ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Онлайн чтение книги Нагота
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

В восемь вечера я опять поехал к Майе. Какая все же я бестолочь. Как вообще посмел ей что-то навязывать. Ей, обремененной не только телесно, но отягченной душевной тяжестью. Теперь, моя милая, все будет так, как ты захочешь. Буду чуток, как жонглер, внимателен, как ювелир. Жизнь слишком коротка, чтобы отравлять ее раздорами. Какое все-таки счастье, что я могу вот так взбежать вверх по лестнице, позвонить у твоих дверей и снова увидеть тебя...

Никто не спешил отворять.

Позвонил еще раз, длинно, нетерпеливо. Со звонком все в порядке, мелодичное «клинг-кланг» разносилось по квартире.

Ни звука. Позвонил еще, подождал — и еще раз.

От Майи, конечно, можно было ждать сюрпризов. Спустилась в магазин? Но где же мать? Надумали вместе пойти прогуляться? Навряд ли. В кино? Нет. Поехали на дачу в Дарзини? Ближе к истине. Нет, впрочем, и это сомнительно. Оставалась еще одна возможность, наиболее вероятная и самая тревожная.

Мое предчувствие в том гадании не участвовало. Свой единственный вариант предчувствие шепнуло мне в самом начале. И сразу прояснилось и объяснилось поведение Майи этим утром. Понятно, почему ей не хотелось никуда выходить, чутьем она угадывала, что это надвигается. Нервное напряжение, по правде сказать, уже было началом. И лишь такому жалкому технарю, как я, было невдомек. Ну да, по расчетам, это должно было случиться позже. Роды на восьмом месяце — не опасно ли? Как раз на восьмом... Бывает, говорят... Преждевременный...

Решил подождать. Кто-то должен вернуться. Не Майя, так мать.

Время, казалось, стоит без движения, как вода в пруду, и я весь в тине и ряске тягостных мыслей, воспоминаний о том, как ждал когда-то рождения Виты, весь в каких-то смутных догадках, в тенях страха, пузырях надежд. Каждые полчаса поднимался наверх, чтобы удостовериться — не появилась ли вдруг Майя каким-нибудь необъяснимым образом.

Наконец появилась Майина мать с Майиным клетчатым жакетом, брошенным на руку, точно только что вышла из пошивочного ателье, что в соседнем доме. Вопреки установившимся между нами сдержанным отношениям, я подлетел к ней, схватил ее за увешанный одеждой локоть. Она как-то странно отпрянула, я уж думал, опять сейчас начнет толковать о метеосводках и погоде, но она, изменившись в лице, сказала:

— Будем надеяться, все обойдется! Майя, детка, так она измучилась. Все-то у нее не так, как у других.

Будто ища поддержки, она взяла меня за руку и, не отрывая от меня своих глаз, засыпала словами, торопливыми, горячими. И эта бьющая через край тревога внесла непринужденность, взаимопонимание было установлено.

— Все будет хорошо, вот увидите, — сказал я. — Как же иначе. Но, может, ребенок уже родился?

— Ах, не говорите! — В одно и то же время она обливалась слезами и улыбалась между всхлипами. — С первым ребенком всегда не просто. А Майя не крепкого десятка. Я ей говорила: тебе надо побольше гулять. Да разве ее убедишь. Не тот у нее характер. Старшая дочь у меня совсем другая.

— Ничего, все обойдется.

— Я тоже так думаю.

— А что теперь можно сделать? Не нужно ли для ребенка приготовить белье и одежду, в чем домой везти?

— Нет, нет, — она решительно помотала головой, — об этом пока рано думать. В таких вещах я немного суеверна. Сначала пусть благополучно разрешится.

— Тогда, может, позвонить в больницу?

— И с этим успеется. Акушерка, оказалось, моя старая знакомая. Очень симпатичная дама. Мы с ней вместе проходили курс в оздоровительной группе. Я дала телефон соседей. Если родится до двенадцати, она позвонит. Если позже, тогда завтра с утра. Но что ж мы стоим посреди улицы? Вы ведь зайдете, не правда ли?

Мне не хотелось оставаться одному. С нею можно было поговорить о Майе. И подождать звонка из больницы.

— Да, — сказал я, — если позволите.

Она взглянула на меня и почему-то засмущалась.

— Простите, даже не знаю, как вас и величать.

— Ну, со временем все выяснится, я, в свою очередь, в этих вещах суеверен. Прежде пусть родится маленький Альфред Турлав.

С Майиной матерью мы просидели до двух часов ночи. В полночь зашла соседка и сказала, что звонила акушерка — пока никаких перемен. Лег я в три, проснулся в семь. В восемь позвонил по записанному телефону, и мне сказали, что в четыре часа двадцать минут у Майи родилась дочь, весит два килограмма восемьсот граммов.

Дочь? Почему дочь? То, что может родиться дочь, — такая возможность мне до сих пор не приходила в голову. Чувствовал себя несколько ошарашенным, однако наступившее облегчение держало разочарование в узде. Ладно, пусть будет дочь. Не все ли равно. Разве это главное.

С букетом белых гвоздик я примчался в родильный дом. Дальше двора там никого не пускали. У ворот, совсем как безработные вокруг биржи труда, в томительном ожидании слонялись отцы. Одни — оживленные, принаряженные, другие — угрюмые, раскисшие, с небритыми физиономиями, красными глазами, кое от кого и попахивало винным перегаром.

Сестра взглянула на меня, как на невидаль.

— Да вы что, с луны свалились?. Никаких цветов не принимаем.

— Но я же помню, что посылал.

— Когда это было, интересно?

— Лет двадцать тому назад.

— Ну конечно, — рассмеялась она. — Я, знаете, историю каменного века не проходила. Уж ладно, давайте хотя бы записку.

Вот о записке я не подумал. Записку нужно было еще написать. После нескольких загубленных черновиков послание мое по стилю не превышало уровень обычного отчета о работе КБ, где отдельные поэтические возгласы перемежались с сугубо практическими рассуждениями.

Минут через двадцать получил ответ.

«Я только что проснулась, и у меня такое чувство, будто я совершила нечто выдающееся. Так и кажется, сейчас придут с орденом. Хоть я не разродилась ни пятерней, ни даже двойней. А дочь, говорят, вполне здорова, но когда я впервые увидела ее, меня поразил ее сердитый, насупленный вид. Я, разумеется, как и ты, в глубине души ожидала сына и решила назвать его твоим именем. Теперь все изменилось, а имя придется еще придумывать. Вообще много о чем придется еще подумать. Но об этом в другой раз. P. S. Цветы отдай сторожу. Мне почему-то кажется, о нем тут редко вспоминают».

 

В проходной у первой вертушки дежурила Алма.

— Привет, Алма, — сказал я. — Как жизнь?

— Отлично, — ответила Алма, — чего нам не жить. На этот раз народу было немного, можно было поговорить пообстоятельней.

— Что, сын уехал?

— Укатил.

— А жену опять оставил на твоем попечении?

— На сей раз и жена уехала.

— Что-то новое.

— На сей раз внучок остался. Звать Янитом. Бедовый парнишка.

— Наконец-то ты обзавелась маленьким внучком.

— Не такой уж он маленький. Скоро годик стукнет. В ясли пристроила.

— Пусть растет себе на здоровье.

— Здоровье — это главное, — философски заметила Алма, вздохнув при этом. — Бывают, конечно, всякие трудности. Недавно к нам прилетела бабушка по матери. Целую неделю прожила, а разговор не клеится. Я и по-латышски, и по-русски, а она на своем, на калмыцком языке толкует. Язеп говорит, это все демографическим взрывом называется. Что ты будешь делать, жизнь ведь не стоит на месте.

Во дворе, преисполненный важности, распоряжался Фредис. В помощь ему была придана полурота женщин. Делали новые клумбы, перекапывали старые. В деревянных ящиках пестрела цветочная рассада.

— Послушай, Фредис, не поздновато ли высаживать цветы?

— А, что говорить! Да лучше поздно, чем никогда. Я с весны просил, все подожди да подожди. А сегодня вдруг пригнали сразу две машины. Только желтые цветы как-то в композицию не вписывались. Я взял и рискнул, отослал обратно. И вот пожалуйста — прислали другие.

— С чего бы это?

— Будто не знаешь. Сам большой министр собственной персоной из Москвы нам знамя везет.

— Это ведь старые лавры, — сказал я.

— Что заслужено, то заслужено. Любая почесть сердце тешит. Как же иначе! Помню, у финнов был матерый такой борец Аламеги, ляжки у него толщиной с пивной бочонок. Турка Некера как мокрое полотенце скатал. Вот подошел его черед взобраться на пьедестал почета, получить золотую медаль, и что ты думаешь, у Аламеги этого, как у дистрофика, ноги подкосились — плюхнулся на пол. Ладно бы медаль была из чистого золота. А то ведь так, одно название, просто позолоченная.

В КБ все шло своим чередом. Я бы мог там не показываться неделю, ничего ужасного и тогда б не произошло, подумал я, подсаживаясь к столу. У каждого свое задание, наблюдение осуществляют инженеры групп.

Подошел Скайстлаук, солидный и учтивый как всегда. Без каких-либо приказов или распоряжений его все считали чем-то вроде моего заместителя.

— Примерно час назад вам звонил директор, — сказал он.

— Спасибо. Я должен ему позвонить?

— Нет, товарищ Калсон сказал, что сам позвонит попозже.

Перебирал бумаги, пытался разобраться в ворохе заявок на материалы последнего квартала, но чувствовал, что работать сейчас в одиночку мне просто не по силам. Хотелось улыбаться, делать что-то важное, нужное, общаться с людьми, подключиться к энергетическому кольцу общих мозговых усилий; без второго полюса мой заряд оставался втуне, напряжения не возникло, без соприкосновения с другими я и сам до конца не был самим собой.

Поретис и Юзефа работали за столом Пушкунга, я знал, они занимаются так называемым «зеркальным блоком» — одним из центров тяжести иннервационных станций.

— Не слишком ли логичны мы в своих рассуждениях, — расслышал я голос Пушкунга. — «Перевернуть» импульсы по принципу зеркального отображения не удалось. В таком случае не попробовать ли нечто совершенно противоположное?

Импульсы... импульсы... гирлянда импульсов... Мысль о гирлянде импульсов явилась как-то вдруг, неожиданно, как бы шутя, однако на фоне того приподнято-обостренного и просветленного настроения, которым я был охвачен, и потому совершенно отчетливо почувствовал, что эта идея кое-что может дать.

— Гирлянда импульсов, — крикнул я из-за своего стола.

Пушкунг долго потирал виски. На лице его было такое выражение, точно его не вовремя с постели подняли. Затем, схватившись за голову, он весомо и громко изрек:

— Только не гирлянда, скорее уж лестница.

Я уловил его мысль, многословие тут было бы только помехой. Мысль Пушкунга казалась ближе к истине, чем моя догадка. Я подошел к ним. В этот момент зазвонил телефон.

— Кто-нибудь снимите, — сказал я, — попросите позвонить попозже.

— И директору? — вежливо переспросил Скайстлаук.

— Директор не в счет.

Немного погодя я оглянулся на Скайстлаука. Тот стоял у телефона, держа в руках трубку.

— В чем дело? — спросил я. — Директор?

— Нет. — Скайстлаук никак не мог побороть смущения. — Звонила Вердыня из месткома, спрашивала, знаем ли мы, что у Майи Суны родилась дочь.

Взоры всех на какое-то мгновение обратились к Скайстлауку, чтобы от него, как с раскатистого трамплина, метнуться ко мне.

А я и не собирался скрывать своего радужного настроения.

— Что ж, это вовсе не государственная тайна, — сказал я.

— Поздравляю, начальник, поздравляю, такое достижение, и без отрыва от производства. — С этими словами Сашинь протянул мне руку.

— Заслуг моих как начальника тут нет никаких.

— У дальновидного начальника заслуги везде и во всем.

Незадолго до обеденного перерыва позвонил директор.

— Ну, Альфред Карлович, поздравляю.

Я так опешил, слова из себя не могу выдавить. Короткая заминка оказалась поистине спасением, иначе бы попал в дурацкое положение. Вот что значит инерция. Не только логика способна помрачить сознание, иной раз такую шутку может выкинуть с нами и отличное настроение. Это я понял, едва Калсон докончил начатую фразу. Он говорил об оформлении заказа.

— Спасибо, — придя в себя, сказал я. — Приятная новость.

— Окончательно вопрос будет решаться на коллегии министерства через неделю. Сегодня понедельник? Значит — в следующий вторник. Если память не изменяет — в одиннадцать.

— Понятно, в следующий вторник, — машинально повторил я.

Ну вот и прекрасно, подумал я, все сразу, одно к одному. Я особенно не вникал в слова директора. Тогда мне вообще не могло прийти в голову, что коллегия министерства может совпасть с возвращением Майи из больницы. Конечно, когда оглядываешься на то, что уже позади, все обретает совершенно иную перспективу, ибо осталось главное, второстепенное отсеялось. Задним умом всякий крепок.


Читать далее

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть