1. ТАЮ

Онлайн чтение книги Нунивак
1. ТАЮ

Наша земля холодна, словно лед.

Ей мало отпущено теплых дней

Но любит как сын эту землю тот.

Кто сам родился и вырос на ней.

Ю. АНКО, Партия Ленина

Внизу оставалось море, и его рокот становился всё приглушеннее. Зато сильнее билось сердце охотника, и шум горячей крови в ушах походил на громкий шорох песка по сухому плащу из моржовых кишок.

Таю поднимался по узкой тропке, часто делая повороты. — склон был крутой. Охотник не останавливался. Всегда, с тех пор как он помнит себя, он одолевал путь от моря до своего жилища, ни разу не присев отдохнуть.

А вот теперь в ушах шумит… Неужто старость так близка, что тянет присесть на придорожный камень, смахнуть со лба капельки пота?

Раньше, бывало, идёт Таю по тропинке, поднимаясь всё выше и выше над морем, а горизонт отходит дальше, открывая перед ним ширь Берингова пролива, острова, похожие на огромных морских зверей, застывших для вечного отдыха на воде. С каждым шагом на сердце становилось легче, море уходит вниз, и отсюда, с высоты, оно не кажется таким грозным и неласковым, таящим в себе неисчислимые коварства: выглядит тихим, добрым, дающим пищу, одежду и жилище морским людям — эскимосам.

Но в последнее время Таю не испытывал чувства большой радости после охоты. Оно уже давно к нему не приходит. Шум в ушах усиливался, глаза скользили по вросшим наполовину в скалы жилищам, и глухое раздражение поднималось в душе охотника. Верно сказал кто-то: стыдно на сорок третьем году советской власти так жить, уподобляясь предкам… Но на такой крутизне не построишь добротного дома… Предлагают переселиться. Но разве может эскимос бросить свой нынлю, с таким трудом выдолбленный в скале? А место для охоты? Здесь эскимос с раннего детства видит перед глазами море и привыкает к нему… Трудно переселиться… Невозможно.

Таю замедлил шаг, отвлеченный мыслями от назойливого шума в ушах.

Ноги уже сами останавливались, как вдруг он услышал звонкий голос из широко раскрытых дверей небольшого сельского магазинчика:

— Аре-видер-ер, Ерема-а-а!

Таю узнал голос продавщицы Нели Муркиной.

Низкое солнце било в раскрытую дверь магазина, освещая всё внутри. Таю заглянул и узнал у прилавка широкую спину своего брата Амирака. Неля Муркина гримасничала перед ним и пела, должно быть кому-то подражая.

Продавщица заметила Таю, оборвала песню и крикнула:

— Здравствуйте! С хорошей добычей! Заходите. Мне из района прислали хороший табак.

Таю питал слабость к хорошему табаку и завернул в магазинчик. Кроме того, это был достаточно веский повод, чтобы передохнуть.

Неля Муркина, продолжая напевать, юркнула за прилавок, порывшись под ним, выложила несколько пачек «Трубки мира». Таю даже крякнул от удовольствия: давно он не курил такого табака.

Не обращая внимания на Амирака, который глядел на него особенно внимательно, Таю набил трубку и раскурил её.

— Таю, — робко заговорил Амирак, — я устраиваюсь на работу…

Таю делал вид, что не слушает его.

— На маяк обещали взять… — продолжал Амирак.

Таю любил брата. Несмотря на то, что тот был такой беспутный и даже жуликоватый. Амирак был здоровенный мужчина. Не много таких богатырей рождалось на побережье. Однажды на спор он пронёс на спине с берега моря до маяка двухсоткилограммовую бочку с соляркой… И такая сила тратилась у Амирака впустую — он не любил моря и вообще не любил никакой работы. Сколько слов потратил на него Таю! Обычно Амирак молча кивал в знак признания своих прегрешений и так неумело изображал на своем богатырском лице раскаяние, что, глядя со стороны, можно было подумать: он смеется над своим старшим братом. Тогда раздраженный Таю отсылал его подальше… Прошлый год Амирак всё лето проработал в поисковой геологической партии. Это был самый длительный период в его трудовой жизни. На заработанные деньги он устроил себе увеселительную поездку в Москву. Вернулся Амирак из столицы франтом и сразу же покорил сердце новой продавщицы Нунивака Нели Муркиной… Продавщица не торопилась выходить замуж за Амирака, но разрешала ухаживать за собой.

Быть может, Таю потому прощал всё Амираку, что видел в нём другого брата — Таграта, который жил по ту сторону пролива, на Аляскинском берегу… Таю не видел его уже лет пятнадцать. Таграт очень похож на Амирака, но он не так силен. Наоборот, из всех трёх братьев он был самым слабым и щуплым.

— Обещали взять на маяк механиком, — продолжал Амирак.

— Какой из тебя механик! — со вздохом сказал Таю. — Шёл бы ты лучше в колхоз!

— Ты же знаешь, у меня с председателем конфликт, — обиженно сказал Амирак. — В колхоз — ни за что!

Неля Муркина перестала петь и с интересом наблюдала за братьями.

Таю выкурил трубку, выбил пепел о торбаз, поблагодарил продавщицу и направился к своему жилищу, радуясь про себя, как он обманул шум в ушах, передохнул и обзавелся хорошим табаком. Но, вспомнив лицо брата, снова погрустнел, и расправившиеся было плечи снова устало обвисли.

Нынлю Таю, подобно другим жилищам Нунивака, снаружи походил на звериное логово. Среди нагромождения больших камней с трудом можно было отыскать дверь, прилаженную к грубой каменной кладке, составляющей стены. Жилище Таю отличалось от других нынлю Нунивака ещё и тем, что рядом с дверью виднелось небольшое застекленное отверстие, заменяющее окно.

Таю толкнул дверь и вошел в чоттагин. Просторное помещение сияло чистотой и опрятностью. Перед стенкой полога виднелись большие прочные ящики, заменяющие шкафы. У стены стоял письменный стол, а над ним — полка с книгами и журналами. На втором, меньшем столике возвышался радиоприемник, соединенный проводами с термобатареей, представляющей собой большую керосиновую лампу из ребристого металла.

На полу, на большом куске коврового линолеума сидела жена — Рочгына, происходившая из соседнего чукотского селения, где находится колхоз «Ленинский путь».

Таю рано женился — в юности, когда он только почувствовал в себе мужскую силу. Рочгына понравилась ему с первого взгляда. Во время третьего свидания Таю посадил её к себе на нарту и увез в Нунивак.

Жена родила ему двух сыновей, но они умерли ещё в младенчестве. Прошло много лет. Таю уже не надеялся, что у них ещё будут дети. Но в начале тридцатых годов родилась дочь. Недавно она закончила торговые курсы в окружном центре Анадыре.

Рочгына была мастерицей шить и вышивать. Некоторые её изделия даже красовались в окружном музее.

Вот и теперь она сидела и что-то кроила, чертя химическим карандашом по мездре пыжиковой шкурки.

Увидя мужа, Рочгына быстро вскочила на ноги.

— Я и не слышала, как ты вошел, — сказала она, помогая мужу стянуть кухлянку и клеенчатую непромокаемую камлейку, давно заменившую в Нуниваке, как и в других чукотских приморских селениях, древний плащ из моржовых кишок.

— Какие новости? — спросил Таю, усаживаясь за низенький столик, на котором стояла еда.

Вместо ответа Рочгына вздохнула.

Таю встревоженно посмотрел на неё и положил обратно в миску кусок мяса.

— Что случилось? — нахмурившись, спросил он.

За напускной строгостью слышалась нотка заботливого участия — ведь и Рочгына тоже далеко не молода, хотя и не жалуется на шум в ушах.

— Письмо прислала Рита, — сказала Рочгына и пошла к письменному столу.

Она вернулась с конвертом и молча подала его мужу.

— Читала? — спросил Таю.

Рочгына кивнула и снова вздохнула.

Дрожащими от волнения пальцами Таю выудил из узкой щели листок бумаги и, прочтя первые строки, облегченно вздохнул.

«Я здорова, дорогие мои родители, — писала Рита большими красивыми буквами, чтобы малограмотные родители могли без труда читать её письма. — Долго не писала, потому что ехала на место работы. Я очень рада, что буду работать совсем рядом с вами, в колхозе «Ленинский путь». Скоро приеду в гости…»

Горячая кровь прилила к лицу Таю. Он положил письмо на столик и поднялся на ноги.

Трудно поверить, что любимая дочь, которую столько времени ждали, предпочла родному селу другое место… Таю взял в руки письмо и растерянно смотрел на ровные, аккуратно написанные строчки. Листок бумаги трепетал в руках, которые умели крепко держать гарпун.

— Так я правду говорю, что меня берут на работу, — услышал вдруг Таю заискивающий голос брата.

Амирак вошел тихо, незаметно: он побаивался своего старшего брата.

— Что случилось? — встревоженно спросил он, заметив растерянное лицо Таю и его жены.

— Рита прислала письмо, — сказала Рочгына. — Пошла работать в «Ленинский путь».

Амирак взял письмо и внимательно прочитал его от первой до последней строчки, ухмыляясь каждому слову.

— Так и случилось, как я думал, — сказал он, аккуратно складывая листок бумаги. — Я предупреждал: со своим упрямством и нежеланием переселиться на другое место вы скоро останетесь одни в своем Нуниваке. Вот уже и первые весточки. Если так будет продолжаться и дальше — наш Нунивак станет единственным поселением на побережье, где нет молодежи…

Самое горькое в словах Амирака было то, что он на этот раз говорил сущую правду, хотя Таю давно перестал принимать всерьез любое слово своего беспутного брата.

Как должен поступить Таю — лучший охотник колхоза, член правления, коммунист?.. Как пересилить разумом сердечную привязанность к местам, где прошли детство, юность, где прошла почти вся жизнь?..

Лет тридцать назад все жители прибрежных поселений завидовали нунивакцам: они жили на самом мысу, где лежала морская тропа зверей. Стада моржей, китов, тюленей проходили по проливу на виду у эскимосов Нунивака, достаточно было выглянуть из дверей. Нунивакцам не надо было, подобно жителям других поселений, отстоящих от мыса на большом расстоянии, надрывать свои мускулы, добираясь на веслах до охотничьих угодий… Нунивакцы жили по сравнению с другими морскими охотниками Ледовитого океана в сытости и в довольстве. Выпадали такие годы, когда в Нунивак одна за другой приезжали собачьи упряжки, чтобы получить скудную долю добычи эскимосских охотников, которые делились с голодными людьми по неписаному, но обязательному закону взаимопомощи арктических охотников…

Но вот пришли на Чукотку моторные вельботы, новое оружие, способное поразить зверя на любом расстоянии, и тогда заметно упало преимущество нунивакцев перед другими морскими охотниками побережья. Теперь те же вельботы из «Ленинского пути» после дня охоты в проливе успевали возвратиться на ночевку к себе в селение. А когда стали строить настоящие дома взамен яранг во всех колхозах Чукотки, вот тогда нунивакцы почувствовали, какое неудобное для жизни место они себе выбрали.

В своё время, когда пределом мечты были сытый желудок и теплое жилище, не было более удобного и лучшего места, чем Нунивак. Но у людей теперь появились другие желания. Многие побывали в больших городах, настоящих поселках и увидели, как ещё убога жизнь в Нуниваке. Здесь нет даже настоящего клуба. А когда привозят кино, приходится идти на маяк в тесную комнату, где сами служители маяка едва могут повернуться… Приезжали инженеры Чукотстроя, лазили по крутым склонам Нунивакской горы, что-то измеряли, но все они в один голос говорили, что строить на такой крутизне невозможно…

Что же, если строить невозможно, можно прожить и в нынлю — это ведь тоже людское жилище, веками служившее чукчам и эскимосам. В крайнем случае и его можно приспособить к новым условиям. Вот хотя бы так, как это сделал Таю: он расширил жилище, поставил в полог кровати, а шкуры изнутри обтянул ярким ситцем. В наружном помещении поставил стол, прорубил небольшое окно, и здесь стало почти как в настоящей комнате. Даже традиционный костер заменил он железной печкой с трубой, выведенной на крышу…

Что же делать, если действительно в скалах Нунивака нельзя строить? Не переселяться же на самом деле…

Амирак продолжал поносить косность и приверженность нунивакцев к своему насиженному месту.

— Неля Муркина и то собирается отсюда уезжать. Говорит: никаких культурных развлечений, даже негде устроить настоящие танцы… Так жить нельзя, надо идти в ногу со временем, — нравоучительно сказал Амирак, не замечая, как вскипает гнев брата.

— Пошел отсюда, бездельник! — взорвался Таю. — Нашелся учитель жизни! Что ты сделал для колхоза, который ты готов переселить на любое другое место? Покажи свои руки, есть ли на них следы шершавой рукоятки гарпуна или весла?

Амирак испуганно замолчал, переменив дерзкий взгляд на почтительный, и даже наклонил голову, чтобы казаться меньше. Именно в данную минуту он не хотел ссориться с братом: начальник маяка согласился взять его на работу только при условии, если за него поручится Таю…

Когда Таю высказался, Амирак тихо заговорил:

— Какой же я бездельник? Мне обещали место на маяке… Конечно, не совсем механиком, но при машине… Только вот…

— А, ты еще здесь?! — сердито сказал Таю. — Я тебе сказал, чтобы ты уходил, дармоед!

Амирак, что-то бормоча себе под нос, быстро выскочил на улицу.

— Что ты выгнал брата, не дав даже ему поесть? — укоризненно заговорила Рочгына. — Нехорошо.

Таю провел ладонями по своему лицу, как бы стирая гнев, и согласился:

— Ты права, погорячился я… Ну, ничего, с голоду не умрет. Придет, куда ему деваться… Ему хорошо говорить — собственного жилища не имеет…

Рочгына молча убирала мясо и расставляла чашки для чая.

Таю тоже молча выпил чашку и подставил её, чтобы жена ещё раз наполнила.

— Что будем делать, жена? — спросил Таю.

— Я поеду в «Ленинский путь» и уговорю, чтобы Рита вернулась в Нунивак, — твердо сказала Рочгына. — Она меня поймет. Она ведь всегда была послушной девочкой…

— Какая она девочка! — раздраженно произнес Таю. — Самостоятельная она женщина. Тебе её не уговорить. Если уж ехать, то ехать надо мне.

— А как же бригада? — спросила Рочгына.

— Бригада отпустит меня. Сейчас всё равно затишье в промысле… Не буду откладывать. Пойду к председателю.

Правление колхоза ничем внешне не отличалось от остальных построек Нунивака. Оно было немного больше, и в нём было три настоящих окна, выходящих в пролив.

Председатель Утоюк сидел рядом с бухгалтером.

— Мне надо срочно съездить в «Ленинский путь», — сказал Таю, поздоровавшись с бухгалтером и председателем. — Дочку повидать.

Таю ожидал, что Утоюк, как всегда, начнет с того, что надо выполнять план, соблюдать дисциплину, укреплять трудодень… Но ничего подобного председатель не сказал. Он даже как будто обрадовался словам Таю.

— Хорошо, поезжай, — сказал Утоюк. — Но тебе придется взять на себя поручение. Попроси председателя Кэлы распилить нам пятнадцать кубометров леса. Надо к зиме подремонтировать школу, магазин, а досок нет.

— Хорошо, — согласился Таю. — Поеду завтра же почтовым сейнером.

Утоюк покосился на бухгалтера, встал из-за стола и подошел к Таю.

— У меня ещё к тебе есть личная просьба. Зайди перед отъездом ко мне домой: я соберу посылку сыну… И потом: попроси его, чтобы приехал помочь отремонтировать магазин и школу.

Только теперь Таю вспомнил, что он не одинок в своем горе: в прошлом году сын Утоюка Линеун после окончания школы строителей в бухте Провидения тоже не вернулся в Нунивак. Он пожил после учебы месяца полтора дома и, не найдя приложения полученным знаниям, подался в «Ленинский путь», где строительство не прекращалось круглый год.

— Хорошо, — кивнул Таю. — Зайду. Приготовь посылку.



Читать далее

1. ТАЮ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть