Онлайн чтение книги Ненависть
VII

Послѣднія субботу и воскресенье передъ Рождествомъ семьи Жильцовыхъ и Антонскихъ сходились вмѣстѣ. Или Жильцовы ѣхали въ Гатчино къ Антонскимъ, или Антонскіе всѣмъ своимъ дѣвичьимъ царствомъ пріезжали въ Петербургъ. Это была традиція семьи. Въ этомъ году Марья Петровна съ Шурой, Мурой и Ниной пріехала къ сестрѣ на Кабинетскую улицу и къ великой радости Жени, счастливому смущенно Гурочки и негодование Вани: — «дѣвчонки!!» — женское царство водворилось въ квартирѣ Ольги Петровны.

Въ субботу обѣдали раньше, ко всенощной не пошли: — «некогда, никакъ не управиться… Такъ много надо сдѣлать»… послѣ обѣда раздвинули обѣденный столъ, положили доски, низко спустили надъ столомъ лампу и подъ руководствомъ Шуры принялись клеить и раскрашивать бонбоньерки и украшенія для елки. Мура, Ваня и Нина на одномъ концѣ стола клеили по готовымъ трафаретамъ гирлянды и цѣпи и оклеивали пестрою бумагою коробки. Подъ самой лампой въ благоговѣйномъ молчаніи уткнулись въ работу сама Шура, Женя и Гурочка. Пахло крахмальнымъ клейстеромъ — глубокая тарелка съ нимъ стояла съ края стола. Дѣти возились подлѣ нея, выхватывали другъ у друга большую кисть, смѣялись и кричали. Подъ лампой Гурочка, насупивъ брови, по чертежу, начерченному Шурой сосредоточенно клеилъ затѣйливую звѣзду, всѣмъ звѣздамъ звѣзду, какой нигдѣ и ни у кого не было, звѣзду, созданную творческимъ геніемъ Шуры. Женя по указанію двоюродной сестры накладывала краски на изящную коробочку.

— Сильнѣе, смѣлѣе клади cепію, — говорила, нагнувшись къ Женѣ, Шура, — не бойся. Ты все сопельками мажешь. Набери, какъ слѣдуетъ, краску и грунтуй ровнымъ взмахомъ. Тѣни потомъ положишь.

Сама Шура, укрѣпивъ на деревянномъ станкѣ необожженную чашку, сдѣланную по ея рисунку на Императорскомъ фарфоровомъ заводѣ, расписывала ее подъ старый Севръ маленькими розочками и незабудками.

Она оторвалась оть работы и, отодвинувшись отъ станка, издали смотрѣла на написанный цвѣтокъ.

— Какой ты талантъ, Шурочка! — тихо сказала Женя.

— Талантъ!.. талантъ!… сказала, вздыхая Шура. — Помнишь: «Таланты отъ Бога — богатство отъ рукъ человѣка»… Такъ вотъ, приношу я рисунокъ этой самой чашечки на заводъ. Тамъ посмотрѣли и спрашиваютъ, гдѣ вы учились? Я отвѣчаю, сначала въ школѣ Штиглица, что въ Соляномъ городкѣ, а потомъ въ Строгоновскомъ училищѣ въ Москвѣ. Училась, говорю, урывками, потому что и гимназическiй курсъ мнѣ проходить тоже надо… А мнѣ и говорятъ: — вамъ къ намъ на заводъ поступать надо. У васъ рѣдкая композиція… Вотъ какъ мы съ тобою!., таланты!..

— Намъ остается только быть вашими поклонниками, — сказалъ Гурочка.

— Милости просимъ, — сказала Женя. — Мы ничего не имѣемъ противъ этого. Что послала дядямъ… — обернулась къ Шурѣ Женя.

— Дядѣ Димѣ — ремень для ружья, сама сплела изъ трехъ тонкихъ ремешковъ рыжей, сѣрой и черной кожи. Признаюсь, очень красиво вышло.

— Что же намъ не показала?..

— Торопилась отправить, итакъ боюсь, что припоздаетъ къ самому Рождеству. А дядѣ Тишѣ, ты-же видала?.. серебряный стаканчикъ и на немъ колосья… Пусть цѣлая горка серебра у него будетъ моей работы.

Когда мать, или тетка входили въ столовую, тамъ поднимался переполохъ. Шуршали бумагой, спѣшно прикрывая работы отъ нескромныхъ взглядовъ. Все это вѣдь были сюрпризы, секреты, тайна!.. Негодующіе раздавались голоса:

— Мамочка, нельзя… Сколько разъ мы просили не входить, пока мы не кончимъ.

— Тетя, ради Бога! Оставьте насъ на минутку однихъ!

— Мамочка не гляди!

Смущенныя тѣмъ, что потревожили дѣтскій муравейникъ сестры спѣшили уйдти.

— Я за рюмкой только… На столъ накрывать пора.

— Сейчасъ, мамочка… Дай только спокойно намъ все прибрать.

Сильнѣе пахло скипидаромъ, лакомъ и клейстеромъ, въ большія корзины сваливали готовое и неготовое, чтобы завтра, до свѣта продолжать. Дела — уйма!.. Золотить и серебрить орѣхи!.. Надо все сдѣлать самимъ! Такъ дешевле! Отцы, Матвѣй Трофимовичъ и Борисъ Николаевичъ сомнѣвались въ дешевизнѣ такого способа, но не прекословили. Такъ лучше?!. Въ этомъ и отцы не сомнѣвались. Своя работа!..

— Скажи мнѣ, Женя, почему Володя никогда не приметъ участія въ нашей работѣ. Или онъ считаетъ это для себя унизительнымъ?.. Студентъ!.. — тихо сказала Шура, отрываясь отъ своей чашки и отвинчивая отъ стола станокъ.

— Не знаю, Шура. Володя теперь съ нами никогда не разговариваетъ. Онъ и дома-то почти что не бываетъ… Совсѣмъ отъ насъ отбился.

Шура подняла голову на Женю. Онѣ были однолѣтки, но Шура казалась старше своей двоюродной сестры. Высокая, полная, съ нѣжными русыми волосами, съ глубокими синими глазами — она была очень красива, совсѣмъ «взрослой» женской красотой. Она посмотрѣла на Женю долгимъ взглядомъ. Дѣти съ шумомъ и смѣхомъ потащили въ свои комнаты корзину съ «секретами». Дѣвушки остались однѣ.

— Я знаю, что Володя въ партіи, — чуть слышно сказала Шура.

— Въ какой?..

— Не сумѣю тебѣ сказать. Онъ не пояснилъ… Да и все это было такъ сумбурно, кошмарно… Точно во снѣ… Я на прошлой недѣлѣ была съ нимъ на митингѣ.

— На митингѣ? — съ неподдѣльнымъ страхомъ спросила Женя.

— То-есть, если хочешь, это не былъ настоящій митингъ… Массовка, какъ они говорятъ.

— Интересно… Разскажи…

— Какъ сказать? Мнѣ не понравилось… Когда ляжемъ спать я «тебѣ буду разсказать»…

Въ столовую вошла Параша.

— Пожалуйте, барышни. Тетенька сердятся, второй самоваръ выкипаетъ.

— Ахъ, пожалуйста. У насъ все готово, — вспыхнувъ, сказала Шура и пошла съ Женей изъ столовой.