Онлайн чтение книги Над Москвою небо чистое
Глава пятая

Четыре тупоносых истребителя И-16 озверело рубили винтами прохладный сентябрьский воздух. Тонко высвистывали моторы однообразную песню, сливаясь в один мощный голос. Стартовали самолеты рано, когда едва рассвело и на востоке, за гребенкой леса, только-только обозначилась алая полоска зари. В этом и заключался замысел Султан-хана, разработавшего тактический план штурмовки вражеского аэродрома. Накануне полета он, водя пальцем по сгибу карты, горячо доказывал сдержанному начальнику штаба Петельникову:

– Немец педант. Мы уже на собственном горбу это проверили. В шесть ноль-ноль у них подъем и завтрак, потом они начинают много-много больших и малых неприятностей нам делать. Но без четверти шесть мои джигиты застигнут их врасплох. Я еще раз повторяю: немецкий летчик от своих правил не отступает. Завтра Султан-хан с вашего разрешения этим и воспользуется.

– Убедили, – согласился Петельников, умевший быстро оценивать обстановку.

…Сейчас самолеты шли клином. Несколько вырвавшись, летел впереди на своей «единице» Султан-хан; слева от него вел истребитель лейтенант Барыбин, веселый курчавый парень с раздвоенной от осколочного ранения губой; справа сквозь плексиглас козырька обозревал горизонт мрачноватыми, словно остановившимися, зелеными глазами старший лейтенант Красильников; и, наконец, замыкающим в группе шел Алеша Стрельцов. Мотор его латаной машины работал бесперебойно, и стрелки на доске приборов подтверждали, что поношенный организм машины способен провести в воздухе еще немало часов.

Шли на бреющем почти над самой землей. Алеша любил такой полет: в нем особенно полно ощущаешь скорость и свою власть над машиной. Сейчас он косил глазами влево на хвост соседнего самолета, потом переводил взгляд вперед. Этот настороженный взгляд так и ощупывал землю: нет ли на маршруте опасного по высоте препятствия? Кто его знает, может ведь внезапно появиться высокая колокольня или какая-нибудь неожиданная горушка. Их четверка то взмывала над замаячившими впереди холмами, то припадала снова к земле, если под крылом была равнина.

В девяносто пятом истребительном полку, длительное время выполнявшем разведывательные задания, в отличие от других полков фронта на многих машинах уже были радиостанции. На Алешину машину почти перед самым вылетом тоже установили радиостанцию, но без передатчика. Передавать Алеша ничего не мог, зато каждую команду Султан-хана слышал сквозь треск эфира довольно сносно. Его растрогало, что в этом трудном даже для опытных летчиков полете капитан успел справиться чуть насмешливо, ласково и о нем:

– Ну как, самый маленький? Качни крыльями, если не устал.

И Алеша, выполняя команду, два раза с крыла на крыло наклонил свой «ишачок», давая понять: нет, не устал.

Давно уже растаяли в утренней дымке взбежавшие на холм позолоченные купола городских церквей.

Алешу удивило, что, насмешливый и вспыльчивый на земле, Султан-хан в полете становился добрее и спокойнее.

– Самый маленький! – вновь окликнул он Алешу. – Не рви сильно ручку. Подходим к линии фронта. Зенитки ударят – не шарахаться. Внима-а-ние!

Алеша увидел под левой плоскостью своего истребителя шоссе, косо перечеркнувшее лес. Вблизи города оно было оживленным, забитым движущимися на фронт и в тыл автомашинами и повозками. Сейчас его необычная пустынность неприятно царапнула по сердцу. В редких лесочках по склонам балок, прикрытые маскировочными сетями, стояли артиллерийские орудия. На такой большой скорости Алеша их, может, и не рассмотрел бы, но суетившиеся на огневых позициях солдаты махали им пилотками. «Счастливого пути желают», – улыбнулся Алеша, и от этого ему стало и спокойнее и теплее.

Еще через две минуты, не более, он увидел на крутом откосе всю в желтых осыпях зигзагообразную траншею, и больше ничего. «А где же передовая, где войска?» – спросил он себя тревожно.

Скользнула под крылом узкая белобрысая речушка в зарослях ивняка, и Султан-хан прокричал:

– Прошли линию фронта! Не зевай!

Истребитель уносил Алешу все вперед и вперед, земля под крыльями казалась необжитой, словно вымершей. «Пугает, – подумал Алеша про Султан-хана, – какой же тут фронт!»

И вдруг из лесочка, что был впереди, дружно ударили дробные очереди спаренных крупнокалиберных пулеметов. Алеша глянул влево: оттуда тоже, как ему показалось – прямо в него, с гулким эхом палили зенитки. Это короткое, никогда не забываемое «пах, пах» он отчетливо расслышал даже за ревом моторов – до того оно было сильным, одновременно вырывающееся из многих стволов.

– Берем ниже! – приказал Султан-хан, и вся четверка припала к острым верхушкам елей. Теперь снаряды зениток рвались над кабинами. Султан-хан увел за собой группу вправо, и вспышки зениток остались позади. Прекрасно изучив оборону противника, он вел сейчас свою четверку по изломанным отрезкам маршрута, совсем не так, как это предусматривал предварительно составленный на земле расчет, над которым трудились и Петельников, и комиссар, да и сам Султан-хан. Он вел «ишачков», постоянно заметая следы, обходя дороги и населенные пункты. Когда Алеша успел взглянуть на картушку компаса, то увидел, что летит не на запад, а на восток. «Что такое? – удивился он. – Или капитан сбился с маршрута, или ему отдали приказание возвращаться, отменили задание? А может, это и вообще тренировка, о которой меня не предупредили?»

Впереди на горизонте всплыл медный окаемок солнца, легкими парусами скользнули робкие перистые облачка. А земля, такая путаная и неясная оттого, что она была совсем близко под крылом, все продолжала мчаться и мчаться навстречу. И Алешу уже клонило в сон от этого непрерывного, мелькания предметов, сливающихся в единый пестрый покров, от монотонного гудения моторов. «Где мы? Почему идем на восток?» – думал он, взглядывая на отсчет компаса.

Внезапно Алеша увидел впереди узкую строчку железнодорожного одноколейного пути, будочку обходчика, и голос Султан-хана, злой и веселый, раздался в ушах:

– Впереди цель. Атакуем. Все за мной, джигиты!

Самолет капитана стремительно взмыл вверх, делая крутую горку. Барыбин и Красильников, как привязанные, скопировали каждое его движение и одновременно с ним выскочили на высоту в пятьсот метров. Алеша замешкался и приотстал. Поднявшись, словно на гребень, на эту высоту, он успел все же оглядеться. Он увидел впереди себя ровную, хорошо утрамбованную поляну и в центре ее широкую бетонированную полосу. Вдоль рулежных дорожек, распластав белые крылья, стояли большие двухмоторные самолеты. С высоты казалось, что они влипли в землю. Чернели безмолвно винты. Возле самолетов виднелись горы красных и белых ящиков с бомбами.

От первых трех истребителей, летевших левее, отделились «эрэсы», выплюнув желтые пучки огня. «Надо и мне», – сверкнуло в сознании Алеши. Впереди по аэродрому мчалась грузовая автомашина, забитая людьми. Алеша вдруг всем своим существом ощутил, что его правый «эрэс» угодит в нее или по крайней мере разорвется очень близко, и нисколько не удивился, что это случилось именно так. Столб огня и дыма окутал машину, и, перевернутая набок, она еще некоторое время ползла по летному полю. Куда угодил левый снаряд, Стрельцов не заметил, но, когда он, чтобы не врезаться в набегавшую землю, резко выхватил ручку управления и заставил свой «ишачок» снова набирать высоту, а потом опять зашел по центру аэродрома, он увидел, как буйное пламя пожирало останки грузовика.

Хлыстом ожег его голос Султан-хана:

– Осторожнее, оглашенный! Пристройся!

Три машины, успев второй раз прочесать аэродром, ложились на обратный курс. Если бы Алеша, не атакуя цели, последовал за ними, он бы неминуемо их догнал и пристроился. Но он сгоряча спикировал на центр аэродрома еще раз, спикировал неудачно, потому что опоздал с открытием огня, и еле-еле вывел свою машину в горизонтальное положение. Белая полоса бетонки была под самым хвостом истребителя, когда он, задрав широкий капот, устремился вверх.

Машина уносила Алешу от аэродрома на большой высоте. Сзади ударили зенитки. Алеша посмотрел на пузырек компаса и вздрогнул. Он шел курсом на запад. Когда он развернулся на восток, ни справа, ни слева не было ни одного самолета.

«Где же капитан? Где Барыбин, Красильников?» – подумал Алеша. Ему стало жутко оттого, что он теперь совершенно один над землей, занятой врагом, где из каждого лесочка на него могут обрушиться зенитки.

Неожиданно Алеша вспомнил, как однажды в столовой добродушный огромный Боркун, прихлебывая горячий чай, поучал его и Колю Воронова:

– Здесь, ребятки, у нас фронт, а не университет. Всего рассказать вам не успеешь. Поэтому каждое слово у нас, стариков, ловите! Вот, например, заблудился ты над вражеской территорией. Что будешь делать? Первое дело – бери курс девяносто на восток и гони – всегда к линии фронта выйдешь. А там любой советский аэродром пригреет.

В кабине было душно. От разогревшегося мотора пахло бензиновыми парами. Стрельцов установил курс девяносто градусов и сразу почувствовал облегчение.

Вдруг правее, выше себя он увидел растянувшуюся в полете девятку боевых машин. Самолеты шли на юго-восток. Над фюзеляжами горбились кабины. Очертания самолетов показались ему странно знакомыми. «Батеньки! – обрадованно подумал он. – Да ведь это же «илы»! Пристроюсь, они и доведут меня поближе. Они же севернее города сидят, а наш полк южнее. От города сразу свой аэродром найду, лишь бы колокольни увидеть».

Разглядывать перемещающийся в воздухе косяк самолетов не было времени. Все свое внимание Алеша сосредоточил на пилотировании и на приборной доске. Он прибавил газ и нагонял девятку. Ощущая сильную усталость, он иногда взглядывал на идущие впереди самолеты, но их силуэты двоились в глазах, поблескивая на солнце стеклом кабин.

Не приближаясь к ведущему (чего доброго, этим ведущим окажется какой-нибудь командир полка, майор, а то и подполковник), Алеша взял положенный интервал, уменьшил скорость и полетел в хвосте.

Усталость сделала его движения вялыми и неточными. Опасаясь столкновения, он беспрерывно следил за высотой и скоростью. Девятка стала набирать высоту, Стрельцов последовал за ней. Когда самолеты снова выровнялись, на высотомере было около двух тысяч метров. Алеша, оторвавшись от доски приборов, глянул на хвост впереди идущего самолета, и его прошиб холодный пот. На сером жестком киле он отчетливо разглядел черную фашистскую свастику. В ту же секунду Алеша перенес взгляд чуть повыше и увидел, что у всех остальных самолетов из-под брюха торчат колеса.

Теперь даже для него, неопытного, необстрелянного, позорно оторвавшегося от своей группы в первом боевом полете, все стало ясно. Он пристроился к группе летевших без прикрытия одномоторных бомбардировщиков-штурмовиков Ю-87, тех, что именовались «лаптежниками» за свои неубирающиеся шасси и «музыкантами» за то, что с воем со страшного переворота довольно точно бомбили наши мосты, переправы, железнодорожные узлы. Все это произошло в какие-то три-четыре минуты. «Почему же они меня не обстреляли? – удивился Алексей, и ответ на этот раз пришел быстро: – Ясное дело, надеются, что наши зенитки не откроют огня, если в хвосте идет советский самолет. За моими красными звездами хотят спрятаться! Небось зенитчики ждут, что этот самолет вот-вот атакует «лаптежников». А я? Ну погодите же!» – Алеша нехорошо выругался и вдруг понял, что в его положении потерявшего группу, опозорившегося в первом же полете новичка единственное средство восстановить репутацию – сбить хотя бы один из этих тихоходных самолетов.

Он отдал от себя ручку, и его «ишачок» выпрямился на одной высоте с последним, замыкающим всю девятку «юнкерсом». Горбатая кабина щерилась на него черным стволом пулемета. Стрельцов изо всех сил нажал на гашетку. Его машина встрепенулась от дробного грохота пушек, трасса сверкнула впереди и оборвалась. Алеша смотрел и ждал. «Почему же не берут проклятого фашиста мои снаряды?»

«Юнкерс» шел и шел. Алеша еще раз нажал на гашетку и удивился, что новая его трасса рассекла чистое небо. «Где же самолет?» – встревожился он. Когда движением ручки управления Стрельцов слегка наклонил истребитель, он увидел сквозь козырек кабины, что атакованный им «юнкерс» кособоко повалился на крыло и сделал какой-то немыслимый виток.

– Уходишь, гад! – с озлоблением выкрикнул Алеша.

Но пилотская кабина на «юнкерсе» внезапно подернулась дымом, и самолет, не выходя из крена, стал рушиться вниз.

Алеша заметил, как ведущий «юнкерсов», а следом за ним два ведомых отвалили от группы и, сделав полукруг, заходят на него для атаки. «Ерунда! У вас максимальная скорость двести восемьдесят», – подумал Алеша. Он дал сильный газ и скользнул вперед и в сторону, изменив прежний маршрут.

Дымка расступилась, и чудесный осенний день засиял над землей. Справа на горизонте блеснули позолотой верхушки церквей. Алеша рванулся к ним напрямую, твердо зная, что едва он успеет подлететь к высокому холму, густо усеянному светлыми городскими домиками, как сразу же увидит ровный ряд самолетных стоянок, знакомую рощицу и красный столб с деревянным пропеллером над могилой майора Хатнянского.

Обессиленный событиями последних минут, духотой пилотской кабины и страшным напряжением, Алеша с остатками горючего подводил свою машину к земле.

Он совершил посадку всего на одиннадцать минут позже расчетного времени, а на стоянке уже ждала его – на всякий случай – санитарная машина, и рыжая, с тонкими косами медсестра Лида смотрела с опаской на кабину. Но когда увидела, что Алеша поднялся во весь рост и, отстегнув парашютные лямки, живой, невредимый спрыгнул на землю, она стала безучастно разворачивать конфету, добытую из кармана белого халатика. К Алеше подошел высокий механик Левчуков:

– Как матчасть, товарищ лейтенант?

– В порядке, – буркнул Стрельцов и испытующе посмотрел ему в глаза: издевается небось, летчики уже успели осмеять, дошла очередь и до механиков. Нет, Левчуков смотрел на него серьезно, с уважением.

– Значит, можно поздравить с боевым крещением.

– Подожди поздравлять, сперва будем стружку снимать! – раздался гортанный насмешливый голос.

Алеша не заметил, как подошел к нему горец своей мягкой, кошачьей походкой.

– Идем на КП, блудный сын. Комиссар зовет.

– А зачем? – испуганно вырвалось у Алеши.

– Как «зачем»? – весело воскликнул капитан, словно только и дожидался этого вопроса. – Ругать будет. Не лавровый же венок на тебя вешать!

Стрельцов молча и хмуро шагал на командный пункт. На пути подбежал к нему Воронов, крепко сжал руку:

– Молодчина, Алексей. Раз живой вернулся – все приложится. А меня вечером выпускают в первый боевой.

До самого штаба шагали молча. Не снимая с головы шлема, Стрельцов спустился в землянку и сразу ослеп после веселого дневного света, после солнца и голубого неба, что стучалось в фонарь его кабины на всем протяжении полета. В полумраке, неестественные от колеблющихся теней, двигались фигуры Петельникова, Боркуна, Красильникова. В землянке собрались почти все летчики эскадрильи. Румянцев, разговаривая с кем-то по телефону, поднял руку и строго погрозил шумевшим.

– Да, да, слышу, – громко говорил он. – Значит, сначала ничего не понял, а потом сориентировался? Вот и молодец. Спасибо за информацию, товарищ полковник.

Комиссар бросил трубку, шагнул к Стрельцову, положил ему на плечи небольшие крепкие руки. Пристально заглянув в лицо, отошел и только головой покачал:

– Ай да лейтенант! Влепить бы тебе по первое число! Да что поделаешь, победителей не судят.

– Каких таких победителей, товарищ комиссар! – взорвался Султан-хан. – Он мне весь строй нарушил. Взял курс двести шестьдесят и дунул на запад. Можно подумать, я ему приказал имперскую канцелярию Гитлера штурмовать, а не совхоз в Ново-Дугино. Конечно, хорошо, что он машину с немецкими летчиками накрыл «эрэсом». Но кто давал право бросать строй?

Комиссар весело рассмеялся:

– Смягчите свой темперамент, капитан Султан-хан. Пока вы ходили на стоянку за нашим питомцем, тут другая подробность выяснилась. Лейтенант Стрельцов сбил в воздухе свой первый вражеский самолет. Ю-87. Ясно?

Султан-хан в полном недоумении шлепнул себя по коленкам.

– Ничего не понимаю.

– Стрельцов, расскажите, как все произошло, – приказал комиссар.

Летчики с любопытством окружили Алешу, и он понял: надо говорить быстро и коротко, не утаивая ничего. Волнуясь и горячась, он стал рассказывать о том, как потерял ориентировку, как восстановил ее, воспользовавшись советом Боркуна, и как пристроился к самолетам, которые показались ему новыми штурмовиками «Ильюшин-2», недавно поступившими на Западный фронт.

– А они оказались «лаптежниками», – тихо закончил Алеша, и в землянке грянул такой неудержимый хохот, что один из светильников мгновенно погас.

– А ну расскажи поподробнее, – просил Румянцев, прижимая ладони к щекам, – как распознал-то все-таки их?

Даже сдержанный, суховатый начштаба Петельников и тот поперхнулся от смеха.

– Ладно! Кончено – крикнул вдруг комиссар, и в землянке установилась тишина. – Встать, товарищи командиры! – Комиссар вытянул руки по швам и, стараясь придать голосу наибольшую торжественность, произнес: – Сегодня группа И-16 под руководством капитана Султан-хана без потерь выполнила ответственное задание. В результате штурмовки на аэродроме Ново-Дугино повреждено и выведено из строя до пятнадцати вражеских самолетов, взорваны ящики с боеприпасами и уничтожена автомашина с летно-техническим составом противника. Кроме того, лейтенантом Стрельцовым на обратном маршруте сбит один «юнкерс». – Румянцев перевел дыхание и бросил короткий взгляд на капитана Петельникова. – Товарищ начальник штаба, отдайте приказом благодарность всем четырем командирам.

Алеша первым выкрикнул.

– Служу Советскому Союзу!

В летной столовой всего четыре столика. Когда Стрельцов и Воронов вошли в нее, свободными оставались только два стула за столом, где сидели Боркун и Султан-хан, о чем-то оживленно разговаривая. Лейтенанты в нерешительности остановились. Обоим показалось фамильярным садиться рядом с командирами своих эскадрилий, но Султан-хан, сверкнув темными глазами, махнул Стрельцову:

– Садись-ка, Алексей, божий человек. И ты садись. Какой ты Вороненок, мы еще посмотрим, а щи хлебать садись.

Он положил на стол обе ладони: одну – загорелую, сильную, с синими прожилками, другую – запрятанную в черную лайковую перчатку. Алеша ни разу не видел, чтобы капитан снимал эту перчатку, но о причинах, заставлявших горца ее носить, спрашивать стеснялся. Султан-хан взял горбушку ржаного хлеба и с наслаждением впился в нее ослепительно белыми зубами. Подмигивая Боркуну, сказал:

– Смотри, Василий, каким он джигитом оказался, а?

– Зна-атным, – протянул Боркун лениво.

– Ведомым сделаю, – прищелкнул языком Султан-хан, – хорошим будет ведомым. Хочешь быть ведомым, Алексей?

– Вашим? – неуверенно переспросил Стрельцов. – Шутите?

– Какие могут быть шутки? Всерьез говорю. Разве не хочешь?

– Да с вами же летать одно удовольствие! – восторженно воскликнул Алеша, принимая из рук официантки тарелку щей.

Горец насупился:

– Вай, зачем комплименты? По голенищу меня бить не надо, Алеша, оно у меня мягкое, в ауле эти сапоги лучший сапожник дед Исса шил. Лучше скажи, около хвоста держаться сумеешь?

– Сумею, товарищ капитан, – сияя, ответил лейтенант.

– Как сегодня, к «юнкерсам» не сбежишь?

– Не сбегу.

– Ну смотри, а то на шашлык отправлю.

– Я костистый, подавитесь.

– Ничего. Султан-хан жирных не любит, – засмеялся командир эскадрильи.