Онлайн чтение книги Олимпия Клевская
LII. ГОСПОЖА ДЕ ПРИ

Засыпая, Ришелье думал обо всех этих дамах, спрашивая себя, какая из них достаточно милосердна, чтобы потрудиться и обеспечить ему то политическое влияние на короля, в котором он так нуждался теперь, когда стал честолюбцем.

Подобного рода озабоченность способна если не вовсе лишить сна дипломата тридцати четырех лет, то, по меньшей мере, навеять ему приятные грезы, благо их причина радует почти так же, как результат.

Вот почему только около часу ночи, то есть не раньше, чем через час после того как он лег и радужные образы начали тесниться у него в мозгу, герцог почувствовал, что его грезы мало-помалу тускнеют, расплываясь в тумане дремоты; итак, ему показалось, что он уснул и во сне ему что-то мерещится.

В этом сновидении до его слуха донесся как бы некий шум, упрямый голос, проникавший из сада сквозь окно бельэтажа, где он пожелал расположиться на ночь.

Мужской голос возражал, женский — настаивал; в общем, то был дуэт мужчины и женщины, которые раздраженно спорили.

И тут герцогу де Ришелье показалось, будто женский голос ему знаком и каждая его нотка словно несет с собой какое-то воспоминание из числа самых игривых и чарующих.

Тогда герцог, отдавшись на волю этой обманчивой грезы, захотел, чтобы она продлилась. А вам, милая читательница, разве не случалось порой, видя начало одного из тех пленительных сновидений, что посещают вас, захотеть, чтобы оно хоть во сне получило свое полное развитие и всю мыслимую завершенность?

А наша воля — это же такое прекрасное, такое могущественное явление! Во всей своей красоте и мощи оно столь непосредственно исходит от Господа, что даже во время сна может подчас производить подобное действие.

Итак, герцог оставил одно ухо настороже и услышал им вот что.

— Нет, сударыня, — говорил мужской голос, — дальше вы не проникнете. Довольно и того, что вам, ума не приложу, как, удалось ворваться в калитку старого двора. Сказать по правде, сударыня, такие шутки больше не пройдут.

«Забавно», — подумал герцог, все еще уверенный, что он спит.

— Ворвалась я в калитку или нет, — отвечал звонкий голос женщины, — но я уже в доме, не так ли?

— Что вы здесь, нет сомнения, но вас не ждали.

— В конце концов, если я здесь, прочее не столь важно: полдела сделано. Пропустите меня к герцогу.

— Это невозможно, сударыня. Господин герцог вот уже час как отошел ко сну, весьма утомившись с дороги; он почивает.

— Ну так вот тут есть, чем пошуметь. Будите его.

И герцогу послышался мелодичный звон изрядного количества золотых монет, которыми побренчали в кошельке.

— О-о! — пробормотал герцог, все еще грезя. — Моего лакея подкупают золотом. Вот кому везет, да и место у него доходное.

— Но, сударыня, — возразил упрямый слуга, стараясь поддержать за своим господином его репутацию волокиты, — герцог почивает не один.

С тяжким вздохом герцог раскинул руки и ноги, будто сам хотел удостовериться в собственном одиночестве, и пробурчал: «Ну и проходимец!»

— Э, да какая мне разница? — отвечал женский голос. — Я не затем пришла, чтобы помешать его амурам. Мне нужно поговорить с ним о деле. Ну же, парень, отворяй, отворяй…

— Однако, сударыня, господин герцог запретил…

— Поскольку он не знал, что я приду.

— Сударыня, клянусь вам, что, если герцог проснется и вас услышит, он мне прикажет вывести вас отсюда, а с его стороны это было бы нелюбезно, в то время как с моей просьба не упорствовать, с которой я к вам обращаюсь, не более чем простое исполнение моих обязанностей.

«Этот чертов лакей превосходно изъясняется, — подумал герцог, ворочаясь на своей перине. — Ну-ка послушаем, что скажет женщина. Ну же!»

— Хорошо! — отвечала она. — Держу пари, что господин герцог не спровадит меня, особенно если я назову свое имя.

— Тогда, сударыня, возьмите ответственность на себя и постучитесь в стекло этого окна.

— Нет, решительно нет, — отозвался голос, — я не хочу высовывать руку из муфты, мне холодно.

«Черт возьми! — подумал Ришелье. — Надо быть великосветской дамой, чтобы так бояться стужи. Почему бы ей сразу не назвать свое имя? А если она красива, я, черт возьми, скажу вслед за ней, что и мне холодно.

— Ну, постучи же, парень, — продолжала дама, — постучи, а я скажу, что это сделала я.

— Сударыня, я постучу, так и быть, раз вы меня заставляете; только мне бы хотелось прежде узнать ваше имя.

«Мне тоже», — подумал Ришелье.

— А это зачем? Разве не будет достаточно, если я его назову твоему господину?

— Нет, сударыня, потому что, если мой господин меня прогонит, вы должны будете возместить мне урон.

— Это более чем справедливо, ты малый смышленый, а возмещение — вот, держи задаток в счет того, что я припасла для тебя.

«Снова деньги! — мелькнуло в сознании герцога. — Эта женщина от меня без ума. Такое может пригрезиться только во сне».

— Теперь, — заявил лакей, — мне осталось только спросить вас об одной вещи.

— А именно?

— Как вас зовут?

— Ах, господин Раффе, ты в конце концов выведешь меня из терпения.

— Вы же сами видите, сударыня: коль скоро вам известно мое имя, я должен знать ваше.

— Что ж! Маркиза де При…

И в то же мгновение послышался сильный удар кулака в оконную ставню.

— Госпожа де При! — воскликнул герцог, высунув голову из-под одеяла. — Ну и ну! Вот так сон! Мне приснилось, что госпожа де При, любовница господина де Бурбона, была у меня в саду, спорила с Раффе при пяти градусах мороза! Забавный сон!

Но тут последовал новый удар, за ним еще несколько, все чаще, нетерпеливее, так что рама высокого окна задрожала.

— Да нет же, я не сплю, ко мне вправду стучатся! — вскричал Ришелье.

— Герцог! Герцог! Откройте! — повторял женский голос, слегка изменившийся от досады и чуть охрипший на морозе.

— Открой! — закричал герцог, спрыгивая с кровати, впопыхах натягивая панталоны и кутаясь в домашний халат, который он нащупал под рукой.

Лакей вошел к своему господину.

— А маркиза? — с живостью осведомился Ришелье.

— Я здесь, герцог, — откликнулась г-жа де При, появляясь на пороге. — Вы встали?

— Да, сударыня, для вас я всегда на ногах или в постели, выбирайте сами, маркиза. Зажги свечи, Раффе, зажги.

— Как? Уже оделись? — спросила г-жа де При.

— Гм… Э… — промычал герцог.

— Стало быть, вы меня слышали.

— Да, я узнал ваш голос.

— Ну, герцог, значит, вы не настолько фат, как о вас болтают.

— Почему?

— Фат бы не встал.

— Маркиза, вы забываете, что меня два года не было в

Париже. Однако присядьте же. Огня, Раффе, огня; ты видишь, мой друг, что маркиза продрогла.

— Сдается мне, — смеясь, заметила гостья, — после полуночи дом так переполнен, что сад должен служить прихожей для женщин.

— Совсем напротив, маркиза: дом пуст, я ждал вас.

— Да, во сне.

— А разве не так ждут своей судьбы?

— О герцог! Прелестно!

Маркиза завладела креслом, которое предложил ей Ришелье. Герцог принял одну из своих самых изящных поз; оба стали смеяться; огонь в камине разгорелся; Раффе вышел.

— Ах, черт! — воскликнул герцог. — Знаете ли вы, маркиза, что пробил час ночи?

— И на улице такой мороз, что камни трескаются, герцог.

— Но у господина де Бурбона, верно, слишком жарко, если вы прибежали сюда?

— Право же, герцог, мне было совершенно необходимо первой поговорить с вами.

— Однако, простите, как вам удалось проникнуть сюда? Только что я в полусне или наполовину бодрствуя, это уж как вам больше нравится, кажется, слышал, что либо вы, либо Раффе толковали о калитке, в которую вы ворвались.

— Ворвалась — нет, открыла — да.

— Каким образом, маркиза?

— Да ключом, как же еще?

— Как? У вас есть ключ от моего дома, а я спокойно ложусь спать, подвергая себя такой опасности?

— Герцог, по-моему, вы сами когда-то мне его дали.

— Да, верно, только мне помнится, что я его у вас забрал.

— Какая жестокая память!

— Но послушайте, вы, государственный человек!.. Откуда же у вас этот ключ? Понимаете, я вас об этом спрашиваю, потому что такие сведения мне необходимы.

— Да, он мог быть изготовлен. В сущности, это было бы ловким ходом.

— Вы меня ужасаете, маркиза.

— Успокойтесь, этот ключ…

— Что же?

— Он мне достался не столь честным путем. Это не поддельный ключ, а настоящий.

— Но, в конце концов, где вы его раздобыли?

— Два года тому назад, до своего отъезда в Вену, вы рассеяли по Парижу несколько подобных ключей.

— Да, но неужели вы хотите меня уверить, что женщина в наше время способна два года хранить ключ от дома отсутствующего мужчины, если только она не забыла этот ключ в своем молитвеннике.

— Что ж, вот здесь вы ошибаетесь, герцог; дело в том, что все мы стали очень благочестивыми. Благочестие вошло в моду. О, в Париже многое изменилось со времен вашего отъезда: вы оставили в Пале-Рояле господина регента, а теперь найдете господина Фрежюса в Версале.

— Все сказанное не объясняет, откуда вы выудили этот ключ; по крайней мере если вы не взяли его у кого-либо…

— Взяла? Фи! Вы меня принимаете за принцессу крови, мой милый герцог; вы спутали меня с мадемуазель де Валуа или мадемуазель де Шароле. Взяла! Нет уж, фи! Я его купила.

— Купили? О! Кто же вам его продал?

— Камеристка, понятия не имевшая, что она мне продает. Вы поймите, валяется ключ, его подбираешь, никто о нем ничего не знает, потом приходит некто и дает за этот ключ двадцать пять луидоров. Если хозяйка о нем спросит, можно сделать изумленное лицо и пролепетать: «Какой ключ, сударыня?» Для субретки это так соблазнительно.

— К тому же, как вы сказали, маркиза, то был ключ от дома, который принадлежит человеку, находящемуся в Вене. Ах, черт побери! Значит, все здесь всерьез полагали, что я никогда оттуда не вернусь?

— Все, кроме меня, ибо я как настоящий министр иностранных дел знала, что вы в пути.

— Истинная правда.

— И вот я с дальним прицелом приобрела этот ключ, рассудив, что вы поменяете подбойники в своих замках не ранее чем на следующий день после возвращения; расчет оказался довольно точным, не правда ли?

— И, как видите, пришелся весьма кстати.

— Настолько, что, надеюсь, этот ключ принесет мне больше, чем я на него потратила. Однако же странно, герцог…

И маркиза два-три раза глубоко вздохнула, раздувая ноздри.

— Что такое? — спросил Ришелье.

Маркиза продолжала крупными глотками вдыхать воздух.

— Здесь пахнет женщиной.

— Что вы! Я один.

— Говорю вам, здесь находится женщина, духи которой мне знакомы.

— Маркиза… я вам клянусь!

— Духи принцессы.

— Ах! Вы мне льстите, маркиза.

— Фат! Он не меняется.

— И вы не больше, маркиза, только день ото дня хорошеете.

— Да. По крайней мере именно это мне станут говорить придворные, если я буду в фаворе.

— Вы и так в величайшем фаворе, маркиза.

— Полагаю, что да, и более того — я пришла сюда, чтобы доказать вам это.

— О, неужто?

— Но сначала, герцог, будьте чистосердечны. У вас здесь есть кто-то?

— Никого.

— Слово чести?

— Слово Ришелье! Вы колеблетесь?..

— Герцог, если бы речь у нас шла о любовных делах, я бы верила вам на слово. Но коль скоро мы будем беседовать о политике, а в этой области любая болтливость смертоносна, позвольте мне поступить, как святой Фома. «Vide pedes, vide manus note 38Посмотри на ноги, посмотри на руки (лат.)».

— Вы мне это говорите, чтобы заставить меня поверить, будто вы знаете латынь?

— Боже меня сохрани от таких притязаний!

— Ну, приступайте!

— Маркиза, — отвечал герцог, вставая, — вот я беру подсвечник; мы обследуем каждый уголок моих покоев, не так ли?

— Если угодно, да, герцог.

— Хотите, начнем с камина? Впрочем, в нем огонь; надеюсь, он не внушает вам недоверия?

— Ни в коей мере, лишь бы там не пряталась принцесса крови; эти дамы несгораемы, как саламандры.

— Ах, почему нельзя сказать того же о принцах крови, маркиза! — сказал Ришелье.

На этот намек гостья лишь усмехнулась.

— Осмотрим сначала этот уголок между стеной и кроватью, — сказала она.

— Пусто, — отозвался Ришелье. — Взгляните.

— Гардеробные.

— Никого — ни здесь ни там. Хотите заглянуть за вешалки с одеждой?

— Это ни к чему. Ноги бы торчали.

— Остается потайная лестница.

— Бесполезно: засовы на месте, лестница не отапливается; за то время, что мы вдвоем, порядочная женщина умерла бы там от холода, а следовательно, больше не представляла бы для меня опасности.

— Сильный довод.

— Итак, мы одни; побеседуем же.

— Побеседуем, — сказал герцог, подведя маркизу к ее креслу.