Онлайн чтение книги Невидимая невеста
XII

И вот наконец наступило 15 мая. Ожидаемая с таким нетерпением дата, казалось, никогда не придет!

Пройдет еще несколько часов, и церемония религиозного бракосочетания состоится в соборе Рагза.

Если у нас еще сохранялись опасения, какие-то воспоминания о необъяснимых происшествиях, случившихся дней десять тому назад, они стерлись после гражданской церемонии. В ратуше не произошло ничего из того, что стряслось в гостиных особняка Родерихов.

Я встал рано, но Марк меня опередил. Я еще не закончил одеваться, как он вошел в мою комнату.

Он был уже, так сказать, при полном параде: весь в черном, в одежде, принятой в высшем свете, где строгие костюмы мужчин контрастируют с яркими туалетами женщин.

Марк так и сиял от счастья, ничто не омрачало его радости.

Он горячо обнял меня, и я прижал его к груди.

— Моя дорогая Мира попросила тебе напомнить, — сказал он.

— …Что свадьба назначена на сегодня, — продолжил я со смехом. — Ну что ж, передай, что если я не опоздал на церемонию в ратуше, то не опоздаю и в собор! Вчера… я сверил часы с часами дозорной башни! И ты сам, дорогой Марк, постарайся не задерживаться!.. Ты ведь знаешь, что твое присутствие необходимо!.. Иначе нельзя будет начать церемонию!..

Он ушел, а я поспешил закончить свой туалет. Заметьте, что было только девять часов утра.

Мы должны были собраться в особняке Родерихов. Оттуда намечалось отправиться в венчальных каретах — мне нравилось это необыкновенное название. Поэтому, чтобы продемонстрировать свою точность, я прибыл в особняк ранее назначенного времени (чем заслужил приветливую улыбку невесты) и стал ждать в гостиной.

Один за другим появлялись участники (скажем лучше, персонажи, учитывая торжественность обстоятельств) вчерашней церемонии в ратуше. Теперь они были в парадной одежде — в черных фраках, черных жилетах, черных брюках: ничего, как видим, мадьярского, все на парижский манер. В петлицах красовались награды: у Марка — ленточка кавалера Почетного легиона, у доктора и судьи — австрийские и венгерские награды, у обоих офицеров в великолепных мундирах полка «Пограничной военной зоны» — кресты и медали, у меня — простая красная ленточка.

На Мире Родерих (а почему бы мне не назвать ее Мирой Видаль, ведь жених и невеста уже были соединены узами гражданского брака) был восхитительный туалет — белое муаровое платье со шлейфом, корсаж, расшитый белыми цветами померанцевого дерева. В руках она держала роскошный букет невесты, и на ее прекрасных белокурых волосах сиял свадебный венец, с которого длинными складками спадала белая тюлевая вуаль. Это был венец, принесенный моим братом: она не захотела надеть другой.

Войдя в гостиную с матерью, в богатом наряде, она подошла ко мне, протянула руку, и я пожал ее с любовью, по-братски. Сияя от радости, она сказала:

— Ах, мой брат! Как я счастлива!

Видимо, у нее не осталось никаких воспоминаний о тех несчастливых днях, о тягостных испытаниях, что выпали недавно на долю этой достойной семьи. Даже капитан Харалан, казалось, все забыл. Пожав мне руку, он сказал:

— Нет… не будем больше об этом думать!

Вот какой была программа этого дня, получившая всеобщее одобрение: без четверти десять отъезд в собор, где прибытия новобрачных будут ждать губернатор Рагза, представители властей и почетные лица города. После свадебной мессы, при подписании актов в ризнице собора — представления и поздравления. Возвращение в особняк Родерихов на завтрак с участием примерно пятидесяти гостей; вечером празднество в гостиных особняка, на которое было разослано около двухсот приглашений.

Как и накануне, в первом ландо разместились невеста, доктор, госпожа Родерих и господин Нойман; во втором — Марк и три других свидетеля. По возвращении из собора Марк и Мира Видаль сядут в одно и то же ландо. Другие экипажи уехали за теми, кто должен был присутствовать на религиозной церемонии.

Господину Штепарку пришлось принять меры для обеспечения порядка, ибо публики как в соборе, так и на площади Святого Михаила ожидалось много.

Без четверти десять экипажи выехали из особняка Родерихов и направились по набережной Баттиани. Достигнув Мадьярской площади, они пересекли ее и поехали через богатый квартал Рагза — по улице Князя Милоша.

Стояла прекрасная погода, веселые лучи майского солнца пронизывали небо. Под аркадами улицы толпа людей шла в направлении собора. Все взгляды, обращенные к первому ландо, были полны симпатий и восхищения юной новобрачной, и я должен отметить, что доля этого внимания относилась и к моему дорогому Марку. В окнах виднелись улыбавшиеся лица, отовсюду слышалось столько приветствий, что ответить на все было невозможно.

— Право, я увезу из этого города приятные воспоминания! — произнес я.

— Венгры ценят в вашем лице Францию, которую они любят, господин Видаль, — ответил мне лейтенант Армгард, — и они счастливы, что благодаря этому браку в семью Родерих войдет француз.

Мы приближались к площади. Движение было здесь так затруднено, что лошадям пришлось идти шагом.

С башен собора, овеваемых восточным ветром, лился радостный звон колоколов, а около десяти часов высокие ноты курантов дозорной башни присоединились к звучным голосам колоколов собора Св. Михаила.

Когда мы прибыли на площадь, я увидел, что справа и слева вдоль боковых аркад выстроился кортеж экипажей, на которых приехали приглашенные.

Было ровно десять часов пять минут, когда два наших ландо остановились перед ступеньками центрального портала, обе двери которого были широко раскрыты.

Доктор Родерих вышел из экипажа первый, за ним — взявшая его под руку Мира. Затем сошли господа Родерих под руку с господином Нойманом. Мы тоже сразу вышли и отправились за Марком между рядами зрителей, стоявших вдоль паперти.

В этот момент большой орган внутри собора заиграл свадебный марш венгерского композитора Конзаха[80]К сожалению, каких-либо данных об этом композиторе в доступных справочных изданиях общего и специального характера отыскать не удалось..

В то время в Венгрии согласно литургическому ордонансу, не принятому в остальных католических странах, супруги получали благословение только после свадебной мессы. Очевидно, на богослужении новобрачные должны были присутствовать не как супруги, а как жених и невеста. Сначала месса, затем таинство бракосочетания!

Марк и Мира направились к предназначенным для них двум креслам перед большим алтарем. Затем родители и свидетели разместились сзади на приготовленных заранее сиденьях.

Все стулья и кресла на клиросе[81]Клирос — возвышенное место в храме для певчих. были уже заняты многочисленными приглашенными. Среди них находились губернатор Рагза, магистраты, офицеры гарнизона, члены муниципалитета, первые чиновники администрации, друзья семьи, видные деятели промышленности и торговли. Дамам в блистательных туалетах были отведены специальные места. Толпа любопытных теснилась за решетками клироса, этого шедевра кузнечного дела XIII века. Ну а те, кто не смог подойти к дверям клироса, заняли все стулья большого нефа.

В поперечных и боковых нефах и даже на ступеньках паперти собрался простой люд. В этой толпе, где преобладали женщины, можно было заметить людей в национальных мадьярских костюмах.

Если некоторые из этих славных горожанок и крестьянок помнили о странных явлениях, недавно смутивших город, могли ли они предположить, что подобное повторится и в соборе?.. Разумеется, нет. Действительно, если они приписывали случившееся дьявольскому вмешательству, то в церкви подобное вмешательство не могло бы осуществиться. Разве могущество дьявола не останавливается у порога святилища Господа Бога?..

Справа от клироса толпа пришла в движение и расступилась, чтобы пропустить протоиерея[82]Протоиерей — буквально: первый в ряду священников при церкви; бывает обыкновенно настоятелем церкви; однако звание протоиерея жалуется как почетное личное отличие. Протоиереем обычно бывает настоятель с присвоенными этому званию обязанностями по управлению церковью и причтом., диакона и иподиакона, служек, детей из церковного хора.

Протоиерей остановился перед ступеньками алтаря, поклонился и произнес первые фразы входной молитвы, тогда как певчие запели строфы исповедальной молитвы.

Мира преклонила колени на подушку у скамеечки для молитвы, опустив голову в благоговейной позе. Марк стоял рядом и не сводил глаз с любимой.

Месса прошла со всей той торжественностью, которой Католическая Церковь окружает подобные церемонии. Звучание органа чередовалось с церковным пением Kyrié [83]«Господи, помилуй» (греч.)  — первая часть католической службы. и строфами Gloria in Excelsis [84]«Слава в вышних Богу» (лат.)  — хвалебная песнь ангелов, вторая часть католической мессы., плывшими под высокими сводами собора.

Иногда слышался смутный шум толпы, перемещение стульев, хлопанье откидных сидений, хождение низших служителей церкви, которые следили за тем, чтобы проход по большому нефу всюду оставался свободным.

Обычно внутренние залы собора погружены в полумрак, в котором душе легче отдаваться религиозным чувствам. Слабый свет проникает сюда через старинные витражи, где изображены силуэты библейских персонажей, и через узкие стрельчатые окна в раннеготическом стиле. Если на дворе пасмурно, большой неф, боковые нефы и абсида погружены в темноту, и этот мистический мрак нарушается лишь огоньками длинных свечей в алтарях.

Сегодня все было иначе. Освещенные ослепительным солнцем, окна с восточной стороны и круглый витраж трансепта ярко светились. Лучи солнца через один из проемов апсиды падали прямо на кафедру, словно подвешенную к одной из опор нефа, и, казалось, лучи эти придают жизнь страдающему лицу микеланджеловского гиганта, который поддерживал кафедру на своих огромных плечах.

Когда прозвенел звонок, присутствующие поднялись; после шума от вставания наступила тишина; диакон стал нараспев читать Евангелие от Матфея.

Потом протоиерей повернулся к новобрачным. Он говорил довольно тихим голосом, голосом старца, увенчанного сединами. Он говорил об очень простых вещах, которые, должно быть, трогали сердце Миры; он отдавал должное ее дочерним добродетелям, хвалил семью Родерих, ее доброту и милосердие по отношению к бедным. Соединяя француза и венгерку, он благословил этот союз и призвал, чтобы небесная благодать снизошла на новобрачных.

Закончив речь, старый священник повернулся к алтарю, по обе стороны которого вновь встали диакон и иподиакон, и прочитал молитвы дароприношения.

Я так подробно описываю одну за другой детали свадебной мессы потому, что они глубоко врезались мне в душу, и воспоминания о них никогда не сотрутся из моей памяти.

Тогда под звуки органа прозвучал восхитительный голос в сопровождении струнного квартета. Тенор Готтлиб, очень известный среди мадьярской публики, пел гимн приношения даров.

Марк и Мира поднялись со своих мест и встали перед ступеньками алтаря. После того как иподиакон принял их щедрые дары, они прикоснулись губами, как в поцелуе, к дискосу, который им протянул священник. Потом, идя рядом, они вернулись на свои места. Никогда, о, нет, никогда еще Мира не казалась такой прекрасной, такой озаренной счастьем!

Затем настала очередь сборщиц пожертвований для больных и бедных. Идя вслед за служками, они скользили между рядами на клиросе и в нефе; слышался шум от передвигаемых стульев, шуршанье платьев, шарканье ног, в то время как монетки падали в кошельки молодых девушек.

Sanctus [85]«Свят» (лат.)  — четвертая часть католической мессы; отличается возвышенным, торжественным характером. был исполнен хоровой капеллой, в которой громко звучали высокие сопрано детских голосов. Приближалась минута освящения, и, когда прозвенел звонок, мужчины встали, а женщины склонились над скамеечками для молитвы.

Марк и Мира опустились на колени в ожидании чуда, которое вот уже восемнадцать веков свершается мановением руки священника, — высшей тайны пресуществления.

Кто же в этот торжественный момент мог не испытать глубокого волнения при виде истовых поз верующих, когда в мистической тишине все головы склоняются и все мысли обращены к Небу!

Старый священник нагнулся над чашей, над облаткой, которую надлежало освятить. Два его помощника, стоя на коленях на верхней ступеньке алтаря, держали низ ризы святого отца, чтобы ничто не стесняло его во время литургической церемонии. Мальчик из хора с колокольчиком в руке был наготове.

Дважды — с коротким интервалом — прозвенел звонок. Его отзвук еще слышался посреди благоговейного молчания, когда священник медленно произносил заветные слова…

В этот момент раздался душераздирающий крик, крик ужаса.

Колокольчик выпал из руки мальчика и покатился по ступенькам алтаря.

Диакон и иподиакон отстранились друг от друга.

Едва не опрокинутый протоиерей с искаженными чертами лица, испуганным взглядом судорожно схватился за алтарный покров; губы у него еще дрожали от крика; колени подгибались, он готов был упасть…

И вот что я увидел, вот что увидели тысячи людей…

Освященная облатка была вырвана из пальцев старого священника… этот символ воплощенного Слова был схвачен святотатственной рукой! Затем облатка была разломана, и ее кусочки полетели через клирос…

Ужас охватил всех присутствовавших при виде такого кощунства.

И в этот момент я, как и тысячи людей, услышал слова, произнесенные страшным голосом, хорошо нам знакомым, голосом Вильгельма Шторица, который стоял на ступеньках, но был невидим, как и в гостиной особняка Родерихов:

— Горе супругам… Горе!..

Мира вскрикнула и упала без чувств на руки Марка. Казалось, сердце ее разбилось!