Онлайн чтение книги Найденыш с погибшей «Цинтии»
14. БАС-ФРУАД

«Аляску» с такой силой выбросило на скалы, что, застывшая в неподвижности, она не казалась среди них инородным телом. Хотя положение корабля было и незавидным, оно не представляло непосредственной угрозы для экипажа. Наталкиваясь на эту необычную преграду, волны обрушивались на неё, перекатывались через палубу, и брызги их долетали до верхушек мачт. Но все же море было не настолько бурным, чтобы предвещать немедленную катастрофу. Если бы погода не ухудшилась, можно было надеяться дотянуть до рассвета без новых осложнений.

Эрик сразу это понял. В качестве старшего офицера он немедленно взял на себя командование. Приказав наглухо задраить орудийные люки и иллюминаторы, а также закрыть просмолённым брезентом все отверстия на случай бури, он спустился вместе со старшим плотником в трюм. И там с большой радостью он удостоверился в отсутствии течи. Внешняя обшивка «Аляски» защитила её корпус, а предосторожности, принятые против полярных льдов, оказались действенными и в отношении рифов. Правда, после сильного толчка выбыла из строя паровая машина. Но так как взрыва не последовало, то и повреждения были не столь значительны. Поэтому Эрик решил повременить с высадкой людей, пока в этом не было крайней необходимости.

Вслед за тем он велел выстрелить из пушки, чтобы привлечь внимание на острове Сен, и решил спустить бот, который должен был отправиться в Лориан.

«Нигде в другом месте, — утешал он себя, — нельзя рассчитывать на более быструю и действенную помощь, чем в этом огромном морском арсенале Западной Франции!»

И в этот трагический час, когда каждый, кто находился на борту «Аляски», считал, что все уже окончательно погибло, Эрик начинал надеяться на лучшее, ибо он принадлежал к породе людей с бесстрашным сердцем, которые никогда не падают духом и не признают себя побеждёнными.

«Только бы удалось вызволить „Аляску“, — думал он, — и тогда мы ещё посмотрим, за кем будет последнее слово!»

Но ни с одним человеком юноша не решался поделиться своими надеждами, которые, разумеется, в этой обстановке были бы сочтены несбыточными. Поднявшись из трюма, он заявил, что пока нет оснований тревожиться, так как ещё достаточно времени, чтобы дождаться помощи. Затем он велел выдать всему экипажу чаю с ромом.

Ничего другого и не требовалось, чтобы привести матросов в отличное расположение духа.

Паровой бот был спущен на воду с исключительным рвением.

В ту же минуту сигнальные ракеты с маяка на острове Сен оповестили потерпевшее крушение судно, то ему будет оказана помощь. Вскоре в темноте показались два красных огня, приближавшихся к «Аляске» с подветренной стороны. С обеих сторон послышались оклики, и стало известно, что крушение произошло возле Бас-Фруад у Сенского фарватера. Но прошёл ещё добрый час, прежде чем лодке удалось причалить — сильный прибой делал эту операцию весьма опасной. Наконец шестеро гребцов ухватились за брошенный канат и взобрались на палубу «Аляски».

Это были сильные мужественные рыбаки с острова Сен, люди бесстрашные и закалённые, которым не впервые приходилось оказывать помощь жертвам кораблекрушений. Они полностью одобрили намерение Эрика обратиться за содействием в Лориан, так как маленький порт на острове Сен не имел необходимых приспособлений для спасательных работ. Было решено, что двое из этих людей, как только взойдёт луна, отправятся на боте в Лориан вместе с маастером Герсебомом и Отто. А пока рыбаки сообщили некоторые сведения о тех гибельных местах, где произошла катастрофа.

Сенская отмель имеет форму клина, который тянется с острова Сен на девять миль к востоку. Она разделяется на две части: Понт де Сен и Бас-Фруад (Сенский мост и Холодная коса).

Понт де Сен длиною в четыре мили, а шириной — в полторы. Он состоит из довольно высоких скал, вытянувшихся цепью над поверхностью моря. Бас-Фруад, как бы продолжая Понт де Сен, простирается ещё на пять миль в длину и на две трети мили, в среднем, в ширину. Бас-Фруад также представляет собой нагромождение рифов, невидимых во время прилива. Только некоторые из них в часы отлива выступают на поверхность. Главные из этих скал носят названия: Корненген, Шомер, Корнок-ар-Гуле, Бас-Вен, Мэдью и Армен. Упомянутые скалы как раз наименее опасны, так как возвышаются над водой. Хаотическое нагромождение этих многочисленных подводных скал, к тому же ещё недостаточно изученных, сила морского прибоя на этой песчаной косе, быстрые подводные течения, огибающие её со всех сторон, делают её опасной для судоходства и как бы нарочно созданной для кораблекрушений. Вот почему фонари маяков на острове Сен и Бек-дю-Ра были установлены таким образом, чтобы освещать очертания подводной гряды, которую, благодаря этому, корабли, плывущие с Запада, легко могли опознать и обойти. Но эта полоса рифов в то же время была настолько пагубной для кораблей, плывущих с юга, что необходимо было заблаговременно их предупреждать специальными световыми сигналами о грозящей опасности. Как назло, на южном конце Сенской отмели нет ни одного даже самого крохотного островка или утёса, где можно было бы построить маяк, а сила прибоя здесь так велика, что не позволяет использовать даже бакены. Поэтому пришлось решиться на постройку маяка на скале Армен, расположенной в трех милях от конца гряды. Работы были сопряжены с большими трудностями. Маяк, строительство которого началось в 1867 году, через двенадцать лет, в 1879 году, достиг только половины своей высоты — тринадцати метров над уровнем моря. Рассказывают, что был даже такой год, когда работать удалось в общей сложности только восемь часов, хотя строители все время подстерегали благоприятные минуты. Вот почему к моменту крушения «Аляски» маяк ещё не был закончен.

И тем не менее этого было недостаточно для объяснения всего случившегося после выхода из Бреста. Эрик дал себе слово заняться выяснением причины катастрофы, как только отчалит паровой бот.

Когда поднялась луна и бот отчалил, юный капитан, оставив, по обыкновению, на палубе только вахтенных, всех остальных отправил на отдых, а сам спустился в кают-компанию.

Бредежор, Маляриус и доктор дежурили возле тела капитана «Аляски». Увидев Эрика, все они встали.

— Мои бедный мальчик, чем вызвана эта драма, что же, в конце концов, произошло? — спросил доктор.

— Непонятно, — ответил юноша, наклонившись над картой, развёрнутой на столе покойного капитана. — Я инстинктивно чувствовал и говорил, что мы взяли неправильный курс. Я убеждён, и все подтверждают это, что мы находимся по крайней мере в трех милях к западу от маяка — приблизительно вот здесь, — добавил он, указывая точку на карте. — И, как видите, тут не отмечено никакой опасности — ни отмели, ни рифов. Ничего, кроме тёмного цвета больших глубин. Это просто непостижимо! Ведь нельзя же в самом деле поверить в ошибку на карте британского адмиралтейства, когда речь идёт о местах, так хорошо известных и так тщательно изученных в течение столетий. Все это настолько нелепо, что похоже на страшный сон.

— Нет ли ошибки в определении наших координат и не принят ли нами один маяк за другой? — спросил Бредежор.

— Сбиться с пути на таком коротком переходе просто невозможно, — сказал Эрик. — Вы только вспомните! Мы ведь ни на минуту не теряли из виду берегов и все время шли от одного ориентира к другому. Правда, можно допустить, что один из двух сигнальных огней, обозначенных на карте, не был зажжён или, наоборот, появился какой-то дополнительный фонарь, то есть предположить невозможное! Но этим мы всё равно ничего бы не объяснили — ведь наш курс был таким обычным, а наш лаг настолько выверен, что просто невозможно ошибиться! Мы можем провести на карте линию нашего маршрута с точностью до пятисот метров. Его последняя крайняя точка почти полностью совпадёт с обозначением на карте Сенского маяка. И однако факт остаётся фактом: мы сидим на рифах, а между тем, если судить по карте, под нами должна быть трехсотметровая глубина!

— Но чем это все кончится? Как бы это узнать? — воскликнул доктор.

— Скоро мы узнаем, — ответил Эрик, — если только морские власти соблаговолят поторопиться с указанием помощи. А пока нам остаётся только запастись терпением и благоразумно улечься спать, словно бы мы стояли на якоре в самой безопасной бухте.

Молодой капитан умолчал, что за собой лично он сохранил право бодрствовать, пока его друзья будут предаваться сну. Так он и провёл всю ночь, шатая взад и вперёд по палубе, наблюдая, исправно ли вахтенные несут свою службу, или спускаясь на несколько минут в кают-компанию.

На рассвете он с удовлетворением убедился, что ветер стих и волнение улеглось. Он заметил, что отлив почти достиг своего предела и «Аляска» вскоре должна будет оказаться на суше. Это позволяло надеяться в ближайшее же время определить размеры повреждений. И действительно, к семи часам утра стало возможным приступить к осмотру.

Судно напоролось на острые зубья окал, выступающие из песчаного дна. Три острия, пробившие в момент катастрофы наружную обшивку «Аляски», держали её теперь, как штаги[63]снасти, натянутые от верхней части мачты к носу корабля и удерживающие мачту от падения в сторону кормы. Они были направлены к северу, в сторону, противоположную ходу судна перед крушением, чем и объясняется такое необычное положение корабля, застрявшего носовой частью на самом краю отмели. Если бы не эти острия, то «Аляска» сразу же разбилась бы о скалы. Смягчению удара способствовал и удачный манёвр, применённый Эриком. Судно, давшее задний ход за несколько секунд до соприкосновения с отмелью, было выброшено на рифы только по инерции и силой течения. В противном случае оно, без сомнения, разбилось бы вдребезги. К тому же ещё ветер и течение за ночь не усилились, и эго давало «Аляске» возможность удерживаться на месте, не приближаясь к скалам, что неизбежно случилось бы при перемене ветра. В общем нельзя было и представить более благоприятного стечения обстоятельств при подобном несчастье. Теперь задача заключалась в том, чтобы поскорее освободить корабль, пока ещё не переменился ветер и не исчезли благоприятные условия.

Эрик решил действовать, не теряя ни минуты. После завтрака он приказал всему экипажу немедленно приступить к работе — расширять топорами три главных пробоины. Если только буксир из Лориана не задержится, «Аляску» можно будет освободить во время прилива без особого труда. Легко догадаться, с каким нетерпением молодой капитан старался заметить на горизонте хоть малейшее облачко дыма.

Все произошло так, как ему хотелось. О такой мягкой и тихой погоде можно было только мечтать. К полудню к «Аляске» приблизилось сторожевое судно в сопровождении буксира. Командовавший сторожевым судном лейтенант любезно предоставил себя в распоряжение пострадавших. Эрик вместе с офицерами встретил его, как полагается, у трапа. Затем оба капитана спустились в кают-компанию.

— Но скажите, пожалуйста, — спросил лейтенант, — как вам удалось сесть на сенскую отмель на пути из Бреста?

— Эта карта вам все объяснит, — ответил Эрик. — На ней не обозначено никакой опасности.

Французский офицер сначала с любопытством, а потом с крайним удивлением ознакомился с маршрутом, проложенным на карте.

— Действительно, здесь не помечены ни Бас-Фруад, ни Понт де Сен!.. — воскликнул он. — Это неслыханная небрежность!.. Синяя краска морских глубин у самого острова! И очертания этой подводной гряды, и даже положение маяка указаны неправильно! Я положительно ничего не понимаю… Но ведь это же карта британского адмиралтейства! И тем не менее это неверная карта! Можно подумать, что её нарочно испортили, сделав фальшивой и коварной! В былые времена моряки нередко устраивали такие проделки со своими соперниками. Но я бы никогда не поверил, что в Англии ещё могут сохраняться подобные традиции!

— Позвольте, господа, — вежливо вмешался Бредежор, — а какие у нас основания обвинять в этом Англию? У меня возникает другое подозрение и, кажется, более веское. Эта карта поддельная. Какой-то мерзавец заменил ею настоящую и положил её в ящик со всеми другими картами.

— Это мог сделать только Тюдор Броун! — воскликнул возмущённый Эрик. — Когда мы обедали в Бресте у префекта, он спускался в кают-компанию, чтобы взглянуть на карту! Теперь все ясно. Ах негодяй! Так вот почему он не возвратился на корабль!

— Это кажется вполне правдоподобным, — сказал доктор Швариенкрона. — Но ведь такой злодейский поступок свидетельствует о безграничной подлости. Для чего же он его совершил?

— А для чего он приезжал в Стокгольм — неужели только за тем, чтобы известить вас о смерти Патрика О'Доногана? — возразил Бредежор. — А для чего он внёс двадцать пять тысяч крон, когда отплытие «Аляски» было уже делом решённым? А для чего он сел на корабль — неужели только за тем, чтобы доехать с нами до Бреста?.. И в самом деле, нужно быть слепцом, чтобы не увидеть во всех этих фактах определённой взаимосвязи и последовательности, столь же логичной, как и ужасной! Какую пользу хотел извлечь для себя Тюдор Броун? Я не знаю. Но до чего же серьёзна и велика была его заинтересованность, если он не отступил даже перед такими средствами, лишь бы только помешать нам достигнуть цели! Теперь я убеждён, что он для того и заставил нас остановиться в Бресте, чтобы потом натолкнуть на эти скалы, где нас подстерегала гибель!

— Но ведь трудно допустить, — возразил Маляриус, — что ему было заранее известно, какой путь изберёт капитан «Аляски»?

— А почему? Разве изменения, которые нанесены на карту, не должны были повлиять на выбор маршрута? Разве не ясно было, что капитан Марсилас, чтобы наверстать после трехдневного опоздания потерянное время, предпочтёт выбрать кратчайший путь? И поскольку капитан Марсилас полагал, руководствуясь картой, что море у острова Сен безопасно, то можно было рассчитывать, что он повернёт к югу и сядет на мель именно в этих местах!

— Все это так, — сказал Эрик, — но мои советы капитану придерживаться западного направления доказывают, что маршрут тогда ещё не был точно определён.

— А кто может поручиться, что и другие карты не подменены? Если бы мы благополучно миновали Бас-Фруад, — воскликнул Бредежор, — то не могли бы мы застрять где-нибудь в другом месте?

— Это легче всего проверить, — сказал Эрик, доставая из ящика все имевшиеся там маршрутные карты.

Первая, которую он развернул, оказалась картой Коруньи, и французский офицер сразу же обнаружил в ней две или три грубейшие ошибки. Вторая была картой мыса Сан-Висенти. И в ней было то же самое. Третья — картой Гибралтарского пролива. И здесь бросились в глаза неверные обозначения. Продолжать изучение карт не было никакой необходимости. Все сомнения рассеялись. Если бы «Аляска» не потерпела крушения у Бас-Фруад, то оно неизбежно произошло бы где-нибудь в другом месте на пути к Мальте.

Что касается способа, каким было совершено это злодеяние, то его легко удалось установить. Действительно это были карты английского адмиралтейства, но в отдельных местах смытые каким-то химическим составом и заново отретушированные таким образом, чтобы среди правильных обозначений встречались фальшивые. Как бы искусно ни были выполнены все эти «поправки», они все же слегка выделялись по тону и окраске, в особенности, когда подтасовку уже обнаружили. Наконец, ещё одно обстоятельство делало несомненным наличие преступного умысла: карты, имевшиеся на «Аляске», были снабжены клеймом шведского морского ведомства. На испорченных же картах этого клейма не оказалось. Как видно, злоумышленник рассудил, что никому не придёт в голову заподозрить недоброе и тщательно их рассматривать.

Эти открытия привели в ужас всех участников расследования. Эрик первый нарушил тягостное молчание.

— Бедный капитан Марсилас, — грустно сказал он. — Ты поплатился за нас всех! Но раз уж мы избежали уготованной нам участи, то впредь постараемся действовать более осторожно. Прилив нарастает и скоро достигнет такой высоты, что можно будет освободить «Аляску». Если никто не возражает, то мы без промедления займёмся этим делом.

Эрик говорил спокойно и решительно. Чувство ответственности придавало его словам уверенность. Стать в таком возрасте капитаном корабля, да ещё при таких обстоятельствах! Это ему самому казалось необычным. Но со вчерашнего дня, как только молодой офицер принял командование, он был уверен, что до конца выполнит свой долг. Эрик сознавал, что может положиться не только на себя, но и на свой экипаж и, сознавая это, он заметно преобразился. Вчера ещё юноша, сегодня од стал мужчиной. Отвага и решимость отражались в его взоре. Авторитет юного капитана непреодолимо действовал на всех окружающих, не исключая Бредежора и доктора Маляриуса.

Операция, подготовленная утренними работами, оказалась более лёгкой, чем можно было предположить. Потребовались небольшие усилия, чтобы снять с рифов судно, поднятое приливом. Достаточно было дать буксиру ход и натянуть привязанные к нему тросы, чтобы корабль, со скрежетом и скрипом повреждённого корпуса, вырвался из страшных тисков и внезапно очутился на свободе. Правда, он был отягощён водой, заполнившей водонепроницаемые переборки, лишён винта, застрявшего в каменистом грунте, и двигателя, который оставался неподвижным и заглохшим. Но все же судно поддавалось рулю и могло плыть, если бы это понадобилось, даже на двух кливерах[64]кливер — треугольный парус, поднимаемый впереди фок-мачты (носовой мачты); на судах бывает до трех кливеров и марселе[65]второй снизу парус трапециевидной формы.

Весь экипаж, собравшийся на палубе, следил с вполне понятным волнением за этим решающим усилием и приветствовал громкими «ура» освобождение «Аляски». Матросы с французского сторожевого судна и буксира ответили на эти радостные крики приветственными возгласами. Было три часа пополудни. Клонящееся к горизонту прекрасное февральское солнце заливало светом спокойно мерцающее море, которое почти полностью покрыло пески и скалы Бас-Фруад, как бы стирая самые воспоминания о разыгравшейся ночью драме.

В тот же вечер «Аляска» очутилась в полной безопасности на рейде Лориана. Уже на следующий день французские морские власти охотно разрешили ввести её в один из сухих доков. Повреждения корпуса не были серьёзными. Более сложными, но, правда, не безнадёжными оказались повреждения механизма. Быть может, в другой гавани ремонтные работы потребовали бы длительного времени, но, как правильно рассудил Эрик, нигде в другом месте ему не удалось бы отремонтировать судно в более короткий срок, чем на верфях, кузницах и литейных мастерских Лориана. Судоремонтный завод «Гамара, Норри и К o » обязался за три недели привести судно в порядок. Было 23 февраля; 16 марта предстояло двинуться в дальнейший путь, но теперь уже с проверенными картами.

Таким образом, через три с половиной месяца, к концу июня, можно было рассчитывать достигнуть Берингова пролива. В этом не было ничего невозможного, несмотря на крайне сжатые сроки. Эрику даже и в голову не приходило отказаться от дальнейшего плавания, Он опасался только, что его захотят к этому принудить. Вот почему юный капитан «Аляски» решил не посылать в Стокгольм рапорта о кораблекрушении, полагая, что его могут отозвать для возбуждения судебного дела против предполагаемого виновника катастрофы, и тогда его наверняка задержало бы следствие.

Но если Тюдор Броун останется безнаказанным, не осмелится ли он воздвигать новые препятствия на пути «Аляски»? Этот вопрос задавали себе Бредежор и доктор, играя в вист с Маляриусом в уютном салоне гостиницы, в которой они нашли приют по прибытия в Лориан.

Для Бредежора вопрос не вызывал сомнений: негодяй, подобный Тюдору Броуну, узнав о провале своего плана — а трудно было допустить, чтобы он об этом не узнал, — «и перед чем не остановится для возобновления своих преступных попыток. Надеяться достигнуть при таких обстоятельствах Берингова пролива — даже не утопия, а просто безумие! Правда, Бредежор не знал, каким образом Тюдор Броун сможет строить новые козни, но не сомневался, что он найдёт для этого те или иные средства. Доктор Швариенкрона вполне разделял его мнение, и Маляриус тоже был очень встревожен. Уныние сопровождало партии в вист, и даже прогулки трех друзей в окрестностях Лориана не могли улучшить их подавленного настроения. Больше всего они были сейчас озабочены сооружением памятника капитану Марсиласу, на погребении которого присутствовал весь Лориан. Вид этого печального памятника отнюдь не способствовал тому, чтобы уцелевшие пассажиры „Аляски“ видели все в розовом свете.

Но стоило им только встретить Эрика, как надежда к ним возвращалась. Его решимость была такой непреклонной, деятельность такой целеустремлённой, он проявлял такую твёрдую волю к преодолению любых трудностей, что в его присутствии невозможно было не только высказывать, но даже таить про себя менее смелые чувства.

Тем временем ещё одно обстоятельство подтвердило, что Тюдор Броун и не думает отказываться от своих планов. 14 марта Эрик убедился, что работы в машинном отделении подходят к концу. Оставалось только проверить один из насосов, и это должны были сделать завтра. И вот в ночь с 14 на 15-е насос исчез из мастерской «Гамара, Норри и К o », и отыскать его оказалось невозможным. Каким образом было совершено похищение? Кто был его виновником? Самое тщательное расследование не смогло ничего установить.

Потребовалось ещё десять дней, чтобы сделать заново эту работу, и таким образом отплытие «Аляски» было отложено до 25 марта.

Странный факт, но последнее происшествие произвело на Эрика большее впечатление, чем сама катастрофа. Он усматривал в этом признак упорного желания во что бы то ни стало помешать «Аляске» закончить своё плавание. И эта уверенность удвоила в нём, если только это вообще было возможно, страстное желание довести дело до благополучного конца.

Десять дней вынужденной отсрочки были почти полностью посвящены всестороннему обсуждению и обдумыванию предстоящей кампании[66]кампания — операция, предприятие, сложное дело, проводимое по заранее разработанному плану; здесь — период непрерывного плавания корабля по намеченному маршруту. Чем глубже Эрик старался во всем разобраться, тем больше в нём крепла мысль, что ставить своей целью достижение Берингова пролива в трехмесячный срок и следовать маршрутом, известным Тюдору Броуну, в то время как «Аляска» через сорок дней после отплытия из Стокгольма все ещё находится в Лориане, — значит обречь себя не только на неуспех, но и на непоправимые несчастья.

Однако это грустное заключение его не только не обескуражило, но заставило прийти к решению изменить намеченный маршрут. Разумеется, Эрик никого не посвятил в свой замысел, справедливо полагая, что соблюдение тайны является в данном случае первым залогом успеха. Он ограничился лишь тем, что ещё более внимательно, чем прежде, следил за ходом ремонта.

Спутники Эрика заметили, что теперь он уже не так торопит с отплытием. Они заключили из этого, что, по-видимому, он в глубине души признал плавание неосуществимым, каким они и сами теперь его считали.

25 марта в полдень «Аляска» покинула док, миновала Лорианский рейд и вышла в открытое море.