Онлайн чтение книги Мусульманские паломники
VI

Но кромѣ Мекки и Медины, этихъ, по преимуществу, мусульманскихъ паломническихъ мѣстъ магометанскаго міра, есть еще и другіе религіозные центры, притягивающіе массу паломниковъ. Эль-Будсъ (Іерусалимъ), который они уважаютъ, какъ мѣсто поклоненія Христу — «великому пророку»; Эль-Халиль (Хевронъ), гдѣ находятся гробницы патріарховъ Авраама, Исаака, Іакова, Іосифа и др., чрезвычайно уважаемыхъ мусульманами; и наконецъ, Эль-Масръ-Бахира (Каиръ) — гдѣ находится чуть не «сорокъ-сороковъ» мечетей (между ними мечеть Амру — одна изъ величайшихъ святынь ислама); вотъ тѣ центры поклоненія, куда стекаются богомольцы со всѣхъ концовъ магометанскаго міра. Не всѣ паломники однако носятъ почетное имя хаджей; для того, чтобы получить его и вмѣстѣ съ нимъ внѣшнее отличіе въ зеленомъ цвѣтѣ, надо непремѣнно пойти въ Аравію, въ святынямъ Геджаса, поклониться гробу Магометову. Хотя кораномъ и положено каждому мусульманину сходить, по крайней мѣрѣ, разъ въ жизни въ Мекку, но большинство, конечно, не исполняетъ этого предписанія, ссылаясь на всевозможныя препятствія; между ними, впрочемъ, есть и законныя, дозволенныя кораномъ, исключенія — бѣдность и болѣзнь; на женщинъ не распространяется вовсе предписаніе корана относительно посѣщенія Мекки, хотя и имъ не возбраняется поклоняться на мѣстѣ величайшимъ святынямъ ислама.

Желающіе отправиться въ далекое и трудное богомолье собираются въ извѣстные пункты, гдѣ и устраиваются настоящіе паломническіе караваны. Жители азіатскаго мусульманскаго міра — индусы, персы, малоазіатскіе турки, среднеазіатцы, собираются въ Дамаскѣ, тогда какъ мусульмане Африки, турки изъ европейской Турціи, албанцы и др. — въ Каирѣ. Хотя караваны нѣсколько разъ въ годъ выступаютъ изъ этихъ пунктовъ, но главный сезонъ хаджей — это конецъ мѣсяца «шеваля», когда караванъ, вышедшій изъ Каира или Дамаска, можетъ въ первыхъ числахъ мѣсяца «зельхаджи», въ самому празднику курбатъ-байраму быть въ Меккѣ.

Изъ Дамаска богомольцы идутъ на Мцерибъ, Балатъ-Эфтемъ, Балатъ-Церка, черезъ Петру и Моавію; другіе же, оставляя въ сторонѣ сирійскую и моавійскую пустыни, направляются черезъ Іерусалимъ, Хевронъ и Акабу, чтобы по дорогѣ помолиться въ Эль-Кудсѣ и въ Эль-Халилѣ. Путешествующіе тѣмъ или другимъ путемъ сходятся въ Акабѣ, черезъ которую проходитъ также и путь хаджей — дербъ-эль-хаджіаджъ, идущій отъ Каира и пересѣкающій весь Синайскій полуостровъ по прямой линіи отъ Суеца до Акаби. Только немногіе азіатскіе паломники и, по преимуществу, персіане и кавказцы, собираются въ Багдадѣ, и оттуда по Уади-Неджедъ, идущему поперегъ черезъ весь Аравійскій полуостровъ, спускаются въ Мединѣ. Изъ Каира — главнѣйшаго мѣста отправленія хаджей, эти послѣдніе могутъ пробраться въ Геджасъ двумя способами: сухопутьемъ черезъ всю Каменистую и Собственную Аравію, по пути хаджей, или изъ портовъ Египта по Красному морю до Джедды, откуда недалека и Мекка. Индусы тоже обыкновенно прямо моремъ, изъ Калькутты въ Джедду, совершаютъ свое паломничество; нѣкоторые, впрочемъ, предпочитаютъ высаживаться въ Оманѣ, откуда имъ приходится пробираться труднымъ путемъ поперегъ Аравійскаго полуострова, далеко не безопаснымъ.

Дербъ-эль-хаджіаджъ — путь хаджей, по преимуществу, идетъ изъ Каира на Суецъ, черезъ весь Синайскій полуостровъ на Нахель и Акабу, гдѣ сходятся всѣ караванные пути, отсюда идущіе въ югу по одному тракту хаджей. Этотъ послѣдній по Аравіи идетъ круто въ югу, придерживаясь ближе восточнаго берега Краснаго моря; пунктами, защищающими богомольцевъ на этомъ пути отъ насилій полудикихъ бедуинскихъ племенъ, служатъ на западномъ берегу Аравіи небольшія укрѣпленія съ египетскимъ, гарнизономъ, въ родѣ Мойлахъ, Муніахъ, Сомавъ, аль-Акра, эль-Хаура и т. п., въ которыя, впрочемъ, очень рѣдко заглядываютъ хаджи. На весь путь до Мекки богомольцы употребляютъ около пятидесяти дней, считая отъ Каира.

Въ настоящее время развитія пароходства на Чермномъ морѣ, сравнительно немногіе путешествуютъ по пустынѣ, придерживаясь описаннаго дербъ-эль-хаджіаджа; огромное же большинство отправляющихся изъ Каира предпочитаетъ морской путь трудному долгому и опасному пути по прежнему паломническому тракту. Этого рода богомольцы отправляются изъ Каира по желѣзной дорогѣ въ Суецъ, или Сіутъ, а оттуда черезъ пустыню въ нѣсколько переходовъ достигаютъ Коссейра — гавани на берегу Краснаго моря. Изъ Суеца же и Коссейра, на спеціальныхъ паломническихъ или обыкновенно содержащихъ правильные рейсы, пароходахъ отправляются въ Джедду — гавань Мекки. Пробираясь въ Коссейру, хаджи останавливаются въ Кеннехъ, въ которомъ, по словамъ одного путешественника, «для удовлетворенія земныхъ потребностей святыхъ хаджіаджъ имѣется множество шинковъ, кофеенъ и публичныхъ домовъ съ черными, коричневыми, желтыми и бѣлыми женщинами; эти красавицы въ огромномъ большинствѣ такъ безобразны и возбуждаютъ такое отвращеніе, что никакимъ образомъ не могутъ олицетворять собою небесныхъ гурій». Объ этихъ послѣднихъ пилигриммахъ и говорить нечего, тѣмъ болѣе, что я ихъ самъ не наблюдалъ. Я буду говорить только о тѣхъ паломникахъ, которыхъ я видѣлъ, съ которыми провелъ нѣкоторое время и сблизился настолько, насколько можно сблизиться гяуру съ правовѣрнымъ. Хаджи, описываемые мною, все-таки настоящіе хаджи; они составляютъ значительное меньшинство, и число ихъ ежегодно убываетъ, тогда какъ паломниковъ, идущихъ въ Мекку для прогулки или для виду, съ каждымъ годомъ прибываетъ столько, что на паломническихъ пароходахъ иногда не хватаетъ мѣста. Очевидно, что паломничество мусульманъ отживаетъ также свой вѣкъ. Золотая пора для него давно уже прошла; изъ паломничества вырабатывается прогулка и спекуляція, и изъ богомольца, или хаджи, выходить бездомный бродяга въ родѣ русскаго, знакомаго намъ типа странника, или нѣчто еще худшее.

Гдѣ бы ни собрались мусульманскіе паломники, но разъ они очутились въ одномъ городѣ, что обыкновенно дѣлается на дворѣ какой-нибудь мечети, они долго сговариваются и толкуютъ о предстоящемъ путешествіи. Первымъ дѣломъ, оно требуетъ не мало денежныхъ расходовъ, а потому финансовый вопросъ — одинъ изъ важнѣйшихъ. Сообразившись съ деньгами, паломники прежде всего избираютъ изъ своей среды или приглашаютъ человѣка опытнаго, бывалаго, часто посѣщавшаго Мекку и носящаго уже почетный титулъ хаджи съ его отличительнымъ зеленымъ цвѣтомъ. Обыкновенно это бываетъ шейхъ, которому всѣ паломники, по выборѣ его, уже безусловно подчиняются съ мусульманскою покорностью. Съ той поры всѣ частные крупные и мелкіе вопросы рѣшаются избраннымъ вожакомъ или главою каравана. Онъ даетъ совѣты, чѣмъ запастись на дорогу, какъ одѣться удобнѣе для путешествія, гдѣ взять верблюдовъ, такъ какъ большинство не имѣетъ своихъ собственныхъ. При наймѣ животныхъ и покупкѣ ихъ бываютъ еще большіе торги; верблюдохозяева наперерывъ предлагаютъ своихъ верблюдовъ. Нанявъ извѣстное число ихъ за нѣсколько піастровъ поденно и прихвативъ еще нѣсколько лишнихъ на случай несчастья, на что расходы падаютъ одинаково на всѣхъ членовъ каравана, выбираютъ еще шейха-эль-джемали — начальника погонщиковъ, и хабира — проводника или вожака, если глава экспедиціи самъ не берется вести хаджей, что бываетъ, впрочемъ, очень рѣдко, особенно, если выбираются бывалые шейхи.

Нанявъ верблюдовъ, начинаютъ снаряженіе и нагрузку. Кромѣ верблюдовъ верховыхъ хеджиновъ, которые везутъ богомольцевъ и ихъ небольшую поклажу, въ караванѣ еще имѣется нѣсколько вьючныхъ верблюдовъ-джемель, несущихъ на себѣ провизію и въ особенности воду. Верблюды-водоносы выбираются самые здоровые, такъ какъ ихъ ноша, особенно въ началѣ пути, чрезвычайно тяжела. Воду несутъ они въ особыхъ кожаныхъ мѣшкахъ, сдѣланныхъ изъ цѣлыхъ шкуръ различныхъ животныхъ; эти мѣшки носятъ различныя наименованія. Такъ, раихъ называются большіе мѣшки, сдѣланные изъ бычачьей шкуры, а кирба — самые маленькіе изъ козьей или овечьей; высушенная кожа пропитана, для прочности и непроницаемости для воды, особенною скверно пахучею смолою или дегтемъ, имѣющимъ проносное свойство, благодаря которой вода, правда, сохраняется долѣе, но за то скоро получаетъ ужасающій вкусъ и запахъ, скоро портится, загниваетъ и производитъ настоящіе желудочно-кишечные катарры, скоро, впрочемъ, проходящіе при употребленіи чистой води. Гораздо лучше раихъ и кирба, мѣшки зимземіэ, выдѣлываемые, какъ говорятъ, въ Іеменѣ; въ нихъ вода сохраняется относительно порядочною гораздо долѣе. Мнѣ самому, на опытѣ, пришлось испытать все преимущество этихъ мѣшковъ передъ раихъ. Недостатокъ матеріальныхъ средствъ не позволилъ мнѣ купить ни одного хорошаго зимземіэ, сдѣланнаго изъ прочной кожи съ ручкою и съ однимъ или двумя отверстіями для рта. Въ мѣшкахъ послѣдняго рода вода, особенно на вѣтру, даже немного охлаждается. Ничего хорошаго зато я не могу сказать про тѣ бурдюки, которыми пользовался я при переходѣ чрезъ пустыни. Наши хирбана другой день уже содержали горьковатую, начинавшую портиться, воду, тогда какъ въ зимземіэ вода была еще вкусна и во всякомъ случаѣ не отвратительна. Забота о снабженіи каравана водою — главная забота шейха или хабира.

Кромѣ воды — хлѣбъ, сыръ, оливки, финики, ячмень, дурра — вотъ и все, что берутъ изъ съѣстного съ собою паломники; дорогою мѣстами у полуосѣдлыхъ бедуиновъ они покупаютъ еще молоко, зелень и изрѣдка мясо. Окончивъ снаряженіе каравана, что часто продолжается цѣлыя недѣли, богомольцы, прихвативъ еще походные шатры и оружіе на всякій случай, наконецъ, выступаютъ въ путь. Передъ тѣмъ они долго молятся, постятся и просятъ благословенія на дальній путь у шейховъ уважаемыхъ мечетей. Такъ отправляются въ Мекку караваны небольшіе, путешествующіе въ разное время года, по мѣрѣ того, какъ соберется партія богомольцевъ.

Но такъ какъ чаще всего караваны собираются въ Каирѣ около конца мѣсяца шеваля, когда отправляется въ Мекку цѣлая религіозная процессія, то всѣ они собираются въ одинъ общій большой караванъ, надъ которымъ принимаетъ начальство эмиръ-эль-хаджи — начальникъ надъ паломниками. Абдъ-Алла три раза удостоивался чести предводительствовать хаджами. Такой огромный караванъ несетъ съ собою сокровище пророку, вслѣдствіе чего отправленіе его совершается съ большею торжественностью. Праздникъ перенесенія священнаго ковра въ Каирѣ — одинъ изъ торжественнѣйшихъ дней въ году, для котораго собираются сотни тысячъ паломниковъ со всѣхъ концовъ мусульманскаго міра; на этомъ праздникѣ обязательно присутствуютъ всѣ отправляющіеся въ путь богомольцы со всѣмъ своимъ скарбомъ, вполнѣ снарядившись въ дальній путь, потому что имъ, какъ членамъ религіознаго каравана, ввѣряются дары, отсылаемые въ Мекку ко гробу пророка.

При огромномъ стеченіи народа, масса духовенства всѣхъ разрядовъ и сектъ открываетъ шествіе. Тутъ можно видѣть всѣ степени іерархіи мусульманъ. Священники (фукера), назиры, улемы, имамы, шейхи, ватифы, моэззины, каины, даже амара (потомки пророка) и халифы (духовные князья, въ родѣ патріарховъ) идутъ въ великолѣпныхъ разноцвѣтныхъ одеждахъ и распѣваютъ священные гимны. За ними слѣдуютъ всевозможные святоши и юродивые — сантоны и уэли, оборванные, полусумасшедшіе, часто совершенно обнаженные, или едва прикрытые лохмотьями, а также дервиши всевозможныхъ братствъ, въ родѣ западныхъ монашескихъ орденовъ; всѣ они отличаются другъ отъ друга цвѣтомъ своихъ знаменъ, чалмъ и одеждъ. За духовенствомъ слѣдуютъ факиры — настоящіе изступленные фанатики; они поютъ, ревутъ, бѣснуются и истязаютъ себя; за ними заклинатели змѣй и представители всѣхъ сектъ ислама: Ханафи, Шарехъ, Мельхи и Гамбалэхъ. Плуты-дерввши и тутъ продѣлываютъ свои удивительныя штуки; они ѣдятъ стекло, огонь, горячіе угли, рѣжутъ себя, царапаютъ, бросаются подъ колесницу, какъ индѣйскіе факиры; другіе пляшутъ религіозный танецъ — сикръ, особенно пріятный Аллаху и его посланнику.

Вся эта разношерстная толпа предшествуетъ махмилю — деревянному ящику, гдѣ хранятся сокровища, посылаемыя султаномъ-повелителемъ правовѣрныхъ, тѣнью Аллаха на землѣ, ко гробу Магомета. Эти сокровища составляютъ два экземпляра корана, одежда изъ чернаго шелка, вышитая серебромъ и золотомъ для покрова святой Каабы, и другіе дары. Этотъ махмиль несется черезъ весь Каиръ на равнину Хаши на городъ къ озеру Бирветъ-эль-хаджъ. Тутъ это сокровище вручается эмиру-эль-хаджи, и отсюда уже паломники, принявъ дорогую ношу, отдѣляются отъ толпы и начинаютъ выступленіе, настоящее паломничество въ завѣтной Меккѣ.

Описывая пустыню, я уже вмѣстѣ съ тѣмъ описалъ часть тѣхъ трудностей, которыя предстоитъ перенести богомольцамъ, пробирающимся сухимъ путемъ черезъ пустыню, но это еще не все, потому что слишкомъ непредвидѣнны случайности въ пути. Только тотъ, кто самъ испыталъ всѣ трудности путешествія черезъ пустыни, тотъ согласится со мною, что великій и многотрудный подвигъ во имя религіи предпринимаютъ мусульманскіе паломники. Кромѣ затраты значительныхъ матеріальныхъ средствъ, голода, жажды, ужасающаго зноя, опасности во всѣхъ видахъ, бѣдный хаджа всегда еще можетъ ожидать нападенія со стороны полудикихъ арабовъ пустыни и страшныхъ насилій съ ихъ стороны. Какъ ни священно имя хаджи для правовѣрнаго, не мало все-таки ихъ на пути къ завѣтной Меккѣ или Масръ-ел-Бахиру прострѣлено пулями бедуиновъ, изрублено ятаганами такихъ же мусульманъ, проколото копьями единовѣрцевъ. Спросите вы любого паломника, и онъ вамъ разскажетъ скорбную повѣсть всего переиспытаннаго и пережитаго въ дорогѣ. Часто, часто приходится бѣдному богомольцу въ неисходной скорби и лишеніяхъ падать ницъ лицомъ въ пылающій песокъ и взывать въ небу;— и если пройдетъ чаша смерти или скорби сегодня, то впереди его ожидаетъ не мало. Не даромъ не возвращается добрая четверть, иногда и половина изъ каравана, отправившагося сухимъ путемъ ко гробу Магометову. Абдъ-Алла далъ въ этомъ отношеніи поучительныя цифры. Разъ онъ повелъ изъ Каира въ Мекву 110, и изъ нихъ привелъ 63; другой разъ отправился съ 88, и вернулся всего съ 34 паломниками. Этихъ примѣровъ, болѣе чѣмъ достаточно.

— Гдѣ же остальные? — спросилъ я стараго шейха.

— Они погибли. Иншаллахъ (такъ угодно Богу)! — отвѣчалъ сѣдовласый старецъ.

Если же не посчастливится каравану, и его гдѣ-нибудь застанетъ песчаный вихрь или самумъ, когда пустыня дѣлается адомъ, когда воздухъ навалится и пронижется огнемъ, когда столбы раскаленнаго песку пойдутъ кружиться и своею страшною силою сметать все на пути, когда солнце будетъ горѣть кровавымъ огнемъ — тогда нѣтъ спасенья каравану… Спасется только развѣ счастливецъ какимъ-нибудь чудеснымъ образомъ, и Абдъ-Алла былъ одинъ изъ такихъ — эль-хамддлидлахи!

Въ дорогѣ дни идутъ однообразно. Днемъ, во время жаровъ, караваны по большей части стоятъ, стараясь спрятаться гдѣ-нибудь подъ навѣсомъ скалы или пріютиться у колодца, по ночамъ же они пробираются черезъ самыя безводныя ужасныя мѣста, черезъ которыя днемъ они идти не рѣшаются. Пять ежедневныхъ молитвъ своихъ твердо помнятъ правовѣрные и въ пути, хотя омовеніе за недостаткомъ воды совершается иногда пескомъ. Этими фэтхами (молитвами) паломники раздѣляютъ день; онѣ же служатъ имъ и нравственною поддержкою во всѣхъ скорбяхъ и лишеніяхъ.

Такъ проходятъ хаджи цѣлыя сотни верстъ, терпя все, что только можетъ вытерпѣть человѣкъ… и все потому, что — схокхи-эль-расуль (его страстное ожиданіе — пророкъ). А не дойдетъ правовѣрный до завѣтной цѣли, погибнетъ онъ въ пустынѣ во славу пророка, то — Аллахъ-веримъ (Богъ милосердъ)! — Онъ поставитъ въ счетъ доброе дѣло, — и двери рая отворятся передъ нимъ, черноокія гуріи заключатъ его въ свои горячія объятія…

Исхудалые, истощенные долгою и трудною дорогою, едва передвигая ноги, доходятъ паломники до воротъ заповѣдной Мекки. Но и тутъ еще не конецъ лишеніямъ, а начало новымъ страданіямъ — не меньшимъ, если не большимъ. Въ пустынѣ по крайней мѣрѣ было широко, свободно дышалось полною грудью; чудныя звѣздныя ночи съ ихъ бальзамическою прохладою искупали дневныя страданія. Не то ожидаетъ хаджей за стѣнами священнаго города.

Когда достигнетъ паломникъ воротъ «благословеннаго трижды отъ вѣковъ» города, когда завѣтная цѣль его жизни, предначертанная пророкомъ, исполнилась, тогда онъ забываетъ все, что претерпѣлъ на пути. Сладкимъ, райскимъ для души странника кажется отдохновеніе въ сѣни священныхъ пальмъ, у ступеней священнаго источника, подъ сводами многовѣкового храма — колыбели ислама; паломникъ и не думаетъ о томъ, чѣмъ встрѣтитъ его Мекка. Правда, въ воротахъ ея усталыхъ хаджей встрѣтятъ имамы и улемы, всѣ въ зеленыхъ чалмахъ, знаменующихъ ихъ происхожденіе отъ святого сѣмени пророка; правда, они узрятъ уже издали священную Каабу; правда, ихъ палящіе уста освѣжатся водою изъ источника Магометова; правда, они станутъ теперь попирать прахъ, на который нѣкогда ступала нога ихъ великаго пророка, — но миръ душевный не дастъ покоя тѣлеснаго, не менѣе необходимаго послѣ труднаго пути.

Усердная молитва, кромѣ истощенія силъ, требуетъ еще и истощенія кошелька; а кошелекъ уже опустѣлъ сильно у паломника. Снаряженіе въ путь, страшные поборы и грабежи въ пустынѣ, сократили его уже на половину. Вотъ и тѣснится богомолецъ кое-какъ; не о тѣлѣ ему теперь надо заботиться, думаетъ онъ, а о душѣ онъ забываетъ, что только въ здоровомъ тѣлѣ — здоровая душа. Тѣло же не совсѣмъ здорово у большинства хаджей, когда они прибываютъ къ воротамъ священнаго города. Кромѣ страшнаго истощенія силъ, многіе изъ нихъ уже несутъ въ себѣ зачатки изнуряющихъ болѣзней или инфекціонныя начала лихорадочныхъ и болотныхъ формъ, полученныхъ еще дома или при прохожденіи черезъ страны, извѣстныя антигигіеничностью своихъ условій… А тутъ и размѣститься-то негдѣ какъ слѣдуетъ: многіе изъ богомольцевъ, говорилъ Букчіевъ, размѣщаются хуже скота на скотопригонныхъ дворахъ нашихъ прогонныхъ пунктовъ.

Не велика Мекка или Медина; тамъ и для туземцевъ мѣста едва хватаетъ, а при восточной чисто сказочной неряшливости, оба эти города, какъ и всѣ города на Востокѣ, залиты грязью, помоями и засыпаны отбросами. Представьте же себѣ, что сюда въ сезонное паломническое время прибываетъ по нѣскольку десятковъ тысячъ богомольцевъ со всѣхъ концовъ мусульманскаго міра. Понятно тогда, какъ должны сбиться тѣсно и кучно несчастные паломники въ узкихъ, загаженныхъ, заваленныхъ грязью уголкахъ. Тутъ на небольшомъ пространствѣ въ нѣсколько квадратныхъ аршинъ кучатся десятки пришельцевъ. Кто побогаче, тотъ еще помѣщается въ ханахъ — грязныхъ гостиницахъ, или, вѣрнѣе сказать, постоялыхъ дворахъ; остальные же въ огромномъ большинствѣ ютятся въ темныхъ арабскихъ лачугахъ, едва заслуживающихъ названіе человѣческаго жилища. Но все это еще аристократы въ сравненіи съ тѣми несчастными, которые доберутся до Мекки почти безъ піастра или рупіи въ карманѣ, когда тамъ уже гнѣздятся десятки тысячъ паломниковъ; тогда для этихъ нищихъ хаджей нѣтъ совершенно пріюта даже у гостепріимнѣйшихъ мусульманъ.

Сотни и тысячи новыхъ пришельцевъ этого истощеннаго люда за неимѣніемъ лучшаго крова, размѣщается просто на улицахъ, загрязненныхъ нечистотами, и питается гнилыми продуктами и даже тѣмъ, что валяется, оставшись послѣ трапезы другихъ бѣдняковъ. Что тогда бываетъ въ Меккѣ, по словамъ Букчіева, то даже себѣ трудно представить тому, кто не видалъ востока. Тогда нерѣдко можно видѣть, какъ на половину залитне помоями, въ грязи какъ свиньи, въ своихъ собственныхъ изверженіяхъ, въ лохмотьяхъ и нагишомъ валяются безъ всякаго призора сотни несчастныхъ заболѣвшихъ. Ужасные міазмы наполняютъ городъ постоянно, а во время паломническаго нашествія люди просто мрутъ подъ палящими лучами аравійскаго солнца, заѣдаемые паразитами, пропитанные міазмами, изуродованные страшными накожными болѣзнями, офтальміями, сифилисомъ, проказою, элефантіазисомъ, и валяются въ ужасающихъ мукахъ предсмертной агоніи. Трупы ихъ, разлагающіеся среди органическихъ отбросовъ всякаго рода, поражаютъ зловоніемъ даже привыкшихъ жителей Востока, и многіе бѣгутъ въ пустыни, чтобы не видѣть и не осязать всѣхъ этихъ ужасовъ. Можно безъ преувеличенія сказать, что въ это время всѣ обитатели Мекки болѣе или менѣе худосочны, ибо всѣ условія антигигіеничны въ высшей степени. Почва для развитія всѣхъ эпидемій уже подготовлена, и нуженъ только толчекъ къ перечисленнымъ этіологическимъ моментамъ, чтобы разразилась самая ужасная эпидемія. Дѣло не стоитъ и за этимъ. Пилигриммы изъ Египта приносятъ съ собою кровавый поносъ и тифы; паломники Индіи — холерную заразу, эндемичную на Деканскомъ полуостровѣ. Заразныя начала идутъ преимущественно съ караванами, губя по дорогѣ многихъ членовъ послѣднихъ и доходя до мѣстъ поклоненія. Всѣ эти заразы, какъ мнѣ говорилъ потомъ одинъ французскій врачъ, прожившій два года въ Джеддѣ съ паломниками, губятъ изъ нихъ около четверти или трети ежегодно; процентъ смертности такимъ образомъ ужасающій, тѣмъ болѣе, поразительный, что онъ, такъ сказать, хроническій. Изъ этого замѣчанія будутъ понятны мнѣ цифровыя данныя, которыя сообщилъ Абдъ-Алла относительно количества возвращающихся изъ Мекки богомольцевъ.

Вотъ тѣ причины, благодаря которымъ мусульманскіе паломники, достигнувъ своей завѣтной цѣли, мрутъ въ Меккѣ, не менѣе, если не болѣе, чѣмъ въ пустынѣ, и, мало того, уносятъ съ собою хроническія худосочія и разносятъ всевозможныя инфекціи по домамъ. Спасибо еще, что пустыня, черезъ которую многимъ хаджамъ приходится возвращаться, не только задерживаетъ и не даетъ распространяться, но даже еще убиваетъ заразныя начала. Исходнымъ пунктомъ многихъ инфекцій, зарождающихся въ Египтѣ и Малой Азіи, служитъ Мекка и Медина, а разносителями — хаджи.

Въ караванѣ Абдъ-Алли холера шла также изъ Мекки. Букчіевъ разсказывалъ, что въ ихъ караванѣ изъ 60 скоро по выходѣ изъ Мекки заболѣло 15; изъ нихъ десять уже умерло по дорогѣ; двое осталось на мѣстѣ, а трое заболѣло на-дняхъ, облачившись за неимѣніемъ другой одежды въ бурнусы умершихъ товарищей; этихъ-то послѣднихъ намъ и пришлось наблюдать. Съ караванами при небрежности и неряшливости мусульманъ пробираются всѣ эпидеміи на далекое разстояніе; такъ пробралась въ 1881 году въ Египетъ холера, которой суждено было зимою перепугать всю Европу. Смотря на страшное дѣйствіе яда ужасной эпидеміи недалеко отъ береговъ Краснаго моря, я уже думалъ и тогда, какъ легко пойти заразѣ въ страву благословеннаго Нила, а оттуда и далѣе. Къ сожалѣнію, мои опасенія сбылись… Но воротимся снова къ паломникамъ послѣ экскурсіи въ область зарожденія и разноса эпидемій.

Не красна жизнь богомольцевъ въ Меккѣ; но зато, чѣмъ болѣе распинается тѣло, тѣмъ болѣе духовнаго наслажденія представляетъ завѣтная Мекка для истаго мусульманина. Къ сожалѣнію, Абдъ-Алла и Букчіевъ были скупы на описаніе святилищъ ислама, и намъ придется о нихъ говорить урывками.

Кааба — величайшее святилище мусульманскаго міра — это небольшое четырехъугольное зданіе, около шестидесяти футовъ въ длину, пятидесяти въ ширину и восьмидесяти въ высоту. Выстроена она изъ крѣпкаго прочнаго камня, вытесаннаго огромными глыбами. Вершина зданія увѣнчана небольшимъ куполомъ, какимъ обыкновенно увѣнчиваются мечети. Ни золото, ни серебро, ни драгоцѣнные камни не украшаютъ этого святилища. Оно сдѣлано просто безъ всякихъ украшеній, потому что его строилъ праотецъ Измаилъ съ двумя помощниками, нисшедшими съ неба. Изъ огромныхъ дикихъ камней сложено ея основаніе; мѣстами Кааба только узорочена мозаикою; стѣны ея гладки, безъ всякихъ изваяній. Въ серединѣ этого таинственнаго храма, куда ведетъ нѣсколько ступеней, и куда впускаютъ сразу только извѣстное число богомольцевъ, есть небольшое отдѣленіе, гдѣ и помѣщается святая святыхъ мусульманскаго міра. Подробно описать это святилище мнѣ не захотѣлъ ни одинъ хаджа. Они разсказывали только, что они трепетали отъ священнаго ужаса, когда находились въ святилищѣ, потому что имъ казалось, что самъ Господь здѣсь присутствуетъ невидимо; «не до того намъ было, — говорилъ Букчіевъ, — чтобы разсматривать или запоминать; въ головѣ все кружилось, глаза были преисполнены слезами». Огромные персидскіе ковры, бархатныя и шелковыя покрывала, затканныя золотомъ и серебромъ скрываютъ входъ въ святая святыхъ, гдѣ хранится знаменитый черный камень, «принесенный съ неба архангеломъ Гавріиломъ въ даръ Магомету и служащій залогомъ между Богомъ и людьми, небомъ и землею». Тотъ камень не великъ, но «кто смотритъ на него, того душа исполняется величайшимъ миромъ и блаженствомъ, тѣло очищается ото всѣхъ грѣховъ, оно способно взлетѣть на воздухъ, потому что въ эти минуты становится чище и легче воздуха, нѣжнѣе дыханія вѣтерка; въ эти минуты человѣкъ приближается къ божеству, отражаетъ часть божества, преисполненный благодати пророка».

О гробѣ великаго Магомета ни одного слова не проронилъ мнѣ ни одинъ хаджа; даже Букчіевъ, сколько я ни просилъ его, отказался сообщить какія-нибудь свѣденія, отговариваясь тѣмъ, что это величайшая тайна, о которой даже не долженъ говорить правовѣрный; что видѣлъ хаджа, то онъ долженъ запечатлѣть только въ сердцѣ своемъ, не говоря даже о томъ единовѣрцу; и если выдастъ онъ завѣтную тайну, то ему угрожаетъ величайшее наказаніе, какое только можетъ быть примѣнено къ душѣ человѣка. Я не думалъ до тѣхъ поръ, что Букчіевъ, этотъ все-таки просвѣщенный, отшлифовавшійся около русскихъ купецъ, былъ такимъ истымъ мусульманиномъ. Быть можетъ, онъ также боялся тѣхъ сочленовъ каравана, которые, повидимому, были русскіе татары изъ Крыма или Казани, и почему-то усердно скрывали свое отечество, не отвѣчали ни на какіе мои вопросы, отговариваясь плохимъ знаніемъ арабскаго языка, о русскомъ же они говорили, что никогда его и не слыхали.

Такимъ образомъ, о гробѣ Магометовомъ я знаю только то, что тамъ клубится постоянно дымъ отъ ароматныхъ кадильницъ съ благовоніями счастливой Аравіи, и горитъ неугасаемый пламень золотыхъ лампадъ, освѣщающихъ «чудно блистающій гробъ великаго пророка, едва не восхищонный Аллахомъ на небо».

Храмъ Кааба стоитъ на огромномъ дворѣ, вымощенномъ великолѣпными плитами, напоминающими дворъ мечети Омара въ Іерусалимѣ. На этомъ дворѣ находится знаменитый источникъ пророка, ископанный, по преданію, самимъ Магометомъ, докончившимъ трудъ праотца Авраама на мѣстѣ, которое указалъ самъ Господь. Вода этого источника творитъ великія чудеса, и есть настоящая Виѳезда магометанъ; отъ употребленія воды священнаго фонтана «слѣпые прозрѣваютъ, глухіе начинаютъ слышать, хромые ходить; безногіе получаютъ возможность передвигаться и даже прокаженные очищаются». Интересно только одно, почему не исцѣляется тамъ множество изъ стекающихся туда страдальцевъ, пораженныхъ самыми ужасающими формами всевозможныхъ заразъ. У источника пророка, какъ и вообще во дворѣ Каабы, постоянно сидитъ огромное количество несчастныхъ паломниковъ, чающихъ, вѣроятно, не столько исцѣленія, сколько щедраго даянія со стороны богомольцевъ. Вахіатъ-ель-расуль (ради имени пророка)! просятъ эти несчастные, и рѣдко рука имущаго правовѣрнаго не подастъ хотя небольшой милостыни этимъ меньшимъ братьямъ своимъ, этимъ возлюбленнымъ пророка. Среди двора Каабы растутъ и тѣ священныя деревья, которыя, по одному сказанію, садилъ Магометъ, а по другому, — праотецъ Авраамъ. «Они должны быть вѣчнозелеными и юными, но грѣхи міра такъ велики, что Аллахъ отнялъ эту милость, чтобы правовѣрные видѣли всегда, что онъ не вполнѣ доволенъ ими». Листья, сучья и кора этихъ деревьевъ, кажется, кипарисовъ, считаются тоже одною изъ величайшихъ святынь и вмѣстѣ лучшимъ средствомъ отъ «айенъ-эль-хасидъ» — дурного глава; особенно дѣйствительно оно для прогнанія злого духа и колдовства.

Вокругъ Кааби выстроено множество небольшихъ домиковъ и мечетей, гдѣ помѣщаются гостинницы или подворья для паломниковъ, разумѣется, привилегированныхъ и преимущественно изъ духовнаго званія, а также публичныя школы — медрессе, гдѣ имамы обучаютъ мальчиковъ богословію, а вади и наибы (судьи и юристы) — законамъ, приготовляя изъ нихъ священнослужителей и канонниковъ. Тутъ же ютится огромное множество дервишей и факировъ, фанатизмъ которыхъ заставляетъ ихъ терзать часто свое тѣло до полусмерти, «во славу Бога и пророка»; благодаря этимъ-то фанатикамъ, невозможенъ и понынѣ доступъ иностранцамъ-гяурамъ не только въ Каабу, но даже и въ Мекку; всякія усилія нѣкоторыхъ путешественниковъ проникнуть въ этотъ центръ исламизма кончались всегда горькими неудачами: всѣ они были умерщвляемы толпою фанатиковъ, или едва избѣгали смерти. Какъ мальчики въ медрессе, такъ и дервиши, и факиры, содержатся на счетъ мечети.

Кромѣ дервишей, около Каабы гнѣздятся и другіе представители мусульманской іерархіи, въ родѣ имамовъ, улемовъ etc. Въ одномъ изъ выдающихся зданій, расположенныхъ около святилища, обитаютъ шерифы — подлинные потомки пророка, а рядомъ съ нимъ и самъ великій шерифъ-халифъ — папа мусульманскаго міра. Къ этому-то высочайшему духовному лицу являются паломники на поклоненіе. Его благословеніе считается равносильнымъ благословенію пророка; у него, какъ и у папы, правовѣрные цѣлуютъ зеленую туфлю. Духовенства въ Меккѣ такая масса, что оно составляетъ никакъ не меньше четвертой части населенія.

Достигнувъ воротъ священнаго города, богомольцы останавливаются, творятъ молитву, омовеніе и читаютъ одну или двѣ фэтхи изъ корана. Встрѣчающее ихъ съ молитвеннымъ пѣніемъ, духовенство требуетъ отъ пришельцевъ прежде всего исповѣданія вѣры. Завѣтный символъ — нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ пророкъ его — открываетъ двери Мекки. Войдя въ ворота священнаго города, богомольцы расходятся искать себѣ пристанища, при этомъ ихъ хабиръ, или глава каравана, знающій Мекку, какъ свои пять пальцевъ, оказываетъ несомнѣнную помощь при размѣщеніи каравана. Кромѣ того, около хаджей снуютъ особые люди, въ родѣ факторовъ, и дервиши, зазывающіе къ себѣ пилигримовъ, по своимъ угламъ, чтобы потомъ ободрать ихъ, какъ липку; хитрые бродяги знаютъ, что хаджа изъ Стамбула или изъ Каира не придетъ во гробу пророка съ пустымъ кошелькомъ.

На другой или третій день, однимъ словомъ, когда немного оправятся и отдохнутъ богомольцы, они начинаютъ недолгій, но строгій постъ, неустанно творятъ молитвы и омовенія, чтобы, по возможности, сдѣлать себя чистыми и достойными поклоненія святыни.

Въ назначенный день, подъ предводительствомъ своего главы, всѣ члены каравана собираются на дворъ Каабы, гдѣ имъ читаются громогласно имамами предварительныя наставленія и назиданія, располагающія ихъ душу къ великому созерцанію и «претворяющія сердце въ воскъ», какъ выразился Абдъ-Алла. Когда это чтеніе окончено, — правовѣрные снимаютъ свою обувь и поочередно, наклонивъ головы, съ замираніемъ сердца вступаютъ въ таинственный храмъ.

Затѣмъ двери великаго святилища закрываются, — и что происходитъ тамъ, извѣстно одному Аллаху да правовѣрнымъ, испытавшимъ эти «минуты райскаго блаженства». Какъ происходитъ моленіе передъ знаменитымъ Чернымъ Камнемъ, «котораго одинъ прахъ, снятый съ поверхности, можетъ сжигать дьявола»; какъ совершается поклоненіе гробу пророка, и что переиспытывается тамъ въ «сѣни божьей» въ душѣ истиннаго правовѣрнаго, — трудно сказать. По всей вѣроятности, истый мусульманинъ до того наэлектризовывается всѣмъ, совершающимся вокругъ его, что приходитъ въ экстазъ, ничего не видитъ, ничего не понимаетъ; его возбужденному до nec plus ultra уму и настроенной ко всему чудесному восточной фантазіи мерещатся дивные образы, чудныя представленія. Заунывное пѣніе молитвъ подъ сводами таинственнаго храма, одуряющія ароматомъ куренія, подавляющее величіе окружающей обстановки и, быть можетъ, какія-нибудь музыкальныя приспособленія, своею убаюкивающею мелодіею въ полумракѣ, озаренномъ только свѣтомъ золотыхъ лампадъ, мерцающихъ надъ гробомъ посланника божія, невольно могутъ привести душу паломника въ такому соверцательному настроенію, что ему представляется самъ пророкъ во всемъ своемъ небесномъ и земномъ величіи, какъ это утверждаютъ нѣкоторые полупомѣшанные сантоны и любимцы неба — уэли. «Съ тѣломъ, готовымъ залетѣть на небо, и сердцемъ чистымъ, какъ огонь, съ душою прозрачною, какъ воздухъ», выходитъ правовѣрный изъ великаго святилища. Теперь онъ дѣлается настоящимъ хаджею; теперь каждый изъ нихъ настроенъ такъ, что онъ можетъ стать факиромъ, броситься на смерть, потому что сердце его преисполнено созерцаніемъ величія пророка. Эль-хамди-Лиллахи! — восклицаетъ онъ, повергаясь на каменный помостъ, окружающій Каабу. Облобызавъ священный Черный Камень и прахъ гроба Магометова, счастливый паломникъ обходитъ другія мечети Мекки, вездѣ дѣлая посильные вклады, и творя молитвы.

Если пилигримъ прибылъ во-время въ Мекку, т. е. въ первыхъ числахъ зельхаджи, къ празднику курбатъ-байраму, то онъ долженъ совершить еще одинъ духовный подвигъ, послѣ котораго можетъ считать свое паломничество вполнѣ оконченнымъ. Подвигъ этотъ состоитъ въ посѣщеніи священной горы Арафатъ, въ нѣсколькихъ часахъ пути отъ Мекки. На этой горѣ, послушный велѣнію Бога, праотецъ Авраамъ приносилъ въ полночь великое, неслыханное жертвоприношеніе. Большою толпою идутъ туда пилигримы съ трубными звуками и пѣніемъ исповѣданія вѣры; впереди несутъ зеленое знамя пророка, гдѣ вышиты слова символа вѣры. Громкое пѣніе — ля-иллахи etc., потрясаетъ воздухъ, а десятки тысячъ, участвующихъ въ церемоніи, въ разноцвѣтныхъ одѣяніяхъ двигаются торжественно и медленно подъ звуки трубъ пѣнія священныхъ гимновъ. Интересно, что при восхожденіи на гору Арафатъ женщины должны находиться при своихъ мужьяхъ; одинокимъ совершенно воспрещенъ входъ на священную. Многія, поэтому, неимѣющія мужей, берутъ себѣ на это время номинальныхъ, временныхъ. Эти послѣдніе, впрочемъ, обыкновенно успѣваютъ воспользоваться даже однодневными правами, такъ что завѣтъ пророка женщинамъ восходить на гору Арафатъ вмѣстѣ съ своими мужьями исполняется буквально. Букчіевъ имѣлъ счастье быть однодневнымъ мужемъ хорошенькой полудикой арабки, съ которою у него были связаны всѣ воспоминанія о полночномъ восхожденіи на склоны горы Авраамовой.

Въ полночь на девятое число зельхаджи, вмѣсто обыкновенной ночной молитвы — айшехъ — читается особенная длинная молитва, слушать которую и собираются паломники, еще съ утра выступивъ изъ Мекки, и только послѣ захожденія солнца поднимаюся съ пѣніемъ молитвъ подъ сѣнью знамени пророка на гору Арафатъ. Все духовенство Мекки въ особенныхъ странныхъ одѣяніяхъ совершаетъ эту полночную молитву. Громкое торжественное чтеніе, восклицанія многотысячной толпы, облака ѳиміама, восходящія надъ этою горою отъ множества кажденій въ полночный часъ, когда такъ торжественно на небѣ к на землѣ и когда однѣ звѣзды смотрятъ на міръ — должно дѣйствовать потрясающимъ образомъ на душу зрителей.

— Та молитва, — говорилъ Абдъ-Алла, — торжественна какъ служеніе самихъ ангеловъ; ея звуки, кажется, родятся въ воздухѣ, а не исходятъ отъ земли. Валлахи (клянусь Богомъ)! — только на горѣ Арафатѣ въ ночь на курбатъ-байрамъ можно видѣть служеніе праведныхъ на седьмомъ небѣ передъ немерцающимъ ликомъ великаго Аллаха!

Промолившись всю ночь на священной горѣ Арафата, паломники подъ утро спускаются въ долину Муну, гдѣ совершается чудовищная и единственная въ мірѣ въ наше время гекатомба. Всякій богомолецъ старается сообразно толщинѣ своего кошелька принести и соразмѣрную жертву Богу. Кто побогаче, заваливаетъ верблюда или быка, кто бѣднѣе — козу, барана или козленка, даже простую дичь изъ пріятныхъ Богу, и закалываютъ животныхъ десятками. Говорятъ, что по самому умѣренному счисленію въ Меккѣ въ этотъ день закаливается и приносится въ жертву до сорока или сорока пяти тысячъ головъ рогатаго скота. Это чудовищное жертвоприношеніе начинается съ ранняго утра и кончается далеко послѣ заката солнца. Вся долина Муна тогда оглашается предсмертнымъ ревомъ закалываемыхъ животныхъ, пѣніемъ молитвъ, восклицаніями многотысячной толпы; весь воздухъ пропитанъ дымомъ куреній и дымомъ сожигаемыхъ жертвъ. Высоко къ небу поднимается этотъ дымъ огромныхъ жертвенныхъ костровъ, «благодаря которымъ, по словамъ Абдъ-Аллы, только и держится многогрѣшный міръ; давно уже люди разгнѣвали великаго Аллаха, и онъ хотѣлъ погубить весь міръ своимъ гнѣвомъ, но милосердный пророкъ (да будетъ во вѣкъ трижды благословенно имя Его!) указалъ Аллаху на дымъ жертвоприношеній, поднимавшійся съ долины Муны и просилъ помиловать міръ, хотя для правовѣрныхъ. Аллахъ-керямъ (Богъ милостивъ)! — прибавилъ старый шейхъ. Онъ увидѣлъ дымъ, поднимающійся отъ многихъ тысячъ жертвъ, и позналъ, что еще многіе на землѣ почитаютъ имя святое его на землѣ, и для нихъ пощадилъ міръ».

Когда совершено жертвоприношеніе и воскуренъ ѳиміамъ Богу на мѣстѣ святомъ, тогда каждый, побывавшій въ Каабѣ и на Арафатѣ, можетъ считать себя хаджею, а свой обѣтъ, данный передъ Богомъ, вполнѣ исполненнымъ. Долго потомъ прощается пилигримъ со священными мѣстами, но едва ли ему удастся поклониться гробу Магометову: онъ прощается съ этою величайшею святынею издали, припадая челомъ къ тому священному праху, на который нѣкогда ступала нога великаго пророка. Съ обновленною душею и чистымъ сердцемъ, какъ человѣкъ свершившій все, что могъ, собирается хаджа въ обратный путь. Его не страшатъ вовсе трудности обратнаго пути, потому что — аллахъ-керимъ — Богъ милостивъ; онъ донесетъ его до дому своею благостью, а если дни его сочтены (хаса-махтуль-минъ раантъ), то онъ, какъ избранникъ божій, слуга пророка, прямо попадетъ въ рай. Тѣмъ же порядкомъ, какъ и пришли, собираются въ обратный путь хаджи, хотя въ гораздо меньшемъ числѣ, чѣмъ вышли изъ Каира. Аллахъ оставилъ у себя многихъ изъ нихъ, какъ потрудившихся довольно на этомъ свѣтѣ!

Шерифъ Мекки, духовенство и масса народу провожаютъ караванъ хаджей. Пѣніе молитвъ и зурэ изъ корана, звуки трубъ и добрыя пожеланія напутствуютъ ихъ. Они же, позапасшись святыми талисманами въ родѣ воды изъ источника Магометова, праха съ гроба его, листочковъ священныхъ деревьевъ, кусочка крыши съ Каабы и т. п., съ свѣтлою надеждою идутъ въ обратный путь, громогласно благодаря Бога и пророка, давшихъ имъ свершить паломничество. Громкое «эльхамди лиллахи»! вырывающееся изъ ихъ многострадальной груди, несется къ небу и сливается съ трубными звуками провожающихъ и восклицаніями толпы. Долго еще раздаются въ пустынѣ благочестивыя напутствія, и громкое эвъ-аллахъ (съ Богомъ)! несется далеко во слѣдъ хаджамъ, уже зашедшимъ на окрестные холмы Мекки и вышедшимъ на раздолье пустыни, на тернистый путь всевозможныхъ лишеній. Старымъ, торнымъ путемъ они пойдутъ назадъ черезъ горы, дебри и пустыни, истощенные, исхудалые, худосочные, неся въ себѣ зародыши изнуряющихъ болѣзней, а смерть продолжаетъ вырывать новыя жертвы по дорогѣ, не смотря на то, что караванъ и безъ того порѣдѣлъ уже значительно въ сравненіи съ тѣмъ, какъ вышелъ изъ Дамасска или изъ Каира.

Такъ и прибредутъ они домой, откуда вышли нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. Мѣсяцъ саферъ — эпоха возвращенія каравановъ изъ Мекки; онъ потому и носитъ названіе — нислетъ-ель-хаджи — мѣсяцъ прибытія паломниковъ. Съ радостными, хотя и изможденными, лицами при звукахъ трубъ они вступаютъ въ Каиръ: толпы народа встрѣчаютъ ихъ съ восклицаніями — эсъ-саламъ-алейкумъ — (миръ вамъ)! Родственники и друзья бѣгутъ на встрѣчу каравана и ищутъ близкихъ своего сердца, и если Аллахъ сохранилъ ихъ жизни, они присоединяютъ свои благодарныя молитвы къ молитвословіямъ; если же не находятъ въ рядахъ «божьей рати» своихъ, они испускаютъ раздирательные вопли, смущающіе торжественныя минуты возвращенія хаджей. Тотъ, кто остался въ живыхъ, кто перенесъ во имя божіе и пророка всѣ нужды и лишенія, тотъ становится уже выше толпы; онъ получаетъ почетный титулъ хаджи и право носить зеленый цвѣтъ на чалмѣ: на него уже смотрятъ какъ на святого; онъ служитъ отнынѣ ходатаемъ между Богомъ и простыми людьми.

Вотъ почти все, что я узналъ о паломничествѣ мусульманъ и что слышалъ во время своего путешествія на Вокстокѣ отъ самихъ хаджей. Предметъ этотъ имѣетъ особенный интересъ для насъ русскихъ въ виду того, что изъ Россіи ежегодно цѣлыми сотнями ходятъ ваши магометане къ аравійскимъ святынямъ.