Онлайн чтение книги Общество «Будем послушными»
Глава первая. Джунгли

Дети — все равно что повидло: на своем месте это очень хорошо, но мало кто обрадуется, если у него весь дом будет перемазан этим повидлом — хм, да!

Так сказал наш индийский дядюшка — и то были ужасные слова. Мы почувствовали себя очень маленькими и очень рассердились. Мы не могли даже отвести душу, потихоньку обзывая его нехорошими словами, как обычно, если нас ругают плохие взрослые, потому что дядя наш вовсе не был плохим, наоборот, он был очень добрым, только мы его довели. И никто не мог утверждать, будто с его стороны было непорядочно сравнивать нас с повидлом, как говорит Алиса: повидло и впрямь очень хорошая вещь, если только не на кровати и вообще не на мебели. Папа даже сказал: «Давайте отправим их в закрытую школу!» Это тоже было ужасно, потому что мы знали, что папа всегда был против закрытых школ. Он посмотрел на нас всех и сказал: «Мне за вас стыдно!»

Тяжела и мрачна участь тех, за кого стыдится родной отец. Все мы знали это и все почувствовали стеснение в груди, словно проглотили крутое яйцо целиком. Во всяком случае, именно так почувствовал себя Освальд, а папа говорил однажды, что Освальд, как старший, является представителем всей семьи — стало быть, и все остальные чувствовали то же самое.

На некоторое время воцарилось молчание. Наконец, папа сказал:

«Ступайте — но помните…» — а что он велел нам помнить, я повторять не буду, потому что вы и так это знаете, а повторять то, что всем известно, любят только учителя. Надо полагать, вы и сами не раз слыхали эти слова. Когда он все сказал, мы ушли, и девочки принялись плакать, а мы, мужчины, достали книги и сели читать, чтобы никто не догадался, как мы расстроились. Но мы все были очень огорчены — глубоко в глубине души — особенно Освальд, как самый старший и представитель семьи.

Мы были тем более огорчены, что на самом деле мы не хотели делать ничего плохого. Мы только подумали, что для взрослых будет лучше, если они ничего не узнают — вот и все. И потом, мы ведь собирались положить потом все на место, прежде чем кто-нибудь что-нибудь заметит. Но я не должен предвосхищать события (то есть рассказывать не по порядку. Я специально объясняю это слово, потому что это просто противно, когда в книжку вставляют незнакомое слово, и надо бросать чтение и бежать за словарем).

Мы все Бэстейблы — Освальд, Дора, Дикки, Алиса, Ноэль и Г. О. Если вы хотите знать, почему наш младший братишка зовется Г. О., то можете прочесть «Искатели сокровищ» и все узнаете. Мы искали сокровище, искали его повсюду и во всех местах, и очень старались, потому что оно, это самое сокровище, было нам очень нужно. Мы ничего не нашли, но зато сами нашлись — нас нашел наш добрый дядя из Индии, который помог папе с его бизнесом, так что все переехали в большой красный дом в Блэкхите — вместо того дома на Льюисхэмроуд, где мы жили, пока были бедными, но честными кладоискателями. Пока мы были бедными, но честными, мы думали, что будь у папы все в порядке с делами, а у нас — с карманными деньгами и одежкой (мне лично все равно, но девочкам очень не нравилась старая одежда), то мы все будем счастливы и станем очень, очень послушными.

И вот нас привезли в большой красивый дом в Блэкхите и мы подумали, что теперь все будет хорошо, ведь это был дом с теплицами и оранжереями, газом и водопроводом, аллеями и конюшнями и всеми современными удобствами, как сказано в рекламе для будущих домовладельцев (я прочел ее от корки до корки и вот выписал эти слова как там, так что тут все правильно).

Это красивый дом с крепкой мебелью, у стульев спинки не отваливаются, столы не поцарапаны, и серебро не нуждается в чистке, здесь полно прислуги, и каждый день вкусно кормят, и карманы у нас набиты мелочью.

И все-таки странно, как быстро человек ко всему привыкает, даже к тому, о чем мечтал. Возьмите, к примеру, наши часы: все мы до смерти хотели обзавестись часами, но я поносил свои неделю-другую, потом пружинка сломалась, и их отдали в починку, а потом мне лишь изредка приходила охота разбирать их, чтобы взглянуть на механизм, и я уже не радовался так тому, что они у меня есть, хотя, конечно, я бы никому не позволил отнять их у меня. Точно так же и с новой одеждой, вкусными обедами и вообще со всем, чего вдоволь: ко всему быстро привыкаешь и уже не чувствуешь себя таким уж счастливым, хотя, если б это у тебя вдруг отняли, ты бы пал в бездну отчаяния (хорошее выражение, правда? Я только недавно набрел на него). Как я уже сказал, человек ко всему привыкает, и ему начинает хотеться чего-нибудь еще. Папа говорит: именно это и называют обманчивым блеском богатства, но дядя Альберта говорит, что все дело в духе прогресса, а миссис Лесли говорит, что некоторые люди именуют это «божественной неудовлетворенностью». Однажды за воскресным обедом Освальд спросил их всех, что они думают по этому поводу. Дядя сказал: все это вздор, и если нам чего не хватает, так это черствого хлеба и воды. Да еще хорошей порки, — но это он в шутку. Как раз была Пасха.

На Рождество мы переехали в этот большой красный дом. После каникул девочки поступили в Блэкхит Хай Скул, а мы, мальчики, пошли в частную школу. Во время семестра нам пришлось здорово попотеть, а на каникулах мы начали на себе чувствовать обманчивый блеск богатства, тем более что развлечений, вроде циркового представления, было не так уж и много. Затем начался летний семестр, и мы потели еще больше прежнего, тем более что было страшно жарко, и даже учителя дошли до белого каления, а девочки все вздыхали, зачем экзамены бывают летом, а не зимой — право, не знаю, учителя никогда не думают о важных вещах, и это несмотря на то, что у девочек в школе преподают даже ботанику.

Наступили летние каникулы, и мы вздохнули с облегчением — но только на несколько дней. Потом нам показалось, что мы что-то упустили, только никак не могли понять, что именно. Ужасно хотелось, чтобы что-нибудь произошло, но мы опять не знали, чего же мы все-таки хотим, и мы очень обрадовались, когда папа сказал:

«Я попросил мистера Фулкса прислать сюда своих детей на пару недель. Вы ведь их помните, тех ребят, которые были у нас на Рождество. Вы должны обращаться с ними ласково и присмотреть, чтобы они хорошо провели время — ясно?»

Мы хорошо их помнили — это были те маленькие испуганные детки, похожие на белых мышек с очень яркими глазками. Они ни разу не были у нас после Рождества, потому что Денис болел, и они жили у тети в Рэмсгейте.

Алиса и Дора хотели сами приготовить комнаты для наших гостей, но хорошая горничная говорит «нельзя» еще чаще, чем прислуга «за все», поэтому девочкам пришлось отказаться от этой идеи. Джейн разрешила им только поставить букеты в каминные вазы, да и то пришлось просить цветы у садовника, потому что в наших маленьких садиках ничего подходящего не выросло.

Их поезд прибывал в 12.27. И все пошли их встречать. Позже я подумал, что мы допустили ошибку, потому что они приехали в сопровождении тети, одетой в черный костюм и детский чепец. Мы поклонились ей, а она сердито спросила:

«Это еще кто?»

Мы сказали, что мы — Бэстейблы и пришли встретить Дэйзи и Денни.

Эта тетя просто грубиянка, и мы от души пожалели Денни и Дэйзи, когда она обернулась к ним и спросил:

«Это те самые дети? Вы помните их?»

Может быть, мы выглядели и не слишком примерно, поскольку мы успели немного поиграть в разбойников в кустах у станции, и понятно, что к обеду придется хорошенько умыться, но все-таки…

Денни сказал, что он, кажется, нас помнит. Но Дэйзи воскликнула: «Кончено, это они и есть!» — и вид у нее был такой, как будто она вот-вот заплачет.

Тогда тетя подозвала кэбмена и объяснила ему, куда ехать, втолкнула в кэб Денни и Дэйзи и сказала:

«Вы, девочки, можете поехать с нами, если хотите, а мальчишки пойдут пешком».

Кэб тронулся, а мы остались. Тетя обернулась, чтобы еще что-то нам сказать, но мы уже и так знали, что она велит нам причесать волосы и надеть перчатки, так что Освальд сказал: «Всего доброго», — повернулся и ушел с гордо поднятой головой прежде, чем она успела что-то добавить, и все остальные последовали за ним. Только такая вот леди в черном костюме и тугом чепце могла назвать нас мальчишками. Она была очень похожа на мисс Мардстон в «Дэвиде Копперфильде», я бы и в глаза ей это сказал, только она ведь не поймет. Она вряд ли читала что-нибудь кроме «Истории» Мэркхэма и «Рассуждений» Мэнгнолла — конечно, от этих книг «ум развивается».

Когда мы добрались до дому, то застали всех четверых пассажиров кэба у себя в гостиной, — мы теперь уже не называем это детской, — вид у них был такой, как будто их всех только что отмыли без мыла. Наши сестры вежливыми голосами задавали вежливые вопросы, а те отвечали: «Да», «Нет» и «Не знаю». Мы, мальчишки, даже не нашлись, что сказать, а только встали у окна и стояли там, пока не прозвучал гонг к обеду. Было ясно, что все будет просто ужасно. Наши гости не годились в странствующие рыцари, и они не решились бы провезти запечатанное письмо кардинала через всю Францию, и не им дано придумать, что надо сказать, чтобы сбить неприятеля с верного следа.

Они говорили: «Спасибо, да» и «Спасибо, нет» и ели очень аккуратно, и вытирали салфеткой рот прежде, чем отпить из стакана, и после того снова вытирали рот, и не разговаривали с набитым ртом.

После обеда дело пошло еще хуже.

Мы достали все наши книги, а они сказали «Большое спасибо» и даже не стали на них смотреть. Мы разложили перед ними все игрушки, а они сказали: «Спасибо, это все просто замечательно» — и не стали в них играть. И все шло хуже и хуже а когда наступило время пить чай, то никто уже и не пытался разговаривать, кроме Ноэля и Г. О., которые продолжали болтать друг с другом о крикете.

После чая к нам пришел папа и поиграл в почту с гостями и девочками, и это было уже чуть-чуть получше, но когда все вечером сели ужинать, я — то есть Освальд — чувствовал себя, как герой из книги: на пределе своих возможностей. Вот уж никогда не думал, что я обрадуюсь, когда будет пора ложиться спать, но в этот раз я просто испытал облегчение.

Они отправились в постель. Дора сказала мне, что ей пришлось помочь Дэйзи расстегнуть все пуговки и развязать шнурки, хотя той уже почти десять лет, а Денни сказал, что он не заснет, если ему не оставят ночничок; так вот, когда они, наконец, улеглись, мы собрали военный совет у девочек в комнате. Мы уселись на кровать — это огромная кровать черного дерева на ножках и зеленым балдахином, из которого можно было бы сделать палатку, вот только экономка не разрешает. Освальд сказал:

«Ну что — первый класс?»

«Завтра будет уже лучше» — сказала Алиса. — «Они просто стесняются».

Дикки сказал: «Пусть стесняются на здоровье, но нечего так по-идиотски себя вести».

«Они испугались. Мы для них слишком странные», — пояснила дора.

«Мы не дикие львы и не индейцы, мы же их не сожрем. Чего они боятся?» — возьмутился Дикки.

Ноэль сказал, что они, наверное, заколдованные принц и принцесса, — их превратили в белых кроликов, а потом расколдовали, но внутри они остались, как были.

Освальд попросил его заткнуться.

«Не стоит выдумывать про них», — сказал он. — «Вопрос в том, что же нам делать. Мы не можем допустить, что бы эта пара перепуганных мышек испортила нам все каникулы».

«Может быть, они не навсегда перепуганные», — сказала Алиса, — «может быть, их просто эта мисс Мардстон запугала. Она кого хочешь в дрожь загонит».

«Все равно», — продолжал Освальд. — «Я бы не хотел пережить еще один такой день как этот. Мы должны как-то пробудить их от лето — леты — в общем, спячки. Нужно что-то неожиданное и вообще — решительные меры».

«Ловушка», — предложил Г. О. — «Что-нибудь сваливается на голову, как только они встают, и потом еще раз — перед сном».

Но Дора и слушать об этом не хотела, и я был вынужден признать, что она права.

«Мы могли бы придумать хорошую игру», — предложила она. — «Вспомните, как было весело, когда мы искали сокровища».

Мы спросили, какую игру, но этого, она, конечно, не знала.

«Что-нибудь длинное, на весь день», — сказал Дикки, — «и пусть они играют вместе с нами, если захотят, а если нет…»

«А если они не захотят играть, я могу почитать им вслух», — сказала Алиса.

Но мы сказали: «Ни за что — стоит только начать, и ты будешь читать им вслух все каникулы», а Дикки сказал: «Я вовсе не это имел в виду. Я имел виду, если они не захотят играть вместе с нами, пусть на здоровье займутся чем-нибудь другим, мышиным».

Все пришли к выводу, что необходимо придумать какую-то игру, и мы бы, может быть, и придумали, но тут пришла миссис Блейк, экономка, и выключила свет, так что пришлось распустить совет.

На следующее утро, пока мы завтракали, и наши гости сидели с нами до отвращения розовые и умытые, Освальд внезапно сказал:

«Я знаю — мы превратим наш сад в джунгли!»

Все остальные согласились, и мы обсуждали это до конца завтрака. Гости только повторяли «не знаю», когда мы пытались и их вовлечь в разговор.

После завтрака Освальд таинственно отозвал в сторону своих сестер и братьев и сказал им:

«Согласитесь ли вы выбрать меня главным на сегодня — ведь это была моя идея?»

Они сказали — согласны.

Тогда он сказал: «Мы будем играть в „Книгу джунглей“, и я буду Маугли, а вы можете быть родителями Маугли, или кто кем захочет».

«Они, наверное, не читали эту книжку», — сказал Ноэль. — «Они, наверное, читают только на уроках».

«Тогда они могут быть какими-нибудь животными», — сказал Освальд, — «уж с этим-то они точно справятся».

На этом мы и порешили.

Дядя Альберта как-то заметил, что Освальд умеет хорошо организовывать дело — вот и теперь Освальд начал набрасывать план для игры в джунгли. День мы выбрали удачно. Наш Индийский дядя куда-то отлучился, папа уехал на работу, миссис Блейк тоже собиралась выйти, а у горничной был выходной день. Главное было избавиться от белых мышек — я имею в виду наших любезных маленьких гостей. Освальд объяснил им, что после обеда начнется игра, и они могут сами выбрать, кем они хотят быть, и дал им «Книгу джунглей», чтобы они прочли все истории, которые он отметил, то есть все, что относится к Маугли. Он отвел чужаков в уединенное место в садике и оставил их там, а потом вернулся к остальным, и мы провели славное утречко, сидя в тени дерев и обсуждая, что мы будем делать, когда Блейки уйдет, — она должна была уйти сразу после обеда.

Когда мы спросили Денни, кем же он хочет быть, выяснилось, что он вовсе не прочел те истории, которые Освальд велел прочесть, а вместо этого прочел только «Белый тюлень» и «Риккии-Тикки-Тави».

Тогда мы решили начать с приготовления джунглей, а уж потом заняться нашими нарядами. Освальд немножко был неуверен, хорошо ли мы сделали, что оставили гостей на все утро в одиночестве, поэтому он предложил Денни пост адъютанта, и оказалось, что от Денни и в самом деле может быть толк. Руки у него неплохие, и уж если он берется что сделать, выходит вполне прилично. Дэйзи мы тоже звали, но она сказала, что лучше еще почитает, и мы оставили ее в покое, как и следует поступать с гостями. Конечно, заросли кустарника должны были стать джунглями, а полянка под деревьями — опушкой леса. Договорившись об этом, мы отправились разыскивать необходимые нам вещи. Эта поляна расположена очень удачно: из окон дома ее не видно. День был очень жаркий — один из тех дней, когда солнце кажется прямо-таки белым, а тени — темно-серыми, черными они становятся только к вечеру.

Нужно было позаботится о множестве разных вещей. Прежде всего мы нарядили подушки в звериные шкуры и рассадили их на лужайке, придав им естественные позы. Затем мы позвали Пинчера и вымазали его всего мелом, чтобы он был Серым Братом, но он тут же отряхнулся, собака, — а мы столько провозились, раскрашивая его. Тут Алиса сказала:

«Я знаю, что надо сделать». И она побежала в папину ванную комнату и приволокла оттуда крем для бритья, и когда мы намазали им Пинчера и хорошенько втерли, то потом уже и мел хорошо пристал к нему, а он еще повалялся в пыли — сам вывалялся, этого мы от него не требовали — и стал как раз такого цвета, как мы хотели. Пинчер очень умный. Только после этого он сбежал, и мы не могли найти его до самого вечера. Денни помогал нам, когда мы возились с Пинчером, и со звериными шкурами он тоже нам помог, а когда Пинчер уже был разукрашен как надо, Денни сказал:

«Можно я сделаю птиц из бумаги? Я знаю как».

Конечно, мы сказали «валяй», и поскольку у него были только красные чернила, он сделал целую стаю птиц из газетной бумаги с красными хвостами, вроде попугаев. На кустарнике они смотрелись совсем неплохо.

Но не успел он закончить эту работу, как вдруг завопил: «Ой, что это?!»

Мы посмотрели — на нас надвигалось какое-то животное с огромными рогами и со шкурой точь-в-точь как половик у камина — ничего удивительного, что Денни испугался. То была Алиса, и, по-моему, у нее вышло первоклассно.

До сих пор еще ничего непоправимого не произошло. Все неприятности начались с чучела лисы. К сожалению, это Освальд первым подумал о лисе. Стыдиться ему нечего — как-никак, это была вполне разумная мысль. Но теперь он понимает, что лучше не трогать чужие вещи, в том числе и чучела, без разрешения, даже если вы все живете в одном доме.

Освальд открыл стеклянный шкаф к холле и вынул оттуда лису вместе с серо-зеленой уткой, которую она ела, и когда остальные увидели, что на полке эти чучела выглядят совсем как живые, они все побежали за остальными чучелами. У дяди их страшно много. Почти всех он застрелил сам — только не лису, разумеется. Еще там была лисья морда, и мы повесили ее на куст, чтобы лиса выглядывала. Чучела птиц мы привязали к кустам веревками, а утконос — так, кажется, он называется — смотрелся очень неплохо, сидя на задних лапах, а напротив выдра уставилась на него. Потом и Дикки пришла в голову идея; и хотя по этому поводу разговоров было гораздо меньше, чем из-за чучел, по-моему, его идея была ничуть не лучше моей, хотя сперва было очень интересно. Он приволок шланг и подвесил конец на дерево, а мы взяли лесенку, на которую горничная становится, когда моет окна, и пустили воду по ступенькам. Мы хотели, чтобы был водопад, но вода растекалась по ступенькам и получалось слишком грязно, поэтому понадобились папины плащи, дядин — тоже: мы накрыли ими ступеньки, так что вода спокойно побежала вниз; и все было просто замечательно: вода потекла дальше по траве, где мы специально выкопали канаву, так что выдра с утконосом словно попали в свои родные места. Надеюсь, вам не скучно об этом читать. Делать это было очень весело. Сколько я не перебираю в моей душе воспоминания, это, пожалуй, самое лучшее — пока все не кончилось.

Мы вытащили всех кроликов из их клеток и нацепили им розовые бумажные хвосты, и охотились на них, сделав себе рога из Таймса. Они разбежались и прежде чем мы успели назавтра их поймать, успели погрызть капусту и еще много чего съедобного. Освальд очень расстроился: у него только было наладились хорошие отношения с садовником.

Денни хотел и морским свинкам нацепить хвосты. Сколько ему не объясняли, что эти хвосты попросту не к чему прицепить, он все думал, мы шутим, пока сам не убедился, а тогда он сказал: «Ладно, я сделаю по-другому», — и выпросил у девочек кусочки синей материи, которая осталась после того, как им пошили халаты.

«Я им животики подвяжу», — сказал он и сделал им что-то вроде орденской ленточки, только они тут же задрались к самой голове и одна из свинок убежала, а вместе с ней пропала и черепаха, которой мы так красиво покрасили панцирь — должно быть, кто-нибудь решил, что черепаха с красным панцирем — это большая редкость, и подобрал ее.

Полянка преобразилась в сказочное королевство, со всеми этими чучелами бумажными хвостами и водопадом. Только Алиса вздыхала:

«Хорошо бы тигры не были такими плоскими», — потому что из подушек получается только спящий тигр, и надо очень постараться, чтобы поверить, будто он вот-вот на тебя набросится. Очень трудно придать естественную позу тигриной шкуре, когда у нее нет костей, а только подушки да диванные валики. «Может быть, пивные бочки сгодятся?» — предложил я. Мы прикатили из погреба два бочонка, веревками закрепили их внутри тигров, и получилось просто блестяще, тем более, что у бочонков и ножки были — это, как говорит миссис Лесли, был завершающий штрих.

Мы пошли и надели купальные костюмы, а сверху куртки, чтобы ничего не испортить, когда будем играть у водопада, — по-моему, с нашей стороны это было очень предусмотрительно, — а девочки просто сняли носки и сандалии и задрали повыше юбки. Г. О. раскрасил себе руки и ноги коричневой краской и заявил, что он будет Маугли, хотя всем было известно, что главный сегодня — Освальд, и именно он будет Маугли. Само собой, мы этого не потерпели, и Освальд сказал:

«Никто не заставлял тебя так раскрашиваться. А теперь тебе придется стать бобром и жить под водой, пока с тебя краска не смоется».

Г. О. сказал, что бобром быть не хочет, и Ноэль сказал:

«Не заставляй его. Пусть он будет бронзовой статуей, которая стоит во дворце у фонтана».

И мы велели ему держать шланг и хорошенько помыться. У него здорово получался фонтан, только он все равно остался коричневым, и тогда Дикки и Освальд и я (то есть Освальд)тоже покрасились в коричневый цвет и постарались просушить Г. О. своими носовыми платками, потому что он уже начал дрожать. Увы, все мы так и остались коричневыми почти на неделю.

Освальд был Маугли, и мы начали распределять остальные роли. Та часть шланга, которая лежала на земле, была Каа, а Пинчер — серым братом, только мы никак не могли его найти, а пока мы все это обсуждали, Ноэль и Дикки возились с тиграми.

Но тут произошла большая неприятность, в которой мы вовсе не виноваты и ничего такого предвидеть не могли.

Эта девчонка Дэйзи проторчала весь день в доме, читая «Книгу Джунглей», и наконец решилась выйти из дому, — как раз, когда Ноэль и Дикки забрались в шкуры тигров и набросились друг на друга. Такого в «Книге Джунглей» не было, но у них здорово получалось, так что я не виню эту девчонку, хотя она нисколько не задумывалась о последствиях своих необдуманных действий. Но если б не она, мы бы выбрались из этой заварухи с меньшими потерями.

То, что произошло, и в самом деле было ужасно.

Когда Дэйзи увидела тигров, она вдруг замерла и, завопив словно паровозная гудок, замертво шлепнулась на землю.

«Не страшись, о прелестная индианка!» — воскликнул Освальд, отметив с изумлением, что эта девчонка, пожалуй, умеет играть. — «Я сам приду тебе на помощь». И он бросился вперед, сжимая в руке настоящий индийский лук и стрелы из дядиной коллекции.

Прелестная индианка не шевелилась.

«Пойдем!» — сказала ей Дора. — «Укроемся в той роще, пока добрый рыцарь сразится за нас».

Дора могла бы помнить, что мы — индийские дикари, но она всегда так. А эта девчонка Дэйзи по-прежнему не шевелилась.

Тут мы и вправду перепугались. Дора и Алиса приподняли ее, и губы у нее были до ужаса синие, а глаза полузакрыты. Выглядела она просто отвратительно — не как прелестная девица без чувств (тем полагается быть интересно бледными), а как устрица зеленая.

Мы сделали что могли, несмотря на сжимавшие нас тиски страха. Мы растирали ей руки и орошали ее бесчувственное чело легкой, но настойчивой струей из шланга. Девочки пытались распустить ей шнуровку на платье, но платье оказалось прямое, из тех, что снимается через голову. Словом, мы старались как могли и тут вдруг услышали, как хлопнула калитка сада.

«Надеюсь, он пойдет прямо к главному входу, кто бы он ни был», — сказала Алиса. Но кто бы он ни был этого не сделал. Мы услышали шаги на усыпанной гравием дорожке и голос дяди, весело окликавшего своего гостя:

«Сюда, сюда, пожалуйста. Где-нибудь здесь мы наткнемся на этих юных дикарей — они, конечно, вылезли поиграть на солнышке».

Дядя, а с ним три джентльмена и две леди явились перед нами.

Мы, то есть мальчики были вовсе не одеты и мокрые насквозь. Дэйзи лежала на земле — то ли у нее обморок, то ли припадок, то ли она померла — мы еще не разобрались. Чучела стояли на поляне, у всех на виду. Многие их них уже основательно забрызгались, а выдра и этот нос совсем промокли. Трое из нас были выкрашены в коричневый цвет. Умалчивание, столь часто выручавшее нас, здесь ничем помочь не могло.

Быстрый ум Освальда в одно мгновение постиг, как должно было поразить это зрелище чувствительное сердце его дяди, и его отважная юная кровь заледенела в жилах.

«Что это?!» — грозно вопросил дядя.

Освальд заговорил — он попытался объяснить, что мы играем в джунгли, а что с Дэйзи случилось, никто не знает. Он говорил хорошо, но слова сейчас были бесполезны.

В руках у дяди была индийская трость, а мы не были готовы к столь внезапному нападению. Хуже всего досталось Освальду и Г. О. Двое остальных сидели в тиграх, а девочек дядя, конечно, бить не стал. Денни был гость, так что ему тоже ничего не полагалось. Но нас посадили на хлеб и воду и на три дня заперли по комнатам. Не могу выразить словами, сколь мы измучились в однообразии заточения. Освальд подумывал поймать и приручить мышь, но ни одной не нашел. Несчастные пленники не тронулись умом только потому, что могли пробираться по карнизу из нашей комнаты в комнату девочек, но об этом я не стану распространяться, а то вы, пожалуй, тоже захотите попробовать, а это опасно. Когда папа вернулся домой, нас вызвали на разговор, и мы все очень извинялись, особенно за Дэйзи, хоть она и слюнтяйка, и было решено, что нас всех отправят в деревню и будут там держать, пока мы не перевоспитаемся.

Дядя Альберта недавно уехал в деревню, чтобы написать книгу, мы должны были жить в его доме. Все этому обрадовались, даже Дэйзи и Денни. Мы благородно перенесли обрушившийся на нас удар судьбы. Все понимали, что заслужили это. Мы очень сожалели о случившемся и твердо решили, что отныне будем вести себя хорошо.

Я сам не знаю, удалось ли нам соблюсти это решение. Освальд полагает, что мы напрасно так усердно старались стать хорошими прямо сразу. Все надо делать постепенно.

P.S. Дэйзи, как оказалось, вовсе не померла. Она просто упала в обморок — чего еще ждать от девчонки.

N.B. Пинчер нашелся — он спал на диване в гостиной.

P.P.S. Я и половины вещей вам не рассказал — например, из чего мы сделали хоботы для слонов, и о подушках от этого дивана и еще о том, что сталось с дядиными сапогами для рыбалки.