон, и я выкинул эту мысль из головы. Как бы одинок ни был Джейк, как бы он ни скучал, женщина показалась мне слишком уж неинтересной. Таково, по крайней мере, было первое впечатление. Она выглядела немпого моложе своей сестры Мэрили Коннор, которой было лет под пятьдесят; лицо у Адди, несмотря на его приветливость и любезность, было по-мужски тяжелое, и она поступала мудро, не пользуясь косметикой, которая лишь сильнее подчеркивала бы его мужеподобность. Больше всего привлекала в ней чистота: казалось, ее коротко остриженные каштановые волосы, ногти и кожа — все промыто свежим весенним дождем. Обе сестры родились в этом городе, где прожило четыре поколения их семьи, и Аделаида после окончания местного колледжа работала учительницей в школе; невольно напрашивался вопрос: почему она — при ее уме, характере и образованности — не попыталась найти более широкого поля для применения своих способностей, а остановилась на обучении шестилетних школьников. "Знаете, — сказала она мне, — я вполне счастлива. Я занимаюсь тем, что доставляет мне большое удовольствие. Обучать первоклассников, быть с детьми с самого начала школы — очень интересно. Ведь в первых классах мне приходится преподавать все предметы. В том числе учить детей хорошим манерам, а это так важно. Лишь немногие из моих учеников усваивают их дома".

Нескладный старый дом, который достался сестрам в наследство от родителей, своим теплым уютом, мягкими тонами красок и своеобразием обстановки явно отражал вкусы младшей сестры, так как миссис Коннор, будучи вполне приятной дамой, отнюдь не обладала взыскательным взглядом и воображением Аделаиды Мейсон.

Гостиная, выдержанная преимущественно в голубых и белых тонах, была полна цветущих комнатных растений; в ней стояла огромная викторианская клетка для птиц, в которой обитало с полдюжины певчих канареек. В столовой преобладало сочетание желтых, белых и зеленых тонов, светлый сосновый пол был натерт до зеркального блеска, в большом камине пылали поленья. Кулинарные способности мисс Мейсон даже превзошли хвалебные отзывы Джейка. Она накормила нас поразительно вкусным тушеным мясом, приготовленным по-ирландски, и превосходным пирогом с изюмом и яблоками; к обеду было подано также красное и белое сухое вино и шампанское. Муж миссис Коннор оставил ей приличное состояние.

За обедом мое первоначальное мнение о младшей из хозяек начало меняться. Да, безусловно, она и Джейк понимали друг друга с полуслова. И это выдавало интимность их отношений. Наблюдая за Адди пристальнее и оценивая ее глазами Джейка, я начал понимать причину его явного к ней влечения. Конечно, лицо ее ничего особенного собой не представляло, но плотно обтянутая серым трикотажным платьем фигура была действительно недурна, а держалась она так, будто была поразительно хорошо сложена и могла соперничать с самой соблазнительной кинозвездой. Покачивание бедер, плавные движения пышного бюста, грудной голос и изящные жесты рук — все было удивительно привлекательно, удивительно женственно, но женственно в меру. Она влекла к себе своей манерой держаться так, будто была неотразима. При взгляде на эту женщину казалось, что за ее плечами множество необычайных любовных приключений, даже если на самом деле ничего подобного не было.

Когда обед закончился, Джейк посмотрел на Адди таким взглядом, словно тут же хотел увести ее в спальню: их чувства были столь же остры, как та стальная проволока, что отрезала голову Клему Андерсону. Однако Джейк просто достал сигару, а мисс Мейсон подошла, чтобы зажечь ее. Я рассмеялся.)

ДЖЕЙК. Ты что?

Т. К. Ну точь-в-точь как в романе Эдит Уортон "Дом радости". Там женщины постоянно зажигают мужчинам сигары.

МИССИС КОННОР (в защиту сестры). Здесь это вполне принято. Наша мать всегда зажигала отцу сигары, несмотря на то, что не терпела их запаха. Правда, Адди?

АДДИ. Да, Мэрили. Джейк, налить тебе еще кофе?

ДЖЕЙК. Сядь и посиди спокойно, Адди. Мне ничего больше не надо. Обед был великолепный, и тебе пора передохнуть. Адди, а как ты относишься к запаху сигар?

АДДИ (смущенно). Мне очень нравится запах хороших сигар. Если бы я курила, то только гигары.

ДЖЕЙК. Давай-ка вспомним о прошедшем Дне благодарения, когда мы сидели здесь так же, как сейчас.

АДДИ. И когда я показала тебе гробик?

ДЖЕЙК. Я хочу, чтобы ты все рассказала моему другу, как тогда рассказала мне.

МИССИС КОННОР (отодвигаясь вместе со стулом). О, прошу вас! Неужели нужно постоянно говорить об одном и том же? У меня от этого по ночам кошмары.

АДДИ (встав и обняв сестру за плечи). Хорошо, Мэрили, мы не будем говорить об этом. Мы перейдем в гостиную, а ты поиграешь нам на рояле.

МИССИС КОННОР. Это все так отвратительно. (Взглянув на меня.) Я уверена, вы подумаете, что я порядочная нюня. Да, так оно и есть. К тому же я слишком много выпила за обедом.

АДДИ. Дружочек, тебе бы следовало прилечь отдохнуть.

МИССИС КОННОР. Отдохнуть? Сколько раз я тебе говорила, что мне снятся кошмары. (Успокаиваясь.) Ну да, конечно. Мне надо отдохнуть. Извините меня.

(После ухода сестры Адди налила себе в бокал красного вина, подняла его, и вино заискрилось пурпуром в отблесках пламени камина. Ее карие глаза в свете полыхавшего в камине огня или свечей на столе меняли свою окраску, становясь по-кошачьи желтыми.

Чуть поодаль в клетке распевали канарейки, и снег, бивший в окна, как полощущаяся на ветру рваная кружевная занавеска, еще больше подчеркивал уют комнаты, тепло огня и красный цвет вина.)

АДДИ. Ну, так я расскажу о себе.

Мне сорок четыре года, но замужем я не была. Я дважды совершила кругосветное путешествие и часто во время летних каникул бываю в Европе. Но, сказать по правде, до этого года, точнее до прошедшего Дня благодарения, со мной не приключалось ничего особенного, если не считать того, что однажды разбушевавшийся пьяный матрос пытался изнасиловать меня на шведском грузовом судне. У нас с сестрой на почте есть свой абонентский бокс — здесь это называют ящик, — не потому, что мы получаем уйму корреспонденции, а потому, что подписываемся на много журналов. Одним словом, возвращаясь из школы домой, я зашла на почту и обнаружила в нашем ящике довольно большой, но очень легкий пакет. Он был обернут в старую мятую бумагу, которую, видно, до этого уже использовали, и перевязан старым шпагатом. Судя по штемпелю, отправитель пакета был местный. На бумаге четкими печатными буквами было выведено мое имя. Еще до того, как открыть пакет, я подумала, что это, должно быть, какая-нибудь ерунда. Вам, конечно, уже известно о гробиках?

Т. К. Да, я видел один из них.

АДДИ А я тогда о них ничего не знала. Да и никто не знал. Джейк и его агенты держали это в тайне.

(Она взглянула на Джейка и, запрокинув голову, выпила одним глотком вино из бокала, — она сделала это удивительно изящно, показав красивый изгиб шеи. Джейк бросил на нее ответный взгляд и пустил в ее сторону кольцо дыма; это плывущее по воздуху овальное кольцо, казалось, несло с собой любовное послание.)

Открыла я пакет только поздно вечером, так как, возвратясь домой, обнаружила сестру на полу около лестницы: она свалилась и растянула себе лодыжку. Я забыла о посылке и вспомнила о ней, только когда собралась лечь спать. Поначалу я решила, что она вполне может подождать до утра. Лучше бы я не изменила своего решения — по крайней мере, не провела бы бессонную ночь.

Потому что… Потому что я пережила потрясение. Однажды я получила поистине отвратительное анонимное письмо, оно особенно огорчило меня потому, что, между нами говоря, значительная часть того, о чем писал автор, была правдой. (Смеясь, она слова наполнила свой бокал.) На этот раз потрясение вызвал не сам гробик, а вложенная в него фотография. Снимок был сделан недавно: я стою на ступеньках у входя на почту. Это показалось мне гнусным вторжением в мою личную жизнь, похожим на кражу, — сфотографировать человека, когда он об этом даже не подозревает. Я вполне сочувствую тем африканцам, которые боятся фотографироваться, опасаясь, что фотограф может таким образом выкрасть их душу. Я была потрясена, но не напугана. Испугалась моя сестра. Когда я показала полученный мной подарок, она спросила: "Ты не думаешь, что это имеет какое-то отношение к другим случаям?" Под "другими случаями" она подразумевала то, что произошло в городе за последние пять лет: убийства, несчастные случаи, самоубийства — как хотите, разные люди называли это по-разному.

Я старалась забыть о посылке, отнеся ее к категории анонимных писем, но чем больше я думала, тем чаще мне в голову приходила мысль о том, что догадка моей сестры, возможно, верна. Посылку явно прислала не ревнивая женщина, полная злобного недоброжелательства. Это было дело рук мужчины. Мужчина смастерил этот гробик. Твердая мужская рука вывела на посылке мое имя. И все в целом было задумано как угроза. Но в связи с чем? Я подумала, может быть, мистер Пеппер знает. И я пошла к мистеру Пепперу. К Джейку. На самом-то деле я была увлечена им.

ДЖЕЙК. Продолжай-ка свой рассказ.

АДДИ. Хорошо. Я отправилась к нему с этой историей специально, чтобы вскружить ему голову.

ДЖЕЙК. Это же не так.

АДДИ (печально, глухим голосом, разительно отличающимся от беспечного щебетания канареек). Да, не так. Ибо к тому времени, когда я решилась поговорить с Джейком, я пришла к заключению, что кто-то в самом деле собирается убить меня, и уже довольно ясно представила себе, кто именно, несмотря на то, что повод был невероятный. Я бы сказала — пустячный.

ДЖЕЙК. Он не кажется таким уж невероятным или пустячным. Особенно после того, как познакомишься с повадками этого чудовища.

АДДИ (не слушая его, ни к кому не обращаясь, будто читая таблицу умножения своим ученикам). Про жителей маленьких городков обычно говорят, что все они знают друг друга. Но я никогда не видела родителей некоторых моих учеников. Мимо меня по улицам ежедневно проходят люди, которых я совершенно не знаю. Я исповедую баптизм, и наш приход не слишком велик, но иных прихожан я вам не назову по имени, даже если приставите мне пистолет к виску.

Но я говорю об этом вот по какой причине: когда я стала вспоминать людей, которые скоропостижно скончались, то вдруг обнаружила, что знаю их всех. За исключением пары из Талсы, приезжавшей в гости к Эду Бакстеру и его жене.

ДЖЕЙК. Хоганы.

АДДИ Да. Но они-то не имели никакого отношения к делу. Посторонние люди, случайно попавшие в преисподнюю. В буквальном смысле этого слова. Это вовсе не означает, что кто-либо из остальных принадлежал к числу моих близких друзей — исключение, пожалуй, составляют только Клем и Эми Андерсон. Все их дети учились у меня.

Однако я знала также и других: Джорджа и Амелию Робертс, Бакстеров, доктора Парсонса. Знала довольно хорошо. В связи с одним делом… (Она устремила взгляд в бокал с вином, рассматривая мерцание рубинового напитка, подобно цыганке, гадающей на магическом кристалле или на зеркале.) В связи с рекой… (Она подняла бокал к губам и снова с поразительным изяществом осушила его.) Вы видели нашу реку? Еще нет? Да, конечно, сейчас для этого не лучшее время года. Но летом она хороша. Намного лучше всего остального, что здесь есть. Ее называют у нас Голубой рекой, и она действительно голубая. Это не голубизна Карибского моря, по тем не менее цвет очень чистый, а дно у реки песчаное, и есть тихие глубокие заводи для купания. Она берет начало в горах к северу от нас и течет по равнине мимо расположенных по берегам ранчо. Река здесь — основной источник орошения; у нее два притока, две речушки, которые называются — Большой и Малый Братцы.

Все неприятности начались именно из-за этих двух притоков. Многие владельцы ранчо, орошаемых их водами, считали, что русло Голубой реки надо немного отвести в сторону, с тем чтобы расширить притоки — Большого и Малого Братцев. Естественно, владельцы тех ранчо, земли которых орошаются водами Голубой реки, выступали против этого предложения. И резче всех возражал Боб Куинн, владелец ранчо Б.К., через которое протекает наиболее широкая и глубокая часть Голубой реки.

ДЖЕЙК (плюнув в огонь). Роберт Хоули Куинн, эсквайр..

АДДИ. Раздоры по поводу реки продолжались много лет. Все отлично понимали, что если даже расширение притоков нанесет ущерб Голубой реке — с точки зрения обилия ее вод и красоты пейзажа, — оно все равно будет справедливым и логичным. Но семье Куиннов и другим владельцам ранчо, расположенных по берегам Голубой реки, всегда удавалось различными способами помешать принятию каких-либо мер.

Однако особую остроту эта проблема приобрела после двух лет сильной засухи. Владельцы ранчо, дальнейшее существование которых целиком зависело от вод Большого и Малого Братцев, подняли невероятный гвалт. Засуха причинила им большой урон, они потеряли уйму скота и теперь во весь голос требовали свою долю вод Голубой реки.

В конце концов городской совет принял решение создать специальный комитет, чтобы тот разобрался в этом вопросе. Не знаю, по какому принципу выбирали членов комитета. У меня, во всяком случае, не было никаких особых оснований войти в него. Помню только, что мне позвонил старый судья Хэтфилд — он теперь в отставке и живет в Аризоне — и спросил, не соглашусь ли я поработать в комитете, вот и все. Первое заседание мы провели в январе семидесятого года в суде, в зале совещаний. Кроме меня в комитет вошли Клем Андерсон, Джордж и Амелия Робертс, доктор Парсонс, Бакстеры, Том Генри и Оливер Джейгер…

ДЖЕЙК (мне). Джейгер — начальник почты. Чокнутый малый.

АДДИ. Не такой уж чокнутый. Ты говоришь так, потому что…

ДЖЕЙК. Потому что он действительно чокнутый.

(Адди была явно смущена. Какое-то время она разглядывала свой бокал, потянулась за бутылкой, чтобы налить себе вина, но, обнаружив, что бутылка пуста, извлекла из небольшой сумочки, лежавшей у нее на коленях, изящную серебряную коробочку, наполненную голубыми таблетками вапиума, и, проглотив одну из них, запила глотком воды. А Джейк еще убеждал меня, что Адди не из нервных!)

Т. К. А кто такой Том Генри?

ДЖЕЙК. Другой чудак. Пожалуй, еще чуднее, чем Оливер Джейгер. У него здесь заправочная станция.

АДДИ. Да, нас было девять человек. Мы заседали раз в неделю в течение двух месяцев. Обе стороны — те, кто был за, и те, кто был против проекта, — посылали в комитет представителей, чтобы изложить свои доводы. Многие владельцы ранчо приходили сами поговорить с нами и рассказать о своем положении.

Но среди них не было мистера Куинна. Нет, от Боба Куинна мы не услышали ни единого слова, хотя владелец ранчо Б.К. понес бы наибольший урон, если бы мы проголосовали за изменение русла "его" реки. Я объясняла это тем, что он занимает слишком высокое положение, слишком могуществен для того, чтобы возиться с нами — каким-то глупым, ничего не значащим комитетом. Боб Куинн ведет переговоры с самим губернатором, конгрессменами, сенаторами; он полагает, что все эти парни у него в кармане. И поэтому ему не важно, какое решение мы примем. Его высокопоставленные дружки все равно наложат на решение вето.

Однако дело обернулось иначе. Комитет проголосовал за то, чтобы отвести Голубую реку как раз в том месте, где она попадает во владения Куинна. Это, конечно, не означало, что он остался бы совсем без воды, нет, он просто перестал бы владеть той львиной ее долей, которая доставалась ему раньше.

Решение было бы принято единогласно, если бы Том Генри не выступил против. Ты прав, Джейк, Том Генри — чокнутый малый. Поэтому голоса разделились — восемь против одного. Наше решение получило широкую поддержку: оно никому не причиняло вреда, но было весьма полезно для многих, и политические дружки Куинна ничего не могли поделать — во всяком случае, если хотели остаться на своих постах.

Через несколько дней после того, как комитет принял решение, я столкнулась с Бобом Куинном на почте. Он с нарочитой любезностью приподнял шляпу и, улыбаясь, спросил меня о здоровье.

Я, разумеется, не думала, что он при встрече плюнет мне в лицо, но все же никогда раньше не видела с его стороны такой подчеркнутой вежливости. Нельзя было даже подумать, что он затаил злобу. Затаил злобу? Какое там — потерял рассудок!

Т. К. Как выглядит этот мистер Куинн?

ДЖЕЙК. Не говори ему!

АДДИ. Почему же?

ДЖЕЙК. Да так.

(Он подошел к камину и бросил остаток сигары в огонь. Повернувшись спиной к камину, он стоял, слегка расставив ноги и скрестив руки; я до сих пор не считал Джейка тщеславным, но тут он явно слегка позировал, стремясь выглядеть импозантнее, что ему вполне удалось. Я засмеялся.)

Ты что?

Т. К. А теперь ты как из романа Джейн Остин. В ее романах обольстительные мужчины всегда греют зады у камина.

АДДИ (смеясь). О, Джейк, это верно, верно!

ДЖЕЙК. Я не читаю дамской литературы. Никогда не читал и не буду читать.

АДДИ. Именно по этой причине я открою еще бутылку вина и выпью все сама.

(Джейк подошел к столу, сел рядом с Адди, взял ее руку в свою, их пальцы переплелись. Это произвело на нее чересчур явное действие: лицо ее вспыхнуло, по шее пошли красные пятна. Джейк же, казалось, не замечал ее, не замечал того, что делал. Он смотрел на меня так, словно в комнате, кроме нас, никого не было.)

ДЖЕЙК. Выслушав все это, ты, конечно, решил, что дело наконец распутано. Убийца — мистер Куинн.

Так думал и я. В прошлом году после того, как Адди рассказала мне то, что ты сейчас услышал, я вылетел из этой маленькой берлоги словно медведь, которого пчела укусила в задницу. Прямиком в столицу штата. Невзирая на День благодарения, мы созвали совещание Бюро в полном составе. Я изложил все как по нотам: вот вам мотив преступления, вот вам парень, совершивший его. Никто из собравшихся не возразил, за исключением начальника, который сказал: "Полегче, Пеппер. Человек, которого вы обвиняете, не какая-нибудь там букашка. Да и где у вас состав преступления? Все построено на голых рассуждениях. На догадках". Все тут же с ним согласились, заявив, что у меня нет никаких доказательств виновности Куинна.

Я так обозлился, что разорался па них: "Какого черта, вы думаете, я сюда явился? Нам надо объединить усилия и собрать необходимые доказательства. Я уверен, что это сделал Куинн". А шеф ответил: "Я был бы поосторожнее в выражениях, говоря об этом с другими. Бог мой, вы добьетесь того, что нас всех вышвырнут с работы".

АДДИ. На следующий день, когда Джейк вернулся сюда, я хотела сфотографировать его. Мне приходилось в силу моей профессии наказывать изрядное количество мальчишек, но ни один из них не выглядел таким несчастным, каким был в тот день Джейк.

ДЖЕЙК. Что и говорить, мне действительно было не очень-то весело.

Бюро, правда, в конечном счете поддержало меня, и мы начали выверять все факты из жизни Роберта Хоули Куинна с самого появления его на свет. Но нам приходилось действовать крайне осторожно. Шеф нервничал, как преступник в камере смертников. Я хотел получить ордер на обыск ранчо Б.К., имеющихся там домов, всего владения в целом. Шеф не разрешил. Он даже не позволил мне допросить этого человека.

Т. К. Знал ли Куинн, что вы подозреваете его?

ДЖЕЙК (фыркнув). Узнал тут же. Кто-то из канцелярии губернатора все ему выложил. Возможно, даже сам губернатор. Да и парни из нашего Бюро, наверное, тоже рассказали ему обо всем. Я никому не доверяю. Во всяком случае, тем, кто связан с этим делом.

АДДИ. Весь город узнал об этом с быстротой молнии…

ДЖЕЙК. Из-за Оливера Джейгера. И Тома Генри. Да и по моей вине. Поскольку оба они состояли в речном комитете, я полагал, что их следует ввести в курс дела, обсудить с ними действия Куинна и предупредить по поводу гробиков. Оба обещали мне, что будут держать все в секрете. Но, рассказав им о своих подозрениях, я мог бы с тем же успехом изложить их перед собранием городских жителей.

АДДИ. В школе один из учеников поднял руку и объявил: "Мой папа рассказывал маме, что кто-то послал вам гроб, какие бывают на кладбищах. Сказал, что это сделал мистер Куинн". Мне пришлось ответить ему: "Что ты, Бобби, твой папа просто шутит, рассказывает маме сказки".

ДЖЕЙК. Из тех, что распространял Оливер Джейгер! Этот негодяй оповестил буквально весь мир. И ты говоришь, что он не чокнутый?

АДДИ. Ты считаешь его чокнутым, потому что он именно так думает о тебе. Он и в самом деле полагает, что ты ошибаешься и преследуешь невинного человека. (Глядя на Джейка, но обращаясь ко мне.) Оливер никогда не вышел бы победителем в конкурсе на привлекательную внешность и сообразительность. Однако он вполне разумно мыслит — любит, правда, посплетничать, но человек добрый. Джейгер в родстве с семьей Куинна. Боб Куинн его троюродный брат. Вероятно, оттого-то он так рьяно и защищает Куинна. По мнению Оливера — а здесь это мнение разделяет большинство людей, — если даже и существует какая-то связь между решением комитета по поводу Голубой реки и случившимися в городе смертями, то почему указывать пальцем именно на Боба Куинна? Ведь он не единственный, у кого ранчо на берегу Голубой реки и кто мог бы затаить обиду. Почему не Уолтер Форбс? Или Джим Йоханссен. Или семья Тробги. Наконец, Миллеры. Райли. Почему именно Боб Куинн? По какой причине подозревать именно его?

ДЖЕЙК. Это сделал он.

АДДИ. Да, он. Мы знаем это. Но ты даже не можешь доказать, что гремучих змей купил он. Да если бы и мог…

ДЖЕЙК. Я охотно бы выпил виски.

АДДИ. Сейчас, сэр. А вам тоже?

ДЖЕЙК. (после того, как Адди вышла выполнить его просьбу). Она права. Мы не можем доказать, что змей купил он, несмотря на то, что нам это известно. Понимаешь, я с самого начала полагал, что змеи приобретены в одном из тех хозяйств, где их разводят ради яда, который продают в медицинские лаборатории. В основном этим занимаются во Флориде и Техасе, однако змеиные фермы разбросаны по всей стране. В последние годы мы разослали запросы большинству из них, но так и не получили ни одного ответа.

Однако в глубине души я чувствовал, что гремучие змеи из Техаса. Мое предположение было логично: к чему тащиться во Флориду, когда можно достать змей почти рядом? Как только Куинн оказался в центре расследования, я решил начать с дела о змеях, то есть именно с того дела, которому в свое время не придали должного значения, главным образом потому, что оно требовало дополнительных усилий и расходов на поездки. Когда же нашего шефа надо заставить выложить деньги — черт побери, легче разгрызть грецкий орех вставными зубами. Но я знаю одного парня — опытного следователя из Техасского бюро, которому я в свое время оказал кое-какие услуги. Я послал ему фотографии Куинна, те, что мне удалось раздобыть, а также фотографии гремучих змей — всех девяти, подвешенных на веревке после того, как мы прикончили их.

Т. К. Как же вы их убили?

ДЖЕЙК. Из дробовиков. Размозжили им головы.

Т. К. Я однажды убил гремучую змею. Садовой мотыгой.

ДЖЕЙК. Ну этих-то гадов ты не смог бы прикончить мотыгой. Даже всадить в них вилы. Самая маленькая из них была длиной в семь футов.

Т. К. Змей было девять. Столько же, сколько членов комитета, решавшего проблему Голубой реки. Довольно странное совпадение.

ДЖЕЙК. Билл, мой приятель из Техаса, — парень решительный. Он исколесил весь Техас вдоль и поперек, потратив почти весь свой отпуск на посещение ферм, где разводят змей, и разговоры с теми, кто этим занимается. Примерно месяц тому назад он позвонил мне и сказал, что, кажется, разыскал того, кто мне нужен, — техасскую мексиканку, владелицу змеиной фермы в Ногалесе по имени миссис Гарсиа. Это приблизительно в десяти часах езды отсюда. Если ехать на машине со скоростью девяносто миль в час. Билл обещал встретить меня на месте.

Адди поехала со мной. Мы добрались туда за ночь и позавтракали утром вместе с Биллом в гостинице "Холидэй". После завтрака мы посетили миссис Гарсиа. Некоторые змеиные фермы служат приманкой для любознательных туристов, но ее ферма выглядит иначе. Она стоит в стороне от автострады и совсем небольшая: Однако змеи у миссис Гарсиа оказались весьма незаурядные. Пока мы находились у нее, она то и дело вытаскивала из клеток огромных гремучих змей, обворачивала их вокруг своей шеи или рук и при этом смеялась, показывая крепкие золотые зубы. Поначалу я принял ее за мужчину: у нее могучее телосложение Панчо Вильи и она носит бриджи с молнией впереди.

На одном глазу у нее катаракта, да и другим глазом она видит неважно. Но, тем не менее, она без колебаний опознала Куинна по фотографии. Сказала, что он был у нее на ферме не то в июне, не то в июле 1970 года (Робертсы погибли 5 сентябри 1970 года) вместе с молодым мексиканцем. Они приезжали на небольшом грузовике с мексиканским номером. По ее словам, с Куинном она не беседовала, поскольку он не произнес ни слова, просто слушал, как с ней договаривается мексиканец. Сказала, что у нее нет привычки спрашивать покупателя, для каких целей он покупает ее товар, но мексиканец сам сообщил ей, что ему нужна дюжина больших гремучих змей для какого-то религиозного обряда. Это не вызвало у нее удивления — она привыкла к тому, что люди здесь часто покупают змей для ритуальных церемоний. При этом мексиканец спросил, может ли она гарантировать, что купленные им змеи сумеют напасть на быка весом в тысячу фунтов и убить его. Она ответила, что это вполне возможно в том случае, если змеям предварительно впрыснуть стимулирующее средство — амфетамин.

Она сама показала ему, как это делается, а Куинн стоял и наблюдал. Нам она тоже показала: взяла шест, примерно в два раза длиннее кнутовища, гибкий, как ивовый прут, с кожаной петлей на конце; поймала в петлю змею, подняла ее в воздух и всадила в брюхо шприц. Потом дала мексиканцу потренироваться — у него все прекрасно получилось.

Т. К. Видела ли она этого мексиканца раньше?

ДЖЕЙК. Нет… Я попросил миссис Гарсиа описать его, но, по ее словам, он напоминал обычного молодого мексиканца от двадцати до тридцати лет из любого пограничного городка. Он расплатился с хозяйкой, она упаковала змей в отдельные контейнеры, и покупатели уехали.

Миссис Гарсиа была очень любезна, более того — услужлива. До тех пор, пока мы не спросили ее о самом главном: готова ли она дать нам письменное показание под присягой, что один из двух людей, купивших у нее змей летом тысяча девятьсот семидесятого года, был Роберт Хоули Куинн. Тут ее любезность как рукой сняло. Ответила, что ничего подобного она не подпишет.

Я объяснил ей, что эти змеи были использованы для убийства двух людей. Видели бы вы ее лицо! Она вошла в дом, заперла дверь на замок и опустила ставни на окнах.

Т. К. Ее письменные показания… Они не имели бы достаточного юридического веса.

ДЖЕЙК. Их все же можно было бы предъявить Куинну хотя бы для того, чтобы начать следствие. Скорее всего, змей в машину Робертсов подложил мексиканец; Куинн, конечно, нанял его именно для этой цели. Но знаете? Держу пари, что мексиканца уже нет в живых. Похоронен где-нибудь в пустынной прерии. Не без участия мистера Куинна.

Т. К. Но в биографии Куинна обязательно должно быть что-нибудь, свидетельствующее о том, что он склонен к патологической жестокости!

ДЖЕЙК (кивает утвердительно). Этот джентльмен прекрасно знаком с убийством.

(Адди принесла виски. Он поблагодарил ее и поцеловал в щеку. Она села рядом с ним, и снова их руки встретились, пальцы переплелись.)

В здешних краях Куинны — одна из старейших семей. Боб Куинн — старший из трех братьев. Ранчо Б.К. принадлежит им всем, но подлинный хозяин — Боб.

АДДИ. Нет, владелица ранчо — его жена. Он женился на своей кузине Хуаните Куинн. Мать у нее была испанка, и у Хуаниты темперамент горячей кобылки. Их первый ребенок скончался при рождении, и она не пожелала больше иметь детей. Однако всем известно, что у Боба Куинна есть дети. От другой женщины, в другом городе.

ДЖЕЙК. Он отличился во время войны. Был полковником в морской пехоте. Люди утверждают — хотя сам Куинн никогда об этом не говорит, — что он собственноручно истребил больше японцев, чем атомная бомба, сброшенная на Хиросиму.

Но и вскоре после войны он прикончил кое-кого, хотя и не в столь патриотических целях. Однажды поздно вечером он вызвал на свое ранчо шерифа, чтобы тот забрал два трупа. Он утверждал, что поймал двух парней за кражей скота и застрелил на месте. Это была его версия, и никто не стал ее оспаривать, но всяком случае публично. Однако на самом деле эти парни были не конокрады, а картежники из Денвера. Они специально приехали к Куинну за обещанным долгом, но вместо денег получили заряд в спину.

Т. К. А ты его спрашивал об этом?

ДЖЕЙК. Кого?

Т. К. Куинна.

ДЖЕЙК. Не спрашивал. Строго говоря, я его прямо о деле никогда не спрашивал.

(Губы Джейка искривила циничная усмешка. Он позвенел льдом в стакане, отпил немного виски и хрипло откашлялся, словно горло ему забила мокрота.)

В последнее время я беседовал с ним подолгу. А в первые пять лет не встречался ни разу. Только видел его издали и знал, кто он такой.

АДДИ. Зато сейчас они неразлучны, как два закадычных приятеля.

ДЖЕЙК. Адди.

АДДИ. Что ты, Джейк! Я ведь только шучу.

ДЖЕЙК. Тут не до шуток. Для меня это настоящая пытка.

АДДИ (сжав его руку). Я знаю. Прости, пожалуйста.

(Джейк осушил стакан и со стуком опустил его на стол.)

ДЖЕЙК. Пытка — смотреть на него, слушать его, смеяться над его шутками. Я не терплю его. Он тоже не терпит меня. И мы оба это знаем.

АДДИ. Дай-ка я тебе налью еще немного виски.

ДЖЕЙК. Сиди спокойно.

АДДИ. Пожалуй, надо взглянуть, как там Мэрили. Все ли в порядке.

ДЖЕЙК. Сиди спокойно.

(Но Адди хотелось уйти из комнаты, ей было неловко оттого, что Джейк злится и глухая злоба искажает его черты.)

АДДИ (выглядывая из окна). Снег больше не идет.

ДЖЕЙК. В "О'кей кафе" по утрам в понедельник многолюдно. После выходных дней все заглядывают туда, чтобы узнать, нет ли каких-либо новостей. Владельцы ранчо, дельцы, шериф со своей бандой, служащие суда. Но в понедельник после того Дня благодарения там было особенно много народу. Сидели даже друг у друга на коленях и галдели как на базаре.

Легко догадаться, о чем они болтали. Еще бы: Том Генри и Оливер Джейгер потратили всю субботу и воскресенье, чтобы распустить слух о том, что Джейк Пеппер, парень из Бюро расследований, обвиняет Боба Куинна в убийстве. Я сидел за своим столиком и делал вид, будто ничего не замечаю. Но, конечно, заметил: когда вошел сам Боб Куинн, в кафе все замерли.

Он протиснулся к столику, где сидел шериф, шериф обхватил его за плечи, рассмеялся и выкрикнул ковбойское приветствие. Большинство из присутствующих громко вторило ему: "Эй, Боб! Привет, Боб!" Да, сэр, посетители, находившиеся в "О'кей кафе", все как один были за Боба Куинна. И я тут же почувствовал, что, если даже сумею неопровержимо доказать, что этот человек совершил несколько убийств, толпа все равно линчует меня еще до того, как я арестую его.

АДДИ (прижимая ладонь ко лбу, словно у нее болела голова). Он прав. На стороне Боба Куинна весь город. Вот почему моя сестра не любит, когда мы говорим об этом. Она говорит, что Джейк ошибается и что мистер Куинн — прекрасный человек. По ее мнению, убийства совершал доктор Парсонс и по этой причине покончил с собой.

Т. К. Но доктора Парсонса давно не было в живых, когда вы получили свой гробик.

ДЖЕЙК. Мэрили — милая, по не очень сообразительная женщина.

(Адди сняла свою руку с руки Джейка, как бы осуждая его за сказанное, не слишком, правда, сурово. Джейк встал из-за стола и стал ходить по комнате. Звук его шагов по полированному сосновому полу гулко отдавался в тишине.)

Итак, вернемся к "О'кей кафе". Когда я собрался уходить, шериф схватил меня за руку. Типичный самонадеянный болван из ирландцев. Мерзкий, как само дьявольское отродье. Говорит мне: "Эй, Джейк. Познакомься с Бобом Куинном. Боб, это — Джейк Пеппер из Бюро расследований". Я подал руку Куинну. Куинн сказал мне: "Я много о вас слышал и знаю, что вы играете в шахматы. А мне трудно найти себе партнера. Как насчет того, чтобы сыграть?" Я ответил, что не возражаю, и тогда он спросил: "Завтра подойдет? Приходите около пяти. Мы выльем по стаканчику и сыграем пару партий".

Вот с этого и началось. На следующий день я отправился на ранчо Б.К. Мы проиграли часа два подряд. Куинн играет лучше меня, но мне все же удалось несколько раз выиграть, поэтому игра была довольно острой. Он большой любитель поболтать. Говорит о чем угодно — о политике, женщинах, сексе, ловле форелей, пищеварении, о своей поездке в Россию, о скоте и пшенице, о том, что лучше джин или водка, о Джонни Карсоне, о сафари в Африке, о религии, Библии, Шекспире, о гениальности генерала Макартура, об охоте на медведей, о проститутках в Рено и Лас-Вегасе, о бирже, о венерических болезнях, о смертной казни (он — за нее), о футболе, бейсболе, баскетболе — словом, обо всем на свете. Обо всем, кроме причины, по которой я нахожусь в этом городе.

Т. К. То есть он не хочет говорить о расследуемом деле?

ДЖЕЙК (перестав ходить по комнате). Не то что не хочет, а просто ведет себя так, словно оно не существует. Я показал ему фотографии Клема Андерсона. Думал, что прошибу его и он что-нибудь да скажет. Хоть как-то отреагирует. Но он тут же уткнулся в шахматную доску, сделал ход и отпустил какую-то мерзкую шутку.

Итак, мистер Куинн и я ведем эту двойную игру вот уже несколько месяцев. Сегодня попозже я тоже еду к нему. И ты (указав пальцем на меня) поедешь со мной.

Т. К. А примут меня там?

ДЖЕЙК. Я сказал ему о тебе сегодня утром по телефону. Он спросил только одно: играешь ли ты в шахматы?

Т. К. Играть-то играю, но предпочел бы поглядеть, как играете вы.

(В камине свалилось горящее полено, и, привлеченный его треском, я уставился на огонь, думая о том, отчего Джейк не дал Адди описать внешность Куинна, рассказать, как тот выглядит. Я старался представить его себе, но не получалось. На ум приходил отрывок из Марка Твена, что прочитал мне Джейк: "Из всех существ, которые были созданы, человек — самое отвратительное… ему одному свойственна злоба… из всех созданий на земле он один обладает подлым умом". Голос Адди вывел меня из тягостного раздумья.)

АДДИ. О боже, опять идет снег. Правда, совсем небольшой. Снежинки как будто плавают в воздухе. (За-тем, словно возобновление снегопада навело ее на мысли о смерти и быстротечности времени.) Вы знаете, прошло уже почти пять месяцев. Слишком большой для него срок. Обычно он так долго не ждет.

ДЖЕЙК (взволнованно). Адди, о чем ты?

АДДИ. Мой гробик. Вот уже почти пять месяцев, как я его получила. Я говорю, что он обычно так долго не ждет.

ДЖЕЙК. Адди, но я же здесь. С тобой ничего не случится.

АДДИ. Да, Джейк, конечно. Я думаю об Оливере Джейгере. Интересно, когда он получит свой гробик. Только представьте себе: Оливер — начальник почтамта. Начнет сортировать полученную почту и… (Ее голос вдруг сильно задрожал: звучавшую в нем взволнованную грусть еще острее подчеркивало беспечно-веселое пение канареек.) Но это произойдет не так скоро.

Т. К. Почему же?

АДДИ. Сначала Куинн заполнит мой гроб.


Мы уехали от Адди в шестом часу. Ветер стих, снег больше не шел, воздух был окрашен янтарным отблеском заката и бледным сиянием восходившей луны. Полная луна поднималась вверх по небу, точно круглое белое колесо или белая безликая маска, угрожающе заглядывающая к нам в стекла машины. В конце Главной улицы, там, где город переходит в прерию, Джейк указал мне на заправочную станцию: "Вот эта и принадлежит Тому Генри. Том Генри, Адди и Оливер Джейгер — их осталось только трое из всех членов речного комитета. Я говорил тебе, что Том Генри чудак, которому везет. Проголосовал против всех остальных. Его оставят в покое. Том Генри гробика не получит".


Т. К. "Гроб для Димитриоса".

ДЖЕЙК. О чем ты?

Т. К. Это книга Эрика Эмблера. Увлекательный детективный роман.

ДЖЕЙК. Роман? (Я утвердительно кивнул, и он состроил гримасу.) И ты читаешь такую чушь?

Т. К. Грэм Грин был первоклассный писатель, пока не попал в сети Ватикана. После этого он уже не создал ничего равного своему "Брайтонскому утесу". Мне нравится Агата Кристи, я люблю ее книги. И Рэймонд Чэндлер — отличный стилист, настоящий поэт. Даже если сюжеты у него никудышные.

ДЖЕЙК. Чушь. Все они пустые фантазеры, садятся за пишущую машинку и стучат, что бог на душу положит, — вот и все.

Т. К. Значит, Том Генри не получит гробика. А как насчет Оливера Джейгера?

ДЖЕЙК. Тот-то получит. Однажды утром, когда он будет сновать по почте, опорожняя мешки с поступившей почтой, он найдет в одном из них коричневую картонку с собственным именем. Неважно, что он приходится троюродным братом Бобу Куинну, неважно и то, что он поет ему осанну. Преподобный Боб не подумает пощадить Джейгера за то, что тот его славословит. Насколько я знаю преподобного Боба, от него этого не дождешься. Скорее всего он уже поработал своим острым ножичком, сделал знакомую маленькую безделицу и засунул туда снимок Оливера Джейгера…

(Голос Джейка дрогнул, он замолчал, а нога его непроизвольно нажала на тормоз: машину занесло, она дернулась в сторону, но выровнялась, — и мы поехали дальше. Я понял, в чем дело. Он, как и я, вспомнил патетическую фразу Адди: "…сначала Куинн заполнит мой гроб". Я попытался придержать язык, но он отказывался мне повиноваться.)

Т. К. Но это значит…

ДЖЕЙК. Включи-ка лучше фары.

Т. К. Это значит, что сначала умрет Адди.

ДЖЕЙК. Черт побери, нет! Я знал, что ты это скажешь! (Он ударил ладонью по рулю.) Я окружил ее плотной стеной. Дал ей тридцативосьмикалиберный револьвер, которым пользуются детективы, и научил стрелять. Ей ничего не стоит всадить пулю между глаз с расстояния в сто ярдов. Она обучилась каратэ и может расколоть доску ребром ладони. Адди умна, ее не очень-то проведешь. И к тому же здесь я. Я слежу за ней. Слежу и за Куинном. И другие агенты тоже.

(Сильные эмоции, как, например, страх, граничащий с ужасом, могут поколебать логику даже таких трезвомыслящих людей, как Джейк Пеппер, чьи меры предосторожности не спасли Клема Апдерсона. Я не собирался спорить с ним по этому вопросу, по крайней мере теперь, когда им владело безрассудство, но почему он, считая, что Оливер Джейгер обречен, был так уверен, что Адди в безопасности и с ней ничего не случится? Ведь если Куинн, останется верен своему плану, он непременно уберет со сцены Адди, отправит ее на тот свет, прежде чем приступит к выполнению заключительной части своего замысла — пошлет гробик начальнику местной почты, своему троюродному брату и стойкому защитнику.)

Т. К. Я слышал, что Адди совершила кругосветное путешествие. Думаю, что сейчас самое время снова его повторить.

ДЖЕЙК (резко). Она не может уехать отсюда. Во всяком случае сейчас.

Т. К. Вот как? Но она вовсе не похожа на человека, желающего покончить с собой.

ДЖЕЙК. Ты понимаешь, во-первых, у нее школа, а занятия там кончаются только в июне.

Т. К. Бог мой, Джейк! Как ты можешь говорить о занятиях?

(Несмотря на спустившиеся сумерки, я различил смущение на его лице, но он тут же крепко сжал челюсти.)

ДЖЕЙК. Мы уже обсуждали этот вопрос. Говорили, что она могла бы отправиться вместе с Мэрили в морской круиз. Но она не хочет никуда ехать. Говорит: "Акуле нужна приманка. Акулу без приманки не поймаешь".

Т. К. Значит, Адди служит приманкой. Как овца, которая ждет, когда на нее набросится тигр.

ДЖЕЙК. Поосторожней. Мне не очень-то нравится твое сравнение.

Т. К. А как бы ты сам это назвал?

ДЖЕЙК (молчит).

Т. К. (молчит).

ДЖЕЙК. Куинн, конечно, не забыл об Адди. Он собирается исполнить свое обещание. И вот, когда он предпримет попытку, мы и пристукнем его. Поймаем прямо на сцене при свете прожекторов. Конечно, есть некоторый риск, но его не избежать. Ведь понимаешь, если сказать по правде, это — единственный шанс поймать его.

(Я прислонился головой к стеклу; в памяти возникла красивая шея Адди в то мгновение, когда она, запрокинув голову, одним глотком выпила ослепительно игравшее в свете огня красное вино. Мне стало не по себе, и я почувствовал неприязнь к Джейку.)

Т. К. Мне нравится Адди. Она настоящий человек, одно только непонятно: отчего она так и не вышла замуж?

ДЖЕЙК. Можешь не волноваться по этому поводу.

Адди выходит замуж за меня.

Т. К. (по-прежнему уйдя в свои мысли, вспоминая, как Адди пила вино). Когда?

ДЖЕЙК. Летом, когда получу отпуск. Мы никому об этом не говорили. Кроме Мэрили. Поэтому, понимаешь, Адди в безопасности. Я не допущу, чтобы с ней что-нибудь случилось: я люблю ее и собираюсь на ней жениться.

(Летом… до лета — целая вечность. Белая полная луна плыла высоко в небе над покрытыми искрящимся снегом прериями. Выли койоты. В холодных заснеженных полях коровы в поисках тепла тесно жались друг к другу. Иногда животные держались парами. Я обратил внимание на двух пятнистых телят, стоявших бок о бок, словно каждый из них заботливо оберегал другого, как Джейк и Адди.)

Т. К. Ну что ж, поздравляю! Прекрасно. Я уверен, что вы будете счастливы.


Вскоре показалась высокая, обнесенная колючей проволокой ограда, похожая на ограду концентрационного лагеря. Она шла по обеим сторонам шоссе, а за ней лежало ранчо Б.К., простиравшееся примерно на десять тысяч акров. Я опустил стекло, и в машину ворвался ледяной ветер, остро пахнуло свежим снегом и старым слежавшимся сеном.

— Нам сюда, — сказал Джейк, когда мы, свернув с шоссе, въезжали в широко распахнутые деревянные ворота. У входа свет фар упал на красиво вычерченную надпись: "Б.К. Владелец ранчо Р. Х. Куинн". Под именем владельца была изображена пара скрещенных томагавков — не ясно, то ли эмблема ранчо, то ли семейный герб. В любом случае зловещая пара томагавков выглядела вполне подходяще.

Узкая дорога, по обеим сторонам которой стояли голые деревья, была не освещена; лишь изредка в темноте сверкали глаза животных. Мы переехали через деревянный мост, загромыхавший под тяжестью машины, и я услышал шум воды, глухое журчание потока и сообразил, что это и есть Голубая река, но я не видел ее: она была скрыта деревьями и снежными сугробами; мы ехали дальше, и нас сопровождал шум воды, так как река — то зловеще-безмолвная, то вдруг разрывавшая тишину грохотом водопада — протекала вдоль дороги.

Дорога стала шире. Теперь сквозь ветки деревьев проникали лучи электрического света. Красивый мальчик со светлыми развевающимися волосами, верхом на лошади без седла, помахал нам рукой. Мы проехали мимо небольших одноэтажных домишек, освещенных изнутри и гудящих разноголосицей телевизионных передач, — то были дома работников. Впереди, в отдалении, стоял особняк мистера Куинна. Это было большое деревянное белое двухэтажное здание, во всю длину которого тянулась застекленная веранда. Дом казался пустым, так как окна в нем были темные.

Джейк нажал на клаксон. И тотчас же в ответ, словно грянули приветственные фанфары, яркий поток света залил веранду и в окнах нижнего этажа засветились лампы. Парадная дверь открылась, из дома вышел человек и стал у входа в ожидании нас.

Джейк представил меня владельцу ранчо Б.К., и я так и не понял, отчего мой приятель не захотел, чтобы Адди описала мне Куинна. Хотя хозяин ранчо не принадлежал к числу тех, кого просто не замечают, во внешности его не было ничего особенного, и все же вид его поразил меня: я знал мистера Куинна. Я мог поклясться всеми святыми, что когда-то, безусловно очень давно, уже встречался с Робертом Хоули Куинном и мы вместе принимали участие в какой-то страшной истории, настолько неприятной, что судьбе было угодно вычеркнуть ее из моей памяти.

Он носил дорогие сапоги на довольно высоком каблуке, но даже и без них этот человек был ростом более шести футов, и если бы он держался прямо, не сутулясь и не пригибая плечи, то его высокая фигура казалась бы красивой. У него были длинные обезьяньи руки, спускавшиеся до колен, и длинные, гибкие, до странности аристократические пальцы. Я вспомнил, как когда-то был на концерте Рахманинова. Руки Куинна походили на руки Рахманинова. У Куинна было широкое, но исхудалое лицо со впалыми, загрубевшими от ветра щеками, оно напоминало лицо идущего за плугом средневекового земледельца, на плечи которого обрушились все беды мира. Только Куинн вовсе не выглядел тупым крестьянином, обремененным непосильным грузом забот. Он носил очки в тонкой металлической оправе, и эти профессорские очки и светящиеся за толстыми стеклами серые глаза выдавали его: глаза — подозрительные, умные, хитро-озорные — были начеку и говорили о самодовольной убежденности их владельца в превосходстве над другими людьми. Голос и смех его звучали приветливо, притворно-радушно. Но он не был притворщиком. Перед нами был человек, одержимый идеей, устремленный к достижению цели, человек, поставивший перед собой задачу, которая превратилась для него в крест, в религию, стала неотъемлемой частью его самого. Нет, это был не притворщик, а фанатик, и внезапно, пока все мы еще стояли на веранде, в моей памяти всплыло, где и при каких обстоятельствах я видел раньше мистера Куинна.

Он протянул длинную руку Джейку, а другой провел по взлохмаченной, убеленной сединой гриве, которую носил на манер американских пионеров, — она была для него слишком длинной: подобные ему владельцы ранчо выглядят обычно так, словно они стригутся и моют голову у парикмахера каждую субботу. Из ноздрей и ушей у него торчали пучки седых волос. Я заметил пряжку на его ремне: на ней были изображены два скрещенных томагавка, покрытых позолотой и красной эмалью.


КУИНН. Привет, Джейк. А я уже сказал Хуаните: "Знаешь, милочка, этот негодяй, видно, перепугался снегопада и не приедет".

ДЖЕЙК. И это вы называете снегопадом?

КУИНН. Да я так, шучу, Джейк. (Обращаясь ко мне.) Видели бы вы, какой у нас иногда выпадает снег! В пятьдесят втором году я целую неделю выбирался из дому только через чердачное окно. Потерял семьсот голов скота. И все — из породы "Санта Гертруда". Ха-ха. Вот это было времечко. Ну как, сэр, вы играете в шахматы?

Т. К. Примерно так же, как говорю по-французски. Un peu.

КУИНН (похохатывая и хлопая себя по ляжкам с притворной радостью). Знаем мы вас. Явился городской умник разделать нас, деревенских парней, под орех. Держу пари, вы можете обыграть и меня и Джейка одновременно, да еще вслепую.

(Мы прошли с ним по широкому коридору с высоким потолком в огромную комнату, напоминавшую собор, с громоздкой, тяжелой испанской мебелью — шкафы, стулья, столы и зеркала в стиле барокко своими размерами были под стать помещению. Пол был выложен мексиканской плиткой кирпичного цвета и устлан небольшими индейскими коврами. Одна из стен была сложена из необработанных гранитных блоков и напоминала стену пещеры; в стене находился камин таких огромных размеров, что в нем легко можно было зажарить пару быков, поэтому уютно потрескивающий в нем огонь казался таким же неприметным, как ветка в лесу.

Однако сидевшую у огня женщину нельзя было назвать неприметной. Куинн представил ее мне: "Моя жена Хуанита". Она кивнула, однако не оторвалась от экрана стоявшего перед ней телевизора, он работал с выключенным звуком, и она смотрела на дурацкое дерганье безмолвных фигур в какой-то шумной телевизионной викторине. Кресло, в котором она устроилась, в свое время смело могло украсить тронный зал какого-нибудь иберийского замка, на коленях у нее лежала желтая гитара, а рядом с хозяйкой — дрожащая крохотная собачонка мексиканской породы чихуахуа.

Джейк и хозяин дома уселись за столик с великолепным комплектом шахматных фигур из черного дерева и слоновой кости. Я последил за началом игры, прислушался к их легкой болтовне и поразился: Адди была права — они действительно походили на двух приятелей, двух закадычных друзей. Потом я снова отошел к камину, желая получше рассмотреть сидевшую там Хуаниту. Я присел возле нее на каменной плите у камина и стал мысленно подыскивать тему для разговора. Поговорить о гитаре? Или о дрожащей собачонке, ревниво лающей на меня?)

ХУАНИТА КУИНН. Пепе! Глупая букашка!

Т. К. Не беспокойтесь, я люблю собак.

(Она взглянула на меня. Ее прямые, неестественно черные волосы, разделенные пробором посередине, плотно прилегали к узкому черепу. У Хуаниты было маленькое, с кулачок, лицо с мелкими, близко посаженными чертами. И все же голова выглядела чрезмерно крупной по сравнению с туловищем. Она не была полной женщиной, но имевшийся у нее лишний вес отложился в одном месте — в области желудка. У Хуаниты были красивые, стройные ноги, обутые в индейские мокасины, искусно расшитые бисером. Букашка снова залаяла, но на этот раз хозяйка не обратила на нее никакого внимания. Она снова уткнулась в телевизор.)

Интересно, отчего вы смотрите передачу, выключив звук?

(Ее скучающие глаза, напоминавшие тусклый оникс, снова обратились ко мне. Я повторил вопрос.)

ХУАНИТА КУИНН. Вы любите текилу?

Т. К. Я знаю маленький кабачок в Палм-Спрингс, где делают великолепный коктейль с текилой.

ХУАНИТА КУИНН. Настоящий мужчина пьет ее в чистом виде. Без лимонного сока. Без соли. Хотите выпить?

Т.К. С удовольствием.

ХУАНИТА КУИНН. Я тоже. Но у нас текилы нет. Мы ее не держим. Иначе я бы все время пила, совсем разрушила печень и…

(Она щелкнула пальцами, желая изобразить ожидавший ее конец. Затем взяла в руки желтую гитару, ударила по струнам и заиграла какую-то довольно сложную незнакомую мелодию, с явным удовольствием мурлыча ее себе под нос. Она закончила петь, и лицо ее снова сжалось я кулачок.)

Раньше я пила каждый вечер. Каждый вечер — по бутылке текилы перед сном и спала как младенец. И никогда не болела, прекрасно выглядела и отлично себя чувствовала. А теперь все иначе. Без конца простуды, головные боли, артрит, совсем пропал сон. И все из-за того, что доктор запретил пить текилу. Но не судите слишком поспешно. Я вовсе не пьяница. Можете преспокойно вылить все вина и виски мира в Большой каньон. Я люблю только текилу. И больше всего — темно-желтого цвета. (Она указала на телевизор.) Вы спрашиваете, отчего я выключила звук? Я включаю его только для того, чтобы послушать сообщение о погоде. А остальное просто смотрю и стараюсь представить себе, о чем там говорят. Когда я слушаю, меня тут же клонит ко сну. А когда стараюсь догадаться, о чем идет речь, то спать не хочется. Мне нельзя засыпать, по крайней мере до полуночи. Иначе совсем не сомкну глаз. Где вы живете?

Т. К. В основном в Нью-Йорке.

ХУАНИТА КУИНН. Мы обычно ездили в Нью-Йорк каждый год или раз в два года. Останавливались в "Рейнбау рум" — там теперь обзорная площадка панорамы Нью-Йорка. Но поездки туда стали неинтересны, да и вообще меня ничто уже больше не привлекает. Муж говорит, что вы старый друг Джейка Пеппера.

Т. К. Да, знаком с ним вот уже десять лет.

ХУАНИТА КУИНН. Отчего он думает, что мой муж связан с той историей?

Т. К. С какой историей?

ХУАНИТА КУИНН (с удивлением). Вы должны были слышать о ней. Так почему же Джейк Пеппер думает, что мой муж в ней замешан?

Т. К. Разве Джейк думает, что ваш муж замешан?

ХУАНИТА КУИНН. Так говорят. Мне сказала сестра…

Т. К. А что думаете вы сами?

ХУАНИТА КУИНН (приподняв свою собачонку и прижав ее к груди). Мне жалко Джейка. Он, наверное, очень одинок. И, конечно, заблуждается, ничего здесь нет. Лучше бы забыть обо всем. А ему — уехать домой. (Закрыв глаза, страшно усталым голосом.) А вообще-то кто знает? Да и кто станет тревожиться? Во всяком случае, не я, "Нет, не я, нет, не я", — молвит кролику змея.

Позади нас за шахматным столиком возникло какое-то оживление. Куинн, празднуя свою победу над Джейком, громко похвалялся: "Этот сукин сын думал, что расставил мне здесь ловушку, но после хода ферзем великий Пеппер сам сел в галошу! — Его хриплый баритон раскатисто звучал под сводами комнаты, словно голос оперного певца. — Теперь ваша очередь, молодой человек, — позвал он меня. — Я хочу сыграть по-настоящему, как равный с равным. Старик Пеппер мне и в подметки не годится". Я принялся отказываться, так как перспектива игры с Куинном отнюдь не вдохновляла меня, представляясь утомительно-скучной. Я, наверное, относился бы к ней иначе, если бы был уверен, что смогу выиграть — успешно разбить этот оплот самомнения. Однажды в подготовительной школе я вышел победителем на шахматном чемпионате, но с тех пор прошла целая вечность, и мои познания в шахматной игре давно перекочевали в запасники мозга. И все же, когда Джейк подозвал меня и уступил свое место, я не отказался и, оставив Хуаниту Куинн у безмолвно мерцавшего экрана, уселся напротив ее мужа. Джейк встал позади меня — его присутствие действовало ободряюще. Однако Куинн, почувствовав неуверенность и нерешительность моих первых ходов, списал меня со счета как слабого противника и возобновил с Джейком ранее начатый разговор, судя по всему, о фотоаппаратах и фотографии.

КУИНН. Очень хороши "крауты". Я всегда работал с камерами "краут", "лейками", "роллефлексами". Но японцы утерли нос всем. Сейчас вот купил новый японский аппарат — размером с колоду карт, он делает до пятисот снимков на одной пленке.

Т. К. Я знаю этот аппарат. Мне приходилось иметь дело со многими фотографами, и я видел, как они работали с ним. Такой аппарат есть у Ричарда Ааведона. По его словам, он ничего собой не представляет.

КУИНН. По правде говоря, я еще не испытал свой. Надеюсь, что ваш приятель ошибается. Я выложил за эту штуку столько денег, что мог бы вполне купить призового быка.

(Я вдруг почувствовал, как пальцы Джейка сжали мое плечо, и понял, он хочет, чтобы я продолжил разговор на эту тему.)

Т. К. Что, фотография — ваше хобби?

КУИНН. Да смотря по настроению. Все началось с того, что мне надоело платить так называемым профессиональным фотографам за снимки моего призового скота. Снимки эти мне нужны для того, чтобы рассылать их различным скотоводам и покупателям. Я решил, что могу их делать сам ничуть не хуже, чем фотографы, да еще и экономить на этом денежки.

(Пальцы Джейка понуждали меня продолжать разговор.)

Т. К. А портретов вы делали много?

КУИНН. Каких портретов?

Т. К. Портретов людей.

КУИНН (с усмешкой). Я не назвал бы это портретами. Так, обычные снимки. Помимо скота я в основном фотографирую природу. Пейзажи. Грозы. Разные времена года здесь, на ферме. Пшеницу, когда она зеленеет, и позже, когда колосья наливаются золотом. Мою реку — у меня есть роскошные снимки половодья на моей реке.

(Река. Я насторожился, услышав, как Джейк откашлялся, словно хотел заговорить, но вместо этого его пальцы еще настойчивее понукали меня продолжать. Я поиграл пешкой, мешкая с ходом.)

Т. К. В таком случае вы делаете много цветных фотографий?

КУИНН (кивая). Да, и по этой причине сам проявляю. Если отсылаешь снимки в лабораторию, никогда не знаешь, что получишь обратно.

Т. К. Значит, у вас есть собственная фотолаборатория?

КУИНН. Если ее так можно назвать. Ничего особенного.

(Джейк снова откашлялся, на этот раз с явным намерением вступить в разговор.)

ДЖЕЙК. Боб! Вы помните те фотографии, о которых я вам рассказывал в связи с гробиками? Они были сняты аппаратом, делающим моментальные снимки.

КУИНН молчит.

ДЖЕЙК. "Лейкой".

КУИНН. Но только не моей. Моя старая "лейка" пропала в дебрях Африки. Ее спер какой-то черномазый. (Глядит на шахматную доску, и на лице его появляется напускной испуг.) Ну что за мерзавец! Черт бы его побрал!.. Посмотрите-ка, Джейк. Ваш приятель почти сделал мне мат. Почти…

Получилось так: из глубин подсознания всплыло былое умение, я двигал вперед свою армию из черного дерева с явной, хотя и непроизвольной уверенностью, и мне действительно удалось создать для короля Куинна угрожающее положение. С одной стороны, я сожалел о своем успехе, так как Куинн использовал его, чтобы избежать расспросов Джейка и перевести разговор с темы фотографии, приобретшей внезапную остроту, на шахматы. С другой стороны, у меня поднялось настроение: играя столь прилично, я вполне мог выиграть партию. Куинн почесывал подбородок, его серые глаза целиком сосредоточились на доске: спасение короля стало для него священным долгом. А у меня в глазах шахматная доска вдруг начала расплываться, принимая неясные очертания, мысли уходили вглубь напластований, мирно покоившихся на дне моей памяти примерно в течение полувека.

Стояло лето. Мне было пять лет, и я жил с родственниками в небольшом городке штата Алабама. Недалеко от города, как и здесь, протекала река, но грязная, заросшая, вызывавшая у меня отвращение из-за того, что в ней было полным-полно водяных щитомордников и усачей. Хотя я терпеть не мог их усатые морды, но любил их есть жареными, обмакивая в кетчуп. У нас была кухарка, которая часто готовила рыбу. Ее звали Люси Джой, но мне редко приходилось встречаться с такими невеселыми людьми, как она. Это была здоровенная негритянка, молчаливая и серьезная; казалось, она жила только в ожидании воскресенья — по воскресеньям она пела в хоре какой-то заброшенной церквушки. Но однажды с Люси произошла удивительная перемена. Мы были с ней вдвоем на кухне, когда она вдруг принялась рассказывать мне про некоего преподобного Бобби-Джо Сноу — Люси описывала его с таким восторгом, что ее рассказ воспламенил мое воображение. По словам кухарки, Сноу был известный евангелист, настоящий чудотворец, который должен скоро приехать в наш город, его ожидали здесь на следующей неделе, он будет произносить проповеди, крестить людей и спасать их души! Я умолял Люси взять меня с собой, чтобы поглядеть на него, и она, улыбаясь, обещала, что возьмет. На самом же деле ей было просто необходимо, чтобы я пошел вместе с ней. Этот преподобный Сноу был белый, на его проповеди черные не допускались, и Люси сообразила, что ее не прогонят лишь в том случае, если она приведет крестить белого мальчика. Вполне естественно, что Люси не обмолвилась об этом ни словом, и меня ожидал сюрприз. На следующей неделе по дороге на собрание, где выступал с проповедью преподобный, я представлял себе такую картину: я увижу собственными глазами, как спустившийся с небес святой будет исцелять слепых и хромых. Но как только я понял, что мы направляемся к реке, меня охватило беспокойство; когда же мы пришли туда и я увидел массу людей, всех этих жалких белых бедняков из глухих деревень, которые горланили и приплясывали, я не захотел идти дальше. Тут Люси рассвирепела и втолкнула меня в изнемогавшую от зноя толпу. Вокруг звенели колокольцы, дергались в пляске тела, но среди общего шума я ясно различал один голос — баритон; человек то пел, то что-то громко выкрикивал. Люси тоже пела, стонала и дергалась. Вдруг какой-то незнакомец неожиданно посадил меня к себе на плечо, и я увидел человека, голос которого выделялся среди всех других. Он стоял по пояс в воде, в белой одежде, у него были убеленные сединой волосы, спутанные и мокрые, а воздетые к небу длинные руки словно умоляли о чем-то полуденное солнце, висевшее во влажном воздухе. Я старался рассмотреть его лицо, так как понял, что это и есть преподобный Бобби-Джо Сноу, но, прежде чем я что-то увидел, мой благодетель сбросил меня на землю в мерзкое месиво из пляшущих в экстазе ног, ходящих ходуном рук и сотрясаемых тамбуринов. Я просил отвести меня домой, но Люси, опьяненная великолепием зрелища, цепко держала меня за руку. Нестерпимо жгло солнце, к горлу подкатывала тошнота. Меня не вырвало, но я принялся кричать, отбиваться кулаками и плакать. Люси подталкивала меня к реке, и толпа расступалась, освобождая нам дорогу. Я сопротивлялся изо всех сил, пока не очутился на самом берегу реки и не остановился там как вкопанный; пораженный тем, что увидел. Стоявший в реке человек в белой одежде держал на руках упиравшуюся девочку, он произнес что-то из Священного Писания, затем быстро погрузил ее в воду, а потом вытащил. Она кричала и плакала и, шатаясь, с трудом взобралась на берег. Тогда длинные руки преподобного потянулись ко мне. Я укусил Люси за руку, пытаясь вырваться, но какой-то парень с красной шеей схватил меня и потянул к воде. Я закрыл глаза, в нос ударил запах волос Иисуса, и тут я почувствовал, как руки преподобного опускают меня куда-то в черную глубину реки, а затем — спустя целую вечность — снова извлекают на свет божий. Мои глаза открылись, и я увидел серые глаза маньяка. Его широкое, но изможденное лицо приблизилось к моему, и он поцеловал меня в губы. Я услышал громкий смех и громоподобный крик: "Мат!"

КУИНН. Мат!

ДЖЕЙК. Черт побери, Боб. Он дал вам выиграть просто из вежливости.

(Поцелуя как не бывало, и лицо преподобного исчезло, уступив место совершенно такому же лицу Куинна. Итак, пятьдесят лет тому назад в Алабаме я впервые увидел мистера Куинна. Или, во всяком случае, его двойника — евангелиста Бобби-Джо Сноу.)

КУИНН. Ну как, Джейк? Согласны проиграть еще один доллар?

ДЖЕЙК. Только не сегодня. Мы завтра утром едем в Денвер. Мой друг должен попасть на самолет.

КУИНН (обращаясь ко мне). Черт побери! Да разве так гостят! Приезжайте сюда снова. Приезжайте-ка летом, и я возьму вас с собой на ловлю форели. Теперь, правда, уже не то, что прежде. Бывало, забросишь удочку и тут же вытащишь шестифунтовую рыбину. Так было, пока не испакостили мою реку.

(Мы ушли, не попрощавшись с Хуанитой Куинн, которая спала крепким сном и громко храпела. Куинн проводил нас до машины. "Будьте осторожны!" — предупредил он, помахав нам рукой, и стоял на дороге, пока машина не исчезла из виду.)

ДЖЕЙК. Благодаря тебе я еще кое-что узнал. Теперь мне ясно, что фотографии проявлял он сам.

Т. К. Хорошо, но почему ты не позволил Адди рассказать мне, как он выглядит?

ДЖЕЙК. Это могло бы повлиять на твое первое впечатление. А мне хотелось, чтобы ты посмотрел на него свежим взглядом и сказал свое мнение.

Т. К. Передо мной был человек, которого я уже видел раньше.

ДЖЕЙК. Ты — Куинна?

Т. К. Нет, не Куинна. Но кое-кого, очень на него похожего. Его двойника.

ДЖЕЙК. Объясни по-человечески.

(Я рассказал ему о памятном летнем дне и моем крещении. Мне самому было вполне понятно сходство между Куинном и преподобным Сноу и то, что связывало этих людей, но я говорил слишком взволнованно и запутанно и не сумел передать свои мысли — я почувствовал, что Джейк разочарован. Он ожидал от меня трезвой, непредвзятой оценки, глубокого проникновения в сущность Куинна, что помогло бы ему, Джейку, утвердиться в его представлении о характере этого человека и мотивах его действий.

Я замолчал, огорченный тем, что разочаровал Джейка. Но когда мы выехали на автостраду, ведущую к городу, Джейк сказал мне, что, хотя мои воспоминания о крещении довольно туманны и путанны, он все же понял, что я хотел сказать.)

Значит, Боб Куинн думает, что он сам Господь Бог.

Т. К. Не думает, а уверен в этом.

ДЖЕЙК. Есть у тебя сомнения в его виновности?

Т. К. Нет, никаких. Куинн — именно тот человек, который мастерит гробики.

ДЖЕЙК. И однажды он смастерит свой собственный гроб. Иначе мне не быть Джейком Пеппером.


В последующие месяцы я звонил Джейку примерно раз в неделю и, как правило, по воскресеньям, чтобы поболтать и с ним, и с Адди. Джейк обычно начинал разговор словами: "Извини, старина, ничего нового сообщить не могу". Но в одно из воскресений Джейк сказал мне, что они с Адди назначили день свадьбы на десятое августа. А Адди добавила: "Мы надеемся, что вы приедете на свадьбу". Я обещал приехать, хотя дата свадьбы совпадала с ранее намеченной трехнедельной поездкой в Европу, — ничего, я постараюсь уладить свои дела. Однако в конечном счете планы пришлось изменить не мне, а жениху и невесте, так как агент из Бюро расследований, который должен был заменить Джейка на время его поездки в свадебное путешествие ("Мы собираемся в Гонолулу!"), заболел гепатитом и свадьбу отложили до первого сентября. "Вот не везет, — сказал я Адди. — Но я к тому времени вернусь и буду у вас непременно".

В начале августа я вылетел на швейцарском самолете в Швейцарию и пролодырничал несколько недель в альпийской деревне, загорая на солнце среди вечных снегов. Я спал, ел и перечитал всего Пруста, погружаясь в его романы как в прибрежную волну, когда не знаешь, куда она тебя вынесет. Но в своих мыслях я довольно часто возвращался к мистеру Куинну: иногда он являлся мне во сне, то в своем собственном обличии — и тогда серые глаза его блестели за очками в металлической оправе, то в виде преподобного Сноу, облаченного в белые одежды.

Краткое пребывание в горах на альпийском воздухе действует бодряще, но длительный отдых может вызвать клаустрофобию и необъяснимую депрессию. И вот однажды, когда на меня напала такая хандра, я заказал машину, перебрался через перевал Сен-Бернар в Италию и поехал в Венецию. Ну, а в Венеции — вечный праздник с костюмами и масками, там вы уже не вы и не отвечаете за свои поступки. Так было и со мной: некто вместо меня приехали Венецию в пять часов вечера, а к полуночи уже сел в поезд, отправлявшийся в Стамбул. Все началось в баре "Гарри", где часто зарождаются шальные планы. Стоило мне заказать порцию мартини, как через вращающуюся дверь в бар ввалился — кто бы вы думали? — сам Джанни Паоли, весьма бойкий журналист, с которым я познакомился в Москве, где он работал корреспондентом одной из итальянских газет, — за бутылкой водки мы разгоняли с ним скуку московских ресторанов. Джанни находился в Венеции по пути в Стамбул, он собирался выехать Восточным экспрессом в полночь. После шести порций мартини он уговорил меня отправиться вместе с ним. Поездка длилась двое суток, поезд тащился по извилистым дорогам Югославии и Болгарии, но наше впечатление об этих странах свелось к тому, что мы увидели из окна купе спального вагона. Мы покидали купе лишь для того, чтобы пополнить наши запасы вина и водки.

Комната кружилась. Останавливалась. Снова кружилась. Я выбрался из постели. У меня мучительно звенело в голове, точно она была набита осколками стекла. Но я мог стоять, мог идти и даже вспомнил, где я: в отеле "Хилтон" в Стамбуле. Неуверенной походкой я добрался до балкона, выходящего на Босфор. Там, греясь на солнце, завтракал Джанни Паоли и читал парижскую газету "Геральд трибюн". Щурясь от солнца, я взглянул на дату в газете. Первое сентября. Отчего эта дата так остро взволновала меня, вызвав тошноту, чувство вины и раскаяния? Боже ты мой, я пропустил свадьбу! Джанни не мог взять в толк, отчего я так расстроен (сами итальянцы вечно бывают расстроены, но не понимают, отчего расстраиваются другие); он налил водки в свой апельсиновый сок, протянул мне стакан и посоветовал: "Пей, напейся хорошенько, но сначала пошли им телеграмму". Я в точности последовал его совету. Телеграмма гласила: "Задержан непредвиденными обстоятельствами, желаю вам всяческого счастья в этот радостный день". Позже, когда я пришел в себя, прекратил пить и руки мои перестали дрожать, я написал им коротенькое письмо: мне не хотелось лгать, я не стал объяснять, по каким обстоятельствам задержался, а просто сообщил, что вылетаю в Нью-Йорк в ближайшие дни и позвоню по телефону, как только они вернутся из свадебного путешествия. Я адресовал письмо мистеру и миссис Джейк Пеппер и, поручив портье отправить его по почте, почувствовал облегчение, точно с моих плеч свалилась гора; я думал о том, как выглядела Адди с цветком в волосах, о том, как они с Джейком прогуливаются в сумерках по пляжу Вайкики: где-то рядом шумит море, а над ними — звезды; я думал и о том, могут ли у Адди в ее возрасте быть дети.

Но вернулся домой я не скоро. Случилось так, что я встретил в Стамбуле старого приятеля — археолога, занимавшегося раскопками на Анатолийском побережье, в Южной Турции, и он пригласил меня с собой, сказав, что мне там будет интересно, и оказался прав — мне действительно было интересно. Я ежедневно купался, обучился турецким народным танцам, пил "узо" и ночи напролет танцевал на открытом воздухе в местной таверне. Я провел на море две недели, затем отправился пароходом в Афины, а оттуда самолетом в Лондон, где мне предстояла примерка костюма у портного. Только в октябре, когда в Нью-Йорке уже почти наступила осенняя пора, я открыл дверь своей квартиры.

Приятель, заходивший поливать цветы, разложил полученную корреспонденцию аккуратными стопками на моем столе в кабинете. Там лежало несколько телеграмм, и я стал просматривать их, даже не сняв пальто. В одной оказалось приглашение на Хэллоуин. Я распечатал вторую, там под текстом "Срочно позвони мне" стояла подпись: Джейк. Телеграмма была отправлена шесть недель назад — двадцать девятого августа. Не позволяя себе думать о том, что упорно лезло в голову, я поспешно отыскал номер телефона Адди и набрал его. Никто не ответил. Тогда я заказал разговор с Джейком в мотеле "Прерия". Нет, мистер Пеппер в настоящее время здесь не проживает — телефонистка предложила мне установить с ним связь через Бюро расследований штата. Я позвонил туда; какой-то круглый идиот заявил, что детектив Пеппер находится в отпуске и мне не могут сообщить, где именно ("это противоречит существующим правилам"). Я назвал свою фамилию и добавил, что звоню из Нью-Йорка, но тот никак не отреагировал; когда же я сказал: "Послушайте, это очень важно", — мерзавец повесил трубку.

Мне нестерпимо хотелось оправиться, пока я добирался домой из аэропорта Кеннеди, но я забыл о6 этом, как только увидел письма, лежавшие на столе в кабинете. Меня подсознательно потянуло к ним. Я перебрал пачки с профессиональной быстротой служащего, сортирующего почту, отыскивая конверт с почерком Джейка. И нашел его. На конверте — это был служебный конверт Бюро расследований — стоял штемпель с датой: десятое сентября; письмо было отправлено из главного города штата. За скупыми строчками письма, написанного твердым мужским почерком, скрывалась трагедия, пережитая его автором.

"Сегодня получил твое письмо из Стамбула. Я читал его на трезвую голову, чего сейчас сказать не могу. В августе, в тот день, когда скончалась Адди, я послал тебе телеграмму с просьбой позвонить мне. Но, очевидно, ты находился тогда в Европе. Я хотел сообщить тебе следующее: Адди больше нет. До сих пор не верю этому и не поверю, пока не узнаю, что случилось на самом деле. За два дня до нашей свадьбы они с Мэрили купались в Голубой реке. Адди утонула, но Мэрили не видела, как это произошло. Мне трудно писать об этом. Я должен отсюда уехать. Иначе боюсь что-нибудь натворить. В любом случае Мэрили Коннор будет знать, где найти меня. Искренне твой…"


МЭРИЛИ КОННОР. Алло! О, ну конечно, я сразу же узнала ваш голос.

Т.К. После обеда я звонил увам через каждые пол-часа.

МЭРИЛИ. Откуда вы?

Т. К. Из Нью-Йорка.

МЭРИЛИ. Какая у вас там погода?

Т. К. Идет дождь.

МЭРИЛИ. Здесь тоже дождь, но он нам нужен. У нас было очень засушливое лето. Ходили в пыли с головы до ног. Вы говорите, что звонили мне?

Т. К. Вплоть до самого вечера.

МЭРИЛИ. А я была дома. Боюсь, что у меня неважно со слухом. Правда, я спускалась в подвал и поднималась на чердак, так как укладываю вещи. Теперь, когда я осталась одна, дом для меня слишком велик. У нас есть кузина — тоже вдова, как и я, — она купила во Флориде часть дома, и я собираюсь перебраться к ней. Как у вас дела? Вы говорили с Джейком?

(Я объяснил ей, что только вернулся из Европы и не могу отыскать Джейка; она сказала, что он у одного из своих сыновей в Орегоне, и дала номер телефона.)

Бедный Джейк. Он так тяжело перенес смерть Адди. И в какой-то мере винит себя. О? В самом деле, вы ничего не знали?

Т. К. Джейк написал мне письмо, но я получил его только сегодня. Не могу даже сказать, как я сожалею…

МЭРИЛИ (ее голос звучит испытующе). Вы ничего не знали об Адди?

Т. К. До сегодняшнего дня — нет.

МЭРИЛИ (подозрительно). А что сообщил вам Джейк?

Т. К. Что она утонула.

МЭРИЛИ (настойчиво, как если бы мы вели спор друг с другом). Да, она утонула. И мне все равно, что думает Джейк. Боба Куинна там не было. Он не мог иметь никакого отношения к этому делу.

(Я слышал, как она глубоко вздохнула, затем последовала длительная пауза, словно она считала до десяти, пытаясь успокоиться.)

Если кто-то и виноват, так это я. Я предложила поехать купаться в Песчаную бухту. А Песчаная бухта даже не принадлежит Куинну. Она находится на ранчо Миллера. Мы с Адди всегда ездили туда поплавать. В бухте тень, и можно спрятаться от солнца. К тому же это самое безопасное место на Голубой реке — с тихой заводью, где мы научились плавать, когда были маленькие. В тот день мы оказались в Песчаной бухте одни, мы вошли в воду вместе, и Адди сказала, что через неделю она будет купаться в Тихом океане. Адди плавала хорошо, а я быстро устаю. Поэтому я слегка освежилась в воде и, расстелив полотенце под деревом, стала читать один из журналов, что мы прихватили с собой. Адди осталась в воде. Она крикнула мне: "Я проплыву по излучине и посижу на камнях водопада". Река за Песчаной бухтой делает крутой изгиб, за которым ее пересекает каменистая гряда, образуя небольшой водопад — высотой не более двух футов. В детстве мы очень любили сидеть на этой гряде и наблюдать, как из-под наших ног устремляется вниз вода.

Я увлеклась чтением и не заметила, как пролетело время. Очнулась только, когда стала замерзать и увидела, что солнце садится за горы. Я не беспокоилась об Адди, так как думала, что она еще сидит у водопада. Но все же через некоторое время я спустилась к воде и стала звать: "Адди! Адди!" Я решила, что ей вздумалось подразнить меня. Тогда я взобралась по откосу на высокий берег Песчаной бухты, откуда виден водопад и вся река к северу. Но там никого не оказалось. Адди не было видно. И тут под водопадом я заметила что-то белое, вроде лилии, покачивающейся на поверхности. И вдруг я поняла, что это вовсе не лилия, а рука, на которой поблескивает бриллиант — кольцо с маленьким бриллиантом, Джейк подарил его Адди по случаю помолвки. Я сбежала вниз, вошла в реку и стала пробираться вдоль каменистой гряды. Вода была очень чистая и место не слишком глубокое. Мне было ясно видно под водой лицо Адди и ее волосы, запутавшиеся в ветвях затонувшего дерева. Я схватила Адди за руку и потянула изо всех сил, но напрасно — мне не удалось сдвинуть Адди с места. Почему-то — и нам никогда не удастся узнать почему — она свалилась с камней, и ее волосы запутались в ветвях дерева, не позволяя подняться на поверхность. "Случайная смерть в результате утопления". Таково было заключение судебного врача. Алло?

Т. К. Да, я слушаю.

МЭРИЛИ. Моя бабушка Мейсон никогда не произносила слова "смерть". Когда кто-нибудь умирал, особенно из дорогих ей людей, она всегда говорила, что их "отозвали назад". Она не хотела считать, что они погребены и ушли навсегда, а думала, что их "отозвали назад", в счастливое детство, в мир реальных вещей. У меня такое же чувство по отношению к сестре. Адди отозвали назад, и она находится среди всего того, что любила. Среди детей. Детей и цветов. А также птиц. И диких растений, которые она находила в горах.

Т. К. Я очень сожалею, миссис Коннор. Я…

МЭРИЛИ. Ничего, дорогой мой, ничего.

Т. К. Могу я быть чем-нибудь полезен?..

МЭРИЛИ. Что ж, очень мило, что вы позвонили. А когда будете говорить с Джейком, передайте ему от меня привет.


Я принял душ, поставил бутылку бренди возле постели, залез под одеяло, снял телефон с ночного столика, установил его на животе и набрал номер в Орегоне, который мне дала Мэрили. Ответил сын Джейка; сказал, что отца нет дома и неизвестно, когда он вернется. Я попросил, чтобы Джейк позвонил мне, как только появится — в любое время. Я набрал полный рот бренди и подержал напиток во рту, дабы унять стучавшие зубы. Потом проглотил бренди, и оно тонкой струйкой стекло по горлу. Я погружался в сон, словно в журчащую воду речной излучины; итак, в конечном счете все возвращалось к реке, все сводилось к ней. Куинн мог раздобыть гремучих змей, никотин, стальную проволоку, поджечь дом, но за всем этим стояла река, и теперь река потребовала новой жертвы — Адди. Я видел во сне ее волосы — они запутались в речных водорослях и, словно свадебная вуаль, застилали лицо утопленницы, неясно видневшееся под водой.

Резкий звонок прервал мой сон: это был телефон, громко трещавший на моем животе, где он так и остался стоять после того, как я задремал. Я знал, что это Джейк. Прежде чем снять трубку, я налил себе хорошую порцию бренди, чтобы окончательно проснуться.


Т. К. Джейк?

ДЖЕЙК. Итак, ты наконец вернулся в Штаты?

Т. К. Сегодня утром.

ДЖЕЙК. Ну что ж, свадьбу ты все же не пропустил.

Т. К. Я получил твое письмо, Джейк, я…

ДЖЕЙК. Нет, нет, пожалуйста, не произноси речей.

Т. К. Я звонил миссис Коннор, Мэрили. Мы с ней долго разговаривали.

ДЖЕЙК (настороженно). Да?

Т. К. Она рассказала мне обо всем, что случилось…

ДЖЕЙК. Ну нет, не обо всем! Будь я проклят, если это так!

Т. К. (задетый резким тоном его ответа). Но, Джейк, она сказала мне…

ДЖЕЙК. Да. Что же она сказала?

Т. К. Она сказала, что это был несчастный случай.

ДЖЕЙК. И ты поверил? (По его насмешливо-мрачному тону я догадался, какое у него выражение лица: жесткий взгляд, тонкие подвижные губы искажены гримасой.)

Т. К. Судя по тому, что она рассказала, только так и можно объяснить происшедшее.

ДЖЕЙК. Да она же не знает, что случилось. Ее не было на месте происшествия. Она лежала на пляже и читала журналы.

Т. К. Но если это опять Куинн…

ДЖЕЙК. Да, так что же?

Т. К. Он должен быть колдуном.

ДЖЕЙК. Совсем не обязательно. Я не в состоянии говорить об этом сейчас. Может быть, немного позже. Случилось нечто такое, что может ускорить развязку. В этом году Санта-Клаус появился необычно рано.

Т. К. Неужели речь идет о Джейгере?

ДЖЕЙК. Да, сэр. Начальник почты получил свою посылку.

Т. К. Когда?

ДЖЕЙК. Вчера. (Он засмеялся, но не от удовольствия, а от возбуждения или прилива энергии.) Плохая новость для Джейгера, но весьма недурная для меня. Я собирался пробыть здесь День благодарения. Но, понимаешь, я буквально сходил с ума. Передо мною неизменно захлопывались все двери. Я думал только об одном: "Неужели он оставит в покое Джейгера? Неужели не даст мне последнего шанса?" Позвони мне завтра вечером в мотель "Прерия". Я буду уже там.

Т. К. Джейк, подожди минутку. Это, наверное, все же несчастный случай. Я говорю об Адди.

ДЖЕЙК (с преувеличенным терпением, как если бы он обучал неграмотного туземца). Ну что ж, я тебе подброшу кое-какие мыслишки перед сном: песчаная бухта, где произошел этот "несчастный случай", принадлежит человеку по имени А. Д. Миллер. К ней ведут два пути. И наиболее краткий — проселочная дорога, которая проходит через поместье Куинна прямо к ранчо Миллера. Так вот именно по этой дороге женщины ехали к реке.

Adios, amigо!


Новость, которую он мне сообщил перед сном, естественно, не дала мне уснуть до рассвета. В воспаленном мозгу возникали и исчезали какие-то видения, словно я мысленно монтировал кинофильм.

Адди и ее сестра едут на машине по автостраде. Затем сворачивают на грунтовую дорогу, принадлежащую Куинну. Хозяин ранчо стоит на веранде дома или, возможно, у окна, — одним словом, он замечает машину, вторгнувшуюся в его владения, узнает сидящих в ней двух женщин и догадывается, что они едут купаться к Песчаной бухте. Он решает отправиться вслед за ними. Машиной, верхом на лошади или пешком — так или иначе он достигает кружным путем места, где купаются женщины. И прячется там среди тенистых деревьев, растущих над Песчаной бухтой. Мэрили лежит на полотенце и читает журналы. Адди — в воде. Он слышит, как Адди говорит сестре: "Я проплыву вдоль излучины и посижу на камнях водопада". Идеальная возможность: Адди окажется одна, безо всякой защиты, вне поля зрения сестры. Куинн дожидается момента, когда она целиком поглощена зрелищем падающей воды. Тогда он скользит вниз по откосу (тому самому, по которому позже спустилась в поисках сестры Мэрили). Адди не слышит его шагов — их заглушает шум падающей воды. Но рано или поздно она должна заметить Куинна. И, конечно, как только заметит его, почувствует опасность и закричит. Но нет, он вынудит ее молчать, пригрозив ей оружием. Адди слышит какой-то шум, поднимает глаза и видит, как Куинн быстро движется по каменистой гряде с направленным на нее револьвером; он сбрасывает Адди в реку под самым водопадом, ныряет вслед за ней, тянет вниз и держит под водой — последнее крещение.

Так могло быть.

Однако рассвет и возобновившийся шум нью-йоркского уличного движения поубавили мой пыл и способность к лихорадочным фантазиям: я погрузился в глубокую обескураживающую пучину реальности. У Джейка не было иного выбора: как и Куинн, он поставил перед собой одну, захватившую его целиком и превратившуюся в гражданский долг цель — доказать, что Куинн виновен в десяти злодейских убийствах и, в частности, в смерти той милой, приветливой женщины, на которой Джейк собирался жениться. Но если Джейк не выдвинул более убедительной версии, чем та, которую мне подсказывало воображение, то было бы лучше, если бы я обо всем забыл и спокойно уснул, положившись на вполне разумное заключение судебного врача: случайная смерть в результате утопления.

Через час меня разбудил рев реактивного самолета. Я не выспался, не отдохнул и был раздражен и голоден как волк. И, конечно же, из-за моего длительного отсутствия в холодильнике все оказалось несъедобным: прокисшее молоко, черствый хлеб, почерневшие бананы, протухшие яйца, высохшие апельсины, вялые яблоки, гнилые помидоры, подернутый плесенью шоколадный торт. Я приготовил чашку кофе, добавил в него бренди и, подкрепившись этим напитком, просмотрел скопившуюся корреспонденцию. К моему дню рождения — тридцатого сентября — несколько друзей прислали поздравительные открытки. Одна из них была от нашего общего с Джейком друга, вышедшего на пенсию детектива Фреда Уилсона, который и познакомил меня с Джейком. Я знал, что Фреду было известно дело, которое вел Джейк, и что Джейк часто консультировался с ним, но по какой-то причине мы никогда не обсуждали хода расследования с Фредом, и я решил теперь исправить это упущение, позвонив ему по телефону.


Т. К. Алло! Я хотел бы поговорить с мистером Уилсоном!

ФРЕД УИЛСОН. Я у телефона.

Т. К. Фред? У тебя такой голос, словно ты зверски простужен.

ФРЕД. Еще бы! У меня такая простудища, доложу тебе!

Т. К. Спасибо за поздравление.

ФРЕД. Черт побери. Из-за этого можно было бы не тратить деньги!

Т. К. Понимаешь, мне хотелось поговорить с тобой о Джейке Пеппере.

ФРЕД. Ну и ну, телепатия все-таки, наверное, существует. Я только что думал о Джейке, когда зазвонил телефон. Ты знаешь, Бюро выставило его в отпуск. Они хотят, чтобы Джейк бросил расследование.

Т. К. Но он снова приступил к нему.

(Я передал Фреду наш разговор с Джейком накануне вечером, и Фред задал мне несколько вопросов, в основном о смерти Адди Мейсон и мнении Джейка по этому поводу.)

ФРЕД. Я чертовски удивлен, что Бюро разрешило ему снова туда поехать. Джейк — самый толковый парень из всех, кого я встречал. Я никого не уважаю в нашем деле так, как Пеппера. Но он утратил способность здраво судить. Он так долго бился головой о стену, что вышиб рассудок. То, что произошло с его невестой, действительно ужасно. Но это был несчастный случай. Она утонула. А вот Джейк не может примириться с ее смертью. Он заявляет во всеуслышание, что Адди убили. Обвиняет того человека — Куинна.

Т. К. (возмущенно). Но Джейк, быть может, прав. Это вполне возможно.

ФРЕД. Но возможно и то, что подозреваемый им человек совсем невиновен. Фактически таково общее мнение. Я толковал с парнями из Бюро Джейка, и они говорят, что с имеющимися уликами нельзя прихлопнуть даже муху. Положение крайне щекотливое. Да и шеф Джейка говорил мне, что, насколько ему известно, Куинн никогда никого не убивал.

Т. К. Он убил двух конокрадов.

ФРЕД (хмыкает и затем долго кашляет). Ну, сэр, такие вещи мы не называем убийством. По крайней мере в наших краях.

Т. К. Но они не были конокрадами. Это были два картежника из Денвера, которым Куинн задолжал деньги. И, кроме того, я не думаю, что смерть Адди была несчастным случаем.

(С поразительным самомнением я вызывающим тоном изложил ему, как представлял себе это "убийство". Предположения, которые я отверг на рассвете, теперь казались мне не только вероятными, но весьма убедительными: Куинн последовал за сестрами до Песчаной бухты, спрятался за деревьями, спустился по откосу вниз, пригрозил Адди оружием и утопил ее.)

ФРЕД. Это версия Джейка.

Т. К. Нет.

ФРЕД. Значит, ты придумал все это сам?

Т. К. В какой-то мере — да.

ФРЕД. Однако же это и есть версии Джейка.

Т. К. Что значит — "это и есть версии Джейка"?

ФРЕД. Да то и значит, что я сказал; телепатия, наверное, все же существует. За исключением незначительных деталей твоя версия совпадает с версией Джейка. Он написал донесение, копию которого прислал мне, и в нем именно так излагает события: Куинн увидел машину, последовал за сестрами…

(Фред продолжал говорить. А я залился краской: я чувствовал себя как школьник, которого поймали за списыванием на экзаменах. Непонятно по какой причине, но я ругал Джейка, вместо того чтобы ругать самого себя: я злился на Джейка за то, что он не нашел более убедительных аргументов, и был огорчен, ведь его предположения оказались ничуть не лучше моих. Я доверял Джейку как настоящему профессионалу и был очень расстроен, ибо мое доверие оказалось поколеблено. Ведь все это — и Куинн, и Адди, и водопад — просто досужий вымысел. И тем не менее, несмотря на убийственную иронию Фреда Уилсона, я знал, что в целом моя вера в Джейка обоснованна.)

Бюро попало в трудное положение. Джейка вынуждены снять с расследования дела. Он не справился со своей задачей. Но Джейк, конечно, просто так не отступится. Для него это дело чести. Да и безопасности тоже. Как-то раз после того, как погибла его невеста, он позвонил мне по телефону около четырех часов утра, пьяный вдрабадан, и сообщил, что собирается вызвать Куинна на дуэль. Я позвонил ему на следующий день. Этот сукин сын даже не помнил, что разговаривал со мной накануне.


Чувство тревоги — объяснит вам любой дорогой психиатр — вызывается депрессией, и тот же самый психиатр во время второго визита сообщит вам за дополнительную плату, что тревога вызывает депрессию. Весь день я не мог выбраться из этого порочного круга. Ближе к ночи оба демона уже владели мной безраздельно, и, пока они терзали мою душу, я сидел, уставившись на сомнительное изобретение мистера Белла и ожидая со страхом того мгновения, когда мне придется набрать номер мотеля "Прерия" и услышать подтверждение тому, что Бюро снимает Джейка с расследования дела. Мне, конечно, стало бы легче, если бы я как следует подкрепился, но я уже заморил червячка, съев кусок шоколадного торта, слегка подернутый плесенью. Я мог бы сходить в кино или накуриться какой-нибудь травки. Но когда тобой владеет такое сильное беспокойство, самое лучшее — ничего не делать, махнуть рукой на тревогу и депрессию, расслабиться, и пусть события идут своим чередом, увлекая за собой и тебя.


ТЕЛЕФОНИСТКА. Добрый вечер! Мотель "Прерия". Вам мистера Пеппера? Эй, Ральф, ты не видел Джейка Пеппера? Он в баре? Алло, сэр, я сейчас соединю.

Т. К. Спасибо.

(Я вспомнил бар в мотеле "Прерия": в отличие от самого мотеля, он не лишен забавной привлекательности. Его посетители — настоящие ковбои, стены обтянуты сыромятной кожей и украшены изображениями гёрлс и мексиканскими сомбреро, на дверях двух туалетов — надписи: "Для БЫКОВ" и "Для БАБОЧЕК", а из проигрывателя-автомата несутся звуки мелодий Дальнего Запада. Взрыв музыки оповестил, что бармен снял трубку.)

БАРМЕН. Джейк Пеппер! Вас вызывают. Алло, мистер. Он спрашивает, кто это.

Т. К. Друг из Нью-Йорка.

ГОЛОС ДЖЕЙКА (издалека, становясь громче по мере того, как он приближается к телефону). Ну конечно, у меня есть друзья в Нью-Йорке, Токио, Бомбее. Привет, друг из Нью-Йорка!

Т. К. Ты, кажется, навеселе?

ДЖЕЙК. Мне так же весело, как обезьянке нищего шарманщика.

Т. К. Ты можешь сейчас разговаривать? Или позвонить позже?

ДЖЕЙК. Могу. Здесь так шумно, что никто ничего не услышит.

Т. К. (осторожно, боясь разбередить раны). Как твои дела?

ДЖЕЙК. Да так себе.

Т. К. Из-за Бюро?

ДЖЕЙК (с удивлением). Почему из-за Бюро?

Т. К. Я думаю, они доставляют тебе немало хлопот.

ДЖЕЙК. Мне они не доставляют особых хлопот. Свора идиотов. Нет, все из-за тупоголового Джейгера. Нашего любимого начальника почты. Он трусит и хочет отсюда смыться. А я не знаю, как его удержать Это очень нужно.

Т. К. Для чего?

ДЖЕЙК. "Акуле нужна приманка".

Т. К. Ты говорил об этом с Джейгером?

ДЖЕЙК. Все время. Он и сейчас со мной. Сидит, забившись в угол, как жалкий заяц, готовый чуть что спрятаться в свою норку.

Т. К. Ну что ж, мне это вполне понятно.

ДЖЕЙК. А я не могу позволить себе подобного слюнтяйства. Мне надо удержать во что бы то ни стало эту старую размазню. Но как? Ему шестьдесят четыре года, у него куча денег, да еще скоро получит пенсию. Он холостяк, и ближайший его родственник — из тех, которые еще живы, — Боб Куинн! Бог знает какая история! И представь себе, он все еще не верит, что это сделал Боб Куинн. Твердит, что если кто и хочет причинить ему зло, то только не Боб Куинн, состоящий с ним в кровном родстве. Однако есть один факт, который заставляет его задумываться.

Т. К. Что-то связанное с посылкой?

ДЖЕЙК. Угу.

Т. К. Почерк? Нет, вряд ли. Должно быть, фотография?

ДЖЕЙК. Попал в точку. Фотография совсем иная. Не похожая на другие. Во-первых, она двадцатилетней давности и была сделана на ярмарке штата. Джейгер на параде клуба "Кивани" марширует в шляпе клуба. Этот снимок делал Куинн. Джейгер видел, как Куинн фотографировал его, и помнит об этом до сих пор, потому что просил Куинна дать ему карточку, но тот так и не дал.

Т. К. Наш начальник почты должен хорошенько призадуматься. Но сомневаюсь, что подобная улика произведет впечатление на присяжных заседателей.

ДЖЕЙК. К сожалению, она не производит впечатления даже на самого Джейгера.

Т. К. Но он же так напуган, что хочет покинуть родной город?

ДЖЕЙК. Перепугался, да еще как. Но даже если бы он не был напуган, его все равно здесь ничто не удерживает. Говорит, что всегда собирался провести последние годы жизни путешествуя. Моя задача — отложить на неопределенное время его поездку. Знаешь, мне лучше не оставлять надолго одного моего перепуганного зайчишку. Пожелай-ка мне удачи. И не пропадай.

Я пожелал Джейку удачи, однако ему все равно не повезло — через неделю и начальник почты и, детектив отправились каждый по своему маршруту: первый — в кругосветное путешествие, второго Бюро сняло с расследования дела.


Ниже приводятся выдержки из моих дневников между 1975 и 1979 годами.

20 октября 1975 г.: Разговаривал с Джейком. Он озлоблен и брызжет ядом во все стороны. Говорит, что ему ровным счетом на все наплевать, он уйдет с работы, подаст в отставку и уедет на ферму к сыну в Орегон. "Но пока я еще работаю в Бюро, я задам им жару". Уверен, что ему не по карману этот beau geste — бросить работу сейчас и из-за этого потерять пенсию.

6 ноября 1975 г.: Разговаривал с Джейком. Говорит, что у них в северо-восточной части штата повальная кража скота. Его крадут по ночам, грузят в машины и отвозят в Северную и Южную Дакоту. Он провел несколько ночей вместе с другими агентами на пастбище, под открытым небом, среди стад, поджидая грабителей, которые так и не появились. "Ну и мерзну же я здесь, старик, такая тяжелая работа мне не по годам". Сказал, что Мэрили Коннор уехала в Сарасоту.

25 ноября 1975 г.: День благодарения. Проснулся утром, подумал о Джейке и вспомнил, что ровно год назад ему "привалила удача": он пошел на обед к Адди, а она поведала ему о Куинне и Голубой реке. Я решил все же не звонить ему, мой звонок может лишь усугубить мучительные воспоминания, связанные с этой годовщиной. Вместо этого я позвонил Фреду Уилсону и его жене Элис и пожелал им приятного аппетита перед праздничным обедом. Фред спросил меня о Джейке, я ответил, что, разговаривая с ним в последний раз, узнал — он ловит грабителей, угоняющих скот. Фред сказал: "Да, они стараются загнать его вконец, чтобы он больше не думал о том деле, которое парни из Бюро прозвали "Гремучий змееныш". Они передали следствие молодому детективу по фамилии Нелсон только так, для виду. Хотя юридически дело еще не закрыто, на самом деле Бюро поставило на нем крест".

5 декабря 1975 г.: Разговаривал с Джейком. Первое, что он сказал: "Тебе, наверное, интересно будет узнать, что почтмейстер жив-здоров и находится в Гонолулу. Рассылает направо и налево почтовые открытки. Уверен, что послал открытку и Куинну". Говорит, что до сих пор занимается ловлей грабителей, угоняющих скот, и страшно от этого устал. "Мне стоило бы присоединиться к грабителям. Они зарабатывают в сто раз больше, чем я".

20 декабря 1975 г.: Получил поздравительную открытку к Рождеству от Мэрили Коннор. Она пишет: "Сарасота прекрасна! Я впервые провожу весну в теплом климате и должна честно признаться, что совсем не скучаю по дому. Знаете ли Вы, что в Сарасоте проводит зимний сезон цирк "Ринглинг бразерс"? Мы с кузиной часто ездим смотреть, как репетируют перед выступлением циркачи. Это страшно интересно. Мы подружились с одной русской, которая тренирует акробатов. Да пошлет Вам Бог удачу в Новом году, и примите, пожалуйста, от меня небольшой подарок". Это был любительский снимок Адди из семейного альбома — ей было тогда примерно шестнадцать лет. Адди стоит в цветущем саду, на ней белое летнее платье и такая же белая ленточка в волосах; в руках она держит белом котенка, очень осторожно, словно он так же нежен, как ажурная листва вокруг. Котенок зевает. На обратной стороне фотографии Мэрили написала: "Аделаида Минерва Мейсон. Родилась 14 июня 1939 г., отозвана назад 29 августа 1975 г."

1 января 1976 г.: Звонил Джейк, пожелал счастливого Нового года. Голос у него как у могильщика, роющего могилу для самого себя. Сказал, что провел новогоднюю ночь в постели, читая "Дэвида Копперфилда". "В Бюро устроили праздничный вечер, но я не пошел. Иначе напился бы и свернул кое-кому голову. Может, даже немало голов. Но и в пьяном, и в трезвом состоянии, как только оказываюсь рядом с шефом, еле удерживаюсь, чтобы не двинуть по его толстой роже". Я сказал, что получил к Рождеству открытку от Мэрили, и описал фотографию Адди, которую она прислала вместе с поздравлением. Он ответил, что получил точно такой же снимок. "Но что это означает, почему она пишет — "отозвана назад"?" Я попытался объяснять ему, но он прервал меня, буркнув, что это слишком заумно для него, и добавил: "Я люблю Мэрили. Я всегда говорил, что она милая женщина, но слишком недалекая".

5 февраля 1976 г.: На прошлой неделе купил рамку для фотографии Адди. Поставил снимок на столик в спальне, но вчера убрал в ящик. Фотография тревожит меня, все кажется таким живым, особенно зевающий котенок.

14 февраля 1976 г.: Получил три послания по случаю Дня святого Валентина: одно — от старой школьной учительницы мисс Вуд, другое — от налогового инспектора и третье, заканчивающееся словами: "С любовью. Боб Куинн". Это, конечно, шутка Джейка. Вероятно, так он представляет себе черный юмор.

15 февраля 1976 г.: Позвонил Джейку, и он признался, что открытка от него. Я спросил, не был ли он пьян. Сказал, что был.

20 апреля 1976 г.: Получил коротенькое письмо от Джейка, нацарапанное на почтовой бумаге с изображением мотеля "Прерия": "Провел здесь два дня, собирая сплетни, в основном в "О'кей кафе". Почтмейстер все еще в Гонолулу. У Хуаниты Куинн был удар. Я хорошо отношусь к Хуаните и огорчился, узнав о ее болезни. Но муж ее здоров как бык. Мне это на руку. Не хотелось бы, чтобы с ним стряслась какая-нибудь беда, прежде чем наложу на него свою лапу. Бюро, быть может, и забыло об этом деле, но только не я. Я никогда не откажусь от него. Искренне твой…"

10 июля 1976 г.: Звонил вчера вечером Джейку после двухмесячного перерыва и разговаривал с совершенно новым Джейком Пеппером, или, точнее, со старым: деятельным, веселым, словно он пробудился от глубокого сна и, отдохнув, снова готов ринуться в бой. Я тотчас же узнал, что вызвало у него такой подъем духа. "Поймал за хвост самого дьявола. Дельце что надо". В действительности же дельце, несмотря на один весьма интригующий момент, было самым обыкновенным убийством. Во всяком случае, таким оно показалось мне. Двадцатидвухлетний молодой человек жил с престарелым дедом на скромной ферме. В начале весны внук убил старика, чтобы получить в наследство ферму и присвоить себе деньги, которые его дед собирал по грошу и прятал у себя под матрасом. Соседи заметили, что старый фермер исчез, а парень раскатывает на сверкающей новой машине. Уведомили полицию, и та вскоре обнаружила, что внук, который не мог объяснить причину внезапного исчезновения деда, купил новую машину, заплатив за нее старыми банкнотами. Подозреваемый в убийстве парень не желал ни отрицать, ни признавать свою вину, хотя власти уверены, что убийство совершил он. Сложность заключалась в том, что никак не могли обнаружить труп. А без этого нельзя арестовать подозреваемого. Но как ни искали, жертву найти не удавалось. Местная полиция обратилась в Бюро расследований штата, и Джейку поручили распутать дело. "Невероятная история. Этот парень — настоящая продувная бестия. Сотворил со стариком нечто дьявольское. И если нам не удастся обнаружить тело, он избегнет наказания. Но я уверен, что труп спрятан где-нибудь на ферме. Чутье подсказывает мне, что внук разрубил дедушку на мелкие куски и закопал их в разных местах. Мне нужна только голова. И я найду ее, если даже мне придется перепахать всю землю акр за акром или дюйм за дюймом". После того как нас разъединили, меня охватил настоящий приступ злости и ревности, точно я узнал об измене своей возлюбленной. Я и в самом деле не хотел, чтобы Джейк проявлял интерес к какому-либо другому делу, кроме того, которое волновало меня.

20 июля 1976 г.: Телеграмма от Джейка: "Нашел голову, одну руку и две ноги. Отправляюсь на рыбную ловлю. Джейк". Интересно, отчего он послал мне телеграмму, а не позвонил? Может, думает, что я не буду радоваться его успеху? Нет, я рад, я знаю, что теперь, по крайней мере, его честь как-то восстановлена. Надеюсь только, что он отправился па рыбную ловлю куда-нибудь неподалеку от Голубом реки.

22 июля 1976 г.: Написал Джейку поздравительное письмо и сообщил, что уезжаю за границу на три месяца.

20 декабря 1976 г.: Получил рождественскую открытку из Сарасоты: "Если будете в этих краях, не забудьте заглянуть. Да благословит вас Бог. Мэрили Коннор".

22 февраля 1977 г.: Записка от Мэрили: "Я все еще подписываюсь на газету своего родного города и думаю, что прилагаемая вырезка может заинтересовать Вас. Я написала письмо ее мужу. Когда с Адди произошел несчастный случай, он прислал мне прекрасное письмо". В вырезке сообщалось о смерти Хуаниты Куинн. Она умерла во сне. Странно, но после ее смерти не было ни церковной службы, ни похорон, так как покойная просила, чтобы ее кремировали и пепел развеяли по Голубой реке.

23 февраля 1977 г.: Позвонил Джейку. Он сказал смущенно: "Привет, старина. Ты совсем меня забыл!" Но я послал ему письмо из Швейцарии, на которое он не ответил, и дважды звонил ему на Рождество, но не заставал дома. "Ах, да, я был в Орегоне". Наконец я сказал ему о главном — некрологе Хуаниты Куинн. Джейк без обиняков заявил: "Мне это кажется подозрительным". А когда я спросил почему, ответил: "Кремация у меня всегда вызывает подозрение". Мы поговорили с ним еще четверть часа, но разговор получился неловкий, он говорил напряженно, с явным усилием — вероятно, я напомнил ему о делах, которые он, несмотря на всю свою моральную стойкость, старается уже забыть.

10 июля 1977 г.: Позвонил Джейк. Он в приподнятом настроении. Без всякого вступления заявил мне: "Как я и говорил тебе, кремация всегда внушает подозрение. Боб Куинн — новобрачный! В общем-то все знали, что у него есть другая семья, женщина с четырьмя детьми, и все — от сквайра Куинна. Он держал их в Эпплтоне, что находится примерно в ста милях отсюда к юго-западу. На прошлой неделе Куинн женился на этой женщине. Привез на ранчо новую жену и весь выводок, гордый собой, как петух. Хуанита перевернулась бы в гробу, если бы у нее был гроб". Ошеломленный быстротой, с какой он излагал новости, я задал глупый вопрос: "Сколько лет детям?" Он ответил: "Старшей — семнадцать, а младшей — десять. Все девочки. И скажу тебе — весь город кипит. Здесь вполне спокойно могут проглотить убийство, и даже несколько убийств не очень-то смутит этих людей, но когда их светлый рыцарь, этот прославленный герой войны появился здесь со своей бесстыжей потаскухой и ее четырьмя ублюдками — это оказалось слишком для пресвитерианской морали". Я сказал: "Мне жаль этих детей и эту женщину". Джейк в ответ изрек: "Я приберегу свои сожаления для Хуаниты. Если бы сохранилось тело, которое можно было бы эксгумировать, я уверен — судебный врач обнаружил бы в нем приличную дозу жидкого никотина". Я сказал, что сомневаюсь в этом. Вряд ли Куинн стал бы причинять зло Хуаните. Она была алкоголичкой, и он пытался ее спасти, он любил ее. Тогда Джейк тихо произнес: "И ты, конечно, считаешь, что он не имеет никакого отношения к несчастному случаю, происшедшему с Адди?" Я ответил ему, что Куинн собирался убить ее и в конце концов сделал бы это, но она утонула. Джейк сказал: "Ну конечно, избавила его от хлопот! О'кей. Объясни же случай с Клемом Андерсоном и с Бакстерами". Я признал: "Да, все это — дело рук Куинна. Он совершил эти преступления, ибо считает себя мессией, призванным выполнить свой долг". Джейк спросил: "Так почему же Куинн дал преспокойно смыться почтмейстеру?" — "В самом деле? — спросил я. — Думаю, что старика Джейгера еще ожидает встреча в Самарре. Куинн пересечет ему однажды дорогу. Он не успокоится, пока не сделает этого. Он ведь ненормальный, как ты знаешь". Перед тем как повесить трубку, Джейк язвительно спросил: "А ты нормальный?"

15 декабря 1977 г.: Увидел в витрине комиссионного магазина бумажник из черной крокодиловой кожи. Он был в прекрасном состоянии, и на нем стояли инициалы "Д.П.". Я купил его и послал Джейку в подарок к Рождеству, желая заключить с ним мир, поскольку наш последний разговор закончился размолвкой (рассердился он на меня, а не я на него).

22 декабря 1977 г.: Рождественская открытка от верной миссис Коннор: "Я работаю в цирке! Но, конечно, не акробаткой. Я — дежурный администратор. Это почище самой увлекательной игры. Наилучшие пожелания к Новому году".

17 января 1978 г.: Открытка от Джейка с четырьмя кое-как нацарапанными строчками. Лаконично, не слишком сердечно благодарит за бумажник. Я чувствителен к такого рода вещам и писать или звонить ему больше не буду.

20 декабря 1978 г.: Рождественская открытка от Мэрили Коннор только с ее подписью. От Джейка ничего нет.

12 сентября 1979 г.: На прошлой неделе в Нью-Йорке были проездом в Европу (их первое путешествие) Фред Уилсон с женой. Счастливы, как молодожены. Я пригласил их вместе пообедать. Разговор за столом свелся к взволнованному обсуждению предстоящей поездки, но, выбирая десерт, Фред сказал. "Я заметил, что ты ничего не говоришь о Джейке". Я изобразил удивление и между прочим обронил, что не получал ничего от Джейка уже более года. Проницательный Фред спросил меня: "Уж не поссорились ли вы с ним?" Я пожал плечами: "Ничего особенного между нами не произошло, просто мы не всегда одинаково воспринимаем одни и те же факты". Тогда Фред сказал: "У Джейка в последнее время плохо со здоровьем. Эмфизема. В конце этого месяца он уходит в отставку. Дело не мое, конечно, но думаю, было бы хорошо, если бы ты позвонил ему. Он сейчас очень нуждается в дружеской поддержке".

14 сентября 1979 г.: Я всегда останусь благодарен Фреду Уилсону за то, что он помог мне побороть гордость и позвонить Джейку. Мы говорили с ним сегодня утром так, будто общались накануне или за день до того. Никто бы не подумал, что наша дружба прерывалась на какое-то время. Он подтвердил, что уходит в отставку. "Осталось только шестнадцать дней!" Сказал, что собирается жить вместе с сыном в Орегоне. "Но перед этим думаю провести пару дней в мотеле "Прерия". В этом городе у меня кое-какие незаконченные делишки. Хочу выкрасть в суде несколько протоколов для собственного досье. Послушай-ка, а почему бы нам не съездить туда вдвоем? Повидались бы. Я мог бы встретить тебя в Денвере и подвезти до места на машине". Джейку не пришлось меня уговаривать; даже если бы он не пригласил меня, я бы сам предложил ему поехать вместе. Я часто представлял себе наяву или во сне, как снова приезжаю в этот грустный городок, мне хотелось еще раз увидеть Куинна, встретиться и поговорить с ним один на один.


Было второе октября.

В результате Джейк отказался поехать вместе, но одолжил свою машину, и после обеда я сразу же отправился из мотеля "Прерия", чтобы поспеть к назначенному часу на ранчо Б.К. Я вспомнил, как в первый раз проезжал по этим местам: полная луна, заснеженные поля, жестокий холод, коровы, жмущиеся друг к другу, стоящие небольшими группками, струйки пара от их теплого дыхания в ледяном воздухе. Сейчас в октябре пейзаж был прекрасен по-своему: щебенчатое шоссе напоминало темную полоску моря, разделяющую два золотистых континента. По обеим сторонам сверкала обожженная солнцем стерня скошенной пшеницы, переливающаяся под безоблачным небом всеми оттенками желтых красок. Быки горделиво расхаживали по пастбищам, а коровы — и среди них недавно отелившиеся, с молоденькими телятами — пощипывали траву, подремывая на ходу. У въезда на ранчо стояла девочка, опершись о доску, ту самую, на которой были изображены перекрещенные томагавки. Улыбаясь, она сделала мне знак, чтобы я остановился.

ДЕВОЧКА. Привет! Я Нэнси Куинн. Папа послал меня вам навстречу.

Т. К. Спасибо.

НЭНСИ КУИНН (открывая дверцу машины и забираясь в нее). Он ловит рыбу. Я покажу вам где.

(Это была веселая двенадцатилетняя девчонка, осыпанная веснушками с головы до ног, — сорванец со щербатыми зубами. Золотисто-каштановые волосы коротко острижены. На ней был старенький купальный костюм, одно колено перевязано грязным бинтом.)

Т. К. (указывая на повязку). Ушиблась?

НЭНСИ КУИНН. Не… это меня скинула лошадь.

Т. К Как скинула?

НЭНСИ КУИНН. Скинул Скверный Парень. Это такой противный жеребец. Оттого-то и прозвали его Скверным Парнем. Он сбрасывает с себя всех ребят здесь, на ранчо. Да и взрослых парней тоже. Ну, а я поспорила, что проеду на нем. И проехала. Около двух секунд, точно. А вы приезжали сюда раньше?

Т. К. Приезжал как-то много лет назад. Но это было ночью. Я помню деревянный мост…

НЭНСИ КУИНН. Он вон там.

(Мы проехали по мосту, и я наконец увидел Голубую реку. Но она промелькнула мгновенно, словно птица в полете, — ее скрывала сверкавшая осенними красками листва нависавших над водой деревьев, которые стояли голыми в первое мое посещение.)

Вы бывали когда-нибудь в Эпплтоне?

Т. К. Нет.

НЭНСИ КУИНН. Никогда не бывали? Как странно! Я еще не встречала никого, кто не видел бы Эпплтона.

Т.К. А там есть что-нибудь интересное?

НЭНСИ КУИНН. Да нет. Просто мы жили там. Но здесь мне нравится гораздо больше. Тут ты предоставлена самой себе и делай что, хочешь. Хочешь — лови рыбу, хочешь — стреляй койотов. Папа посулил, что будет выдавать мне по доллару за каждого убитого койота, но когда ему пришлось заплатить более двухсот долларов, он сократил плату до пятидесяти центов за штуку. Ну, да на что мне деньги? Я не похожа на своих сестричек. Те все время торчат перед зеркалом. У меня три сестры, но им здесь не очень-то нравится. Они не терпят лошадей, да и все остальное тоже. У них на уме одни мальчишки. Когда мы жили в Эпплтоне, папа приезжал редко. Примерно раз в неделю. Сестры красили губы, душились, и у них была пропасть дружков. Мама против этого не возражала. Она и сама-то вроде сестер. Страшно любит прихорашиваться. А уж папа строг, так строг. Не позволяет сестрам заводить дружков или красить губы. Как-то раз приехали навестить сестер старые приятели из Эпплтона, так отец встретил их на пороге с дробовиком в руках. Сказал: увидит еще раз здесь — размозжит им голову. Ну и удирали же отсюда эти парни! Девчонки проплакали себе все глаза. А я только посмеивалась в свое удовольствие. Видите ту развилку на дороге? Притормозите-ка там.

(Я остановил машину, и мы оба вышли. Она указала на идущую вниз, между деревьями, темную заросшую тропинку.)

Дальше идите по ней.

Т. К. (внезапно испуганный перспективой остаться в одиночестве). А ты не пойдешь со мной?

НЭНСИ КУИНН. Отец не любит, когда ему кто-нибудь мешает вести деловой разговор.

Т. К. Ну что же, еще раз спасибо за все.

НЭНСИ КУИНН. Не за что!


Она удалилась насвистывая.

В отдельных местах тропинка так заросла, что мне приходилось нагибать ветки, чтобы они не били мне в лицо. Вереск и колючки каких-то незнакомых растений цеплялись за брюки. На вершинах деревьев громко каркали вороны. Мне попался на глаза филин — было странно видеть его днем, он моргал глазами, но сидел неподвижно. В одном месте я чуть было не угодил ногой в осиное гнездо: старый полый пень кишмя кишел черными дикими осами. И повсюду до меня доносился шум реки — негромкое журчание медленно текущей воды. Вдруг на повороте тропинки я увидел реку и Куинна тоже.

На нем был резиновый костюм; высоко в руке он держал, словно дирижерскую палочку, гибкую удочку. Он стоял по пояс в воде, и его непокрытая голова была повернута ко мне в профиль. В волосах уже не было проседи — они все стали белыми, как та водяная пена, что кружилась вокруг его бедер: Мне вдруг захотелось повернуть назад и бежать прочь — так сильно эта сцена напомнила, мне тот день, когда так похожий на Куинна преподобный Билли-Джо Сноу ожидал моего приближения, стоя по пояс в воде. Я услышал свое имя — Куинн звал меня и, делая мне знаки рукой, брел по воде к берегу.

Мне припомнились молодые быки, гордо разгуливавшие по золотистым полям. Куинн в блестевшем от воды резиновом костюме удивительно напоминал их: он был так же полон жизненных сил, так же могуч и опасен, как и они. Если бы не седые волосы, он, казалось, ничуть не постарел, напротив, даже выглядел на несколько лет моложе — пятидесятилетний мужчина в расцвете сил. Он присел, улыбаясь, на скалу и пригласил меня занять место рядом. В руках у него было несколько форелей.

— Вроде бы мелковаты, но есть можно, вкусные.

Я упомянул о Нэнси. Он ухмыльнулся и сказал: "О да, Нэнси — милая девочка". Больше он ничего не прибавил. Не упомянул ни о смерти своей жены, ни о том, что женился снова, видимо считая, что все это и так известно.

Он сказал, что мой звонок удивил его.

— Почему же?

— Не знаю, но я был удивлен. Где вы остановились?

— В мотеле "Прерия". Где же еще?

Помолчав немного, он спросил почти робко:

— Джейк Пеппер с вами?

Я кивнул головой.

— Мне говорили, что он уходит из Бюро.

— Да, собирается перебраться в Орегон.

— Не думаю, что мне когда-нибудь придется снова свидеться с этим старым болваном. А жаль. Мы могли бы стать друзьями, если бы не его подозрения. Будь он проклят, он даже считает, что я утопил бедняжку Адди Мейсон! — Он засмеялся, но тут же нахмурился. — Я так думаю, что все это — рука Божья. — Он поднял руку, и казалось, что сквозь его растопыренньгe пальцы река вьется, как черная лента. — Дело Господне. Его воля.



Читать далее

Предисловие 29.05.15
I. МУЗЫКА ДЛЯ ХАМЕЛЕОНОВ 29.05.15
II. САМОДЕЛЬНЫЕ ГРОБИКИ 29.05.15
III. РАЗГОВОРНЫЕ ПОРТРЕТЫ 29.05.15
1 29.05.15
2 29.05.15
3 29.05.15
4 29.05.15
5 29.05.15
6 29.05.15
7 29.05.15
8 29.05.15
9 29.05.15
10 29.05.15
11 29.05.15
12 29.05.15
13 29.05.15
14 29.05.15
15 29.05.15
16 29.05.15
17 29.05.15
18 29.05.15
19 29.05.15
20 29.05.15
21 29.05.15
22 29.05.15
23 29.05.15
24 29.05.15
25 29.05.15
26 29.05.15
27 29.05.15
28 29.05.15
29 29.05.15
30 29.05.15
31 29.05.15
32 29.05.15
33 29.05.15
34 29.05.15
35 29.05.15
36 29.05.15
37 29.05.15
38 29.05.15
39 29.05.15
40 29.05.15
41 29.05.15
42 29.05.15
43 29.05.15
44 29.05.15
45 29.05.15
46 29.05.15
47 29.05.15
48 29.05.15
49 29.05.15
50 29.05.15
51 29.05.15
52 29.05.15
53 29.05.15
54 29.05.15
55 29.05.15
56 29.05.15
57 29.05.15
58 29.05.15
59 29.05.15
60 29.05.15
61 29.05.15
62 29.05.15
63 29.05.15
64 29.05.15
65 29.05.15
66 29.05.15
67 29.05.15
68 29.05.15
69 29.05.15
70 29.05.15
71 29.05.15
72 29.05.15
73 29.05.15
74 29.05.15
75 29.05.15
76 29.05.15
77 29.05.15
II. САМОДЕЛЬНЫЕ ГРОБИКИ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть