Онлайн чтение книги Немецкая пятая колонна во второй мировой войне
Глава 6. Тревога в Америке

Вскоре после 10 мая 1940 года рассеялись многие иллюзии не только у английского, но и у американского народа. Там, где еще недавно стояли на страже голландские, бельгийские, английские и французские войска, занимая все пространство от Северного моря до Средиземного, через каких-нибудь пять недель после начала немецкого наступления зияла огромная пустота. Люди с трудом верили своим глазам: подобный поворот событий казался совершенно необъяснимым. “Великое пробуждение”{206} было слишком внезапным и слишком мучительным. Что случилось с союзными армиями? Что за таинственные силы подорвали сопротивление и заставили рухнуть такие устойчивые государства, как Голландия, Бельгия, Люксембург и Франция? Эти силы угрожали теперь Англии.

Общее мнение сводилось к тому, что успешному наступлению немцев в Западной Европе в значительной мере способствовала пятая колонна. Казалось, что только в этом кроются причины крушения Западной Европы. В специальном обращении президента Рузвельта к конгрессу (16 мая 1940 года) также говорилось о “вероломном использовании так называемой пятой колонны, когда люди, числящиеся мирными гражданами, фактически являются частью вражеских войск”. Через десять дней после указанного обращения, то есть 26 мая, Рузвельт в своем [186] выступлении по радио подчеркнул, что Америке угрожает не только открытое нападение.

“Мы знаем и о новых методах агрессии. Речь идет о новом троянском коне, то есть о пятой колонне, предающей нацию, если та не подготовлена к борьбе с предательством. Шпионы, диверсанты и изменники являются основными действующими лицами в этой новой трагедии”.

Для характеристики всеобщего направления мыслей весьма показательным является тот факт, что американский корреспондент Отто Д. Толишус, посылая из Стокгольма серию статей для “Нью-Йорк таймс мэгезин” под общим наименованием “Как готовился Гитлер”, свою первую статью посвятил пятой колонне. Вслед за перечислением методов подрывной работы, применяемых пятой колонной, давалось описание ее деятельности в Польше, Скандинавии и в странах Западной Европы. Толишус пришел к следующему выводу:

“Деятельность пятой колонны, в особенности поступавшая от нее непрерывным потоком информация, обеспечивала ту гипнотизирующую уверенность и убийственную точность, с которой Гитлер мог оценивать обстановку в каждой из захватываемой им стран и осуществлять наступление немецких армий, нередко действовавших небольшими и изолированными колоннами, вопреки всем законам военной науки”{207}.

Американский народ опасался как раз новых методов агрессии. Против обычного наступления можно было применить известные способы обороны. Но какая оборона могла оказаться пригодной для отражения совершенно необычного наступления, опрокидывающего привычные нормы, - наступления зловещего и непостижимого?

Фантазия Гитлера казалась неистощимой, а его честолюбие - безграничным. Какие коварные сюрпризы заготовил он для Америки? “Здесь внезапно вспыхнула паника, - писал Джон Т. Флинн в “Нью рипаблик” 27 мая, - вызванная чувством беззащитности нашей страны, думали, что кто-то может вторгнуться в нее с минуты на минуту”. Мэру Нью-Йорка Фиорелло Ла Гардиа [187] приписывалось заявление о том, что Америка не сможет защитить даже Кони-Айленд{208}.

Население страны начало проявлять нервозность и подозрительность. Многие перестали доверять своим соседям. Если за весь 1939 год в Федеральное бюро расследований поступило 1600 заявлений на лиц, подозреваемых в шпионаже, то в 1940 году только “за один из дней мая то же бюро неожиданно получило 2900 аналогичных заявлений”{209}.

Выражение “пятая колонна” “не сходило у людей с языка”{210}. Газета “Нью-Йорк уорлд телеграмм” посвятила пятой колонне серию статей, давая в них подробное освещение всей проблемы фашизма в Америке.

Наряду с подозрительностью и боязливостью у людей появлялось желание оказать активное сопротивление агрессии. В одном из районов штата Пенсильвания “стрелковый клуб готовился взять на мушку любого спускающегося парашютиста”{211}. Законодательный орган того же штата обсудил вопрос о мерах по защите промышленных предприятий от нападения с воздуха. В городе Блумингтон приступили к организации “патриотической американской колонны”, а в городе Олбани - “первой колонны”. Фрэнк Хэг, мэр Джерси-Сити, угрожал, что он “искоренит все антиамериканские заговоры и самих заговорщиков”.

Оружейные склады национальной гвардии штатов Нью-Йорк и Массачусетс стали охраняться днем и ночью. Лидеры Национального легиона американских матерей обратились из Нью-Йорка к 2 000 000 членов этой организации с призывом вооружаться винтовками. “Вражеские парашютисты, - писали они, - которые попытаются высадиться в Америке, еще пожалеют о том, что появились на свет”{212}.

В Буффало мобилизовали 7000 человек из состава национальной гвардии, “чтобы воспрепятствовать изменнической [188] деятельности на Ниагарском пограничном рубеже”{213}.

Соединенные Штаты утратили непоколебимую веру в абсолютную безопасность страны. Замок американского процветания оказался построенным на зыбкой почве. Однако все еще сохранялось сильное желание остаться вне войны, несмотря ни на что. После падения Франции две трети населения США считали само собой разумеющимся, что Америка рано или поздно будет втянута в борьбу; не меньшее число людей было убеждено, что Гитлер попытается захватить некоторую часть Нового Света. Однако лишь одна седьмая часть населения являлась сторонником того, чтобы США взяли инициативу в свои руки, объявив войну Германии и Италии. Замешательство и неспособность принять определенное решение создавали благоприятную почву для распространения слухов о таинственном оружии, которое будет применено немцами для разгрома Англии. Появились шутки и анекдоты, они служили первым предвестником пробуждающейся веры в свои силы, но в то же время были весьма горькими. На Уолл-стрите стал ходячим анекдот, будто Гитлер заказал фирме “Дженерал моторс” 10 000 танков. На вопрос, куда сдать заказ, он якобы ответил: “Не беспокойтесь, мы заберем их по пути через Детройт”{214}.

Позднее Самнер Уэллес писал в своих мемуарах:

“Эти майские и июньские недели навсегда останутся в памяти некоторых из нас как какой-то кошмар, как время рухнувших планов и несбывшихся надежд. Дело в том, что правительство США не имело в своем распоряжении никаких средств (кроме такого крайнего, как объявление войны, против чего было настроено подавляющее большинство населения), чтобы отвести или остановить мировую катастрофу, равно как и избавить от непосредственной угрозы свою собственную страну. Я помню, с какой тревогой мы слушали известия о падении укрепленных районов на восточной границе Бельгии. Я помню наше состояние, когда мы впервые получили ясное представление о размахе помощи, которую оказывают немецким [189] армиям тайные сообщники внутри стран, против которых организуется агрессия. Хуже всего было то, что складывалось и получало широкое распространение мнение, будто немецкая военная машина обладает таким подавляющим превосходством в численности, качестве, стратегии, вооружении и боевом духе над наличными силами западноевропейских держав, что Германия вполне может стать властелином всей Европы еще до конца лета”{215}.

В сущности говоря, Соединенные Штаты являлись к тому времени почти безоружными, если не считать мощного военно-морского флота, большую часть которого американцы вынуждены были держать в Тихом океане. В армии США имелось не более пяти боеспособных дивизий, 52 бомбардировщика и 160 истребителей. Недостаток артиллерии, по выражению начальника штаба армии генерала Джорджа С. Маршалла, был “ужасающим”. Снарядов для зенитных орудий не хватало; требовалось не менее шести месяцев, чтобы наладить обеспечение зенитной артиллерии боеприпасами. США целиком зависели от импорта такого стратегического сырья, как каучук и олово, а запасов их могло хватить не более чем на три месяца.

Таковы были факты и цифры, над которыми ломали голову президент Рузвельт и его ближайшие советники. Особое беспокойство вызывала у них Южная Америка.

Еще с весны 1938 года Вашингтон стал усиленно интересоваться тем, способны ли республики Центральной и Южной Америки противостоять наступлению стран оси, осуществляемому в широких масштабах. Ни у кого не возникло сомнений, что подобное наступление будет пользоваться поддержкой миллионов южноамериканцев немецкого и итальянского происхождения. Война еще более усилила имевшиеся опасения. В портах Латинской Америки находилось 80 немецких судов, которые “могли успешно обслуживать подводные лодки стран оси или снабжать всем необходимым ударные отряды, предназначенные для захвата баз на отдаленных участках океанского побережья”{216}. [190]

Время от времени возникали слухи о появлении подозрительных подводных лодок в Карибском море. В Мексике поговаривали о том, что стоящие в портах немецкие суда поддерживают тайную радиосвязь с Берлином. Правительство США прилагало немало усилий, стараясь заменить немецких инструкторов, служивших в армиях южноамериканских республик, американскими инструкторами, а также положить конец немецкому контролю над некоторыми южноамериканскими авиалиниями. Прежде всего это необходимо было сделать в Колумбии, где компанию воздушных сообщений “Скадта” возглавлял ярый нацист. Самолеты этой компании летали на линии от Панамского канала до важных нефтеперегонных заводов в Кюрасао и Аруба. Только в конце февраля 1940 года удалось достигнуть соглашения о замене немецкого персонала, служившего в компании “Скадта”, американцами и колумбийцами. Незадолго до начала майского наступления немцев в Европе Бразилия согласилась предоставить в распоряжение США несколько аэродромов, расположенных вдоль северо-восточного побережья республики.

16 мая 1940 года, после начала гитлеровского наступления, генерал Маршалл и начальник морских операций США адмирал Старк составили докладную записку. В ней рекомендовалось немедленно пригласить представителей правительств всех латиноамериканских стран на секретное совещание, где сообщить о той помощи, которую могут предоставить США этим странам. Рекомендации, содержавшиеся в докладной записке, были приняты; через неделю уже разослали приглашения. В начале июня армейские и морские офицеры США разъехались по столицам латиноамериканских стран для обсуждения технических вопросов.

Тем временем было принято решение создать в целях обороны Латинской Америки резервные воинские части.

22 мая 1940 года начальник одного из отделов Оперативного управления военного министерства США майор Мэтью Б. Риджуэй представил генералу Маршаллу докладную записку. В ней он излагал свои соображения о мероприятиях, которые следовало бы провести США. Риджуэй считал, что в условиях, когда мировая обстановка меняется с потрясающей быстротой, в странах Южной [191] Америки возможны нацистские восстания. За такими восстаниями может последовать немецкое вторжение. США должны взять на себя оборону Южной Америки и в качестве превентивной меры, если это окажется необходимым, оккупировать находящиеся там поселения европейцев. Президент Рузвельт, генерал Маршалл, адмирал Старк и помощник государственного секретаря Самнер Уэллес согласились с выводами автора записки. Наконец-то появился конкретный план проведения определенных мероприятий.

В это время вслед за печальными новостями из Дюнкерка поступило еще одно тревожное сообщение. Английский посол показал Корделлу Хэллу пачку имевшихся в его распоряжении донесений из Уругвая. Их содержание давало основание думать, что в указанной республике в ближайшее время может совершиться нацистский переворот. Имелась также телеграмма из Лондона, предупреждавшая о том,

“что 6000 нацистов, возможно, будут направлены на торговых судах в Бразилию, где к ним присоединятся команды других немецких судов, уже находящихся в бразильских портах. Эти силы могут быть использованы нацистскими элементами Бразилии для захвата власти”{217}.

Этого нельзя было допустить!

Президент Рузвельт приказал срочно разработать планы превентивной оккупации французских, английских и голландских владений в Вест-Индии, а также военную помощь Бразилии, куда предполагалось послать до 100 000 солдат, причем первые 10 000 должны были перебрасываться на самолетах. Военно-морские силы США получили приказ в случае возникновения реальной угрозы направить в южную часть Атлантического океана 4 линкора, 2 авианосца, 9 крейсеров и 3 дивизиона эсминцев. Самнер Уэллес получил задание выступить с публичным заявлением, что “всякий акт агрессии со стороны неамериканского государства независимо от того, будет ли этот акт совершен к северу или югу от экватора, явился бы покушением на безопасность всех американских стран и будет рассматриваться ими в качестве такового”. [192]

Значительное большинство американского народа приветствовало такое энергичное заявление.

В конце мая в Вашингтоне разработали новые военные планы. В Южной Америке заметно ощущалось начало немецкого экономического наступления. Немецкие фирмы в Бразилии готовы были гарантировать поставки товаров, заказанных в Германии, не позднее чем в конце сентября; имелось в виду, что к этому времени Англия, вне всякого сомнения, откажется от дальнейшего участия в войне или же будет разгромлена. А кто мог сказать с уверенностью, что комбинированное итало-германское наступление с использованием как военных, так и политических средств не развернется через Испанию и Французскую Африку?

Полученные сообщения из Уругвая вынудили вашингтонские власти ускорить утверждение новых планов.

В Уругвае проживало сравнительно мало немцев, в общей сложности не более 8000. Это обстоятельство, видимо, и служило объяснением того, что правительство Уругвая не принимало в 1937 - 1939 годах активного участия в общих усилиях южноамериканских стран, направленных против распространения идей национал-социализма; не стремилось к принудительной ассимиляции немцев и приобщению их к латинской культуре. Наибольшее распространение подобные принудительные меры нашли в Аргентине и Бразилии. В связи с этим некоторые виды деятельности заграничной организации нацистской партии, которая была запрещена, но продолжала существовать под другим названием, были перенесены с территории двух упомянутых выше крупных стран в расположенный поблизости Уругвай.

Это побудило многих к оказанию противодействия. Одним из них был молодой профессор преподаватель философии из города Монтевидео Гуго Фернандес Артусио, социалист, участник всемирного конгресса молодежи, состоявшегося в Вашингтоне в 1938 году. Артусио был убежден, что третий рейх собирается прибрать к рукам всю Южную Америку. Он считал вероятным, что немцы прежде всего устремятся в Уругвай, маленькую и слабую страну, правительство которой по непонятным причинам не принимало никаких оборонительных мер. Исходя из этих [193] соображений Артусио решил призвать уругвайский народ к бдительности в серии выступлений по радио.

В октябре 1939 года он произнес свою первую речь, направленную против “немецкой опасности”. Речь транслировалась широковещательной радиостанцией в Монтевидео. Он продолжал выступать изо дня в день, из месяца в месяц. В декабре интерес к его речам сильно возрос в связи с потоплением у берегов Уругвая немецкого “карманного” линкора “Граф Шпее”. Ведь как ни говори, а немецкий корабль проник в самое устье Ла-Платы! Фернандес Артусио призывал своих слушателей сообщать ему о всех замеченных случаях подозрительной деятельности нацистов. За два месяца к нему поступили “десятки тысяч донесений, многие из которых опирались на конкретные факты”{218}. Артусио все более проникался убеждением, что он напал на след гигантского и опасного заговора. Разоблачения пятой колонны в Дании и Норвегии побудили его представить накопленный материал правительству; такое решение он принял через десять дней после захвата немцами Копенгагена и Осло.

Правительство не дало никакого ответа; Артусио счел это халатностью, заслуживающей жесточайшего порицания. Однако он не исчерпал еще всех имевшихся в его распоряжении средств борьбы.

“После этого, - пишет он, - я поехал в Буэнос-Айрес и имел беседу в редакциях двух крупных демократических газет Аргентины: “Ла Пренса” и “Ла Вангардиа”; обе они издавались в Буэнос-Айресе. 2 мая 1940 года названные газеты опубликовали сообщение о положении в Уругвае. Британская радиовещательная корпорация подхватила разоблачения, напечатанные в аргентинских газетах, и распространила их по всему свету. Тогда и остальная уругвайская печать, оценив серьезность создавшейся обстановки, в свою очередь включилась в кампанию. Все газеты предоставили свои страницы для дискуссионных статей о нацистской опасности. Общественность очнулась от спячки. Монтевидео наполнился слухами. Население [194] начало отдавать себе отчет в той опасности, которую представляла пятая колонна”{219}.

Затем начали поступать сообщения из Голландии, Бельгии и Франции, они были способны убедить даже самого закоренелого скептика в том, что немецкие подданные действительно являются скрытыми врагами.

Негодование против всего немецкого беспрерывно нарастало. Член парламента, социалист д-р Хозе Педро Кардозо, содействовавший Артусио в его “частных расследованиях”, заявил, что правительство показало свою несостоятельность. На заседании палаты представителей он зачитал меморандум, направленный Фернандесом Артусио правительству еще в середине апреля; к нему он добавил несколько новых документов. Выступление Кардозо вызвало сенсацию. “Ни одна политическая группировка не осмелилась возражать против создания комитета по расследованию”{220}. Председателем комитета назначили Томаса Брена, члена католической партии. Фернандеса Артусио также включили в состав комитета, хотя он и не являлся членом парламента. 17 мая 1940 года комитет начал свою работу. В этот день в Монтевидео произошла крупная демонстрация; в окна помещений немецких фирм летели камни. Атмосфера накалялась.

Правительство почувствовало, что оно не может не реагировать на настроение парламента. Через два дня после организации парламентского комитета министерство национальной обороны объявило, что меморандум Фернандеса Артусио является убедительным документом и что желательно наложить запрет на деятельность местной группы заграничной организации нацистской партии. Ходили слухи, что готовится нацистский путч и что он произойдет 25 или 26 мая. В указанные дни ничего не случилось. Решили, что восстание просто отложено, однако обстановка продолжала оставаться напряженной.

Парламентский комитет, руководимый Томасом Брена, получив соответствующее разрешение, совершил внезапный обыск в доме одного из немецких подданных, некоего Геро Арнульфа Фурмана, проживавшего в Сальто. [195] Местечко находилось в 200 милях от побережья, вверх по течению реки Уругвай. Фурман считался активным нацистом. Оказалось, что он занимается фотографированием. У него обнаружили фотоснимки общественных зданий, мостов, казарм и местного речного порта. Была просмотрена также его переписка. Нашли письма от гамбургского Fichtebund{221} и, что было несравненно более важным, развернутый план военного переворота. Очевидно, документ составлялся самим Фурманом. Он состоял из трех листов, однако первого из них найти не удалось. На двух сохранившихся листах можно было прочесть следующее:

“Все так называемые военные действия можно закончить в течение пятнадцати дней. Дислокация оккупационных войск могла бы быть следующей: два полка (артиллерийский и кавалерийский) - в Монтевидео, по две роты - в таких городках, как Колонна, Фрай-Бентос, Пайсанду и т. п., батальон - в Сальто, батальон - в Белья-Уньон, две роты - в Артигас, две роты - в Ривера, батальон - в Жагуаран. Можно предположить (требуется только призвать людей к оружию), что через две недели к бойцам, находящимся в Монтевидео, удастся присоединить еще тысячу человек, мобилизованных в Аргентине. Для поддержания порядка будет достаточно одного батальона хороших стрелков. Следует помнить, что в стране имеется четыре или пять тысяч человек, хорошо знающих все ключевые пункты. Население, общая численность которого достигает двух или трех миллионов человек, необходимо немедленно очистить от всех евреев, политических лидеров и членов масонских лож. Найденные в помещениях последних документы должны быть тщательно просмотрены. В дальнейшем нельзя допускать возникновения подобных организаций, даже мелких. Правительственных чиновников можно временно оставить на работе, однако ко всем важнейшим должностным лицам должны быть назначены секретари немцы. Необходимо предпринять немедленные шаги для превращения страны в немецкую колонию фермеров. Руководители колонии должны будут немедленно реквизировать все земли, [196] принадлежащие государственным банкам (Кредитному, Страховому и Республиканскому). Следующим шагом должна быть конфискация земель у сбежавших землевладельцев, и, наконец, у всех тех, кто не желает жить под немецким господством. В целях распространения немецкой колонизации на Уругвай следует организовать специальную финансовую корпорацию. Она должна способствовать покупке и перепродаже земель, принадлежащих немецким поселенцам в Аргентине и Бразилии, с таким расчетом, чтобы это не вызвало материальных потерь у фермеров, выразивших согласие переселиться в Уругвай”.

Фурмана привлекли к судебной ответственности. Он сознался, что сам сочинил этот документ, добавив, однако, что “это является просто шуткой и не имеет серьезного [197] значения”{222}. Выступления защиты не убедили судью. Фурмана посадили в тюрьму, а его бумаги конфисковали. Брена и его коллеги поспешили обратно в Монтевидео, чтобы предупредить власти.

О случившемся сообщили также послу США в Уругвае.

Эту должность занимал тогда Эдмунд С. Вильсон, который уже в течение нескольких месяцев общался с Фернандесом Артусио и начал придавать серьезное значение его предупреждениям. Вильсон знал, что общественное мнение Уругвая на стороне союзников; вместе с тем до него доходили вести, что некоторые политические деятели и офицеры настроены в пользу третьего рейха. В ряде своих телеграмм, посланных 13, 14 и 15 мая 1940 года, в дни, когда мировая пресса была полна сообщениями о пятой колонне в Голландии, Вильсон обращал внимание Вашингтона на то обстоятельство, что горстка решительных людей может легко овладеть Монтевидео. Если нацисты вообще собираются предпринимать что-либо в Южной Америке, то наиболее вероятным является нанесение ими удара по “слабому месту - Уругваю”{223}.

Ознакомившись с донесениями посла, Рузвельт поручил Самнеру Уэллесу информировать правительство Уругвая о том, что он как президент США выражает беспокойство в связи с создавшимся положением. От Вильсона поступали один за другим сигналы тревоги. 30 мая, через сутки после обнаружения плана Фурмана, Вильсон телеграфировал: “Если США не будут действовать немедленно и эффективно, создастся реальная опасность, что такие страны, как Уругвай, окажутся под господством нацистов”{224}. Еще через сутки, посоветовавшись с Норманом Армором, послом США в Буэнос-Айресе, Вильсон настоятельно рекомендовал послать к восточным берегам Южной Америки 40 - 50 боевых кораблей.

Вильсон запрашивал гораздо больше того, чем президент Рузвельт решался пока дать. Рузвельт принял [198] быстрое, но частичное решение: тяжелый крейсер “Куинси”, находившийся в военно-морской базе Гуантанамо, получил приказ о немедленном выходе в Рио-де-Жанейро и Монтевидео. Через несколько дней за ним последовал еще один тяжелый крейсер - “Уичита”. Пока оставалось неясным, как будет реагировать Япония на ошеломляющие победы Германии в Европе; во всяком случае, президент и его военно-морские советники не считали себя вправе идти на ослабление Тихоокеанского флота США.

Начальник штаба армии генерал Маршалл придерживался иного мнения. Он считал Атлантический театр военных действий важнее Тихоокеанского. Если бы французский флот попал в руки Гитлера, то объединенные военно-морские силы Германии, Италии и Франции оказались бы значительно сильнее английских или американских военно-морских сил.

“Неожиданно может создаться такая обстановка, - доказывал Маршалл, - когда Япония и Россия решат действовать заодно, и это вынудит нас держать большинство наших кораблей на Тихом океане. Если французский военно-морской флот перейдет в руки Германии и Италии, для нас сложится весьма серьезная обстановка в южной части Атлантики. Через несколько недель Гитлеру может прийти в голову мысль воспользоваться обстановкой, сложившейся в Южной Америке”{225}.

В то время, когда Маршалл излагал свою точку зрения, беспокойство в Уругвае достигло предела.

Комитет Томаса Брена, вернувшись в Монтевидео с документами, изъятыми при обыске у Фурмана, пригласил членов парламента на закрытое заседание с целью доложить на нем сенсационную новость о планах путча. Все обнаруженные документы подверглись тщательному изучению. Они указывали, что существует странная организация, состоявшая из “лидеров” и “опорных пунктов”. Она тесно связана с Германией. У членов парламента, изучивших все представленные документы в переводе с немецкого, создалось впечатление, что нацисты создали какой-то таинственный орден, своего рода масонскую ложу [199] коричневорубашечников. Кроме того, из документов явствовало, что,

“с точки зрения нацистов, весь мир делится только на две части: немецкую Gau{226} и иностранную Gau. Уругвай, как и другие страны, предназначенные для поглощения нацистской “мировой империей”, является одним из районов иностранной Gau, или, выражаясь иначе, “зарубежной Германии”{227}.

Согласно дополнительным свидетельским показаниям, становилось очевидным, что несколько месяцев тому назад некоторые немецкие подданные брали в аренду или покупали земельные участки, “расположенные вблизи казарм, полицейских участков, мостов, железнодорожных станций и разъездов, важных перекрестков шоссейных дорог, а также вблизи ремонтных мастерских, принадлежащих железнодорожным и автобусным компаниям”{228}.

Полиция арестовала одного немецкого подданного, картографа по специальности. При нем оказалась карта Голландии, “на которой было показано, как еще задолго до немецкого вторжения в Голландию пятая колонна готовила огневые позиции для артиллерии, обеспечивая тем самым удобный обстрел важных объектов”{229}. Этот человек располагал и картой района Монтевидео, на которой имелись пометки о военных объектах в самом городе и его окрестностях.

Серьезное волнение охватило правительственные органы. Складывалось впечатление, что пятая колонна вот-вот захватит власть.

7 июня на всех телеграфных станциях появилась военная охрана. Полиция приступила к обыскам по всему Уругваю. В окрестностях Монтевидео обнаружили “три немецких планера, парашют и разобранную радиостанцию”{230}. Из Аргентины пришли вести, что в провинции Энтре-Риос (близ города Сальто) в доме одного немецкого подданного нашли оружие. Военные караулы разослали на все маяки, пристани, пограничные таможни и [200] железнодорожные станции. Солдаты несли патрульную службу на основных шоссе. 13 июня парламент принял закон, налагающий запрет на все организации, опасные для государства. “Во избежание недоразумений”{231} немецкий посол объявил о роспуске всех немецких ассоциаций. Двенадцать немецких подданных были посажены под арест “в обстановке огромного возбуждения народа”{232}; арестованные подвергались изнурительным допросам, которые длились целыми часами. 17 июня 2000 студентов забросали камеями немецкое посольство.

В тот же день состоялось закрытое заседание парламента, на котором заслушали доклад комитета Брена; оно длилось 20 часов подряд. В конце, заседания было принято решение арестовать начальника департамента по расследованию преступной деятельности, который “систематически отрицал всякое утверждение о том, что планы нацистов представляют угрозу для Уругвая”{233}. Министр внутренних дел, который до 15 июня утверждал, что народ волнуется из-за пустяков, признал свою ошибку. Третий скептик, министр обороны, обратился теперь ко всему уругвайскому народу с призывом об организации добровольческого вспомогательного корпуса.

Стрелковые тиры, где народ мог бесплатно тренироваться в стрельбе, скоро оказались переполненными. Свыше трех пятых всего мужского населения, способного носить оружие, откликнулось на призыв министра. 20 июня на рейде в Монтевидео встал на якорь американский крейсер “Куинси”; его встретили с энтузиазмом. В огромной толпе, ожидавшей несколько часов под дождем прибытия корабля, слышались возгласы: “Да здравствует Рузвельт!”, “Да здравствуют Соединенные Штаты!”. Заявление американского посла о том, что Уругвай может рассчитывать на поддержку США, было встречено с восторгом. Над письмом немецкого посла, опубликованным во всех газетах, народ только издевался. В своем письме немецкий посол отрицал существование какого бы то ни [201] было заговора против Уругвая и утверждал, что Фурман ему совершенно неизвестен. Народ торжествовал. У людей появилось ощущение, будто они спасли свою страну, действуя с поразительной энергией и достойной восхищения солидарностью. “То были незабываемые дни”, - писал позднее Фернандес Артусио{234}.

Ни в одной другой южноамериканской стране летом 1940 года не наблюдалось такого сильного страха перед немецкой пятой колонной, как это имело место в Уругвае. Вместе с тем почти во всех республиках Южной Америки принимались те или иные меры против проживавших там немецких подданных, а также против всех других лиц немецкого происхождения.

В Бразилии сохраняли относительное спокойствие. Власти заявили, что нет никакой опасности со стороны пятой колонны. “Опасная самоуверенность”, - писала по этому поводу лондонская газета{235}.

В Аргентине, как уже упоминалось выше, в июне 1940 года у одного из немецких подданных обнаружили оружие. Полиция считала тогда, что готовится восстание. Летом 1941 года снова вспыхнула тревога. В июле парламент создал комитет по расследованию под председательством Дамонте Таборда. В августе арестовали свыше 30 немецких подданных. Осенью того же года комитет опубликовал четыре доклада (пятый вышел в свет в сентябре 1942 года); в них доказывалось, что подразделения заграничной организации немцев продолжают существовать, хотя и под другим именем. Они носят полувоенный характер и оказывают влияние на программы и учебные планы немецких школ, пропитывая их национал-социалистским духом.

В Чили в июле 1940 и июне 1941 года фашистскими элементами местного населения предпринимались неудачные попытки захвата власти. В августе 1941 года было объявлено о раскрытии заговора в южной части Чили, где находилось большинство немецких поселений. Ряд немцев подвергся аресту; при этом конфисковали 12 винтовок [202] и 50 000 патронов; на все нацистские организация наложили запрет.

Правительство Боливии в июне 1940 года отдало распоряжение расследовать деятельность немецких школ. Примерно через год, в июле 1941 года, немецкого посла в Боливии обвинили в подготовке государственного переворота. Послу помогал военный атташе боливийской дипломатической миссии в Берлине майор Элиас Бельмонте. В стране на короткое время ввели военное положение, немецкий посол был вынужден выехать из Боливии.

В Эквадоре один из штабных офицеров, полковник Филемон Борхас, в июне 1940 года выступил в газете с “сенсационными разоблачениями”, позднее он обращал внимание сената на слухи, циркулирующие с некоторого времени в Кито{236} - столице страны. Полковник указывал, что немецкие летчики, работающие на воздушных линиях “Седта”, по всей вероятности, наносят на карты все военные объекты; он отмечал также, что многие немцы заняли руководящие посты в жизненно важных для страны отраслях промышленности.

В Колумбии по распоряжению властей прекратила деятельность авиакомпания, самолеты которой обслуживали исключительно немцы; эта страна тоже проявляла настороженность. Однако не все считали ее бдительность достаточной. Американский журналист Корнелиус Вандербилт ужаснулся, когда увидел, что по соседству с рядом колумбийских аэродромов расположены немецкие земельные участки; он счел это “далеко зашедшей подготовкой к нацистскому вторжению”{237}.

В таких республиках Центральной Америки, как Коста-Рика, Никарагуа и Гватемала, в конце 1940 года издали распоряжения, обязывающие вбить колья на немецких земельных участках, чтобы воспрепятствовать использованию ровных полей в качестве аэродромов.

В Мексике тоже уделили внимание пятой колонне. Летом 1940 года один из крупнейших еженедельников страны посвятил данной теме специальный номер. В нем указывалось, что немцы развернули подрывную работу в [203] Голландии, действуя под видом почтовых чиновников, коммерсантов, коммивояжеров, содержателей гостиниц, переводчиков, шоферов такси, носильщиков, служанок и поваров. В подрывную работу было вовлечено около ста тысяч человек. Кроме того, отмечалось, что в одном из восточных районов Голландии немцы организовали колонию нудистов{238}. 10 мая члены упомянутой колонии, одетые в военную форму, захватывали мосты и аэродромы{239}.

Нередко возникали слухи о том, что немцы располагают аэродромами на территории Мексики. “Здесь живет примерно 5000 нацистских семейств”, - писал широко распространенный американский еженедельник{240}. Летом 1940 года из Мексики выслали пресс-атташе немецкой дипломатической миссии.

Проведение всех перечисленных и подобных им мероприятий государствами Центральной и Южной Америки горячо приветствовалось в Вашингтоне. На всех панамериканских конференциях представители США подчеркивали необходимость борьбы с пятой колонной. В конце сентября 1941 года председатель комитета по расследованию антиамериканской деятельности Мартин Диес заявил, что “Германия имеет в Южной Америке около 1 000 000 человек, организованных в роты и батальоны; их легко превратить в солдат”. Однако Рузвельта и его ближайших советников постепенно покидало чувство беспокойства и неуверенности. Гитлер ничего не добился в Южной Америке летом 1940 года. Не следовало думать, что в дальнейшем его дела пойдут более успешно. Так или иначе, бдительность не ослабевала. Она являлась залогом безопасности стран Латинской Америки, а также самих Соединенных Штатов.

Под влиянием сообщений из Европы в США начиная с лета 1940 года также принимались меры против пятой колонны. В конце мая приняли решение удалить с государственной службы нацистов, и прежде всего членов германо-американского союза. Через месяц (28 июня 1940 [204] года) президент подписал законопроект, обязывающий иностранцев заполнить специальные анкеты. Выяснилось, что в США проживает 5 000 000 человек, не являющихся американскими гражданами. В октябре 1941 года им предложили сообщить об источниках своих доходов. Министерство юстиции США завело картотеку на всех немцев, вызывавших подозрение. Наряду с указанными мерами велось строгое наблюдение за подозрительными людьми, которые могли оказаться шпионами и диверсантами.

В сентябре 1939 года штаты Федерального бюро расследований (ФБР) увеличили на 150 человек; в июне 1940 года было принято на службу еще 250 детективов. Примерно через год, 28 июня 1941 года, ФБР сообщило о раскрытии двух крупных немецких резидентур. Аресту подверглось 49 человек. В сентябре 1941 года ФБР заявило, что “шпионы и диверсанты стран оси” все еще занимают в Америке важные должности, что они собирают большое количество военной информации, что правительство Германии подготовило развернутые планы диверсий “в американской военной промышленности, на железнодорожном и морском транспорте”{241}.

7 декабря 1941 года Япония нанесла удар по Пирл-Харбору, а 11 декабря Германия объявила войну Соединенным Штатам.

Американский народ воспринял этот двойной вызов с уверенностью в конечной победе. Было ясно, что силы Германии истощаются в кровавой схватке с Советским Союзом; поэтому люди стали меньше опасаться широкого наступления третьего рейха против Америки и махинаций его пятой колонны. Конечно, по-прежнему следовало прилагать все усилия для борьбы со шпионажем и диверсиями. В качестве меры предосторожности была ограничена свобода передвижения немецких подданных. Им запретили иметь оружие, ультракоротковолновые радиоприемники, радиопередатчики, фотоаппараты, иллюстрированные труды на военные темы, а также карты.

Из 264 000 проживавших в Америке немцев было интернировано около 7000 человек. Менее чем через год [205] половину арестованных по решению специальных трибуналов снова выпустили на свободу. Однако им не доверяли. Этих людей, а также не подвергавшихся интернированию итальянских подданных так усиленно увольняли с работы, что в июле 1942 года президент Рузвельт счел нужным обратиться с воззванием к предпринимателям, администраторам и служащим. Он призывал не создавать невозможных условий жизни для тех лиц, которые хорошо настроены по отношению к Америке, хотя и являются иностранцами.

В июле судебные власти предъявили обвинение 26 вожакам германо-американского союза, а месяцем раньше удалось арестовать 8 немецких диверсантов, переброшенных во Флориду и Лонг-Айленд на немецких подводных лодках. Двое из них оказались американскими гражданами, членами германо-американского союза. Обнаруженные у диверсантов фальшивые документы и средства для совершения диверсий произвели гораздо большее впечатление, чем тот факт, что ФБР оказалось способным немедленно задержать этих агентов.

Многочисленные газетные сообщения, публикуемые после 1933 года, создали впечатление, что если даже у Германии, и не слишком хороши дела на фронте, то немецкая секретная служба изумительно работоспособна. Казалось, в частности, что в Америке создана шпионская сеть, которая является, “по всей вероятности, наилучшей по организации и финансированию, наиболее сильной по своему мастерству и эффективности среди всех шпионских систем, которые когда-либо видел мир”{242}. В течение двух недель вслед за арестом восьми диверсантов в тюрьму посадили свыше 400 немцев.

В Центральной и Южной Америке страх перед немецкой пятой колонной продолжал существовать и после декабря 1941 года, когда вторая мировая война охватила почти весь мир. После панамериканской конференции, состоявшейся в Рио-де-Жанейро в январе 1942 года, все дипломаты стран оси оказались вынужденными покинуть свои посты. Остались они только в Чили и Аргентине; последняя стала относиться все более ревниво к ведущему [206] положению США на американском континенте. Однако и в этих двух наиболее южных латиноамериканских республиках проводились мероприятия, направленные против немцев. Лица, признанные опасными, подвергались интернированию. В 1942 году в Аргентине развернулся крупный судебный процесс над обвинявшимися в шпионаже немецкими подданными. В Чили и Мексике расследованием немецких интриг занимались специальные комитеты. В 1942 году почти всех немцев, проживавших в Коста-Рике, вывезли в Техас и посадили там в концентрационный лагерь. Интересно отметить, что, как только военные действия приближались к Центральной или Южной Америке, здесь сразу же отмечались признаки активности пятой колонны. Когда весной и летом 1942 года вблизи берегов Бразилии оказались торпедированными несколько судов, распространилось мнение, что немецкие подданные и лица немецкого происхождения передают секретные указания немецким подводным лодкам. 22 августа 1942 года Бразилия объявила войну Германии. На следующий день полиция совершила налет на женский монастырь, расположенный на территории штата Санта-Катарина. Настоятельницу монастыря арестовали.

“Монахини, - сообщала мировая пресса, - пользовались для переговоров радиоаппаратурой, укрываемой на территории кладбища. По своему происхождению они были немками”. [207]