Онлайн чтение книги Накануне
Глава 56. Злоключения филькиной грамоты

Поезд сбавил ход. Синий с золотыми орлами вагон вполз под стеклянный навес вокзала. Гучков поднялся с бархатного кресла.

— Я дал телеграмму, чтоб к поезду выехал состоящий при мне поручик Преображенского полка Тарасов с автомобилем. Он должен ждать на перроне.

Подошел к окну и тотчас откинулся назад.

— В чем дело? Вокзал полон рабочих.

Вагон стал. За дверью — сердитый голос проводника.

Гучков побледнел.

— Неужели за это время… произошло что-нибудь? Быть не может… дали бы знать в Псков… Или на поезд телеграммой…

Проводник приоткрыл дверь. Трое рабочих в железнодорожных фуражках.

— Гражданин Гучков? Мы от имени рабочих железнодорожных мастерских. За отречением к царю ездили? Так рабочие, по общему желанию, предлагают выступить у нас в депо.

От сердца отлегло. Сказать речь на митинге? Только и всего? Теперь же приступить к исполнению будущих своих министерских обязанностей? Новое правительство будет управлять, опираясь на народ, на массы. Демократия. Для такого управления надо говорить. Много говорить.

Он поспешил пожать руки железнодорожникам и сказал многозначительно несколько слов, как бы пробуя голос: о суверенном народе, о том, что он сердечно рад поделиться впечатлениями от исторической этой поездки именно с железнодорожниками, чьей самоотверженной стачкой в незабываемые дни пятого года положено было, можно сказать, начало славной борьбе, завершившейся ныне победой народа, которая…

— Правильно, — перебил старший из трех, с насмешливыми и острыми глазами. — Без пятого года не бывать бы и нынешнему. Пойдем, однако, неудобно товарищей заставлять дожидаться.

Гучков, соблюдая достоинство, медленно стал надевать шубу. На Шульгина никто не обращал внимания. Он поднял барашковый высокий воротник своего пальто до самых глаз и вышел сторонкой.

У подножки вагонной площадки дожидался человек в странной одежде: папаха без кокарды, штаны и куртка желтой кожи, боевые ремни через плечи, огромный красный бант на груди, тяжелый кольт на поясе. Он остановил Шульгина и зашептал:

— Я поручик Тарасов. Предупредите господина министра: железнодорожники — неспроста. Их замутили. В мастерских — большевистский оратор, а мастерские вообще на самом красном счету… Пусть будет особенно осторожен. Можно ждать даже эксцессов.

— Эксцессов? — Шульгин вздрогнул. — Постойте… У него подлинник отречения… Если что-нибудь случится…

Он поднялся в тамбур. Гучков уже выходил, Шульгин задержал его. Трое провожатых глянули подозрительно.

— На одну минуту.

Он толкнул ближайшую дверь, увлекая Гучкова. За дверью оказалась уборная. А, все равно!

— Давайте акт, скорее. Ваш поручик предупредил: могут отобрать. Скорее. Некогда объясняться: через минуту, может быть, будет поздно.

Из кармана в карман. Трое рабочих дожидались рядом, на площадке вагона. С платформы чей-то голос крикнул нетерпеливо:

— Что вы там?

Один из трех подмигнул в раскрытую вагонную дверь и шепнул громким шепотом, приложив руку щитком ко рту:

— В уборной.

Он рассчитывал явно на смех. Но не засмеялся никто, хотя слова дошли четко. Толпа густела с минуты на минуту.

Расступились, пропуская Гучкова с его провожатыми, и хлынули следом. Проводник, высясь над головами в галунном своем одеянии, ворчал громко и по-домашнему.

Тарасов снова придвинулся к Шульгину, кивнувшему в знак, что дело сделано. Он спросил довольно фамильярно:

— Вы как… здесь дожидаться будете или пойдете… Что вы так на меня смотрите?

— Удивляюсь… маскараду, — брезгливо почти сказал Шульгин. Преображенец, офицер гвардии — и в таком, извиняюсь, бандитском обличье.

Тарасов улыбнулся широко и нагло:

— В мундире гвардейского офицера, га-асподин Шульгин, и даже во фронтовом офицерском френче, по городу сейчас не очень-то погуляешь. Настоящая защитная форма — вот! Чем не «товарищ»? А я обязан доставить Александра Ивановича на совещание к его высочеству Михаилу Александровичу в целости.

Приподняв издали еще красную фуражку, подошел начальник станции.

— Господин Шульгин? Не откажите к телефону. Из министерства путей сообщения: комиссар Бубликов.

В конторе начальника станции стоявший у аппарата и слушавший инженер-путеец, в форме, передал трубку Шульгину.

— Василий Витальевич? Бубликов говорит. Сейчас передаю трубку Милюкову, Павлу Николаевичу, он здесь. От себя скажу только: у аппарата, у вас там, стоит инженер, наш. Я его специально просил. Ему можно доверить все. Все, вы понимаете, о чем речь… Уступаю слово Павлу Николаевичу.

Голос Милюкова, хриплый до неузнаваемости, сорванный, зашептал шипучим тенором в ухо. Даже жутко стало.

— Вы слушаете? Где Гучков?

Шульгин оглянулся. Начальник станции предусмотрительно вышел, в конторе никого, кроме «доверенного» инженера. Он ответил:

— Гучков на митинге железнодорожников.

Телефон прохрипел:

— Предупредите немедленно: ни слова о Михаиле. Всякое упоминание о монархии вызывает бурю. Даже мне сегодня в Таврическом не дали говорить. Придется переждать, пока все войдет в берега. Керенский ручается. Он лично выступает сегодня во всех наиболее опасных пунктах и в Совете, само собой. Подробности лично. Торопитесь. Предупредите и приезжайте. На Миллионной, 12. Тарасов знает.

Шульгин положил трубку. "Переждать?" Значит, Михаил не вступит сейчас на престол? Но значит, тогда… никто не вступит… Сорвано? И кем?.. Ими, опять!.. Пресловутой «массой», рабочим отребьем и смердящей солдатней… Народ! Живое, вязкое человечье повидло… Пулеметов… Если бы можно было пулеметов… В кровавое крошево обратить…

Инженер дожидался, чуть отступя, не сводя с Шульгина почтительных и преданных глаз. Шульгин пришел в себя. Только жилки на висках, у редких зализанных волос, бились еще удушьем. Он достал из бокового кармана заветный пакет.

— Отвезите комиссару Бубликову, пожалуйста. Вы ручаетесь, что… дойдет в целости? Ни одна живая душа не должна знать. Храни вас бог. И… прикажите кому-нибудь отвести меня в железнодорожные мастерские. Словом, туда, где Гучков.