Онлайн чтение книги Звезда Одессы Odessa Star
10

На парковке Макс разразился смехом. Он смеялся так громко, что прохожие останавливались и оборачивались.

– Господи! – икал он, вытирая слезы, выступившие на глазах. – Посмотрел бы ты на себя! Как будто не можешь посрать. Вам лимонад с газом или без?..

И тут Макс расхохотался так, что больше не мог выговорить уже ни слова. Ришард Х. шел, держа руки в карманах, и хмуро смотрел перед собой. Его голова все еще была темно-красной, какой она стала на террасе «Тимбукту».

Макс присел на корточки – в точности как Ришард Х. на террасе, – вытянул руки перед собой и выставил указательный палец, словно пистолет.

–  Freeze! – завопил он. – Don’t fucking move or I’ll blow your fucking brains out! [17]Не двигаться! Не шевелиться, черт побери, или я вышибу ваши чертовы мозги! (англ.) Да, это было очень хорошо, но нельзя ли повторить для оператора? Лимонад не попал в кадр.

Мы стояли возле серебристого «мерседеса». Ришард Х. щелкнул, открывая дверцы. Он тоже слегка ухмылялся, но неискренне.

– А ты где встал? – спросил Макс.

Он скользнул взглядом вниз и остановился на моих окровавленных кроссовках.

– Или ты пришел пешком?

Я указал на свою машину, припаркованную через два места от «мерседеса».

– Точно, – сказал Макс.

Он сделал глубокий выдох и снова поднес тыльную сторону руки к залитому слезами лицу. Ришард Х. уселся за руль и надел солнечные очки.

– Мне было бы приятно… – начал я, но в это время у Макса зазвонил мобильник.

Он бросил взгляд на дисплей и только потом поднес телефон к уху.

– Как там, все в порядке? – спросил он.

Он повернулся так, что оказался почти спиной ко мне, и оперся о багажник «мерседеса». Я не двигался с места, хотя и понимал, что Максу неудобно вести откровенный разговор по телефону в моем присутствии. И действительно, он снова повернулся ко мне лицом, посмотрел мне в глаза и прикрыл мобильник рукой.

– Чао, – сказал он и подмигнул мне.

Я помахал Ришарду Х. В зеркальных стеклах его солнечных очков отражались стремительно вращающиеся крылья ветряка, и я не знал, видел ли он меня и ответил ли на мое приветствие.

И тут моя машина не завелась.

Я громко выругался, в третий раз поворачивая ключ зажигания, но под капотом раздался только усталый, постепенно затухающий скрежет, словно издыхающее насекомое потирало лапками. Я почувствовал жжение в глазах и уронил голову на руль. Мне вспомнился тот день – это было не больше года назад, – когда я впервые въехал на этой машине на улицу Пифагора.

Давид только что вернулся домой из школы. Вспоминаю выражение его глаз, устремленных на машину, припаркованную у края тротуара. Он даже не дал себе труда подойти поближе и стоял у нашей двери, держа руки в карманах.

– «Опель», – сказал он.

Голос звучал скорее покорно, чем насмешливо, но было что-то в его тоне, из-за чего название марки вдруг резануло мне по сердцу.

– А что не так с «опелем»? – спросил я.

И сразу пожалел об этом: черт побери, я хорошо знал, что не так с «опелем». Защищая «опель», я еще больше отдалялся от своего сына.

– «Опель» есть у господина Вервурда, – сказал Давид.

Я поднял брови – будто задумался о том, кто такой господин Вервурд. Между тем я просто пытался выиграть время. Господин Вервурд был учителем географии, преподававшим в классе Давида. Он надевал черные носки с коричневыми сандалиями, а книги и бумаги носил в матерчатой сумке с выцветшей надписью, которая напоминала о давней демонстрации в защиту мира. Вместо того чтобы заниматься своим делом и вещать о том, столицей какой страны является Улан-Батор и что за растения разводят в бассейне Миссисипи, он прожужжал им все уши историями о несправедливом отношении к третьему миру и значении ветроэнергетики.

– У Гитлера тоже был «опель», – сказал я, входя позади сына в коридор.

Но это было просто сотрясением воздуха – я видел в кинохронике, как фюрер принимает парад в черном «фольксвагене»-«жуке» с открытой крышей. К тому же мне казалось, что ему больше подошел бы «мерседес».

Давид обернулся. Вид у него все еще было грустным.

– Точно, – сказал он. – И Гитлер здорово оплошал с войной. Во всяком случае, так нас учат в школе.

И теперь, на парковке у Северного пирса Вейк-ан-Зее, я проклял «опель» еще раз, громко, не жалея крепких слов.

Я поднял голову от руля и откинулся назад. В зеркале заднего вида показалось отражение серебристого «мерседеса» с открытой крышей. Почти одновременно я услышал голос Макса.

– Так ты едешь или нет? – крикнул он. – Или предпочитаешь бегать?

По пути в Амстердам я сделал несколько нерешительных попыток воскресить общее прошлое, но Макс нечленораздельным ворчанием дал понять: хотя он может вспомнить названные мной имена одноклассников и учителей, сами они его нисколько не интересуют. Места для пассажиров на заднем сиденье «мерседеса» было в обрез. Я посмотрел на мелькающие мимо дюны, потом на лицо Ришарда Х. в зеркале заднего вида. Ришард Х. явно получал удовольствие от своей спортивной манеры вождения. Прежде чем сделать поворот направо, он полностью уводил машину на левую половину дороги; щебенка так и разлеталась из-под задних колес, когда он при выходе из виража еще сильнее давил на газ.

Сначала я пытался сохранять равновесие на заднем сиденье, упершись одной рукой в боковую стенку, но у «мерседеса» не было задних дверей, а значит, и подлокотников или других выступов, которые могли бы служить опорой. Похоже, машина не была предназначена для перевозки пассажиров сзади, и при очередном повороте я изо всех сил старался сделать так, чтобы меня не швыряло из стороны в сторону.

В жилой зоне Вейк-ан-Зее Ришард Х. сбавил скорость, и я хотел было наклониться вперед, чтобы спросить Макса, как поживает Сильвия, но тут он нажал кнопку на щитке. Из динамиков в дверцах и более мощных колонок в задней полке раздался треск. Мелодия показалась мне смутно знакомой, но я узнал ее только по припеву. «Clowns to the left of me / Jokers to the right / Here I am / Stuck in the middle with you»,[18]«Клоуны слева от меня, джокеры справа, я здесь, застрял в середине с тобой» (англ.) . – пел голос, который я пока еще не связывал ни с именем певца, ни с названием группы – лишь с пресловутой сценой из «Бешеных псов», в которой Майкл Мэдсен (Мистер Блондин) включает радио, чтобы под эту песню отрезать ухо у привязанного к стулу полицейского.

– «Воровское колесо»,[19] Stealers Wheel (англ.)  – шотландская фолк-рок-группа 1970-х гг. – ответил Макс, когда я спросил его, чья это песня и в самом ли деле она из «Бешеных псов».

Потом мы опять помолчали, и я уже не ожидал услышать от Макса что-нибудь еще, как вдруг он захихикал. Он достал новую пачку «Мальборо» из кармана рубашки и разорвал целлофан упаковки.

– В первый раз я ходил на этот фильм с Сильвией, – смеясь, сказал он. – Когда тот гость с открытой опасной бритвой начал свою пляску, ей стало страшно смотреть. Она крепко зажмурилась. Перед тем, как он отрезает ухо. Но ведь так ничего не увидишь. Зачастую выходит смешно – люди клянутся и божатся, будто видели то и это, а сами изо всех сил жмурились. В «Бешеных псах» показывают этого… как его… Мистера Блондина, который действительно занимается ухом, но все происходит за кадром. Показан только результат: он дует в отрезанное ухо и говорит: «Do you hear me?»[20]«Слышишь меня?» (англ.) Но бедная Сил по сей день упорно твердит, что эта сцена у нее перед глазами, что он действительно отрезает это ухо опасной бритвой.

– Оп-ля! – сказал Ришард Х., на повышенной скорости переехав через «лежачего полицейского». Родители с детьми в колясках остановились, чтобы посмотреть вслед «мерседесу». Я увидел, что Макс тоже надевает солнечные очки, и обругал себя за то, что оставил свои дома. Когда Макс, не оглядываясь, протянул мне пачку сигарет, я не стал медлить ни секунды. Глубоко затянувшись, я оперся рукой о заднюю полку и стал постукивать пальцами в такт «Stuck in the Middle with You».[21]«Застрял в середине с тобой» (англ.) .

При съезде к Велсенскому туннелю нас подрезали два парня в ярко-красном «фольксвагене-гольф», не дав «мерседесу» влиться в общий поток. Ришард Х. громко выругался; еще в туннеле он обогнал по правой полосе микроавтобус и синий «вольво»-универсал, а потом резким движением руля бросил машину на левую полосу. Сзади раздались возмущенные гудки. «Вольво» замигал фарами.

–  Fuck off! [22]Отвянь! (англ.) – прорычал Ришард Х., сорвав с себя солнечные очки и с размаху швырнув их на заднее сиденье.

Еще не доехав до южного выхода из туннеля, мы сели на хвост маленькому красному «гольфу». Вместо того чтобы сбавить ход, Ришард Х. дал газу.

Раздался звук разбиваемого стекла и пластика. «Гольф» завилял; казалось, водитель потеряет управление, но он совершил опасный маневр и вернул машину на правую полосу, чтобы перед носом у грузовика с прицепом метнуться на съезд, ведущий к Амстердаму.

Ришард Х. крутанул руль, и мы под свист покрышек тоже помчались по съезду. Я схватил солнечные очки, готовые соскользнуть с заднего сиденья. Незадолго до красного сигнала светофора мы догнали красный «гольф». Ришард Х. рылся в бардачке; мы остановились рядом с «гольфом». Я увидел лицо до смерти напуганного водителя: тот отчаянно пытался пригнуться, когда Ришард Х. направил на него пистолет.

Я почувствовал, как где-то под животом зарождается нервный смех: такой же, какой возникает при спуске с американских горок.

– Здорово, а? – спросил Макс, услышав меня. – Нет, ты скажи?

Маленький «гольф» дал газу и рванул на красный свет. Слегка задев зеленый автобус местного сообщения, он на высокой скорости устремился в сторону Северного морского канала. Гневная складка, появившаяся было на лице Ришарда Х., исчезла.

– Вот лузеры! – ухмыльнулся он. – Это же невозможно!

Он вложил пистолет в раскрытую ладонь руки Макса, протянутой к нему. Потом дал полный газ.

Незадолго до съезда «Б» к Северному морскому каналу впереди снова показался маленький красный «гольф». «Here I am / Stuck in the middle with you», – пела группа «Воровское колесо». Ришард Х. барабанил пальцами по рулю. Я наклонился, чтобы передать ему солнечные очки, но Ришард покачал головой.

– Они вечно жмут мне за ушами, – сказал он. – Если тебе подходят, можешь взять.

Я надел его очки и посмотрелся в зеркало заднего вида. Я чувствовал, что нервный смех снова поднимается внутри меня, но на этот раз сумел сдержать его; мне захотелось курить, но я подумал, что зажечь сигарету на такой скорости будет непросто.

Маленький «гольф», непонятно зачем, свернул на гравийную дорожку, которая упиралась в площадку с сараями из гофрированного листа и автомобильным металлоломом; так или иначе, места было недостаточно даже для разворота. Ришард Х. поставил «мерседес» в нескольких метрах от «гольфа» и заглушил двигатель. Почти одновременно он и Макс открыли двери и ступили на гравий.

На мгновение я задумался, не выйти ли и мне тоже.

Но потом решил остаться в машине.

Когда я вошел в гостиную, Кристина первым делом посмотрела на мои кроссовки.

– Что ты делал? – спросила она.

Давид лежал на диване и смотрел Гран-при Монако.

– Как дела? – спросил я.

– Михаэль Шумахер на два круга опережает Хаккинена, – ответил Давид. – Верстаппен вышел из игры.

Я плюхнулся на диван рядом с ним и только тогда увидел пятна крови на своих кроссовках.

– И не только кроссовки, – сказала Кристина. – Голова. Ты смотрелся в зеркало?

Я ощупал лицо пальцами.

– А что не так с головой? – спросил я.

Кристина прищурилась и испытующе посмотрела мне в глаза. Я отвернулся и попытался как можно беспечнее притвориться, будто я слежу за движением красного «феррари» Михаэля Шумахера на гоночной трассе Монако.

– Не знаю… – сказала Кристина. – Ты красный от возбуждения… Как будто ты… Как будто ты…

Она не закончила. Я подумал о той статье в «Космополитен», о «бесконтрольных часах» при изменах. Столкновение чайки с крыльями ветряка было в тот момент, наверное, не лучшим сюжетом для рассказа.

– У меня шла кровь носом, – сказал я.

А потом, воодушевляя сам себя, рассказал, как «опель» отказал на парковочной площадке в Вейк-ан-Зее, но, к счастью, неожиданно подвернулись знакомые, которые отвезли меня домой. Кристина слушала молча. Когда я закончил, она встала и ушла на кухню.

– Ну и что ты будешь делать с машиной? – спросил Давид.

Я сделал глубокий вдох.

– Это же всегда была говенная машина, – ответил я. – Завтра я позвоню, чтобы ее отбуксировали, а потом посмотрим, можно ли где-нибудь раздобыть настоящую.

Произнося последние слова, я слегка ущипнул сына за руку.

Давид повернул голову и посмотрел мне в глаза, затем скользнул взглядом по моим заляпанным кровью кроссовкам.

– Если когда-нибудь тебе захочется выложить, где ты сегодня был на самом деле, ты знаешь, как меня найти.

Той ночью, лежа в постели, я долго вглядывался в темноту раскрытыми глазами. Цифровые часы телевизора в спальне показывали четверть четвертого.

В пятидесятый или пятьдесят первый раз я прокручивал пленку прошедшего дня обратно, вплоть до того момента, когда «мерседес», подскакивая на гравии, въезжал на площадку с сараями из гофрированного листа и автомобильным металлоломом. В моих воспоминаниях еще стояло «Stuck in the Middle with You», а кончилась музыка только после того, как Ришард Х. повернул ключ зажигания. Как бы там ни было, когда Макс и Ришард медленно шли к маленькому красному «гольфу», никакой музыки не звучало – иначе я, сидя на заднем сиденье, ни за что не разобрал бы слов, которые Макс сказал водителю маленького «гольфа». В темноте, с раскрытыми глазами, я, казалось, видел это перед собой еще отчетливее, чем при ярком свете, в тот залитый солнцем день.

Ришард Х., который стоял у пассажирской двери красной машины, свесив руки вдоль туловища.

И Макс, который, наклонившись, жестом показывал, что дверное стекло машины надо опустить.

В конце концов это и произошло. Потом я видел, как Макс выслушивает Ришарда, – слов на таком расстоянии я разобрать не мог. Но я видел, что Макс понимающе кивает, видел, как после этого он положил обе руки на край двери. И я слышал, что он говорит, хотя он делал это спокойным тоном, не повышая голоса.

Я зажмурился. В моих воспоминаниях между деревьями, стоящими вокруг площадки с сараями, пролетели вороны или какие-то другие птицы. А вдалеке, на Северном морском канале, трижды прогудел пароход.

«Конечно, я тоже считаю, что это неприятно. Но, по-моему, в первую очередь неприятно тебе, ведь ты не можешь ездить».

Потом я снова открыл глаза и досмотрел пленку до конца.