Онлайн чтение книги На берегах Ярыни
2

Чернобородый утопленник, носивший когда-то имя Петра Анкудиныча или просто Петры, а теперь известный больше под прозвищем "Тяни за ногу", очень боялся своего господина. Некогда Водяной, прикинувшись кумом из соседней деревни, завел его, пьяного, в тростники, где Петра попал на глубокое место и, с руганью на устах, утонул. С тех пор и распухшее тело его, и незамысловатая душа поступили в полное владение донного хозяина. Петра отнесся к этому как к должному и покорился судьбе.

Видя послушание чернобородого и рабскую готовность с его стороны угодить новому господину, Водяной отличал мужика от ему подобных утопленников и приказал жить возле самого омута — честь, которой собратья Петры, по несчастью, не удостоились. Все они расселены были верх и вниз по течению реки, и им строго запрещено было подходить близко к русалкам. Один лишь Анкудиныч пользовался этим преимуществом, так как омел тайное поручение от Водяного приглядывать за ними и доносить о каждом их вольном или невольном проступке.

Не смея ослушаться своего властелина, на следующую же ночь после получения приказа добыть бесенят "Тяни за ногу" отправился в путь. Почти беззвучно скользил он по затопленным водою местам, среди частых кустов, между высоких мшистых кочек и почерневших пней, направляясь к полузаросшему зеленью озеру, бывшему главным притоном лозовиков, перевертней, болотниц, бесов и прочей трясинной нечисти. Довольно близко подкрался он к зыбкой топи и, засевши в кустах, стал караулить, не подвернется ли какой-нибудь мелкий, безрогий еще, болотный бесенок. Переждав несколько времени, Петра был весьма удивлен, заслышав приятное, сладко зовущее пение.

"Тяни за ногу" вгляделся и был прямо поражен красотой увиденной им впервые болотницы.

Сидя на кочке, с опущенными в черную воду ногами (чтобы не видать было некрасивых не то лебединых, не то лягушечьих лап), распустив увенчанные белыми крупными цветами темные волосы, пела ближайшая к Анкудинычу трясинная красавица о том, как томится она одиночеством и ждет не дождется близкого ей существа, которому могла бы подарить весь пыл не дающей ей покоя любви… Утопленник так заслушался и засмотрелся, что забыл не только о бесенятах, но даже о Водянике и его приказании. "Тяни за ногу" слышал по временам хруст валежника и чмоканье чьих-то шагов по болоту, но даже не оглядывался В сторону этого шума, пока совсем близко около него не показался человек, вероятно охотник, заблудившийся в лесу. Человек этот осторожно, перепрыгивая с кочки на кочку и по временам останавливаясь, словно ему надо было подкрасться к токующему глухарю, неуклонно приближался к поющей болотнице. Вот он остановился у края ровной, словно бледно-зеленым ковром заросшей лужайки, на противоположном конце которой, посреди небольшого сравнительно пространства воды, сидела на мшистой кочке сладко поющая бесовка.

Она тоже заметила человека и стала петь еще слаще, призывно простирая навстречу пришельцу свои белые, округлые, словно из мела точеные руки.

После нескольких мгновений нерешительности человек вдруг рванулся вперед и побежал по колышущейся под ним моховой поверхности трясины. Но, еще не достигнув до воды, он неожиданно провалился и с головою ушел в предательскую пучину. Только несколько пузырей выскочило, клокоча, на черной поверхности образовавшейся дыры. Болотница, совсем по-русалочьи, всплеснула в ладоши и, прервав пение, с громким смехом поднялась во весь рост на кочку.

— Ишь как ее разобрало, — прошептал Чернобородый, глядя, как восторженно пляшет бесовка, перебирая своими уродливыми лапами.

Изо всех болотных дыр и щелей, из-под пней, куч хвороста и коряг появилось внезапно множество бесенят. Кривляясь и хохоча тоненьким, как писк мышей или скрипение старого дерева, смехом, кувыркались они и хлопали немилосердно в ладоши в честь удачливой прекрасной болотницы. А та, окинув окрестность торжествующим взором и, видимо, наслаждаясь своей победой, съежилась вдруг, подобно огромной белой лягушке, и, совсем как те, прыгнула головою вниз в колыхнувшуюся трясину…

Прятавшиеся во время ее пения бесенята теперь разбегались и развозились, прыгая с визгом и хохотом один через другого. Некоторые, посильнее, гонялись за более слабыми, царапали их и дергали за уши. Один из мелких и слабых бесенят, на беду свою, забежал укрыться в тот самый куст, за которым сидел Чернобородый. Утопленник мигом сгреб его своею огромною пухлой рукою, сжимая слегка шею, чтобы тот не пищал и не кусался.

Это был бледно-зеленого цвета, совсем молодой еще, с бугорками вместо рожек, бесенок, с мордочкой, похожей на кошачью, туловищем, напоминающем человечье, и задними лапками, как у лягушки. На передних лапках виднелись маленькие, не отросшие еще как следует "коготки".

Оглядев свою добычу, Анкудиныч осторожно поднялся на ноги и пустился в обратный путь. Ловить второго бесенка было неудобно и поздно.

Пройдя с версту, на одной из заросших по окраинам ольховыми кустами полян Чернобородый заслышал вдруг заунывный длительный свист и остановился. Ему показалось, что вершина одной из по ту сторону поляны стоящих елей как-то странно заколыхалась. Немного спустя дерево, принимая постепенно вид Лешего и уменьшаясь по пути в росте, двинулось по направлению к застывшему в испуге Чернобородому… Еще миг, и ставший ростом с молодую березку, раза в два, однако, с половиною выше утопленника, Леший был уже перед ним, остроголовый, взъерошенный, поросший похожею на древесный мох шерстью и, видимо, очень сердитый.

— Ты что здесь делаешь? Зачем в мой лес притащился, падаль проклятая?! — гневно заскрипел лесной хозяин, по прозванию Зеленый Козел (он был так прозван за форму своей бороды и цвет шерсти), замахиваясь на пришельца тяжелого суковатою дубиной.

Чувствуя себя в положении, напоминающем былые времена, когда объездчик или сам лесничий заставали его в казенном лесу с санями нарубленных дров, "Тяни за ногу" счел нужным упасть на колени.

— Помилуй, отпусти! Не по своей воле сюда зашел… Наше дело холопское!

— От кого? — последовал грозный вопрос.

— Водяник послал. Мы — народ подневольный. Посылают — значит, иди!

— А это что? — указывая на полузадушенного, слабо шевелящегося бесенка, спросил Лесовик.

— Велел, значит, пымать и предоставить.

— Хорош у тебя хозяин! Своей погани, что ли, у него мало, что чужую воровать посылает?.. Сколько раз я ему наказывал, чтобы он не смел своим бесовским гнильем лес мой загаживать! Говорил, что не потерплю! — гневно кричал Зеленый Козел.

Он вырвал затем из рук Чернобородого бесенка и, держа последнего за задние лапки, сильно ударил головою о пень, так что тот даже не пискнул…

— А теперь у меня с тобой расчет будет, — снова вскричал лесной хозяин, занося над его головою свою страшную дубину.

— Не бей, я тебе услужу! То ись вместо родного отца почитать буду! — обнимая жесткие шершавые ноги Лесовика, жалобно взывал Чернобородый.

— Ты-то отслужишь?! Мразь этакая! Какая от тебя польза?! Только воздух портишь! Зараза проклятая!

— Любую тебе русалку предоставлю. Я их у Водяного караулю. Подведу всем гуртом. Знай, выбирай только! — соблазнял Лешего, в страхе и трепете, "Тяни за ногу".

Зеленый Козел призадумался. Он был неравнодушен к красоте обитательниц реки и не раз, притаясь в прибрежных кустах, любовался на их игры.

Раз как-то заметил его там Чернобородый и теперь воспользовался этим обстоятельством, чтобы соблазнить и смягчить разбушевавшегося Лесовика.

— А не надуешь? — задумчиво, после некоторого молчания спросил Лесовик.

— Провалиться мне в пекло, если обману!

— Оно, положим, там тебе самое подходящее место… Ну, да я тебя на этот раз помилую, так и быть… Только ты, смотри, русалок ко мне подведи.

— Падно. Вот они пойдут на Иванову ночь травы в лес собирать, я им и скажу, что у тебя в бору на поляне папоротник цветёт. Они туда и побегут…

— Эк сказал! На Иванову ночь у меня и с живыми девками хлопот не оберешься… Ну, да ничего; так и быть. Смотри же, не обмани, а не то я тебя всюду найду! — угрожающе закончил Леший и, мрачно посмотрев свысока на утопленника, зашагал к чаще строевого хвойного леса, по мере приближения к нему делаясь длиннее и выше.

Как только он скрылся из виду, Чернобородый вскочил поспешно на ноги, схватил за лапки убитого бесенка и опрометью, не разбирая дороги, кинулся бежать по направлению к Ярыни…

Луна уже зашла. От реки подымался туман, в котором мелькали иногда при свете одна за другой гаснущих звезд воздушные очертания русалок. Близок был утренний час.

"Тяни за ногу" облегченно вздохнул, погружаясь в прохладную темную воду.

Он уже твердо решил обещания, данного Лешему, не исполнять.

— С этими лягушатами сражался ты, когда был богом на небе? — спросил Водяник дубового идола, показывая ему убитого болотного бесенка.

Идол молчал, как бы вглядываясь неподвижными глазами своими в бледно-зеленоватый трупик с беспомощно раскинутыми лапками. Он долго и задумчиво смотрел на убитого, но на этот раз ничего не сказал Водяному..

Бесенка выбросили в камыши, где его вскоре нашли ребятишки. В селе, куда они его притащили, стали говорить, что это приплод преждевременно появившейся на свет от одной из местных колдуний Аниски, которая путалась, по слухам, с нечистого силой. Но Аниске удалось как-то отстоять свою невинность, отведя подозрения на свою соперницу Степку…

Труп бесенка успел, однако, пробудить кое-какие воспоминания в идоле. Несколько дней спустя, во время грозы, когда хозяин омута лежал рядом с ним на илистом дне, прислушиваясь к отдаленному грохоту грома, дубовый бог беззвучно прошептал своему соседу:

— Вспоминаю, как сыновья запрягали мне колесницу и я выезжал на ней поражать огненно-синими стрелами моих исконных врагов, не тех лягушат, что ты мне намедни показывал, а туманных, серых и мглисто-черных, вертящихся с кривляньем в пыльных столбах по дорогам, бегающих по человеческим кровлям, в ядовитых парах возникающих из болот. Они боялись меня и, приняв вид больших темных клубков, катились, спасаясь, по полям и тропинкам, прятались в звериные норы, но всюду находили их неотвратимые мои стрелы…

— Какие стрелы? — спросил Водяной.

— Те, что так ярко освещают ночью все твое дно, небесные огни, после вспышки которых слышен тяжкий грохот и гул, заставляющий тебя меняться в лице.

— Заврался, старик! Я никогда ничего не боюсь. Кто-то другой производит этот шум, — сказал Водяник. — Как я себя помню, ты ни разу не пошевельнулся с тех пор, как тебя принесло сюда одним из весенних напоров воды.

— Пусть так. Но я все-таки был когда-то богом, — упорно шептал идол. — Боги свергают и заменяют друг друга. И я когда-то согнал с небесного трона того, кто там сидел раньше меня. Но я был великодушен и оставил побежденному власть над всем покрытым шерстью скотом. Свергнув противника, я не преследовал его и не лишал радостей жизни и света…

— Как его звали? — перебил Водяник, забывая, что только что выразил недоверие собеседнику.

— Волосом… Живя в лесах и полях со зверьми и скотом, он и сам оброс шерстью, как зверь. Гордый сознанием силы моей, я не возбранял поклоняться ему охотникам и пастухам. Мне молились и служили лучшие люди. К ногам моим повергали взятое в бранях золото, курили предо мной вынутым с морского дна янтарем (это была добровольная дань Морского царя) и закалали обреченных жребием отроков… Ты не можешь себе представить, как приятен запах человеческой крови, — блаженно вздохнув, прошептал истукан.

— Ты много раз уже говорил мне все это, — отвечал, недовольно зевнув, Водяник.

В душе он завидовал, слушая эти рассказы. Никогда повелителю Ярыни не приходилось вдыхать испарения горячей, злой, из человеческого тела выбегающей крови. Он знал ее только на вкус, да и то в очень разбавленном речного влагою виде…

Водяной был, кроме того, немного тщеславен, и ему неприятно было, что неизвестно откуда взявшийся дубовый обрубок смеет как будто считать себя знатнее хозяина такой многоводной реки, как Ярынь.