Онлайн чтение книги Нортенгерское аббатство Northanger Abbey
Глава XVI

Кэтрин питала такие радужные надежды по поводу предстоящего посещения Мильсом-стрит, что ей предстояло неминуемое разочарование. И, соответственно, хотя она была безукоризненно принята генералом Тилни и радушно встречена его дочерью, хотя Генри был дома, а из посторонних никого больше не было, не прошло и нескольких часов после ее возвращения оттуда, как, разобравшись в своих чувствах, она поняла, что не извлекла из этого визита того удовольствия, на какое рассчитывала. Все сказанное за этот день не только не сблизило ее с мисс Тилни, но, напротив, она не чувствовала себя с ней в тех коротких отношениях, какие установились между ними прежде. Хотя она видела Генри Тилни в благоприятной обстановке за непринужденной семейной беседой, он никогда еще не был столь скован и молчалив. И несмотря на подчеркнутую любезность со стороны их отца, несмотря на все его авансы, комплименты и изъявления благодарности, расставшись с ним, она почувствовала облегчение. Все это казалось загадочным. Это не могло быть виной генерала Тилни. Вне всякого сомнения, он был добродушным, благожелательным и во всех отношениях приятным человеком — ведь он был хорош собой, высок ростом и приходился отцом Генри. Он не мог быть в ответе за плохое настроение детей и за то, что она сама не получала удовольствия от его общества. Первое, вероятно, объяснялось случайностью, а второе — ее собственной глупостью.

Изабелла, узнав о подробностях визита, предложила другое объяснение:

— Все это — следствие их гордости, да, да — нестерпимого высокомерия и гордости!

Она давно подозревала, что это семейство думает о себе невесть что, а теперь больше в этом не сомневалась. Ей еще не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь вел себя так заносчиво, как мисс Тилни! Своей невоспитанностью она не делает чести этому дому. Так обращаться с гостьей! Почти с ней не разговаривать!

— Все это было вовсе не так плохо, Изабелла. Никакой заносчивости она не проявляла И она была очень любезна.

— Пожалуйста, не защищайте ее! А каков ее братец, который, казалось, был вами так увлечен? Великий Боже! Некоторых людей я положительно не понимаю. Так, значит, за весь день он на вас даже и не взглянул?

— Я бы этого не сказала. Но он словно был не в своей тарелке.

— Какое ничтожество! Больше всего я ненавижу непостоянство. Я требую, дорогая, чтобы вы этого человека выбросили из головы. Он недостоин вас.

— Недостоин меня? Едва ли он когда-нибудь обо мне думал.

— Это я и хочу сказать. Он о вас совсем не думает. Что за вероломство! Ни ваш, ни мой брат так бы не поступили. По-моему, у Джона на редкость постоянное сердце.

— Но если говорить о генерале Тилни, едва ли кто-нибудь мог проявить ко мне больше внимания и любезности, поверьте. Казалось, развлечь меня и доставить мне удовольствие было главной его заботой.

— О нем я другого мнения. Я не считаю его гордецом. Это, должно быть, настоящий джентльмен. Джон очень его хвалит, а слова Джона…

— Что ж, посмотрим, как они будут держаться со мной сегодня вечером. Мы встретим их в залах.

— Я тоже должна там быть?

— Разве вы не хотите? Мне казалось, решено.

— Если для вас это важно, я не могу отказаться. Но не требуйте от меня, чтобы я там веселилась, — сердце мое, вы знаете, будет находиться в сорока милях отсюда. И, прошу вас ни слова о танцах! Об этом не может быть и речи. Чарлз Ходжес, наверно, изведет меня до смерти. Но я сумею его осадить. Десять против одного, что он способен докопаться до сути дела, — хоть именно этого я хотела бы избежать. Я потребую, чтобы свои догадки он держал при себе.

Мнение Изабеллы о семье Тилни не повлияло на ее подругу. Она знала, что ни брат, ни сестра отнюдь не держали себя заносчиво. И ей казалось невероятным, чтобы их одолевала гордыня. Ее доверие к ним вознаградилось в тот же вечер: она была встречена с прежним вниманием мистером Тилни и по-прежнему приветливо его сестрой. Мисс Тилни старалась быть рядом с ней, а Генри пригласил ее танцевать.

Наслышавшись накануне на Мильсом-стрит об ожидающемся с часу на час приезде их старшего брата, капитана Тилни, она без труда отгадала, кем был красивый и светский молодой человек, которого она никогда прежде не видела и который явно принадлежал к их компании. Она смотрела на него с восхищением и даже могла допустить, что кому-то он мог понравиться больше своего младшего брата, хотя отличался, по ее мнению, некоторой самоуверенностью и менее располагающей внешностью. Его манеры и чувство такта были отнюдь не столь безупречны. Она сама слышала, как капитан Тилни не только отверг всякую мысль об участии в танцах, но даже высмеял Генри, когда тот предположил такую возможность. Данное обстоятельство свидетельствовало, что, как бы ни относилась к нему наша героиня, его восхищение ею не имело опасного характера, чреватого враждой между братьями или преследованием леди. Он не мог стать подстрекателем трех негодяев в кавалерийских плащах, которые втащили бы ее в запряженную парой коней карету, готовую умчаться в неизвестном направлении. Не предвидя подобных неприятностей или вообще каких-либо неприятностей, кроме слишком быстрого окончания танцев, Кэтрин тем временем радовалась, как обычно, обществу Генри Тилни, выслушивая с сияющими глазами все, что он ей говорил, и становясь неотразимей оттого, что находила неотразимым его.

После окончания первого танца капитан Тилни вновь оказался рядом с ними и, к большому неудовольствию Кэтрин, увел от нее своего брата. Они ушли, перешептываясь. И хотя при всем богатстве фантазии она не почуяла опасности и не заподозрила капитана Тилни в намерении сообщить Генри какие-то сведения, способные разлучить их навеки, ее все же не могло не огорчить, что она лишилась партнера. Ей пришлось прождать целых пять минут, которые показались ей долгой четвертью часа прежде чем братья вернулись. Все разъяснилось, когда Генри спросил у нее, как отнесется ее подруга к приглашению на танец, если ей представят его брата. Кэтрин без колебаний ответила, что мисс Торп ни за что танцевать не согласится. Этот обескураживающий ответ был передан капитану, который сейчас же от них отошел.

— Вашего брата это не должно огорчить, — сказала Кэтрин. — Он, я слышала, отзывается о танцах весьма пренебрежительно. Тем любезнее с его стороны, что он об этом подумал. Должно быть, заметив Изабеллу среди зрителей, он вообразил, что ей не хватило партнера. Но он ошибся — она бы не стала танцевать ни за что на свете.

Генри улыбнулся.

— Объяснение человеческих поступков дается вам без труда, — сказал он.

— В каком смысле? Что вы имеете в виду?

— Для вас не существует вопросов: «Как то-то повлияло на того-то?», «Что могло руководить человеком таких-то взглядов, возраста, положения и привычек?». Вы думаете лишь: «Как это повлияло бы на меня?», «Какими побуждениями руководствовалась бы я?»

— Я вас не понимаю.

— У нас с вами в таком случае неравное положение. Я вас понимаю прекрасно.

— Меня? Еще бы. Я не умею выражаться так тонко, чтобы оставаться непонятой.

— Браво! Превосходная насмешка над современной манерой выражаться.

— Но что же все-таки вы имели в виду?

— Сказать вам? Вам правда этого хочется? Но вы не предвидите последствий. Вам станет неловко, и между нами возникнет отчуждение.

— Нет, нет, не будет ни того, ни другого! Я этого не боюсь.

— Ну что ж, я всего лишь имел в виду, что, объясняя намерение моего брата танцевать с мисс Торп его добротой, вы обнаружили ни с чем не сравнимую доброту собственного сердца.

Кэтрин покраснела и запротестовала, чем подтвердила предсказание своего собеседника. Однако нечто, заключенное в его словах, вознаградило ее за пережитое смущение, и это нечто настолько заняло ее мысли, что на какое-то время она замкнулась в себе, перестав слушать и разговаривать, и почти забыв, где она находится. Из этого состояния ее вывел голос Изабеллы, которую она увидела рядом с капитаном Тилни, приготовившимся соединить с ней руки в танце.

Изабелла пожала плечами и улыбнулась — в настоящую минуту то было единственным объяснением, которое она могла дать совершившейся в ней необычайной перемене. Эта перемена не укладывалась в сознании Кэтрин, и она простодушно выразила свое изумление партеру по танцам.

— Не понимаю, как это могло случиться? Изабелла твердо решила не танцевать.

— Разве Изабелла до сих пор никогда не меняла своих решений?

— Да, но ведь… А ваш брат! Как он мог ее пригласить после того, как вы передали ему мои слова?

— С этой стороны я не вижу ничего странного. Вам хотелось, чтобы меня удивил поступок вашей подруги, — я подчинился. Но что касается моего брата, его поведение представляется мне, признаюсь, именно таким, какого в данном случае следовало от него ожидать. Красота мисс Торп бросилась ему в глаза. А о твердости ее решений было известно вам одной.

— Вы шутите. Но уверяю вас. Изабелла обычно стоит на своем.

— Это можно сказать о ком угодно! Стоять на своем часто значит проявлять упрямство. Способность к разумным уступкам — свидетельство здравого смысла. И безотносительно к моему брату, я и впрямь не считаю, что мисс Торп совершила ошибку, выбрав для этого настоящий случай.

Кэтрин и Изабелла не могли побыть вместе и поговорить между собой до самого окончания танцев. Но, гуляя затем с подругой по залу. Изабелла объяснила все следующим образом.

— Вы, разумеется, ужасно удивлены. Ах, право, я смертельно устала. Что за неугомонный человек! Не будь я так полна своими переживаниями — с ним даже было бы интересно. Но я бы отдала все на свете, чтобы посидеть в тишине.

— Почему же вы так не поступили?

— Любовь моя, это выглядело бы странно! Вы же знаете, я этого терпеть не могу. Я отказывалась как могла, но он и слышать не хотел. Вы не представляете, как он меня уговаривал. Я умоляла его меня извинить и пригласить кого-нибудь другого. Но нет, это было не для него. Желая танцевать только со мной, он не мог и подумать о другой даме. И он не только хотел танцевать, но, видите ли, хотел быть со мной рядом! Подумать только, какие глупости. Я ему заявила, что, пытаясь добиться успеха в моих глазах, он выбрал неверный путь, что больше всего на свете я ненавижу лесть и комплименты. И вот… И вот я поняла, что, пока я не уступлю, он не даст мне покоя. Кроме того, я боялась, как бы на меня не обиделась миссис Хьюз, — она мне его представила. И ваш дорогой брат — разве ему было бы приятно, если бы я весь бал провела у стены? Какое счастье, однако, что с этим покончено! Я просто измучилась, слушая его болтовню. К тому же он такой блестящий молодой человек! На нас, я это чувствовала, смотрели все в зале.

— Он и вправду хорош собой.

— Хорош собой? Быть может. Многим он должен нравиться. Впрочем, этот господин не в моем вкусе. Терпеть не могу пышущих здоровьем брюнетов! А в остальном он совсем неплох. Наверно, воображает о себе Бог весть что Я раза два его осадила — вы знаете, я это умею.

Когда молодые леди встретились в следующий раз, у них была гораздо более важная тема для разговора. Пришло второе письмо от Джеймса, в котором подробно излагались намерения его отца. Вверенный мистеру Морланду церковный приход, приносящий в год около четырехсот фунтов, будет передан его сыну, как только Джеймс достигнет необходимого возраста. Никаких мелких отчислений от семейных доходов, скудных подачек одному из десятерых детей. Более того, за Джеймсом в качестве будущего наследства останется также приблизительно равноценная недвижимость.

Джеймс испытывал в связи с этим подобающее чувство сыновней признательности. И он смиренно соглашался с тем, что, как это ни печально, — хоть и не хуже, чем можно было ожидать, — с женитьбой им предстояло потерпеть от двух до трех лет. Кэтрин, чьи суждения по этому поводу были столь же смутными, как и представления об отцовских доходах, вполне полагалась на брата и была удовлетворена в равной мере, сердечно поздравив Изабеллу с таким благоприятным исходом дела.

— Это, конечно, очень мило, — с кислым видом сказала Изабелла.

— Мистер Морланд поступил, конечно, весьма великодушно, — сказала осторожная миссис Торп тревожно взглянув на дочку. — Как бы мне хотелось сделать то же самое! Нельзя же было ждать от него большего. А если со временем у него появятся новые возможности, он, а уверена, ими воспользуется, — это ведь, безусловно, добрейший и прекраснейший человек. Конечно, четыре сотни — небольшие средства, чтобы начинать жизнь, но ведь тебе, моя дорогая Изабелла, нужно так мало — ты даже сама не сознаешь, дорогая, как скромны твои потребности.

— Мечтая о большем, я думаю не о себе. Невыносимо сознавать, что из-за меня пострадает мой дорогой Морланд, прозябая на средства, едва обеспечивающие его самые простые и насущные нужды. Мне-то что, о себе я не беспокоюсь.

— Разумеется, моя дорогая. И твоей неизменной наградой будет любовь окружающих. Еще не было молодой женщины, пользующейся, подобно тебе, такой всеобщей любовью. И я осмелюсь сказать, что, когда мистер Морланд увидит мое дорогое дитя… Но не будем расстраивать такими разговорами нашу дорогую Кэтрин. Мистер Морланд, ты знаешь, поступил очень великодушно. Я всегда слышала, что это превосходный человек. И конечно, моя дорогая, мы не должны думать, что, располагай ты сама большими средствами, вы получили бы больше и от него. Я в этом уверена, он человек самых широких взглядов.

— Никто о мистере Морланде не может думать лучше, чем я. Но у каждого есть свои слабости. И каждый вправе распоряжаться собственными деньгами, как ему вздумается.

— Эти упреки возмутили Кэтрин.

— Я совершенно убеждена, — сказала она, — что мой отец обещал дать столько, сколько ему было по силам.

Изабелла опомнилась.

— В этом, Кэтрин, дорогая, не может быть никакого сомнения. Вы ведь хорошо знаете, меня бы удовлетворил и гораздо меньший доход. Сейчас я немножко расстроена, но это вовсе не из-за денег. Деньги я ненавижу! Если бы наш союз осуществился сейчас же и мы получили бы всего пятьдесят фунтов в год, мне больше нечего было бы желать. Да, да, моя Кэтрин. Вы проникли в самую суть. Вот отчего у меня болит душа. Долгие, ах, какие долгие два с половиной года ждать, пока ваш брат получит приход!

— Изабелла, мой ангел, — сказала миссис Торп, — мы тебя прекрасно понимаем. Ты сама прямота, и мы обе тебе сочувствуем. Твоя искренняя бескорыстная привязанность сделала тебя для всех нас еще дороже.

Неприятные ощущения в душе Кэтрин начали рассеиваться. Она попыталась поверить, что огорчение Изабеллы было вызвано только отсрочкой свадьбы. И когда Кэтрин увидела ее в следующий раз такой же, как прежде, приветливой и беззаботной, она попыталась забыть о мелькнувших в ее голове мыслях совершенно иного рода. Вслед за своим письмом вскоре приехал Джеймс, которому была устроена нежнейшая встреча.