Онлайн чтение книги Оазис радости
8

И снова наступил июль...

– Шейла, знаешь, прямо не верится, что ровно через неделю мне одиннадцать!

Состроив гримаску, Одри показала язык своему отражению в зеркале, стоявшему напротив кровати.

– Вот и еще год прошел! – с улыбкой отозвалась Шейла.

– Я даже не заметила! А ты?

– Я тоже с трудом верю, что тебе уже одиннадцать. Хотя порой кажется, словно тебе вдвое больше! – Она провела щеткой по волосам Одри, зачесывая их назад, и принялась заплетать в французскую косу.

– А иногда я такая несносная, как будто мне вдвое меньше.

– Я этого не говорила! – возразила Шейла. – Уфф! Какая жарища! – Она обмахнулась попавшим под руку детским журналом.

– Это папа так говорит, а потом еще много чего... Хотя, конечно, только когда я канючу.

Шейла ласково потрепала Одри по щеке. Между прочим, то, что девочка выглядит счастливой, – заслуга Генри. Маргарет год назад оставила его и дочку, а он ни разу не выказал никаких обид в ее адрес в присутствии Одри. Надо отдать ему должное, Генри прекрасно справляется с обязанностями отца-одиночки.

– А папы часто так делают: говорят то, что не очень-то хочется выслушивать, но что надо знать. Это называется суровой родительской любовью.

Шейла закрепила косу на затылке заколкой-бантиком – красным в белый горошек.

– А суровая родительская любовь – это то же самое, что и настоящая любовь?

Шейла задумалась.

– Настоящая любовь – это когда двое не могут прожить друг без друга и дня. Ссорятся, дуются друг на друга, но все время вместе.

– Как твоя сестра и Руперт?

– Да, именно. Как Стефани и Руперт.

В зеркале отразился пристальный взгляд Одри. Не поворачивая головы, она посмотрела Шейле прямо в глаза и сказала:

– Иногда мне хочется, чтобы ты была моей мамой!

Шейла улыбнулась, наклонилась и поцеловала Одри в щеку.

– Ты моя милая... У тебя есть мама, которая очень-очень тебя любит.

Девочка выпятила нижнюю губу.

– Она живет в Новой Зеландии, я ее и не вижу!

– А Новый год забыла? Вспомни, как чудесно было в Риме!

У Одри засияли глаза.

– Правда! Какой там был фейерверк! Помнишь?

– Я эту поездку часто вспоминаю, – призналась Шейла и вздохнула.

– Это я очень хотела, чтобы ты поехала с нами.

– Ты моя милая...

Шейла наклонилась и чмокнула девочку в макушку.

– И папа тоже...

– И твой папа милый...

– А его ты поцеловала бы?

Шейла засмеялась, а Одри сдвинула брови и забавно наморщила лоб.

– А помнишь, мама мне купила целый пакет конфет? – спросила девочка после паузы. – У меня от них был зеленый язык... и потом еще меня тошнило на каждом углу?

Шейла и сейчас не могла без содрогания вспоминать, как пришлось делать Одри промывание желудка и отпаивать молоком пополам с минеральной водой.

– Конечно, помню, – сказала она ровным голосом.

– Хорошо, что ты жила вместе с нами в отеле... Жаль только, что на другом этаже.

Шейла кивнула.

– Жить в одной гостинице очень удобно: созваниваешься и сразу идешь на прогулку, – объяснила она сдержанным тоном.

Одри принялась теребить подол юбки.

– А мама меня все время расспрашивала, ты с папой или у себя? Эрвин тоже задавал всякие вопросы.

Шейла покачала головой.

– Расспрашивать надо либо меня, либо твоего папу, но уж никак не тебя! Это одно. И второе: нужно было сразу рассказать об этом папе.

– Я сказала, что ты живешь на другом этаже. Вот если бы папа и ты влюбились друг в друга, тогда другое дело. А вы с ним влюблены или нет?

– О чем это вы?

Одри и Шейла, как по команде, обернулись. Генри в светло-сером костюме, голубой рубашке и галстуке в красно-бело-синюю полоску стоял в проеме дверей.

– Ну что, папочка, рассекретил секреты рекламного бизнеса?

Генри потратил все утро на запись телешоу.

– Более-менее. А вы какими секретами делитесь?

Шейла и Одри обменялись быстрыми и многозначительными взглядами.

– Мы беседуем о любви! – Девочка состроила уморительную гримасу.

Генри метнул взгляд в сторону Шейлы.

– О суровой родительской любви, – пояснила та. – А до этого говорили о дне рождения Одри.

Генри снял пиджак и ослабил узел галстука.

– Есть какие-либо соображения на этот счет?

– Пап, я не хочу ничего устраивать в этом году! – заявила Одри.

Встретившись взглядом с Шейлой, Генри кивнул. Оба вспомнили неудавшееся прошлогоднее празднество.

– Не хочешь – не надо! Но все-таки день рождения отметить надо.

– Тогда пойдем в ресторан. Только в самый лучший. Ты, я и Шейла...

Шейла вспыхнула.

– Меня включать в вашу компанию вовсе необязательно! – сказала она бодрым голосом, торопясь дать понять Генри, что это не ее идея.

– Знаю-знаю! – ворчливо заметила Одри. – Ты всегда так! Имей в виду, если не пойдешь, я обижусь.

– Тогда остается спросить, не станет ли возражать твой папа.

– Шейла, если ты с нами не пойдешь, я тоже обижусь! – засмеялся Генри.

Одри перевела взгляд с отца на Шейлу. Задумалась.

– Шейла, а чего это ты такая красная?

– Умираю от жары!

– Еще бы! – сказал Генри. – Ходишь все время в джинсовой юбке и в блузке с длинным рукавом. Одета, прямо скажем, не по погоде.

Одри внимательно посмотрела на отца.

– Правда, Шейла, почему ты постоянно в одном и том же?

Шейлу этот вопрос застал врасплох. Не станешь же объяснять ребенку, что скромный внешний вид создает имидж женщины, равнодушной к мужским чарам. Пока она лихорадочно соображала, что бы такое придумать, ее выручил звонок в дверь.

– Это, наверное, Элинор! – Одри вскочила, заметалась по комнате. – А я не готова!

– Успокойся! Я собрала сумку, там все твои купальные принадлежности.

Генри вскинул брови.

– Куда это она?

– Миссис Тейн, мама Элинор, везет девочек в бассейн, а потом у них чай, – объяснила Шейла.

– И я останусь у Элинор ночевать! – добавила Одри. – Папа, разве ты не помнишь? Я же спрашивала у тебя разрешения...

– Припоминаю! Идем, провожу тебя до машины.

Шейла взглянула на свое отражение в зеркале. Нда!.. Никакого шарма. Юбка – как на вешалке, блузка – рубище, а не блузка, голова – прямо-таки воронье гнездо!

Когда Генри, проводив Одри, вернулся, Шейла сидела в кресле и промокала лоб бумажной салфеткой.

– Ты прав, Генри. На дворе июль, а я чуть ли не в шубе... Сегодня уйду пораньше – надо подшить подол у шелкового платья, которое я купила в Риме.

– Что бы ты без меня делала! – улыбнулся он. – Во рту пересохло, пошли в кухню.

На стуле возле холодильника лежал огромный пакет. Генри заглянул внутрь.

– А это что такое?

– Шляпа.

– Шляпа? Это безумство с неимоверными полями называется шляпой?

– Представь себе!

– Ах, ну да! У Стефани намечается бракосочетание.

– Намечается! – Шейла вздохнула. – Стефани и Руперт хотят пригласить тебя. И Одри тоже.

Генри задумался.

– Что будешь пить? Пиво или колу?

– Минеральную, но только не газированную.

Генри распахнул дверцу холодильника.

– А газированная, значит, не пойдет?

– Нет, я газированные напитки не пью.

– С каких это пор?

– После Рима.

– А что там было, в Риме?

– В кафе одна дама сказала, что газированные напитки затрудняют переваривание пищи.

– Ну и что?

– А то, что накапливается лишний жир.

– То-то я смотрю, ты с лица спала.

– Генри, ты поедешь на свадьбу? Мы, шотландцы, любим играть свадьбы с размахом.

– Да я вроде бы у Стефани и Руперта не самый близкий друг.

– Это что, отговорка?

– В общем, да. Не расположен я к церемониям подобного рода. Моя кислая физиономия не добавит им радости в столь торжественный день.

Генри выжал в кувшин сок из четырех лимонов, разбавил водой из чайника, бросил кубики льда.

– Пойдем в сад.

Прямо из кухни выложенная квадратными плитами дорожка вела в беседку, увитую диким виноградом. Там стояли белый ажурный столик и четыре таких же стула.

Какое-то время Генри и Шейла наслаждались тенистой прохладой и молчали. Каждый думал о своем.

Прошел год с того дня, как они стали работать здесь, в Кенсингтоне. За это время ничего не изменилось. Разве что их отношения стали еще доверительнее.

Маргарет по-прежнему жила в Новой Зеландии. Вместе с Эрвином. Ее общение с дочерью сводилось к редким письмам, чаще к телефонным звонкам, причем всегда в неподходящее время. Маргарет почему-то затруднялась сообразить, когда Одри ложится спать.

Что касается брака, Шериданы до сих пор его не расторгли.

Шейла порой задавалась вопросом, так ли уж Генри все безразлично, как он уверяет. Ведь такое положение вещей не может продолжаться вечно? В конце концов, он поступает как эгоист по отношению к ней! Сколько можно разрываться между своим домом и Кенсингтоном? Шейла протянула руку, взяла стакан с лимонадом, отпила глоток.

– О чем задумалась? – прервал Генри затянувшееся молчание.

– Ни о чем.

– У тебя лицо – открытая книга. Я читаю твои мысли без труда.

– Тогда зачем спрашиваешь? А я вот никак не могу тебя понять.

– В смысле?

– Мне кажется, ты отказываешься ехать на свадьбу, потому что до сих пор не разведен. И дело тут совсем не в твоем нерасположении, просто дружеские отношения требуют искренности, а ты не выносишь двусмысленности. Словом, не хочешь ставить меня в идиотское положение.

– Допустим...

– Нет, скажи, я права?

– И да, и нет.

– Как это понимать?

– Если хочешь знать, я обращался к юристу.

– И что?

– Он советует пока ничего не предпринимать.

Шейла вскинула брови.

– Ничего не предпринимать? – повторила она. – Почему? Просто ждать?

– Ждать – как раз самое лучшее. Все дело в том, что я не хочу никаких осложнений. Точнее сказать, я не хочу загонять Маргарет в угол, заставлять ее принять какое-то решение в отношении дочери. Потому что Одри сейчас хорошо.

Отпив из бокала, Шейла улыбнулась.

– Ей не просто хорошо, ей очень хорошо!

– Вот видишь! – Генри пригладил ладонью свою непокорную шевелюру. – А помнишь Рим?

– Конечно, помню.

Они втроем прилетели в Рим накануне Нового года. Эрвин со своей группой давал концерт, и Маргарет оказалась в Европе впервые с того момента, как покинула Англию.

Для Шейлы это было незабываемое путешествие. Может, потому что ей не довелось много путешествовать в своей жизни, а может, оттого что Генри был рядом. И Одри.

Был снежный декабрьский вечер. Чистый и словно скрипучий воздух бодрил. Море огней, нарядные витрины, оживленная публика создавали приподнятое настроение.

Вначале Шейла ощущала неловкость. Как-никак семейная встреча! Она опасалась, что скажет или сделает что-то не то. Однако и Одри, и Генри настаивали на ее присутствии.

Шейла подозревала, что Одри нужен кто-то третий. А вдруг родители начнут ссориться?

Генри руководствовался более практической причиной. Говорил, что ему не хочется одному гулять по городу. Шейла тогда заметила, что можно найти дюжину женщин, которые с удовольствием согласятся сопровождать его.

Ответ Генри, как всегда, прямой и честный, заставил ее взгрустнуть.

– Если я приглашу кого-нибудь – любую особь женского пола, – она непременно станет ждать от меня большего, чем я в состоянии ей предложить. Словом, мне пока совсем не хочется ложиться с кем-то в постель.

Шейла опустила глаза, а душа у нее заныла.

– Кроме того, другой такой женщины, которая бы прекрасно ладила с Одри, просто не существует.

– Большое спасибо, – пробормотала Шейла и задалась вопросом: как это понимать? Он мне польстил или приземлил меня?

Но все равно дни, проведенные в Италии, были лучшими в ее жизни, ведь исполнились мечты Шейлы, конечно, кроме самой заветной. Генри ни разу не обнял, не поцеловал ее. Они гуляли по городу, любовались достопримечательностями, лакомились шедеврами итальянских поваров.

– Я никогда не забуду поездку в Рим, – сказала Шейла. – Это было восхитительно.

– А ты помнишь, как вела себя Маргарет? – раздраженно спросил Генри.

Еще бы! Как не помнить!

Маргарет общалась с дочерью, когда ей самой этого хотелось и на своих условиях. Одетая в вечернее платье, уместное, скажем, для оперы, она приходила в кафе неподалеку от собора святого Марка и, поглядывая из окна на туристов, пила шоколад, дожидаясь Одри. Шейла приводила девочку, здоровалась с Маргарет и тут же уходила.

Одри служила эффектной мамочке всего лишь милым украшением, не имеющим ни малейшей возможности открыть ей свою душу.

Шейла убеждала себя, что не вправе быть судьей семейству Рассел, но была слишком близка к ним, чтобы оставаться беспристрастной.

– Помнишь? – повторил Генри.

Шейла кивнула.

– И каково твое мнение?

Как бы подипломатичнее дать ему понять, что Маргарет – плохая мать?

– Мне кажется, она была... она мне показалась какой-то рассеянной, что ли.

– И это все?

– Генри, что ты хочешь от меня услышать?

– Я хочу, чтобы ты постаралась быть со мной откровенной! – Он посмотрел на нее в упор. – Что случилось с твоей прямотой? Бывало, ты, как из пулемета, выдавала свое мнение, не считаясь с тем, нравится оно мне или нет.

Шейла поставила стакан на столик.

– Ты несправедлив ко мне, Генри! Раньше мое мнение интересовало тебя только в отношении какого-нибудь рекламного плаката, а сейчас спрашиваешь, что я думаю о твоей жене. По-моему, это разные вещи.

– Неужели легче юлить, чем дать хотя бы односложный ответ?

– Не вижу никаких сложностей, но прежде чем ответить, хотелось бы кое-что уяснить для себя, раз уж ты настаиваешь. Кстати, я не могу понять, почему Маргарет так мало времени уделяла Одри.

Генри сжал губы. Помолчал, потом резко сказал:

– А она не из породы наседок, представь себе.

– Это заметно! Тогда ответь на вопрос, почему ты на ней женился. Был влюблен? Ах, ну да, Маргарет забеременела, и ты как человек порядочный... Впрочем, насколько я тебя знаю, ты никогда не связал бы себя с ней узами брака, не испытывай ты к ней глубокие чувства!

Генри издал какой-то странный гортанный звук – то ли усмехнулся, то ли проглотил ком в горле. Во всяком случае, от этого звука у Шейлы мурашки побежали по коже. А когда Генри заговорил, оказалось, что спазм перехватил ему горло.

– Что было, то прошло! – Он откашлялся. – Тем более это было давно. Не помню, что я тогда чувствовал. Тебе все рассказывать?

– Хотелось бы! Неплохо хотя бы кое-что знать, чтобы суметь ответить Одри на те вопросы, которые она иногда задает.

– Собственно, ради Одри я и завел этот разговор. Судьба Маргарет, как ты понимаешь, меня не слишком волнует. Когда мы с ней познакомились, оба были студентами. В свободное время захаживали в бар, где всегда играли музыканты. Маргарет знали все. Она бросалась в глаза, ее дизайнерские таланты никого не оставляли равнодушным. А подать себя она умела! И умеет... – Генри помолчал. – Сильный пол был от нее без ума.

– Включая тебя? – Шейла не могла не улыбнуться.

– Представь себе, нет! – бросил он. – Если хочешь знать, на мой вкус, она казалась слишком нахрапистой, что ли... Я не увивался вокруг нее – вот она и не устояла. Для нее это был своего рода вызов.

– И тут ты попался, то есть ее внимание тебя зацепило, – произнесла Шейла совершенно равнодушным тоном.

Генри покосился на нее.

– Лихорадочное было время, должен заметить, – сказал он, расстегивая верхнюю пуговицу на рубашке. – Опьянение юностью, мечтами... И она, и я – оба восходящие звездочки на небосклоне шоу-индустрии... Линии наших судеб непременно должны были пересечься.

Шейле захотелось немедленно подвести черту под его прошлым. Перечеркнуть его, как делает учитель, проверив изобилующую ошибками работу самонадеянного ученика.

Мало ли кому чего хочется! – одернула она себя. В те времена, о которых повествует Генри, я не была с ним знакома. Поэтому пусть сердце не ноет и душа не болит: ревновать мужчину, не проявляющего ко мне никакого интереса как к женщине, – по меньшей мере, неумно.

– И долго вы были вместе, прежде чем Маргарет забеременела? – как бы между прочим спросила Шейла.

Генри запрокинул голову, посмотрел на ясное небо. Затем перевел взгляд на цветки синевшего поодаль дельфиниума.

– Почти сразу. Первое, что она мне сказала еще до того, как мы стали близки, что у нас будут красивые дети. Думаю, зачатие, беременность и рождение ребенка воспринимались ею как творческий процесс.

Интересно, подумала Шейла, а я смогла бы взять и сказать не лишенному привлекательности мужчине: мол, у нас будут не дети, а загляденье? Черт его знает, в жизни все может быть! Но все-таки странное какое-то заявление...

– А это тебя не отпугнуло?

– Ха-ха-ха! – произнес отрывисто Генри и усмехнулся. – Я был слишком молод, самонадеян и лесть не распознал. – Он поморщился. – В тот год скоропостижно умер мой отец. Мать так и не сумела справиться с ударом – она утратила интерес к жизни и ненадолго пережила его.

– Это ужасно! – Шейла покачала головой.

Он кивнул.

– Действительно ужасно. Я потерял голову и всякий контроль над собой, и Маргарет сыграла на этом. И хотя в нашем кругу было не принято обзаводиться семьей, не нажив собственных капиталов, я женился на Маргарет по доброй воле и привел ее в родительский дом.

– То есть Маргарет забеременела и вы поженились, – уточнила Шейла. – А если бы не забеременела?

– Скорее всего, мне бы это в голову не пришло! Хотя, положа руку на сердце, должен признать, что поначалу все было хорошо. А когда появилась Одри, оказалось, что ребенок не вписывается в нашу жизнь.

У Шейлы округлились глаза.

– То есть?

– С Одри было нелегко. Да и с каким ребенком бывает легко? Особенно если родители молоды и полны амбиций. Маргарет рвалась на свободу. Карьера, честолюбие... Ждать и откладывать осуществление мечты она не захотела.

– Я ее понимаю, – вздохнула Шейла. – Малыш и связанные с этим проблемы – с одной стороны, а с другой – желание заявить о себе, перевернуть весь мир...

– Нелегкая ситуация для всякого, кому двадцать один, – рассудил Генри. – А для Маргарет, с ее яркой индивидуальностью и недюжинным талантом, ребенок оказался испытанием на прочность ее отношения к семье.

– Но ведь она выдержала!

– В общем, да. Люди, как известно, ко всему приспосабливаются. Такова жизнь. Она начала заниматься бизнесом, на нее сразу обратили внимание в артистических кругах. А я стал карабкаться по рекламной лестнице.

– А Одри?

– Думаешь, я бросил дочь на произвол судьбы?

– Нет, конечно, но ребенок требует внимания, и немалого.

– А то я не знаю! Нанимали нянек... Сначала все были довольны, а когда Одри подросла, вот тут и начались проблемы. Эту няню она не любит, а эта не похожа на маму, а та точь-в-точь злая фея... С тех пор я полностью доверяю выбору своей дочери. Одри однажды заявила, что хочет быть только с мамой, а когда мы попробовали на нее надавить, получили нервный срыв. Тогда-то Маргарет и поняла, что она в ловушке.

– А ты?

– А что я? – улыбнулся он. – Мы с Одри ладим?

– Ладите, – кивнула Шейла.

– А это – главное.