Онлайн чтение книги Накануне
Глава 47. Пролом

По дороге, в обход, в проулке, прихватили у дворников ломы и топоры. Шли цепкой, в затылок друг другу, вдоль самых домов, чтобы до времени не приметили, — хотя стрельба все время идет, — едва ли кто сунет голову из окна. Только мало не доходя углового дома, Мартьянов отступил чуть от панели, прикинул глазом: второй этаж соседнего дома, против подъезда которого он остановился, чуть выше, чем в угловом. Мартьянов кивнул удовлетворенно.

— Так-то еще лучше. А ну, братцы, скопляйся! — Он сунул два пальца в рот и свистнул резким, пронзительным свистом. И тотчас ударил с размаху плечом в запертую дверь. С угла бешено застучали винтовки, дошел дружный, раскатами, штурмовой крик: не одни солдаты кричат, — весь народ, что на улице.

Дерево треснуло, срываясь с петель. Треск далеко отдался по пустой, темной лестнице.

— Хоть бы те одна лампочка! Вот… дьяволы… Хорошо еще — лезть недалеко.

На второй площадке чиркнули спичку. Дверь. Медная дощечка с фамилией. Один из солдат взнес приклад. Мартьянов перехватил.

— Стой! Тут мирные жители. Надо благородным порядком.

Он нащупал кнопку звонка, нажал.

Дверь открыли сразу, словно дожидались звонка: слышно было, что ли, как на лестнице топали?

— Господи Иисусе!

Старуха попятилась с порога. В квартире был свет. За Мартьяновым следом солдаты побежали по комнатам. До последней. Стена. Та самая, смежная с угловым. И вправо — дверь.

— Нельзя туда. Там больной.

Мартьянов отстранил загораживавшую вход девушку в пестром халатике, губы накрашены, — и вошел. В постели, с головой закрытый одеялом, кто-то… Женщина, что ль? Застыдилась?

Постель — по левую руку, у той самой стены, что надо ломать. Мартьянов дал знак, четыре солдата схватились за выгнутые, блестящие никелем кроватные спинки, нагнули, занося прочь от стены, в которую уже стучали ломы. Из-под одеяла на секунду мелькнула, судорожно цепляясь за накренившийся край, рука в белой крахмальной манжете. Мартьянов присвистнул:

— Ге! Никак — во всей амуниции?

Он сорвал одеяло и простыню. С подушки глянул, испугом и злобою, желтый, выцвелый глаз. Лицо в морщинках, обритое, белый воротничок, галстук, пиджак.

— Это что ж: по дороге гуся поймали? Обшарь-ка его, ребята, — и в сторонку под присмотр. Потом разберемся.

В стену упорно били ломы. С грохотом вывертывались кирпичи.

— Легче, легче… Может, не сразу услышат.

— Не услышат. Тут… что твой Малахов курган. Поди, оглохли от своей же стрельбы…

Грохнуло. Столбом пошла едкая известковая пыль. Зазвенело стекло. Зеркало с той стены, что ли?

Мартьянов первым шагнул в пролом. В комнате, залитой голубым странным светом от китайского, кистями и золочеными драконами разукрашенного фонаря, сбившись в дальнем углу, пять… шесть… десять женщин, полуголых, в нарядных шелковых платьях, вопили неистовым воплем. В углу, под голубым балдахином, огромная двуспальная кровать, в потолок балдахина вделано зеркало. По стенам расписаны нагие женщины, лебеди… Дверь приперта. И за ней — татакает пулемет.

Дверь настежь. Прямо насупротив — окна, и у окон, в дыму, над полом, засыпанным осколками стекла, патронными гильзами, — согнутые спины в черных шинелях, вскинутые в прикладе локти. Мартьянов выстрелил в затылок ближайшему. И, спуская второй раз ударник, увидел сквозь пороховой дымный туман обернувшееся к нему в смертном страхе лицо городового под черной круглой шапкой с царским орластым гербом.

Справа, слева с громом бросали винтовки, подымали руки. Пулеметы молчали. Солдаты, привалившись спиною к стене, стреляли на выбор.

— Братцы! Мы же не волей!..

— А воля где? Не в тебе… братоубийца?