Онлайн чтение книги На берегу On The Beach
2

Малые дети не признают ни воскресений, ни вечеринок, затянувшихся до полуночи; назавтра в шесть утра Холмсы уже как всегда хлопотали по хозяйству, Питер на велосипеде с прицепом покатил за молоком и сливками. Он немного задержался у мистера Пола, объяснил, какая тому для прицепа нужна ось, буксирное крепление, набросал для механика чертежи.

— Завтра мне вступать а новую должность, — сказал он. — Больше я не смогу ездить за молоком.

— Ничего, — сказал фермер. — Положитесь на меня. Пусть это будут вторники и субботы. Я уж позабочусь, без молока и сливок миссис Холмс не останется.

Питер вернулся домой к восьми; побрился, принял душ, оделся и стал помогать Мэри готовить завтрак. Около четверти девятого вышел капитан Тауэрс — свежий, чисто выбритый.

— Очень славно у вас было вчера, — сказал он. — Я и не помню, когда так приятно проводил вечер.

— У нас по соседству есть очень милые люди, — сказал хозяин дома. Поглядел на капитана, усмехнулся. — Прошу прощенья за Мойру. Обычно она не допивается до бесчувствия.

— Это виски виновато. Она еще не вставала?

— Думаю, она не так скоро выйдет. Я слышал, часа в два ночи кто-то маялся морской болезнью. Надо полагать, не вы?

Американец засмеялся:

— Только не я, сэр!

Появился завтрак, и все трое сели за стол.

— Хотите с утра еще раз искупаться? — спросил гостя Питер. — Похоже, день опять будет жаркий.

Тауэрс поколебался.

— В воскресное утро я предпочел бы пойти в церковь. Дома мы всегда так поступаем. У вас поблизости нет англиканской церкви?

— Есть, — сказала Мэри. — Надо только спуститься с холма, это меньше мили. Служба начинается в одиннадцать.

— Я бы пошел. Если только это не нарушит ваши планы.

— Ну конечно, сэр. Но я, пожалуй, с вами не пойду. Мне тут много чего надо наладить до ухода на «Скорпион».

Капитан кивнул:

— Разумеется. К обеду я вернусь, а потом мне надо будет на лодку. Хорошо бы попасть на поезд часов около трех.

И он стал спускаться с холма; солнце уже пригревало. До начала службы времени оставалось вдоволь, он пришел на четверть часа раньше, но все равно вошел в церковь. Служка дал ему молитвенник и сборник гимнов, и он сел на одну из задних скамей, потому что порядок богослужения ему был еще не очень знаком, а с этого места он мог видеть, когда прихожане преклоняют колена и когда встают. Он прочел обычную молитву, какой его научили в детстве, потом сел и огляделся. Маленький храм был совсем такой же, как в его родном городе Мистике, в штате Коннектикут. Даже пахло так же.

Эта девица Мойра Дэвидсон совсем не в себе. Слишком много пьет, но что ж, некоторые люди не в силах примириться с положением вещей. А впрочем, славная девочка. Шейрон она бы понравилась.

В мирном спокойствии церкви он стал думать о своих, представил себе их лица. В сущности, он был простая душа. Он вернется к ним в сентябре, вернется домой после всех своих странствий. Меньше чем через девять месяцев он снова их увидит. И когда он опять с ними соединится, они не должны почувствовать, будто он отдалился от них, забыл разное, что было важно для них всех. Сынишка, верно, порядком подрос: в этом возрасте дети растут быстро. Пожалуй, охотничий индейский наряд ему уже мал, лук и стрелы не интересны. Пора ему обзавестись удочкой, маленьким фибергласовым спиннингом и выучиться удить рыбу. Забавно будет учить сына рыбной ловле. Десятого июля у него день рождения. Нельзя послать ему к рождению удочку и едва ли удастся захватить ее с собой, но стоит попытаться. Может быть, здесь можно купить хорошую удочку.

День рождения Элен семнадцатого апреля; ей исполнится шесть лет. Опять он пропустит этот день, если только не стрясется что-нибудь со «Скорпионом». Надо не забыть извиниться перед ней, а пока что надо придумать, что бы захватить для нее в сентябре. Семнадцатого Шейрон объяснит ей, что сейчас папа в плаванье, но до зимы он вернется домой и тогда привезет дочке подарок. Шейрон ей это объяснит, и девочка не будет в обиде.

Богослужение шло своим чередом, вместе с другими прихожанами капитан Тауэрс преклонял колена, вместе с ними поднимался и все время думал о своих близких. Порою, очнувшись, он подпевал гимну, повторял простые, безыскусственные слова, но больше грезил наяву о жене и детях, о доме. После службы он вышел из церкви, отдохнув душой. А когда вышел, не увидел ни одного знакомого лица, и никто его здесь не знал; на паперти священник нерешительно улыбнулся ему, и он ответил улыбкой, потом под теплыми лучами солнца стал подниматься в гору, и мысли его теперь без остатка занимал «Скорпион» — какие нужны припасы, сколько всего предстоит сделать, сколько проверить и перепроверить перед тем, как выйти в море.

У Холмсов он застал Мэри и Мойру Дэвидсон, они расположились в шезлонгах на веранде, тут же стояла коляска с малышкой. Увидев его на дорожке, Мэри встала.

— Вы шли по жаре, — сказала она. — Снимайте куртку и посидите здесь в тени. Легко нашли церковь?

— Да, конечно. — Он скинул куртку и сел на краю веранды. — Здешние жители очень набожны. В церкви было полно народу.

— Так бывало не всегда, — сухо отозвалась Мэри. — Я принесу вам чего-нибудь выпить.

— Я предпочел бы не спиртное. — Он поглядел на их стаканы. — Вы что пьете?

— Сок лайма с водой, — ответила мисс Дэвидсон. — Ладно уж, молчите.

Он засмеялся.

— От сока и я не прочь. — Мэри пошла за стаканом для него, а Тауэрс повернулся к Мойре. — Ели вы хоть что-нибудь на завтрак?

— Половинку банана и самую малость бренди, — невозмутимо ответила она. — Я не очень хорошо себя чувствовала.

— Это из-за виски. Вы сделали ошибку.

— Одну из многих. Ничего не помню после того, как мы с вами разговаривали на лужайке, когда все разошлись. Это вы уложили меня в постель?

Он покачал головой.

— Я считал, что это дело миссис Холмс.

Мойра слабо улыбнулась.

— Вы упустили удобный случай. Не забыть бы мне поблагодарить Мэри.

— На вашем месте я бы поблагодарил. Миссис Холмс на редкость славная женщина.

— Она говорит, сегодня вы возвращаетесь в Уильямстаун. А нельзя вам остаться, искупались бы еще разок?

Он покачал головой:

— До завтра у меня еще уйма работы на борту. На этой неделе мы выходим в море. У меня на столе наверняка накопилась гора деловых бумаг.

— Похоже, вы из тех людей, которые работают в поте лица с утра до ночи, даже если это и не нужно.

Тауэрс засмеялся.

— Очень может быть. — И вскинул на нее глаза. — А вы когда-нибудь работаете?

— Разумеется. Я очень деловая женщина.

— Что же у вас за работа?

Мойра подняла стакан.

— Вот. Этим и занимаюсь с тех пор, как вчера с вами познакомилась.

Он усмехнулся.

— Вам не становится хоть изредка скучно от такого однообразия?

— «Жизнь так скучна»[2]У.Шекспир. Король Джон, III, IV., — процитировала Мойра. — И не изредка. Всегда.

Он кивнул.

— Мне везет, у меня дел по горло.

Мойра посмотрела на него.

— Можно, на той неделе я приеду и посмотрю вашу подводную лодку?

Он засмеялся, думая о том, сколько еще работы предстоит на борту.

— Нет, нельзя. На той неделе мы уходим в плаванье. — Это прозвучало не слишком любезно, и он прибавил: — А вас интересуют подводные лодки?

— Не очень, — как-то рассеянно сказала Мойра. — Я подумала, может, стоит поглядеть, но только если это вас не затруднит.

— Я буду рад показать вам «Скорпион», — сказал Тауэрс. — Но не на той неделе. Приезжайте-как-нибудь, и позавтракаем вместе, когда станет спокойнее и мы на борту не будем носиться как угорелые. Выберем спокойный день, и я смогу вам все показать. А потом, может быть, отправимся в город и где-нибудь поужинаем.

— Звучит заманчиво. Скажите, когда это будет, чтобы я могла предвкушать удовольствие?

Тауэрс чуть подумал.

— Не могу сейчас сказать точно. Примерно в конце недели я доложу о готовности, и, вероятно, в тот же день или назавтра нас пошлют в первый рейс. Потом надо будет какое-то время провести на верфи, и только после этого мы опять уйдем в плаванье.

— Первый рейс — это до Порт-Морсби?

— Я постараюсь пригласить вас до этого рейса, но поручиться не могу. Дайте мне свой телефон, тогда я примерно в пятницу позвоню, и мы условимся.

— Бервик 8641, — сказала Мойра. Дуайт записал номер. — Лучше звоните до десяти. По вечерам я редко бываю дома.

Он кивнул.

— Прекрасно. Может быть, в пятницу мы будем еще в море. Возможно, я позвоню в субботу. Но я непременно позвоню, мисс Дэвидсон.

Она улыбнулась:

— Меня зовут Мойра, Дуайт.

— Ладно, — засмеялся он.

После обеда, по дороге домой в Бервик, она подвезла его в своей коляске на станцию. И на прощанье сказала:

— До свиданья, Дуайт. Не уморите себя работой. — Потом прибавила: — Извините, что я так по-дурацки себя вела вчера вечером.

Он усмехнулся.

— Вредно смешивать коньяк с виски. Пускай это будет вам уроком.

Мойра засмеялась недобрым смехом.

— Меня уже не переучишь. Наверно, опять так же напьюсь сегодня вечером, и завтра тоже.

— Дело хозяйское, — невозмутимо отозвался Дуайт.

— В этом вся беда, — был ответ. — Надо мной нет хозяина, я сама себе хозяйка. Будь до меня кому-то дело, пожалуй, было бы по-другому, но уже не остается времени. То-то и горе.

Дуайт кивнул:

— До скорой встречи.

— А мы правда встретимся?

— Ну конечно. Я ведь сказал, что позвоню вам.

Он электричкой вернулся в Уильямстаун, а Мойра пустилась в своей тележке домой, за двадцать миль. Она доехала к шести часам, распрягла серую и отвела в стойло. Отец вышел помочь ей, вдвоем они закатили тележку в гараж, поставили рядом с неподвижно застывшим большим «фордом», напоили лошадь, задали ей овса и вошли в дом. Мать Мойры сидела с вязаньем на затянутой сеткой от москитов веранде.

— Здравствуй, родная, — сказала она. — Приятно провела время?

— Недурно, — ответила дочь. — Питер и Мэри вчера устроили вечеринку. Было очень забавно. Правда, я изрядно выпила.

Мать лишь вздохнула тихонько, по опыту зная, что протестовать бесполезно.

— Ляг сегодня пораньше, — только и сказала она. — В последнее время ты так часто полуночничаешь.

— Пожалуй, сегодня лягу рано.

— Что собой представляет этот американец?

— Славный. Очень спокойный и моряк моряком.

— Женатый?

— Я не спрашивала. Уж наверно был женат.

— Чем вы занимались?

Девушка подавила досаду — надоели эти допросы; мама всегда так, а времени слишком мало, жаль его тратить на пререкания.

— Днем ходили на яхте.

И она стала рассказывать матери о том, как прошла суббота, умолчав об истории с лифчиком и о многих подробностях вечера.

В Уильямстауне капитан Тауэрс прошел на верфь и затем на «Сидней». Он занимал здесь две смежные каюты, соединенные дверью в переборке, одна каюта служила ему рабочим кабинетом. Он отправил посыльного на «Скорпион» за дежурным офицером, и тотчас явился лейтенант Херш с пачкой приказов. Тауэрс взял их и внимательно перечитал. Почти все касались дел обыденных — заправиться горючим, запасти продовольствие, но было и нечто неожиданное: бумага из военно-морского ведомства. В ней говорилось, что на «Скорпион» командируется для научной работы сотрудник НОНПИ — Национальной Организации Научных и Промышленных Исследований. Подчиняться он должен австралийскому офицеру связи. Имя командированного — Дж.С.Осборн.

С бумагой в руке капитан Тауэрс поднял глаза на лейтенанта Херша.

— Послушайте, известно вам что-нибудь про этого малого?

— Он уже здесь, сэр. Прибыл утром. Я усадил его в кают-компании, а дежурному велел отвести ему на сегодняшнюю ночь каюту.

Капитан поднял брови.

— Ну, а что вам известно? Каков он с виду?

— Очень высокий и тощий. Волосы то ли русые, то ли серые. В очках.

— Возраст?

— Пожалуй, немного постарше меня. Но тридцати нет.

Капитан с минуту подумал.

— В кают-компании становится тесновато. Пожалуй, поместим его в одной каюте с капитан-лейтенантом Холмсом. Сейчас у вас на борту трое рядовых?

— Трое. Айзекс, Холмен и де Врайз. И еще боцман Мортимер.

— Скажите боцману, чтобы к шестой переборке спереди, поперек хода лодки, пристроили еще койку, изголовьем к правому борту. Пускай возьмет из носового торпедного отделения.

— Хорошо, сэр.

Тауэрс просмотрел вместе с лейтенантом остальные бумаги, в которых не было ничего из ряду вон выходящего, затем послал его за мистером Осборном. Когда штатский вошел, капитан указал ему на стул, предложил сигарету и отпустил лейтенанта.

— Вот поистине приятный сюрприз, мистер Осборн, — сказал он. — Я только что прочел приказ о вашем назначении к нам на «Скорпион». Рад с вами познакомиться.

— Боюсь, это довольно скоропалительное решение, — сказал ученый. — Я о нем узнал только два дня назад.

— На флоте нередко так бывает, — заметил капитан. — Что ж, начнем по порядку. Как вас зовут?

— Джон Симор Осборн.

— Женаты?

— Нет.

— Хорошо. На борту «Скорпиона» и любого другого военного судна вам надо обращаться ко мне «капитан Тауэрс» и время от времени называть меня «сэр». На берегу, вне службы, для вас я просто Дуайт… но не для младших офицеров.

Ученый улыбнулся:

— Очень хорошо, сэр.

— Выходили вы когда-нибудь в море на подводной лодке?

— Нет.

— На первых порах, пока не привыкнете, вам будет не очень уютно. Я распорядился отвести вам койку в офицерском отделении, и питаться вы будете в офицерской кают-компании. — Он оглядел безупречный серый костюм ученого. — Вероятно, вам понадобится другая одежда. Завтра утром на «Скорпион» явится капитан-лейтенант Холмс, поговорите с ним, он возьмет для вас со склада что нужно. Если вы спуститесь в этом костюме в подводную лодку, вы его загубите.

— Благодарю вас, сэр.

Капитан откинулся на спинку кресла, оглядел собеседника, отметил про себя: умное худощавое лицо, нескладная фигура.

— Скажите, а чем, собственно, вы будете у нас заниматься?

— Вести наблюдения и точные записи уровня радиоактивности в атмосфере и в океане, особое внимание уделять показателям под самой поверхностью воды и радиоактивности в самой лодке. Насколько мне известно, вы направитесь на север.

— Это известно всем, кроме меня. Наверно, так и полагается и когда-нибудь мне об этом скажут. — Он нахмурился. — Так вы предполагаете, что уровень радиоактивности в лодке станет расти?

— Не думаю. Очень надеюсь, что этого не случится. Сомневаюсь, чтобы это было возможно, пока лодка идет под водой, разве что при каких-то чрезвычайных обстоятельствах. Но следует быть начеку. Как я понимаю, если радиация вдруг сколько-нибудь заметно возрастет, вам желательно узнать об этом сразу.

— Безусловно.

Они стали обсуждать разные технические подробности. Почти вся аппаратура Осборна была переносная, ее не требовалось крепить в корпусе подлодки. Уже смеркалось, когда он облачился в предложенный капитаном комбинезон, и они вдвоем перешли на «Скорпион», чтобы проверить установленный на кормовом перископе детектор радиации и составить план его калибровки по эталону. Такая же проверка понадобилась для детектора, установленного в машинном отделении, да еще кое-какая техническая работа — в одной из двух оставшихся труб торпедных аппаратов, чтобы можно было брать пробы забортной воды. Лишь когда совсем стемнело, Тауэрс и Осборн поднялись обратно на «Сидней» и поужинали в огромной, гулкой пустой кают-компании.

Назавтра закипела бурная деятельность. Явившись с утра на «Скорпион», Питер первым делом позвонил приятелю в Оперативный отдел Адмиралтейства и надоумил хотя бы из вежливости сообщить наконец капитану подводной лодки то, что уже известно всем подчиненным ему офицерам-австралийцам, и замечания капитана внести в приказ о предстоящей операции. К вечеру план операции был доставлен и изучен, Джон Осборн одет, как полагается для работы на подводной лодке, работа над задним затвором торпедного аппарата закончена, и оба австралийца втискивали свои пожитки в отведенное им для этого невеликое пространство. Ночевали они на «Сиднее», а во вторник утром перебрались на «Скорпион». В считанные часы закончены были немногие оставшиеся работы, и Дуайт доложил о готовности к испытаниям. Им разрешили выход и, пообедав в полдень возле «Сиднея», они отчалили. Дуайт развернул лодку и на малой скорости повел ее к горловине залива.

Весь день кружили по заливу вокруг баржи с грузом слаборадиоактивных материалов, стоящей на якоре посреди залива, и измеряли уровень радиации; долговязый Джон Осборн без передышки носился по «Скорпиону», снимал показания разнообразных датчиков, обдирал длинные ноги о стальные трапы, карабкаясь вверх и вниз то в боевую рубку, то на мостик, больно стукался головой о переборки и маховички управления, вбегая в рулевую рубку. К пяти часам испытания закончились; группе ученых, выведших барку в залив, предоставили вернуть ее к берегу, а «Скорпион» направился в открытое море.

Всю ночь лодка, не погружаясь, держала курс на запад, и шла на ней самая обычная походная жизнь. На рассвете при свежем юго-западном ветре и довольно спокойном море миновали мыс Бэнкс (Южная Австралия). Здесь погрузились примерно на полсотни футов и дальше каждый час поднимались настолько, чтобы выставить перископ и оглядеться. Под вечер миновали мыс Борда на острове Кенгуру и на перископной глубине двинулись прямиком по проливу к порту Аделаида. В среду около десяти вечера в перископ увидели город; через десять минут, не всплывая на поверхность, капитан распорядился повернуть, и «Скорпион» опять вышел в открытое море. В четверг на закате прошли правее северной оконечности острова Кинг и повернули домой. Близ горловины залива Филипа всплыли на поверхность, едва забрезжил рассвет, вошли в залив и в пятницу ошвартовались рядом с авианосцем в Уильямстауне как раз вовремя, чтобы там позавтракать; как выяснилось, исправить и наладить надо было лишь несколько мелочей.

В то утро главнокомандующий военно-морскими силами вице-адмирал сэр Дэвид Хартмен явился осмотреть единственное подначальное ему судно, стоящее внимания. Инспекторский осмотр занял час, и еще четверть часа вице-адмирал обсуждал на командном пункте с Дуайтом и Питером Холмсом изменения, которые они предлагали внести в план предстоящего похода. Затем он отправился на совещание с премьер-министром, находящимся в это время в Мельбурне; ни один самолет уже не летал, а без воздушного сообщения федеральному правительству в Канберре действовать было не просто, заседания парламента становились все короче и созывались все реже.

В тот вечер Дуайт, как и обещал, позвонил Мойре Дэвидсон.

— Ну вот, — сказал он, — я вернулся в целости. На борту есть кое-какая работа, но совсем немного.

— Так могу я поглядеть вашу лодку? — спросила Мойра.

— Рад буду вам ее показать. Мы не уйдем в море до понедельника.

— Мне очень хочется ее осмотреть, Дуайт. Когда удобнее — завтра или в воскресенье?

Он минуту подумал. Если сниматься с якоря в понедельник, воскресенье, вероятно, окажется очень хлопотливым днем.

— Пожалуй, лучше завтра.

В свою очередь Мойра быстро прикидывала: она приглашена к Энн Сазерленд, придется Энн подвести, но все равно там вечер, наверно, будет прескучный.

— С восторгом приеду завтра, — сказала она. — Приехать поездом в Уильямстаун?

— Это лучше всего. Я вас встречу на станции. Каким поездом вы приедете?

— Я не знаю расписания. Пожалуй, первым, который приходит после половины двенадцатого.

— Отлично. Если в это время я буду занят по горло, я попрошу Питера Холмса или Джона Осборна, они вас встретят.

— Как вы сказали — Джон Осборн?

— Да. А вы его знаете?

— Австралиец из научного института?

— Он самый. Высокий, в очках.

— Вроде как моя дальняя родня: его тетушка замужем за одним из моих дядей. Он что, тоже в вашей команде?

— Вот именно. По ученой части.

— Он чокнутый, — предупредила Мойра. — Совершенно сумасшедший. Он угробит вашу лодку.

Тауэрс засмеялся.

— Ладно. Приезжайте и осмотрите ее, покуда ваш родич ее не потопил.

— С удовольствием приеду. До скорого, Дуайт, в субботу утром.

И на другое утро, никакими особыми делами не занятый, он встретил ее на станции. Она была вся в белом — белая юбка в складку, белая, с тонкой цветной вышивкой блуза немного в норвежском стиле, и туфли белые. Посмотреть на нее приятно, но, здороваясь, Тауэрс озабоченно сдвинул брови: спрашивается, как провести ее по «Скорпиону», по этому лабиринту механизмов в жирной смазке, чтобы она не перепачкала свой наряд, а ведь вечером он намерен поужинать с ней в ресторане.

— Доброе утро, Дуайт, — услышал он. — Долго ждали?

— Всего несколько минут. Вам пришлось очень рано выехать?

— Не так рано, как в прошлый раз. Папа меня подвез на станцию, и я захватила поезд в девять с минутами. А в общем, довольно рано. Вы дадите мне выпить перед обедом?

Он ответил не сразу:

— Дядя Сэм не одобряет спиртного на борту. Придется пить кока-колу или апельсиновый сок.

— Даже на «Сиднее»?

— Даже на «Сиднее», — был решительный ответ. — Не захотите же вы за одним столом с моими офицерами пить что-нибудь крепкое, когда они пьют кока-колу.

— Я хочу выпить перед едой чего-нибудь крепкого, как вы выражаетесь, — нетерпеливо сказала Мойра. — У меня во рту все пересохло, просто мерзость. Не хотите же вы, чтобы я при ваших офицерах закатила истерику. — Она огляделась по сторонам. — Тут где-то есть отель. Угостите меня стаканчиком заранее, и тогда на борту я стану пить кока-колу, а дышать на ваших офицеров коньяком.

— Хорошо, — невозмутимо сказал Тауэрс. — Отель тут на углу. Идемте.

И они отправились; в дверях Тауэрс неуверенно огляделся. Потом повел Мойру в дамскую гостиную.

— Как будто нам сюда?

— А вы не знаете? Неужели вы здесь еще не бывали?

Он покачал головой. Спросил:

— Вам коньяку?

— Двойную порцию, — был ответ. — Со льдом, и самую малость разбавить. Неужели вы сюда не заглядываете?

— Ни разу не заходил.

— Неужели у вас никогда не бывает охоты напиться вдрызг? — спросила Мойра. — Вечерами, когда нечем заняться?

— На первых порах бывало, — признался Тауэрс. — Но тогда я уходил в город. Не годится разводить пачкотню возле собственного дома. А через неделю-другую я это бросил. Толку все равно нет.

— Что же вы делаете по вечерам, когда лодка не в походе?

— Читаю газету или книгу. Иногда мы сходим на берег, идем в кино.

Подошел бармен, и Тауэрс заказал для нее коньяк и полпорции виски для себя.

— Очень нездоровый образ жизни, — объявила Мойра. — Я пошла в дамскую комнату. Присмотрите за моей сумочкой.

Она выпила еще одну двойную порцию коньяка, и только после этого он не без труда извлек ее из отеля и доставил в гавань, на «Сидней», оставалось лишь надеяться, что при его подчиненных она будет вести себя прилично. Но страхи оказались напрасны: с американцами она держалась скромно и учтиво. И только с Осборном проявила истинный свой нрав.

— Привет, Джон, — сказала она. — С какой стати вас сюда занесло?

— Я член команды, — ответил Осборн. — Занимаюсь научными наблюдениями. Главным образом всем мешаю.

— Капитан Тауэрс так мне и сказал. И вы вправду будете жить со всеми тут на подлодке? Все время?

— Похоже на то.

— А им известны ваши привычки?

— Простите, не понял?

— Ладно, я вас не выдам. Меня это не касается.

Она отвернулась и заговорила с капитаном Ландгреном.

Когда Ландгрен предложил ей выпить, она попросила апельсинового сока; приятно было посмотреть на нее в это утро в кают-компании «Сиднея», когда, стоя под портретом английской королевы, она пила с американцами апельсиновый сок. Пока она разговаривала с ними, капитан Тауэрс отвел офицера связи в сторону.

— Послушайте, — сказал он вполголоса, — ей нельзя спуститься на «Скорпион» в таком платье. Вы не могли бы подыскать для нее комбинезон?

Питер кивнул.

— Найдется комбинезон для работы в котельной. Надо думать, нужен самый маленький размер. А где она переоденется?

Капитан задумчиво потер подбородок.

— Вы не знаете подходящего места?

— Лучше вашей личной каюты не придумаешь, сэр. Там ей никто не помешает.

— Ну и наслушаюсь я тогда — от нее же самой.

— Не сомневаюсь, — сказал Питер.

Мойра пообедала с американцами, сидя в конце одного из длиннейших столов в кают-компании, потом в смежной каюте-гостиной пили кофе. Затем младшие офицеры вернулись каждый к своим обязанностям, а Мойра осталась с Питером и Дуайтом. Питер разложил на столе чистую, выглаженную одежду кочегара.

— Вот вам комбинезон, — сказал он.

Дуайт откашлялся.

— На подводной лодке слишком много смазки, мисс Дэвидсон, — пояснил он.

— Меня зовут Мойра.

— Хорошо, Мойра. Я думаю, лучше вам спуститься на «Скорпион» в комбинезоне. Боюсь, платье вы там перепачкаете.

Мойра взяла комбинезон, развернула.

— Полная перемена декораций, — заметила она. — А где мне можно переодеться?

— Я думаю, в моей личной каюте, — предложил Дуайт. — Там вас никто не побеспокоит.

— Надеюсь, хотя не так уж уверена. Я не забыла, что произошло на яхте. — Капитан рассмеялся. — Ладно, Дуайт, ведите меня в свою каюту. Надо же мне разок и на такое отважиться.

Дуайт отвел ее к себе в каюту и вернулся в гостиную ждать, пока она переоденется. В крохотной личной каюте капитана Мойра с любопытством огляделась. Прежде всего увидела фотографии, их было четыре. На всех молодая темноволосая женщина с двумя детьми: мальчику лет восемь-девять, девочка года на два младше. Один снимок был работой профессионального фотографа в хорошем ателье, остальные — увеличены с любительских снимков; на одном, похоже, пляж, вероятно берег озера. Мать с детьми сидят на трамплине для прыжков в воду. На другом — лужайка, возможно, перед жилищем Тауэрсов: на заднем плане видна часть белого деревянного дома и длинный автомобиль. Мойра стояла и с интересом разглядывала снимки; видимо, мать и дети были очень славные. Тяжело это, но по-другому сейчас не бывает. Что толку из-за этого мучиться.

Она переоделась, положила юбку с блузкой и сумочку на койку, скорчила гримасу своему отражению в маленьком зеркале и вышла в коридор на поиски хозяина. Он уже шел ей навстречу.

— Ну вот и я, — заявила Мойра. — Похожа на черта. Ваша подлодка должна быть великолепна, Дуайт, иначе этому маскараду нет оправдания.

Он со смехом взял ее под руку и повел.

— Конечно, моя лодка великолепна, — сказал он. — Лучшая в Соединенных Штатах. Теперь сюда.

Мойра чуть не сказала, что другой подлодки у Соединенных Штатов, наверно, вообще нет, но прикусила язык: незачем делать ему больно.

Дуайт провел ее по трапу на узкую палубу «Скорпиона», затем на мостик и принялся объяснять, как что устроено. Мойра мало что знала о кораблях и ровным счетом ничего о подводных лодках, но слушала внимательно и раза два удивила Тауэрса дельными, толковыми вопросами.

— Почему, когда вы погружаетесь, вода не льется в переговорную трубу? — спросила она.

— Поворачивается вот эта заглушка.

— А если вы забудете?

Он усмехнулся:

— Внизу, в машинном отделении есть еще одна.

Через узкий люк он спустился с нею в рубку. Некоторое время она в перископ осматривала гавань и сумела понять, что к чему, но как размещать балласт и избегать крена — это осталось для нее и загадочно и не слишком любопытно. С недоумением воззрилась она на хитроумные машины, зато с живейшим интересом осмотрела помещение, где спят и едят члены команды, а также камбуз.

— А как быть с запахом стряпни? — спросила она. — Как быть, когда у вас в подводном плаванье готовят капусту?

— Стараемся не готовить. Во всяком случае, не свежую капусту. Запах держится довольно долго. В конечном счете помогает освежитель, притом воздух сменяется, добавляется кислород. Часа через два уже почти не пахнет.

В своей крохотной каютке он предложил Мойре выпить чаю. Отпивая из чашки, она спросила:

— Вы уже получили приказ, Дуайт?

Он кивнул:

— Обходим Кэрнс, Порт-Морсби и Дарвин. Потом возвращаемся.

— Там ведь уже никого не осталось в живых, правда?

— Не уверен. Именно это нам и надо выяснить.

— И вы высадитесь на берег?

Он покачал головой:

— Не думаю. Все зависит от уровня радиации, но едва ли мы причалим. Может быть, даже не поднимемся на мостик. Если обстановка совсем скверная, наверно, останемся на перископной глубине. Потому-то мы и взяли на борт Джона Осборна: нам нужен человек, который по-настоящему понимает, насколько велик риск.

Мойра подняла брови.

— Но если даже нельзя выйти на палубу, откуда вам знать, есть ли на берегу кто-то живой?

— Можем позвать через громкоговоритель. Подойти как можно ближе к берегу и окликнуть.

— А услышите вы, если кто-нибудь отзовется?

— Не так ясно, как будем звать сами. Возле рупора мы укрепим микрофон, но чтобы услыхать, если кто закричит в ответ, надо подойти очень близко. Все же это лучше, чем ничего.

Мойра вскинула на него глаза.

— Дуайт, а бывал кто-нибудь раньше в тех местах, где сильная радиоактивность?

— Да, конечно. Это не так страшно, если вести себя разумно и не рисковать зря. Во время войны мы там довольно долго ходили — от Айва-Джаммы до Филиппин и потом на юг до острова Яп. Остаешься под водой и действуешь как обычно. Но, конечно, на палубу выходить не годится.

— Нет, я про последнее время. Был кто-нибудь в тех местах после того, как война кончилась?

Дуайт кивнул:

— «Меч-рыба», двойник нашего «Скорпиона», ходила в Северную Атлантику. С месяц назад она вернулась в Рио-де-Жанейро. Я ждал, что мне пришлют копию рапорта Джонни Дисмора — это капитан «Меч-рыбы», — но до сих пор ее не получил. В Южную Америку давно не ходил ни один корабль. Я просил, чтобы копню передали телетайпом, но радио загружено более срочными делами.

— А далеко зашла та лодка?

— Насколько я знаю, она описала полный круг, — сказал Тауэрс. — Обошла восточные штаты от Флориды до Мэна, углубилась в нью-йоркскую гавань до самого Гудзона, пока не наткнулась на рухнувший мост Джорджа Вашингтона. Прошла дальше, к Новому Лондону, к Галифаксу и Сент-Джону, потом пересекла Атлантический океан, вошла в Ла-Манш и даже в устье Темзы, но там далеко продвинуться не удалось. Потом они глянули на Брест и Лиссабон, но к этому времени уже кончались припасы и команда была в скверном состоянии, так что они вернулись в Рио. — Тауэрс помолчал. — Я пока не слыхал, сколько дней они шли под водой… а хотелось бы знать. Безусловно, они поставили новый рекорд.

— И нашли они хоть одного живого человека, Дуайт?

— Едва ли. Если б нашли, мы бы наверняка об этом услышали.

Мойра застывшим взглядом смотрела на узкий проход за занавеской, которая заменяла капитанской каюте стену, на сложную сеть труб и электрических кабелей.

— Можете вы себе представить, как это выглядит, Дуайт?

— Что именно?

— Все эти города, и поля, и фермы — и ни одного человека, ни единой живой души. Никого и ничего. У меня это просто в голове не укладывается.

— У меня тоже. Да я и не хочу себе это представить. По мне, лучше думать, что все выглядит как прежде.

— Ну а я ведь никогда в тех местах не бывала. Никогда не выезжала из Австралии, а теперь уже ничего другого и не увижу. Другие страны я знаю только по кино да по книгам… какие они были прежде. Наверно, уже никто никогда не снимет фильма о том, какие они теперь.

Дуайт покачал головой.

— Это невозможно. Насколько я понимаю, оператор бы не выжил. Думаю, о том, как теперь выглядит северное полушарие, знает один господь бог. — Он помолчал. — По-моему, это хорошо. Не хочется помнить, как кто-то выглядел после смерти, хочется помнить его живым. Вот так я предпочитаю думать о Нью-Йорке.

— Невообразимо. Не укладывается это у меня в голове, — повторила Мойра.

— И у меня тоже. По-настоящему не верится, просто не могу привыкнуть к этой мысли. Наверно, не хватает воображения. Но я и не хочу, чтоб хватило. Для меня все живо, все города, все уголки Штатов я вижу в точности такими, как прежде. И пускай они останутся такими до сентября.

— Ну конечно, — мягко сказала Мойра.

Он очнулся.

— Хотите еще чаю?

— Нет, спасибо.

Он снова вывел ее наверх; на мостике Мойра замешкалась, потирая ушибленную лодыжку, благодарно вдохнула морскую свежесть.

— Наверно, до черта противно внутри, когда подолгу не всплываешь, — сказала она. — Сколько времени вы пробудете под водой в этом рейсе?

— Недолго. Дней шесть, может быть, неделю.

— Должно быть, это ужасно вредно.

— Не физически, — возразил Дуайт. — Правда, недостает солнечного света. У нас есть пара ламп дневного света, но это совсем не то, что выйти наружу. Хуже всего погружение действует на психику. Иные люди — крепкие люди, в остальном вполне надежные — просто не могут долго оставаться под водой. Через какое-то время у всех сдают нервы. Нужен очень уравновешенный характер. Я бы сказал, невозмутимый.

Мойра кивнула — он сам в точности такой, подумалось ей.

— И вы все такие?

— Да, пожалуй. Во всяком случае, почти все.

— Смотрите в оба за Джоном Осборном, — предостерегла Мойра. — У него-то не очень спокойный нрав.

Дуайт посмотрел на нее с удивлением. Он прежде об этом не думал, в пробном походе ученый держался безукоризненно. Но после замечания Мойры капитан призадумался.

— Хорошо, непременно, — сказал он. — Спасибо за совет.

Они поднялись по трапу на «Сидней». В ангаре авианосца еще стояли самолеты, будто бабочки со сложенными крыльями; безмолвный корабль казался мертвым. Мойра приостановилась.

— Они уже никогда больше не полетят, правда?

— Думаю, не полетят.

— А хоть какие-нибудь самолеты еще летают?

— Я давно уже ни одного не видел в воздухе. Авиационного бензина осталось очень мало.

Молча, необычно притихшая, Мойра дошла с Тауэрсом до его каюты. Сбросила комбинезон, снова надела белую юбку и вышитую блузку — и воспрянула духом. Проклятые мрачные корабли, проклятая мрачная жизнь! Скорей бежать от всего этого, напиться, слушать музыку, танцевать! Перед зеркалом, перед фотографиями Дуайтовой жены и детей она ярко накрасила губы, нарумянила щеки, вернула блеск глазам. Вырваться из всего этого! Вон из этих стальных клепаных стен, вон отсюда сейчас же! Ей здесь не место. Скорее в мир романтических похождений, самообманов и двойных порций коньяка! Вон отсюда — обратно в свой, привычный мир!

С фотографий в рамках понимающе, одобрительно смотрела Шейрон.

В кают-компании навстречу гостье шел Тауэрс.

— Вы шикарно выглядите! — воскликнул он с восхищением.

Мойра коротко улыбнулась.

— Зато чувствую себя гнусно, — сказала она. — Уйдемте отсюда, хочу на свежий воздух. Пойдем в тот ресторан, выпьем, а потом поищем, где можно потанцевать.

— Как прикажете.

Он пошел переодеться в штатское, а Мойру оставил с Осборном.

— Выведи меня на взлетную палубу, Джон, — сказала Мойра. — Еще минута в этих железных коробках — и я начну визжать и кусаться.

— Я плохо знаю дорогу наверх, — признался Осборн. — Я ведь тут новичок.

Они набрели на крутой трап, ведущий наверх, к орудийной башне, опять спустились, побрели по длинному стальному коридору, спросили дорогу у встречного матроса и наконец поднялись в надстройку и вышли на палубу. На просторной, ничем не загроможденной взлетной палубе пригревало солнце, перед глазами синело море, дул свежий ветер.

— Слава богу, наконец-то я выбралась, — сказала Мойра.

— Как я понимаю, ты не поклонница флота, — заметил Осборн.

— А тебе здесь нравится?

Он немного подумал.

— Пожалуй, нравится. Будет довольно занятно.

— Смотреть в перископ на мертвецов. Я могла бы придумать более приятные-занятия.

Некоторое время шли молча.

— Важно знать, — сказал наконец Осборн. — Надо попытаться выяснить, что же произошло. Может быть, все обстоит не так, как мы думаем. Может быть, что-то поглощает радиоактивные элементы. Может быть, с периодом полураспада происходит что-то, о чем мы понятия не имеем. Даже если мы не откроем ничего хорошего, все-таки откроем что-нибудь новое. Не думаю, чтобы мы и вправду открыли что-то хорошее, обнадеживающее. Но все равно это забавно — узнавать.

— По-твоему, узнавать плохое — забавно?

— Убежден, — решительно сказал Осборн. — Иные игры забавны, даже если проигрываешь. Даже если знаешь, что проиграл, еще прежде, чем начнешь. Забавна сама игра.

— Престранное понятие об играх и забавах.

— Ты не хочешь смотреть правде в глаза, вот твоя беда, — сказал Осборн. — Что с нами случилось, то случилось, это непоправимо, а ты не хочешь с этим мириться. Но рано или поздно придется посмотреть правде в глаза.

— Ладно, — сердито сказала Мойра, — придется мне посмотреть правде в глаза. Если все, что ваша братия толкует, — верно, это будет в сентябре. Еще успею.

— Как угодно, — Джон Осборн усмехнулся. — Я не стал бы очень рассчитывать на сентябрь. Все может быть и на три месяца раньше или позже. Кто знает, возможно, нас прихватит уже в июне. А может быть, я еще успею поднести тебе подарок к Рождеству.

— Так вы ничего точно не знаете? — вскипела Мойра.

— Не знаем. Ничего подобного не бывало за всю историю человечества. — Физик чуть помолчал и неожиданно докончил: — А если б такое уже однажды случилось, мы бы сейчас об этом не беседовали.

— Скажи еще хоть слово, и я столкну тебя в воду.

Из надстройки вышел капитан Тауэрс, щеголеватый и подтянутый в синем костюме с двубортным пиджаком, и направился к ним.

— А я гадал, где вы оба, — заметил он.

— Извините, Дуайт, — сказала девушка. — Надо было вас предупредить. Мне захотелось на свежий воздух.

— Будьте осторожны, сэр, — сказал Осборн. — Она совсем рассвирепела. На вашем месте я держался бы подальше — неровен час она начнет кусаться.

— Он меня изводит, — пояснила Мойра. — Дразнит, как Альберт льва. Пойдемте отсюда, Дуайт.

— До завтра, сэр, — сказал физик. — В субботу и воскресенье я останусь на борту.

Дуайт с девушкой спустились с мостика внутрь. И когда шли по стальному коридору к трапу, Тауэрс спросил:

— Как же он вас дразнил, детка?

— По-всякому, — был туманный ответ. — Тыкал палкой мне в ухо. На поезд потом, Дуайт, сперва давайте выпьем. Мне станет получше.

Он повел ее все в тот же отель на главной улице. За выпивкой спросил:

— Сколько у нас сегодня времени в запасе?

— Последняя электричка отходит с Флиндерс-стрит в четверть двенадцатого. Мне надо на нее поспеть, Дуайт. Мама мне вовек не простит, если я проведу с вами ночь.

— Могу поверить. Но вы доедете до Бервика, а что дальше? Вас кто-нибудь встретит?

Мойра покачала головой.

— С утра мы оставили на станции велосипед. Если вы меня угостите, как надо, я, пожалуй, с него свалюсь, но он меня ждет. — Она допила двойную порцию коньяка. — Спросите мне еще, Дуайт.

— Только одну. А потом пойдем отсюда. Вы ведь обещали, что мы потанцуем.

— И потанцуем. Я заказала столик у Мэрайо. Я, когда пьяная, здорово топчусь.

— Я не хочу топтаться, — возразил Дуайт. — Я хочу танцевать.

Мойра взяла у него из рук стакан.

— Вы слишком многого требуете. Не тычьте больше мне палкой в ухо, это невыносимо. Да почти все мужчины вовсе и не умеют танцевать.

— И я не умею. Раньше в Штатах мы много танцевали. Но с начала войны я не танцевал ни разу.

— По-моему, вы очень скучно живете.

После второй порции коньяка Дуайту все же удалось увести ее из отеля, и уже в сумерках они пришли на станцию. Через полчаса приехали в город и вышли на улицу.

— Еще рановато, — сказала Мойра. — Давайте пройдемся.

Он взял ее под руку, чтобы уверенней вести сквозь субботнюю вечернюю толпу. Почти во всех витринах красовалось вдоволь всяких соблазнов, но лишь немногие магазины открыты. Рестораны и кафе набиты битком и явно процветают; бары закрыты, но на улицах полно пьяных. Кажется, в городе царит буйное, ничем не омраченное веселье, скорее в духе 1890 года, а отнюдь не 1963-го. На широких улицах никакого транспорта, кроме трамваев, и люди шагают прямо по мостовой. На углу Суонстон и Коллинз-стрит какой-то итальянец играет на большущем, безвкусно изукрашенном аккордеоне — и, надо сказать, играет отлично. И вокруг под эту музыку танцуют. Дуайт с Мойрой проходили мимо кинематографа «Королевский», перед ними, шатаясь, ковылял какой-то человек — и вдруг упал, продержался немного на четвереньках, потом, мертвецки пьяный, скатился в водосточную канаву. Никто не обратил на него внимания. Полицейский, что проходил по тротуару, приостановился, перевернул упавшего, небрежно осмотрел и зашагал дальше.

— Ну и веселье здесь вечером, — заметил Дуайт.

— Сейчас уже не так скверно, — ответила Мойра. — Сразу после войны было куда хуже.

— Знаю. По-моему, люди от этого устают. — И, немного помедлив, Тауэрс докончил: — Вот как я устал.

Мойра кивнула.

— И потом, сегодня суббота. В обычные вечера здесь тихо и мирно. Почти как до войны.

Они подошли к ресторану. Владелец встретил их приветливо, он хорошо знал Мойру: она бывала в его заведении по крайней мере раз в неделю, а то и чаще. Дуайт Тауэрс заходил сюда всего раз пять-шесть, он предпочитал свой клуб, но метрдотель знал, что это капитан американской подводной лодки. Поэтому обоим оказали достойный прием, отвели удобный столик в углу, подальше от оркестра; они заказали напитки и ужин.

— Очень славные здесь люди, — одобрительно сказал Дуайт. — Я ведь прихожу не так часто, и когда прихожу, трачу не так много.

— А я прихожу очень часто. — Мойра на минуту задумалась. — Знаете, вы очень везучий человек.

— Почему вы так считаете?

— У вас есть дело, вы все время заняты.

Раньше капитану Тауэрсу и в мысль не приходило, что он счастливчик.

— Да, верно, — медленно произнес он. — Мне и правда некогда болтаться зря и валять дурака.

— А мне есть когда. Больше мне нечем заняться.

— Вы что же, совсем не работаете? Никаких обязанностей?

— Никаких. Иногда гоняю по нашим полям вола с бороной, ворошу навоз. А больше делать нечего.

— По-моему, вам бы неплохо найти какую-то службу в городе.

— По-моему тоже, — не без язвительности ответила Мойра. — Но это совсем не так просто. Перед самой войной я получила диплом с отличием в нашей лавочке, моя специальность — история.

— В лавочке?

— В университете. Потом думала выучиться машинописи и стенографии. Но какой смысл потратить на это год? Я бы не успела закончить курс. А если бы и закончила, никакой работы не найдешь.

— Вы хотите сказать, что деловая жизнь сходит на нет?

Мойра кивнула.

— Очень многие мои подруги остались не у дел. Предприниматели и коммерсанты не работают, как прежде, и им не нужны секретари. Половина папиных друзей раньше где-нибудь да служила, а теперь они просто не ходят в свои конторы. Сидят у себя дома, вроде как вышли в отставку. Понимаете, масса учреждений и предприятий позакрывались.

— Пожалуй, в этом есть смысл, — заметил Дуайт. — Если у человека хватает денег на жизнь, он имеет право последние месяцы прожить, как пожелает.

— И девушка тоже имеет на это право, — сказала Мойра. — Даже если, чем гонять на ферме вола и раскидывать по полю навоз, она пожелает заняться совсем другими делами.

— А работы нет никакой?

— Я ничего не могла найти. Хотя очень старалась. Но понимаете, я даже на машинке печатать не умею.

— Можете научиться, — сказал Дуайт. — Можете поступить на те курсы, вы же собирались.

— А какой смысл? Ведь я не успею закончить и не смогу применить свои знания на практике.

— Но у вас будет занятие. Вместо двойных порций коньяка.

— Все равно чем, лишь бы заняться? — переспросила Мойра. — Отвратительно.

Она беспокойно барабанила пальцами по столику.

— Это лучше, чем пить лишь бы пить, — возразил Тауэрс. — Не болит голова с похмелья.

— Закажите мне еще двойную порцию, Дуайт, — с досадой сказала Мойра. — А потом посмотрим, умеете ли вы танцевать.

Ощущая что-то вроде жалости, он повел ее танцевать. До чего же она сейчас уязвима. Поглощенный своими заботами и обязанностями, он как-то ни разу не подумал, что и у тех, кто молод и не успел обзавестись семьей, теперь хватает огорчений и разочарований. Надо постараться, чтобы она приятно провела вечер, решил он и заговорил о фильмах и мюзиклах, которые они оба видели, об общих знакомых.

— Холмсы чудаки, — сказала между прочим Мойра. — Мэри просто помешана на своем саде. Они сняли эту квартиру на три года, и она собирается осенью посеять всякую всячину, которая взойдет только на следующий год.

Дуайт улыбнулся.

— По-моему, очень правильная мысль. Мало ли, что может быть. — И опять перевел разговор на — не столь опасную тему: — Видели вы в «Плазе» фильм Дэнни Кея?

Яхты и парусные гонки — темы совсем безопасные, поговорили и об этом. Под конец ужина немного развлеклись эстрадным представлением, потом опять танцевали. А потом Мойра объявила:

— Я — Золушка. Нельзя опоздать на поезд, Дуайт.

Она прошла в гардеробную, а Дуайт уплатил по счету и встретил ее в дверях. Улицы уже обезлюдели; музыка утихла, рестораны и кафе закрылись. Оставались только пьяные — шатаясь, бесцельно бродили взад-вперед или сваливались замертво и засыпали прямо на тротуарах. Мойра сморщила нос:

— Не понимаю, почему это не прекратят. До войны такого не бывало.

— Задача не из легких, — задумчиво сказал Дуайт. — И на лодке опять и опять с этим сталкиваешься. Я считаю, на берегу каждый вправе делать что хочет, лишь бы не мешал другим. В такое время, как сейчас, многие просто не могут без спиртного. — Он оглядел полицейского на углу. — Видно, и ваши полицейские того же мнения, по крайней мере здесь, в городе. Я еще ни разу не видел, чтобы пьяного забрали, а уж если — так не за то, что напился.

Прощаясь на станции. Мойра поблагодарила его и пожелала спокойной ночи.

— Чудный был вечерок, — сказала она. — И весь день тоже. Спасибо вам за все, Дуайт.

— Мне тоже было очень приятно, Мойра, — ответил он. — Я уже сто лет не танцевал.

— А танцуете совсем не плохо, — заметила Мойра. Потом спросила: — Вы уже знаете, когда надо будет идти на север?

Он покачал головой:

— Пока не знаю. Как раз перед тем, как мы сошли на берег, мне передали, что в понедельник утром мне и капитан-лейтенанту Холмсу надо явиться к адмиралу Хартмену. Думаю, тогда мы получим все распоряжения и, возможно, уже днем отчалим.

— Желаю удачи, — сказала Мойра. — Вы мне позвоните, когда вернетесь в Уильямстаун?

— Ну конечно. С удовольствием. Может быть, мы опять пройдемся на яхте или поужинаем и потанцуем, как сегодня.

— Вот будет весело! А теперь надо бежать, не то мой поезд уйдет. Еще раз до свиданья и спасибо за все.

— Сегодня было очень весело, — сказал Дуайт. — До свиданья.

Он стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась в толпе. Сзади, в легком летнем платье, она немного напоминает Шейрон — или, может быть, он уже забывает и путает? Нет, и правда немного напоминает Шейрон — почти такая же походка. А больше ничего общего. Быть может, оттого она ему и нравится — самую малость чем-то напоминает жену.

Он круто повернулся и пошел к поезду на Уильямстаун.

Наутро он отправился в Уильямстаунскую церковь — если только позволяли обстоятельства, он никогда не пропускал воскресную службу. А в понедельник в десять утра они с Питером Холмсом были уже в приемной главнокомандующего военно-морскими силами вице-адмирала Дэвида Хартмена.

— Он сию минуту вас примет, сэр, — сказал секретарь. — Насколько мне известно, он поедет с вами обоими в резиденцию правительства.

— Вот как?

Лейтенант кивнул.

— Он распорядился подать машину. — Тут зажужжал зуммер, молодой человек скрылся в кабинете и тотчас вышел. — Заходите, пожалуйста.

Они прошли в кабинет. Вице-адмирал поднялся им навстречу.

— Доброе утро, капитан Тауэрс. Доброе утро, Холмс. Премьер-министр хочет поговорить с вами перед вашим походом, так что сейчас мы к нему отправимся. Но сначала я хочу вручить вам вот это. — Он повернулся и взял со стола объемистую пачку отпечатанных на машинке листов. — Это доклад командира американской подводной лодки «Меч-рыба» о его походе из Рио-де-Жанейро в Северную Атлантику. — Он подал машинописные листы Дуайту. — Очень жаль, что это получено с таким запозданием, но радиостанции Южной Америки чрезвычайно загружены, а доклад очень длинный. Возьмите его с собой и почитайте на досуге.

Американец взял пачку, с любопытством полистал.

— Это будет для нас драгоценным подспорьем, сэр. Есть тут что-нибудь такое, что повлияет на план операции?

— Не думаю. Он обнаружил высокую радиоактивность — атмосферную радиоактивность — на всем обследованном пространстве, на севере, естественно, больше, чем на юге. Погрузился он… давайте-ка посмотрим… — Вице-адмирал взял у Дуайта бумаги, быстро перевернул несколько страниц. — Погрузился на втором градусе южной широты, возле Парнаибы и весь рейс шел с погружением; когда возвращался, всплыл опять на поверхность только на пятом градусе южной широты вблизи Сан-Роке.

— Сколько же времени он оставался под водой, сэр?

— Тридцать два дня.

— Наверно, это рекорд.

Вице-адмирал кивнул:

— Как будто так. Кажется, где-то он об этом упоминает. — Он отдал Тауэрсу бумаги. — Так вот, возьмите это и внимательно прочитайте. Получите представление об обстановке на севере. Кстати, если вы захотите сами с ним связаться, он направился на «Меч-рыбе» в Уругвай. Сейчас он в Монтевидео.

— А в Рио становится опасно, сэр? — спросил Питер.

— Да, это надвигается все ближе.

Они вышли из кабинета, во дворе ждал электробус. Он бесшумно покатил по пустынным городским улицам на обсаженную деревьями Коллинз-стрит, к зданию правительства. Через несколько минут они уже сидели вокруг стола в обществе премьер-министра Австралии Доналда Ритчи.

— Я хотел увидеть вас до вашего отплытия, капитан, — сказал премьер, — хочу сказать несколько слов о цели вашего рейса и пожелать удачи. Я ознакомился с планом операции, мне почти нечего добавить. Вы направляетесь к Кэрнсу, Порт-Морсби и Дарвину и доложите о том, какова там обстановка. Разумеется, особенно интересно выяснить, уцелела ли там хоть какая-то жизнь, будь то люди или животные. И сохранилась ли растительность. И морские птицы, если вам удастся что-нибудь о них узнать.

— Это, думаю, будет нелегко, сэр, — заметил Дуайт.

— Да, я тоже так полагаю. Во всяком случае, насколько мне известно, с вами отправляется ученый из НОНПИ.

— Да, сэр, мистер Осборн.

Премьер-министр привычно провел рукой по лицу.

— Так вот. Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности. Более того, я запрещаю вам рисковать. Мне нужно, чтобы-вы вернулись, сохранив лодку в целости и команду в добром здоровье. Будьте осторожны, когда решаете, выйти ли вам самому на палубу, всплыть ли лодке, следуйте советам вашего научного консультанта. Вот рамки, которыми вы ограничены, в этих пределах нам нужны все сведения, какие только можно получить. Если позволит уровень радиации, неплохо бы выйти на берег и осмотреть города. Но едва ли это возможно.

Вице-адмирал покачал головой.

— Сильно сомневаюсь. Думаю, когда вы достигнете двадцать второго градуса южной широты, вам уже надо будет погрузиться.

Американец быстро прикинул:

— Это южнее Таунсвила.

— Да, — медленно произнес премьер. — Да. В Таунсвиле еще есть живые люди. Вам категорически запрещается туда заходить, разве что военно-морское ведомство особым приказом изменит план операции. — Он поднял голову и посмотрел американцу в глаза. — Вам это может показаться жестокостью, капитан. Но вы ничем не в силах им помочь, а дать им увидеть вашу лодку значит только пробудить напрасные надежды. И кроме всего прочего, обстановка в Таунсвиле нам известна. У нас еще есть с ними телеграфная связь.

— Я понимаю, сэр.

— И последнее, о чем я должен вас предупредить. Вам категорически запрещается во время рейса брать кого бы то ни было на борт, разве только вы получите на это особое разрешение по радио от Адмиралтейства. Я уверен, вы понимаете, насколько важно, чтобы ни вы, ни члены вашей команды ни в коем случае не соприкасались с человеком, подвергшимся облучению. Вам все ясно?

— Все ясно, сэр.

Премьер-министр поднялся.

— Итак, удачи вам всем. Буду ждать новой встречи с вами через две недели, капитан Тауэрс.