Онлайн чтение книги Невидимая невеста
VIII

Еще до рассвета слухи о происшедшем в особняке Родерихов распространились по городу. С утра газеты писали о случившемся без каких-либо преувеличений. Да и что можно было преувеличивать?.. Прежде всего, как я и ожидал, публика не хотела верить, что такие явления могли произойти естественным порядком. Однако все случилось именно так, а не иначе. Но можно ли было найти этому приемлемое объяснение?

Излишне говорить, что после таинственных происшествий празднество закончилось. Марк и Мира были глубоко огорчены. Растоптанный обручальный букет, свадебный венец, украденный у них на глазах, — какое плохое предзнаменование накануне свадьбы!

Утром толпы любопытных собрались перед особняком Родерихов. Горожане (в подавляющем большинстве — женщины) стекались на набережную Баттиани и останавливались под окнами первого этажа, которые не открывались со вчерашнего дня.

Люди оживленно обсуждали вчерашние события. Одни высказывали самые экстравагантные предположения, другие довольствовались тем, что с беспокойством посматривали на особняк.

В это утро госпожа Родерих и ее дочь впервые не присутствовали на мессе. Мира оставалась около матери, состояние которой после пережитого накануне вызывало опасения. Она нуждалась в полном покое.

В восемь часов дверь моей комнаты открылась — вошел Марк с доктором и капитаном Хараланом. Нам надо было посоветоваться и, возможно, принять некоторые безотлагательные меры. Лучше, чтобы разговор состоялся вне стен особняка Родерихов. Накануне мы вместе с братом вернулись в отель ночью, а с самого раннего утра Марк пошел узнать о состоянии здоровья госпожи Родерих и ее дочери. Затем по его предложению доктор и капитан Харалан поспешили вслед за ним в гостиницу.

Сразу же завязался разговор.

— Анри, — сказал Марк, — я распорядился никого не пускать. Здесь нас никто не может услышать, мы одни, совсем одни… в этой комнате!

В каком ужасном состоянии находился брат! Его лицо, еще вчера излучавшее счастье, было искажено и мертвенно-бледно. В целом он казался слишком удрученным, что, может быть, не соответствовало обстоятельствам.

Доктор Родерих всячески старался держать себя в руках. В этом отношении он отличался от своего сына, который, со сжатыми губами и помутненным взглядом, был, видимо, в самом мрачном расположении духа.

Я решил, что в такой ситуации постараюсь сохранить все свое хладнокровие, и первым делом осведомился о состоянии госпожи Родерих и ее дочери.

— Они обе потрясены вчерашними событиями, — ответил доктор, — и им потребуется несколько дней, чтобы прийти в себя. Правда, Мира, которая сначала была очень огорчена, собрала все силы и старается успокоить мать, более взволнованную, чем она сама. Надеюсь, что воспоминания об этом вечере скоро сотрутся из памяти, если только эти ужасные сцены не повторятся…

— Повторятся?.. — произнес я. — Этого нечего опасаться, доктор. Обстоятельства, при которых имели место эти явления, — как можно иначе их назвать? — так больше не сложатся…

— Кто знает? — проговорил в ответ доктор Родерих. — Кто знает? Поэтому я хочу, чтобы свадьба состоялась как можно скорее: мне кажется, что…

Доктор не закончил фразы, смысл которой был совершенно понятен. Что касается Марка, то он ничего не сказал, поскольку еще ничего не знал о последних действиях Вильгельма Шторица.

У капитана Харалана уже сложилось определенное мнение. Однако он хранил полное молчание, ожидая, по-видимому, что я скажу о вчерашнем.

— Господин Видаль, — продолжил доктор Родерих, — что вы думаете обо всем этом?

Я думал, что мне надлежит играть скорее роль скептика, не принимающего всерьез странности, свидетелями которых мы были, и уверить всех, что необъяснимое, далеко не всегда оказывается в конце концов экстраординарным, если можно так выразиться. Хотя, по правде говоря, просьба доктора ставила меня в затруднительное положение и я не мог отделаться просто уклончивым ответом…

— Господин Родерих, — сказал я, — признаюсь вам, что «все это», как вы выразились, не заслуживает, по-моему, длительного обсуждения. Перед нами всего лишь выходка злонамеренного шутника! Среди ваших гостей затесался какой-то мистификатор… Он позволил себе добавить к программе вечера постыдную сцену чревовещания… Вы знаете, как ловко теперь осуществляются подобные проделки…

Капитан Харалан повернулся и посмотрел мне прямо в глаза, словно для того, чтобы прочитать мои мысли… и его взгляд недвусмысленно означал: «Мы здесь не для того, чтобы выслушивать подобные объяснения!»

Впрочем, доктор заметил:

— Позвольте мне, господин Видаль, не верить, что речь идет о каком-то фокусе…

— Доктор, — возразил я, — я не могу предположить, что есть какая-то другая причина… если это только не вмешательство сверхъестественных сил, — что я лично отвергаю…

— Вмешательство естественных сил, — прервал меня капитан Харалан, — но связанных с не известными нам приемами…

— Однако, — продолжал настаивать я, — что касается услышанного нами вчера голоса, то это был явно человеческий голос, и почему не предположить, что это голос чревовещателя?..

Доктор Родерих покачал головой, без сомнения, в знак того, что совершенно не приемлет такое объяснение.

— Повторяю, — проговорил я, — нельзя исключить возможность, что какой-то незваный гость проник в гостиную… намереваясь задеть национальные чувства мадьяр… оскорбить их патриотизм исполнением «Песни ненависти», пришедшей из Германии!..

По крайней мере, это было единственно правдоподобное объяснение, если отбросить предположение о вмешательстве в дела семьи Родерих каких-то потусторонних сил. Но даже в этом случае имело место одно простое возражение. И его как раз высказал доктор:

— Если я соглашусь с вами, господин Видаль, что мистификатор, или, точнее, оскорбитель, проник в особняк и мы были свидетелями сцены с чревовещанием (во что я отказываюсь верить), то чтó вы скажете о разорванном букете и о венце, унесенном невидимой рукой?..

Действительно, невозможно было объяснить эти два инцидента действиями фокусника, каким бы ловким он ни был. Поэтому капитан Харалан добавил:

— Говорите же, дорогой Видаль. Это ваш чревовещатель разорил букет, уничтожив цветок за цветком, завладел венцом, пронес его через гостиные и украл как вор?

Я не ответил.

— Не будете же вы утверждать, — продолжал капитан, горячась, — что мы были жертвами какой-то галлюцинации?

Нет, конечно! Все произошло на глазах у сотни человек!

После нескольких минут всеобщего молчания, которые я не прерывал, доктор сказал в заключение:

— Примем вещи такими, какие они есть, и не будем стараться себя обманывать… Перед нами факты, которые не поддаются никакому естественнонаучному объяснению, но которые нельзя отрицать… Оставаясь, однако, реалистами, посмотрим, не захотел ли кто-то… не любитель глупых шуток, нет, а враг… испортить вечер обручения из чувства мести…

Именно так, возможно, следовало ставить вопрос.

— Враг? — воскликнул Марк. — Враг вашего или моего семейства, господин Родерих?.. У меня нет таких врагов!.. А у вас? У вас есть?

— Да, — утвердительно ответил капитан Харалан.

— И кто это?..

— Тот, кто раньше вас, Марк, просил руки моей сестры…

— Вильгельм Шториц?..

— Вильгельм Шториц!

Вот имя, которое я ждал услышать… имя того таинственного и подозрительного субъекта!

Тогда Марку рассказали о том, чего он еще не знал. Доктор поведал ему о визите Вильгельма Шторица к ним в дом за несколько дней до инцидента… Тот опять пришел свататься, несмотря на то, что прежде уже получил окончательный отказ, несмотря на то, что рука Миры Родерих уже обещана другому. Мой брат узнал о том, что доктор выставил вон незваного гостя, затем об угрозах со стороны наглого пруссака. Эти угрозы подкрепляли в определенной мере предположение о его участии в сценах вчерашнего вечера.

— И вы ничего не сказали мне обо все этом! — вскричал Марк. — Вы предупреждаете меня только сегодня… когда Мире грозит опасность!.. Ну что ж, этого Вильгельма Шторица я найду и сумею…

— Позвольте нам заняться этим, Марк, — произнес капитан Харалан. — Ведь он осквернил своим присутствием дом моего отца…

— Но он оскорбил мою невесту, — ответил Марк, который уже не мог сдержать себя.

Разумеется, они оба не помнили себя от гнева. Но гнев тут был плохим советчиком. Можно предполагать, что Вильгельм Шториц намерен отомстить семье Родерих и готов привести угрозы в исполнение. Но невозможно установить, что он участвовал во вчерашних сценах, что он лично играл в них какую-то роль. Нельзя на основании простых предположений обвинить его и сказать: «Вы были там вчера вечером, среди гостей. Вы оскорбили нас вашей “Песнью ненависти”… Вы уничтожили обручальный букет… Вы похитили брачный венец!» Никто не видел, никто!.. Все эти явления произошли без видимого вмешательства живого человека.

Я повторил это, настаивая, чтобы Марк и капитан Харалан учли мои соображения, логику которых признавал и доктор Родерих. Но они были слишком возбуждены, чтобы внять доводам разума, и хотели немедленно отправиться в дом на бульваре Телеки.

Наконец после долгих споров мы приняли единственно разумное решение. Я сделал следующее предложение:

— Друзья мои! Пойдемте в ратушу… сообщим о случившемся начальнику полиции, если он еще не в курсе дела… Объясним отношения этого немца с семьей Родерих, расскажем, как он угрожал Марку и его невесте, как утверждал, что обладает научными секретами, которых следует бояться. Очевидно, это чистое бахвальство… И тогда начальник полиции решит, какие меры можно принять в отношении этого иностранца!

Что можно было еще сделать в данной ситуации? Полиция в таких ситуациях действует более эффективно, чем частные лица.

Если бы капитан Харалан и Марк пришли к дому Шторица, дверь им, конечно, никто не открыл бы, поскольку ее никому не открывают. Неужели они попытались бы войти силой?.. По каком) праву?.. Но полиция может это сделать, и обращаться надо к ней, только к ней.

Итак, было решено, что Марк вернется в особняк Родерихов, а мы — доктор, капитан Харалан и я — пойдем в ратушу.

Было половина одиннадцатого. Весь Рагз, как я уже говорил, знал к тому времени о происшедшем накануне. Поэтому жители города быстро догадались, зачем доктор и его сын направляются к ратуше.

Когда мы открыли массивные двери, доктор передал свою визитную карточку начальнику полиции, и тот сразу же приказал провести нас в кабинет. Господин Генрих Штепарк был человеком небольшого роста, с энергичным лицом и проницательным взглядом. Он обладал незаурядным практическим умом, точностью суждений, очень тонкой интуицией, тем, что можно назвать высоким профессионализмом. Решая какую-нибудь задачу, он неоднократно проявлял завидную настойчивость в сочетании с большой компетентностью. Можно было быть уверенным, что он сделает все возможное, чтобы прояснить эту темную историю в особняке Родерихов. Вся загвоздка состояла в том, что полиции предстояло вторгнуться в сферу чего-то абсолютно неправдоподобного…

Начальник полиции был уже осведомлен о деталях этого дела, за исключением того, чтó знали только доктор, капитан Харалан и я.

Поэтому он сразу же сказал:

— Я ожидал вашего визита, господин Родерих, и, если бы вы не пришли в мой кабинет, я пришел бы к вам. Еще ночью я узнал, что в вашем особняке произошли странные вещи, вселившие в ваших гостей сильнейший страх, впрочем, вполне закономерный. Добавлю, что чувство ужаса охватило весь Рагз, и, на мой взгляд, город еще не скоро успокоится.

По этому вступлению мы поняли, что самое простое было бы дождаться вопросов господина Штепарка относительно семьи Родерих.

— Прежде всего мне хотелось бы знать, господин доктор, не навлекли ли вы на себя чью-либо ненависть и не думаете ли вы, что вследствие этой ненависти мог быть осуществлен акт мести по отношению к вашей семье и именно в связи со свадьбой мадемуазель Миры Родерих и господина Марка Видаля?

— Я так полагаю, — ответил доктор.

— И кто это может быть?

— Пруссак Вильгельм Шториц!

Это имя произнес капитан Харалан, не вызвав, как мне показалось, ни малейшего удивления у начальника полиции.

Потом капитан замолчал, дав возможность говорить своему отцу. Господину Штепарку было известно, что Вильгельм Шториц просил руки Миры Родерих. Но он не знал, что тот посватался вторично и, получив новый отказ, угрожал помешать свадьбе средствами, недоступными другим людям!..

— Он начал с того, что незаметно сорвал объявление о свадьбе, — произнес тогда господин Штепарк.

Все мы были того же мнения. Однако происшедшее продолжало оставаться необъяснимым, если только в дело не вмешалась «рука тени», как сказал бы Виктор Гюго! Такое возможно в воображении поэта! Но не в реальности — а полиция твердо стоит на земле. Своей грубой рукой она хватает за шиворот людей во плоти и крови! У нее нет привычки арестовывать привидения и призраки!.. Тот, кто сорвал объявление, уничтожил букет цветов, украл свадебный венец, был человеком; он вполне мог быть задержан, и его следовало задержать. Впрочем, господин Штепарк признал, что наши подозрения и предположения относительно Вильгельма Шторица были обоснованны.

— Этот субъект, — сказал он, — всегда казался мне подозрительным, хотя я никогда не получал на него жалоб. Он ведет уединенный образ жизни… Нам не известно, как и на что он живет! Почему он уехал из своего родного города Шпремберга?.. Почему он, пруссак из Южной Пруссии, поселился в стране мадьяр, проявляющих столь мало симпатии к его соотечественникам?.. Почему он заперся со своим старым слугой в доме на бульваре Телеки, куда никто никогда не входит?.. Повторяю, все это подозрительно… очень подозрительно…

— Что вы намерены делать, господин Штепарк? — спросил капитан Харалан.

— Поступим так, как диктуют обстоятельства, — ответил начальник полиции, — мы обыщем этот дом, может быть, найдем какие-нибудь документы… какие-нибудь улики…

— Но разве для обыска, — заметил доктор Родерих, — не требуется разрешения губернатора?

— Речь идет об иностранце… об иностранце, угрожавшем вашей семье, и вы можете не сомневаться, что его превосходительство даст такое разрешение!

— Губернатор был вчера на праздничном вечере, — сказал я начальнику полиции.

— Я это знаю, господин Видаль, и он уже вызывал меня к себе по поводу фактов, свидетелем которых был он сам.

— Он их как-то интерпретировал? — спросил доктор.

— Нет!.. Он не находил им никакого объяснения.

— Но, — сказал я, — когда он узнает, что в этом деле замешан Вильгельм Шториц…

— Тогда он тем более захочет во всем разобраться, — ответил господин Штепарк. — Будьте добры, подождите меня, господа. Я пойду в резиденцию губернатора и меньше чем через полчаса вернусь с разрешением произвести обыск в доме на бульваре Телеки…

— Мы будем вас сопровождать, — сказал капитан Харалан.

— Если вам угодно, капитан… и вы тоже, господин Видаль, — добавил начальник полиции.

— Что касается меня, — произнес доктор Родерих, — я оставлю вас с господином Штепарком и его агентами. Хочу поскорее вернуться в особняк, куда и вы придете после окончания обыска…

— И после ареста, если таковой произойдет, — заявил господин Штепарк и отправился в резиденцию губернатора.

Мне показалось, что он полон решимости провести эту операцию по-военному.

Доктор вышел одновременно с ним и направился в особняк, где должен был ждать нашего возвращения.

Мы с капитаном Хараланом остались в кабинете начальника полиции и изредка обменивались замечаниями. Значит, вскоре мы войдем в это подозрительное жилище!.. Но застанем ли его владельца?.. Я думал, сможет ли капитан Харалан обуздать свой гнев в присутствии Вильгельма Шторица.

Через полчаса появился господин Штепарк. Он принес разрешение на обыск и мандат на принятие всех необходимых мер в отношении иностранца.

— Теперь, господа, — сказал он, — прошу вас покинуть ратушу до меня. Я пойду с одной стороны, мои агенты — с другой, а через двадцать минут встретимся в доме Шторица. Вы согласны?..

— Согласны, — ответил капитан Харалан.

Выйдя из ратуши, мы спустились к набережной Баттиани.