Онлайн чтение книги Неживая вода
3

Кладбище лежало в стороне от деревни.

Из-за темных сосен взирали кресты, такие же черные, безликие – совсем старые, но еще не истлевшие в труху. Изгородей не было, и Игнату приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на чью-нибудь осевшую могилу.

– Стой, – тем временем сказал Касьян. – Прошли, кажись.

Он развернулся и забрал левее, мимо обломанного можжевельника. Игнат двинулся следом, и узловатая ветка кустарника зацепилась за рукав парки.

«Игнаш-шш…» – выдохнул пробежавший по кронам ветер.

Парень вздрогнул, высвободился из цепкого захвата можжевельника и поспешил за Касьяном. Щемящее беспокойство, зародившееся еще на перроне, вернулось.

– Дядя Касьян, – Игнат окликнул впереди идущего мужчину, – а она … тоже здесь похоронена?

Широкие плечи Касьяна вздрогнули.

– Здесь, – эхом отозвался он и резко остановился. – Пришли.

Игнат едва не влетел в пахнущий соляркой и прелой овчиной тулуп. Мужчина посторонился, пропуская парня вперед, но тот не смог сделать и шага. Навалилась тяжесть, колени подогнулись, и под локоть предупредительно нырнула ладонь Касьяна.

– Ну, ну! Ну что ты, парень? Держись-ка! Держись…

Игнат смотрел вперед. Туда, где из пелены зимнего дня выступил покосившийся деревянный крест. Имя. Дата.

В правый висок вошла раскаленная игла, и Игнат едва сдержался от болезненного стона. Горе обжигающими ручьями выплеснулось наружу, и, слизнув языком соленую влагу, Игнат понял, что плачет.

– Два года не дождалась… – прошептал он. – Что ж ты, баба Стеша? – Шмыгнул носом и закусил губу, поднял на дядьку Касьяна заплаканные глаза: – Подождете меня в машине? Попрощаться наедине хочу…

Касьян понимающе кивнул. Хотел что-то сказать, но передумал. Несильно, по-отечески хлопнул Игната по спине, будто понимая, что негоже постороннему видеть чужие слезы.

Уже и запах овчинного тулупа истаял в морозном воздухе, уже стихли тяжелые шаги, а Игнат все стоял у покосившегося креста и плакал беззвучно, горько. Поэтому он не видел, как над головой сгущались тучи, как в полях поднялась поземка, вздымая крученые снежные вьюны, как с сосновых лап посыпался иней. Ветер швырнул за воротник щедрую пригоршню снега, и только тогда парень ойкнул, принялся вытряхивать набившийся снег, а вытряхнув, выпрямился и огляделся.

Он находился на кладбище один-одинешенек. Кресты и темнеющие стволы деревьев обступили его, будто собирались взять в оцепление. Новый порыв ветра пронесся по лесу, как тяжкий вздох мертвеца, придавленного тяжестью смерзшейся земли.

Игнат отступил. Под ногу некстати подвернулась сухая ветка. Ее хруст прозвучал в замороженном кладбищенском воздухе, словно выстрел.

«Вдруг мы видимся в последний раз? – всплыли в голове слова. – Вдруг меня заберет навь? Заберет навь… заберет…»

Тонкий девичий голос эхом отдавался в ушах. Знакомый голос. Голос Званки.

Вот тогда, с новым глотком морозного воздуха, в легкие Игната ворвался страх.

Он круто повернулся на пятках и бросился прочь, не разбирая дороги. Ветер подталкивал в спину, швырялся хвоей и снегом. Ветки кустарников хлестали наотмашь. Еще один можжевеловый куст, внезапно выросший на пути, больно стегнул Игната по правой щеке. Парень отшатнулся, споткнулся об узловатые корни, потерял равновесие и с размаху хлопнулся наземь. Ватные штаны не дали разбить колени в кровь. Но вовсе не это сейчас заботило Игната.

Он лежал на могиле.

Руки упирались в покатый холмик. Наспех сколоченный крест перечеркивал небо грубыми косыми штрихами. А еще к кресту был приколочен керамический портрет. От времени глазурь потемнела и истерлась, сверху вниз фарфоровую заготовку пересекала трещина, но все же Игнат узнал лицо.

Круглые щеки. Курносый нос. Две тугие косы, спадающие на плечи.

Внизу по фарфору вилась надпись:

«Званка Добуш».

Появилось чувство, будто Игнат с головой ныряет в прорубь деревенского пруда. В животе стало холодно и пусто, мир закачался и поплыл, расходясь концентрическими кругами.

«Имя-то какое – Званка, – подумалось Игнату. – Она всегда на помощь приходила, только позови…»

Веселая, отзывчивая девочка… Не поэтому ли ее выбрала навь?

Мир подернулся сгустившейся мглой. Исчезли изломанные свечи сосен, и осевшие бугорки могил, и черные кресты. Ничего этого не видел Игнат.

А видел пламя…

…Сначала пришел низкий, протяжный гул, от которого мгновенно заложило уши. Игнату показалось, что пол в избе задрожал, словно деревянные мостки после прыжка в воду. Потом он понял: звук пришел с воздуха.

Утробный рев надвое расколол небо. Полыхнуло короткой вспышкой, как бывало во время грозы.

«Молния, – подумал Игнат. – Откуда ей взяться зимой?»

И сразу же вслед за молнией в небо ударил огненный столб.

– Сколько тебе повторять, неслух ты этакий?

Окрик прозвучал надрывно, но не грозно, скорее испуганно. Мальчик послушно отпрянул от окна. Мир расплывался оранжевыми пятнами, и в этом огненном мареве Игнат видел бабу Стешу, машущую ему рукой.

– Живее, Игнашка! Залезай же, лихо мое!

Он юркнул мимо бабки в пахнущую сушеными травами и землей утробу погреба. Внизу, возле дальнего угла, нахохлившимся совенком сидела Званка.

– И носа не смейте казать, пока не позову, слышите?! – прокричала бабка.

Она опустила крышку погреба, и Игната окутала непроглядная тьма. Он вздрогнул, когда что-то теплое коснулось его руки. Мыши?

Но это была всего лишь Званка. Ее встревоженный шепот раздался возле самого уха:

– Что это такое, Игнаш, а?

Он сжал ее мокрую ладошку, ответил уверенно и серьезно:

– Навь.

Они замолчали и некоторое время сидели, плотно прижавшись друг к дружке. Было тихо-тихо. Так тихо, что собственный пульс казался Игнату неправдоподобно громким, будто кто-то лупил в барабаны внутри головы.

Званка первой нарушила молчание:

– А может, и нету ничего?

– То есть как? – переспросил Игнат. – Нави нету?

– Ничего нету, – повторила Званка.

Она убрала руку. Привыкший к темноте Игнат видел, как ее силуэт выпрямился.

«А как же взрыв?» – хотел спросить он и не спросил.

Угловатый Званкин силуэт качнулся в сторону. Послышался грохот посуды, как если бы кто-то с размаху влетел в кухонный шкаф.

– Осторожно! – вскрикнул Игнат.

Званка что-то сердито прошипела. Снова послышался звук сдвигаемого стекла.

– Тьма – хоть глаз коли. Что тут у вас за банки? Варенье?

– Варенье, – убитым голосом подтвердил Игнат. – Разбила?

– Не…

Силуэт качнулся обратно. Шаги стали осторожными, выверенными.

– Ты как хочешь, а я пошла наверх, – подала голос Званка, и под ее ногой скрипнула ступенька.

Игнат подался вперед и ухватился рукой за край деревянной лестницы:

– Баба Стеша велела сидеть тут!

– Сиди, сиди, – отозвалась Званка. Ступеньки продолжали поскрипывать в такт ее осторожным шагам.

– А как же навь? – страшное слово упало во тьму, как камень в разинутый зев колодца.

– Вот и посмотрим, какая такая навь.

Голос Званки звучал теперь от низкого подвального потолка. Кажется, она достигла верхней ступени. Протяжно заскрипели несмазанные петли – это Званка пыталась приподнять тяжелую крышку погреба.

– Да помоги же, дуралей! – зашипела она на мальчика.

Игнат не обиделся на дуралея. Бесшабашная храбрость подруги восхищала его. Кроме того, его губы помнили прикосновение к влажным губам Званки, и при одном воспоминании об этом сердце обволакивала приятная истома. Осторожно переступая со ступеньки на ступеньку, Игнат добрался до верха. Вдвоем они принялись толкать деревянную крышку, и старые петли поддались. В глаза тотчас брызнул свет – всего лишь сумрак затененной комнаты, но после кромешной темноты подвала и он показался нестерпимо ярким.

«А если баба Стеша рядом? – запоздало подумал Игнат. – Велела ведь сидеть и не высовываться. Увидит – такого ремня всыплет…»

Он не успел дофантазировать положенные ему наказания, как бревенчатые стены избы заходили ходуном. Снаружи слышался нарастающий рев и треск, от окна полыхнуло, и сквозь рамы начал просачиваться тошнотворный запах гари.

Проворная Званка первой метнулась к окну. Выглянула в самый краешек стекла, но сейчас же отпрянула.

– Ох! – сказала она и повторила: – Ох…

Игнат следом залез на скамейку и тоже глянул.

Первым, что бросилась в глаза, было пламя.

Оно полыхало вполнеба, окрашивая деревенские крыши пурпурным глянцем. Игнату казалось, что даже от стекла исходит жар плавильной печи, таким близким и ощутимым был разбушевавшийся огонь. Над алым полотнищем стлался дым – густой и жирный, как кисель. И Игнат услышал, как где-то далеко, за этой ревущей огненной стихией, мучительно и страшно замычали коровы.

У плетня, кажущегося угольно-черным, словно собранным из обгоревших веток, спиной к избе стояла бабка Стеша. Ее жидкие волосы, всегда аккуратно собранные в пучок, беспорядочно развевались по ветру. Ветер трепал и подол цветастой юбки, измазанной чем-то маслянистым. А прямо перед бабкой стояли они…

Внутренности Игната скрутило в тугой узел. Какое-то саднящее чувство – предчувствие беды – заскреблось кошачьими коготками.

«Беги, – шептало оно. – Прячься…»

Но Игнат не побежал, а только стиснул мокрыми пальцами край подоконника и продолжал смотреть. Он никогда раньше не видел их, только слышал сказки да обрывки баек от других, видевших. Но сразу понял, кто стоит по ту сторону плетня.

Навьи.

Их было четверо. Один впереди, трое чуть поодаль. Не люди, только тени. Угловатые, вымазанные пеплом и сажей, грязно-серые, будто сказочные жуки-мертвеглавцы. Их неподвижность была искусственной, неживой.

«Пугала, – подумал Игнат. – Сбежавшие огородные пугала с соседского участка».

Бабка Стеша вздымала сухие старческие руки, и они напряженно подрагивали. Ветер вздымал подол юбки, оголяя ноги в аккуратно заштопанных чулках. Тени молчали, и бушующая стихия разворачивала за их спинами огненные крылья.

– Игнаш!

За рукав настойчиво дернули.

Игнат моргнул, опустил взгляд. Лицо Званки было испуганным, глаза широко распахнуты.

– Игнаш, не смотри! Сам же говорил, если долго на них глядеть, то увидят и заберут…

Мальчик отпрянул от окна.

– Стало быть, веришь теперь?

Званка закивала. Голубая заколка-бабочка съехала с челки, и девочка вернула ее на место побелевшими пальцами.

– Верю, верю. Да и как не верить? Черные совсем, неживые…

– О чем с ними баба Стеша говорит?

– Не знаю. – Званка покачала головой. – Но бабка твоя ведунья. Что-то да придумает…

Они помолчали, вслушиваясь в треск и рев пламени снаружи.

– Может, вернемся в подпол? – шепотом предложил Игнат.

На этот раз Званка не стала спорить. Кивнула, принялась слезать с лавки. В это же время за окном полыхнуло новым заревом. Изба задрожала, будто сказочный богатырь ударил по ней многопудовой палицей. В животе разом похолодело. Игнат не удержался и глянул в окно. Вслед за ним глянула и Званка.

У плетня не было больше ни бабки, ни темных, вросших в землю существ. Зато теперь горел другой край деревни. Веретенообразный жгут из пламени и дыма вырастал совсем близко от Игнатовой избы. И Званка закричала – высоко, громко:

– Мамка! Папка!

Потому что горел ее собственный дом.

Она скатилась с лавки кубарем, метнулась в сени.

– Не ходи! – крикнул Игнат вслед. – Там же…

«…навьи».

Ворвавшийся ветер проглотил окончание фразы и принес с собой запахи гари и дыма. И еще чего-то приторно-сладкого, неуловимо знакомого, как могло пахнуть из банки со старым, засахарившимся вареньем.

«Откуда бы взяться этакой сладости?» – подумал Игнат.

И понял: это Званка распахнула дверь…


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
1 - 1 12.03.18
Часть 1. Деревенский дурачок
1 12.03.18
2 12.03.18
3 12.03.18
4 12.03.18
5 12.03.18
6 12.03.18
7 12.03.18
8 12.03.18
9 12.03.18
10 12.03.18
11 12.03.18
Часть 2. На перепутье 12.03.18

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть