Онлайн чтение книги Нюргун Боотур Стремительный
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

Через тридцать грозных

Дней и ночей,

Незыблемая под ударом любым,

Несодрогаемая толчком,

Несокрушимая ничем,

Необозримая ширь

Бедственного Нижнего мира,

Трижды прогрохотав,

Содрогнулась...

И все кругом

Потряс оглушительный взрыв,

Будто рушилась каменная гора;

Четырьмя раскатами —

Тяжело

Четырежды грянул

Подземный гром.

Хлестнул, как молния,

Огненный бич,

Ослепительно синий блеск...

И в головах железного ложа

Властелина Уот Усутаакы

Огненный появился змей.

Шею длинную изогнув,

По сторонам огляделся он

И, вытягиваясь,

Извиваясь,

Выдохнул пламя,

Искры и дым.

А потом —

Пронзительным посвистом

Засвистал,

Покивал головой

И пропал...

Опять прокатился

Грохот и гул...

И вот —

Из-под каменного орона

Вылез

Огненно-красный медведь,

Огляделся по сторонам,

Храпом повел,

Понюхал углы —

И, глухо рыча,

Исчез.

В третий раз прокатился

Оглушительный треск,

Будто рухнула с высоты

Огромная каменная скала,

И посредине железного дома

Уот Усутаакы

Вспыхнул и закрутился огонь,

Сыпля искрами

В темную высоту,

К пещерному, черному

Своду жилья.

А красавица

Туйаарыма Куо,

С волнистой

Девятисаженной косой,

Прикинуться сумела она,

Что вся от испуга дрожит,

Горько зарыдала она,

Громко закричала она...

Аай-аайбын!

Ыай-ыайбын!

Ай, страшно мне!

Ай, жутко мне!

От страха похолодела спина,

От ужаса я дрожу...

Ох ты, проклятый дух

Моря Муус-Кудулу,

Ах ты, мой жених удалой —

Уот Усутаакы!

Сколько раз я просила тебя,

Сколько раз молила тебя!

Покажи, дорогой,

Открой предо мной

Курносую образину свою!

А ты еще смеешь пугать меня?

Оборотнем являешься мне!

Я в бездне, в плену, в беде...

Но я вижу, вижу — и здесь

Покоя и счастья мне не видать!

Хоть суждено мне стать

Суженою твоей,

Никогда не зажгу я

Священный огонь

В богатом доме твоем,

Никогда не рожу от тебя

Детей со счастливой судьбой!

Хоть и зовешься ты мужем моим,

Но ты пришел ли хоть раз

С приветом и лаской ко мне?

Вместо поцелуев и ласк

Ты, чудовище, пугаешь меня,

Страхом убиваешь меня!

О как нежно тебя обнимала бы я!

О как нежно целовала бы я

Опухлые щеки твои,

Обвислые губы твои!

Только — ты не любишь меня...

Чем в таком унижении жить,

Чем одинокой тужить,

Лучше я умру,

Лучше грудь свою

Ножом распорю!

Нет отсюда спасенья мне...

Принеси избавленье мне,

Прекрати мученье мое,

Смертоносное острие! —

Так говоря, Туйаарыма Куо

Вырвала из рукава

Узкий, короткий булат

С отточенным лезвием,

И, откинувшись телом назад,

К сердцу приставила острие.

Владеющий

Серо-стальным конем,

Отважный Кюн Дьирибинэ

От неожиданности такой

Оторопел и сел.

А у страшного самого́

Уот Усутаакы

Заходило сердце в груди ходуном,

Дрогнули все суставы его;

Оглушительно он завопил,

Принял свой настоящий вид,

За руку девушку резким рывком

Схватил, кинжал отвел;

Как пещеру, ощерил пасть,

Полную ржавых железных зубов,

Искривился в улыбке черным лицом,

Всем туловищем своим

Неуклюже качаясь, заковылял,

На кривых приседая ногах.

Аарт-татай!!! Алаатыгар!!!

Ах ты — желтогрудая,

Медная птичка моя!

Золотогрудая,

Бедная синичка моя!

Ты досаду свою

Утеши, усмири!

На меня —

Поласковее посмотри!

Да и как не сердиться тебе —

Дорогой подруге моей?

Да и как не гневиться тебе —

Золотой супруге моей?

Я и сам нетерпеньем горел,

Я спешил к тебе,

Я скакал, я летел...

Думал я, что ты заждалась,

Да в пути задержаться пришлось.

Нюкэн Буурая отродья —

Сынки,

У которых на макушке глаза,

Выродки Хапса Буурая —

Щенки,

У которых под глотками рты,

Отдавать не хотели добром

Того, что требовал я.

И пришлось мне их погонять,

И пришлось мне их в пот вогнать,

Разбивать им шейные позвонки...

Потому задержался я,

Потому запоздал к тебе,

Золотая пташка моя!

А когда сюда я спешил, скакал,

По дороге я увидал

Юрюнг Уолана, мальца-удальца,

Летавшего над землей

На Мотыльково-белом коне

Выше изгороди столбовой.

Он, играючи, меня обманул,

В жены взять он пообещал

Любимую сестрицу мою,

Красавицу Кыскыйдаан Куо,

Девушку с дымно-черным хвостом,

С когтями, острее кос-горбуш.

Он коварно ее

Обольстил — и убил...

Я за это его скрутил,

Я ударил обземь его —

Оскорбителя моего.

Я услышал, как он испустил

Три выдоха последних своих,

Три выдоха белых своих.

Да нагрянул вдруг,

Налетел

Воин из далекой страны,

Силою равный мне,

Воин из высокой страны,

Ратоборец, достойный меня.

Он рогатиной боевой

С неба на меня налетел,

Он трехзубою острогой

Землю под мною пронзил.

Без передышки сражались мы

Тридцать

Гулко воющих дней и ночей,

Силой равные — мы сошлись...

Истомили мы плечи в бою

И положили такой уговор —

Тридцать суток

Спать, отдыхать,

А потом — сражаться опять,

Па́лицами черепа разбивать.

В том великою клятвой мы

Поклялись на черной скале.

Раскололась от клятвы нашей скала.

Разошлись мы, спать улеглись.

Ох, страшилище! Ох, злодей!

Чуть не до́ смерти

Ты меня испугал!

Когда появился огненный змей —

Ужас меня обуял...

Как медведем ты обернулся вдруг —

От страха я смерти ждала...

А как пламенем ты запылал —

Ой, друг! —

Дыбом волосы встали мои,

Душа моя обмерла!

Не бойся меня, дорогая моя!

Успокойся, золотая моя!

Ты — великих богинь любимая дочь —

Испугалась впрямь...

Ты прости мое озорство!

Я в шутку хотел тебя попугать,

Я хотел тебя получше узнать,

Я хотел тебя испытать.

Хоть прославлен ты и велик

В бедственной этой стране,

Ты по глупости своей пропадешь!

Ты почему не убил его —

Нюргун Боотура, врага твоего?

Вольно скачет,

Весело ржет его конь,

Словно черная молния, конь,

Стоя рожденный на грани небес.

Жив он — Нюргун Боотур!

Выросла доблесть его,

Возвысилась удача его!

Он сюда недавно сам приходил.

Ох, как он поносил тебя и меня!

Он облаял меня,

Словно пестрый пес,

Он рычал на нас,

Словно бурый пес;

Угрожал в рабыню меня превратить,

Чтобы я всю грязь убирала за ним.

А уж как над тобою глумился он,

Что, мол, если тебя он хлопнет рукой,

Проломит темя твое!

Что если тебя он в зажим возьмет,

Треснет твой

Хребет становой!

Говорил, что он дал тебе

Передышку на тридцать дней,

Потому что выбился ты из сил.

А потом еще пригрозил:

«Буду медленно мучить его,

До смертного конца!

Жилы вытяну из него —

Вора и подлеца!»

Ах, он дрянь, ах он рвань!

Ах, ползучая тварь!

Летал, скакал,

Отыскал, наконец,

Над кем издеваться,

Над кем надругаться!

Надо мной!

Ах, он — мелюзга!

Чем он хвалится?

Чем отличился он?

Еще говорил Нюргун,

Что не выдержит Нижний мир

Поступи богатырской его.

Говорил, что тебя самого

Сперва оседлает он, как коня,

Плеткой будет тебя хлестать

На распутье восьми дорог;

Что тебя заарканит он, как быка,

На кресте девяти дорог,

Что загривок твой разобьет,

Уши у тебя оторвет,

Превратит тебя в батрака,

В корноухого раба своего,

Чтобы ты убирал за ним

Чудовищные изверженья его.

Каково это было слышать мне,

Нареченной твоей жене?

Лучше бы сквозь землю тогда

Провалилась я от стыда!

Ах, злодей! Ах, вор! Ну и ну!

Ох ты, лапушка дорогая моя!

Пташечка золотая моя!

За меня ты и впрямь болеешь душой?

Заступаешься за меня?

Недоносок этот Нюргун —

Неуемный бродяга, шатун,

Непоседа и озорник, —

Никогда нам покоя не даст,

Пока я на шею ему

Тяжелое не надену ярмо...

Я один — такой богатырь,

Что устоит перед ним,

Не попятится ни на пядь.

Будем драться, покамест один из нас

В яму не угодит...

А как будет победа моя,

За поношенье такое, за глум,

Я его, как по́роза, охолощу!

Я его в раба превращу,

Распускающего ремешки

Набедренников твоих...

Я его в презренного раба превращу,

Развязывающего шнурки

Ровдужных натазников дорогих

На священном теле моей жены,

Каждый раз —

Как настанет радостный час

Моего слиянья с тобой —

С благородной моей хотун.

Я его в последнего раба превращу,

Чтоб распластывался перед ложем моим,

Чтобы стал он подножьем моим,

Когда буду я возвращаться к тебе,

Когда буду взбираться я

На высокое лоно твое.

Будет он, как послушный раб,

Развязывать на тебе для меня

Натазники твои

Из лосиной ро́вдуги дорогой,

Поверху прошитые швом.

Будет он снимать с тебя для меня

Исподнее одеянье твое,

Швом прошитое вдоль пахов! —

Так сказал

И расхохотался злодей,

Прикрывая клыкастую пасть

Широченной лапой своей.

Я сказала:

Был бы хозяин в дому,

Научил бы тебя уму!

Ах, ты светик ясненький мой!

Ах, как верно молвила ты!

Был бы дома в ту пору я,

Не посмел бы он угрожать!

Когда же кончится смута и бой?

Когда же мы будем с тобой

Жить, как муж с любимой женой?

Когда заведем изобильный дом,

Огонь священный зажжем?

Великая чадородия мать

Мне велела детей для тебя рожать...

От ожидания у меня

Окоченела спина,

От желания у меня

Затылок одеревенел.

Аарт-татай!!! Вот не ждал, не гадал!!!

Я-то думал — я гадок тебе,

А ты скучала тут без меня?

Ах ты, медногрудая пташка моя,

А ты тосковала тут без меня?..

Ах, ты жаворонок златогрудый мой!

Ну-ка, дай — поцелую тебя

В личико беленькое твое!

Ну-ка, дай — приласкаю тебя!

Ну-ка, дай — обнюхаю я тебя —

Медногрудую птичку мою,

Златогрудую синичку мою! —

Всполошился Уот Усутаакы,

Заколотилось сердце его,

Задрожали кривые колени его.

Расстегнул он пояс железный свой,

Девятислойную распахнул

Кованую броню,

Защиту своей

Свирепой души.

Только он успел оголить

Черное тело свое,

Как очутился пред ним,

Откуда ни возьмись,

Богатырь великий средней земли,

Буйно-резвый Нюргун Боотур.

Обнаженный свой длинный меч

Он в живот адьараю всадил.

Удалого Уот Усутаакы,

Словно туес берестяной,

Ударом своим пронзил,

Черную печень его пропорол,

Многожильное сильное сердце его

Смертельным клинком поразил;

Боевую спинную жилу его,

Полнокровную

Становую жилу его

Пополам рассек.

Преисподних нюкэнов

Дух-властелин,

Прославленный адьарай

Содрогнулся и простонал:

— О-ох! Татат! Татат-халахай !

О-ох, головушки девяти журавлей! —

И упал он, всхлипывая и хрипя,

Затрепетал, как рыба-гольян,

Насаженная на рожон,

Дрожью предсмертною задрожал...

Всем огромным телом забился он,

Выломил стену жилья,

Выкатился на простор

Вымощенного двора,

Заливая камни кровью своей.

Смотрите, богатыри!

Вот он — повержен лежит —

Вор, на косматых ступнях

Выходи́вший

Разбойничать по ночам

Из подземелий своих!

Кривоногая тварь,

Кровавая пасть,

Не ты ли, злодей, разорял

Золотые угодья айыы-аймага

Колдовством восьмидесяти восьми

Пролетающих облаков?

Не ты ли, злодей, похищал

Солнцерожденных людей

С поводьями за спиной?

Не ты ль воровством,

Грабежом истреблял,

Напуская девяносто девять своих

Заклятий, обманных мар,

Золотых людей Кюн Эркэн

С чембурами за спиной?

Я на шее твоей затянул аркан,

Я железной уздой тебя обуздал

За все преступленья твои!

Злодеяний твоих бадья

Переполнилась через край!

Срок настал —

За все расплатиться тебе.

Навзничь я опрокинул тебя,

Брюхо твое распорол.

Прощайся с гиблой своей страной,

Прощайся с ущербной своей луной,

Со щербатым солнцем своим,

Пока не заставил тебя я сказать

Слов, что ты матери не говорил,

Пока я не вытянул из тебя

Тайн заповедных твоих,

Которые ты не успел передать

Даже отцу своему!

Настала пора —

На ча́сти тебя,

Проклятого, распластать...

Спеши, прощайся теперь

С железным своим жильем,

С пылающим очагом!

Прощайся с болваном медным твоим

С навозную глыбу величиной,

Который

Издревле тебе помогал! —

Голос Нюргуна гремел, как гром.

А Уот Усутаакы

Бился огромным телом своим

В судорогах предсмертных мук,

Изрыгая из пасти огонь.

Трудно было ему умирать...

Кровью захлебываясь, хрипя,

Зубами железными скрежеща,

Испуская рев из глубин

Чрева чудовищного своего,

Кровью харкая,

Сукровицей плюясь,

Он заговорил, зашипел,

Будто в кузне плеснули водой

На раскаленный железный брус.

Больно мне! Тошно мне!

Жжет, горит!..

Тяжко погибать,

Страшно умирать!

Тяжело, нестерпимо мне!

Победил ты, перехитрил!

Ох, постыдно мне!

Одолел ты меня, свалил...

Ох, обидно мне!

Грозной я поражен рукой,

Поздно мне тягаться с тобой.

У тебя, победитель мой,

Слава до́ неба возрастет,

У тебя, погубитель мой,

Счастье бурное расцветет.

Белокожая! По твоим следам

Я ходил — и себя сгубил,

И могилу вырыл себе...

Кожей бледной твоей обольщен,

Кости дюжие свои сокрушил.

И рассыплется мой могучий костяк,

И забудется слава моя!

Я, как видно, разум свой потерял,

Я коварства вашего не разглядел —

И убит за то,

И погиб!..

Эй ты, девка, Туйаарыма Куо!

Проклинаю твою красоту!

Проклинаю имя твое!

Пусть обрушится на тебя

Неотступная беда,

Неизбывная беда —

Навсегда!

Пусть ты будешь хозяйкой-хотун

В изобильном, богатом дому —

Да не будешь ты никогда

На коленях своих золотых

Кровных деток

Нянчить, качать!

Да не будешь ты никогда

В серебряных ладонях литых

Ползунков-малюток своих подымать!

За то, что ты своей красотой

Великим трем племенам

Бедствие принесла —

Пусть за это дети твои,

Пусть все родные твои

Стерты будут с лица земли!

Пусть мертвыми головами их

Играет морской прибой!

Пусть безголовые их тела

Пропадают в бездне глухой.

Прощай, мой пра́отец-исполин,

Муус Суорун — Нетающий Лед,

Уот Солуоньай —

Тающий Лед,

Что был до начала времен сотворен

Дабы породить

Бездонное море,

Огнереющее Муус-Кудулу!

Эй, мой сумрачный Нижний мир,

Темная отчизна моя,

Где щербато солнце,

Где месяц щербат!

Эй, владыка заклятий и чар,

Заговоренный на остром клинке,

Зарубленный на посошке!

Эй, сородичи лихие мои,

Страшные Хапса Буурай,

Сидящие на крови

Растерзанных вами жертв!

Эй, сородичи удалые мои,

Свирепые Нюкэн Буурай,

Живущие в трех преисподних мирах!

Эй, ты, идол жертвенный мой —

С глыбу навозную величиной!

Все прощайте,

Все — навсегда,

На долгие времена,

На вечные времена!

Пусть ваших туловищ

Верхняя часть

Сузится, отощав,

Покроется белым льдом!

Пусть ваших туловищ нижняя часть

Вспучится, обрастет

Сосульками застарелого льда!

Пусть покроет вас плесень и гниль!

Ох, как рана моя болит...

Все нутро мне огнем палит...

Слушай, Нюргун,

Благородный муж!

Умоляю тебя,

Заклинаю тебя,

Поклоняюсь трем твоим темным теням, —

Если есть еще сила в деснице твоей,

Ты еще удар нанеси,

Поскорее меня добей!

Жизнь мою укороти,

Муки мои прекрати! —

Так прошамкал пастью своей адьарай

И захрипел, заикал,

В судорогах мечась...

Смотрите, богатыри!

Невидимкин сын, исчадие тьмы,

Черная харя,

Кривая нога,

Вот он — повержен лежит, —

Уот Усутаакы!

Еле жив — а грозит,

Словом язвит,

Пастью смердит!

Я тебя, злодея, сейчас

Мечом разрублю,

Копьем проколю! —

Речь такую молвив, Нюргун Боотур

Меч свой обнаженный занес.

Светозарная Туйаарыма Куо,

Красавица с девятисаженной косой —

С визгом вскочила она,

Бросилась — бедняжка — к нему.

Погоди, мой старший брат-тойон!

Постой, удержи

Второй свой удар!

От второго удара меча

Оборотень-адьарай

От ран исцеляется, говорят,

Подымается, говорят,

Полный несокрушимых сил.

И тогда настанет беда —

Не спасемся мы никогда! —

Так закричала Туйаарыма Куо,

За руку Нюргуна схватив;

Дыбом от ужаса на голове

Волосы у неё поднялись.

— Ну, спасибо, сестра!

Отвела напасть... —

Ответил Нюргун Боотур.

И невольно попятился он,

Солнечной срединной земли

Неистовый исполин.

О-о, мука моя!

О-о, гибель моя!

Если б ты ударил меня,

Встал бы я,

Поборолся с тобой!

Видно, этому не бывать...

Видно — жить тебе,

А мне — умирать! —

Так молвил коснеющим языком

Уот Усутаакы

И со стоном дух испустил.

И тогда победитель его,

Исполненный сил

Исполин-богатырь —

Вывернул прямо с комлем

Толстую шею врага,

Тяжелый камень его головы

От тулова открутил;

Вырвал руками черную печень

Из отверстой утробы его,

Исторг из клетки грудной

Многососудистое сердце его,

Могучее властное сердце его

В девяносто девять пудов.

Разорвал становую жилу его,

Боевую спинную жилу его,

Пестросиний мужской его срам,

В пустотелую колодину величиной,

Из тела чудовища вырвал он.

Тяжелые ядра его,

Которые впору таскать

Вьючной лошади на спине,

С мошонкою оторвал Нюргун;

И воздел на блистающее острие

Рогатиной боевой

Жертвенную добычу свою.

Кровавую жертву свою

Поднял он на высоком копье

И голосом громовым

Песнь воинственную запел.

Смотри! Смотри! Смотри!

Свирепая дочь

Своенравных небес!

Черные злодеянья твои,

Как шатер сосны вековой

В ку́ржавине снеговой!

Где грохочет бой,

Где ревет вражда,

Где льется кровь,

Ты рвешься туда,

Шейными позвонками бренча,

Деревянными черпаками стуча!..

Дробно хохочущая в тишине,

Ветвесыпучая тьма,

Лиственнопятая жуть,

Черная сила,

Кровавая пасть,

Тетка моя Куо Холбонной !

Выше взметай, подымай

Снеговые заносы твои

На восьми перевалах

Заоблачных гор!

Эй, летящий о трех тенях,

Сын беды —

Осол Уола!

Эй ты, Нерюйэ Харбас ,

Гнездящийся на девяти

Жертвенных деревах,

Чей колчан — пузырь мочевой

Женщины, умершей в рода́х!

Посмотри на добычу мою,

Прилетай на веселый пир!

Эй, у конного отнимающий кнут,

У пешего — посох его,

С живого — кровавый мяса кусок

Рвущий на ужин себе,

Дух кричащего чайками

Склона Куктуй,

Ты, чьею силою колдовской

Снеговые вихри ревут

На перевале Муус-Кюнкюйэ,

Эй ты, радующийся слезам,

Пляшущий при мучении чужом,

Оборотень Тюптэ Буурай ,

Прилетай на пир!

Беломордые Уот Буураи ,

Блистающие огнями глаз,

Прилетайте сюда, сюда!

На рогатине длинной своей

Я богатые вам

Поднимаю дары,

Угощенье обильное подношу,

Чтоб набили досыта вы

Ненасытные глотки свои!

Не померкло солнце мое,

Я поверг своего врага,

Возвысилась удача моя,

Выросло счастье мое!

Кровного врага своего,

Грозного духа бездонных глубин

Я убил, ничком повалил...

Владыку моря Муус-Кудулу,

Чей великий мглистый простор

Птица не перелетит,

Исполина Уот Усутаакы

Поразил я своим мечом,

Сокрушил я длинные кости его!

Я кровавую жертву вам приношу,

Я, великие, потчую вас

Вырванным из пасти врага

Толстым его языком,

Печенью черной его,

Сердцем могучим его,

Всем, чем он славен был и силен!

Громко приветствую вас!

Вашим прославленным именам

Почести воздаю!

Пусть ваша радость живет!

Пусть ваше счастье вовек не умрет!

Уруй-айхал! —

Так, трижды

Голосом звучным своим

Приветствие возгласил,

Преклонив колено, Нюргун Боотур,

Прославленный сын айыы,

Подымая жертвенные дары

На рогатине боевой.

Только он восхваление произнес,

Тут же — с северной стороны

Послышался крыльев свист,

Перьев железных звон;

Ярко вспыхнула в темноте

Огненно-кровавая пасть

Черно-лысого ворона белых небес...

Громко крикнул он на лету,

Звонкие, железные перья его

Блеснули, словно мечи,

Клюв его был подобен кайлу,

Когти подобны железным крюкам.

Налетел он,

Жертву схватил...

Хищно хряпнула глотка его,

Гукнула горловина его.

Алаатанг! Улаатанг!

Я восемь суток не ел,

А ты позаботился обо мне,

А ты меня накормил...

Чтобы счастья тебе не видать

Порожденных тобою детей!

Чтоб тебе невесту не обнимать,

Чтоб тебе с женою не спать!

Долгий век, богатырь, живи!

Окунайся во вражьей крови,

Пораженья в бою не знай,

Противников убивай!

Черной плотной печенью их

Щедро меня корми!

Пусть ничье копье

Тебя не сразит,

Пусть ничья стрела

Тебя не пронзит!

Убивай, богатырь, врагов,

Вырывай у них

Из клеток грудных

Многожильные их сердца,

Богатые жертвы мне приноси!

Пусть ничей завистливый

Огненный глаз

Нигде не сглазит тебя!

В брод по вражьей крови ходи,

До старости битвы веди,

Всегда, везде побеждай!

Пусть великая боевая страсть

Будет подножьем твоим,

Пусть победа сопровождает тебя,

Пусть погибнут твои враги! —

Так прокаркал ему,

Так заклял невпопад

Белоголовый ворон илбис...

Непреодолимо звучал,

Неотвратимо звучал

Удаляющийся голос его.

А средней земли исполин

Не содрогнулся твердой душой,

Не удивился тому,

Что накаркал ворон ему...

Неистовый Нюргун Боотур

В яростной радости растоптал

Безголовое,

Опустошенное тулово

Изворотливого,

Непокорного вора

Уот Усутаакы —

Покоренного, наконец,

Истребленного, наконец.

Бросил клочья трупа его

В прибой

Бездонного моря Муус-Кудулу.

Вырвал с корнем

Огромную мерзлую ель;

Этой елью Нюргун Боотур

Растоптанные останки врага

Перемешал с шугой ледяной,

Пока не исчезли они

В бездонной морской глубине...

После этого богатырь

Через голову перевернулся

И вмиг

Превратился в серую мышь —

В остроносую трехсуставную мышь

С рыжей шерсткою на спине

И шмыгнул в чуть заметную щель

В левой перегородке жилья...

Долго ли он пропадал

Под землей, — неведомо нам.

Наконец появился

Нюргун Боотур,

Череп соболий неся

Со сверкающей

Живою водой.

Принял образ он

Прежний свой

И на колени стал

Пред Юрюнг Уоланом-богатырем,

Бездыханным братом своим,

Чей Мотыльково-белый конь

Летает над землей

Выше изгороди столбовой.

Живой водой Нюргун Боотур

Голову убитого оросил,

Обрызгал могучее тело его,

Две-три капли

В рот ему влил.

Светлый защитник

Жизни земной,

Сын светозарный рода айыы,

С поводьями за спиной!

Если ты спишь —

Встрепенись, проснись!

Если умер —

К жизни вернись,

Подымись!

Пусть откроются зеницы твои,

Пусть твой взгляд блеснет!

Пусть затрепещет кожа твоя,

Пусть дыханье вернется к тебе,

Пусть твоя плоть оживет!

Уруй-уруй!

Уруй-айхал! —

Только это промолвил Нюргун,

Только брата хотел приподнять —

Тот сам, как разбуженный ото сна,

Испуганно вскочил,

Шумно вздохнул

И на камень сел,

Удивленно оглядываясь вокруг,

Протирая рукой глаза.

Что за диво, богатыри!

То ль я долго спал,

То ль — мертвый лежал?

Если мертв я был,

То — как будто во сне...

Если спал я —

Смерть, видно, снилась мне... —

Тут опомнился он

И на ноги встал,

К брату старшему своему,

Величайшему из богатырей —

Бросился он на грудь.

Стали друг друга они обнимать,

Обнюхивать,

Целовать.

Будто на́ век расстались они

И опять друг друга нашли,

Друг от друга не отрывались они,

Друг другом любовались они,

Нарадоваться не могли.

Взявшись за руку крепко,

Два брата родных —

Два радостных, молодых,

Оружием бранным блистая,

Доспехами громыхая,

Стремительно подошли

К истомившейся в железных цепях

Светозарной Туйаарыме Куо

И к могучему богатырю,

Скачущему на Серо-стальном коне,

Отважному Кюн Дьирибинэ.

Сняли с них окровавленные кандалы,

Сорвали ржавые цепи с них;

Как сухая береста, железные цепи

Рассыпались в богатырских руках.

Так несчастных освободили они...

У каждого троекратно

Верхнюю целовали губу,

У каждого шестикратно

Нижнюю обнюхивали губу.

А потом

Нюргун Боотур

Задел, поведя плечом,

Как будто невзначай,

Железную перегородку жилья.

Рухнула перегородка, гремя.

Поглядел в пролом богатырь

И увидел: там —

В подземелье — стоят

Сорок четыре богатыря,

Пропавшие

В прежние времена,

Нанизанные на огневой аркан

О девяноста и девяти крюках,

О восьмидесяти восьми замках.

Иссохшие, как скелеты, стоят

Исполины-богатыри,

Чуть дыша,

Чуть ресницами шевеля.

А Нюргун Боотур —

Он медлить не стал,

Он по гулким ступеням сбежал

В подземелье,

В поганый провал,

Поднатужась, с криком,

Трижды рванул

Заколдованный огневой тот аркан,

Прикованный к стене

Девяносто и девятью крюками,

Восемьюдесятью восемью замками.

Он с такою силой рванул,

Что бедственный Нижний мир

Содрогнулся в смятении,

Всколыхнулся,

Всплеснулся, словно вода

В берестяно́м турсуке.

Но огненный волшебный аркан,

Рассыпая искры огня,

Растянулся, визжа и звеня,

Как жильная струна,

И стянулся — туже, чем прежде был,

И рванулся на прежнее место опять.

Не поддался богатырю.

«Вырву его, как быту,

Выдерну, как корневище кэйгэс ..." —

Подумал Нюргун Боотур;

Но все ж устыдился он,

Жаром зарделось лицо,

Что не хватило силы его

Рывком разорвать аркан.

Вскрикнул, перекувыркнулся он

И превратился вмиг

Юноша, блистающий красотой,

В кривоногого абаасы;

Приседая в коленях, заковылял;

Голосом Уот Усутаакы

Запричитал он,

Забормотал:

— Аарт-татай!!! Алаатыгар!!!

Айыы Хаана великий сын,

Ограждаемый силой небес,

Прославляемый в племени Кюн Эркэн

С поводьями за спиной,

Удалой Нюргун Боотур,

Которого ждет,

По которому ржет,

Тоскует конь Вороной,

Стоя рожденный

На грани небес,

Сильный Нюргун Боотур

Сломил меня,

Скрутил меня,

Обуздал меня!

Затвердевшие поводья мои

Донельзя он затянул!

Толстую кожу мою разорвал,

Пролил черную кровь мою!

Эй, сверкающая,

Мелькающая,

Медная девка

Дьэс Эмэгэт,

Дух высокого свода

Трех моих бездн,

Трех грохочущих от хохота бездн!

Трещит, колеблется

Каменный свод,

Трепещут затворы ворот!..

Прилети скорей,

Защити

Глубокое дыханье мое,

Светло-облачное дыханье мое!

Выйди! Спаси мою жизнь!

Выдерни поскорей

Колдовской подвижно́й засов,

Что держит в скале

Огневой аркан

О девяноста и девяти крюках,

О восьмидесяти восьми замках!

Ой, горе мне!

Ой, мука мне!

Ой, Нюргун Боотур Тойон!

Потише меня гоняй!

Полегче плетью стегай!..

Повелитель, старший мой брат,

Пощади,

Хоть до смерти не убивай! —

Только молвить он это успел,

В то же мгновение

В толще скалы

Кто-то гукнул:

— Сказал — не сказал! —

Раскололся каменный столб,

На котором держался свод

Трех хохочущих пропастей,

И сорвался натянутый туго аркан

С чародейных своих укреп,

И рассыпался,

И пропал

В пропасти бездонной глухой.

Тут сорок четыре богатыря,

Нанизанные на аркан

Сквозь проколы меж двух костей

Иссохших предплечий своих,

Освобожденные, наконец —

Выбежали из подземной тюрьмы

И с четырех окружили сторон

Избавителя своего.

Средь зали́той кровью

Долины смертей

Закричали громко:

— Уруй! Уруй! —

Нюргуна благодаря.

Дьээ, дьэ-э-боо!

Дьээ-боо!

Слава тебе! Слава тебе!

Скачущий на Вороном,

Стоя рожденном коне,

Уруй-айхал тебе,

Удалой Нюргун Боотур!

Мы — знаменитые богатыри,

Пред тобою склоняем спины свои,

Поклоняемся трем твоим

Темным теням!

Слухи об имени славном твоем,

О духе высоком твоем

Доходили до нас

В былые года,

В те давно позабытые дни,

Когда мы, бедняги, чтили себя

Несравненными в трех мирах,

Чтили каждого среди нас

Равным силою пятерым силачам,

Семерым могучим богатырям.

Ты теперь нас от плена спас!

Ты — первый теперь среди нас!

Предрекали великую славу тебе,

Прославляли недаром тебя,

Называли первым среди айыы

В древние времена!

Несокрушима твоя судьба,

Предначертанная Одуном самим!

Неисчерпна сила твоя,

Равная половине сил

Среднего Мира всего!

Утренним солнцем блистаешь ты,

Утомленья не знаешь ты.

За то, что ты выпустил нас

Из подземной смрадной тюрьмы,

Где затворы глухо стучат,

Из непроглядной тьмы,

Откуда выхода нет,

За то, что освободил ты нас,

Нанизанных на аркан

О девяноста и девяти крюках,

О восьмидесяти восьми замках,

За то, что ты истребил

Злодея Уот Усутаакы,

Мы гремящую славу твою пронесем

По трем великим мирам!

Слава твоя дойдет до ушей

Недосягаемого для нас,

Чье имя вслух

Нельзя произнесть!

Мы скажем владыкам извечных сил,

Что в Среднем мире земном

Появился великий

Муж-исполин,

Чтоб они не решались переходить

Твоих широких путей,

Чтоб они не мешали тебе

На далеких дорогах твоих.

Пусть на три века

Продлится твой век!

Пусть изобилье твое

Не расточится за девять веков!

Неомрачаемым счастьем сияй,

Ни в чем ущерба не знай!

Многочаден да будет твой дом,

Всяческим наполнен добром!

Да расплодятся твои

Бесчисленные стада!

Да не коснутся твоих детей

Нужда, болезни, беда!

За то, что ты нас

От гибели спас,

Мы в трудный час

Отплатим тебе,

А если не будет нужды —

Отплатим рыси твоей .

Счастья тебе!

Удачи тебе!

Уруй! Уруй-айхал! —

Прокричали богатыри,

Трижды поклонились они

Трем его темным теням,

Троекратно поцеловали они

Верхнюю Нюргуна губу,

Шестикратно понюхали чередом

Нижнюю Нюргуна губу.

Иные богатыри

Белыми кречетами обернулись,

Широкие распахнули хвосты,

Высоко взвились,

Унеслись.

Другие богатыри

В пестрокрылых орлов превратились,

Шумно в высоту поднялись,

Солнце закрыли,

Небо затмили,

В незнаемой скрылись дали...

Туча темная подплыла,

Многолапая,

С лохматой гривой...

И смотри —

Остальные богатыри

В глубину этой тучи вошли.

И умчались, развеялись дымом,

Растаяли, как туман,

Без следа...

Среднего мира богатыри

К свету солнечному поднялись,

Вышли на поверхность земли,

Вынесли Туйаарыму Куо.

Хорош показался им Средний мир...

— Хоро́-хоро́ ! — закричали они.

Скоро на их призыв

Конский топот послышался вдалеке;

Пыль взметая до облаков,

Прискакали четыре коня;

Остановились, шеи склоня —

Нюргун Боотура

Конь Вороной,

Стоя рожденный

На грани небес;

Белый, как мотылек,

Юрюнг Уолана скакун;

Конь сивогрудый, Серо-стальной

Кюн Дьирибинэ-удальца

И золотисто-карий бегун,

На котором в былые года

Ездила Туйаарыма Куо...

На воле кони айыы

Нагуляли жир на боках,

Округлились мускулы их,

Обросли они шерстью густой;

Звонко всхрапывали они,

Весело играли они,

Нетерпеливо ржали они.

Сели на резвых коней

Светлые дети айыы...

Шумно, как черный глухарь,

Прянул Нюргун Боотур

На круто выгнутое седло,

Блистающее, как солнце небес,

И к спутникам повернув лицо,

Кюн Дьирибинэ-удальцу

Сказал такие слова...

Дьээ-буо!!! Дьээ-буо!!!

Конем владеющий Серо-стальным,

Кюн Дьирибинэ удалой,

Ко мне свой слух обрати

Парой больших своих чутких ушей,

Подобных полной луне,

Внимательно слушай меня:

Светозарная, как солнечный день,

Сестра твоя

Туйаарыма Куо,

Красавица с девятисаженной косой,

Тоскуя по матери и отцу,

По священному очагу своему,

Так исчахла, в неволе томясь,

Так отощала она,

Что осталась лишь половина ее...

Пусть она три года дома живет;

А когда три года пройдет,

Сватать я приеду ее

За брата младшего моего —

Юрюнг Уолана-богатыря.

Я его снаряжу и к вам привезу,

Чтобы он женою своей назвал

Младшую сестричку твою,

Светозарную Туйаарыму Куо.

Возвращайтесь домой,

Созывайте гостей,

Затевайте великий пир,

Чтобы радость не умолкала у вас,

Чтобы празднество не убывало у вас,

Чтоб весельем кипел ваш дом!

А когда три года пройдет,

Семь богатых устройте сэлэ ,

В шесть рядов поставьте чэчир,

Торжественно дожидайтесь тогда

Зятя будущего своего!

Он от солнечной пуповины рожден,

От высокого корня айыы.

Слыхал я в прежние времена,

Что на склоне бурных небес

Обитает Сюнг Дьаасына сын,

Облетающий мир

На Громе-коне,

Бьющий молнией вместо бича,

Буура Дохсун-исполин ;

Так он грозен и так велик,

Что над ним и пуночка не пролетит,

Что под ним и мышка не пробежит...

Попробуйте, позовите его, —

Пусть и он на свадебный праздник придет,

Пусть коня своего приведет!

Халлаан-Хара-Мангастайа —

Славного кличут коня;

Словно утренние морозные звезды,

Горят глаза у него;

Как звонкая закаленная сталь,

Звенят копыта его...

У великого Улуу Тойона,

Что в неистово-грозном гневе порой

Пробуждается ото сна,

И у свирепой супруги его —

Яростной Куохтуйа Хотун

Есть прославленный сын-исполин,

Из-за буйства чудовищного своего

И разврата неслыханного своего

Не ужившийся среди буйных племен

Ураганных южных небес;

Уот Усуму Тонг Дуурай —

Имя этого богатыря;

Позовите в гости его!

В Нижнем мире есть еще богатырь —

Алып Хара Аат Могойдоон,

Приносящий беду чародей,

Чье имя опасно произносить...

И все-таки — вы почтите его —

На торжество пригласите его!

Есть еще один богатырь,

Чей отец — Уорда Могол Тойон ,

Чья славная мать

Кус Хангыл Хотун ,

Чья младшая великанша-сестра —

Кырыытынай Тыкаарай,

Красавица Кыыс Нюргун ,

Скачущая на Красно-буланом коне,

В поединках разящая богатырей

Своим смертоносным копьем;

Это — прославленный исполин,

Знаменитый в роде айыы

Справедливым духом своим,

Ретивым нравом лихим,

Благородный Хаан Дьаргыстай ;

Обязательно пригласите его!

Богатырей из далеких стран,

Соперников, достойных меня,

Теперь я назвал имена;

Постарайтесь их не забыть,

Попробуйте всех пригласить,

А то ведь обида пойдет,

Смута великая закипит. —

Так поучал Нюргун Боотур

Друга благородного своего,

Кюн Дьирибинэ-удальца.

Белым блистающая лицом,

Бедная Туйаарыма Куо,

Трижды сперва поклонясь

Трем Нюргуна темным теням,

Красные губы открыв,

Белыми зубами блеснув,

Избавителю своему

Молвила такие слова...

Дьээ-буо!!! Дьээ-буо!!!

Избавитель мой! Ты назвал имена

Самых лютых наших врагов,

Кем славится Нижний мир...

Ты назвал заклятых наших врагов,

Живущих на склоне бурных небес!..

Если нагрянут они,

Не миновать беды,

Несчастья не избежать.

От одной лишь мысли о них

Мои волосы дыбом встают,

Ужас наполняет меня!

Нагрянут они —

Нарушится мир,

На гибель они обрекут

Народ уранхай-саха,

Великая вспыхнет война,

Вымрут люди на средней земле...

Ну, а если их не позвать —

Кто посмеет нас порицать?!

И какая в этом наша вина?

Я страшусь... Я смятенья полна... —

Так возволнованно говорила ему,

Избавителю своему,

Светлая дочь айыы.

Не пугайся, дитя мое,

Не содрогайся душой...

Пойми, что задумал я! —

Если их сейчас не созвать,

Да за удила не поймать,

Да ничком по очереди не повалить,

Если теперь их не истребить,

То потом истребят они

Все потомство племен уранхай-саха!

Потом не будет защиты от них,

Ни в чем не будет опоры для вас...

Девяносто девять хитростей их,

Восемьдесят восемь коварств колдовских

Запутают ваши пути,

И тогда спасенья вам не найти!

Разрушат они ваш кров,

Потушат священный огонь в очагах,

Растопчут ваше добро,

Разорят вас, выжгут дотла,

Развеют пепел, смеясь...

Потому и решил я их вместе созвать,

Чтоб избавиться сразу от них! —

Молвив слово такое, Нюргун Боотур

Трижды поклонился

Тройным их теням —

И, коня повернув на юг,

С Юрюнг Уоланом, братом своим,

Умчался в свой заповедный предел...

А Кюн Дьирибинэ-богатырь

И прекрасная Туйаарыма Куо

Поспешили к родным местам,

Где не были столько лет...

Исполины-богатыри

Племен уранхай-саха,

Чада солнечного рода айыы

Сча́стливо стали жить,

Радовались втроем

Радостью трехсот человек

В обители первозданной своей,

В обиталище своем золотом;

В изобилии, беззаботно живя,

Укрепляя силу пищей мясной,

Утоляя жажду лучшим питьем,

Богатырскими играми на лугу

Упражняя мышцы свои...

Первейшие из людей,

Прекрасные молодостью своей,

Полные бодрых сил,

Так в ту пору жили они,

Что белая пуночка не могла

Над головами их пролететь,

Что под ними хода прорыть не могла

Серая остроносая мышь...

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур

Надел свою тройную броню,

Сверкающую серебром,

Препоясался боевым мечом,

Вздел на плечо огромный свой лук

И пернатыми стрелами полный колчан,

Крепкого дома тяжелую дверь,

Которую за семь дней и ночей

Семьдесят семь здоровенных детин,

Напирая плечами во всю свою мочь,

Растопырив ноги, кряхтя,

Натуживаясь изо всех своих сил,

Не сумели бы приоткрыть,

Настежь Нюргун Боотур распахнул,

Вышел и́з дому на просторный двор.

Там, к узорной коновязи прислонясь,

Правой рукой подбочась,

Не мигая, глаза устремив на восток,

Напрягая могучую мысль,

Думая о каком-то одном

Сокровенном деле своем,

Девять суток он простоял,

Бровью не пошевелил,

Ресницами не моргнул...

Когда на рассвете десятого дня

Край небосвода блеснул,

Как булатный широкий меч,

Послышался крыльев свист,

Прозвенел журавлиный крик...

Белая птица-стерх,

Медленно в высоте кружа,

Сверкая крыльями на лету,

Прокурлыкала богатырю,

Пропела такую песнь...

Посмотрите, богатыри!

Посланный защитить от врагов

Светлое племя айыы

С поводьями за спиной,

Скачущий на Вороном коне

Стремительный Нюргун Боотур

Стоит у коновязи своей

Неподвижно девять дней и ночей!

Что он видит?

Что знает он?

Я, бедняжечка, не затем

Прилетела сюда — окликаю тебя,

Чтоб широкий твой путь пресечь,

Чтобы спутать

Длинный твой путь.

Я привычным своим путем

Пролетаю к себе домой...

Саха Саарын Тойон,

Сабыйа Баай Хотун,

Прародители уранхайских племен

Наказали тебе сказать,

Что, послушные воле твоей,

Созвали они гостей —

И от этого страшное зло началось,

Великое разоренье пошло.

Сюнг Дьаасына сын —

Буура Дохсун-исполин,

Скачущий по облакам

На раскатистом Громе-коне,

Молнией, словно кнутом, хлеща,

Зеленые леса опалил,

Пастбища опустошил!

А другой, под стать ему, гость —

Уот Усуму Тонг Дуурай,

Гоняющий пред собой

Огненный шар колдовской,

Летающий на зме́е-коне,

Бесчинствует,

Убивает людей!

И никто ему отпора не даст,

И удержу нет ему...

Ты три года назначил им срок

И три года дома сидишь,

Три года ешь, да пьешь, да спишь...

Ох, как ты прожорлив,

Ох, как сонлив,

Ох, как ты на подъем ленив!

Говорят, чародей Алып Хара,

Аат Могойдоон-исполин,

Породивший страшного колдуна,

Проклятого Ап-Салбаныкы,

Заманил обманом,

С дороги сбил,

В непролазные топи завел,

Топит в огненных зыбунах

Отважного удальца,

Хаан Дьаргыстая-богатыря,

Чей славный отец — Уорда Могол,

Чья мать благородная —

Кус Хангыл...

И теперь Аат Могойдоон

Смертный бой

С великаншей-девой ведет —

Хаан Дьаргыстая сестрой,

Кырыытынай Тыкаарай,

Красавицей Кыыс Нюргун,

Скачущей на Красно-буланом коне,

Бьющейся смертоносным копьем;

Уж от нее-то он

Жив не уйдет!

А ты и видом того не видал,

А ты и слыхом того не слыхал...

Пусть-ка будет лучше иной

Наша новая встреча с тобой! —

Так пропела белая птица стерх

И улетела путем своим.

Великий защитник средней земли

Стремительно воротился домой.

Широко распахнув тяжелую дверь,

Шагнул в блистающее жилье;

Словно лиственница вековая, он

Распрямил свой могучий стан;

Закинув голову высоко,

Распрямился во весь свой огромный рост,

Грозен видом,

Темен лицом,

Брату своему он сказал.

Дорогой ты мой младший брат,

Дитя мое, Юрюнг Уолан!

Пролетела сейчас надо мной

В виде белого журавля,

Порочила имя мое

Прославленная Кыыс Нюргун,

Седлающая для кровавых боев

Красно-буланого скакуна,

Налетающая молнией на врага

Со своим смертоносным копьем,

Не знающая поражений в боях,

Наводящая ужас на богатырей,

Прославленная в трех мирах.

Да повстречался ей

Алып Хара-чародей;

Видно, он ей в драке не уступил,

Видно, он ей могучую шею намял,

Видно, истомились в бою

Верхние силы ее,

Видно, изнурились в бою

Нижние силы ее.

Потому, видать, и решила она

По дороге драки не затевать,

Домой прямиком лететь...

Но каким превосходством дышит она,

Каким благородством дышит она!

Какой насмешливостью полна!

Посмеялась и улетела она,

Будто не пересекла

Широкого пути моего,

Не спутала дальних моих следов...

Засиделись мы дома с тобой,

От безделья совсем обленились мы!

Родичи невесты твоей

Ждут не дождутся нас...

В путь собирайся,

Пришла пора!

А приедем, посмотрим

Кто мы, кто — они... —

Тут, надев боевой доспех,

Не мешкая, братья в путь собрались.

Священному очагу поклонясь,

Благословив обжито́й свой дом,

С долиной родной простясь,

В поход изготовились богатыри.

Старший брат Нюргун Боотур

Бедняжечку Айталыын Куо

В благотворных ладонях своих покатал,

В клубок шерстяной превратил

И надежно спрятал ее

В чуткое ухо коня своего.

Поскакали богатыри;

Услыхали их зычный крик

В Верхнем мире,

На гребне белых небес...

Гулкий топот их скакунов

Отгулом наполнил подземный мир...

Наступленье ранней зимы

По инею узнавали они,

Первое дыханье весны

По дождю узнавали они;

На привал не вставали они,

День и ночь скакали они,

Вихри до́ неба подымали они,

Высоко взлетали они,

Рассекая белые облака,

Разрывая черные облака...

Долины широкие миновав,

По тундрам сумрачным проскакав,

Горы по воздуху перелетев,

Необъятный земной простор

За полгода они прошли;

И свободно раскинувшуюся вдали,

Утопающую в мареве голубом,

Сверкающую росистой травой,

Не увядающую никогда

Увидали долину перед собой...

Неизмерим был привольный алас,

Необозрим кругозор

Великой долины той,

Объятой небесною синевой...

Семьдесят семь многоводных рек, —

Чьи широки́ заливные луга,

Чьи высоки́ берега, —

Скоком перемахнув,

Восемьдесят восемь

Играющих рек

Лётом перелетев,

Выехали братья-богатыри

На крестовину восьми путей,

На стык девяти дорог.

Мира Среднего исполин,

Могучий Нюргун Боотур

К брату младшему своему

Обратил такие слова...

Приехали мы, наконец,

Прибыли мы в тот край,

Где в бывалые времена

Обосновали свое гнездо

Саха Саарын Тойон

И Сабыйа Баай Хотун,

Которым удел был определен —

Корнем стать племен

Уранхай-саха...

Вот оно — становье обильное их,

Долина счастливая Сайдылыкы ,

Где никогда не бывает зимы,

Где на пастбищах круглый год

Зеленеет густая трава!

Вот он — цветущий алас,

Где летучий не падает снег,

Где в безмерной щедрости затаена

Сокровенная медная благодать!..

Вот оно — светозарное их жилье,

Вот она — прекраснейшая страна,

Где воркуют горлицы круглый год,

Где зимуют белые журавли,

Где курлыкают серые журавли,

Откуда не улетят кулики!

Это — вечного лета страна,

Необъятная травяная степь,

Теряющаяся в безвестной дали...

Облик здесь мы изменим свой,

Убогий, нищенский примем вид.

Пусть никто не сглазит тебя

Огненным взглядом своим!

Пусть никакой завистник тебе

Едким словом не повредит!

Пусть трехзубая острога

Тело твое не пронзит!

Пусть восьмизубая острога

В пути тебя не сразит!

Три дня пройдет —

Примешь снова ты

Прежнее обличье свое,

Красивым будешь опять,

Горделиво, как прежде, ступать...

А я явлюсь не самим собой,

Явлюсь я своим слугой

Парнем Суодалбой.

Станет небесный мой конь

Коньком Суордаайы.

Если конные скачки устроят они,

Спросят — есть ли скакун у тебя?

Отвечай им, что есть скакун;

Если спросят — выставишь ли борца?

Отвечай им, что есть борец;

Если спросят ловкого прыгуна,

Отвечай — есть парень-прыгун;

Если спросят резвого бегуна,

Отвечай — есть резвый бегун!

Появишься ты один среди них;

А я — бедняга — в лесу,

За пригорком буду лежать,

Зорко буду высматривать, наблюдать

За сборищем чванных гостей,

Посмотрю, как будут тянуться и красть

Огненно-бойкие пальцы их.

Великие воры здесь сошлись,

Страшные разбойники собрались...

А что будет потом —

Поживем, поглядим. —

Покатился Нюргун Боотур по земле,

Превратился в нищего старичка —

Кургузого, с бельмом на глазу,

В треухе рваном на голове,

В заскорузлых стоптанных торбасах,

В оборванной, облезлой дохе,

Подпоясанной лыковым пояском.

Удалого Юрюнг Уолана он

В такого же старичка превратил.

Произнеся заклинание, Нюргун

Пнул в бедро коня своего,

Превратился могучий конь

В суковатый посох кривой...

Два прославленных богатыря

В виде странников-старичков,

Неприметные никому.

На пригорок лесистый взошли,

А с того пригорка была видна

Необъятно широкая даль

Прекрасной долины Сайдылыкы,

Где ни грязи, ни тлена нет.

Два могучих богатыря,

Два оборванных старичка

Построили шалаш кое-как

Из хвороста и корья;

Три дня и три ночи

Проспали в нем...

А как выспались богатыри,

Как вылезли из шалаша,

Как протерли свои глаза —

Онемели от изумленья они

При виде открывшейся красоты;

Перед ними в сияньи утра лежал

Курящийся голубизной —

Такой широкий простор,

Такая привольная степь,

Что невидимые были вдали

Тонкие очертанья ее...

Там, в низинах, вместо солончака

Белели топи из каймака

До колен верховым коням;

Золотая желтела там благодать

До вертлюгов степным коням.

Там, в богатстве и в вольготе́,

На лугах с густою травой,

Где пасутся несметные табуны

Играющих белых коней,

Где несчитанные табуны

Ретивых черных коней,

Где рекой широкой течет

Мычащий рогатый скот,

Где стерхи — белые журавли

Зимой и летом живут,

Где даже осенью, в небесах,

Жаворонки поют,

Где кукушки звонко

Кукуют всегда,

Где не отцветающая весна,

Где лето длится весь год,

В той прекрасной цветущей стране,

На высокой ее груди,

На блистающем лоне ее,

На широком загривке ее,

На выпуклом затылке ее,

Красовалось, видное издалека,

Становье первых людей,

Сверкал под солнцем за день пути

Громадный серебряный дом;

На широком звонком дворе

Белели восемь шатров...

Там смех веселый гремел,

Там пир кумысный кипел,

Там игры шумные шли,

Там самые острые на язык

Пересмешники собрались;

Яркая пестрела толпа...

Самые красивые там

Отовсюду девушки собрались,

Лучшие юноши собрались,

Знатные гости съехались там.

Самые алчные были средь них

Верхнего мира богатыри;

Знаменитые вылезли из-под земли

Нижнего мира богатыри;

Имеющие силу и власть

В несметном множестве

Там сошлись...

Там было натянуто семь рядов

Арканов волосяных,

Там было поставлено восемь рядов

Красивых желтых берез.

Как неисчерпаемый водоем,

Играющим кипя кумысом,

Праздник шел,

Несмолкаемый пир шумел,

Поднимался до неба длинный дым

От богатого очага...

На этом пиру, говорят,

Пел гостям свое олонхо

Прославленный олонхосут,

Любимец людей уранхай-саха,

Мудрый старец Олонхолоон ...

Был на том пиру

Чабыргах Чаабый ,

Были свои говорил.

Он в своих рассказах перечислял,

Острым словом изображал

Среднего мира богатырей

С чембурами за спиной,

Адьараев-богатырей,

Выходцев из подземной тьмы

И самых прославленных удальцов,

Налетающих с высоты

Задыхающихся бурных небес...

Девушки и юноши в стороне

В хоровод большой собрались,

За руки подростки взялись,

Плясовой напев завели.

Замелькал хоровод, запестрел,

Загудела от пляски земля...

Веселая молодежь

Ножкобитие плясать начала,

Высоко, прыжками взлетать начала.

Эй-эй! Веселей, друзья!

Как березок стройных семья,

Как кусты можжевельника на лугу,

Как талинки свежие на берегу,

Навстречу солнцу пойдем,

Закружимся колесом.

Легко, высоко взлетим

Над родной землей золотой!

Будто в бархате и шелку,

Сверкающая в цвету —

Родная страна Томоон-Имээн

Чэчиром украшена золотым,

Березками в семь рядов,

Веревками в конских гривах густых...

Пусть не молкнет веселый пир!

Пусть кумысное изобилье кипит!

Блещет лик любимой земли,

Все луга ее расцвели...

Краше светлых солнечных стран

Красота бескрайних полян

Нашей отчей милой земли.

Так давайте же веселее плясать,

Давайте выше взлетать

Над счастливым лоном златым,

Над горделивым загривком крутым

Мира Среднего своего,

Над блистающими степями его,

Утопающими в синеве!

Славьте всем народом, друзья,

Туйаарыму — наше дитя,

Светозарную,

С девятисаженной косой!

Замуж выходит она

За красавца-богатыря.

В дальний край уезжает она,

Сверкающий россыпью золотой...

Пусть великое счастье ее озарит!

Пусть всегда блистает ее краса

Над кипящей чашею кумыса!

Эй, подпрыгнем выше, смелей,

Эй, попляшем, да веселей,

На счастливом лоне родной страны!

Мы ведь молоды и сильны! —

Так пела веселая молодежь,

Беспечно в пляске летя.

А той порой — вдалеке,

С полуденной стороны

Долины Сайдылыкы,

От подножья красных скалистых гор,

С огромного медного арангаса

На восьмидесяти восьми столбах

Загремел пронзительно-грубый крик,

Загрохотал, как обвал,

Грозный голос богатыря.

Это гневался и кричал,

На всю долину орал

Удалой Буура Дохсун,

Чей конь — раскатистый Гром,

В чьей руке — разящая плеть

Из молний блистающих сплетена.

Верхнего мира абаасы,

Могучие богатыри

С воплем кинулись прочь

От крика его;

Адьараи — подземные богатыри

В смятении бросились наутек;

Среднего мира богатыри

Попрятались кто куда...

Аарт-татай!!! Алаатыгар!!!

А кто еще тащится там,

Топает тяжело?

Слышу поступь грузных шагов,

Слышу чей-то тяжелый дых...

Эй вы, парни, годные мне в батраки!

Эй вы, трусливая мелочь, дрянь!

Поглядите-ка — это айыы пришел,

Или это абаасы?

Огонь чьих-то острых глаз

Обжег неприятно меня,

Подкрылья мои пронизал...

Если, белый великий путь одолев,

Перевалы высокие перевалив,

Здесь появился сам

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

То вы, презренная мелюзга,

Вы — мошенники Верхнего мира,

Вы — разбойники Нижнего мира,

Не пытайтесь тягаться с ним!

Здесь поживы не будет вам.

Могучую силу сломить

Этого богатыря

Могу только я один!

Опорочить громкое имя его,

Опрокинуть славу его

Попробую только я один!

Непокорного никому —

Я скручу его, проучу!

Тащите его сюда,

Толкните его ко мне!

Помните, что я сказал:

Полно здесь величаться вам,

Прославленные в облаках!

По домам вам лучше сидеть,

Перед плетью моей дрожать!

И вы — матерые богатыри

Подземных студеных глубин, —

Тенями в потемках вам мельтешить,

Призраками бродить,

А хозяйничать, укрощать,

Устрашать могу только я!

Так и знайте —

Невеста эта — моя! —

Так Буура Дохсун

Голосом громо́вым орал,

Так он до смерти перепугал

Грозных именитых гостей...

Прославленные богатыри

Трех великих миров

Бросились пришельца искать,

Облазили всю тайгу,

Обрыскали широкую степь,

Никого они не нашли...

А пока метались они,

Из обиталища бурь,

Из бушующей бездны Одун

Налетел небывалый вихрь.

Черная западная метель

Черною гривою пыль взмела...

Будто небо треснуло пополам,

Будто не было половины его,

Надвинулась туча, гремя,

Затмила солнечный свет...

По воздуху полетели, гудя,

Камни величиною с быка,

В ужасе народ завопил,

Заметались в загонах стада,

Завизжали кони в степи,

Коровы стельные на лугу

Выкинули недоносков-телят,

Кобылицы выкинули жеребят,

Повсюду слышался женский крик,

Отчаянный детский плач...

А когда утих налетевший вихрь,

А когда рассеялась пыль

И туча бесследно ушла,

На круче ближней горы

Возник человек-исполин,

Возвышаясь, как вековая ель.

Это был тот самый

Лихой удалец, —

Огненного змея, как скакуна,

Оседлавший в давние времена, —

Первый в племени верхних абаасы,

С единственною рукой,

Разветвленной в локте на две руки,

Растущей прямо из кости грудной,

С единственной толстой ногой,

Выросшей из хребтины его,

Разветвленной в колене кривом

На две шлепающих ноги,

С толстою нижней губой,

С подбородком, словно обрыв,

С потрескавшимся носом большим,

С чумазым, черным лицом,

В дохе из заразных шкур,

В нашейнике из львиных шкур,

В шапке из драконьей брони,

В девятислойной кольчуге стальной.

Вот каков он собою был,

Богатырь полу́денных бурных небес,

Уот Усуму Тонг Дуурай.

Распялил он широченную пасть,

Оскалил восемь железных зубов,

Облизнулся семисаженным своим

Синим огненным языком

И заговорил,

И забормотал,

Заголосил, завыл.

Ар-дьаалы!!! Аарт-татай!!!

Алаатынга-улаатынга!!!

Буйа-буйа, буйака!!!

Буря какая тут поднялась...

Коль хотите ведать,

Кто я такой,

От какого корня возрос,

От какой пуповины рожден,

Так знайте — я первый из богатырей

Бурно-мятущихся южных небес,

Буйных ураганных небес,

Где в обратную сторону все идет,

Где другой времен оборот,

Где бессменная ночь темна,

Где щербато солнце,

Щербата луна,

Где обманчивые проплывают луга,

Где играет, шумит пурга,

Где мой двор окован зеленым льдом,

Где надворье покрыто сверкающим льдом;

Там железный высится мой,

Непрерывно трясущийся дом.

Там живет моя великая мать —

Дух ураганных небес, —

Могучая Куохтуйа Хотун.

Там — в заклинаемой высоте

Обитает мой грозный отец,

Возвеличивающийся Улуу Тойон;

Там живет мой старший брат-исполин

Уоган Хаан Аан Ухаан;

Старшая там сестра у меня,

Страшная Уот Кутаалай ,

Шаманка бурных небес;

Рабом у меня —

Ардьаман-Дьардьаман,

Семь бешеных идолов-плясунов —

Слуги его в колдовстве;

Семь оленей, пышущих белым огнем,

Бегают в упряжке его;

Батраком прислуживает у меня

Колдун-ведун Таллан Бэкийэ .

Я теперь самолично явился к вам —

Богатырь, что своей рукой

Змея огненного оседлал!..

Слух до меня долетел,

Дух занялся во мне...

Весть до меня дошла,

Что про́сите вы меня

Честь великую вам оказать,

Заглянуть в высокую вашу трубу,

В золотое ваше гнездо!

«Первую среди дочерей,

Белую лучезарным лицом,

Милую Туйаарыму Куо

Выдадим за него, —

Пусть он приезжает скорей!» —

Такое слово сказали вы,

Услыхал — и явился я...

Стройную невесту мою —

Еще трех ей не было лет —

Засватывал я у вас.

Ясноглазую невесту мою —

И семи ей не было лет —

Себе предназначил я!

Ее — серебристую рыбку мою —

Оперите, словно стрелу,

Уберите в пышный убор,

Украсьте, как весенний цветок!

И торжественно выводите ко мне

Светлую невесту мою,

Олененочка моего, —

И вручите мне поскорей!

Если тут соперник найдется мне —

Пусть ее победитель возьмет,

А если мы равны будем в борьбе,

То поделим девушку пополам;

Верхнюю белокожую часть

Сопернику я отдам,

А нижнюю часть

Себе я возьму,

Не уступлю никому! —

Так он, махая руками, орал,

Так он истошно вопил...

Тут вспылил Буура Дохсун —

Бурного неба сын удалой,

Молнией ветвистой хлестнул,

Громом раскатистым загрохотал...

Ах он — черная морда,

Кривая нога...

Ух, как он языком солит,

Ух, как он глоткой горчит!

И откуда прыть у него?

Посмотрю я —

Много ли ты возьмешь?!

Посторонись, отойди!

А не то я спину тебе

Молнией перешибу.

Удирай отсюда, покуда цел!

Девушка эта — моя! —

Так орал Буура Дохсун,

И молнии, бьющиеся в руке,

Скрутив слепящим жгутом,

В соперника он метнул...

Уот Усуму Тонг Дуурай

Выдохнул огненный вихрь,

Молнии перехватил на лету,

С грохотом их погасил,

Но от выдыха огненного его

Выгорела в долине трава

На восемь дней пути...

Эх ты, Буура Дохсун!

Всех-то не испугаешь ты!

Давно угрожаешь ты

Все отнять,

Все забрать себе!

Двуглазые не видали еще,

Двуухие не слыхали еще,

Чтобы отнял ты что-нибудь,

Отобрал у кого-нибудь...

Или ты такой богатырь,

Что мое отберешь у меня?

Неужто я, бедный, лишусь

Невесты белой моей!

Ой, плохо мне,

Ой, от смеха умру! —

Так, скосоротив черную пасть,

Скалился, издевался он

Над соперником разъяренным своим...

Видя, что если распрю начнут

Два чудовища-жениха,

То выгорит все вокруг,

Кюн Дьирибинэ-богатырь,

Скачущий на Серо-стальном коне,

Обратил к соперникам речь,

Образумить их он решил

Горячим словом своим...

Смотрите, богатыри,

Рассудите напрасный спор!

А вы, прекратите брань!

Если вы, — прославленные удальцы,

Лиходеи верхних племен, —

В самом деле честью приехали к нам

Сватать мою сестру,

Светозарную дочь айыы,

То не сжигайте наших богатств,

Не истребляйте огнем

Желтую благодать —

Сокровище нашей земли!

Если не остановитесь вы,

Если не успокоитесь вы,

Я такого на вас тойона найду,

Я такого богатыря приведу,

Который сумеет вас укротить...

Сестру мою

Туйаарыму Куо

Только тот женой назовет,

Только тот на ложе свое возьмет,

Кто во всех состязаниях победит,

Чей конь на скачках опередит.

Приведем сначала борцов,

Поглядим — чей сильнее всех,

Потом найдем бегунов,

Поглядим — чей быстрее всех,

Длинноногих выставим прыгунов,

А потом из отгонных лугов

Пригоним коней-скакунов,

Великие скачки начнем,

Поглядим — чей конь победит...

А после веселых игр и борьбы

Будет черед стрельбы,

Кто на четыре куска

Расколет меткой стрелой

Летающий над землей

Заколдованный сыагай золотой,

Тот и в жены себе возьмет

Прекрасную Туйаарыму Куо

И торжественно ее увезет!

Обманом вы не возьмете ее,

Силой — не умыкнете ее! —

Так образумливал буйных гостей,

Так толково и властно им говорил

Сам хозяин становья всего...

А в ответ на речи его

Свирепое детище бурных небес

Лихой Буура Дохсун,

Рукой прикрывая губастый рот,

Громово захохотал.

Хо-хо! У меня есть такой борец,

Что если за руку схватит кого, —

Руку с плечом оторвет.

У меня самый быстрый мальчик-бегун,

У меня самый легкий парень-прыгун.

У меня — знаменитый небесный скакун!

Кто меня одолеет? Никто!

Кто меня посрамит! Никто!

Где вам тягаться со мной?!

Девушка будет моя! —

И запрыгал на месте радостно он,

И захлопал по бедрам себя...

А богатырь беспокойных племен

Обратной сумрачной стороны

Ураганных южных небес,

Прикрывая ручищей пасть, как жерло,

Злорадно захохотал...

Пусть поборются ваши борцы,

Пусть побегают бегуны,

Пусть поскачут резвые скакуны,

Я на это не посмотрю! —

Я сам буду драться с любым,

Кто драться захочет со мной...

Кто хочет стрелять в сыагай — стреляй!

Где пальцы загребистые победят,

Там не буду я обделен! —

И великан на горе

Нагло, весело захохотал,

Ударив себя по бедру...

Тут бесчисленное сборище все

Всколыхнулось, заволновалось, шумя;

Тут уже мужчина любой

Желанием воспылал

Кого-нибудь в борьбе одолеть,

На игрищах победить;

Будто каждый надеялся впрямь

Выиграть, в жены взять

Светозарную Туйаарыму Куо

И возлечь на супружеском ложе с ней,

И возжечь священный огонь,

И дом изобильный свой завести,

И потомков бесчисленных породить,

И достойно, радостно жить...

Тут песни и смех

Далеко понеслись,

Игры веселые начались,

Бурное веселье пошло;

Все игрой, борьбой занялись,

Стали ребра ломаться у богатырей,

От натуги рваться кишки...

Волновалась, шумела толпа гостей,

Суматоха великая шла в кругу,

Хохот слышался, вопль и вой...

Предопределенные корнем стать

Сорока четырех родов,

Предназначенные от начала времен

Предки уранхайских племен,

Седовласый Саха Саарын Тойон

И Сабыйа Баай Хотун,

В ожидании, что прискачет к ним

На Вороном коне

Стремительный Нюргун Боотур

И приведет с собой

Юношу, милого сердцу их,

Юрюнг Уолана-богатыря,

Что летает на Мотыльковом коне

Выше изгороди столбовой;

Что поженят они его

На дочери милой своей,

На красавице Туйаарыме Куо

С девятисаженной волнистой косой,

Что бесценное их дитя, наконец,

Обзаведется домом своим

На поверхности золотой

Незыблемой средней земли,

Народит сыновей, дочерей,

Разведет бесчисленные стада, —

Так мечтая, они заждались,

А дождаться никак не могли,

Начали терпенье терять...

Кэр-буу! Кэр-буу!

Серебряные мои голубки́,

Медные пташки мои,

Бедные детушки вы мои,

Держащиеся силой небес

На шести струящихся золотых

Чембурах солнышка самого!

Мы зовемся Айыы Хаану родней

И теряем славу свою...

Мы, приученные от начала дней

Туго натянутыми держать

Поводья трепетные за спиной,

Вожжи звонкие солнца небес,

Мы — сородичи племени Кюн Айыы,

Роняем высокое имя свое...

Меркнет рода нашего блеск,

Глохнет молва, прославлявшая нас!

Наступает горестный час —

Опять нам дочь потерять,

Отдать ее прямо в руки врагу!

Где же он — единственный человек,

Который может нас защитить?

Удалой Нюргун Боотур,

Летающий на Вороном коне,

Подобно черной небесной стреле,

Не приехал к нам

В назначенный срок ..

Неужель устрашился он

Тяжелых, страшных наших гостей,

Которых сам он велел позвать,

Для которых пир приказал затевать?

Если не устрашился Нюргун,

Если не скрылся он где-нибудь,

Почему же тогда не приехал он —

Наш могучий сосед-тойон? —

Так, в печали сердечной, старик

В отчаяньи вопрошал

Чад и домочадцев своих.

А прославленная супруга его,

Величавая подруга его,

Хозяйка богатого дома всего,

Прародительница сорока племен

Сабыйа Баай Хотун,

Так она отвечала ему,

Так возражала ему...

О-о, старик ты мой, муженек!

Не говори недостойных слов.

Тот, кто приехать в срок обещал,

Вот-вот прискачет сюда.

Он-то — знающий,

Он — чародей,

При восьмидесяти восьми

Колдовских уловках своих,

При семидесяти семи

Всяких ухищреньях своих,

Он приехал, наверно, давно!

А мы и не знаем о том,

А мы тут сидим и ждем...

Зорки огненные глаза

Знаменитого богатыря,

Чутки тонкие уши его...

Не роняй же напрасно слов,

Что словами назвать нельзя! —

Так образумливала она

Сердитого старика...

А из-за дверцы берестяной,

В подвесках и брякунцах,

Послышалась полная слез,

Печальная, тихая песнь

Исстрадавшейся в подземном плену

Дочери их Туйаарымы Куо,

Красавицы с девятисаженной косой.

Ыый-ыыйбын! Аай-аайбын!

Вы — белые журавли,

Выступающие чередой

На стройных ножках своих,

В красных сапо́жках своих,

Яркими сверкающие глазами,

Звонкими поющие голосами,

Дорогие сестры мои!

Хоть прекрасно вы нарядили меня,

Украсили, как весенний цветок,

Да напрасно все...

Оплачете вы скоро меня!

Предназначена, видно, я

Удачливому оборотню тому,

Что с обратной сошел стороны

Западных бурных небес...

Но росток благодатного рода айыы,

Изнеженный Среднего мира цветок,

Выросший на лугах травяных,

Вынесет ли дыхание тьмы,

Выстоит ли среди бурь ледяных

Той черной, как деготь, страны?

Не выживу я,

Не выдержу я,

Стужей сломленная — пропаду!

В последний раз наряжайте меня,

В заветный час украшайте меня!

Красные ленты вплетайте

В черные косы мои...

Пусть мне память будет о вас!

О, если бы мне хоть на миг увидать

Юношу, возлюбленного моего

Юрюнг Уолана на белом коне,

То пускай бы я в тот миг умерла.

Не страшна бы мне смерть была!

Старший родич, защитник мой,

Стремительный Нюргун Боотур,

Где мчишься ты, в какой стороне,

Как черная грозовая стрела

На Вороном своем скакуне?

Если ты наверху —

Прилети стрелой!

Если ты под землей —

Взлети острогой!

Не знаешь ты, видно, о нашей беде...

Неоткуда нам помощи ждать,

Некому меня защитить.

О, гибель! О, горе мне! —

Молча слушали старики

Печальный дочерний напев,

Пуще загоревали они...

Поникли головы их.

Данная в давние времена

В приданое хозяйке самой,

Обитающая в глубине двора —

В загоне для бурых коров,

В хотоне для пестрых коров,

Пугающая телячьих чертей,

Деревянной лопатой по спинам худым

Прогоняющая со двора

Всякую скотью хворь,

Стегающая огнем

Любую не́жить,

Любую напасть,

Невидимую никому,

В сползающих на колени штанах

Из шкур околевших телят,

В стоптанных торбасах,

Оборки длинные волоча,

Бестолково о чем-то крича,

Разбрасывая золу

Навозной лопатой своей,

Старуха-коровница Симэхсин ,

На брюхо падая второпях,

Не попала в дверь впопыхах,

Пролезла в собачий лаз,

Подскочила к горящему камельку,

Поднапыльник печной

Задела плечом,

Опрокинула семь туесов каймаку

И запрыгала, веселясь,

Захлопала в ладони, смеясь,

И задыхаясь, и торопясь,

Бессвязно рассказывать начала...

Алаатанг-улаатанг!

Ах, жарко мне! Ах, душно мне!

Батюшка мой, что слышала я!

Матушка, что видела я!

Слышала я —

Чего не слыхать...

Видела я —

Чего не видать!

Думала я —

На́ небе луч,

А это — он,

Да красавец какой!

Думала я —

Звезда из-за туч,

А это — он —

Золотой!..

В пять сажен высотой

Его тонкий стан;

Насторожась,

Он легко летит;

Навострясь,

Он сюда спешит —

Удалой Юрюнг Уолан

На Мотыльково-белом коне,

На белехоньком скакуне...

Ух, как он летит над землей

Выше изгороди столбовой!..

А когда я была

Молода, вольна,

В ту пору гуляла я

С Улуу Тойоном самим!

Ух, как миловалась я с ним!..

Был хорош у меня дружок,

Ну, а этот — лучше его!

Слюбилась я в прежние времена

С Арсан Дуолаем самим,

Поиграла я с ним —

С дружком дорогим,

Ну, а этот — лучше его!..

Открывайте пошире дверь,

Наливайте праздничный кубок айах ,

Постилайте свадебную постель,

Чтоб легла я с ним —

Дружочком моим!

Ой, старуха, ой, старичок!

Ой, как сердце бьется мое,

Ой, как жилки мои дрожат!..

Ох, жарко, ох, душно мне!

Ох, больно...

Ох, тяжко мне!

Плесните водички

В мой туесок,

Дайте скорей

Снежку черпачок! —

Тут бедняга старуха

Плясать пошла,

Да зацепилась одной ногой

За оборку своих торбасов

И растянулась на светлом полу.

Это добрая весть!

Это, бабка, речь не твоя,

Это сама гласит

Благосклонная Иэйэхсит!

Ну-ка, белые стерхи мои,

Доченьки вы мои,

Ну-ка, резвые сыновья,

Длинноногие журавли!

Подымите старуху скорей,

Унесите отсюда ее,

Чтобы глаз чужой ее не видал,

Чтобы нас чужой не корил.

Видно, впрямь приехал

Гость дорогой!

Постелите сидение для него,

Распахните дверь,

Бегите встречать,

Стремя держать,

Поводья держать!

Лучшие шкуры коней

Под ноги раскиньте ему,

По двору проводите его,

Под руки приведите ко мне,

Приготовьте кубок большой! —

Так вот, голосом звучным своим,

Властно приказывала она,

Седовласая хозяйка-хотун,

Белая, как куропатка зимой,

Знаменитая праматерь племен,

Становито величественная собой,

С гордо поднятой головой...

Девушки и юноши подошли,

Брезгая коснуться рукой,

Поддели на двенадцать лопат

Старуху бедовую Симэхсин;

Вынесли наружу ее,

Выбросили в коровник ее.

Переломилась она пополам...

Нижняя половина ее,

В теленка с намордником оборотясь,

Ускакала вприпрыжку к стаду коров,

Верхняя половина ее,

В пеструю собаку оборотясь,

Тявкая, побежала к реке...

Вдруг возникли среди двора

Беготня, суетня, толчея,

Шум и говор многих людей.

Открыватель дверей

Алтан Хаакыр

Тяжелую дверь

Широко распахнул,

Шкуру конскую

У входа метнул;

Вихрем выбежал

Тэлэбис Баатыр ,

Принял поводья коня;

Энгэс Боотур

У стремени стал,

Помогая сойти с коня;

Олос Боотур

Орон устелил

Пестрой шкурой,

Мехом густым.

Шестеро юношей удалых,

Честь оказывая, с поклоном ввели

В просторный родительский дом

Прославленного сына айыы.

Летающий на Мотыльковом коне,

Блистая серебряною броней,

Ярко, словно солнце, лучась,

Ясноглазый Юрюнг Уолан,

Всех уранхайских богатырей

Ростом выше,

Станом стройней,

Вошел под священный кров.

Трижды почтительно поклонясь

Благородной старой чете —

Прародителям тридцати родов,

Трем их темным теням поклонясь,

К орону почетному он подошел

И грузно сел на него.

Не выдержал прочный орон

Тяжести могучего богатыря,

Прогнулся в середке он,

Угрожающе затрещал...

Смутился Юрюнг Уолан,

Застыдился он, что от груза его

Рушится ложе богатырей.

Сидел, приподнявшись, он,

Поддерживая орон

Икрами дюжих ног.

Долго помешивая сперва,

Из семи просторных мешков, —

Взболтав хорошо сперва,

Из восьми больших турсуков —

Слили шумно бродящий кумыс,

Льдинками звенящий кумыс

В кубок для почетных гостей,

В главный кубок о девяти обручах,

Чтобы горло с дороги он освежил,

Чтобы нутро он прополоскал

Играющим потоком живым

Старого, крепкого кумыса́.

Девять юношей богатырей,

Девять стройных, тоненьких журавлей

Стали пред гостем в ряд.

Восемь стерхов, блистающих белизной,

Восемь сестер, подойдя чередой,

Почетный кубок внесли,

Подали гостю его.

Поднял он кубок айах —

Огромный, о девяти обручах, —

Опрокинул кубок в горло свое,

Единым духом его осушил,

— Благодарствую! — произнес.

Кубок приняв у гостя из рук,

Говоря: — Благородный гость

Застенчивый, видать, человек,

Только пригубил его,

Только губы свои омочил...

Мы теперь хмельного хлебнем кумыса́!

Вдоволь там осталось и нам! —

Юноши и девушки — один за другим —

Так переговариваясь меж собой,

Заглядывали в кубок большой;

Видят — кубок осушен до дна,

Видят — кубок совсем пустой,

Как посудина на кочевье былом,

Высохшая добела́.

— Чем насытится этакий лиходей?!

Досуха выпил все! —

Так братья и сестры шептались тайком...

Но Сабыйа Баай Хотун

Услыхала, голос возвысила свой.

О чем расшумелись вы?

Как посмели такие слова говорить?

Непривычно, что ли, по-вашему, пить

Величайшему исполину земли

Из посудинки малой такой?

Что вы там щебечете в стороне?

Уходите прочь,

Не за́стите мне

Гостя долгожданного моего! —

Тростью постучала она.

Юноши и девушки скрылись вмиг,

Выпорхнули в соседний покой...

А милый Юрюнг Уолан

Поклонился почтительно старикам;

И зачем он приехал к ним,

И зачем великий свой путь совершил —

В сердечных словах

Он поведал им...

Вы, прославленные мать и отец

Племен уранхай-саха,

Призванные заселить

Пределы средней земли,

Саха Саарын Тойон,

Сабыйа Баай Хотун!

Вашим громким именем привлечен,

Вашей славою полонен,

Из далекой страны я к вам прискакал,

Великий белый путь протоптал,

Девять излучин его миновал,

Восемь гор высоких перевалил...

Если спросите у меня —

Кто я родом и чьих кровей,

То знайте, что я рожден и взращен

На высоком аласе другом,

И назначено быть владыкою мне

Другой прекрасной страны.

Старший брат мой Нюргун Боотур,

Летающий молнией в небесах

На Вороном коне,

Среднего мира великий боец...

Есть еще сестра у меня,

Прекрасная Айталыын Куо

С восьмисаженной косой...

А сам я — Юрюнг Уолан,

Скачущий на Мотыльковом коне...

Родители дорогие мои,

Обитающие на высоком хребте

Трехъярусных белых небес,

Вечно там, на небе, живут;

Вечным счастьем, всяким добром

Полон их сияющий дом...

Мой отец — Айынга Сиэр Тойон,

Моя мать — Айыы Нуоралдьын Хотун,

Средний брат мой — могучий Мюльдюн,

Нижних небес богатырь...

Прославленная сестра моя —

Удаганка Айыы Умсуур,

Восхваляемая на восьми небесах,

Призываемая на девяти небесах.

А приехал я сватать к вам

Прекрасную вашу дочь,

Белолицую Туйаарыму Куо

С девятисаженной косой.

Вы отдайте ее за меня,

Чтоб она женой моей милой была,

Радующейся в объятьях моих,

Чтоб она моей доброй подругой была,

Хозяйкой в доме моем!

Предопределила так, говорят,

Предрешила нашу судьбу

Богиня Хоронг Айыы ,

Предназначила мне ее

Повелительница Ахтар Айыы .

Говорите же — как решили вы,

Отдадите дочь за меня или нет? —

Так заветные слова произнес

Светлый юноша Юрюнг Уолан...

Ах ты, милый гость, дорогой!

Ах, как ты хорошо сказал!

Если не выдать дочь за тебя,

За кого еще выдавать?!

Ты бери нашу дочь, дорогой,

От всех напастей ее укрой

В необъятных владеньях своих;

Могучей защитой стань для нее,

Неодолимой броней!

Вы спасли ее, нашу дочь,

Вынесли вы ее

К солнечному сиянию дня

Из подземных гулких глубин,

Где нелюдимый берег лежит

Ледовитого моря Муус-Кудулу!

Я заждался тебя, дорогой!

А когда узнал, что приехал ты,

Стал поистине сча́стлив я! —

Так приветствовал сына айыы

Престарелый Саха Саарын Тойон,

Раздумывая про себя:

«Разумный приехал, видать,

Достойный, вежливый человек...

Стройная речь его ровно идет,

Как хорошо обузданный конь,

Обдумано каждое слово его,

Толковы мысли его,

Как добротно оседланный конь...»

— Эй, проворные мои сыновья!

Поскорей откройте веки мои!

Посмотреть я хочу на него,

На зятя будущего своего! —

Зычно крикнул

Почтенный старик.

Двое юношей подошли,

Два длинных багра принесли;

Два крюка двух медных багров

Вонзили со звуком «топ»

В толстенные, отвисшие вниз,

Отросшие за долгую жизнь

Веки исполина-отца

И с трудом приподняли их.

Пристально глянул старик

Из-под приподнятых век

На приезжего богатыря,

Внимательно его оглядел

И на сыновей закричал:

— Бездельники! Вот я вас!..

Без бе́режи крючья всадили вы,

Дернули, что было сил,

Боль причинили мне...

Опустите веки мои!

Отняли багры сыновья —

И толстенные, грузные веки отца

Шлепнулись тяжело

С громким звуком «хал»...

Почтенный старик-богатырь

Поохал,

Потом сказал.

Посмотрел я на будущего зятька,

Полюбовался я на него,

Ну что ж, он собой хорош...

Тонкие усы у него

На узком белом лице,

Могучая шея его высока

С выступающим кадыком;

Видом он неприступно строг,

Важен и величав.

Богатырского сложения он,

Обличья дивного человек,

Статен он,

Видать, быстроног,

Весь — как боевая стрела...

Свежее, прекрасное лицо у него,

Светлый ум блистает в глазах.

Среди славных нынешних богатырей

Равного ему не найти.

Но как молодость я вспомню свою,

Как его с собою сравню,

Я, пожалуй, получше был в старину!

Я на палец повыше был,

Я на пядень пошире был,

Поосанистей, подюжей...

Ну, да он ведь молод еще!

А ни с кем другим его не сравнить...

Он от корня славного порожден

И достоин славы своей;

Владыкой стран он достоин стать,

Необжитые края заселить,

Потомство бесчисленное породить,

Прославиться на земле! —

Так юношу старец почтенный хвалил,

А Сабыйа Баай Хотун

Кликнула своих дочерей:

— Эй, табунок моих журавлей!

Скорей покажите мне

Моего сыночка-зятька! —

Только молвила эти слова

Гордая хозяйка-хотун,

Как два белые журавля —

Две дочери появились ее;

Медными крючьями

Поддели они

Веки матери почтенной своей,

Отросшие длинно за долгий век,

С трудом приподняли их...

Пристально оглядела она

Прекрасного гостя из дальней страны,

Потом закружилась у ней голова,

Заболели от яркого света глаза...

— Отпустите веки скорей! —

Крикнула старуха на дочерей.

Отняли крючья они,

Шлепнулись веки

Со звуком «ньыл»...

И почтенная хозяйка-хотун

Сказала такие слова.

Ох ты, бедный мой муженек,

Одурел ты, видно, на старости лет!

Все ты хвастать не перестаешь!

Посмотрела на гостя я,

Посравнила его с тобой,

На палец он выше тебя,

На пядь он шире тебя.

Он красавец и богатырь,

Нет нигде такого, как он,

Не с кем его равнять! —

Так расхваливала она

Зятя будущего своего.

А старик рассердился и заворчал.

Что ты унижаешь меня?

Что ты оскорбляешь меня?

Постой, вот я до тебя доберусь! —

И посохом длинным старик

По полу постучал...

А Сабыйа Баай Хотун,

Устыдясь внезапного гнева его,

Строго отвечала ему...

Опомнись-ка, старый ты лиходей!

Перед гостем себя не позорь! —

Крикнула тут хозяйка-хотун

Стоявшим, как белые журавли,

Ослепительным своим дочерям:

— Выведите Туйаарыму Куо,

Пусть увидится с женихом! —

Вот, подвесками зазвенев,

Самоцветами заблестев,

Брякунцами серебряными забряцав,

Испещренная узором цветным,

Украшенная резьбой,

Сокровенных покоев

Открылась дверь;

И вышла — светом даря,

Словно утренняя заря,

Румянцем, как вечер, горя,

Как солнце в полдень,

Ярка и светла,

Лучшая девушка на земле,

Прекраснейшая среди дочерей

Рода исполинов айыы;

Вышла Туйаарыма Куо,

Искристые прищурив глаза,

Приветливо, ласково поглядев

Участливым взглядом своим...

И сильней забились сердца у людей,

И суставы дрогнули у людей...

Почтительно приветствуя жениха,

Трижды поклонилась она

Трем парам темных теней

Отважного сына

Ахтар Айыы,

Богини — радеющей роду саха,

Родящей радость,

Дарящей добро...

Соседей прославленных сын,

Предопределенный судьбой,

Приехал свататься за тебя.

Сердце свое открой!

Скажешь: «Согласна!..» —

Согласье дадим.

Подтвердите оба желанье свое!

Ты станешь — его,

Он станет твоим.

Вот — гляди, наш гость дорогой:

Светлоликая Туйаарыма Куо,

Любимая наша дочь

Стоит самолично перед тобой!

Ты, зеница моих очей,

Ты, десна моих крепких зубов,

Жаворонок золотогрудый мой,

Светлая дочь моя,

Озаряющая, как солнце, наш дом,

Что ответишь ты,

Что скажешь ты

Преданному твоему,

Приехавшему ради тебя

Из привольной дальней своей страны?

Узнав, что назначена ты ему

Богиней Ахтар Айыы,

Чтоб тебя из беды спасти,

Устремился он в Нижний мир

По замерзшим твоим следам,

Где ради тебя —

В неравном бою

Костьми он — бедняга — полег...

А разбужен был от смертного сна

Нюргуном-богатырем.

Посмотрели мы на него,

Порадовались веленью судьбы!

И собой он красив,

И нравом учтив

Очевидно, тебе суждено

Очаг священный зажечь

В обретенном тобой дому.

Одобрить рады мы выбор твой;

Но теперь ты сама реши:

Пускай судьбу твою определит

Поворот сознания твоего,

Желанье твоей души! —

Так сказала достойная мать...

Молвил приехавший издалека

Молодой Юрюнг Уолан:

— Повторяю просьбу свою,

Прошу согласья невесты моей!

Согласье свое даю. —

Милая Туйаарыма Куо,

С поклоном почтительным обратясь

К достойному тойону-отцу,

К величавой матери-госпоже,

Подарившей ей жизнь и свет,

Молвила такие слова...

Дьээ-буо! Дьээ-буо!

К бытию призвавший меня

Батюшка мой тойон!

Солнечный свет подарившая мне,

Благородная мать моя!

Могу ли прочь оттолкнуть

Могучей богиней Ахтар Айыы

Посланного мне,

Преданного защитника моего,

Бросившегося за мной

В пропасть подземной тьмы,

Погибавшего ради меня;

С поганого преисподнего дна

За загривок вытащившего меня

На поверхность родной земли,

На солнечный благодатный простор

Мира Среднего моего!

Нашим именем,

Нашим несметным добром,

Нашей славою привлечено —

Сонмище нечисти собралось...

Буйное сборище их,

Взваленное на спину нам

Непосильно тяжким вьюко́м,

На подневольную шею нам

Надетое постыдным ярмом,

Мог бы рассеять, как дым,

Мог бы нас от ига освободить

Только всадник

Вороного коня,

Стоя рожденного на хребте

Блестяще-белых небес,

Стремительный Нюргун Боотур.

Летающий высоко

На Мотыльково-белом коне,

Сужденный мне друг

Юрюнг Уолан!

Надеясь, что спрятав меня

В прибежище неприступном твоем,

В серебряном доме твоем,

В гнезде твоем золотом,

Ты защитою будешь мне;

Надеясь хозяйкой счастливой быть

В изобильном твоем краю,

Где радость цветет,

Где богатство растет,

Где рогатый множится скот,

Я тебе — прекрасному сыну айыы,

Трем парам твоих теней —

Кланяюсь низко,

Согласье даю! —

Так пропела звонко она,

Как белая птица-стерх,

Тонко высказав

Чувства свои,

Изысканно, в приятных словах

Приветствие произнеся.

Юноша Юрюнг Уолан,

Достойно молвив ответ,

Как принято в семьях айыы,

Прекрасную невесту свою

Троекратно поцеловал.

И великие богатыри

Неколебимой средней земли

Трижды невесте и жениху

Прокричали: — Уруй-айхал!

Да благословит ваш союз

Богиня Хоронг Айыы!

Да счастьем вас одарит

Богиня Ахтар Айыысыт!

Пусть всегда в вашем доме гостит

Благодатная мать

Эдьээн Иэйэхсит! —

Так радостно этот клич,

Так зычно и весело прозвучал,

Что потрясся огромный дом,

Что дрогнул воздух окрест.

Тут прародитель племен

Престарелый Саха Саарын Тойон,

К зятю будущему обратясь,

Летающему на Мотыльковом коне

Выше изгороди столбовой

Юрюнг Уолану-богатырю,

Рожденному на аласе другом,

Хозяину дальних

Полей и долин —

Начал сказывать

Сокровенное слово,

Заветное открывать.

Видишь, вяхирь мой белый,

Зятек дорогой!

В обиде мы, в страхе живем...

Позавидовали нашей славе,

Позарились на красоту

Дочери нашей Туйаарымы Куо

С девятисаженной, волнистой косой,

И осмелели, сошлись,

В несметном множестве собрались,

Привалили с темного склона небес,

Притащились из-под земли

Порожденья абаасы.

Видимо-невидимо

Нам на беду

Нечисти налетело сюда!

Предвидя, что близок срок,

Когда всадник Вороного коня,

Рожденного стоя на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур

Великую с нечистью битву начнет,

Побоище и разгром учинит,

Как Одун Хаан порешил,

Как Чынгыс Хаан указал,

Как Дьылга Тойон повелел —

Властью богини Иэйэхсит

Сознанье и душу Туйаарымы Куо

Запаяли мы в золотой сыагай,

Звездою мерцающий в высоте,

Со звоном летающий над землей;

И поднесли золотой сыагай

На волшебном вервии Ап-Чарай

Ниже холки высокой

Бегущих небес.

И решили владыки айыы:

«Если в трехлетний срок

Лу́чный найдется стрелок,

Что первой стрелой

Сыагай разобьет,

То — без драки и без войны —

Дочь свою за него

Вы отдать должны,

И к себе он ее увезет!»

Так пускай в решительный час,

Как черед стрельбы из лука придет,

Принесет удачу тебе

Зоркость глаза,

Верный прицел,

Сила гремящего, словно гром,

Пальца большого правой руки,

Твердость запястий,

Меткость и мощь

Грохочущих, каменных пальцев твоих!

Да поможет тебе в стрельбе

Могучая Иэйэхсит!

Да зоркость придаст тебе

Благосклонная Айыысыт!

А теперь настала пора

Игры богатырские затевать:

Прыгунов длинноногих звать, —

Кто перепрыгает всех!

Бегунов быстроногих звать, —

Кто обгонит всех!

Помни еще:

Приведен сюда

Прославленный в трех мирах,

С глазами, как звезды в морозную рань,

С копытами звонкими, как булат,

Прекрасный, крылатый скакун

Халлаан-Хара-Мангастайа.

Покамест этого скакуна

Не обскачет Среднего мира конь,

Буйные верхние абаасы,

Бродящие у всех на виду,

Не уступят первенства своего,

Не уберутся от нас подобру,

По-хорошему не уйдут! —

Так вот горестно толковал,

Так, сетуя, говорил

В светлых сединах старик...

А покуда беседовали они, —

Откуда — не видел никто, —

Перед собраньем богатырей

Шестигранный возник адьарай;

Вытянулся несуразно-огромный,

Из железа сплошь, человек.

Заглядывая туда и сюда,

Закоптелым длинным лицом

Высовываясь то справа, то слева

Из-за каменного камелька,

Будто разваливаясь пополам,

Черными губами зашлепал,

Зубоскаля, заговорил...

Аар-дьаалы!!! Аар-дьаалыбын!!!

Алаатынг!!! Алаатыгарбын!!!

А-а, проказники, вот вы где?

Беломордые! Погляжу я на вас —

Беззаботно живете вы

В просторном доме своем,

В сверкающем доме своем,

А не открываете гостю дверей!

Этакие невежи вы!

Где такие найдутся еще?

В непомерном богатстве тонете вы,

Да, наверно, обычай у вас

Вестника на порог не пускать,

В честь ему

Чашу не подносить!

А знаете вы — кто я?

Я — хозяина Вороного коня,

Стоя рожденного на хребте

Блестяще-белых небес,

Нюргун Боотура-богатыря —

Из коровника парень-батрак,

Первый его приятель и друг,

Посыльный его бегун,

Степной табунщик его,

Прирученный его медведь,

Проворный его слуга,

Пастух его пестрых телят,

На все руки

Подручный его,

Говорящий наречьями

Трех миров

Речистый его толмач!

Меня породила грозная мать

На безумствующих небесах,

Сознанье внедрила в голову мне

На беснующихся небесах.

Черная туча —

Защита моя...

Вот каков я —

Парень Суодалба!

Проворен, как молния, на лету

Вороной конек мой Суордаайы!

Видно, впрямь я сам, —

В обличье своем —

Самолично явился к вам,

Незваный, нежданный

Ввалился в дом...

Коли спросите, зачем я пришел,

То знайте: сам Нюргун Боотур

Послал бороться меня,

Если в поле выйдут борцы,

Бегать послал,

Коль есть бегуны,

В прыжках состязаться,

Коль есть прыгуны,

Выставить на скачках коня,

Коль пойдут скакать скакуны...

Он велел мне в драку вступить,

Чтобы череп любому разбить,

Кто захочет отнять вашу дочь!

Коль меня побьют,

Сам Нюргун придет!

Ну-ка, я погляжу на вас! —

Славный праотец сорока племен,

Саха Саарын Тойон-старина,

Вот он, оказывается, какой!

Праматерь племен саха

Сабыйа Баай Хотун,

Ах, как она собою видна,

Достойная пара — вы...

Да из-за того, что у вас

Очень красивая дочь,

Многим верхним богатырям

На рогатины напороться пришлось,

Многим нижним абаасы —

Погребальный построен был арангас...

Самые толковые среди них

Бе́столку сходили с ума;

Самые крепкие головой

Безголовым делались дурачьем,

Поглупели начисто мудрецы

И пропали, костьми полегли!

А все же я не могу понять,

Как можно так восхвалять

Девчонку с бледным лицом,

Мочащуюся под себя?!

Никакой я не вижу в ней красоты!

Все достоинство у нее —

Только лица белизна,

Хорошего в ней только и есть —

Кожа бледная, как молоко...

А к тому же —

Так мал ее рот,

Что не может она по-нашему есть,

Не справится с настоящей едой...

Пусть мне даром ее отдадут,

Я и даром ее не возьму!

Нет, хаять я не хочу,

Но плоха оказалась она —

Невестка моя хотун!

А ты, Юрюнг Уолан,

Летающий на Мотыльковом коне

Выше изгороди столбовой,

Выйду я теперь

Поглядеть-поглазеть

На этих прославленных богатырей,

Что сюда состязаться пришли!

Ты, хозяин праздника молодой,

Кюн Дьирибинэ-богатырь,

Ездящий на сивогрудом коне,

Пойдем-ка со мной к гостям,

Потеху пора начинать,

Круг широко развернуть

Неуемного смеха,

Бешеных игр! —

Молвив это,

Мелькнул и пропал

Парень Суодалба...

В тот же миг

Очутился он

На темени знаменитой горы,

Что зовется: Кюн-Тулуур-Хайа,

А еще — Айыы-Тайбыт,

А и́наче — Кюн Кербют ;

Несуразно огромный он,

Сразу видимый всем, на горе,

Подбоченясь, важно стоял,

Надменных разглядывая гостей.

Самую богатую знать,

Самых отчаянных главарей,

Самых башковитых князей,

Неугомонных в злом озорстве,

Ненасытных в зависти и грабеже —

Верхнего мира богатырей

Начал парень Суодалба

Обидной бранью долбить,

Издеваясь, язвить,

Насмехаясь, дразнить;

Никому не давая слова сказать,

Самым знатным гордым гостям

Начал прямо в лица плевать.

Далеко он с горы плевал,

Прямо в цель плевком попадал...

Гости опомниться не могли,

Увертываться не успевали они,

Прямо в морды им,

В выпученные глаза

Летели его плевки.

Начал прыгать Суодалба, скакать,

Стал носиться туда и сюда;

Закоптелая черная морда его

Вытянулась еще больше в длину,

Сажа сыпалась густо со скул...

Громко шлепали,

Брызжа слюной,

Обвислые, толстые губы его,

Черный его, растущий торчком,

Потрескавшийся каменный нос

Там и сям мелькал,

Совался везде,

Там, где не ждали его...

Аар-дьаалы!

Аар-дьаалыбын!!!

Смотри — какие они!

Вижу — первейшие из-под земли

Вылезли попировать,

Разинув голодную пасть,

Сидят, угощенья ждут...

Видно, всех сожрали своих

Пропащих дохлых телят?

Ну и гости у вас, друзья.

А это кто́ еще тут сидит?

Это ненасытная знать

С вечно голодным брюхом пустым

С бесноватого склона небес

Налетела попировать.

Пропадая от голода,

Ловят они

Тощих больных жеребят,

Друг у друга

Падаль из пасти рвут!

Пожрали всю живность вокруг,

Поживы себе не найдут,

От жадности посходили с ума!

Я — рожденный

На бурно бегущих холмах

Хохочущих, безумных небес,

От матери лютой своей

Мозговитостью наделен,

Воспитанный среди бурь,

На кровопролитных полях

Бешено ревущих небес,

Вот я — всадник лихой

Конька вороного Суордаайы,

Парень Суодалба —

Самолично явился здесь!

Я первый зачинщик,

Заядлый главарь

Всех игр и ссор,

Потех и драк,

Спрашиваю у вас:

Ничтожные! Найдется ль у вас

Такой человек-борец,

Что мог бы выстоять против меня

В такой богатырской борьбе,

Где ребра, ломаясь, трещат,

Где руки оторванные летят?

Есть у вас такой

Легконогий прыгун,

Чтоб меня перепрыгать мог?

Есть у вас быстроногий бегун,

Равный мне резвостью ног?

Где хваленый ваш

Чернолысый конь,

Халлаан-Хара-Мангастайа?!

Видно, знали вы,

Что я пригоню

Суордаайы — конька своего —

И побоялись, не привели

Небесного скакуна?

Досадно мне...

Да неужто мой конь

Не смог бы его обогнать?!

Если спрятали вы коня,

Я прямо вам говорю —

Миром не отступлю,

Добром вас отсюда не отпущу,

Я затылки ваши буду долбить,

Становые жилы вам буду рвать,

Заставлю коня скакать,

Если согласны вы;

Я заставлю скачки начать,

Если даже и не согласны вы,

Не посмотрю я на то, что вы —

Старейшины бурных небес,

Не уважу того, что вы —

Порождения высших небес...

Если не исполните

Просьбы моей,

Пока я дыханье переведу,

То не обижайтесь тогда,

Дяди мои — господа,

Я вас буду гнать по пятам,

На бегу затылки долбить! —

Так издевался Суодалба,

Так вызывал гостей

На состязанье в играх, в борьбе;

Так он их унижал, дразнил...

Тут шаманка светлых небес,

Удаганка Кыбый Эремех ,

Сваха важная среди гостей,

Гневом вспыхнула,

Влево скосясь,

Разъярилась,

Вправо перекосясь;

И затрещал ее длинный язык,

Замелькали зубы ее,

Торчащие вкривь и вкось.

Эй, владыки, тойоны, князья!

Где это видано, чтобы вы

Покорно внимали

Поносным речам

Какого-то батрака?

Неуместный в знатном нашем кругу,

Безвестный бродяга-наглец —

Светлые лица высоких особ

Смеет позорить, чернить!

Эй вы, Верхнего мира

Великая знать,

Расколите череп ему,

Перешибите хребет!

Разорвите его пополам! —

Так приказывала она, вереща,

Возвышаясь на месте своем,

Надменная дочь

Священных небес;

Да подслеповата была,

Косоглазая на оба глаза была —

И не видала она,

Как верзила Суодалба налетел,

Опрокинул ее, придавил,

Ткнул ей под́ нос шиш,

Так ей кукишем ткнул

Под высокий нос,

Что откинулась ее голова;

И пошел он

Тыкать, толкать, совать

Все под́ нос, да под́ нос ей

Оплеванным, кровавым шишом

И в глаз, и в ноздрю —

До ушибов и ран,

Да еще приговаривал так.

Видали, богатыри?

Едали вы

Оплеванный шиш,

Как эта важная госпожа?

Хоть недосягаемо высока

В Верхнем мире она,

Да — видать — ух как голодна!

С голодухи гложет

Оплеванный шиш,

Кукиш кусает мой!

Ай, как это ей не к лицу!..

Стыдно!

Противно — до тошноты!..

Если мне жениться придет пора,

Ни за что на ней не женюсь! —

Так приговаривал Суодалба,

Длинную рожу брезгливо кривя,

С отвращением в сторону воротя́.

Тут возникли ропот и шум,

Тут великая суматоха пошла,

Страшная сумятица началась.

Неугомонные озорники,

Пересмешники средней земли

Подняли на́ смех

Кыбый Эремех;

Хохот по́ полю заходил, загремел...

— Ха-ха-ха! — грохочут окрест. —

Ваша сваха, важная госпожа,

Чтобы с голоду не околеть,

Сидит и кукиш грызет!

Эй, голубушка! Хочешь еще

Оплеванного шиша?

Эй дружочек!

Рвани кусочек еще

Окровавленного шиша! —

Так насмехались над свахой они

Насмешками пестрых собак,

Издевались

Издевкой бурых собак...

А светлая дочь

Священных небес

Кыбый Эремех,

От обиды взвыв,

Перед сборищем буйных гостей

Позорища устыдясь,

С грохотом взорвалась,

Полыхнула огнем,

Превратилась в дым,

По ветру унеслась...

Ой, горе мне! Ой, беда!

Постой же ты, Буура Дохсун,

Это ты во всем виноват!

Меня ты — свахою быть,

Проклятый, уговорил,

На́ землю затащил,

Кукишем накормил!..

Мое блистающее лицо

Оплевано, осквернено...

Как с таким лицом

Обратиться мне

К светлому лону

Священных небес?

Пусть треснет моя вертлюжная кость,

Если я на землю вернусь,

Пусть я шейные свихну позвонки,

Если свахой быть соглашусь!..

Тьфу! Плюю на тебя!

Пропадай, Буура Дохсун!

И пускай образина твоя

Опоганится хуже моей!

После пожара, в чащобе лесной

На обгорелой коряге женись!

Пропадом пропади!

Ой горе мне! Ой, беда! —

Так проплакала, провыла она

И пропала за тучкой вдали,

Тонкою чертою мелькнув...

А удалой Буура Дохсун,

Чей конь — Грохочущий Гром,

В чьей руке вместо плети зажат

Трепещущих молний жгут,

Всполошился, бурно вспылил...

Что порочишь, раб,

Что позоришь, батрак,

Блистающих величьем владык,

Обитающих на хребте небес?

Что зазорно чернишь

Лучезарные лица

Светлых чад

Священных высот?

Я тебя —

Неуемного озорника,

Неуместного на дворе,

Побродягу о четырех глазах,

По черепу щелкну раз,

На четыре пласта расколю,

Поперек спины

Пополам рассеку! —

Тут Буура Дохсун

Треххвостой плетью взмахнул,

Три молнии хлестких метнул,

Четыре грома пустил,

Жаром пы́хнул,

Пожар запалил,

Переполох учинил...

Подземного мира богатыри

Попадали вниз лицом;

Долговязые верхние богатыри

Подпрыгнули до облаков;

Среднего мира богатыри

Пригнулись, от ужаса оцепенев...

А парень Суодалба —

Всадник Вороного коня,

Как нагрянули на него

Четыре грома

С четырех сторон,

Как хлестнули молнии, полоща, —

Он оскалился во всю свою пасть,

Раскатисто захохотал,

Разлетелся с грохотом,

Полыхнул

Шестью языками ветвистых огней,

Молнии перехватил,

Разорвал их на шесть частей...

Сверкающих молний жгуты,

Подгоняемые четырьмя

Ударами грома,

Погасли вдруг,

Осыпались огневою росой,

Потухая искорками на лету...

Гром умолк,

Пролетела гроза;

А парень Суодалба

Невредим, как прежде, стоял.

Подбоченясь, как перед боем,

Скосив

Налитые кровью глаза,

Огромный, темный

Высился он;

Серный огонь слетал

С черных желваков его скул.

Железные оскалив клыки,

Свирепо он заворчал, зарычал...

Аар-дьаалы!!! Аарт-татай!!!

Аа! Чтобы провалиться тебе!

Ты думал — я тебя устрашусь?

Ты думал — я тебе покорюсь?

С четырех сторон ты меня

Четырьмя громами хотел раздавить,

Молниями спалить?

Разве я из таких?

Разве могут меня испугать

Вспышки, треск и плевки

Пробегающих облачков,

Немудреные хитрости, пустячки

Облачных летящих клочков?

Из-за кукиша ты

Заводишь вражду —

Затеваешь свару

Себе на беду?

Ах ты, дрянь! Ах, рвань!

Неуместный в доме честном,

Неуемный бродяга-буян!

Ты обидеть меня захотел?

Знать, не видел прежде меня?

Ну так я не промах и сам:

И в ссорах я верх беру,

И в драках я не дурак...

Ну, а здесь — из немногих

Немногих побьют,

А из многих —

Многих побьют! —

Стал готовиться к бою Суодалба.

Тут всадник Серо-стального коня,

Кюн Дьирибинэ-богатырь

К спорящим подошел

И по-хозяйски твердо сказал

Властное слово свое...

Кэр-бу! Кэр-бу!

Теперь буду я говорить.

Слово всадника, слово бойца,

Сидящего на узорном седле,

Держащего шелковый повод в руке,

Благородного богатыря

Из племени Кюн Айыы,

С чембурами солнечными за спиной.

Вы, буйные смельчаки,

Из Верхнего мира пришедшие к нам,

Внимательно выслушайте сейчас,

Чутко насторожив

Круглые уши свои!

Просьбы сынов айыы

Значительны бывают всегда;

Дети Ахтар Айыы

Редко просят о чем-нибудь...

Чынгыс Хаан указал,

Дьылга Тойон утвердил,

Одун Хаан повелел —

Миром решить стародавний спор,

Свадьбу устроить

Без драк и ссор!

Вместо драки, вместо войны,

Состязаться вы мирно вольны...

Время — игрища затевать,

Мускулы поразмять,

Праздник праздновать

Вольно от всей души,

Забавляться и ликовать! —

Так притворно-ласковой речью своей

Буйных спорщиков он примирить хотел...

Всадник вороного конька —

Лихого Суордаайы,

Детина Суодалба

Распялил в улыбке широкий рот,

Оскалил редкие зубы свои...

Я ссоры люблю,

Я драки люблю,

А игры, потехи

Пуще того!

Попрыгать не терпится мне, —

Кто в прыжках поспорит со мной?

Побороться хочется мне, —

Кто бороться хочет со мной?

Состязаться в беге хочу, —

Выходите-ка, бегуны!

Есть еще прекрасный конь у меня...

Пусть побегают вслед

За моим Вороным

Ваши прославленные скакуны! —

Так, озираясь, вызов бросал

Веселый Суодалба...

А исполин Буура Дохсун,

Сюнг Дьаасына грозного сын,

Чей конь — Грохочущий Гром,

А хлесткая молния, —

Плетка в руке,

От изумления онемел,

Небывало он был удивлен,

Что детина Суодалба

Перехватил, шутя, налету,

Играючи разорвал,

Рассыпал искрами, погасил

Молний сверкающий жгут,

Подгоняемый четырьмя

Ударами грома — в единый миг...

Утихла ярость абаасы,

Гнев его присмирел:

Сборища буйных гостей

Вдруг застыдился он...

Стал просить прыгуна

Кылыс Лэбийэ

Выйти прыгать вместо него.

А верхние и нижние абаасы,

Сидя кучами на окрестных холмах,

Сильно перепугались они,

Ахали, изумлялись они:

— Он разящих молний жгуты,

Как пучок травы, разорвал,

Искрами искрошил,

Четырехраскатистый гром укротил...

Мы — все вместе — не сладим с ним,

Обесславимся, пропадем!.. —

Так шептались абаасы,

Так роптали они в толпе.

Проворно тою порой

По долине Сайдылыкы,

Где ни тлена, ни грязи нет,

Чьи в тонком тумане

Тонут края,

Поставили для прыгунов

Двенадцать березовых вех.

Тут удалой Кылыс Лэбийэ,

Лучший прыгун-кылыысыт ,

Жаждой состязания запылал,

Всеми суставами затрепетал,

Зубами заскрежетал,

Напряг железные мышцы свои,

Звенящие сухожилья свои,

Разбежался, взлетая легко в высоту,

Всем видом своим говоря:

«Найдется ль в привольной вашей стране

Прыгун легконогий,

Подобный мне?»

Разбежался следом Суодалба,

Чалым вороном прокричал,

Высоко взлетел, далеко;

Тремя прыжками догнал

Удальца Кылыс Лэбийэ;

Взмахом левой руки набегу

Невзначай пополам рассек

Мчащегося впереди,

Как секирой, широкой ладонью своей,

Ударив по поясу, разрубил

Знаменитого прыгуна.

А сам все отметины перескочил,

Все двенадцать березовых вех

Перепрыгнул Суодалба...

Рассекая с шумом воздух густой,

Перевертываясь налету,

Задом наперед доскакал

До края долины Сайдылыкы,

До западной грани ее

И огляделся, и завопил;

— Победи-ил меня! Победил! —

Увидав соперника своего,

Разрубленного пополам,

Прикинулся, что испугался он,

Хлопнул по бедрам себя,

Громко заголосил:

— Ах ты, горе! Ах ты, беда!

По пояс высунулся — бедняк!..

А ноги-то где у него?

По дороге, что ль, растерял? —

Поднял плечи Суодалба,

Руки в недоуменьи развел,

Скорчил рожу,

Щеки надул,

Вытаращил глаза...

Неугомонные озорники,

Неуемные весельчаки,

Отчаянные шутники

Отчей средней земли

Хохотом загрохотали в ответ,

Восторженно закричали в ответ:

— Уруй!!! Уруй-айхал!!!

Разве может такой удалец,

Как парень Суодалба,

Посрамить высокую честь

Среднего мира богатырей? —

А исполин Буура Дохсун

Заворо́чался, заворчал

Грозно, как отдаленный гром;

Как опилки меди, взъерошился он,

Как опилки серебряные, посинел...

Расторопный в делах,

По дороге любой

Пролетающий без следа,

Не знающий ни помех, ни преград,

Звонконогий вестник-бегун,

Быстроногий Бараанчай!

Если ты высоко́ над землей,

Прилетай живей!

Если ты под землей,

Взлетай смелей!

Если ты далеко сейчас,

Рядом со мной очутись,

На́ поле становись,

С силою соберись,

С нашим врагом

На́ смерть схватись!

Вогнутой ладонью своей,

Загребистой пятерней

Бродягу этого ухвати,

Ноги с бедрами

Вырви из тела его,

Руки с лопатками оторви,

Сломай хребтину ему,

Пустую спину его проломи! —

Так рычал Буура Дохсун,

Бараанчая на помощь звал,

Принуждая борьбу начать...

Аар-дьаалы!!! Аарт-татай!!!

А ты, я вижу, хитер...

Да только не удастся тебе

Опорочить славу мою,

Причины нет у меня

Перепутывать чужие следы,

Дорогу перебегать

Славному богатырю,

Скачущему

На Вороном коне!

А схватясь в борьбе

С человеком его,

Человеком не чаю остаться я!

Летающий высоко над землей

На Мотыльково-белом коне,

Удалой Юрюнг Уолан

Благородной услугой своей

Навсегда меня обязал,

Стал он первым другом моим...

Разве буду я помехой ему?

А приехали сюда неспроста

И не просто отсюда уйдут

Племен прославленных богатыри,

Сыновья великих семей...

И пока на мой блистающий лик

Никакая грязь не легла,

И пока светозарный мой лик

От позора не почернел,

Улетаю отсюда я,

Здесь нечего делать мне! —

И в пятнистого орла превратясь,

Быстроногий Бараанчай

Шумно взлетел в высоту;

Рассекая воздух гремящим крылом,

В облаках небесных исчез.

А хитро-догадливый

Хаарылла Мохсогол

И умом непоседливый

Дьэргэс Баатыр ,

Боясь, что бороться обяжут их,

Подняли громкий крик —

Коней, мол, пора пригнать,

Ска́чки, мол, пора начинать...

И все согласились:

— Пора! —

Тут великая, именитая знать —

Верхнего мира богатыри,

Сбившись кучею в стороне,

Расстегнули на каменных конских боках

Радужные ремни

Трехполосых тугих подпруг,

Сняли с коня седло,

Сделанное целиком

Из камня буйных небес,

Где седельный железный крюк —

Изделье ды́бящих небес;

Сняли с коня чепрак

Из донного, слипшегося гнилья

Подземных воющих бездн,

Сбросили поводья, сорвали узду,

Развязали чембуры на нем.

Скрытого за тучею грозовой,

Спрятанного за облачной мглой,

Освободили коня.

Из укрытья выбежал на простор

Звенящий копытом небесный скакун —

Халлаан-Хара-Мангастайа,

Осмотрелся, косясь, вокруг...

Загудела толпа гостей,

Дивного увидев коня.

Словно лыж тунгусских концы,

Поставленные торчком, —

Чуткие уши его;

Будто ровдугой дорогой

Обтянута морда коня;

Раздувающиеся ноздри его,

Словно два кубка больших,

Опрокинутые на пиру

Чьей-то неуклюжей рукой.

Вдоль широкой спины коня

Черная полоса,

Словно кто-то злой

Ударил его

Сыромятным арканом витым.

Словно туча, разорванная на ветру,

С шеи выгнутой ниспадает, клубясь,

Семисаженная грива коня;

Как могучие осетры в быстрине,

Играют мышцы его;

Словно длинная лодка

В пенной волне,

Стелется сверкающий хвост.

Ретив и неукротим

Диво-конь,

Невиданный конь,

Как небесный ястреб,

Весь трепеща,

Шарахаясь, ушами прядя,

На́ поле красовался он,

На дыбы подымался он.

Бил о камень сталью копыт,

Всем огромным телом дрожа,

Нетерпеливо ржа,

Ринуться готовый в полет...

Тут проворно Суодалба

Косолапыми прыжками взлетел

На высокий безлесный мыс,

На северной стороне

Необъятной долины Сайдылыкы,

Выдернул из земли

Суковатый посох кривой,

Обернувшийся в тот же миг

Юрким, словно щука

В весенней реке,

Вороным коньком Суордаайы.

Оглаживая шею его,

По трепетной спине потрепав

Друга преданного своего,

Удачливого конька,

Объезженного скакуна,

Так ему Суодалба говорил,

Так напутствовал он его,

Так подбадривал он его...

Алаатанг-улаатанг!

Ах ты, мой конек дорогой,

Настал испытанья великий день,

Настал твоей славы день!

Должен ты напрямик пересечь

Незыблемый Средний мир,

Должен гордо ты проскакать

Через бедственный Нижний мир,

Должен ты высоко взлететь

В алчный, яростный

Верхний мир,

Выше туч грозовых его,

Выше круч обманных его...

Коль нигде не споткнешься ты

На просторах средней земли,

Коль в бездонный провал не сорвешься ты

В пределах подземной тьмы,

Коль, обессилев, не упадешь

На высоких гребнях

Бурных небес,

Наша слава тогда

Далеко прогремит,

Наше счастье тогда

Высоко возрастет!

Пусть будет могуч твой скок,

Неудержим рывок!

Пусть расширится на скаку

Богатырская грудь твоя,

Чтоб легко дышалось тебе! —

Так могучий Нюргун Боотур,

В обличье парня Суодалбы

Скрывавшийся от врагов,

Благословил коня своего;

И повернув его на восток —

В сторону бесноватых небес,

Молвил: «Сат !» —

И послал вперед,

Хлопнув по крутому бедру.